Генерал в Белом доме

29 декабря 1950 г. Даллес произнес речь, в которой ставил вопрос о необходимости скорейшей реставрации капиталистических порядков в странах Восточной Европы. Подстрекательский характер этой речи был настолько очевиден, что Даллесу пришлось публично оправдываться. «Я не имел в виду «освобождение» (народов Восточной Европы. – Р. И.)»[522], – писал он 15 января 1951 г.

Эйзенхауэр также развивал тему «освобождения». Игнорируя элементарные факторы этнографического, географического и прочего характера, он зачислял половину Европы в свою кровную родню.

Прошло сорок с лишним лет, не столь уж значительный срок во всемирной истории, и предложение Эйзенхауэра о возможности «освобождения» прибалтийских и восточноевропейских государств оправдалось. Это делает честь его политическому предвидению. Но в реальной ситуации конца 1952 г., когда прошло всего семь лет после окончания Великой Отечественной войны, стоившей огромных жертв советскому народу, ставить вопрос о территориальных претензиях к СССР, о замене политического строя в восточноевропейских странах – союзниках СССР значило вызвать резко негативную реакцию всего военно-политического блока, противостоявшего США и другим капиталистическим странам.

Народы Запада и Востока несли огромные издержки «холодной войны», которая в Корее уже переросла в настоящую войну. В этих условиях политический курс Эйзенхауэра угрожал вызвать новую, еще более серьезную военно-политическую дестабилизацию мирового масштаба.

И естественно, что заявления Эйзенхауэра об «освобождении» прибалтийских и восточноевропейских государств вызвали очень болезненную реакцию в советском блоке и большую настороженность на Западе.

Выступление кандидата республиканцев породило серьезную тревогу в Англии, Франции, в других странах, связанных с США союзными обязательствами по НАТО. Французская «Монд» писала: «Речь генерала Эйзенхауэра подтвердила опасения многих европейцев… Она вызывает тревогу». «Странная речь», – заявляла английская газета «Дейли миррор». Корреспондент английской газеты «Дейли экспресс» сообщал из Нью-Йорка, что речь Айка вызвала озабоченность среди американских избирателей[523]. Пришлось на ходу перестраиваться. Теперь в его выступлениях все чаще звучали обещания искать пути к мирному разрешению спорных вопросов, если его изберут президентом.

К политике Эйзенхауэр относился как к штабному искусству: он считал, что и там, и здесь необходима максимальная точность. Во время избирательной кампании 1952 г. Джон Фостер Даллес заявил в одной из своих речей, что Соединенные Штаты «используют все возможности», чтобы добиться освобождения (от коммунизма стран Восточной Европы. – Р. И.). В тот же вечер Айк позвонил ему по телефону и сказал, что считает необходимым поставить между «используют» и «возможности» слово «мирные». Амброуз с полным основанием отмечает, что тем не менее «ударение оставалось на освобождении»[524].

Внешнеполитические проблемы занимали особенно важное место в избирательной кампании Эйзенхауэра. Ричард Никсон писал об этом 13 мая 1952 г. Даллесу: «Я думаю, что конструктивная критика (справа. – Р. И.) американской внешней политики – самый главный момент избирательной кампании»[525].

В ходе борьбы за Белый дом Эйзенхауэр высказал и немало трезвых суждений по вопросам международного положения. Он признавал, в частности, что не видит никаких шансов выиграть третью мировую войну. «Россию, Сибирь и Китай, – говорил Айк, – оккупировать нельзя. Америка не сможет заполнить вакуум, который могли бы оставить коммунисты в случае своего отступления». Он очень скептически отзывался об эффективности военной помощи Соединенным Штатам со стороны Западной Европы в случае начала войны. Не видя перспектив на победу в будущей мировой войне, он заявлял, что подумывает о разделе мира на сферы влияния[526].

Эйзенхауэр был профессиональным военным и понимал, какие катастрофические последствия имела бы новая мировая война. Выступая 4 сентября 1952 г. в Филадельфии, он говорил: «Только поражение, понесенное в современной войне, может быть более ужасным, чем одержанная в ней победа. Единственный путь к победе в третьей мировой войне – это ее предотвращение»[527].

