Шлюп был обнаружен с помощью мощной оптики стоящим на лугу в окружении многочисленных человеческих фигурок. Людей было больше, чем послали с корабля.

И вот тут осторожность капитана звездолета сыграла положительную роль во всей этой истории. Вместо того чтобы послать вниз боевой десантный бот с командой, он решил сначала запустить сигнальную ракету…

А в это время внизу троих геологов окружили местные крестьяне, и, наведя на них свои М-16, первым делом спросили, не имеют ли пришельцы какого-либо знакомства с м-ром Моррисоном? Узнав, что пришельцы знают только м-ра Хаггарда, а м-р Моррисон, по их мнению, — собака и подлый разбойник, крестьяне тут же накормили гостей отборной клубникой и напоили добрым элем.

На вопрос геологов, нет ли здесь у них поблизости радиостанции, чтобы связаться с кораблем, им ответили, что на всей планете нет не то что радиостанции, но и даже простейшего персонального компьютера.

Тут в самый раз над их головой взорвалась фонтаном искр сигнальная ракета. Поняв, что их видят с корабля, гости быстро развели костер и при помощи куртки и телеграфного кода просигналили о том, что с ними случилось, и о том, что на поверхности планеты не работает ни одно электронное устройство.

Все остальное было делом техники. За три дня на звездолете сварганили родного брата легендарного «Шаттла», и второй пилот экспедиции благополучно совершил три челночных полета на Викторию.

Что происходило на планете потом, и каковы были ее отношения с ХДК, можно не рассказывать, так как это и так ясно — отношения были торговыми.

Правда в правлении ХДК моделировалась возможность захвата планеты с последующей ее эксплуатацией, но это оказалось экономически невыгодно. Решено было с Викторией просто торговать, а для сохранения монополии в ее окрестностях были созданы военные базы фирмы. С согласия Виктории, настроенной резко отрицательно против МДК, эта зона была официально объявлена запретной: ХДК разъяснили всем, что там проводятся ядерно-гравитационные эксперименты.

Вот вам и ответ на вопрос, почему м-р Хаггард так уважает представителей планеты Виктория и не уважает собственное здоровье.

Теперь расскажем Вам, почему эти представители так любят посещать музеи Вооруженных Сил.

Еще во время первого контакта ХДК с аборигенами на базовый корабль были доставлены первые алмазы и тут же исследованы.

Во-первых, это оказались, как ни странно, на самом деле алмазы, но со странной, не поддающейся анализу структурой. Стоило нанести им в любом месте механическое повреждение, как живой камень тут же умирал.

Во-вторых, они не дублировались.

В то время это было сенсацией! Но факты — упрямая вещь: стоило включить дубликатор, как в обеих камерах оказывались два мутных технических алмаза, которым грош цена!

В-третьих, в контейнере с образцом викторианской почвы эти кристаллы умирали точно через трое суток.

Действенен был лишь один способ сохранить их — носить на себе. И в скором времени все члены экипажа стали похожи на герцога Бэкингема, но у того было двенадцать подвязок, часть из которых была на кремниевой основе. Нашим же ребятам приходилось таскать на себе до трех килограммов чистейшего углерода! Богатенькие аборигены с удовольствием меняли свои сокровища на предметы роскоши — иголки, нитки, топоры, зеркала, ткани и другие колониальные товары.

Но к их глубокому сожалению, этот весьма для них выгодный обмен (бриллианты/бижутерия — 2/1) скоро закончился. Дело в том, что члены экипажа уже не могли найти на своем теле свободного места, где можно было пристроить очередной неповторимый камушек.

И, даже несмотря на эпохальное изобретение, позволившее сохранить их в два раза больше, чем мог носить на себе среднестатистический индивид (один комплект носится, другой сутки лежит, и наоборот), все равно удовлетворить спрос населения планеты (1,3 млн. человек) на предметы повседневного обихода не представлялось возможным, даже при существующих льготных ценах (2/1).

