Слева сидел Чингисхан.

Облачен он был в Шапку Мономаха и неплохую соболью шубу, из-под которой виднелся расшитый парчой и изумрудами кафтан с огромным, уникальной работы, серебряным крестом на груди.

Следующим сидел Иоанн IV по кличке «Грозный».

Но так как всю свою грозную царскую амуницию он одолжил Тимурчину, то вид у него был довольно легкомысленный. Этому способствовали оставшиеся на нем сатиновые семейные трусы, голубая майка не первой свежести и клетчатый носовой платок с четырьмя узелками на краях, одетый на царственную голову.

В отличие от первого Чингисида, жевавшего «гамму», Иоанн держал в руке эскимо и с чувством кушал его.

Далее сидел товарищ Сталин.

М-р Хаггард узнал его по усам и трубке. Но френч и галифе на нем были почему-то черного цвета и с гестаповскими регалиями.

Рядом с ним восседал Адик Шилькгрубер, более известный по партийной кличке — Гитлер. Тот в пику Йосику был в косоворотке, шароварах, красных сафьяновых сапогах и с тульской гармошкой.

Потом шел то ли Мао, то ли Пол-Пот. М-р Хаггард решил, что, скорее всего, это был и тот, и другой одновременно (все-таки это сон, а во сне все может быть).

На голове у него (них) была бескозырка с надписью «Гвардейский Ледокол Ленин Брежнев», на теле рваная тельняшка с пулеметными лентами крест-накрест и вареные штаны на босу ногу, из многочисленных карманов которых торчали наганы, гранаты и цитатники.

Шестой член инквизиционной комиссии имел много имен: себя он именовал Лучезарным, Луноподобным или, по крайней мере, на худой случай, Лучшим в мире. В народе его звали запанибратски Тухлым Лу, официально же он был известен как последний Тиран цивилизации из созвездия Геркулеса.

Цивилизация та была кошмарная, построенная на людоедстве и членовредительстве. Когда она сама себя уничтожила, то на помощь к ней не пришел никто (кстати, помощи они и не просили, а до последнего момента продолжали угрожать всем мирам подряд и подло рассылать корабли-призраки со всевозможными вирусами на борту, которые до сих пор попадаются на звездных тропинках).

Он не был гуманоидом. Сказать одет он был или нет не представляется возможным, так как поверхность его тела, скорее — туши, была вся в черных масляных складках. Ее покрывали круглые блестящие пластинки. Время от времени они отодвигались, и из-под них выливалась коричневая зловонная жидкость. Потому-то кресло Тухлого Лу стояло в огромном тазу, наполовину наполненном этой жидкостью.

Это чудовище было украшено белой люминесцентной татуировкой на груди: «Миру-Мир».

Было еще седьмое кресло, но оно пустовало.

Перед пустым креслом стояла на подставке табличка с надписью «Хомейни». А на ней на шнурке висела еще одна табличка: «Ушел на базу».

Шесть злодеев молчали. Тот, который был с кочергой в левой руке, меланхолично наигрывал на маленькой дудочке (которую он держал в правой руке) какой-то грустный восточный мотив, очень похожий на «Хала на гива», Гитлер подыгрывал ему на гармошке, а все остальные рассеянно притопывали им в такт, не отставал и Тухлый Лу, прихлопывая своими блестящими клапанами.

Первым нарушил молчание дядюшка Джо:

— Товарищ Хаггард, почему вы так не любите товарища Моррисона? — с сильным восточным акцентом произнес он, и начал прикуривать трубку.

— А за что мне любить эту азиатскую желтопузую обезьяну? — дерзко простонал м-р Хаггард и сплюнул на лысину кочегару с дудкой.

— Если следовать вашей логике, значит, я тоже, по-вашему, обезьяна? — товарищ Сталин начал медленно прохаживаться вдоль кресел:

— Ведь я родился на Кавказе. А Кавказ, как вам наверняка известно, находится в Азии? Скажите, товарищ Хаггард, а наш китайский друг тоже, по-вашему, обезьяна? Не много ли вы на себя берете, товарищ Хаггард?