Война в Корее была самой жгучей внешнеполитической проблемой США. Вполне понятно, что в ходе избирательной кампании 1952 г. корейский вопрос оказался в центре внимания Эйзенхауэра.

Корея, как и Япония, занимала особое место в планах американской экспансии в Азии. Потерпев тяжелое поражение в Китае, американский империализм удержал свои позиции только на Тайване. Используя силы чанкайшистов и свое «военное присутствие» на этом острове, США получили возможность оказывать постоянное военное давление на КНР с юга. Оккупируя Японию, США держали мощный бронированный кулак на ближайших подступах к северо-восточным районам Китая и к Советскому Союзу.

Резкое обострение «холодной войны» порождало тенденцию к эскалации внешнеполитической напряженности. Джон Фостер Даллес в доверительном письме своему брату Аллену, крупному разведчику, будущему руководителю ЦРУ США, писал 4 августа 1949 г.: «Я полагаю, что «холодная война» – одна из разновидностей настоящих войн»[528].

Руководители внешней политики западных держав считали, что «холодная война» является «долгосрочной программой». Еще в сентябре 1946 г. Даллес, который уже в то время был кем-то вроде министра иностранных дел оппозиционной республиканской партии, писал сенатору Артуру Ванденбергу, одному из авторитетных лидеров республиканцев: «Я считаю, что американский народ должен пересмотреть свои воззрения о мире и осознать, что мы находимся и много лет будем находиться в состоянии войны, мировой по масштабам, социальной и политической по своему характеру»[529].

Экономическая и политическая нестабильность в США, бурное развитие мирового революционного процесса явились важнейшими факторами, усиливавшими экспансионистскую направленность американской внешней политики. Этот внешнеполитический курс получил название политики «сдерживания коммунизма».

И тогда, и позднее американский экспансионистский внешнеполитический курс подвергался резкой критике, в том числе и в самих Соединенных Штатах. В январе 1976 г. мне довелось присутствовать в Университете в Новом Орлеане (штат Луизиана) на лекции известного американского историка Генри Стил Коммаджера, посвященной 200-летию США. Маститый профессор говорил: «США возникли в пламени революционной войны за независимость 1775—1783 гг. Но за 200 лет, прошедших с тех пор, мы столь резко эволюционизировали вправо, что за 30 лет, прошедших после окончания второй мировой войны, мы выступили против всех революций, которые произошли в мире».

К началу избирательной кампании 1952 г. этот экспансионистский курс США на внешнеполитической арене уже нашел свое достаточно убедительное проявление. И это не могло не наложить отпечаток на избирательную кампанию Дуайта Эйзенхауэра. Для американских избирателей корейский вопрос имел первостепенное значение, так как фронт в Корее держали в основном американские войска и гибли за океаном главным образом американские солдаты и офицеры, а не их союзники по НАТО.

СССР снабжал корейскую Народную армию и китайских добровольцев оружием, боеприпасами, транспортными средствами, продовольствием, медикаментами. В Корее находились советские военные советники.

По просьбе правительства КНР в северо-восточные провинции Китая было переброшено несколько советских авиационных дивизий. Опытные советские летчики приняли участие в отражении американских воздушных налетов на территорию КНР. Советская авиация надежна прикрыла Северо-Восток Китая от этих налетов. На случай ухудшения обстановки СССР готовился направить в Корею пять дивизий для оказания КНДР вооруженной помощи. При этом он продолжал оказывать КНДР и КНР всю необходимую политическую поддержку[530].

Война в Корее подтвердила опасность политики «холодной войны». В условиях американского участия в войне в Корее оккупация Японии вооруженными силами США представляла серьезную угрозу и дальневосточным границам СССР. Балансирование на грани войны было чревато серьезнейшими осложнениями международного характера.