(Кстати, впоследствии это было одной из причин для поддержания отношений с Моррисоном в сфере торговли живым товаром.)

ХДК закупало на корню всех пленников у пиратов. Но прежде чем их перепродать славным Вооруженным Силам, они следовали этапом через Викторию, где, предварительно связав им руки (чтобы не могли щупать), завязав глаза (чтобы не могли видеть) и заткнув носы (чтобы, естественно, не могли нюхать, так как у некоторых был изумительный нюх на деньги), их использовали как средство доставки брильянтов населению.

Вторым, не менее значительным достижением экспедиции было исследование механизма локализации электронных устройств на поверхности планеты. Было установлено, что при частоте выше 25 Гц начинает нарушаться временной континуум (получивший название «рваное время»). Частота временных провалов имела случайный характер и распространялась в область до 750 ГГц.

Короче, ни одно электронное устройство, работающее с частотой выше 20 Гц, не могло там функционировать: путались команды в компьютерах, скакала частота генераторов и только постоянный ток по-прежнему тек в нужном ему направлении (при повсеместной сплошной фильтрации от помех).

Исследования действия «рваного времени» на человека показали, что никакого существенного вреда оно не причиняет. Наоборот — действует тонизирующе и стимулирующе на все органы чувств и жизненные функции. При длительном же воздействии у организма вырабатывается защитный механизм стабилизации временных провалов, дополнительно выполняющий роль мощного стимулятора всех жизненных процессов.

Все, кто пробыли на Виктории в течение недели, в придачу к бриллиантам приобрели значительное омоложение организма со стабильным улучшением его технических характеристик. Реакция и выносливость счастливчиков достигали уровня, характерного для суперменов. Это открыло перед ХДК счастливую возможность организовать на Виктории фешенебельный курорт и учебный центр по подготовке звездных пилотов. Правда, их пришлось организовывать в горах, чтобы никто не мог случайно найти «бриллиант с планеты Оз» и раскрыть тайну.

Курорт организовали оригинальным образом.

В рекламных проспектах говорилось о тайном учении горных племен диких и загадочных аборигенов и, в том же роде, другая разная чушь.

Бригаду отдыхающих высаживали в начале маршрута — у тайной туристской тропы. Там их встречал соответственно экипированный шаман-проводник, вел через горы и ущелья к тайному святилищу Великого бога «Пру».

Уже само путешествие, свежий воздух и прекрасные горные пейзажи действовали благотворно на жирных обывателей, возжелавших молодеть.

В конце же путешествия туристов ждала мрачная пещера, напичканная всякими ужасами и украшенная огромной статуей Великого Бога в ореоле святого и исцеляющего сияния (художники и пиротехники в ХДК не страдали отсутствием профессионализма).

Внутри пещеры разворачивалось таинство с последующей безобидной оргией не без налета мистицизма. Ритуал заканчивался поцелуем большого пальца левой (для женщин) и правой (для их противоположностей) ноги Бога «Пру».

Потом все засыпали от избытка впечатлений и причастия местной безалкогольной тростниковой водкой (применяемые ХДК снотворные средства строго патентованы и не токсичны), а просыпались уже на борту Трансгалактического лайнера, и тут начинал срабатывать приобретенный на планете механизм торможения негативных процессов в организме.

Курорт процветал…

По «случайному» совпадению Великий бог «Пру» лицом очень походил на Джона Основателя, и новая религия, становящаяся модной, своими святыми атрибутами подсознательно укрепляла симпатии народа к ХДК.

А с открытием на планете Учебного центра предполетной подготовки в распоряжении фирмы появились самые лучшие пилоты Галактики. Это была весьма далеко идущая акция.

Недаром же в свое время красные это сразу раскусили и за огромные уступки в обоюдоострой торговле выбили у Хаггарда договор о совместном обучении своих красногрудых соколов с орлами Хаггарда.