М-ру Хаггарду было тяжело говорить: ему в нос шибал едкий смрад от горелых пяток и тазика Тухлого Лу. Но он все же отвечал:

— Насчет вас, товарищ Сталин, я ничего не хочу сказать, а ваш так называемый друг не просто желтопузая обезьяна, но еще и кровавая!

Мао/Пол-Пот стащил с себя бескозырку и, засунув ее под мышку, сложил ладоши перед собой. Затем, с подобострастием глядя на Джо, начал согласно кланяться и гнусно лыбиться.

Тут вмешался неизвестный субъект:

— Я ничего не понимаю! К чему весь этот базар, Иосиф Виссарионович? Я же вас просил, только о деле, и никаких лирических отступлений. Вы так договоритесь до того, что и я тоже грязная волосатая еврейская обезьяна, о чем я прекрасно осведомлен еще с детства.

Сталин на секунду остановился, поигрался с трубкой и, как ни в чем не бывало, обратился к неизвестному:

— Товарищ Хаим Абрамович, мы хорошо помним ваши замечания. Спокойно играйте на своей дудке. Мы будем и дальше под нее вытанцовывать!

И как-то тихо так, по-отечески засмеялся.

Тут взорвался Иоанн, прослывший Грозным, и заорал высоким противным голосом:

— Нет, пусть он скажет, почто он Моррисонку обидел!!!

И затрясши своей козлиной бородой, швырнул эскимо в м-ра Хаггарда.

Эскимо не долетело до великомученика и попало на голову Хаиму Абрамовичу.

Тот тут же перестал играть и, соскоблив с головы мороженое, стал слизывать его уже с руки.

— Ну что пристали к человеку? Может, это жена науськала его на Моррисона? — неожиданно пришел на помощь Гитлер и заговорщически подмигнул м-ру Хаггарду из-под косой челки.

— Кстати, а жена-то у него еврейка! И сынок у него жиденок! — ехидно подсказал Хаим Абрамович, с аппетитом кушая чужое мороженое.

— При чем тут бедные евреи?! — отмахнулся от него Гитлер и заиграл на трехрядке вальс «На сопках Манчжурии».

— Как это, при чем? — возмутился мороженоед, — Да у него на фирме каждый второй начальник еврей! Сионистское гнездо!

— Ты еще скажи, что я еврей! — Гитлер плавно перешел на «Прощание славянки».

— И скажу!

— И Иосиф Виссарионович тоже еврей? И Чингис Теймуразович тоже? И Тухлого Лу с его планетой евреи погубили? Да?

— Да! И скажу! Кругом жидо-большевистский заговор!

— Да брось ты, Абрамыч, ваньку валять! — добродушно сказал Иван Васильевич, с сожалением наблюдая, как едят его мороженое:

— Тут же все свои! И все прекрасно знают, что за любым сионистским заговором стоит твоя несравненная жена Сара! Ты про Дело, про Дело и про Слово тоже давай, Иосиф!

Тут подал голос Тухлый Лу:

— Он ему завидует! — и испражнился очередной порцией ядохимикатов, — Завидно ему, что наш друг Моррисон самый честный и порядочный бизнесмен в Галактике!

— А куда он дел десять процентов? — не выдержал и проговорился м-р Хаггард.

А им этого только и надо! Все сразу заулыбались и начали друг друга поздравлять с успехом.

— Вот ты, братец, и раскололся! — сказал Чингисхан и стукнул посохом о каменный пол:

— Вот что тебя, оказывается, больше всего волнует! В чужой карман любишь заглядывать? На чужое добро заришься?!

Эстафету перекрестного допроса подхватил Мао/Пол-Пот:

— А может он бедным крестьянам помогает?! Может, у него о простых людях душа болит?!

— Да он лучше их в землю закопает и сгноит, чем бедным раздаст! — м-р Хаггард был непреклонен в своей правоте.