Тайвань и Япония имели важное стратегическое значение. Однако их ценность как опорных пунктов американской внешней политики ограничивалась тем, что на всем огромном Азиатском континенте США сохраняли только один небольшой плацдарм – Южную Корею. Захват территории КНДР не только расширил бы этот плацдарм, но и дал бы США непосредственный выход к сухопутным границам КНР и СССР. Этим определялись стратегические военно-политические цели империалистических кругов в корейской войне. Для США она была попыткой взять реванш за поражение в Китае, прощупать прочность границ социалистических стран, нанести удар по национально-освободительному движению в Азии.

В США написано огромное количество работ о корейской войне. Историки самых различных школ и направлений и сегодня оживленно комментируют вопросы о том, как началась война в Корее, кто несет за нее ответственность, кто первым открыл огонь на демаркационной линии между двумя корейскими государствами.

Бесспорным историческим фактом является то, что советские войска, выполнив свою освободительную миссию, были выведены с территории КНДР. К 1 января 1949 г. последние советские солдаты покинули территорию Корейского полуострова. США отказались последовать примеру СССР и продолжали форсированно наращивать свою военную мощь в этом районе. Важной вехой на пути милитаризации Южной Кореи стало корейско-американское военное соглашение, заключенное в августе 1948 г.

Если бы вслед за советскими из Кореи были выведены и американские войска, вряд ли произошла бы война, столь резко нарушившая военно-политическую стабильность в мировом масштабе.

В первые же дни войны в Корее США оккупировали Тайвань, усилили свои гарнизоны на Филиппинах, увеличили военную помощь Франции для ведения «грязной войны» во Вьетнаме. Они же взяли на себя основную тяжесть ведения корейской войны.

Все это свидетельствовало о том, что «холодная война» переросла в открытый вооруженный конфликт с четко обозначившейся тенденцией к перерастанию в мировую катастрофу. Характерно, что, создавая опасный прецедент, президент Трумэн даже не информировал конгресс США о вступлении страны в войну!

Наиболее дальновидные американские политические деятели понимали катастрофическую опасность подобных прецедентов. Уже упоминавшийся мною сенатор Ванденберг еще 11 сентября 1944 г. в письме к Джону Фостеру Даллесу подчеркивал важное значение консультаций президента с конгрессом накануне объявления страны в состоянии войны[531]. В телеграмме на имя Даллеса от 2 мая 1949 г. Ванденберг вновь обращал внимание на то, что в подобной ситуации «президенту необходимо настоятельно посоветовать обратиться к конгрессу для срочной консультации»[532].

К моменту начала избирательной кампании США в Корее зашли в тупик, из которого, казалось, не было выхода. Военное решение проблемы было уже невозможно. Для политического же ее решения, очевидно, была необходима смена американского руководства на высшем уровне.

Уже в первой речи в Абилине 4 июня 1952 г., начиная свою избирательную кампанию, Эйзенхауэр говорил, что «политическое здоровье (нации. – Р. И.) будет находиться под угрозой, если какая-либо партия с помощью каких бы то ни было средств навсегда или на слишком продолжительное время узурпирует власть»[533]. Эйзенхауэр имел в виду в первую очередь внешнеполитические ошибки администрации Трумэна.

События в Корее были одним из самых убедительных свидетельств недальновидного внешнеполитического курса руководителей США. 6 июня 1952 г., отвечая на вопросы о внешней политике США, Эйзенхауэр сказал:

«Самым большим недостатком американской внешней политики является то, что ее вообще не существует»[534].

Это заявление было гиперболой. США имели, конечно, свой внешнеполитический курс, но их внешняя политика не давала тех результатов, на которые рассчитывали ее теоретики и практики. С этой точки зрения Эйзенхауэр был прав, критикуя внешнюю политику демократов.

К началу избирательной кампании Айк пришел с убеждением, что необходимо искать выход из военного и политического тупика в Корее. Но это заключение он сделал только после того, как были испробованы и не дали результатов все попытки решения корейской проблемы силой оружия. На раннем этапе войны в Корее генерал был убежденным сторонником использования любых военных средств для достижения победы. Выступая 20 июня 1950 г. на пресс-конференции в Сан-Франциско, он заявлял, что, если этого потребуют обстоятельства, американские вооруженные силы должны действовать против корейской Народной армии и севернее 38-й параллели. Отвечая на вопрос о возможности применения в корейской войне атомной бомбы, Эйзенхауэр сказал, что если американские военачальники сочтут необходимым использовать ее против стратегических объектов, не уничтожая при этом большого числа людей, то представляется допустимым применение и такого оружия.