ХДК пошло на совместное обучение неспроста. Это дало повод тупому Моррисону быть категорически против, чтобы его железные парни в процессе обучения общались с коммунистами, получая шанс заболеть красной заразой.

Ни один человек Моррисона никогда не был на Виктории (чего, в конце концов, добивался Хаггард)! Вернее, ни один из них не ушел оттуда живым!

Правда ХДК пришлось пережить довольно крупный скандал по этому поводу: не удалось, в частности, избежать нападок и лично на Хаггарда-отца. Но в семье Хаггардов никто никогда серьезно не верил, что им придется когда-нибудь воевать с красными. А вот что схватка с Моррисоном все-таки состоится, никогда не забывали. И, как показали последующие события мировой истории, они были на сто процентов правы!

И те же боевые красные военлеты внесли немалую лепту в отражение внеземной агрессии, направленной против всего человечества!

Появление товара, не поддающегося дублированию, навело экспертов ХДК на плодотворную мысль — при существующей дешевизне жизни требуется продукция, выпущенная в одном экземпляре и не подлежащая дублированию. Перечень товаров индивидуального владения был разработан довольно быстро и с учетом конъюнктуры рынка. А вот с технической реализацией идеи пришлось повозиться.

После долгих исследований и экспериментов был найден состав, который при дублировании менял свою структуру, и теперь на товар, выпущенный в единственном числе (выпускалось всегда два экземпляра: один шел на продажу, а другой — в хранилища фирмы, и в случае уничтожения первого не происходила утеря образца, как правило, уникального и ручной работы), наносили многослойный лейбл ХДК, который невозможно было подделать (подделать можно, конечно, все, но и отличить подделку так же легко).

Покупателю давалась гарантия, что, если он обнаружит еще точно такой же предмет как приобретенный, фирма выплачивает ему штраф в размере в несколько раз превышающем первоначальную стоимость этого предмета.

Сам же владелец мог сколько угодно дублировать свою собственность, при этом уничтожался знак ХДК, и последний уже никакой ответственности за товар не нес.

В номенклатуру таких товаров входило, в частности, старинное оружие. А как Вы уже знаете, на планете Виктория жители имели к нему большую слабость.

Наиболее ценные образцы такого оружия находились в Музее Вооруженных Сил, и ни один представитель Виктории не мог миновать его с несбыточной надеждой, что ему ни с того, ни с сего продадут что-нибудь такое.

Вот Вам и ответ на второй вопрос: почему эти двое викторианцев не пьют с «девочками» в кабаке «лимонад», а ходят сдуру по музеям.

— М-р Хаггард, познакомьтесь — м-р Смит и м-р Полонски, — представила гостей смотрительница музея.

«Ха! Опять моя бывшая секретарша!» — подумал м-р Хаггард, протягивая руку викторианцам.

Тут же ожил информатор в его правом ухе.

«Значит этот здоровый бугай с бакенбардами есть нынешний председатель Совета старейшин, а тот маленький и лысый — казначей Виктории. Ну и рожи! Самодовольные, с крестьянской родословной хитрецой. Ну, Хаггард, держись!»

Смит протянул свою мозолистую лапищу и пророкотал громовым басом:

— Мы очень рады, наконец, познакомиться с Вами, м-р Хаггард!

Маленький и круглый Полонски закивал головой в знак согласия и засуетился, как будто при снятии остатков в его — надо думать — толстой мошне.

В подтверждение и в ознаменование и, возможно, для увековечения этого эпохального события, Смит так крепко сжал его руку, что м-р Хаггард чуть было не взвыл. Стараясь удержать на лице непринужденную радушную улыбку, он в отместку что было мочи сжал руку м-ра Полонски. Тот запрыгал и закудахтал, что немного компенсировало почти явное увечье, причиненное м-ру Хаггарду звероподобным Смитом.