Тут Хаим Абрамович тихо так, как будто про себя, сказал:

— И ничего вы, любезный, не узнаете, а если и узнаете, то неправильные выводы сделаете. Как говорят у нас на Малой Арнаутской: «О зухен вэй, м-р Хаггард!» — и подал знак Гитлеру, а тот грянул во все меха «Раскинулось море широко».

И все запели, кто во что горазд.

Иван Васильевич фальшиво загорланил «Степь да степь кругом».

Чингисхан пустился вприсядку и загундосил «Москау, Москау, забросаем бомбами!»

Сталин на мотив «Сулико» затянул «Смело, товарищи, в ногу!».

Мао дуэтом с Пол-Потом загорланили «Хорст Вессель».

Тухлый Лу ничего не запел (на его планете не имели ни малейшего понятия о музыке), но из солидарности начал с шумом пить свои испражнения из тазика.

А Хаим Абрамович тихо так, по-партийному запел «Интернационал».

И вот в этот жуткий момент из темноты за спинами орущих злодеев появился м-р Пэтрофф.

М-р Хаггард мысленно потянул к нему руки и жалобно застонал:

— Помогите, ради Бога!

М-р Пэтрофф, недолго мешкая, взял за шиворот Мао вместе с Пол-Потом и дал им хорошего пинка, от которого они улетели пушечным ядром в дальний угол. Оттуда раздался жуткий треск, и вспыхнуло пламя.

Потом он проделал то же самое с Гитлером и Сталиным.

Услыхав, что гармонь больше не играет, Чингисхан и Тухлый Лу бочком-бочком уползли прочь, не дожидаясь, пока их настигнет рука Москвы.

Бедный Иван Васильевич растерялся и, не зная куда бежать, присел, вжав голову в плечи.

М-р Пэтрофф укоризненно покачал головой и сказал:

— Нехорошо, Иван Васильевич! В дурную компанию вы попали!

На что царь Иван начал истово креститься и клясться, что больше не будет.

Тут м-р Пэтрофф подошел к костру и, поставив ногу на спину упавшего на колени Хаима Абрамовича, обратился к м-ру Хаггарду:

— Что же вы так дали себя обмануть, м-р Хаггард? А если б я не поспел вовремя, что бы они с вами сделали?

Спазмы в горле м-ра Хаггарда не позволили ему ничего ответить. Лишь запоздалые слезы хлынули из его глаз. Тут подал голос Хаим Абрамович:

— Зря вы беспокоитесь, разлюбимый товарищ Петров! Я бы не позволил ничего плохого сделать нашему другу и верному торговому партнеру м-ру Хаггарду! Я знал, что вы скоро придете и разоблачите эту свору подлых предателей и убийц!

— Так я тебе и поверил! — усмехнулся м-р Пэтрофф и убрал ногу со спины Хаима Абрамовича.

Потом он этой же ногой, как будто сбивая прилипшую грязь, мыском постучал по тощему заду склонившегося:

— Ну-ка! Вечный Жид! Быстро освободи м-ра Хаггарда! — и пошел к выходу.

Однако перед тем как скрыться в темноте, обернулся и сказал:

— Вы, м-р Хаггард, впредь будьте осторожнее с этими! А то мы можем и не поспеть вовремя!

Как только м-р Пэтрофф удалился, Хаим Абрамович быстро вскочил и, радостно потерев руки, засуетился:

— Сейчас мы вас освободим, дорогой и любимый м-р Хаггард! — Быстрым движением он развязал веревку, на которой был подвешен бедняга.

М-р Хаггард почувствовал, что падает прямо на горящие угли и от страха тут же проснулся…

…Один мой очень хороший друг, которому я регулярно читаю только что написанные главы моего романа, по-доброму посоветовал мне изъять сон м-ра Хаггарда.

Мотивировал он это тем, что меня могут неправильно понять.

Я долго думал о его словах и все-таки решил оставить сон м-ра Хаггарда. И ничего не менять.