По сообщению агентства Юнайтед Пресс из Вашингтона от 11 марта 1951 г., генерал, выступая на закрытом заседании сенатских комиссий по иностранным делам и по делам вооруженных сил, с оговоркой, что речь идет об оборонительной войне, все же категорически заявил: «Если я буду считать, что выгода на моей стороне, я немедленно применю ее… (атомную бомбу. – Р. И.)»[535].

Приведенные выступления свидетельствовали о воинственных устремлениях республиканского кандидата в президенты. Но приходилось считаться и с реальным положением дел. В своих предвыборных выступлениях Эйзенхауэр все чаще вынужден был возвращаться к вопросу о необходимости переговоров для поиска путей выхода из корейского тупика.

7 июня 1952 г., отвечая на вопрос, считает ли он целесообразной встречу со Сталиным для мирного урегулирования конфликта в Корее, кандидат в президенты ответил, что не уверен в правильности такого пути разрешения проблемы. Если бы он считал, что такая встреча полезна, то поехал бы в любое место и сделал бы все, чтобы обеспечить мир и безопасность.

В своей фундаментальной работе «Дипломатия» Генри Киссинджер писал: «…В декабре 1952 года Сталин объявил, что готов встретиться с новоизбранным президентом Дуайтом Д. Эйзенхауэром. С предложением о подобной встрече в верхах он никогда не обращался ни к Рузвельту, ни к Трумэну или к Черчиллю, каждого из которых Сталин своими маневрами заставлял сделать первый шаг»[536].

Советско-американское противоборство составляло основу мировой политики, и понятно почему в ходе своей избирательной кампании Эйзенхауэр уделял этой проблеме первостепенное внимание.

Роль Сталина в решении всех вопросов в Советском Союзе, в том числе и внешнеполитических, была огромна. И естественно, что, когда в ходе избирательной кампании 1952 г. Эйзенхауэр коснулся в своих выступлениях проблемы его возможной встречи с советским руководителем, это не могло не вызвать комментариев со стороны советского посольства в США и Министерства иностранных дел СССР. По поводу соответствующих заявлений Эйзенхауэра, сделанных в июне и в ноябре 1952 г., сотрудник отдела США МИД СССР В. Базыкин писал Я. А. Малику: «Учитывая, что эти заявления Эйзенхауэра были сделаны им в период избирательной кампании с целью расположить к себе избирателей, и принимая во внимание, что Эйзенхауэр подверг в них сомнению целесообразность встречи с товарищем Сталиным, по мнению Отдела США, нам не следует ничего предпринимать до тех пор, пока не станет ясно, как поведет себя Эйзенхауэр в этом вопросе после того, как его избрали президентом»[537].

Очевидно в Москве посчитали, что новый президент США вел себя плохо и, насколько можно судить по архивным документам МИД СССР, каких-либо практических попыток к организации советско-американской встречи на высшем уровне с советской стороны не последовало вплоть до 1959 г., когда состоялся визит Н. С. Хрущева в США.

В разгар избирательной кампании 1952 г. в США в Советском Союзе произошло крупное событие – в октябре 1952 г. состоялся XIX съезд партии. В этом же месяце была опубликована работа И. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР».

Съезды партии в СССР всегда определяли важнейшие направления внутренней и внешней политики страны, и естественно, что за их работой пристально следили в зарубежных странах.

Посольство СССР в США внимательно наблюдало за реакцией американского руководства и общественности страны на работу XIX съезда партии. Не осталась без внимания в США и брошюра Сталина, в которой были исследованы стратегические проблемы развития экономики Советского Союза.