Обменявшись таким образом дружескими рукопожатиями, они начали медленно двигаться по залам музея, поведя непринужденную беседу.

— Мы здесь уже полтора часа, — гудел Смит своим басом на весь музей, как Иерихонская труба, — но так всего и не рассмотрели как следует. Дочка говорит, что здесь десять тысяч экспонатов, а мы неизвестно когда здесь еще будем — хотелось бы все увидеть.

М-р Хаггард понял, что Смит называет дочкой его бывшую секретаршу. Стало быть, Смит в некоторой мере ему теперь тесть. Но на Смита невозможно было обижаться. Все его «вульгарите» сполна компенсировались подкупающим добродушием и простотой этого — на данном этапе — фактического правителя планеты. М-ру Хаггарду грех было не знать, что для ХДК эта «неизвестная» Виктория была, как говаривали в старину, золотым дном. Ее правителю можно было без ущерба для собственного самолюбия простить крестьянские мозоли на руках и даже запах чеснока изо рта!

Остановившись у допотопного танка, Смит любовно погладил его броню.

— Вот они, родимые, спасли нас от Моррисона. На наше счастье, они оказались десантными с прямоточными реактивными двигателями. И электроники на них почти не оказалось! Ведь их везли на продажу в какую-то галактическую глушь. А то бы на нашей родной планете они и не сдвинулись бы с места!

— Страшного, я думаю, ничего не произошло бы, ведь у вас были безотказные автоматы и гранатометы, — поддержал его м-р Хаггард, с удовольствием разглядывая на лицевой броне танка фирменный знак ХДК, — Как вам они понравились после модернизации?

— Изумительные получились машины, особенно радует гладкоствольная шестидюймовка с автоматическим заряжанием! Вот бы получить еще приборы ночного видения с лазерными прицелами, — можно было бы принимать моррисоновских бандитов хоть каждый день!

— Но только до обеда! — добавил казначей, поглаживая свой «маленький» животик.

Все дружно засмеялись.

— Дорогой м-р Смит! Моррисон и так к вам не сунется, ведь вокруг Виктории постоянно патрулируют наши крейсера, на подходах расставлены космические мины. С лазерными же прицелами вам пока придется обождать.

— Да, кстати, как продвигается исследование «рваного времени»? — спросил Полонски, изобразив на лице кровную заинтересованность и жажду естествоиспытателя, несмотря на то, что ХДК за эти исследования платила Виктории кругленькие суммы!

— Двигаются, но очень медленно. Мы идем двумя путями — пытаемся найти экранировку от временного хаоса и — параллельно — стремимся выяснить его природу. И если в первом деле мы не испытываем почти никаких проблем, кроме финансовых и отсутствия конечного результата, то во втором — у нас связаны руки. На поверхности вашей планеты не работает ни один прибор или датчик. Все измерения приходится проводить орбитальными комплексами, и нет никакой гарантии, что данные, полученные ими, достоверны. От вашей «кормилицы» можно ожидать любого подвоха. Так что — основная надежда на наших теоретиков, может, моделирование все-таки принесет результаты.

— Результаты деятельности ХДК мы реально ощущаем ежедневно, — м-р Смит вдруг мгновенно преобразился из рубахи-парня в респектабельного джентльмена, — Десять лет назад наши граждане почитали за счастье иметь в личном пользовании велосипед, дельтаплан и швейную машинку. А теперь общины борются за первоочередное право прокладки к своей деревне метрополитена, — таких успехов достигла техника ХДК на поприще внедрения постоянного тока в наш переменный хаос!

— Действительно, жизнь стала намного легче, — подал голос почетный естествоиспытатель (и, я бы сказал, «естествонакопитель»), - Раньше, бывало, только начнешь сводить концы с концами в финансовом отчете, тут же у тебя лучина кончается или печь чадить начнет. А сейчас красота, сервис и благодать — лампочка ХДК на все сто свечей сияет, электрокамин жаром пышет, а на электроплите сало шкворчит! На улицу выйдешь — душа не нарадуется! Куда не глянешь, везде солнечные батареи блестят и переливаются. А в небе мой внучек парит на своем электродельтаплане!

М-р Полонски от переполнявшего его восторга замолчал, мечтательно уставившись в потолок, — как раз туда, где был подвешен палубный перехватчик с полным боекомплектом на внешних подвесках, м-р Смит дружески обнял казначея и увлек за собой в следующий зал, где м-р Хаггард ознакомил их с коллекцией уникальных боевых мечей.

Если бы в эту комнату — если, конечно, можно назвать комнатой тот огромный зал — попал каким-нибудь волшебным образом Зигфрид или же Аттила, то их отсюда без подарка можно было бы выпроводить только на тот свет. Так что же говорить о том восхищении и восторге, которые охватили викторианцев при виде всевозможных «булатов» и «кладенцов»!

— М-р Хаггард! Смилуйтесь, продайте хотя бы один, самый простой, мечик! — взмолился м-р Смит, став похожим на большого ребенка, попавшего в большой игрушечный магазин.

В подтверждение искренности своей просьбы он так сильно сдавил могучей рукой нежное горло своего казначея, что тот поддержал достоверность и актуальность приобретения оного жалобным предсмертным писком.

— Обычно мы категорически отказываем кому бы то ни было в подобных просьбах, — важно сказал м-р Хаггард, а гости замерли, ожидая получить: один — обманутые иллюзии, а другой, как следствие несбывшегося, — путевку в небытие.

— Но для вас мы делаем исключение!

— Ура! — заорал «крошка» Смит, а м-р Полонски захрипел в предсмертных конвульсиях.

— Только вы знаете, сколько стоит такая уникальная недублируемая вещь? — м-р Хаггард с интересом разглядывал побелевшего дергающегося финансиста, про себя отсчитывая заклинание рефери: «уан, ту, фри…».

— Сколько бы не стоило, мы согласны! — и, разжав руку, Смит взял кулькообразного м-ра Полонски за грудки и нежно спросил: — Билли, согласись, что мы даже и не надеялись на такое счастье.

— Да, я на все согласен! — прошептал заново рожденный Билли, готовый расстаться с двухгодовым доходом своей планеты, обретя зато возможность дышать.

— Какой же вы хотите приобрести экспонат?

— Билли, ты у нас платишь — ты и выбирай!

— Вон тот! — не глядя ткнул рукой в сторону смотрительницы Полонски.

Та быстро подбежала к стене и сняла один из двуручных «тесаков». М-р Смит взял его нежно, как ребенка, и, закатив глаза, прижавшись к лезвию щекой, что-то замурлыкал.

М-р Полонски — ему в такт — никак не мог откашляться.

— Мы его, родимого, повесим в зале заседания старейшин! Для устрашения врагов!

— В честь нашего знакомства я приглашаю Вас, м-р Смит, и Вас, м-р Полонски, ко мне в гости! У моего сына сегодня именины, и я думаю, что мы сумеем неплохо отдохнуть за парой-другой рюмашек!

Прошу вас следовать за мной, но хочу вас предупредить, что в гостях у меня из стратегических соображений будет находиться этот негодяй Моррисон…

— Я его зарублю! — вскричал м-р Смит и со свистом рассек мечом воздух.

— И опозорите меня на всю Вселенную!

— Что же тогда нам делать? Может, нам не стоит ехать?

— Конечно, надо ехать. Но только никому не говорите, кто вы такие, и отнеситесь к этому кровопийце Моррисону равнодушно. Вы увидите зато своего врага в лицо. Это еще больше укрепит в вас справедливую ненависть к этому бандиту. Только не удивляйтесь, друзья, что мне придется с ним быть любезным. Поверьте, если бы не обстоятельства, вынуждающие меня придерживаться норм приличия, я бы давно его собственноручно удавил!

На подлете к своей вилле м-р Хаггард попросил пилота сделать круг над ней, чтобы увидеть результаты труда декораторов, но оных он не заметил, как ни вглядывался вниз.

Зато, к своему удивлению, Хаггард обнаружил совершенно незнакомый и достаточно идиллический пейзаж, расстилающийся вокруг его построенной в стиле ампир виллы.

Еще сегодня утром, улетая с Томми на экскурсию, он любовался девственной лесной чащобой, в которой он так любил побродить со своим верным «Зауэром» (хотя автору больше нравится «Франкот») и еще более верным спаниелем Джэрри (а я больше обожаю маленьких комнатных собачек, вроде моей московской сторожевой по кличке Полкан!).

Теперь же внизу раскинулись полые холмы с аккуратно подстриженной травой и небольшими дубовыми рощами, а на месте его любимой тихой и кристально чистой речушки, протекавшей у самого дома, появилось овальное озеро. В нем плавало что-то очень похожее на предмет модного шлягера из популярного мюзикла Пита Чайковски (кто забыл, напоминаю: «Па-па-па-па, па-ра-ра, папа»).

При виде этого искультуренного ландшафта рука м-ра Хаггарда стала тянуться за безотказным «Зауэром», но разум ему подсказал, что стрелять в лебедей нельзя, даже если они и белые.

В принципе, лебедей надо было бы прикормить хлебными крошками, что м-р Хаггард обязательно бы сделал, будь у него карманы. Но, к сожалению, в то время они были не в моде, уступив место очень удобным в пользовании заплечным мешкам.

«Да, ребята потрудились на славу! — подумал м-р Хаггард, подсчитывая в уме, во что обошлась ему эта перестановка декораций, — Гравитационное вскрытие и перенос более ста квадратных километров земли, глубиной среза не менее чем сто метров. Ну, я им покажу!» — и рявкнул водителю:

— Управляющего имением мне на связь, немедленно!

— Управляющий Дженкинс Вас слушает, сэр!

— Что же ты, сукин сын, это учудил! Где теперь мой любимый Волчий лог? Где моя любимая сосна, я тебя спрашиваю, а?

— На расстоянии 250 миль на северо-восток, в целости и сохранности, сэр!

— Чтоб завтра же, как только я проснусь, все было на своем месте! И если хоть один муравей из моего любимого муравейника пропадет или же заблудится в незнакомой местности, я из тебя, старый ты огарок, лангет сделаю! Понял?

— Не извольте беспокоиться, сэр. У нас ничего не пропадет, все разложено по полочкам, все оприходовано, каждый муравей со всеми сопровождающими его букашками сосчитан, каждая иголочка на вашей любимой сосне уложена аккуратненько одна к другой и ватой проложена, чтоб, не дай бог, не отсырела. Сохраним все, до единого зернышка, сэр!

— Ты что, скотина, издеваешься?

— Зря Вы меня ругаете, м-р Хаггард. Завтра все будет на прежнем месте, даже не заметите, как возвернем. Мы так все аккуратно перенесли, что даже волчица Клара, когда щенилась, ничего не заметила, так что не сумлевайтесь, сэр!

— Как, уже ощенилась?

— Да! Четыре мальчика и две девочки! Только у одной сучки на груди белое пятно, ну прямо как у вашего Джерри! Вот вернется с охоты Бэк, я и не знаю, что будет. А Вы как думаете, сэр?

— Я думаю, что твоему Бэку поменьше бы следовало шляться к моей Диане, а то в последнем помете у всех щенков через две недели ушки стали торчком, это-то у чистопородной афганской борзой!

— Христом Богом и двенадцатью апостолами клянусь, я в это время на больничном был! Радикулит у меня, сэр!

— Да? А я знаю прекрасное средство от него!

— Какое, сэр?

— Берется больной радикулитом, заголяется ему то место; где тот изволит гнездиться. У вас, кстати, где болит?

— Поясница, сэр!

— Вот, заголяется поясница, и нежно кладется болезный на ближайший большой муравейник! Вы не знаете, где здесь ближайший муравейник, Дженкинс?

— Я уже Вам сообщал, 250 миль на северо-восток, сэр! — обиделся управляющий и мрачно засопел.

— Ну-ну, я пошутил, не будем ссориться! — м-р Хаггард примирительно улыбнулся, — Это, кстати, старое народное средство!

— Я уже один раз воспользовался старым проверенным средством, рецепт которого вычитал в подсунутой вами книжице, сэр!

— Каким же?

— Мочой молодого поросенка! — Дженкинс начал сопеть, — Надо мной до сих пор даже куры смеются. И Вы вот тоже смеетесь надо мной, сэр!

— Ну уж это точно ты загнул, Дженкинс, — м-р Хаггард снисходительно улыбнулся, — Куры не умеют смеяться, они только квохчут!

«Смит Вессон», пардон, Полонски, открыв рот, слушал и этот диалог, и никак не мог взять в толк, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор.

Наконец, решив, что ссора зашла слишком далеко, и, желая внести хоть какую-нибудь лепту в столь важный вопрос, старина Смит скромно и ненавязчиво изрек:

— А у нас в деревне радикулит лечат коровьим маслом!

Все внимательно посмотрели на него — м-р Хаггард восторженно-одобрительно, а Дженкинс осуждающе-недоверчиво, да так, что тот засмущался и покраснел, как рак перед пивом.

Положение спас верный друг — его кореш и товарищ Полонский:

— А у нас есть один дед, который тоже страдает энтой заразой. Так он мажет себе спину сметаной и кличет своего цепного кобеля Тарзана, а тот слижет всю сметану подчистую, а вместе с ней всю дедову болезнь, да так, что у старого как у молодого спина начинает стоять. Вот!

— А что, неплохая идея! — м-р Хаггард не обманулся в своих ожиданиях по поводу разносторонней житейской компетенции м-ра Полонски, — Давай Дженкинс, намажем тебя всего сметаной и покличем Клару с Бэком. Они тебя сразу вылечат от всех болезней!

— Да ну вас! — махнул рукой управляющий, давно уже привыкший к шуткам м-ра Хаггарда, — Вас уже все заждались, сэр!

— Так начинайте! — сказал м-р Хаггард. Пилот повел аэрокар на посадку к лужайке перед домом.

…Стоял август месяц, и Лето начинало сдавать вахту своей более степенной товарке — Осени.

Увядание начинало чувствоваться во всем: в запахе трав, в желтизне отдельных листьев, в самом воздухе. Он стал неуловимо густым и ленивым, пропитанным медовым духом зрелой и сытой природы.

Эти признаки близкой осени были еще почти незаметны для глаза. Все так же, как вчера, зеленела трава, и так же стрекотал в поле кузнечик. Но все-таки что-то неуловимо и безвозвратно изменилось. Какая-то легкая грусть легла на эти спокойные и плавные изгибы полых холмов, грусть о невозможности сохранить без изменений это чудесное время была неизъяснима, хотелось плакать от счастья. В авторской душе, такой грубой и зачерствелой, просыпался поэт, который еще более жаждал заплакать от бессилия охватить и впитать в себя эту благодать:

Пройти широким полем,

Колосья раздвигая,

Подставив спину жарким солнечным лучам,

И пить, ладонями черпая

Воду холодного ручья,

Блаженно лечь на траву,

Душою отдыхая,

Взяв на ладонь живого муравья…

…Кстати, насчет «душою отдыхая».

М-р Хаггард категорически высказал пожелание по проведению праздника: чтобы все было выдержано в пастельных тонах, и если никак нельзя обойтись без шумных развлечений (Размечтался! Дети — и без шума!), то пусть это будут веселые и безобидные детские игры, и боже упаси что-либо похожее на «хэви-металл» обед с балетной викториной!

Гости уже в полном составе (см. выше «ретро»-карнавал) расположились на открытой лужайке. Скорее это был склон большого холма, на вершине которого стоял загородный дом Хаггардов, а у подножия его лежало давешнее озеро, возле которого резвились дети.

Они играли на причале лодочной станции, стилизованной под речной вокзал. От него только что отшвартовался старинный пароход с двумя большими гребными колесами. Труба дымила вовсю, колеса поднимали тучу брызг, искрившихся в лучах клонившегося к закату солнца. На капитане был белый китель и огромная фуражка с золотым крабом-кокардой. Боцман свистел в дудку, матросы бегали по палубам, как обезьяны, на верхней палубе дамы с зонтиками и веерами степенно беседовали со своими кавалерами, которые не выпускали изо рта… нет, не трубки и гаванские сигары, а самые настоящие, первосортные… леденцы на палочке!

Та часть публики, которой не хватило билетов на этот рейс, каталась вокруг парохода на увешанных гирляндами разноцветных лодках. А между лодками, как угорелый, носился сам виновник торжества — Томми на своем подводном глиссере, поднимая высокую волну и ныряя время от времени.

Лодки качались, публика радостно визжала, пароход басовито гудел, а капитан, естественно, отдавал всем честь.

Одним словом, детишки веселились вовсю и не мешали отдыхать взрослым, а те лениво потягивали коктейли, вели непринужденные светские беседы о всяких пустяках, некоторые сидели кто за легкими столиками в креслах-качалках, а кто — прямо на траве, а один старый генерал, расстегнув свой китель, прилег маленько вздремнуть под ласковым солнцем.

М-р Хаггард присоединился к центральной группе гостей, перецеловав гирлянду ручек (миссис Хаггард, миссис Моррисон, миссис Пэтрофф и другие не менее достойные особы) и пожав руки их спутникам (себе, как сопровождающему миссис Хаггард, он пожал руку мысленно).

— Какой сегодня прекрасный вечер, друзья! — воскликнул он, будто бы не содержал у себя на службе ораву синоптиков и не имел никакого понятия о моделировании климата, — Как я рад вас здесь всех видеть! А где же наши милые дети?

— По-моему, они решили устроить Трафальгарскую битву, — ответила ему миссис Хаггард, — Наш именинник, того и гляди, протаранит дредноут под командованием адмирала Пэтроффа-младшего.

— Вряд ли, — возразил ей отец «адмирала», — С таким боцманом, как сын м-ра Моррисона, и с такой бравой командой они сами кого хочешь возьмут на абордаж!

«Это точно, — подумал м-р Хаггард, — У этой милой семейки подрастает на нашу голову вылитый — в папашу — Билли Бонс. Эва как лихо раздает он подзатыльники направо и налево. Его счастье, что капитан „вне его компетенции“! А то бы Ваня быстро ему накостылял: сразу и за Цусиму, и за Порт-Артур, и за Курилы с Южным Сахалином!»

— Чем сегодня Вы нас порадуете, м-р Хаггард? — мило улыбнулась ему миссис Моррисон, — В этом пикнике есть также что-то от «ретро»?!

— Вы можете мне не поверить, но я не знаю программы вечера, — не моргнув глазом, соврал м-р Хаггард. Он прекрасно знал, что представление должно быть грандиозным в пику шабашу Моррисона, — По-моему, никакой программы и не предвидится. Давайте просто отдыхать, благо денек выдался неплохой, и будем надеяться, что коктейли не иссякнут.

Приглашение было, разумеется, излишним — гости и так развлекались, кто во что горазд: одни уселись и расписали пульку на встроенном в барный столик дисплее, другие затеяли игру на объемном гравитационном биллиарде. Дамы же мило судачили, наблюдая за играми мужчин, комментируя их удачи и промахи.