Во-первых, это все-таки сон м-ра Хаггарда, а не мой. Да мало ли что кому приснится?! Особенно такой Акуле Империализма, как м-р Хаггард. Я же ни коим образом не хотел обидеть ни одного еврея за то, что он еврей. Я людей люблю и готов уважать. (Моя первая учительница, мучавшаяся со мной с первого по седьмой класс, была еврейка.

Мой лучший друг детства был евреем.

Теперешний мой самый верный друг и компаньон (товарищ) по работе тоже еврей.

Так что это не просто слова, что я люблю и уважаю евреев.)

Во-вторых, ни для кого не секрет, что существует международный сионистский заговор (не еврейский, как хотели б величать его сионисты!). И этот заговор осужден в первую очередь самими евреями.

Также в свое оправдание я могу привести один текст, написанный мной в мае 1987 года (его читали некоторые товарищи, которые могут это подтвердить).

Это некоторые мои мысли о национальном вопросе.

Сейчас, в декабре 1988, этот вопрос стал, к сожалению, слишком актуальным для нашей страны, и так как я написал свои соображения за год до известных событий на Кавказе и в Прибалтике, то он может продемонстрировать, что мной двигали отнюдь не конъюнктурные соображения, а вполне законная тревога за нашу многонациональную Родину.

(В 1987г. произошли события в Казахстане, но эту вспышку нельзя рассматривать как серьезный факт национального кризиса, а лишь только как предвестник оного.)

На сегодня некоторые положения моих соображений немного устарели и потеряли актуальность, а некоторые слишком мягки и поверхностны, так как я не мог, естественно, предвидеть, чем обернутся для нас извращения в национальной политике, проводимые в Советской стране.

Но я привожу этот текст без изменений, так как считаю его определенном роде документом.

Итак, текст, написанный мной в мае 1987 года.

…Кстати, о национальном вопросе.

Этот вопрос не совсем так прост, как кажется.

Это у Гитлера он был прост: этот — человек, а этот — недочеловек с соответствующим к ним отношением.

Все намного сложнее и трагичнее.

Нет плохих наций, а есть нации, у которых есть нерешенные вопросы.

Эти вопросы могли быть заданы много веков назад, а их решения и сейчас нет.

Тем более что существует так называемая национальная гордость и те пережитки, очевидные для любого мало-мальски грамотного человека, которые давно пора уже изжить, так нет, не трожь их, это мое родное, национальное!

Гордость, видите ли, не позволяет, а ведь гордость бывает и ложной.

И чем меньше нация, тем больше в ней сопротивления, тем она консервативней.

Правда, это уменьшение возможно до некоего предела, ниже которого уже не нация, а народность быстро ассимилирует с более могучим соседом, и лишь одна надежда, что сосед находится на более высокой ступени культуры, тогда это не так страшно.

Когда же наоборот (а любая национальная культура неповторима и бесценна), то еще в преданиях обоих народов, слившихся воедино, будет жить, с одной стороны, горечь об утраченном, а с другой стороны, возрастать гордость: «вот, мол, какие у нас были учителя, вот какие у нас были общие предки!», хотя с их стороны нет в этом ни малейшей заслуги, а лишь неискупимая вина, так как в этом мире, как нам доподлинно известно, есть немало вещей и явлений, которые утеряны безвозвратно.

И об этом можно только сожалеть.

«Эх, вот если бы в свое время сохранились бы… вот если б не… вот тогда б сейчас было бы…» и так далее, не задумываясь о том, что сейчас, вот в этот самый момент что-то тоже безвозвратно теряется и уходит, и наши дети, возможно, будут корить нас за нашу беспечность и недальновидность.

Нации бывают разные…

Есть великие, и есть маленькие, есть нации путешественников и нации бродяг, есть нации торговцев, и есть нации бесшабашных гуляк, есть целые нации, страдающие великодержавным чванством, и есть нации потомственных обывателей и мещан.