12 января 1953 г. в политическом отчете посольства СССР в США за IV квартал 1952 г., подписанном послом Г. Зарубиным, отмечалось: «Американские правящие круги встретили работу товарища Сталина («Экономические проблемы социализма в СССР». – Р. И.) и его речь на съезде (XIX. – Р. И.) с явной тревогой. Это нашло свое наглядное выражение в адресованных «союзникам» США призывах Эйзенхауэра, Ачесона… и других, а также в призывах многих органов американской печати «сохранять единство любой ценой» и не допускать ослабления темпов перевооружения перед лицом «угрозы мирного политического и экономического наступления» со стороны Советского Союза»[538].

В отчете отмечалось: «Комментируя речь Эйзенхауэра от 16 октября, которая рекламировалась как американский ответ на работу товарища Сталина, корреспондент Харш писал, что «самым суровым фактом» является то, что «ни один достойный уважения западный экономист не был в состоянии наметить практический путь, при котором экономика Западной Европы смогла бы вновь быть жизнеспособной без возобновления торговли с Восточной Европой, или практический путь, при котором Япония могла бы освободиться от своей нынешней зависимости от Соединенных Штатов без возобновления своей прежней торговли с Китаем»[539].

22 августа Эйзенхауэр высказался за локализацию корейского конфликта, против нападения на КНР. Кандидат республиканцев заявил, что нападение на КНР втянуло бы США в новую войну, несравненно более трудную, чем война в Корее. Генерал, как и многие лидеры республиканцев, сознавал, что война в Корее связывает силы США на Дальнем Востоке, следовательно, затрудняет перевооружение НАТО.

Эйзенхауэр был достаточно трезвомыслящим военным и политическим деятелем, чтобы понять угрозу цепной внешнеполитической реакции, которую таил в себе курс на расширение корейского конфликта. Советский Союз и КНР были связаны союзным договором. В этих условиях нападение на КНР явилось бы внешнеполитической авантюрой, катастрофические последствия которой для Соединенных Штатов были очевидны.

Война в Корее доказала бесперспективность попыток решения спорных проблем в Азии силой оружия и привела к дискредитации внешней политики США в глазах азиатских народов. Надо было не только искать решение корейской проблемы, но и вырабатывать долгосрочный курс американской неоколониалистской политики. 1 октября 1952 г. Эйзенхауэр заявил, что основную тяжесть войны в Корее должны нести сами южнокорейцы, а не американцы. «Мы не хотим, – говорил будущий президент, – чтобы Азия рассматривала белого человека с Запада как своего врага. Если там должна вестись война, то пусть это будет война азиатов против азиатов при нашей поддержке той стороны, которая отстаивает дело свободы»[540].

Это был курс на то, чтобы, реализуя американские внешнеполитические планы, воевать чужими руками.

Избирательная кампания приближалась к своему финишу, и, учитывая реальную политическую ситуацию, Эйзенхауэр все в большей степени заострял внимание на самом больном для миллионов избирателей вопросе. Он все определеннее высказывался за необходимость мирного урегулирования войны в Корее. 29 октября кандидат в президенты заявил, что Америка не должна навсегда увязнуть в корейской ловушке, где она сражается со вспомогательным отрядом подлинного врага.

Очевидно, Эйзенхауэр имел в виду, что корейский народ, боровшийся за свою свободу и независимость, получал эффективную помощь со стороны всех социалистических стран, и в первую очередь со стороны Советского Союза. На победу в такой войне Соединенные Штаты действительно не имели никаких реальных перспектив.

3 ноября Эйзенхауэр назвал дело мира самым «драгоценным сокровищем в глазах свободных людей». Он подчеркнул, что «первой задачей нового правительства будет ликвидация этого трагического конфликта (в Корее. – Р.И.), который проникает во все американские дома и таит в себе угрозу третьей мировой войны»[541].

Подобные заявления Эйзенхауэра были откровенно рассчитаны на то, чтобы завоевать голоса избирателей, противопоставив бесперспективной политике Трумэна в корейском вопросе новый политический курс на мирное его урегулирование.