Нет только нации лодырей, так как в любом человеке в генах тысячелетиями заложена тяга к труду как средству выживания.

Есть просто нации, у которых не развито по каким-либо причинам уважение и любовь к работе.

И читающий эти строки, будь он любой национальности, если узнает себя и свой народ в вышеназванных, но не перечисленных, что почти невозможно физически, пусть простит меня за смелость, что затронул столь щекотливый вопрос нашей жизни.

И может со мной не согласиться, на чем никто не настаивает, и пусть по-прежнему гордится своей нацией, будь он эфиоп, или эскимос, или австралийский пигмей (дай Бог здоровья и процветания этим людям).

Кстати, о доброте.

Перечисленные выше качества совершенно не определяют и не гарантируют, что путешественники вечно должны и будут путешествовать, а гуляки способны только гулять.

Нет, они только подчеркивают склонность данного народа к некоторым привычкам и являются только чертой (национальной) данного народа, но не сущностью, так как цель у всех наций только одна и общая для всех — быть счастливыми, и чтобы их дети были счастливы, то есть, чтобы все жили в мире.

Такие высокие качества, присущие нациям, как доброта и великодушие, не гарантируют беззаботной жизни и полного благополучия, а даже наоборот.

И на примере одного величайшего и добрейшего народа — русского видно, что во все века нигде не было столько предателей и злодеев, которые продавали свою Родину и ее интересы, как это было на Руси, при всем притом, что никто так не любит свою землю, и никто так не умеет терпеть и великодушно прощать любые прегрешения и издевательства над собой, как это делает русский человек!

А все разговоры о том, что вот скоро сольются все национальности в одну единую великую нацию, и тогда все проблемы сами собой решатся, и заживут все прекрасно и весело, есть неимоверная глупость и желание скрыть за ней свой национальный эгоизм, «что, мол, с нас спрашивать, с отсталых, вот сольемся с великими и возвеличимся».

Нет! Не скоро на земле наступит всеобщее равенство и братство, уж больно тяжело заживают раны прошлого и очень часто дают хронические осложнения.

И единственное, что можно и нужно делать, так это свои лучшие национальные качества беречь и приумножать, а то, что досталось тяжелым грузом — изничтожить, и прежде лично в самом себе.

И еще, человек, утративший свои национальные корни, становится беспринципным, так как имеет возможность оправдывать любые свои действия опять же национальными чертами и традициями по своей выгоде, «мол, у меня горячая кровь» или «мы всегда были хитрее всех», забывая, что людям с горячей кровью присуще благородство, а хитрые отличались талантами и умом.

И еще одно условие гармоничного развития (нация обязательно должна развиваться, в противном случае она имеет шанс многое, если не все, потерять!) — это терпимость к другим народам, ибо все люди равны между собой, и разве виноват ребенок, что он родился с черной кожей, а не с белой, или с белой, а не с желтой, ибо любой появившийся на свет человек заслуживает счастья, хотя бы потому, что с этой задачей его и рожали на свет, в противном случае это делать нет никакого смысла.

Так что будем надеяться и постараемся сделать все, что в наших силах, чтобы в будущем пропал национальный вопрос, а пока он существует, будем терпимы и самокритичны и еще очень терпеливы, как надо быть терпеливым и принципиальным с капризным и немножко больным ребенком, если хотим, чтобы он когда-нибудь выздоровел и перестал капризничать, тем более, это в наших же интересах. Вот так-то!

Но вернемся к нашему интернациональному м-ру Хаггарду.

Проснулся он, как мы помним, от страха, который сменился великим облегчением. М-р Хаггард обнаружил, что лежит не на углях, а на своей родной кровати.

Рядом с ним маячила не противная рожа мифического Хаима Абрамовича, а светлая и лукавая рожица его очередной сегодняшней секретарши.

Та, удостоверившись что м-р Хаггард соизволил проснуться, мгновенно подала ему чашку кофе и прощебетала:

— Гуд монинг, м-р Хаггард!

— Натюрлих, — пробурчал в ответ герр Хаггард и этак-таки нетерпеливо взбрыкнул ногой. Ему, конечно, следовало бы сделать знак ручкой, или же, по меньшей мере, кивнуть головой. Но сделать этого, если сказать по правде, он не мог. Именно обеими дрожащими руками он держал кофе, а голова его и без его на то согласия мелко тряслась.

Но секретарь прекрасно его понял и, отдав мысленно приказ, сделал ему своими очаровательными губками эквивалент поцелуя (воздушный «чмок-чмок»).

Пустая (вернее, к этому времени опустевшая) кофейная чашка подлетела вверх, а кровать (вместе с м-ром Хаггардом, но без секретаря) пошла вниз.

По дороге она превратилась в шикарный полулежачий туалет, где м-р Хаггард, естественно, совершил свой утренний моцион.

Не доходя метра до поверхности нижнего этажа, кровать-туалет как бы выскользнула из-под м-ра Хаггарда, и тот плюхнулся (благо он спал без одежды) в теплую воду бассейна, который и был нижним этажом.

Следом за плюхнувшимся м-ром Хаггардом, сверху сиганул секретарь (к этому времени также успевший раздеться), и пока м-р Хаггард, блаженствуя, лежал в воде, та крутилась вокруг него, делая всякие движения, имеющие своей целью повысить тонус и развлечь м-ра Хаггарда…

Когда тонус утомился находиться на высоте и стал спадать, секретарь от него отстал и уплыл делать дальше свои секретарские дела, а вода в бассейне стала куда-то убывать до тех пор, пока м-р Хаггард не оказался лежащим на мягком пластиковом дне бассейна, обдуваемый теплым воздухом для сугреву и усушки.

Но пребывать в нирване ему долго не пришлось.

Противоположная от него стена раздвинулась, и в образовавшемся проходе показалась монолитная фигура тренера-инструктора.

М-р Хаггард, прекрасно представляя, что за этим последует, начал нехотя приподниматься, но сделать этого до конца он не успел.

Тренер прыгнул аки лев ногами вперед по направлению живота м-ра Хаггарда, но тот чудом успел откатиться и, сделав в воздухе ногами «ножницы», двинул правой ногой под зад тренеру.

Нога вместо зада нашла, естественно, только воздух (тренер-то шикарный!), и совместно с телом и головой, ее пославшими, ей пришлось снова откатываться, так как тренер опять прыгнул (теперь руками вперед) и летел, целясь прямо в грудь м-ра Хаггарда.

Пока тренеру пришлось повторно скакать с рук на ноги, м-р Хаггард успел вскочить и пустился наутек.

Ему вслед понеслись выстрелы из лазерного пистолета, и теперь уже м-ру Хаггарду пришлось прыгать и скакать, как самому последнему зайцу.

Описывать всю тренировку м-ра Хаггарда нет смысла, ввиду ее длительности (45 минут) и многообразия упражнений.

Если же Вас заинтересовал защитный комплекс м-ра Хаггарда, то Вы можете заказать себе видеозапись этих тренировок (естественно, за определенную сумму), где Вы и увидите в подробностях (а можно и в замедленном темпе), как м-р Хаггард со своим тренером носятся по этажам тренировочного комплекса, стреляя друг в друга и круша все на своем пути.

В конце концов, после хорошего душа м-р Хаггард опять оказался в кровати. И снова секретарь подала ему чашку кофе и угостила маленьким сандвичем.

Закурив первую на сегодня сигарету (любимые м-ром Хаггардом сигареты «Голд Спейс Кэмел» вот уже триста лет выпускаются фирмой Винстон-Салем"), м-р Хаггард вопросительно посмотрел на статс-кормилицу, и та в ответ утвердительно кивнула:

— Работы по ярмарке произведены, в основном по графику, и каких-либо осложнений не предвидится.

М-р Хаггард также утвердительно кивнул и поинтересовался:

— Запрос пришел?

— Да.

— Давайте!