30 сентября 1950 г. Трумэн объявил, что рассматривается вопрос о нанесении атомного удара в Корее. Заявление президента не было шантажом. Концепция «превентивной войны», «первого атомного удара» лежала в основе внешней политики США. Один из крупнейших американских авторитетов по внешнеполитическим вопросам Джордж Кеннан, бывший в свое время послом США в СССР и Югославии, заявлял тогда: «Мы основываем нашу оборонительную структуру на атомном оружии и намереваемся первыми использовать его».

Заявление Трумэна о возможности использования атомного оружия в Корее было одной из первых попыток перевести концепцию о преимуществах «первого атомного удара» из области теоретических рассуждений в сферу непосредственной политики. Однако это заявление вызвало такую мощную волну возмущения американской и международной общественности, что Белому дому пришлось в спешном порядке ретироваться.

Несмотря на разгул маккартизма, в США росло антивоенное движение, которое особенно усилилось после избрания Эйзенхауэра президентом США. На Белый дом обрушился целый поток писем и петиций, в которых американцы решительно требовали от нового президента выполнения его предвыборных обещаний о прекращении войны в Корее. В одном из обращений к Эйзенхауэру говорилось: «Подумайте о тех страданиях и несчастьях, которые вызвала война в Корее. Уверен, что, если бы наши собственные дети переносили все эти невзгоды, мы стремились бы к прекращению этой воины»[542].

Корейская война не принесла лавров армии США. Еще 29 июня 1949 г. Даллес писал в одном конфиденциальном документе: «Американская внешняя политика в Азии потерпела банкротство»[543]. Война в Корее поставила эту политику на грань катастрофы. Несмотря на прямое участие в войне американских вооруженных сил, Народная армия КНДР, умело взаимодействуя с партизанскими отрядами, быстро продвигалась на юг. К началу сентября была освобождена почти вся территория Южной Кореи. Остатки войск противника с трудом удерживали только небольшой участок суши в районе Пусана. Генерал Дуглас Макартур, стоявший во главе американского «объединенного командования», руководившего боевыми действиями «войск ООН» в Корее, писал 4 ноября 1950 г. Дуайту Эйзенхауэру: «Я никогда еще не встречал более бесстрашных солдат, более решительного, упорного и боеспособного противника. Это первоклассные бойцы…»[544].

Угроза полного военного разгрома заставила правительство США бросить в Корею мощные подкрепления. Добившись перелома в ходе военных действий, войска под командованием Макартура вторглись на территорию КНДР и все ближе подходили к границам КНР и СССР. Начались массированные налеты авиации США на северо-восточные районы Китая. Все чаще американские военные самолеты вторгались и в советское воздушное пространство.

Социалистические страны единым фронтом выступили в поддержку КНДР. С каждым месяцем возрастала всемерная экономическая и военная помощь СССР. По договоренности между социалистическими странами увеличивалось число китайских народных добровольцев, которые в ноябре 1950 г. пришли на помощь вооруженным силам КНДР и корейскому народу. СССР и другие социалистические страны оказывали большую дипломатическую и морально-политическую поддержку КНДР, многое делали для мобилизации международной общественности на борьбу за прекращение войны.

Героическая борьба корейского народа, поддержанная Советским Союзом и странами социалистического содружества, дала свои результаты. Положение на фронте коренным образом изменилось. «Войска ООН» и Южной Кореи неудержимо покатились к югу. К середине декабря территория КНДР была освобождена. Стало очевидным, что война принимает затяжной и совершенно бесперспективный для США характер. Макартур решительно потребовал начать атомные бомбардировки КНР и осуществить совместно с чанкайшистами десантные операции на материк. Одновременно генерал выступил с резкой публичной критикой политики президента Трумэна. 11 апреля 1951 г. президент снял Макартура с поста командующего в Корее.

Многие считали, что главной причиной отставки Макартура явились бонапартистские замашки 70-летнего генерала-ветерана, не желавшего выполнять безграмотные указания полковника запаса Трумэна. Очевидно, их напряженные личные отношения сыграли свою роль в отставке Макартура, но решающее значение имели тяжелые поражения вооруженных сил США в Корее. Генералу пришлось в конце своей длительной военной карьеры сыграть неприглядную роль козла отпущения, расплачивающегося за провалы американской внешней политики. При решении вопроса о его судьбе сыграли свою роль и серьезные опасения влиятельных кругов США, что зарвавшийся главнокомандующий спровоцирует войну с СССР и КНР с применением атомного оружия со всеми вытекающими отсюда непоправимыми последствиями.