Опять пропала половина стены напротив кресла-кровати, и появилась фигура начальника контрразведки:

— Наши коллеги из Вооруженных Сил давно интересуются деятельностью Моррисона…

— Нашей деятельностью они не меньше интересуются! — перебил его м-р Хаггард, — Ты давай, не томи, нашли они чего?

— Нам передана видеозапись одной из последних контрольных акций, проведенной службой безопасности на принадлежащей Моррисону планете в Магеллановом Облаке.

Фигура контрразведчика пропала, а на ее месте возникло изображение приближающейся желтой планеты. Бесстрастный голос за кадром комментировал ход событий:

— На поверхности планеты находится шесть поселений, преимущественно в экваториальной зоне. Население составляет примерно сто двадцать тысяч человек. Производственных, сельскохозяйственных и добывающих комплексов не развернуто. Имеются многочисленные складские помещения. Официально здесь находится база космических разведчиков МДК, для чего имеется шесть прекрасных космодромов с комплексами обслуживания. Задание выполнялось малым разведчиком под видом прогулочной яхты с молодоженами на борту.

Было произведено два облета планеты.

На втором витке бортовой компьютер наметил место высадки между третьим и четвертым поселением, и была сымитирована нештатная ситуация, и произведен аварийный спуск на планету…

Пока диктор говорил, м-р Хаггард с интересом смотрел видеозапись. Он все никак не мог отделаться от мысли, что ему показывают очередной боевик из жизни Космопола…

…Малый разведчик, пардон, свадебный экипаж, выпустил имитатор, который основательно рванул. Яхта покатилась по крутой траектории, непрерывно рыская, к месту своей будущей катастрофы. В эфир ушел вопль о помощи, а в это время бортовой ремонтный комплекс произвел в корме разведчика рваную дыру, выкинув через нее якобы взорвавшийся планетарный гравидвигатель, который, выкинувшись, на самом деле взорвался. Правда, не так эффектно, как имитатор, но зато основательно, после чего ремонтный комплекс сам демонтировался и «самоиспарился».

Охваченный всполохами плазмы катер, наконец, приземлился, дав хорошего «козла». Люк распахнулся, и незадачливые путешественники благополучно сошли на землю, только «чудом» спасшись от неминуемой гибели…

…Ласковый ветерок щекотал и теребил льняные кудри юного молодожена (капитан безопасности Джонс, два ордена, три благодарности и четыре ранения), от усталости и пережитого бессильно усевшегося прямо на траву и наблюдавшего, как его подружка, пардон, юная супруга (лейтенант безопасности Коллинз, один орден, шестнадцать благодарностей и три аборта) беззаботно собирает полевые цветы.

Времени у них было четыре минуты до того, как подоспеет спасательный аэрокар МДК. Но этого было вполне достаточно, чтобы микроразведчики успели разойтись в разные стороны в виде мух, букашек и земляных червей.

Их было достаточное количество, чтобы за двенадцать часов обшарить всю планету. А раньше этого срока ремонтники МДК вряд ли произведут ремонт их «лайбы».

Спасать их собирались по полной схеме.

С зависшего над местом «катастрофы» ремонтника посыпались киберы и десять минут основательно вынюхивали и высматривали в радиусе ста метров. После осмотра ремонтник спустился, и из него вышел облаченный в скафандр служащий МДК.

Он снял перчатки и, откинув шлем, приветливо улыбнулся потерпевшим кораблекрушение:

— Хэлло, ребята! Здорово вы шлепнулись. Я думал найти здесь одну воронку, а вам просто повезло! — и, достав сигареты, протянул их Джонсу.

— Меня зовут Эдди Вудстон, а это моя жена Мэри Вудстон, — капитан Джонс засунул предложенную ему сигарету в рот и дал прикурить от своей плазменной зажигалки бравому ремонтнику. Лейтенант Коллинз сделала реверанс и мило состроила глазки, благо ей было чем их строить.

— А меня зовут Том Хоук, я работаю техником на четвертом космодроме.