После возвращения в США Макартур выступил в сенате, где он предложил фактически свой вариант войны против КНР. Опыт войны в Корее, по-видимому, заставил американский генералитет, чей голос, конечно, оказался решающим в данном случае, более трезво взглянуть на вещи. Генерал Брэдли подвел итог: стратегия Макартура вовлечет США «не в ту войну, не в том месте, не в то время и не с тем врагом»[545].

Тем временем положение на фронте стабилизировалось. Военные действия местного значения велись вдоль 38-й параллели, разделявшей КНДР и Южную Корею. Перед США встала сложная проблема: как прекратить практически проигранную войну и одновременно избежать капитуляции, «сохранить престиж». Скорейшее окончание войны было тем более необходимо, что США потерпели в Корее не только военное, но и политическое поражение. Пожалуй, именно здесь, в Корее, американские союзники впервые отплатили США «черной неблагодарностью» за многомиллиардные субсидии по «плану Маршалла», за те немалые усилия, которые США предприняли в первые послевоенные годы для экономической и политической стабилизации капиталистической Европы и Японии.

Американские расчеты строились на том, что в случае начала войны по первому же приказу из Вашингтона союзники США поставят необходимое «пушечное мясо». Политика США предусматривала, что американские союзники направят на фронт полки и дивизии, а Соединенные Штаты будут играть роль главного арсенала и, конечно, мозгового треста военных союзов.

Жизнь внесла в эти планы свои, нежелательные для Вашингтона, коррективы. Союзники, несмотря на все давление Белого дома, не спешили посылать своих солдат в Корею. Американцам на протяжении всей войны пришлось нести ее основные военно-экономические и морально-политические издержки. От этих тяжелых перегрузок могла рухнуть вся американская внешнеполитическая система. 30 декабря 1950 г. Эйзенхауэр не без оснований писал министру обороны Фрэнку Пейсу, что «Америка не настолько сильна, чтобы тащить на себе весь мир»[546].

Баланс усилий западных союзников по войне в Корее свидетельствовал о том, что основная тяжесть ведения этой непопулярной войны действительно пришлась на США. Гарри Баллис, вернувшись из поездки на Тайвань, куда он ездил в качестве руководителя группы, занимавшейся вопросами обеспечения «взаимной безопасности», 1 апреля 1953 г. докладывал президенту Эйзенхауэру»: «В настоящее время, после двух лет и девяти месяцев безысходной войны в Корее, мы полностью остановлены северокорейцами и китайскими коммунистами». По подсчетам Баллиса, США направили в Корею 350 тыс. военнослужащих, Южная Корея – более 400 тыс. человек, а остальные 17 участников этой военной авантюры – всего 35 тыс. человек. «Американский народ, – писал Баллис, – спрашивает и не только наше правительство, но также ООН и всех членов этой организации, когда будут предприняты эффективные меры в Корее, чтобы прекратить эту бесперспективную войну»[547].

23 июня 1951 г. представитель СССР в ООН внес предложение о мирном урегулировании в Корее. Эта инициатива имела очень важное значение. Она указывала выход из тупика корейской войны, создавала реальную перспективу мирного урегулирования конфликта.

Роль СССР в мирном разрешении корейского конфликта была огромна. 19 июня 1952 г. Эйзенхауэр говорил: «Я пришел к выводу, что корейская проблема не может быть полностью разрешена до тех пор, пока мы не достигнем с Россией необходимого взаимопонимания по важнейшим вопросам»[548].

10 июля 1951 г., оказавшись в военно-политическом тупике, под сильным давлением мировой и американской общественности, США вынуждены были начать переговоры о перемирии в Корее.

Переговоры имели столь же затяжной и тяжелый характер, как и сама корейская война. К моменту начала избирательной кампании 1952 г. они практически не дали никакого результата.