Тут к нему подбежал кибер и что-то начал быстро говорить и показывать на своем брюшном дисплее.

— Вам, ребята, повезло, еще немного и рванул бы маршевый двигатель. Вот тогда б я точно нашел бы одну воронку. Причину взрыва они еще не установили, но неисправность где-то в управляющих цепях, так как Ваш бортовой компьютер совершенно исправен.

— Мистер Хоук, — перебила его хитрый лейтенант Коллинз, строя из себя наивную дурочку, — А во что нам обойдется ремонт нашей яхты, наверно, в ужасно огромную сумму, а ведь мы не настолько богаты, то есть я хочу сказать, что мы бедные люди, кредиты у нас, конечно, есть, а Эдди к тому же такой жмот, что попрекает меня даже косметикой, но если ремонт затянется, то я буду скучать в этой дыре, правда, ваша планета даже очень ничего, но если у вас водятся ужасные стегогрызы, то только на вас одна надежда, м-р Хоук!

Бедный Том стоял, открыв рот, видно стараясь проглотить и переварить мудрые соображения миссис Вудсток. А она напропалую кокетничала и соблазняла бедного Тома, хотя разве кого сейчас можно удивить своей глупостью, пусть даже такой милой и симпатичной. Тем более, и у Тома дома, наверное, не менее симпатичная и говорливая «мудрость», любящая косметику и почесать языком.

— Неисправность в цепях мои киберы и здесь могут найти за бесплатно, часов за десять-двенадцать. А вот заделать пробоину и установить новый планетарный гравидвигатель можно только на нашей верфи. Но, честно говоря, можно и без него долететь до дома. А там его установка вам обойдется на порядок дешевле…

— Вот и чудесно, милый м-р Том, — опять перебила его коварная соблазнительница, — Пока ваши киберчики починят нашу колымагу, чтобы мы не умерли со скуки, вы ведь нам не откажете, и развлечете нас, мне так интересно побывать в вашем городе, ведь здесь не часто встретишь супермаркет, а у вас на планете производят собственную косметику?…

Изображение переместилось вверх и на тридцать миль севернее.

Голос диктора возобновил комментарии:

— Обнаружена тщательно засыпанная и замаскированная воронка, диаметром пять и глубиной два метра со следами остаточной радиации. На расстоянии тысяча пятьсот метров от нее найден полиметаллический осколок, массой 35 грамм, предположительно принадлежащий объекту, взорванному на поверхности исследуемой планеты. Находка была сделана через два часа 18 минут после начала поисков. Остальные поиски были прекращены в целях сохранения секретности, при обнаружении на всех объектах МДК активной микрозащиты…

— Ну и что в этом осколке нашли ценного? — спросил м-р Хаггард у вновь появившегося изображения начальника контрразведки, прикинувшись дурачком на манер миссис Коллинз, за что та в свое время получила шестнадцать благодарностей и три ранения, — Золото-бриллианты, а может быть, шифрованную записку? А может быть, те десять процентов Моррисона, и нам надо теперь непременно выкупить этот найденный клад у доблестных вояк? Кстати, во что нам обошлась эта информация?

— Проблем с покупкой видеозаписи почти не было. А вот образец осколка нам продали лишь после того, как удалось завербовать, предварительно скомпрометировав, зам. министра обороны и самого директора разведуправления Вооруженных Сил, — начальник контрразведки назвал такую сумму, потраченную на эту, так сказать, работу, что м-ру Хаггарду сразу стало ясно, что перед ним моррисоновский шпион, и все его предали.

Невозмутимый контрразведчик, прекрасно понимая, что стоит м-ру Хаггарду успеть закрыть рот, открытый по поводу безмерного изумления (сумма истраченная почти не поддавалась измерению), за этим последует немедленная его отставка прямо в те подвалы, которые построила контрразведка в этом году для особо опасных врагов м-ра Хаггарда и, не давая этого сделать, ровным голосом продолжал докладывать: