ПРИЯТНОГО АППЕТИТА!
От редактора.
Готовя к печати 834-е переиздание романа «АКУЛУ СЪЕЛИ!», редколлегия издательства зашла в тупик при составлении аннотации. Просмотр же откликов на прошлые издания привел нас в еще большую растерянность. Посудите сами:
— в «Нью-йоркском обозрении» сказано, что это «низкопробная космическая опера»;
— в пекинском «Рубеже» говорится, что в романе реалистично, со всей прямотой и обнаженностью показан загнивший звериный облик постиндустриального империализма;
— в мюнхенском «Посеве» безапелляционно утверждается, что это очередная красная агитурка;
— в урюпинском областном «Покосе» высказывается предположение, что «автор является членом профсоюза работников Лэнгли»;
— в предисловии к изданию романа французскими коммунистами отмечено, что в романе слишком много секса, и его не рекомендуется читать юным француженкам;
— в примечаниях к йоханесбургскому адаптированному изданию отмечено, что, к глубокому прискорбию, в романе слишком много сцен насилия, и неприкрыто проповедуется расовая ненависть.
Но, по секрету, мне (прим, редактора) лично больше по душе высказывание нашего вахтера-энциклопедиста Пал-Палыча. Он выразил свое отношение к этому роману однозначно и с рабоче-крестьянской прямотой:
— Бред сивой кобылы! Лучше бы туалетной бумаги больше выпускали!
Единственным утешением для редколлегии может служить лишь то, что пока еще никому не было предложено использовать наш коллективный труд по переизданию данного романа для покрытия вышеназванного дефицита.
Из «Пресс-бюллетеня ЮНЕСКО»
Отрывок из последнего интервью с автором романа:
— «Не мешайте мне работать, черт вас подери!»
Из личной анкеты автора: «Не люблю плохую фантастику!»
Из выступления автора по национальному телевидению:
— «Цель написания моего романа заключается не в удовлетворении неуемной жажды некоторых несознательных читателей посредством чтения детективов и смакования в них „клубнички“, а в донесении до широких масс моих мудрых мыслей…»
На вопрос ведущего: «Чего больше всего опасается автор?» — тот стушевался и ответил: «Умереть от скромности».
На вопрос «Как автор думает распорядиться очередным гонораром?» — тот мило заулыбался: «Не надейтесь, не пропью!»
… Мы до сих пор не можем оправиться после Великой войны… И хотя считается… мы победили Робахов… это вряд ли соответствует действительности…
Робаха нельзя победить… его можно только убить…
Всех убить мы не смогли… их было слишком много… они ушли непобежденными… ушли вместе с Гаммами…
Мы до сих пор так и не знаем, кто такие Гаммы… Знаем лишь, что они совсем другие…
Их тоже нельзя было победить… И убить их было нельзя…
Мы научились лишь отгонять их… Ведь они пожирали наши мысли… Мы их отгоняли, а Робахов — убивали…
Нас они тоже убивали… Сколько же людей погибло, прежде чем мы сумели их прогнать…
Хотя, возможно, они ушли сами, удовлетворив свою злобу и насытившись…
Ушли, чтобы переварить наши мысли… воплотить их в еще более смертоносное оружие…
А нас они не пожалели… Нет… Они просто оставили нас в покое на время…
Но, все-таки, мы победили… Мы заставили их уйти…
Мы знаем… они могут вернуться…
Но мы знаем их слабости… знаем, что они не любят и чего боятся…
И к тому времени мы постараемся научиться убивать…
…Г а м м о в…
Они же не знают… что такое смерть…
А когда узнают… тогда мы победим окончательно…
Чего бы нам это не стоило…
Нам отступать некуда…
И страшнее…
чем было…
уже не будет…
А было…
и началось все…
так…
…Он сидел в своем кресле, как памятник самому себе. Голова раскалывалась.
Кресло, голова и все остальное в этом кабинете принадлежали мистеру Хаггарду — председателю консультативного совета трансгалактической «Хаггард дубликэйшн компани» (сокращенно — ХДК), ее единственному хозяину и владельцу, стойкому и непреклонному борцу за святые идеалы частного предпринимательства, благодаря которым в этом беспокойном мире может существовать такой благословенный и единственный оплот прогресса и развития, как ХДК.
Благодаря ему и дубликатору, который был изобретен его прадедом Джоном Хаггардом-Основателем, чей светлый ум сразу оценил всю глубину будущих потрясений, которые принесет в мир дубликатор, как некогда некий безымянный изобретатель принес ему чертежи, расчеты и действующую модель некоего прибора, принес с наивной надеждой разбогатеть за счет дедушки Джона.
У правнука Джона-Основателя был такой же светлый ум и такая же светлая голова, которая в данный момент раскалывалась.
— Надо меньше пить, — простонал м-р Хаггард, — а если уж и пить, то только виски, а не это паршивое снотворное, что так любит моя дражайшая половина и ее не менее дорожайшие доктора. Черт бы их всех побрал!
Последняя мысль м-ра Хаггарда была настолько искренней, что сработал телепатический вызов секретаря. Из защитно-декоративного тумана, заменявшего в те давние времена входные двери, появился секретарь с подносом, на котором был утренний завтрак.
«А у этой ножки получше, чем у вчерашней, — лениво подумал м-р Хаггард, — но похуже, чем у позавчерашней. Хотя, скорее всего, это только так кажется из-за цвета трико, а ножки у всех наших секретарш одинаково прелестны. И других у нашей фирмы быть не может».
Только такая солидная фирма, как ХДК, могла позволить себе иметь живого секретаря вместо кибера, который хоть и может делать сразу десяток дел и поручений, но слишком дешев и доступен, в отличие от живого секретаря, которого надо:
— во-первых, найти,
— во-вторых, уговорить,
— в-третьих, выучить и вымуштровать,
— в-четвертых, без лишнего шума и через определенное время сменить.
Тем более что в ХДК принято менять секретарей у директора каждый день. А это стоит на целый порядок дороже, несмотря на безработицу и изобилие красивых девушек, которых с каждым годом становится все больше и больше благодаря той прекрасной и беззаботной жизни, что существует вот уже более ста лет, с тех пор как был изобретен дубликатор.
Об экономической мощи ХДК вы можете судить, лишь прикинув, сколько тратится здесь ежегодно на такой сущий пустяк — найти 365 умных и красивых девушек, которые смогли бы стать полноценными секретарями. И это при всем том, что с каждым годом девушки не становятся умнее, и, по всей видимости, никогда не собираются это делать.
«Хотя не такие же это пустяки», — подумал м-р Хаггард, почувствовав заряд бодрости и прилив свежих сил, не хватавших ему так сильно в последние годы, при виде того, как элегантно расставляет секретарь завтрак на низкий столик для ленча, стоя к Хаггарду спиной.
Да благословен будет тот мир, в котором существуют такие милые девушки. Аминь!
Пока поглощался завтрак, и светлая голова м-ра Хаггарда постепенно начинала все более соответствовать данному эпитету, мисс «Не Совсем Пустяк» пересказывала последние новости, полученные разведотделами компании за минувшую ночь по всем каналам, в том числе и официальным, и, как Вы сами понимаете, бывшим наименее достоверными.
Этот пересказ также был доброй традицией ХДК. Психологи компании небезосновательно считали, что информация, которую тебе щебечут на ухо в комплексе с легким массажем, усваивается лучше и легче, чем произнесенная со стереовизионного экрана официальным тоном, хоть и не менее милой, но значительно более далекой!
— Продается планета земного типа, недорого, недалеко, всего пятьдесят светолет, с тремя спутниками в придачу, принято решение купить, за спутники расплатиться продукцией вместо кредитов, получено согласие, мы опять утерли нос МДК («Моррисон дубликэйшн компани»), — На стенных экранах демонстрировались виды планеты и спутников. Хаггарду они понравились, что выразилось в более интенсивном пережевывании пищи.
— Наш модельер-конструктор Жан Чжоу придумал новые колготки из непротираемой и пахучей имитации лепестков роз, которые через неопределенно-запрограммированное время одновременно опадают, что позволит женщинам быть еще более привлекательными, а мужчинам не спускать с них глаз! При прикосновении мужских рук к колготкам лепестки мгновенно осыпаются. Это даст женщинам прекрасный повод и шанс рассчитаться с мужчинами, воздав им должное за все обиды и лишения, которые приходится от них терпеть. Плюс, поднимутся наши акции!
— Чьи акции, женщин? — засомневался м-р Хаггард и, непонимающе взглянув на секретаря, перестал жевать.
— Нет, нашей компании.
— Дайте ему премию, этому Джоу Джану.
— Жану Чжоу.
— Двойную! Дальше.
— Опять началась война между Мустафой-2 и Мустафой-3. В этот раз они заспорили из-за места нахождения могилы их общего пророка. Мы продолжаем поставлять им обоим новейшие образцы вооружения, но Мустафе-3 больше, так как они меньше.
— Дальше!
— Наши конструкторы обещают к концу квартала увеличить объем камеры дубликатора до двух кубов, что позволит дублировать дюзы конверторов подпространственных двигателей целиком.
— Какой объем камер у МДК сейчас?
— Полтора, как и у нас.
— Хорошо.
— Будущую Галактическую Олимпиаду решено проводить опять в коммунистической зоне, но с участием наших фирм.
— Отправьте им колготки.
— С лепестками?
— И с олимпийской символикой.
— На планете Лесли-2 выведена новая порода крыс-терьеров с изумительной бирюзовой шерстью. Образцы уже закуплены и получены…
И так далее на протяжении всего ленча.
Под конец «просветления» на сытый желудок можно было проглотить и «негативы».
— Сайра-9 отказалась от наших новых образцов накладных губ, мотивируя это тем, что у МДК они эластичнее, хотя я пользуюсь только нашими, — секретарь ослепительно улыбнулась, — Что будем делать?
— Внесите их в черный список и увеличьте их соседу в два раза военную помощь для мирных целей. Как его там?
— Бахус-38.
— Правильно, у этой «Мойвы» быстро слетит с губ моррисоновская улыбка.
— В приемной Вас ожидают сенатор Джексон и наш главный аналитик.
— А этому чего надо?
— М-р Джексон, как всегда, пунктуален. Раз в месяц он проводит с Вами беседы на теологические темы.
— Аналитику чего? — уточнил м-р Хаггард.
— Говорит — срочно. Конфиденциально!
— Черт с ним, зови аналитика.
М-р Хаггард сразу понял, что аналитик чем-то страшно напуган, так как при его железном самообладании он имел растерянный вид.
— Ну?
— Нам, наконец-то, удалось установить точно через Главный Банковский Компьютер размер доходов и расходов МДК.
— Молодцы! И какие же у них доходы?
— С точностью до 0,1% соответствуют нашим расчетам.
— Великолепно! То, чего больше всего мы боялись — блеф. Как и вся их блефовая команда. Значит наш капитал на 20% больше, чем их?
— Да.
— Всему вашему отделу — премию и отпуск на месяц.
— Но это не все, — замялся аналитик.
— Остальное — не важно. Пусть теперь у них болит голова.
— Не сошлись расходы с нашими расчетами.
— Они меньше?
— Нет. На 10% больше, чем мы считали.
М-р Хаггард не сразу понял, но когда понял, ему опять захотелось повторить ленч с массажем.
— На что же они тратят?
— Не знаем.
— Как это не знаете?! А на что же вас держат — мерзавцев, лодырей и пустобрехов!
— …???
— Может быть, мы перегнали их в технологии. Я ведь всегда считал, что наши разработчики лучше?!
— Анализ их продукции показывает, что технология у МДК все время по уровню приближается к нашей. И по разработкам они от нас не так уж отстали.
— Так идите и вместе с этими шляпами из разведотделов выясните, куда они вкладывают эти свои миллиарды! Могу даже подсказать наиболее вероятные варианты:
— снюхались с красными;
— с военным министерством;
— подпольный бизнес;
— исследования в другой Галактике;
— бескорыстная помощь слаборазвитым планетам. Впрочем, пятое не рассматривайте, вряд ли они сошли с ума! Идите, и завтра мне доложите, какой из четырех разведотделов мышей не ловит! Все! Зовите Джексона, я хочу его сам потрясти по делам военного ведомства!
Сенатор Джексон был тучным мужчиной, у которого полное отсутствие шеи возмещалось наличием двух подбородков. Так что кличка «Ястреб» никоим образом не соответствовала его облику. Его можно было бы сравнить разве с бульдогом, у которого отобрали любимую кость и что-то долго не возвращают, — что более соответствовало его вечно брезгливому выражению лица и мрачному блеску глаз.
При всем при этом он был, как поговаривали, любящим отцом, нежным и чутким мужем. У него было четыре сына, как две капли воды похожие на отца, только в разных стадиях возмужания, и маленькая, хрупкая и очень интеллигентная жена, с которой, при его комплекции, нельзя было быть нечутким и не нежным.
У Джексона была давняя дружба с Хаггардом. Деньги ХДК, вложенные во все предвыборные кампании сенатора, возвращались назад умноженными не один раз на те военные заказы, которые он проталкивал в Сенатской комиссии по обороне.
В разговоре они были на «ты» и изъяснялись иногда, мягко говоря, жестко, что очень было похоже на то, как изображают красные в своих агитурках разговор «Акулы Капитализма» с «Цепным Псом Империализма».
Если же признаться чистосердечно, они и были ими на самом деле, гордились этим, и называли друг друга ласково и нежно: «Акулой Хаггардом» и «Псом Смердячим», соответственно.
Джексон курил одну за другой огромные вонючие сигары, сделанные для него на заказ по тайному личному рецепту, и очень любил знакомить с их омерзительным запахом своих собеседников, благодушно пуская время от времени им в лицо толстую струю дыма.
Сенатор уселся в кресло напротив м-ра Хаггарда, и теперь в кабинете образовалось два облака — защитно-декоративное и ядовито-смердящее. Окажись в это время здесь все малолетние подражатели родительских недостатков, это было бы для них самой лучшей антиникотиновой пропагандой. (Если, конечно, они выжили бы!)
Мистер Хаггард начал первым беседу на теологическую тему:
— Ну, что, брат Джексон, хвост поджал?
— Нету…
— Чего?
— Хвоста…
— Вляпался?
— Нет, старшенький отчебучил.
— Поможем.
— Спасибо.
— Если то, чем ты в меня сейчас дунул, называется этим прекрасным словом, то я бросаю все и иду в ассенизаторы, чтобы слышать это слово весь рабочий день!
— Ничего ты не понимаешь! Все лучше той гадости, что ты пьешь на ночь.
— Не тревожь мою жену, а то я пройдусь по твоей.
— Не выйдет. Во-первых, после меня она тебя не почувствует, а во-вторых, по ней нельзя пройтись, как нельзя пройтись по ангелу, которого надо сначала поймать, а мою любушку поймать не за что! Ею можно восхищаться только издалека, что тебе вредно. От твоих масленых взглядов она потом отоваривается в магазинах твоих конкурентов.
— Черт бы их побрал!
Тут же из декоративного облака появилась секретарша с подносом, на котором был «акулий» коньяк и «псиные» сладости. Она быстро нырнула в ядовитое облако, так же быстро вынырнула (ни капельки не закоптившись!) и быстро удалилась.
— Твоих девиц можно макать в коктейль из дегтя с нашатырным спиртом, а после смело кушать, до того они у тебя гладкие!
— Вот ты и выдал секрет, из чего сделаны твои гнусные сигары!
— Не люблю слабаков.
— А насчет девиц, — вот скоро вышибут тебя из Сената и собственного дома, и придется тебе наняться в Звездный Флот капралом. Дослужишься лет через двадцать до лейтенанта, вот тогда-то мы тебя и женим на одной из них. И будет она тебе клизмы на ночь ставить, собака ты бездомная!
— Акулий паштет! Что ты мелешь, кого выгонят?
— Есть маленький шанс.
— Выкладывай.
— Моррисон что-то затевает. Мы узнали, что он вкладывает бешеные средства куда-то, а куда — мы не знаем. Слушай! Может это твои «геморройные братья» решили, что моррисоновские «фитили» лучше наших?
Джексон на минуту задумался и стал извергать слезоточивого газа чуть меньше, чем Везувий, но чуть больше, чем металлургический комбинат.
— Мои недоношенные братья Моррисона тоже не забывают, но я тебе вот что скажу, и это не только мое мнение, — в сенате и правительстве МДК недолюбливают. От них попахивает, ну как бы это сказать? Фашизмом, что ли?! А любой трезвый политик понимает, — где начинается фашизм, там кончается политика и начинается война. А в войне ведь могут победить красные, что не так уж редко случалось. Лучше с ними жить в мире! Утверждаю: аферы Моррисона к правительству и к военным не имеют никакого отношения!
— Ты можешь это гарантировать?
— Да.
— Ну ладно, давай прощаться, у меня дела. У сына завтра день рождения.
— Поздравь его от меня.
— Ты своего старшенького тоже поздравь.
— Уже поздравил, еле справился, брыкался как взбесившийся кенгуру, весь в меня, паршивец! Так бы он брыкался с этими хвостодерами!
— Хвост ты завтра новый получишь. Прощай!
— М-р Хаггард, вас желает видеть ваша жена!
— Давайте ее сюда!
Тут же полстены пропало, а на ее месте появилась ванная комната, где в прозрачной зеленой воде лежала его обнаженная и распаренная супруга. Вокруг бассейна стояла ее многочисленная свита.
Слева были два здоровенных массажиста — один молодой, а другой пожилой, весь в боевых шрамах, и доктора, — старенький «нарцисс» и молодая хрупкая девушка. С правой стороны стоял еще один доктор — тощий субъект неопределенного возраста, похожий повадками на женщину, рядом с косметичкой, очень похожей на мужчину. В головах у миссис Хаггард были три дежурные горничные, а в ногах сидели и лежали около дюжины любимых зверушек хозяйки, среди которых выделялся черный королевский дог огромных размеров.
В бассейне плавала ручная саламандра с планеты Луис-4.
«Из них можно сколотить прекрасную пиратскую команду, — с раздражением и брезгливостью подумал мистер Хаггард, — Когда-нибудь я так и сделаю, и они мне возместят хоть часть расходов на их содержание. Хотя, впрочем, я на женины капризы трачу чуть больше, чем зарабатываю на торговле „живым“ товаром. Черт бы их всех побрал!»
Мгновенно появилась секретарша и встала рядом с м-ром Хаггардом в боевую стойку. При этом наступил «паритет» и «статус-кво» сторон, так как она одна стоила батальона массажистов-костоломов, врачей-изуверов и «голубых» косметичек.
"Нас мало, но мы в тельняшках! — злорадно подумал м-р Хаггард, — если, конечно, можно назвать тельняшкой то розовое полосатое трико, что надето на «Мисс Зеленые Береты»
— Как ты себя чувствуешь, дорогая, — мило улыбнулся супруге м-р Хаггард, — как твои «сурроцы»?
— Плохо, — простонала, жеманно закатывая глаза, миссис Хаггард — Мне всю ночь снился ужасный кошмар, что у Моррисонихи появилась новая шубка из шкуры норкозмея, которую ты никак не можешь мне достать!
— Но, дорогая, все норкозмеи погибли в ядерной войне на планете Ласка-6 за пятьдесят лет до изобретения дубликатора, а в наших лабораториях удалось вывести только кроликоудава, чью шкуру ты уже получила.
— Но это не все, — не дослушав оправданий мужа, продолжала матрона — Только я проснулась, как на экране стереовизора я увидела, представь себе, о ужас, опять Моррисониху! — Хаггардиха всплеснула руками по воде, от чего дог оглушительно гавкнул, остальные зверушки зашипели и закудахтали, а пиратская команда встала по стойке "смирно — на абордаж".
— Ну и чего здесь ужасного? — не понял м-р Хаггард, а секретарь сделала ножкой, — Ты с миссис Моррисон болтаешь каждый день не меньше чем по часу!
— А то, что она меня пригласила сегодня вечером к себе на бал-маскарад! В 19:00 мы должны быть там, — прошипела в унисон своим зверушкам миссис Хаггард, — Эта змея устроила бал специально сегодня, зная, сколько проблем нам надо решить перед завтрашними именинами нашего «бэби»!
— Не расстраивайся, наши сценаристы и режиссеры сделают все как надо, тем более это нам даже на руку. После просмотра трансляции моррисоновского «шабаша» они сделают неплохую пародию, так что хорошо смеется тот, кого видят последним!
Официально Хаггарды с Моррисонами дружили семьями. У простого обывателя существовало стойкое мнение, что обе фирмы только дурят ему голову, а на самом деле это единая фирма и одна веселая полигамная семейка — «Моррихаггард» и «Харимоггард», несмотря на то, что между ними была непримиримая война за влияние на рынки сбыта, как между фирмами, так и между семьями.
— Я ей утру нос и явлюсь в полупрозрачном облаке, — торжественно прогундосила миссис Моггард, — пардон, Хаггард. «Хунхузы» встали по стойке «вольно», зверушки завиляли хвостами, а королевский барбос не вытерпел и прыгнул в ванну прямо на хозяйку, за что тут же был укушен за хвост саламандрой, которая была очень ревнивая и не могла позволить вторгаться всяким «блохоплавающим» в зону своих жизненных интересов.
Вдохновленная этим безобразием секретарша села м-ру Хаггарду на колени и томно замурлыкала.
— А ты не боишься, дорогая, что миссис Моррисон может обойтись на маскараде вовсе без облака? — съязвил м-р Хаггард и положил голову на грудь секретарши.
— Ни капельки, — пропыхтела его жена, наблюдая, как аварийная команда вытаскивает мокрого и скользкого дога из бассейна, пытаясь отодрать саламандру от его хвоста, — Я в любой момент тоже могу облако выключить, и посмотрим, чьи массажисты и косметички лучше!
— Конечно, дорогая, миссис Моррисон не стоит и твоего мизинца! — попрощался с ней м-р Хаггард, прекрасно зная, что моррисонова «Свобода» стоит всего на 20 процентов меньше его «Голгофы».
Когда экран погас, сидящие в хаггардовых креслах облегченно вздохнули.
— Что у нас следующим номером? — спросил тот, что сидел ниже.
— Торжественное открытие нового микрорайона для семей работников фирмы, — сидящий сверху продолжал мурлыкать, — У нас есть еще полчаса?!
— Валяй! — сказал нижний, и она начала его валять.
Город был необозрим в своем величии.
Из кабины аэрокара он был похож, однако, на гигантскую мишень для стрельбы из лука.
Концентрические круги застройки были разделены крест-накрест радиальными зелеными полосами лесопарков, посреди которых были проведены каналы, служившие зоной отдыха.
Центральная часть города была занята, естественно, правительственными учреждениями, потом шло кольцо общественных зданий, затем производственных, жилых, и опять общественных, и так далее — всего восемнадцать колец.
Архитектуру всего города нет смысла описывать, так как здесь были представлены все направления, когда-либо существовавшие в градостроительстве — от канонического античного до чудовищных спиралей и гигантских пирамид модерна.
Стоит подчеркнуть, однако, что все это нагромождение форм было гармонично и радовало глаз.
Что касается населения города, то оно приближалось к ста миллионам и продолжало расти. Но на улицах и воздушных трассах этого не чувствовалось. Причиной того было достаточное количество подземных скоростных дорог, и то, что люди жили вблизи мест работы и отдыха.
На севере от города высились горы, преграждавшие путь холодным ветрам, а на юге в ста километрах плескалось вечно теплое и ласковое море. Одним словом, место для столицы «свободного мира» было выбрано удачно, и за семьдесят пять лет его существования, кажется, еще никто не пожалел о том, что живет здесь.
М-р Хаггард не без гордости смотрел на последние три кольца, построенные при его участии, правда, на пару с Моррисоном, но от этого его честолюбие не страдало, слишком это было грандиозно.
Сегодня закончили один из сегментов наружного кольца — микрорайон на сто тысяч жителей, и большой праздник никак не мог обойтись без м-ра Хаггарда (хотя, разумеется, он сам мог без него спокойно прожить). Но крест надо нести, тем более что этот крест был заведомо прекрасной рекламой.
Празднество намечалось грандиозное, до самой темноты, когда большой фейерверк будет наиболее эффектен.
"Моррисон тоже у себя вечером его устроит, — думал м-р Хаггард, — Но в столице его фейерверк будет почти не виден, так как вилла Моррисонов расположена далеко за городом (как и вилла Хаггардов). И его (то есть фейерверк) можно будет увидеть только по стереовизору, а он целиком туда наверняка не поместится! Зато слово «Хаггард» будет высвечено в небе чуть ли не над самым центром города. Вот так-то, м-р Моррисон!"
В течение трех часов мистер Хаггард был в центре сумасшествия, пока (не без помощи секретарши) он не улизнул, и по дороге домой перед его закрытыми глазами все продолжали мелькать голые девицы с барабанами и культуристы с рокерами, верхом на их ужасных гравициклах, оборудованных «тарахтелками» и дымовыми шашками.
И все это на фоне бешеной музыки, с музыкантами, которых явно навербовали в муниципальных дурдомах.
И сейчас была одна надежда опять-таки только на секретаршу, творившую своими чуткими руками чудеса с его головой.
И впереди был лишь один час тишины, а потом опять все сначала, теперь уже у Моррисонов. И до поздней ночи. Так что — спать, спать, спать…
Говорят, что в душе, даже у самого отъявленного негодяя, на самом дне можно найти (в микроскоп) частичку доброго и человечного. Мистер Хаггард, конечно, к таким не относился, но все же у него в груди что-то потеплело и защемило, когда пожилой рабочий со своей не менее пожилой супругой долго тряс ему руку и, глядя в глаза, все рассказывал, как долго он работал, где только не побывал, чего только не испытал, и вот теперь на старости лет у него есть свой угол, и не просто угол, а дворец из пяти комнат (считая ванную, кухню и санузел), и что теперь не страшно и помереть, и он умрет теперь спокойно, и в любую минуту, только позови его м-р Хаггард и скажи: «Том, иди, умри! Так надо!»
И он пойдет.
И хотя м-р Хаггард понимал, что все это обман, что нет никакого бескорыстия, а только трезвый и холодный расчет в том, что чем лучше будет жить рабочий, тем он лучше будет работать на него же, Хаггарда, но все равно, глядя в суровое лицо этого человека, которому он обязан своим благосостоянием, ему было непривычно вдруг ощутить просто радость, такую светлую и тихую, какую испытывает человек, подаривший другому частицу себя.
Правда, Хаггард никогда ничего не дарил.
Он мог только дать.
Но и это было все-таки приятно.
"Нельзя же, право, всю жизнь жить в скотстве, надо ж когда-то долги отдавать, — думал он, — Ну, бог с ним, а то так и в компартию можно вступить.
Ох, и рады они будут моим миллиардам, «интернационалисты» проклятые!
Правда, они сами не знают, куда девать собственные миллиарды.
У них, видите ли, перепроизводство: «Нам ваших товаров и даром не надо, нам свои надоели».
Чтоб вы ими подавились!
А торговать-то надо. Ох, как надо.
А где? Хоть и четверть Галактики практически принадлежит тебе, этим развивающимся слабакам вовек не расплатиться с долгами, и основную прибыль ты получаешь, как это ни прискорбно, от торговли с красными.
А с ними — разве это торговля?
Это скорее похоже на затянувшийся до бесконечности день страшного суда, когда тебя раздели, выставили на всеобщее обозрение и тыкают пальцами, зубы твои рассматривают, приседать заставляют, голос им подай, а потом начинают читать на весь белый свет твою дефектную ведомость: экстерьер, видите ли, не того, одышка имеется и на волосяном покрове проплешины!
А проплешины не от хорошей жизни!
Поконкурируй тут и с Моррисоном, и с вами, гадами, и на соцкультбыт внеси, и в бюджет, и меценатом будь, и нищим подавай!
Вам этого не понять!
У вас — «гармония», «единство духа», «полное раскрепощение человеческих возможностей», «свободное творчество», "от каждого — по способностям, каждому — по амбициям".
Тьфу!
Одно слово — гады. Как вспомнишь о вас, так Моррисон родным братом покажется, единоутробным.
Говорю я ему, дураку, хватит, давай объединяться. Сожрут ведь, не поперхнутся, по очереди, сначала тебя, придурка, потом меня, старого идиота, а потом всю нашу систему схавают!
И будем мы у краснопузых в брюхе «Интернационал» хором петь, и вприсядку нижний брейк отплясывать, под балалайку!
Нет же, он знай себе улыбается и молчит, скотина косоглазая!
Хоть фамилия у него и англоязычная, а кровь дедушки-дзяофаня так и играет. Одно слово — камикадзе недорезанный!"
Последние мысли м-ра Хаггарда растворились в долгожданном сне, в котором он увидел прекрасный пейзаж с горой Фудзиямой, вокруг которой была Великая Китайская стена, а наверху гордо реял красный флаг с гербом Моррисона, только вместо слова «Моррисон» там было какое-то загадочное слово «Мальборо», а у подножия горы приткнулся чей-то мавзолей, то ли Мао, то ли Тадж-Махал.
И он, м-р Хаггард, гордо стоял в почетном карауле, весь такой черный-черный и кучерявый, с золотыми кольцами в ухе и в носу, совершенно голый, не считая набедренной повязки и боевой раскраски по всему телу. На ногах у него были стоптанные валенки, а на голове — заячий треух. В руках его было копье и тростниковый щит, а толстые красные губы сами по себе напевали неизвестный тарабарский мотив с еще менее известными словами на очень знакомом и непонятном языке:
Я — маманя Груня!
Я — папаня Груня!
Скоро вырасту большой
Тоже стану Груней!
Самое интересное в этом сне было то, что если бы м-р Хаггард не спал, и ему показали бы все эти предметы, вроде горы Фудзиямы, или валенок, то он бы ни в жисть не догадался, с какой это планеты и для чего они предназначены, особенно шапка-ушанка.
А что такое «Груня», мы и сами не знаем!
Вот!
— Мистер и миссис Хаггард! — гаркнул здоровенный мужик с огромной седой бородой в каком-то дурацком черном костюме, обшитом золотом и в не менее дурацком головном уборе, в котором истинный знаток старины узнал бы фуражку с кокардой.
Мужик стукнул об пол какой-то палкой, которая вся переливалась и искрилась, и тут же грохнул фейерверк, затрубили фанфары, раздвинулась стена, и из нее вышли те, про кого он гаркнул, освещенные лучами расфокусированных лазеров.
Миссис Хаггард выполнила свое обещание и через полупрозрачное облако, которое все время меняло цвет и форму, было видно, что для своих сорока лет она совсем еще ничего, и если бы какой-нибудь злодей, решивший разрезать ее пополам, сфокусировал бы лазеры, то в образовавшемся полумраке (так как сфокусированные лазеры дают намного меньше света, чем расфокусированные) миссис Хаггард можно было б дать лет эдак — так 18 или даже 25!
М-р Хаггард, поддерживавший под руку свое драгоценное «облако», был в белых штанах, имевших экзотическое название «шорты», и свободной белой блузе, на груди и спине которой все время менялись «веселые картинки». То есть был одет просто и с намеком на то, что явился сюда с серьезным намерением вовсю повеселиться.
И его импровизированный карнавальный костюм под кодовым названием «Том Сойер» к концу вечера мог даже очень запросто стать «Геком Финном».
— Дорогие друзья! Мы рады Вас приветствовать в нашем доме, который с того момента, как Вы перешагнули его порог, принадлежит Вам безраздельно! — продекламировал загробнолукавым голосом м-р Моррисон, встав навстречу гостям.
«Все-таки Моррисониха подложила нам свинью, — подумал со злостью м-р Хаггард, рассматривая помещение, куда они попали, — Мы явно вписались в этот интерьер со своими костюмами, как кисть маляра в полотна Сикейроса! А у моей коровы нет ни капельки хитрости и расчетливости, кроме как повыставлять свои телеса на всеобщее обозрение. Так ей и надо! Здесь приличное общество, а не ванная комната, а Моррисоны никак не похожи на дога с саламандрой!»
— Ой, что это на вас одето? Ой, куда это мы попали? — двадцати-семнадцатилетним голосом заквакала миссис Хаггард, нервно регулируя свое злосчастное облако на интенсивное свечение.
— У нас сегодня «ретро»-карнавал! — не менее молодо закудахтала миссис Моррисон. В отличие от легкомысленных Хаггардов одетая соответственно в «ретро»-костюм, то бишь в длинное парчовое платье со стоячим кружевным воротником. На голове у нее была высокая замысловатая прическа со множеством огромных булавок, торчащих в разные стороны, а на глубоко декольтированной груди висел довольно приличного размера ящичек с какими-то циферками.
— Ой, что это у тебя такое? — подбежала к ней миссис Хаггард и схватила ящичек обеими руками, раза три интенсивно встряхнула и поднесла к своему уху.
Это настоящие древние электронные часы с поэтическим названием «Будильник»! — торжественно заявила Моррисониха, вовсю смакуя свой триумф, — Я за них отвалила стоимость приличной планеты!
Ой, какая прелесть! — не отрывая от уха часы, будто надеясь, что электроны затикают, прощебеквакала миссис Хаггард.
— Дай мне померить!
— Пожалуйста, дорогая!
Пока женщины вертелись друг перед другом, м-р Хаггард с тоской подумал, что те дебилы и олигофрены, которые смотрят на них сейчас по стереовизору, ничего не понимают и все принимают за чистую монету.
И очень здорово, что красные не интересуются такими передачами, кроме, конечно, их Кэ-Кэ-Бэшников (сотрудников Комитета Коммунистической Безопасности), которые, конечно, не поймут юмора м-ра Моррисона, подсунувшего своей мегере эту рухлядь, и будут ломать себе голову, какое это новое защитное оружие массового поражения поступило на вооружение его внутренним оккупационным войскам и какую, наверное, страшно разрушительную силу оно имеет, судя по размерам этой будильной бомбы!
И будем надеяться, что единственный человек, который может уличить их в пошлости — красный посол м-р Пэтрофф, — как всегда на официальных и тем более на неофициальных приемах, восседал в данный момент в дальнем баре этого огромного здания (по рекомендации главного эксперта в этом вопросе головного Его Императорского Величества Института Марксизма-Ленинизма имени Рональда Трумэна), и дежурные девицы угощали несчастного м-ра Пэтроффа якобы самым любимым его напитком, который он, естественно, употребляет у себя дома каждый день из самовара — особой, очищенной, под старинным названием «Смирновская».
И оное название произошло, видимо, от ихней застольной команды «Смирна!», наверно, имевшей такой же смысл, какое действие оказывает этот божественный нектар на подопытный организм, против которого применяется данное средство.
Бедный м-р Пэтрофф! Опять он уедет в самый разгар гулянья по неотложным и срочным делам.
И не пройдет и года, как нам пришлют нового посла, а м-ру Пэтроффу присвоят звание Герой коммунистического труда и дадут орден «За боевые Заслуги в мирное время». И отправят нашего героя в санаторий лет эдак так на пять, лечить свое подорванное здоровье и сочинять отчет о проделанной работе.
«Правда, надо не забыть завтра дать указание и выкинуть на рынок точно такие же часы, — деловито подумал м-р Хаггард, — После нынешней трансляции на них будет неплохой спрос, если, конечно, этот бандит их уже не выкинул», — и дружески обнял малорослого, также одетого по сценарию «ретро» в карнавальный смокинг и огромный черный цилиндр, своего заклятого «друга» м-ра Моррисона.
И они мило улыбнулись, без слов понимая друг друга, что, как говорится в старой доброй полиземляндской поговорке из Новой Зелундии: «Чем бы жена ни тешилась, лишь бы не вякала!» (Или не квакала, хрюкала или гавкала, как вашей душе будет угодно!)
Помещение, в котором они все находились, было обставлено в стиле Марии-Антуанетты, якобы имевшей возможность покупать себе мебель только на барахолке или в комиссионных магазинах. И чувствовалось, что это делалось сообразно тонкому вкусу, с коим свинья поедает апельсины.
Все эти несуразности и смешение стилей всех эпох и народов также было частью очередной коварной хитростью м-ра Моррис-сана, а может, и Моррис-джана.
"Эх, зря мы в свое время сбросили на них всего две бомбы, — с тоской подумал м-р Хаггард, — а потом чикались и чанкайшились, все красной заразы опасались! Лучше уж немного поболеть краснухой, чем желтухой, при нашем всеобщем загнивании. Ведь что гад делает?! Все кланяется и кланяется, — мол, смотри, какой я темный и глупый! А стоит отвернуться — так нож в спину воткнет, убивец! Ведь он смеется над нами! И не придерешься! Смеется ведь в открытую, как бы приглашая тебя с ним посмеяться над данным балаганом. А ведь, возможно, он специально подсунул нам этот секретный код вызова их банковского счета, чтобы мы всполошились и наделали бы глупостей, в то время как дело уже сделано и уже исправить ничего нельзя. Никто же кроме него не знает, как долго они тратились и что уже успели напакостить на эту астрономическую сумму", — рассуждал м-р Хаггард, не зная, как он близок к истине, и что в скором времени этот мир ждут такие потрясения, с коими «культурная революция» в древнем Китае с его тогдашним президентом-императором Мао сравнимы так же, как взрыв сверхновой сравним со вспыхнувшей спичкой.
— Дорогая, у вас здесь так мило. Ну прямо как в средневековом замке. И вы сами так ослепительны, ну прямо королева! — продолжал светскую беседу голос миссис Хаггард, доносившийся из клубка искр и ярких вспышек, в который превратилось хваленое облако, — Я никогда ничего подобного не видела!
«Интересно, видит она хоть что-нибудь, находясь в этом шедевре пиротехники, — начинал уже в самом деле злиться м-р Хаггард, — Слава Богу, что все это бутафория. А то включилась бы система пожаротушения, и остолопы, смотрящие на нас, подумали бы, что мы даже в свободное от работы время занимаемся рекламой моющих средств».
— Мы недавно были на Земле-1 по туристической путевке, видели всю эту старину в оригинале, и кто бы мог подумать, что это так интересно — жить среди всех этих вещей, так одеваться, — продолжала важничать миссис Моррисон, — Там столько разных заповедников, с такими смешными названиями: «Франция», «Германия», «Польша», и говорят, что столько же существовало народов. Представьте себе, а я думала, что всегда было только четыре нации: англо-американцы, негры, китайцы и русские! — и это говорила образованнейшая женщина, читавшая в оригинале Овидия и Плутарха!
«Что-то с нами не так. Мы куда-то катимся, и начинает казаться, что не мы правим миром, а он нас ведет к безумию и ограниченности! — м-ру Хаггарду было тошно видеть этих самок и было противно и стыдно за себя и за м-ра Моррисона, — Ведь мы неглупые люди и, кажется, неплохие и талантливые организаторы, ан нет, приходится строить из себя дурака, чтобы быть ближе к той серости, что на тебя смотрит и берет с тебя пример. За все надо платить, а так как деньги в основном платят тебе, то приходится расплачиваться своей личной свободой. Надо дать задание разработать кибера, мою копию, и пусть он лыбится с экрана ежедневно вместо меня!»
От этой мысли к м-ру Хаггарду вернулось хорошее настроение, и он весело засмеялся. Миссис Моррисон приняла этот смех на свой счет и ободренная тем, что ее юмор оценили, с еще большим воодушевлением продолжила рассказ:
— А на обратном пути мы посетили Столицу красных и видели там много интересного. Представьте себе, эти красные не умеют скрывать своих чувств и, как видно, совершенно невоспитанны! Мы видели на их лицах слезы, гнев, удивление, задумчивость, нерешительность, тогда как у нашего самого несчастного калеки никогда не сходит с лица счастливая улыбка! Это говорит о том, что даже в самую трудную минуту нам лучше живется, чем им там в их «коммунистическом раю», — миссис Моррисон заулыбалась, видимо, подражая «несчастному калеке в его трудную минуту».
«Агитатор-пропагандист, — констатировал про себя м-р Хаггард, широко улыбаясь вместе со всеми, — Ведь прекрасно знает, что если не будешь улыбаться все время, то Служба здоровья сразу причислит тебя к неблагонадежным. А для того же калеки это означает потерю пособия и высылку на дальнюю суровую планету. А к красным они не так просто летали! Видно, Моррисон хотел подлизаться к ним. Ну, ничего, мне завтра доложат, что у него из этого вышло!»
И еще более демонстрируя свою лояльность посредством зубоскальства, м-р Хаггард обратился к хозяевам «ретро»:
— Так чем вы нас сегодня порадуете?
— О, мы постараемся вас так повеселить, чтобы после нашего вечера вы еле ноги дотащили до постели! — сострил м-р Моррисон и, взяв с антикварного столика с кривыми ножками не менее антикварный серебряный колокольчик, начал в него звонить.
«Будь твоя воля, мы бы давно ноги протянули!» — продолжал про себя бормотать м-р Хаггард, наблюдая, как опять появился тот забавный бородатый мужик, держа на вытянутых руках огромный пластиковый папирус, и начал читать громовым басом:
— Леди энд джентльмены! В программе сегодняшнего представления Вы увидите, услышите, почувствуете следующие экзотические номера:
1. ужин с классическим балетом;
2. концерт звезд мировой эстрады прошлых веков с плясками;
3. веселая викторина «Что? Мне? Зачем?» с подарками;
и, наконец:
4. Сюрприз, приготовленный нам м-ром Моррисоном!
При последних словах мужик топнул ногой, под ним открылся люк, куда он мгновенно провалился и откуда взвился вверх столб пламени.
Карнавал начался!
За столом все здорово повеселились.
Оказывается, раньше ели не руками, как все нормальные люди, а какими-то серебряными штуками.
Ими надо было тыкать, резать и поддевать варварскую пищу.
Эта, с позволения сказать, пища, оказывается, была без стандартной упаковки в брикеты, покрытые антисептичной, мгновенно рассасывающейся, бесцветной и безвкусной пленкой. И вообще, эта пища была больше похожа на маленькие цветочные клумбы, в которых участники ужина забавно рылись вышеназванным серебром, как гробокопатели в поисках сокровищ, что подтверждалось обильным добыванием костей и других непотребностей.
Правда, надо признать, что эта экзотическая пища была довольно вкусна, но, право, увольте, — хоть ты и научился уже владеть инструментом и салфеткой, — вскорости высокие гости и не менее высокие хозяева были покрыты с ног до головы разноцветными жирными пятнами.
Маскарад был в разгаре!
Хаггарды в данной экстремальной ситуации оказались более приспособленными к выживанию. Костюм «Том Сойер» безболезненно для предначертанной ему судьбы принял промежуточную для себя стадию под названием «Робин-Бобин-Челобрек», а «облако» бесследно поглощало все, что в него роняли, и только обнаженное тело миссис Хаггард, служившее конечной станцией их (огрызков) путешествия, регулярно требовало интенсивного почесывания, что было легко проделывать из-за присущего данному образцу «облака» свойства сверкать.
Моррисонам же было намного труднее. Белый воротник хозяйки превратился в неоднократно использованную лакмусовую бумажку, (мы, правда, не совсем уверены, что эту бумажку можно использовать больше одного раза). И очень пикантно гляделась зелень на булавках в прическе. А наиболее сладкие куски летели в жадную пасть декольте, и миссис Моррисон время от времени засовывала туда свою ручку. Если ей везло и она там что-то находила, то тут же отправляла это «что-то» себе в рот.
Правда, она иногда снова промахивалась, и тогда это попадало за шиворот м-ру Моррисону, сидевшему рядом.
О м-ре Моррисоне можно было сказать только однозначно: вид его был ужасен!
Так что обед удался на славу. Тем более что вино лилось рекой в прямом смысле слова, так как все привыкли пить только из горлышка разовой посуды, а тут эти, так называемые стеклянные бутылки, из которых надо сперва налить в не менее хрустальные фужеры, а те надо держать за тонкую ножку руками, скользкими от соуса — и без дозировочного клапана все захлебывались, так что веселье лилось не только через край, но и за шиворот.
Ко всему этому хорошим подспорьем был обещанный классический балет.
Как объяснили гостям, танцоры были одеты в настоящие танцорские костюмы, такие белые-белые и облегающие, только у танцорши кружевной воротник был не на шее, а на талии.
Но это обстоятельство ничуть не мешало кидаться в них объедками.
В конце концов, когда партнер подхватил свою партнершу и подкинул (что символизировало возвышенность его чувств), он наступил на что-то скользкое и упал.
Партнерша, естественно, упала на него, и они долго копошились, пытаясь подняться, и все это под чудную музыку Петра Ильича Чайковского.
Режиссер, руководивший этим безобразием (званый обед «а ля силь ву пле»), увидев, что гости с хозяевами насытились и дружно чешутся, понял, что настал момент сменить декорации. И сменил их.
Со всех сторон начали бить струи разноцветной от моющих средств воды, и Моррисоны начали дружно срывать с себя балаганные костюмы до тех пор, пока не остались в чем мать родила, и с удовольствием стали плескаться в радужных струях.
М-р Хаггард, решив, что он уже довольно точно похож на Гека Финна, переплывшего Миссисипи, также сорвал с себя спецодежду.
Миссис Хаггард, к сожалению, нечего было с себя срывать, но, видя, что все уже нагишом, тут же сделала свое «облако» прозрачным.
Купание продолжалось недолго и сменилось воздушным душем…
…Может быть кого-нибудь из читателей шокировала эта сцена, как-никак взрослые, солидные люди, да еще к тому же идет трансляция, а они — голые!
Но в те времена нравы уже растеряли свое излишнее пуританство, и не было ничего предосудительного в обнаженном здоровом теле (а наши герои были здоровы и хорошо сложены для своих лет).
С эротической же точки зрения обнаженное тело почти утратило свою силу, давно уступив место действию. По сценарию предусматривался обязательный показ хозяев половины мира раздетыми, как в хорошей рекламе товар всегда непременно показывают в натуральном виде.
После сушки всем были предложены новые карнавальные костюмы.
Хаггарды, уже пощеголявшие в легких одеждах, выбрали себе костюмы времен освоения Дикого Запада: М-р Хаггард нарядился ковбоем, а его половина, соответственно, — женой ковбоя.
Моррисоны же, изрядно попотевшие в тяжелых доспехах былой аристократии, решили одеться естественно и предпочли детскую одежду.
На хозяине дома была белая панамка, белая рубашечка, до колен штанишки с бретельками, красные носочки и летние сандалики, а у хозяйки были на голове три хвостика с огромными красными бантами, далее пестрил цветастый сарафанчик, причем он кончался выше колен сантиметров так на тридцать, и из-под него виднелись огромные белые кружевные панталоны. А завершали наряд красные туфельки с бантиками.
В сумме получилась большая дружная семья из четырех человек, в состав которой входили: сердитый папа, опять узревший в этой костюмерии коварные козни своего лютого врага, беззаботная мама и шаловливые дети.
Сразу же начался обещанный и долгожданный концерт.
Стены поднялись, и все оказались на открытой площадке, висевшей над необозримым залом, который был наполнен копошащимися в объедках пьяными и веселящимися гостями.
В зале было человек девятьсот — все сидели за столиками (а кто и под ними), — так что по одному этому можно судить о размерах этого зала.
Среди приглашенных были ведущие сотрудники обеих фирм, представители городской администрации, журналисты, конгрессмены, военные, послы наиболее значимых, а также дружественных планет (кроме, конечно, м-ра Пэтроффа, который стоял грудью против происков империализма — за стойкой дальнего бара).
Недостаток женщин среди вышеперечисленных слоев населения восполнялся личными секретаршами, а также собственными и чужими женами.
Минут пять семья «Моггардов» («Харрисонов») наблюдала по индивидуальным мониторам за этим затейливым зрелищем, вертя ручки увеличения изображения.
Внизу тоже начался душ и одевание новых костюмов. Когда все угомонилось, то на сцене, которая по площади равнялась залу, началась артиллерийская подготовка, выразившаяся в интенсивных взрывах и море пламени.
Это была увертюра к праздничному концерту.
Дым стал рассеиваться, и на сцене оказались шесть человек, застывших в разных позах со странными предметами в руках.
— Это копии популярных древних музыкантов, — объяснил м-р Моррисон, — а в руках они держат древние музыкальные инструменты.
— Неужели они будут играть таким варварским способом? — удивилась миссис Хаггард.
— Конечно, нет, — успокоил ее м-р Моррисон, — Играют они, как обычно, мысленно управляя компьютерами, а этими инструментами создается правдоподобный имидж.
— Значит раньше играли даже мечом по щиту? — не унималась миссис Хаггард.
— Нет, что вы! — М-р Моррисон рассмеялся, — Это же певица! Она просто изображает амазонку!
— Знаю, знаю! — миссис Хаггард радостно захлопала в ладоши, — Это такое озеро на Америке-4!
— Да нет же, амазонки были женщинами-воинами, не признававшими власть мужчин.
— Значит, я тоже немножко в душе амазонка! — миссис Хаггард изобразила на лице воинственность и взглянула на своего мужа.
«Сточная канава ты, а не амазонка!» — подумал м-р Хаггард, хотя о своей жене грех так даже думать, но самокритика — святое дело, а, признавая ее вышеназванным источником, он бросал тень прежде всего на самого себя, так как хотя не ежедневно, но регулярно в нем купался и пил из него.
— А что это за пестрое чудовище с палкой? — не унималась миссис Хаггард, решив до конца установить социальный и этнический состав этой группы былинных существ.
— Во-первых, это не палка, а «лидер-гитара» — древний ударно-щипковый инструмент, а то, что вы окрестили «чудовищем», является «драконом» — участником ансамбля «Поцелуй», очень популярного в средние века в расцвет церковно-салонных баллад в стиле кантри-рок, — ответил м-р Моррисон, будучи в душе явно меломаном.
— А вон стоит копия моего мужа, и опять с палкой! — Бог явно не обделил миссис Хаггард наблюдательностью.
— Точно! Этот наряжен ковбоем, видите, у него есть ковбойская шляпа, на бедрах — патронташ, а на плече — автомат, без которого в прериях делать нечего. Но только вы опять, миссис Хаггард, спутали палку с «бас-гитарой», древним струнно-стенобитным орудием, — и, не дожидаясь, пока его спросят о других участниках ансамбля камерной музыки, м-р Моррисон продолжил:
— А вон та, с красными волосами, — это клавишница, а на груди у нее клавишный инструмент, называется он так из-за клавиш. Вон, видите, беленькие и черненькие такие полосочки. Она по ним бьет пальцами и этим показывает название нот, которые надо играть оркестру, спрятанному в яме перед сценой. От того этот инструмент и называется «стрингс-оркестр».
— Как же сложно было раньше играть бедненьким музыкантам. Наверное, из-за этого они исполняли такую примитивную музыку, — миссис Хаггард ни черта не понимала в хард-роке!
— А тот мужчина во фраке, сидящий за большим черным ящиком, называется пианист, а тот — в майке, окруженный стеклянной и медной посудой — барабанщик, — закончил представлять м-р Моррисон диковинные профессии, освоенные в совершенстве древними лабухами.
Пока м-р Моррисон просвещал миссис Хаггард, музыканты начали играть и петь. Делали они это очень весело, правда то, что они играли, и, тем более, то о чем они пели, разобрать было нельзя — стоял сплошной рев, и только душераздирающий визг певицы указывал, что в тексте есть намек на ту незавидную долю, доставшуюся женщине в те суровые времена, когда на многострадальной Земле господствовала эмансипация.
А в целом слова и музыка здесь были совершенно излишни. Каждый из участников сопротивления невзгодам, существовавшим в прошлом, демонстрировал наглядно, как он с ними боролся.
Певица, непрерывно издававшая боевой клич, махалась огромным, ослепительно сверкающим мечом в окружении стаи человеко-псов и каждые сорок секунд срубала по одной собачьей голове. Головы ложились у ее ног горой, и она посредством их медленно, но верно возвышалась
Конечно, это были всего-навсего комбинированные съемки, и все, что творилось на сцене, было всего лишь трансляцией на огромный стереоэкран, перегородивший ползала. И самой сцены на самом деле не было, хотя она, конечно, существовала где-то в студии. Но нас это уже не касается
Итак, вернемся к нашим драконам…
Дракон тыкал палкой, пардон, гитарой в разные стороны, ужасно корчил рожи, и особенно старался показать всем зрителям свой язык, имевший длину не менее полуметра и раздвоенный на конце. Был он шустрым малым, так как одновременно с этим скакал козлом по сцене и пускал из ноздрей пламя, а из ушей — голубой дым
Ковбою же его палка быстро надоела или он, сочтя ее непривычным, а, может быть, и недостойным орудием, разбил ее вдребезги о спинные шипы дракона (тот этого даже не заметил) и, достав свой проверенный в боях «шмайссер», начал пулять из него то в публику, то в своих дружков. Надо честно признать — он был в этом деле большой мастер, так как ни одна из его пуль не попала ни в тех, ни в других. Но зато, когда на него напали человеко-псы, он их стал косить дюжинами, только шерсть клочьями летела.
Бабу со стиральной доской («стрингс-оркестр»), видимо, сразу же укусила какая-то бешеная собака и она, взбесившись, взобралась на черный ящик (рояль) и начала бить по голове мужика во фраке, видимо заподозрив в нем конкурирующую фирму. Когда бить стало нечем, она прыгнула на него, и они стали кататься под роялем (даст ист блэк бокс!) в смертельной схватке.
Хаггард подумал, что, может быть, они тайные любовники, давно не имевшие возможности встретиться, а тут выдался такой удачный случай побывать друг у друга в объятиях без страха быть застуканными. Хотя это была чушь, — она его так стукала по голове, что скорее можно было предположить, что они муж и жена, и у него сегодня была получка, а распределение семейного бюджета — непростая штука!
На барабанщика сзади напал огромный осьминог, и бедный передовик производства («Ударник комплексного труда») совершенно напрасно боролся с обвившими его двумя щупальцами — ведь остальные в это время делали за него его работу, а так как их было много, то они явно переполняли план по количеству ударов и по силе, кажется, тоже.
Не прошло и трех минут, как вся «посуда» разлетелась вдребезги, а последнюю уцелевшую тарелку осьминог обернул вокруг головы несчастного драмсиста.
Короче, побоище на сцене было в самом разгаре.
Шестерка гладиаторов была прекрасно подготовлена, и на подмогу их врагу подошли свежие подкрепления, которые состояли из монгольской конницы, взвода эсэсовцев, гвардейцев кардинала, объединенного племени краснокожих с людоедами и банды люберов.
Что тут началось!
Вся эта орава скакала по сцене (благо было где скакать), дружно орала, стреляла, кони ржали, людоеды лязгали зубами, свистели стрелы, сверкали сабли и шпаги, взрывались гранаты с длинными ручками, барабанщик кряхтел и сверкал медным лбом!
На правом фланге действа любера наконец-то навели порядок в семье клавишников, заставив мужа заняться делом, то есть играть на рояле и не валять дурака (свою жену), а ее раздели (с ее добровольного согласия, разумеется) и нагишом заставили плясать перед мужем на крышке «ящика», что вошло в соответствие с их представлением о порядке в здоровой и гармоничной семье.
В центре боя людоеды, не разъединившись с краснокожими, совместными усилиями освободили «щупальцеборца» из объятий головоногого, и на радостях, в честь столь славной победы, решили принести несчастного меднолоба в жертву своим богам, а людоеды — заодно и съесть. Тут же связали бедняжку и повесили за ноги к треноге из копий, потом из обломков барабанов развели под ним костер, а так как «дар божий» висел высоковато над пламенем и поджариться в меру должен был нескоро (чтобы боги остались довольны, решено было поджарить его на медленном огне), то, не теряя времени, стали тут же жарить куски кальмара, которые сумели отрубить во время великой битвы и позорного бегства последнего.
При этом людоеды пели веселые песни и плясали, а краснокожие были злы, потому что не сумели снять с жертвы скальп (их ножи не брали металл тарелки, как они ни старались, а разбить ее топорами они побоялись, так как тогда нечего было бы снимать и в жертву приносить).
На левом фланге наступило временное перемирие, в ходе которого обе противоборствующие стороны выявили единство своих целей и образовали оборонительный союз.
Решено было провести учения, эсэсовцы построились «свиньей», в арьергард встали французские гвардейцы во главе с сестрой Жанны д'Арк, а на флангах (слева и справа) встали ковбой и аглицкий дракон.
После построения был произведен превентивный удар по люберам, о чем нападавшие (то есть НАТО!) очень пожалели, что связались с «качками».
Те им быстро накостыляли: «фармазонку» отправили плясать на рояль к своей «побочной» сестре, из пленных немцев организовали стройбат, который со знанием дела (не впервой!) начал рыть противотанковые рвы против конных орд кочевников, а связанных по рукам и ногам гвардейцев, ковбоя и дракона отправили братским развивающимся народам (людоедам и краснокожим) в качестве культурной и продовольственной помощи.
Таков краткий пересказ данного концерта в стиле «хэви-металл».
И пусть тот, кто видел это грандиозное зрелище, теперь посмеет сказать, что поп-музыка не несет в себе никакого духовного богатства и не связана корнями с исторической правдой нашей жизни!
Шум боя на сцене постепенно стал спадать, в связи с перекуром, когда из-под потолка, в перекресте прожекторов в центр зала опустилась новая певица.
Ее нельзя было назвать худой, по сравнению с уже выступившей певицей, и одета она была непонятно.
Зато на лице четко и явственно различалась святая ложь.
— Сейчас она споет древнюю песню о бренном существовании человека в мире техники, — подсказал м-р Моррисон.
Зазвучала спокойная музыка, и певица запела вкрадчиво:
Пусть все остается как есть на самом деле.
Не нужно иллюзий — они надоели,
Не надо бравады — естественным лучше,
Все равно растворимся в человеческой гуще!
Ведь мы — как кино, как немые картины,
Живые машины,
Живые машины…
Тут же со всех концов сцены начали двигаться толпы роботов и инопланетных существ, которых изображали брейкеры.
Любера опять приготовились к обороне.
«Все-таки с красными Моррисон не договорился, — решил м-р Хаггард, — Слишком уж агрессивны у него эти подмосковные гавроши».
А певица продолжала петь уже сильным голосом:
Вот что-то сработало внутри головы,
И вот мы в кого-то уже влюблены!
Программа решает, что делать тебе,
Спасибо, Создатель, твоей голове!
Брейкеры подхватили припев и, не переставая дрыгаться-вертеться в конвульсиях, повторили его металлическими голосами, явно пропущенными через вокодеры.
А певица продолжала петь уже в железном ритме, извиваясь всем телом в лучах лазеров:
Мы думаем-мыслим, мечтаем порой,
А он наблюдает всегда за тобой.
И что б ты не сделал, чего б не достиг,
Ты выполнишь волю Его в этот миг!
Ведь мы словно сеть,
Как куски паутины,
Живые машины,
Живые машины!
Мы молимся Богу, мы тонем в вине,
Мы ищем смысл жизни в мирской пустоте,
Целуем любимых и бьем их подчас,
И все по программе, заложенной в нас.
Стремимся постичь мудрых истин вершины,
А ведь мы всего-навсего -
Живые машины!
И опять все запели припев и повторили его три раза.
Правда, под конец он плавно «затух», поскольку любера успели за это время всех разогнать, так что петь больше было некому.
— Я теперь знаю, почему вышла замуж за тебя, милый! — миссис Хаггард вытерла слезу и повернулась к мужу, — Так было предначертано свыше!
«Так решили твои родители, когда поняли, что ХДК и без приданого проглотит их паршивую фирму-ширму!» — подумал м-р Хаггард, но мило улыбнулся своей избраннице.
— А сейчас — танцы всех времен и народов! — бодро объявил м-р Моррисон.
Тут же на сцену выпрыгнули орды танцоров в разнообразных национальных костюмах и начали плясать каждый свое: кто «Сиртаки», кто «Лезгинку», а кто «Казачок». Гости внизу так же начали отплясывать интернациональный танец «С похмела — пополам», а м-р Моррисон пригласил миссис Хаггард на вальс.
Миссис Моррисон и м-р Хаггард дружно начали хлопать в ладоши им в такт, и всем было очень весело, и было еще несколько номеров, после чего начался третий раунд матча — обещанная викторина с вручением настоящих предметов старины в качестве подарков.
Первый «вопрос» появился крупным планом на экране (это было изображение велосипеда), и нужно было ответить — что это такое и для чего предназначено?
Названия не знал никто. А вот об области его применения была высказана масса предположений. В частности было сказано, что это — орудие пыток, стереофоническая прялка, автодрезина на монорельсовой дороге, и так далее. Однако приз получил тот, кто утверждал и настаивал на своем: перед нами основное средство передвижения мотопехоты во время третьей мировой войны.
Победитель был награжден древней электрокофемолкой.
Он ее долго и победно тряс над головой, потом, — видно начитавшись рыцарских романов, подумал, что обрел наконец свою чашу Грааля, — налил в нее вино и стал пить из нее, пока не переполнился счастьем.
Далее на опознание была представлена книга с интригующей надписью на обложке — «Азбука».
Тут были высказаны предположения, что это: упаковка для блока видеокассет, противотанковая мина, коробка конфет и подарочный кирпич. Но победителем оказался тот, кто сказал, что это — «Пластырь для малограмотных слоев населения», за что и был награжден данным «талмудом».
Третьим номером (мой самый любимый размер) был выставлен на всеобщее обозрение бюстгальтер.
Опять сказали, что это орудие пыток, древние стереонаушники, фуражка для двуглавов с Сигмы-7 и прочая ерунда. В этом конкурсе победителя не нашлось, и для просвещения масс предмет продемонстрировали участникам в действии.
Тут же «заплечных дел мастер», видевший во всех показанных ранее предметах орудия пыток, стал протестовать, утверждая, что он угадал правильно, но с ним не стали спорить, а подарили ему этот лифчик, сказав, что он может проверить его в действии на своей жене, которая сидела тут же, рядом с ним — огромной бабище (а злосчастный бюстгальтер был первого номера). Она за это наградила его, повторно, звонкой оплеухой и обещанием дома повысить ему квалификацию, показав несколько новых методов и приемов в его любимом деле и хобби.
Одним словом, викторина проходила очень весело. Гости познакомились еще с некоторыми диковинными и невиданными вещами, например, с телефоном, шариковой ручкой, зубной щеткой, мужскими «семейными» трусами, газовой плитой, унитазом и расческой.
После чего раздали несколько поощрительных призов, один из которых достался знатоку пыток, увидевшему во всех вышеназванных предметах свои любимые «игрушки».
После викторины объявили последний номер программы — Сюрприз! Для участия в финале всем предложили разделиться на группы по сорок человек, с равным количеством мужчин и женщин.
Хаггарды и Моррисоны присоединились к первой группе, состоявшей из их собственных секретарей, а также из наиболее уважаемых гостей с их подругами.
— Итак, что же вы нам готовите? — м-р Хаггард старался быть равнодушным, что, впрочем, не требовало от него особых усилий. После сегодняшнего «бедного» впечатлениями дня его восприятие действительности порядочно притупилось, а принятый в течение вечера внутрь (и наружно) алкоголь уже перестал действовать, уступив место наступавшему похмелью, опаснее коего ничего на свете нет, что могут подтвердить несчастные, страдающие этой почти не излечивающейся болезнью, — Нападение давешней сборной команды бандитов?
— Нет, что вы, они давно уже расформированы, а мы вам предлагаем безобидный и увлекательный аттракцион. Он доставит вам, как мы надеемся, удовольствие.
М-р Моррисон улыбнулся и нажал на пульте монитора, за которым сидел, какую-то кнопку.
На экране появилась трехмерная схема, очень похожая на клубок спутанных ниток.
— Ага, нам надо угадать, что это такое. За это мы получим в награду еще один бюстгальтер! — сострил м-р Хаггард и обнял свою жену, — Мы из него сделаем чепчики не хуже вашей панамки, м-р Моррисон!
М-р Моррисон вежливо улыбнулся «шутке» и начал:
— Завтра во всех районах столицы, во всех остальных городах нашей благословенной планеты, на других планетах, где есть отделения нашей фирмы, мы открываем новый аттракцион под названием «Гравитационный лабиринт», или сокращенно — «ГраЛ», — Чтобы подчеркнуть значимость такого события, оратор снял с себя панамку и прижал ее к груди, — Мы много работали, чтобы воплотить в жизнь эту прекрасную задумку, и вот теперь это осуществилось! Сегодня вы будете первыми посетителями увлекательного чуда инженерной мысли!
— А это не опасно? — хотя миссис Хаггард ничего на свете не боялась, кроме, разумеется, старости, ей, однако, надо было поддерживать почетное звание «слабого пола».
Моррисон обернулся в сторону Миссис Хаггард:
— В этом и было главное препятствие для реализации этой заманчивой идеи. И пока не было найдено технического решения, обеспечивающего полнейшую безопасность клиента, мы не решались выпустить «ГраЛ» в эксплуатацию, — м-р Моррисон вернул себе на голову панамку обеими руками, будто бы решаясь: «выпускать клиента или не выпускать».
— Как вы видите на схеме, этот запутанный лабиринт состоит из труб, имеющих разветвления и тупики. Трубы сделаны из гравигенного материала, и, если поместить вовнутрь какой-либо предмет, он будет висеть по центру трубы. Если же перед предметом будет участок повышенной гравитации, и он будет двигаться от этого предмета, то оный последует за ним! — Моррисон победно вскинул кверху свой куцый подбородок.
«Наверное, Моррисону по ошибке подсунули отрывок из лекции по горному делу, — подумал м-р Хаггард и изобразил на лице явную заинтересованность, — Уже лет двести на всех нормально развитых планетах так устроены трубопроводы для сыпучих грузов».
Но самое главное в том, — продолжал потомственный горняк, — что гравигенный материал стенок трубы удалось изготовить эластичным!
«А теперь он читает инструкцию об устройстве боевого скафандра», — м-р Хаггард сразу протрезвел и подумал, что Моррисон ради прибыли пошел на рассекречивание стратегической технологии. Это же конфликт с военным ведомством, что было очень смелым шагом. И это мог себе позлить только слишком независимый человек, — «Значит, у него за пазухой что-то есть, а что — мы не знаем».
Моррисон запустил руку за шиворот своей рубахи и достал оттуда большой металлический предмет, поднял его над головой и начал им трясти.
— Вот он, символический ключ от нового аттракциона. Я вручаю его моей дорогой гостье, миссис Хаггард! — и, кланяясь, он передал ей свой дар.
«Дорогая, тресни его по башке этой железякой!» — подумал м-р Хаггард, и, улыбнувшись, сказал своей жене:
— Этот ключ мы повесим в Розовом зале, между чучелом нашей бывшей кошки и бластером моего отца, посредством которого эта кошка перешла в разряд бывших! — Он повернулся к м-ру Моррисону, — Так когда же мы увидим, как двигаются предметы в вашем лабиринте, нам больно не терпится это увидеть?
— Вы опять ничего не поняли, мои дорогие друзья! — м-р Моррисон похлопал м-ра Хаггарда по плечу и снисходительно улыбнулся:
— Не предметы, а мы с вами будем двигаться. И не просто двигаться, а летать с опьяняющей скоростью. И чтобы было веселей, мы устроим игру в пятнашки. Прошу вас в индивидуальные кабинки — снимите лишнюю одежду. Она может помешать и стеснить нас в этом увлекательном деле!
В кабине м-ру Хаггарду объяснили с экрана и, заодно, показали, как надо управлять своим полетом в «ГраЛе».
Это было очень просто.
Достаточно вытянуть ноги — и ты летишь, поджать — останавливаешься, если подожмешь одну ногу — сделаешь поворот.
Потом объяснили правила игры в «пятнашки».
Они оказались также простыми: надо было догнать впереди летящего и не дать догнать себя.
Для этого на запястья м-ра Хаггарда манипуляторы надели баллоны с несмывающейся краской: стоило сжать кулак, как струя ударяла метров на пять.
Чтобы владелец струи в полете не измазался собственной краской (правило плевка против ветра) ее сделали парамагнитной, и через десять метров от хозяина она прилипала к стенкам лабиринта.
На баллонах имелся автоматический счетчик попаданий в цель.
Попадания же противника фиксировались на собственном теле, так что аттракцион предстоял азартный!
«Вот это настоящее свинство со стороны Моррисона, — м-р Хаггард трезво оценил, что его ждет, когда он выйдет из „ГраЛа“ весь исполосованный и разноцветный, — Они тут не раз наверняка тренировались. Ну, мы посмотрим! — м-р Хаггард с благодарностью вспомнил своего тренера, заставлявшего его каждый день выполнять тренировочный комплекс космического десантника, — Я им живым не дамся!».
По общему сигналу кабинки, всех участников догонялок вытолкнули в лабиринт.
М-р Хаггард быстро набрал скорость и полетел по тускло светящемуся туннелю, плавно делая виражи на поворотах.
Через две минуты его занесло в тупик и стукнуло о стенку, и он имел возможность убедиться, что Моррисон не обманул, и она на самом деле эластичная.
Когда он вылетал из тупика, его на развилке обогнала молодая девушка.
М-р Хаггард «рванул, как на пятьсот», но проказница, видимо, прекрасно освоилась здесь, и вскоре м-р Хаггард думал лишь о том, как бы не потерять ее из вида. Но через некоторое время юная «валькирия» сбавила темп, видимо, стараясь сохранить у клиента остаток сил для более целесообразного их приложения. Сократив расстояние до прицельного, м-р Хаггард с удовольствием всадил в нее хороший заряд краски. Струя пришлась, естественно, в заднюю часть ее фюзеляжа, на что она ответила решительным увеличением скорости. Но как только м-р Хаггард поднажал, безобразница поджала ноги и резко остановилась: м-р Хаггард врезался в свежеокрашенное место и, его счастье, что оно оказалось мягким.
Часть краски, соответственно, перенеслась ему на голову и руки, которыми м-р Хаггард инстинктивно схватился за препятствие. Как ни странно, препятствие не вырывалось, и наоборот, — игриво захихикало.
Это и был его просчет!
М-р Хаггард сразу понял, что его завлекают, и не только в новую игру, но и в грязную провокацию.
Он медленно разжал руки, легонько подтолкнул «хихикалу» вперед и смачно всадил с обеих рук добрую порцию краски прямо в «печатный станок».
Но пока он возился с этой «обольстительницей», к нему сзади подкрался здоровенный, весь покрытый волосами и татуировками, телохранитель Моррисона. Он схватил его за пояс обеими руками и гнусно засопел.
М-р Хаггард заученно ударил негодяя ребрами ладоней в область ушных раковин, чем вызвал резкое изменение силы звука, вырывавшегося из зловонной глотки нахала, которую он тут же заткнул двойным ударом обеих ног, и пустился наутек.
Вот когда пригодились каждодневные тренировки!
Волосатый «Непотреб» был раза в два моложе, здоровей, сильней. К тому же — ему два раза сделали «больно», да еще — долг службы и знание лабиринта.
Но м-р Хаггард тоже хотел жить незапятнанным. При первой же возможности он резко затормозил, а когда из-за поворота появилась оскаленная и алчущая пасть, он усердно наполнил ее первоклассным красителем. Теперь его уже больше не преследовали, видимо, переваривая случившееся.
Но на этом злоключения м-ра Хаггарда не кончились.
Летя в среднем темпе и приходя в себя от только что пережитого, он увидел, как впереди вроде бы что-то мелькнуло, и машинально прибавил ходу
Это его и спасло.
Когда он пролетал — уже на полной скорости над этим местом, ему в след брызнула краска.
М-р Хаггард долетел до первого поворота и развернулся.
Опять в том же месте что-то мелькнуло.
Он рванул туда, долетев, резко затормозил, одновременно сжав кулаки, направил их в сторону затаившегося противника и минуты две умывал его.
После этого к м-ру Хаггарду больше уже никто не приставал.
М-р Хаггард еще около получаса летал по лабиринту и время от времени в тупиках видел копошащиеся разноцветные тела.
Он подумал, что «ГраЛ», скорее всего, будет пользоваться популярностью.
Но это его не очень огорчило. Ведь через месяц, ну, через два, когда к «ГраЛу» уже успеют привыкнуть, его фирма должна выставить на рынок свой аттракцион — подводный гравилабиринт.
Задержка произошла ввиду большей, чем у «ГраЛа», стоимости сооружений, а также из-за доводки миниатюрных накладных жабер.
Зато их произведение будет, конечно, шедевром по сравнению с этой моррисоновской серостью. Там будут плавать рыбки, на которых можно будет поохотиться, там можно порезвиться и отдохнуть, рассматривая подводные диковины.
К тому же, вода ласкает и стимулирует кожу лучше встречного ветра. И энергетические затраты минимальные, так что ходить туда можно целыми семьями.
А на безводных планетах такой лабиринт будет подарком судьбы (вернее, ХДК).
Да, что и говорить, ХДК — солидная фирма. Временное поражение она спокойно переживет. И, все равно, своего не упустит. А играть в пятнашки и под водой можно!
Прозвучал мелодичный гонг, и не менее мелодичный голос возвестил об окончании игры.
М-ра Хаггарда тут же подхватило и понесло с бешеной силой, несмотря на его сопротивление. Но он зря волновался — несло его к выходу, как и всех остальных участников «пятнашек».
Вскоре они все очутились на открытой площадке и дружно начали друг над другом потешаться.
М-ра Моррисона в начале игры постигла, видимо, такая же «судьба», как и м-ра Хаггарда. У обеих руки были покрыты собственной краской: у Моррисона — зеленой, а у Хаггарда — красной. Но, в отличие от м-ра Хаггарда, м-р Моррисон вымазал себе не лысину, а живот и лицо.
И тот, и другой прецедент вызвал бурю восторгов и восклицаний типа «он всегда в дело с головой окунается!» или «он никогда не падал лицом в грязь!»
Рядом с м-ром Моррисоном стояли оба его телохранителя и нервно ржали. После головомойки, устроенной м-ром Хаггардом, они были похожи на великих вождей «краснорожих».
М-р Хаггард, оказывается, подло скрывал ото всех свой божий дар маляра-виртуоза — у обоих «Монтесум» даже зубы были красными!
Остальные игроки были окрашены типовым методом — мужчины наиболее интенсивно сверху и спереди, а женщины — соответственно наоборот.
На огромном табло под потолком высветились результаты игры, определявшие победителей. Первое место — по количеству набранных очков и минимальной окрашенности — занял м-р Хаггард.
Второе — миссис Моррисон.
Два последних места разделили миссис Хаггард и жена одного генерала.
Они обе были вымазаны с ног до головы во все цвета радуги.
М-р Хаггард подумал, что и здесь его «Хавронья» отличилась, правда, успокаивало то, что бывают чушки еще хуже, — которых не может исправить даже армейская дисциплина. Впрочем, может, она их и порождает?
Когда все отмылись, переоделись и, думая, что карнавал подошел к концу, собрались разъезжаться, м-р Моррисон весело их остановил.
Оказывается, у него есть еще один сюрприз, и поэтому он попросил всех следовать за ним.
Площадка, на которой находились гости, стала подниматься и очутилась чуть в стороне — над гигантским клубком «ГраЛа».
И тут-то все увидели, что снаружи трубы лабиринта — прозрачные, и все происходящее внутри них с новой группой было видно как на ладони.
К тому же перед каждым зрителем был монитор, позволявший подробно разглядеть каждый промах «пятнавшихся».
— М-р Моррисон, я надеюсь, что из нашей игры получится прекрасный рекламный ролик для вашего аттракциона! — громко сказал м-р Хаггард, а про себя тихо подумал: «И для меня — тоже, и если моя „Пифия“ немножко перестаралась, то пусть все видят, с кем мне приходится иметь дело почти ежедневно. И пусть трепещут!»
Музей располагался в нижней части огромного здания учебного центра им. Джона Хаггарда, занимая огромную площадь.
Он был гордостью и любимым детищем фирмы.
Сюда водили детей с десяти лет для ознакомления с историей триумфа свободного мира, а заодно и с триумфом ХДК.
Сегодня сыну м-ра Хаггарда, Томми, как раз исполнилось десять лет, и по традиции вместе с мальчиком музей должен был посетить сам м-р Хаггард.
К этому событию давно готовились, и оно должно было быть полностью показано по всем каналам стереовидения.
Было решено, что они присоединятся к обычной школьной экскурсии и за все ее время м-р Хаггард не произнесет ни одного слова для тех миллиардов людей, что будут лицезреть его. Все должно быть скромно — и это создаст величие!
Тем более что после вчерашнего безобразия такая игра на контрасте будет беспроигрышной.
Ранним утром, пока личный экипаж м-ра Хаггарда покрывал расстояние от его загородной виллы до музея, а малыш, сидевший рядом с настоящим живым водителем, наслаждался бреющим полетом, представляя себя летчиком-перехватчиком из старого вестерна, которого послали по секретному заданию выследить и уничтожить логово кровожадных краснокожих, — м-р Хаггард сидел в кресле в середине салона аэрокара и слушал доклады служб о проделанной работе за истекшие сутки по выяснению характера загадочных капиталовложений проклятых конкурентов. Обстановка прояснялась, хотя четкого и конкретного ответа не было получено.
Военные новых дополнительных заказов МДК не давали, а все старые были известны. Значит, «собачий нюх» опять не подвел!
В подпольном бизнесе, где интересы фирм были четко разграничены, никаких даже косвенных данных о новой сфере деятельности МДК не имелось. МДК по-прежнему занималась худо-бедно космическим пиратством и торговлю живым товаром и контрабанду инопланетных зверушек, которыми занималась ХДК, не затрагивала. Кстати, именно эта сфера деятельности имела единственную точку соприкосновения между конкурентами.
Пираты продавали пленных торговцам, а торговцы снабжали пиратов информацией, наводя их на свой потенциально новый товар, когда этот товар себя еще оным не считал.
Это разграничение сфер влияния с первого взгляда могло показаться искусственным и неестественным. Но это с первого взгляда.
На самом деле эта интеграция, при имевшихся тогда средствах связи и полнейшей идентификации средств доставки, позволяла многие годы без сбоев функционировать системе "пират — торговец". И это делалось при полной невозможности доказать существование данной связи. Один разбойничал, а другой — торговал. Хотя применительно к данному случаю оба рода занятий по своим целям были идентичны.
М-р Хаггард с самого начала знал, что данный порядок нарушать невыгодно ни тем, ни другим. Поэтому, давая указание проверить МДК в этой области кооперации, заранее знал, какой будет получен ответ. И он его получил. Здесь все было мило и тихо. Как после налетов на далекие бедные планеты пиратов и торговцев в разгромленных поселениях и опустошенных сейфах наступала первозданная тишина.
Самое интересное, что военный космический флот, призванный приходить на помощь всем слабым и беззащитным, не только не мешал данной деятельности, но даже поощрял ее, имея немалые выгоды от этих «невинных проказ».
Делалось это так.
Когда после распродажи на борту пиратского или торгового звездолета оставались лишь одни молодые и здоровые мужчины, патрульный крейсер галактических сил свободного мира засекал их, начинал преследовать, успешно догонял и брал на абордаж.
После того как счастливые пленники оказывались на борту крейсера, производилась имитация уничтожения пиратского судна, и в итоге — все были счастливы.
— пленные, потому что их «ослобонили от неминучей гибели»;
— военные, потому что получили новый набор рекрутов и полный комплект учебных тревог, максимально приближенных к боевым;
— торговцы, то бишь пираты, потому что выгодно обменяли (читай — продали за кругленькую сумму) груз, который надо кормить, — на груз, который кормит сам (первоклассное топливо, да еще по дешевке);
— политические обозреватели стереовидения (щелкоперы и бумагомараки, пардон, пустобрехи и телемакаки), потому что есть о чем сообщать;
— обыватель, потому что видно, как расходуют его честно отданные денежки, и что родная армия на страже;
— а все вместе — потому что так прекрасна милая свободная отчизна (дер Фатерлянд, натюрлих!), которая способна обеспечить порядок и процветание всем и вся!
Аминь!
…Третья группа данных не давала прямого ответа на усиление связей МДК с красными, а даже наоборот, косвенная информация указывала на то, что марксисты с большим удовольствием торгуют с ХДК, и это — настораживало. С идеологической точки зрения разницы между ХДК и МДК не было ни малейшей, а коммунисты так просто ничего не делают. Значит, им что-то известно. И это подтверждает, что забеспокоились они — не зря.
Оставалась четвертая группа — исследования и освоения Магелланова Облака — самой ближайшей галактики к Млечному Пути.
Но здесь, как ни обидно, ничего нового узнать было нельзя, так как обе фирмы стали недавно заниматься этим делом, а объем и количество экспедиций могла установить только служба безопасности вооруженных сил. К ним был послан секретный запрос, и ответ должен был быть получен лишь к концу следующего дня.
Так что м-р Хаггард мог спокойно открывать с сыном музейные сокровища, пока открываются потайные клапаны в службе, созданной для их закрытия.
Экскурсовод был точной копией секретаря.
«Видно, их сюда после меня направляют, — подумал м-р Хаггард, — На один день, а потом мы их выдаем замуж за лучших офицеров звездного флота. За что получаем богатое приданое в виде самих офицеров, ведь девочек готовят на славу и на всю жизнь».
— Папа, посмотри, какая красивая тетя! — Томми дернул отца за рукав, — Она из стереовизора?
— Да, сынок! — ласково потрепал его по голове м-р Хаггард и улыбнулся загадочно и сурово, зная, что со всех сторон их снимают, — Только не забывай, как себя сегодня надо вести. Если выдержишь это серьезное испытание, то получишь подводный глиссер с ультразвуковой пушкой.
— Папа, а почему эта тетя не может стать моей воспитательницей вместо миссис Мопсон? — никак не отреагировав на обещанный глиссер, вопрошал малыш.
— Потерпи, сынок. Еще пару-другую лет, и такие тети обязательно будут тебя воспитывать, — М-р Хаггард уже прикидывал, что у секретаря-экскурсовода, прежде чем ему отбыть в звездное плавание во славу ХДК, скоро появится еще один рабочий день в фирме, — Слушай внимательно, что эта тетя будет сейчас нам рассказывать, это будет очень интересно. Если тебе что-нибудь будет непонятно, то задавай вопросы, только сначала подними кверху указательный палец. И не забудь, что нас снимают и транслируют. Помни, что все твои промахи первой заметит не эта тетя, а миссис Мопсон!
Упоминание о миссис Мопсон сразу подействовало на мальчика, так как он ее боялся больше рыбьего жира и великой традиции «мыть руки перед едой». А объяснялось это очень просто — ребенок рос здоровым и подвижным, к радости отца и огромному огорчению миссис Мопсон.
Только не подумайте, что она была тайным агентом Моррисона, засланным извести единственного отпрыска Хаггардов (Моррисон мог только помечтать о таком суперагенте!)
Миссис Мопсон была самым известным и коварным резидентом той самой страшной и кошмарной империи, которая наводила ужас на всех созданных Богом тварей в этом мире (особенно на маленьких здоровых крошек) — империи «Старых Перечниц», самой любимой пыткой которых было заставлять всех маленьких детей умываться и запрещать им делать именно то, что в данный момент больше всего хочется делать — жизнерадостно резвиться
Кстати, м-р Хаггард и не подозревал, какого страшного и коварного экзекутора он приставил к сыну.
Его самого в детстве воспитывал мужчина, отставной звездный пират, персональный пенсионер фирмы, инвалид всех групп и великий знаток тонкостей «фольклора» всех планет, где есть или был когда-нибудь «фольклор».
Мисс экскурсовод, в отличие от своей бывшей секретарской формы, была одета в строгий черный костюм, состоящий из приталенного жакета, белоснежного жабо и узкой, чуть ниже колен, длинной юбки с высоким разрезом сбоку, и туфли на телескопической шпильке.
Для пущей строгости на ее носу возлежали огромные овальные очки, а на затылке — волосы, убранные в пучок. Все это делало образ очаровательной девушки в глазах детишек таким строгим и весьма сексуальным — в глазах наиболее угнетенной половины их родителей. Вдобавок, она хорошо смотрелась на фоне пестро и разнообразно одетых сорванцов, что создавало завершенную композицию, которую и лицезрела в данный момент по стереовидению половина всего мира. Другая же половина данную передачу, естественно, не смотрела.
Ведь у красных, конечно, нет таких красивых девушек и жизнерадостных детей. Поэтому смотреть им на это неинтересно, а может и завидно!
Как, впрочем, у них нет еще, конечно, и м-ра Хаггарда, по той самой причине, что он есть здесь и ему тут пока лучше, чем если бы он был там.
В центре зала под потолком висел громадный кубический стереовизор с четырьмя экранами. И на каждый экран транслировался портрет Джона Хаггарда Основателя.
В свое время стереовизионщики заставили его сидеть неподвижно перед камерами в течение получаса. Потом запись смонтировали в бесконечное кольцо, и теперь с экранов на посетителей смотрел живой м-р Хаггард Основатель и всем улыбался своей доброй отеческой улыбкой.
У него так мило топорщились огромные, пшеничные с проседью усы, он время от времени дружески всем подмигивал, так что создавалась полнейшая иллюзия того, что он чуточку стесняется своего величия и просит немножко прощения у всех за содеянные великие дела.
Конечно, никто не может устоять перед его обаянием и очарованием. И, конечно, все ему сразу прощается, и все возгорают к нему любовью и полнейшим доверием.
К нему, и к его фирме.
Если б в этом зале смогли оказаться и увидеть его портрет все те, кого он своей деятельностью разорил, ограбил и убил, то они, без сомнения, великодушно простили бы его и крепко полюбили. Ведь этот милый, добрый старик, если что и мог сделать в своей жизни чуточку плохого, то это он уже сделал. И конечно, не для себя, а для всеобщего блага и процветания, и если у вас есть какие-либо затруднения или проблемы, то разве они идут в сравнение с тем всеобщим счастьем, установившимся в этом прекрасном и единственно свободном мире — мире м-ра Хаггарда!
— Дети, вот перед вами дедушка Хаггард, он изобрел дубликатор. Вы, конечно, знаете, что такое дубликатор? — очаровательный Ментор улыбнулся малышам, пораженным величием зала.
В этот момент дедушка Джон заговорщически подмигнул им и еще больше расплылся в благоговении.
— Дубликатор — это такой большой ящик, в котором всегда есть сколько хочешь конфет, игрушек и видеокассет, — ответила самая маленькая и опрятная девочка с необычайно взрослым выражением лица, которое она держала гордо, как высокий знак принадлежности к малочисленной избранной касте Зубрил и Задавак.
— Дети, а кто из вас знает, как он работает?
— Я знаю! — поднял руку маленький мальчик в огромных очках на маленьком веснушчатом носу, весь такой растрепанный, что сразу становилось ясно любому прохожему или любой прохожей собаке, что он также принадлежит к касте Почемучек, изо дня в день ежеминутно повторяющих страшное магическое заклинание: «А что будет, если?…»
— Сзади в дубликатор кладут по одной конфетке, игрушке или видеокассете, а дубликатор их дублирует в неограниченном количестве, — он гордо сверкнул очками на конкурирующую касту Задавак, явно не в первый раз доказывая, что не только Зубрилам доступны тайны этого мира.
— А что еще может дублировать дубликатор, дети?
— Мороженое!
— Кока-колу!
— Джинсы!
— Стереофоны!
— Роликовые коньки!
— Жевательную резинку!
Детишки хором тянули кверху ручки, с нетерпением ловя благосклонный взгляд экскурсовода.
— А теперь, дети, расскажите, как вы получаете эти прекрасные вещи? — спросила девушка так, как будто сама ни разу ничего не получала. И пристально посмотрела на мальчика, который не мог жить без штанов.
«Она не зря выбрала мальчика с джинсами», — подумал м-р Хаггард. — «В последнее время на них упал спрос, а его надо регулировать».
— Я нахожу дубликатор, выдающий джинсы, — начал мальчик.
— А как ты его находишь?
— Очень просто: спереди дубликатора на экране показано, что он выдает. Я называю свой размер и начинаю выбирать, какие джинсы мне понравятся. Когда я вижу их на экране, я нажимаю кнопку «ОСТАНОВ».
— А если ты не успеешь нажать кнопку?
— Дубликатор все равно почувствует, какие мне понравились штаны. Потом я сую ладонь в окошко. Ее начинает щекотать. А через минуту открывается крышка камеры, и я беру оттуда свои джинсы.
— А для чего ты суешь в окошко руку?
— Дубликатор узнает по моей руке номер счета моего папы.
— Сколько разных джинсов может быть в дубликаторе?
— Много.
— Сколько «много»?
— Ну, штук сто, — замялся мальчик.
— Ты почти угадал! Сзади в дубликаторе много контейнеров с образцами различных предметов. Когда ты выбираешь нужную себе вещь, то контейнер с ней подается к дублирующей камере, из него в камеру кладется этот предмет, а в другой камере он дублируется. Потом образец возвращается в контейнер, а контейнер — на стеллаж. Так вот, чем больше образец, тем меньше контейнеров. А если он маленький, как, например, конфета, то их там может быть до тысячи. Только вот что ты будешь делать, если не сможешь выбрать себе джинсы?
— А я их получаю всегда дома.
— Как ты это делаешь?
— Я подхожу к стереовизору и говорю: «Хочу джинсы!» Он узнает мой голос и начинает показывать мне мои размеры. Когда я выберу, то говорю: «Вот эти!», или просто «Давай!». И где-то через полчаса получаю их по пневмопочте.
— А сколько они стоят, ты знаешь? — не давая ему передохнуть, и не выпуская инициативу из своих Ежовых Рукавиц, коварная Мата Хари явно шила ему Мокрое Дело.
— Ну, примерно столько же, сколько стоит мороженое, или пачка жевачки, или водяной пистолет, — наивный Желторотик ловко изворачивался, строя из себя простачка.
— А сколько ты можешь купить в день таких разных вещей? — коварство и алчность мадам Помпадур достигли предела.
— Сколько захочу, ведь они почти ничего не стоят, — юный Рокфеллер воображал, что живет при коммунизме.
— А что стоит дорого? — голосом Золушки спросила злая Мачеха.
— То, что нельзя получить в дубликаторе и по пневмопочте, — ответил Пятачок наивному Ослику Иа-Иа и сделал мысленно ему «козу».
— А что нельзя получить в дубликаторе? — у Каштанки после знакомства с Му-Му завелись блохи и стал портиться характер.
— То, что не влезает в его камеру, — яма для Слонопотама никак не выходила на проектную мощность, хотя Ослик Иа-Иа всех уверял, что это его любимый размер.
— Ну, например? — Шарапов упорно делал вид, что, совершенно не фальшивя, насвистывает «Мурку».
— Воздушный велосипед, — Пчелка пыталась проткнуть шарик «стукачку» из Ч.К.
— А как же его тогда делают? — спросила Гюльчатай басом Сухова.
— Его собирают на заводе роботы из готовых деталей, полученных из дубликатора, — маленький настырный Айзек писал реферат по Седьмому закону.
— Кем работает твой папа? — Миледи начало тошнить от Рошфора
— Мой папа обслуживает линию дубликаторов, — и маленький мальчик так гордо посмотрел на одну из девочек, что можно было подумать это ему поможет в будущем сдублироваться с ней вместе более легким и приятным способом, чем пользовались их родители!
— Сколько зарабатывает твой папа? — вот тут-то шпиону Гадюкину точно не отвертеться!
— Не знаю, наверное много, как и все, — как отметил про себя Мюллер, у Штирлица в этот момент были самые правдивые голубые глаза, но когда он хотел что-то скрыть, они становились карими.
— Почему ты так думаешь? — спросил Лис у Маленького Принца.
— Все, что мы хотим иметь, мы имеем, и все имеют почти все, что хотят, если они работают, — безуспешно доказывал Муравей Стрекозе
— А если кто-то не хочет работать, как ему быть? — обронил на ходу Волк, неспеша направляясь к лесу.
— А этим лодырям, как говорит мой папа, правительство дает слишком много кредитов, чтобы они жили почти так же, как и мы, работающие, — жаловался гр. Корсика Остапу Ибрагимычу, наблюдая как Паниковский с Балагановым упражняются с гирями
— Вот видите, дети, в нашем свободном мире нет ни голодных, ни раздетых, ни бездомных. И все это — благодаря дубликатору, который был изобретен дедушкой Хаггардом!
А ведь были времена, когда были и голодные и бездомные, — дети удивленно притихли,
…Если у многотерпеливого читателя хватило мужества прочитать до конца эту бредятину, то пусть он поверит мне на слово, что рождение данного идиотизма не имеет к автору никакого отношения.
Вернее, автору принадлежит только содержание диалога между прелестной юной девой и милыми десятилетними крошками.
Весь остальной текст был вписан в память бортового компьютера со слов друзей, коих черт принес ко мне во время моей работы над данным эпохальным произведением.
А так как нормы приличия, широко известная доброта (и скромность) автора не позволили отказать им в гостеприимстве, а внутренняя одержимость в работе не позволяла оторваться от родного дисплея, то вышеназванные «хомо нежданос», именуемые в просторечии друзьями (хотя половину этих противных рож я видел впервые!), чтобы не мешать мне работать, разбрелись по моей однокомнатной квартире и начали рыться в моих книгах и холодильниках, включать мои магнитофоны и смотреть мои телевизоры, играть на моих органах, гитарах и синтезаторах, лежать на моих кроватях и говорить по моим телефонам, плясать на моем паркете и сидеть на моих коленях, — так что не удивительно, что после каждой фразы, сказанной мною в диктофон, они успевали сказать еще несколько своих мудрых мыслей о моем романе, мне и моей квартире, а бедный несчастный компьютер, которому приходилось выполнять одновременно взаимоисключающие приказы желанных гостей (и при этом еще держать и противопожарную оборону), конечно же, растерялся, стал выбирать наиболее подходящие по смыслу моим репликам «дополнения» и фиксировать в памяти весь этот бред, который был выявлен лишь только после прочтения изданного романа.
Наконец при третьем переиздании удалось уговорить редактора поместить данное пояснение, которое, очевидно, необходимо.
Автор же приносит глубочайшие извинения и надеется, что данный печальный случай не повлияет на общее впечатление, которое, я надеюсь, появится после прочтения моего великого и гениального романа.
А теперь, с вашего позволения, вернемся в то далекое прошлое к м-ру Хаггарду и его незабвенному дубликатору…
Итак, над городом вставала кровавая заря, Хаггард… пардон, забыл стереть память. Итак…
…М-р Хаггард знал, что такое голод и бедность.
Это он на своей, грубо говоря, шкуре, конечно, не испытал, но имел об этом ясное представление.
В свое время его отец, желая показать сыну жизнь со всех сторон (количество сторон определялось цифрой шесть) и развеять юношеские иллюзии, отправил свое двадцатилетнее чадо в трансгалактический круиз с инспекционной поездкой по периферийным владениям фирмы, с побочной возможностью заработать себе на мороженое пару-другую миллионов на торговле с дикими аборигенами космоса.
Во владениях фирмы сынок лишний раз убедился, что его папа владеет даже слишком многим.
На рудниках и в заказниках был строгий порядок и почти полная автоматизация.
Люди компании жили хорошо и в достатке, даже на планетах с совсем не подходящими для жизни условиями.
Конечно, были исключения, когда по вине местной администрации допускались злоупотребления, но, как давно известно, человек — наименее надежное звено в цепи производства, и для выявления таких слабых звеньев и был послан м-р Хаггард, тогда еще младший.
Правда, один раз это выявление кончилось перестрелкой, но охранники знали свое дело, и индивидуальная защита у сынишки была новейшая, так что тогда все кончилось благополучно (застрельщиков инцидента, естественно, благополучный исход миновал).
На протяжении всего маршрута, новейший крейсер ХДК, мастерски замаскированный под торговый сухогруз, регулярно посещал так называемые «свободные» планеты с целью торговли и больше ни-ни, никакого пиратства, все-таки на борту находится наследник.
Ведь были случаи, когда с виду нищая и жалкая планета умудрялась заполучить новейшие вооружения, и пиратский налет превращался в маленькую термолазерную войну.
На этих планетах, заселенных гордыми, но, как правило, жалкими колонистами, м-р Хаггард всего вдоволь нагляделся.
Ведь как нормальные люди приобретают новую планету? Даже если они ее не сами открыли, а покупают у других (у государства, военных или вольных разведчиков), и при покупке им предоставляется исчерпывающая информация, все равно к этой планете посылается автоматический разведчик (обязательно с животными на борту), который заново повторяет всю программу исследований. И очень часто оказывалось, что в райских уголках водится всякая нечисть, которую не обнаруживает ни один прибор и которая, тем не менее, прекрасно обнаруживает сама и убивает, или же тихая и мирная с виду планета вдруг превращалась в исчадие ада со взрывами и пожарами, вроде того ангела, наконец вышедшего замуж.
Так вот, эти гордые люди, которым подавай новую и свободную жизнь, считают, что везде лучше, где их нет, покупают у первого встречного, такого же, как они, авантюриста, координаты и патент на якобы райскую планету, на последние деньги приобретают новейшей конструкции звездолет, который и не на всякую-то свалку возьмут, а точнее, подлежащий уничтожению в космосе, и всей оравой летят черте куда.
А потом, не имея возможности вернуться, или же не желая этого сделать из-за своей глупой гордости и упрямства (если им не повезло, и они сразу не погибли), эти современные первопроходцы (даже противно применять к ним это славное слово) мучают себя и своих детей, рождающихся пачками уродами, перебиваясь с хлеба на квас (хотя, в некоторых случаях, эта простая пища им снится в голодных снах в качестве деликатеса!).
И когда к ним случайно прилетал трансгалактический корабль, то за продовольствие или же за паршивого кибера они были готовы отдать последнее, вплоть до собственных дочерей.
(Для последних это было бы не худшей участью, если, конечно, планета не на карантине и выезд с нее разрешен.)
Хотя были и планеты, на которых не было вышеописанных ужасов, и люди там жили в нормальных условиях, но, все равно, если общество находится ниже критического уровня и испытывает недостаток в людях или в деньгах, то оно все равно хиреет и деградирует.
М-р Хаггард до сих пор не мог забыть глаза одной пятилетней девчушки, которая протягивала к нему свои ручонки, прося хлеба, и как она его сжимала своими пальчиками, между которыми были перепонки, и как жадно она вгрызалась в него своими острыми, размером с палец, голубыми зубками.
Ужас! [1]
— Давным-давно, лет этак сто назад, когда еще не было дубликатора, — продолжала рассказывать экскурсовод, — люди жили во много раз хуже, чем живем сейчас мы. Чтобы прокормить и одеть себя, приходилось много и очень тяжело работать.
На экранах появилась хроника столетней давности, глядя на которую детишки могли убедиться, что тетя не рассказывает им сказку, а режет правду-матку.
Особенно их поразили два эпизода.
В одном из них в огромном цехе женщины шили вручную на швейных машинках рубашки, а на другом — те же женщины шли и подбирали неубранную картошку за картофелеуборочным комбайном.
М-р Хаггард подумал, что с этими кадрами явно переборщили, но, другой стороны, пропаганда — дело тонкое.
— Труд, даже если он тяжелый, все равно почетен и полезен. Но нельзя сделать две совершенно одинаковые машины, как нельзя вырастить два одинаковых овоща. И хотя автоматизация производства продуктов потребления достигла совершенства, все равно одни вещи получались лучше, а другие — хуже. Вот вы, дети, когда-нибудь получали из дубликатора что-нибудь, что было бы плохо сделано?
Дети отрицательно замотали головками.
— А тогда можно было купить дорогую вещь, а она оказывалась бракованной.
— А что такое бракованный? — спросила маленькая девочка с расширенными от ужаса глазами.
— А это, когда ты, например, начинаешь жевать резинку, а она не тянется, а рассыпается, — ответила ей эрудированная тетя.
— Так это уже не жевачка, а рассыпучка! Я ее тоже очень люблю, — не понял наивный ребенок.
— Но при этом эта рассыпучка отдавала бы рыбой и была бы горькой на вкус, — тетя решила до конца добить крошку-малютку.
— Фу, какая гадость эта ваша заливная рыба! — (пардон, ребенок должен был сказать — бракованная резинка), — девочка сморщила носик, отдав должное данному деликатесу.
— Но опять же, это не самое страшное. Ведь плохую вещь можно было выбросить, а в нашем рыбно-насыпном случае — выплюнуть, и купить новую, были бы деньги. Но для производства новых вещей требовалось огромное количество сырья, — перед тем как стать безработной, юная дочь счетовода Вотрубы явно закончила финансово-экономический Факультет.
— А что такое «сырье»? — продолжала приставать к ней все та же девочка, видно ничего хорошего не ожидая от этого нового слова.
— Это то, из чего делают разные вещи, — на экранах появились кадры, показывающие как добывается руда и уголь, как выплавляется сталь и перегоняется нефть.
— Вот, например, вкусные булочки пекутся из муки, которую, в свою очередь, смололи из зерна, выращенного в поле. А вы, наверное, думали, что булки растут на деревьях?
— Да, — ответил мальчик, у которого с дубликатором были связаны радужные надежды на семейное счастье, — Я видел в одной сказке такое дерево.
У м-ра Хаггарда в саду росло такое дерево, и, гуляя по вечерам, он любил сорвать созревшую булочку, пока она теплая. Тем более что рядом росло бутылочное дерево, приносящее литровые бутылки с дефицитным можайским молоком.
— Так вот, из-за этого сырья все наши планеты были изрыты, а земля истощилась от интенсивной обработки, — теперь тетя ударилась в экологию, а на экранах появились виды мертвой, потрескавшейся пустыни, затем — черные терриконы.
— Теперь же все это добывается и выращивается ровно настолько, насколько это нужно для изготовления нескольких образцов, из которых выбирается самый лучший, а с него делают копии.
М-р Хаггард подумал, что после посещения музея ему предстоит приемка новых образцов ширпотреба, затем — поездка на полигон с той же целью. Тем более, что там он давно не был, и разработчики обещали показать что-то очень интересное.
"Надо не забыть взять с собой Томмика, пусть увидит, что у нас всегда, как говорили древние, «сухой порох на запасном пути!».
— Люди испокон веков мечтали о «Золотом веке». И вот, с изобретением дубликатора, он наступил в самом прямом смысле. Золото, которое стоило очень дорого и было основой валютной системы единой для всей Галактики, теперь можно было делать в дубликаторе в неограниченном количестве, и оно стало самым распространенным металлом, после платины, конечно! — экскурсовод повела рукой, и дети с интересом стали разглядывать детали музейного интерьера имевшие преимущественно желтый цвет, позабыв, очевидно, как в недалеком прошлом они регулярно сидели на горшках такого же цвета.
М-р Хаггард также обратил свое внимание на презренный металл и вспомнил, с каким, не доступным его пониманию, вожделением руки деда гладили это золото. И сколько было любви в его взгляде, и сколько горечи, видимо оставшейся со времен «Великого золотого кризиса».
Сам м-р Хаггард, конечно, его не застал. Но по документам и рассказам немногочисленных очевидцев, живших еще тогда, когда он был маленьким, он имел не только представление о последствиях этого кризиса, но и об его истоках.
Это знание давало ему великую гордость за своего предка Джона Основателя. И эта гордость была основана, конечно, не на том, что патриарх изобрел дубликатор (который он на самом деле не изобретал), а на том, как он смог распорядиться этим изобретением. Ведь сколько раз в жизни бывало, что плодами изобретения пользовались все кому не лень, кроме самого изобретателя. Так вот, когда данное чудо науки оказалось в руках дедушки Джона, вышеназванный был всего лишь средней руки бизнесменом.
Капитал, конечно, у него был, и фирма была, но производила она легкие спортивные звездолеты. Старик Джон (ему было тогда тридцать семь лет, и стариком он был лишь в перспективе) прекрасно знал свое место в мире бизнеса и трезво оценивал собственные возможности.
Заполучив действующую модель дубликатора, и, убедившись, что она слишком прекрасно дублирует даже стодолларовые банкноты (так, что даже специалисты не могут их отличить от настоящих), он глубоко задумался что же ему делать дальше.
Первым естественным желанием было запатентовать данное изобретение и начать купаться в лучах славы и, соответственно, в деньгах.
Но «старик» Хаггард был не так прост. Он сразу понял, чем это может кончиться: в один прекрасный день его найдут бездыханным в собственном кабинете, а модель дубликатора окажется или у его могущественных конкурентов, в отношении которых он таковым не является, или у военных. В лучшем случае его купят, кинув жалкие крохи от тех сверхприбылей, что сулит дубликатор.
Так и сидел Джон Хаггард в раздумье, пока не нащупал спасительную соломинку в своем нагрудном кармане — то был обыкновенный золотой доллар, служивший ему талисманом. Естественно, он тут же сдублировал его, потом еще раз и еще, пока на столе перед ним не взгромоздилась гора золота.
Читатель, конечно, сразу догадался что будет дальше: Хаггард наделает золота и станет владыкой мира. Ни черта подобного!
Это мог сделать только дурак Гарин, и то с подачи своей ненасытной Зои. Нет, Джон Хаггард поступил умней.
Он, конечно же, начал делать золото, но ровно в том количестве, которое было нужно для развития его фирмы. То есть в пределах, не позволяющих конкурентам заподозрить что-либо. И так продолжалось двадцать лет, пока фирма Хаггарда не заняла одно из первых мест среди сильнейших монополий свободного мира.
И вот тут-то и был применен метод «Гарин-Монроз», что и привело к началу «Великого золотого кризиса». Так что экскурсовод не совсем правильно осветил данные события — сначала обесценилось золото, а затем уж появился дубликатор.
Но правду не обязательно знать всем. Как не дано им знать, что могильщиком долларовой системы был не пролетариат с его мировой революцией (который пострадал в первую очередь), а самый что ни на есть отъявленный империалист Джон Хаггард.
Но винить его в этом никак нельзя. Ведь, обнародуй он дубликатор до кризиса, все равно данного было б не миновать.
Золоту так и так был бы конец. Даже при, казалось бы, неограниченном сбыте и области применения от электроники до вышеописанных ночных ваз, все равно его стоимость стала равняться стоимости электроэнергии, требуемой на его производство в дубликаторе, плюс стоимость амортизационных отчислений от эксплуатации того же дубликатора.
И, хотя новая денежная система, основанная на кредитах, была введена очень быстро (благо, единая компьютерная сеть между обитаемыми мирами была прекрасно отлажена), главная заслуга Хаггарда была в том, что он правильно рассчитал, когда надо начать эксплуатацию монополии на дубликатор.
Ведь после денежной реформы все валютные накопления пошли прахом. А у его конкурентов на счету было ровно столько кредитов, сколько имелось у них недвижимой собственности.
И ничего они с ним не смогли сделать. А он — смог!
И делал он все подряд: конфеты, патроны, колготки, лазерные головки наведения, — и их себестоимость практически была равна нулю, но продавал он их за те же самые кредиты, что и его конкуренты (теперь — уже не конкуренты) свою продукцию, становившуюся им «бесценной».
И неизвестно, чем бы все это кончилось. Может, был бы сейчас м-р Хаггард потомственным императором-самодержцем. Но незадолго до вышеизложенных событий на одной захолустной планете, под паршивым названием то ли Тайконг, то ли Гонвань, не нашлась бы одна «япона-мать», родившая маленького сморщенного недоноска, в чью метрику скромно записали «Моррисон».
Так вот, этот паршивый Моррисон, предок теперешнего (не менее паршивого), в детстве слишком увлекался электроникой и умудрился (собака!) создать аппарат, основанный совсем на другом принципе, но по действию — аналогичный хаггардовскому дубликатору.
Надо отметить, правда, что его творение было раза в два сложнее и капризнее. Оно жрало в три раза больше энергии, и копии в нем получались порой с дефектами. Но, все-таки, это был конкурент!
(Эх, старый ты дурак, прости Господи, дедушка Джон! Проглядел, поди ж ты! Надо было бы на груди материнской его удавить, макаку желтопузую, а не по девочкам шастать! Эх!)
И вот их всего два производителя дубликаторов на свете, кроме, конечно, красных.
Они делают третий вид дубликатора — помесь хаггардовского с моррисоновским.
Делают подло, без лицензии, оправдывая это тем, что в те времена между ними и нами (свободными предпринимателями) не существовало договоренности об авторских правах.
А какая, к черту, может быть договоренность, когда эти идиоты в правительстве, чтобы локализовать золотую лихорадку, развязали необъявленную войну с красными — и в области торговли, и в области освоения и колонизации планет. Это и привело к полному разрыву дипломатических отношений на целых тридцать лет.
Вот за это время красные сперли образцы аппаратов и сляпали свое незаконнорожденное детище.
Правда они это отрицают и представляют неопровержимые доказательства приоритета собственных разработок. Но не в этом суть.
Даже если они сами до этого дошли, то, существуй договор о монополии, они у нас вот где сейчас были б, гады! [2]
Пока м-р Хаггард все это вспоминал, детишкам рассказали и показали на каком принципе работает дубликатор. Мы не будем сейчас повторять это, так как Вы прекрасно знаете все из школьной программы.
Правда для детишек это было очень интересно. Отметим лишь, что м-р Хаггард неожиданно ощутил чувство фамильной гордости, когда Томми после окончания экскурсии заявил, что стоит ему вырасти, как он изобретет дубликатор еще лучше!
Сразу после посещения музея м-р Хаггард отправился в главный демонстрационный зал своей фирмы. Он пообещал сыну, что обязательно возьмет его на полигон посмотреть новую военную технику после того, как Томми пообедает и отдохнет на морском побережье часа три.
Проводив взглядом улетающий экипаж с сыном, м-р Хаггард вошел в кабину служебной сети доставки и через три минуты вышел из нее прямо в зал. Там уже собрались ведущие эксперты по торговле и рекламе. Они ждали только его, чтобы начать.
М-р Хаггард уселся в кресло перед сценой и принялся за поданный обед. Эксперты также пили (распивали) и закусывали (к сожалению, более уместного глагола, обозначающего происходящее, нет, -Прим. БК), с интересом разглядывая секретаря м-ра Хаггарда.
Это был обыкновенный стандартный экземпляр — от того-то они его так и рассматривали.
Сам же секретарь, чувствуя что им интересуются, грациозно обслуживал м-ра Хаггарда, и, стараясь — одновременно — удовлетворить любопытство окружающих, демонстрировал себя со всех сторон.
Как только м-р Хаггард «уговорил» первое блюдо (по счету, да не по денежному, а по порядковому!), секретарь поинтересовался, с чего начинать?
— Давайте с колготок! — м-ру Хаггарду явно захотелось цветов и музыки.
— Так я их уже десять минут всем демонстрирую! — заговорщически шепнула она и подмигнула.
М-р Хаггард с интересом глянул на ее ноги и стал принюхиваться. Да, несмотря на острые и соблазнительные ароматы пищи, от колготок явно и неплохо благоухало.
— А когда они начнут опадать? — так же тихо спросил он.
— Через две с половиной минуты, — секретарь непрерывно двигался вокруг кресла м-ра Хаггарда. И за ней так же непрерывно двигались глаза всех — без исключения — присутствующих.
И вот, когда она элегантно нагнулась, подавая м-ру Хаггарду следующее, по счету, блюдо со стола, прозвучал мелодичный звон, и — с прекрасных ножек (и не только с ножек, но и с не менее прекрасных бедер также) начали осыпаться лепестки роз, и на какое-то время нижняя часть секретаря (см. выше) скрылась в легком переливающемся облаке, которое медленно оседало на пол.
По залу пронесся стон восхищения.
Особенно он был силен с той стороны, к которой она оказалась спиной…
Читатель, считающий, что здесь автор слишком уж пошло смакует безобразные эротические сцены, глубоко заблуждается. Автор предпочитает заниматься этим делом только у себя дома и только в соответствующей обстановке.
А для сведения очень интересующихся — что же там они увидели такого — могу сообщить: они увидели прекрасные женские ножки, с которых опали не менее прекрасные лепестки роз. Но на их месте осталась довольно мелкая сетка — именуемая в простонародье колготками, — которую вы можете видеть на своих спутницах, а за неимением таковых — на спутницах своих друзей, а за неимением следующих, я считаю, вообще нечего себя мучить — лучше сразу лечь и помереть!
Для особо же интересующихся — могу сообщить, что в момент нагибания — после опадания лепестков — самые страждущие смогли увидеть лишь обыкновенные женские трусики, которые — если вам так невмоготу — можно еще приобрести в любом галантерейном магазине!
Ну, хватит обижать бедных, несчастных, обездоленных фетишистов — лучше продолжим нашу страшную кровавую детективу…
— Ну и когда обычно они спадают? — спросил м-р Хаггард, продолжая жевать.
— Несущая основа колготок является телепатическим приемником, — очень доходчиво объяснил изобретатель оных Жан Чжоу, очень элегантный молодой человек средних лет, — Приемник этот имеет обратную связь с его обладательницей. Если к субъекту, заинтересовавшемуся носителем нашего изделия, проявляется симпатия носителя, то срабатывает данная обратная связь — и лепестки опадают.
— Неужели мой секретарь почувствовала симпатию к кому-то из вас? — от такой иронии м-ра Хаггарда все находящиеся в зале в ужасе содрогнулись. Лишь один Жан Чжоу оставался спокойным по-прежнему и улыбался своей хитрой азиатско-гасконской улыбкой.
— Механизм срабатывания, при отсутствии взаимной симпатии, можно задействовать при наличии нескольких пристальных и настойчивых взглядов, сила которых определяется заинтересованностью женщины во внимании к себе. По Жану Чжоу определенно было видно, что он женщинами не интересуется, так как это предпочитают делать они сами. В данном случае колготки сработали в тот момент, когда на них смотрели все находящиеся в зале, что и отвечало желанию мисс. Если бы она этого не захотела, сколько бы на нее не смотри, кроме лепестков мы ничего бы не увидели. Не правда ли?
Секретарь утвердительно кивнула головкой и вытерла салфеткой губы м-ра Хаггарда.
— Я слышал, что они еще на ощупь опадают, — м-р Хаггард провел рукой по бедру секретаря, — Как бы нам увидеть это?
Тут же на сцене появилась группа девушек, облаченных в разноцветные колготки, и по залу распространился чудесный запах роз. Под легкую ритмичную музыку они изобразили несколько построений, после чего с визгом прыгнули в зал и смешались с толпой. Но ни у одной из испытательниц лепестки не опали, как ни старались их трогать проводившие экспертизу.
— Лепестки опадают только по команде хозяйки, так что нечего бояться ездить в них в общественном транспорте, — разъяснял Жан Чжоу, — Существует два вида опадания. Первый — когда до них дотрагивается субъект, которому симпатизируют, — тут же у некоторых девушек лепестки опали с легким звоном. Во втором случае — когда хотят наказать слишком нахального приставалу.
Тут же сверкнула молния и грянул гром — противного вида старикан повалился на пол, сраженный хорошей порцией электричества. Остальные с опаской отодвинулись от манекенщиц.
— Ничего страшного, он быстро придет в себя. А вам не надо бояться. Специально по желанию хозяйки колготки в данном режиме не срабатывают, — иначе ездить в транспорте стало бы опасно из-за шалостей юных и не совсем юных колготконосительниц. Данный защитный механизм действует только при стойком отвращении к назойливому партнеру, и то — только с третьего прикосновения, — закончил Великий Модельер и скромно замолчал.
— Я думаю, надо одобрить данный образец, если у вас нет претензий и принципиальных возражений, — обратился к собравшимся м-р Хаггард. Но, услышав что бедный старикан начал что-то бормотать, все еще находясь в горизонтальном положении, улыбнулся и добавил:
— Я думаю, можно пренебречь мнением пострадавшего. М-ру Жану Чжоу объявить благодарность и выдать денежную премию.
Все дружно захлопали в ладоши, а старикан, так и не встав, горько заплакал.
Наверное, от счастья?
— Что-то вы какие-то квелые сегодня? — м-р Хаггард обвел взглядом зал.
— Всю ночь работали! — эксперты выстроились в шеренгу и встали по стойке «смирно».
— Ну и что вы там с похмела наработали? — м-р Хаггард знал, что эксперты на самом деле работали, он доверял своим сотрудникам и знал, что сейчас увидит результаты.
Манекенщицы начали хоровод между сценой и кулисами, вынося на суд комиссии плоды ночного бдения экспертов.
Сначала вынесли будильники — количеством сто сорок семь с половиной штук, потом пошли чередой платья, смокинги, цилиндры, рюмки, вилки, ножи, шмайссеры, бас-гитары, стиральные доски, пардон, стрингс-оркестры, телефоны, шариковые ручки, зубные щетки, расчески и прочее безобразие, выкопанное Моррисоном в глуби веков.
Манекенщицы взмокли, демонстрируя на себе бюстгальтеры и мужские семейные трусы.
Они старательно показывали свое умение стоять за кухонной плитой и сидеть на унитазе, ездить на велосипеде и читать вслух по слогам книжки. Короче, после такой подготовки и с такими навыками «жить по-старому» их можно было смело отправлять в каменный век, к которому, очевидно, и принадлежали все эти предметы.
Работа была проделана большая и не напрасная.
Ведь вот уже два часа, как в каталогах МДК (проклятые конкуренты!) значились данные «новинки» на продажу (фо сейл!). Но был еще не вечер, и люди все на работе, — по мере показа и утвердительных кивков м-ра Хаггарда в каталоги ХДК (Господи Иисусе, не дай пропасть бедным мусульманам!) мгновенно заносились новые названия.
— Еще пару таких ретро-карнавалов — и я похудею, — сказал толстый эксперт по продовольственным товарам несчастному старикану, наконец-то сумевшему побороть свою слабость и присоединившемуся к обществу.
— Еще пара таких демонстраций, и фирма лишится единственного специалиста по старинному огнестрельному оружию, — старикашка на самом деле был большим специалистом, несмотря на свой невзрачный вид и шерсть в носу.
— Сам виноват! Привык крепко держаться за цевье, вот и получай! — толстяк вытер пот со лба и принялся называть м-ру Хаггарду экзотические блюда, изготовленные под его руководством в процессе похудания.
— Все это хорошо, — изрек м-р Хаггард, закончив принимать образцы, — Но кроме колготок вы не придумали ничего нового. И нас не спасет ретро-волна, так как люди Моррисона тоже не сидят сложа руки. А ведь наша задача не в выколачивании денег у народа — которых у того давно нет, — а в непримиримой борьбе с Моррисоном за рынки сбыта, — И он твердо резюмировал:
— Надо его переплюнуть!
Надо! Не сомневайтесь, переплюнем! — заголосили перепуганные эксперты, а старикашка передернул затвор ППШ.
Чем? — м-р Хаггард презрительно сморщился, — Вашими накладными губами, от которых начали отказываться даже грязные аборигены? У вас не хватает нового мышления!
— Нужно что-то перестроить, но вот что, я вас спрашиваю?
Все угрюмо молчали, и тут из толпы вышел слишком невзрачный субъект, ведавший рекламой и изучением спроса населения. В упор уставившись в не совсем пышный, но в то же время не совсем плоский бюст секретаря, тихо сказал таинственное и загадочное слово:
— ЯРМАРКА!
М-р Хаггард поднял кверху брови:
— Это что, балаган, что ли?
— Именно, ярмарка с балаганом, — отчеканил субъект и победно оглядел собравшихся.
— Ну-ка, ну-ка, поведай нам, що цэ за таке — ярмарка, — от волнения м-р Хаггард начал бачить, як на ридной Оклахомщине, - Только поподробнее, чтоб всем было понятно!
— Как я понимаю нашу главную задачу, — начал излагать дерзкий новатор, — надо обеспечить как можно больше рабочих мест, ведь только так мы обязываем своих сотрудников покупать только наши товары! Но так, чтобы эти рабочие места не были нам в убыток, а то теряется всякий смысл. На сегодняшний день мы исчерпали все резервы в этом трудном деле. Правда, резервы у нас, конечно, есть, но они требуют больших трудозатрат и зависят от реализации новых технико-технологических разработок. И вот тут очень правильно говорил м-р Хаггард о новом мышлении! Мы о чем все время думаем? Как бы что-нибудь новенького придумать. И ломаем себе голову. А ведь сколько у фирмы нас, конструкторов? Тьма! Все зарплату получаем, но и, конечно, в конце концов, разрождаемся всякими непотребными «губами самоопадающими». Наш бред фирма в муках реализует в реальный товар, а через несколько дней он уже никому не нужен, и мы продаем его за бесценок, чем вконец развратили потребителя. Вот таким образом мы уже давно бегаем по кругу, высунув язык, как бешеная собака за своим хвостом в поисках семи миль!
Толпа экспертов замерла и только их глаза, словно маленькие маятники, тикали-глядели то на докладчика, то на м-ра Хаггарда. На докладчика — довольно осмысленно — как на придурка! А на м-ра Хаггарда — с непониманием, — как он может так долго терпеть такие крамольные речи?!
Когда докладчик на секунду замолчал, видимо перезаряжая новую обойму, все обратили свои взоры на м-ра Хаггарда, моля его нанести ответный сокрушительный ракетно-ядерный удар по этому жалкому логову крамолы. М-р Хаггард, однако, не поддался на эту провокацию, посчитав ее (доклад докладчика) разведкой боем, и не стал проявлять свою стратегическую оборонную инициативу, а выпустил ма-аленькую контрольную тактическую ракетку (20 кТн):
— Все это очень интересно, милейший. Но нельзя ли ближе к теме?
— А он нам как раз — по теме — устроил здесь балаган! — подал голос один из экспертов.
Докладчику эта последняя реплика была как вожжа под хвост. Он с галопа перешел на четвертую скорость. То есть, если выразиться просто и доходчиво, без метафор и аллегорий, он во время этой паузы уже успел перезарядить магазин и, передернув затвор, поднес зажженный фитиль (куда следует) и вдарил отборной картечью по пестрому каре неприятеля:
— Вот м-ру Хаггарду интересно. А до вас, идиотов, мои слова не доходят! Вы думать (ловить мышей) разучились, и этим способствуете застою, из которого тщетно пытается вывести вас м-р Хаггард!
Тут уже не выдержал секретарь:
— Вы думаете, что я тоже способствую застою?
— Что вы, что вы! Так я, конечно, не думаю! — докладчик, затеяв такую опасную игру, понял, что наступил кульминационный момент. Все страшно заинтригованы, и пора выкладывать свои козыри (соображения):
— Именно Вы вдохновили меня! И, глядя на Вас, ко мне пришло озарение — как расправиться с этой проблемой и с МДК заодно!
— Может вы, наконец, скажете, что вы там такое придумали? — м-р Хаггард окончательно потерял терпение, так как он мало верил, что из данной ситуации существует какой-либо выход, — А то мы вам сами что-нибудь такое придумаем!
— А я ведь уже сказал, что надо делать.
— ???
— Ярмарку! И, как Вы мне правильно подсказали, с балаганом!
— ???
Оборона неприятеля была окончательно сокрушена. Противник был деморализован, и теперь его можно было брать тепленьким. Теперь, пока он им все не выскажет и не растолкует, его будут слушать с открытым ртом.
— У нас прекрасно отлажено производство и реклама такая, что без мыла в игольное ушко влезет. А в торговле мы стремимся только к одному — установить как можно больше дубликаторов, и все. А ведь торговля — это искусство, это самая древняя профессия, после древнейшей, конечно.
А какая самая древняя профессия на свете? — по долгу службы уточнил секретарь.
— Та, которая входит в группу риска, — уклончиво ответил «эскулап».
— Это война, что ли? — подал голос знаток ударно-спускового дела.
— Война тоже древнее дело, но торговля… — докладчик закатил глаза и зацокал языком, — но торговлю мы забыли незаслуженно! Без дубликаторов нам, конечно, не обойтись. Но они такие громоздкие. А меньше их не сделаешь — и места они занимают много, и земля дорогая, а где можно — они уже стоят, а где невозможно — там стоят дубликаторы Моррисона. Вот так они и стоят рядами, напротив наших — моррисоновские. Покупка превратилась в банальное событие, не приносящее покупателю и нам ничего, кроме облегчения. Как после естественной потребности — нет ни радости, ни удовлетворения. А радость должна быть во всем! Так вот, я и предлагаю устроить ярмарку по продаже нашей продукции, — Как я себе это представляю? — Несколько домиков с прилавками. За прилавками — живой продавец, одетый вызывающе, а на домике и внутри его развешаны и расставлены различные товары, пять-десять наименований, не больше. Внутри домика замаскировать столько же дубликаторов, между домиками поставить лотки с едой и безделушками, пустить по ярмарке лотошников с переносными лотками, пригласить артистов, устроить аттракционы, короче — устроить балаган, как правильно подсказал м-р Хаггард. И народ к нам попрет!
— А что, в этом что-то есть, — м-р Хаггард задумчиво поглядел на секретаря, — этим мы убиваем несколько зайцев одновременно: новые рабочие места, новая форма обслуживания, культурная программа и, под шумок, сбыт залежалого товара. Только вот где устраивать эту ярмарку, и где гарантия, что завтра Моррисон не устроит точно такую же?
— Ярмарку запатентовать как новый вид услуг. В патенте можно оговорить все возможные формы ее проведения. А разместить ярмарку на всех центральных площадях города, ну, и в деревнях — тоже!
— Да кто ж тебе позволит это сделать? — подал голос торговый юрист-консультант фирмы, — Согласно закону от 13 октября двадцать шестого года, запрещается строительство любых сооружений на месте общественных и муниципальных земель. А также — использование их в целях рекламы частными фирмами.
Пока все упорно шевелили извилинами в поисках выхода из этого тупика, старый канонир тихо стал шептать на ухо потомственному гурману:
— Слушай, а что такое заяц и с чем его едят?
— О, едят его в виде рагу со сметаной.
— И что такое деревня?
— А это такое место, где водятся эти зайцы. Мне дед рассказывал, что однажды в голодные годы, когда он чуть было не помер, ему так захотелось отведать рагу из зайца, что он не вытерпел, вышел на деревню и видит — сидит на бугорке заяц, и, как ни в чем не бывало, хвостом виляет. Дед к нему подкрался и как ему шибанет! Тот даже мяукнуть не успел! Вот что такое заяц!
— А, теперь понятно, откуда пошло название «пироги с котятами». Эти зайцы мяукали и виляли хвостами при этом! — главный эксперт по охотничьим ружьям явно сожалел, что ему не довелось поохотиться на такого диковинного зверя в таких заповедных местах, как деревня, — Вот только непонятно, зачем в деревнях устраивать ярмарки, ведь так можно распугать всех зайцев!
— А может, наоборот, они будут собираться на ярмарке. Может у них склонность к музыке? Может они любят хоровое пение? — и оба эксперта притихли, видимо, представив себе этого дикого зверя в виде большой и жирной свиньи с кошачьими усами и собачьим хвостом бубликом.
— А кто вам сказал, что мы будем именно строить ярмарку? — не растерялся апологет комплексной торговли, — Мы ее сделаем разборно-переносной. Подадим заявку на проведение в общественных местах круглогодичных бесплатных шоу-мероприятий. Оговорим, что там не будет никакой рекламы нашей фирмы.
— Как же это без рекламы? — усмехнулся м-р Хаггард.
— А она не нужна будет, — не сдавался знаток общественного мнения, — Ярмарка сама себя будет рекламировать, своим весельем и разнообразием. Тем более что Моррисон не сможет устроить точно такую же. В продаже будут только наши товары — так что все будет олл райт!
— Ну-ка, давайте промоделируем ваше предложение, — предложил м-р Хаггард, и работа закипела.
На экранах стали возникать различные варианты бутафорских замков вперемежку с избушками на курьих ножках, образцы одежды для продавцов.
Вызвали экспертов-фольклористов, которые тут же с экранов начали читать частушки с прибаутками, киношники демонстрировали отрывки из исторических картин, — особенно всем понравилась картина «Огни большого Волги-Волги» с участием голфильмовской суперзвезды Чарли Фон Бывалоффонды.
Когда, наконец, все убедились, что это дело стоящее, м-р Хаггард своей державной дланью подвел окончательную черту:
— Значит, так!
ПРИКАЗЫВАЮ:
— начальнику службы безопасности блокировать всех участников проекта;
— снять в бессрочную аренду все подходящие площади не позднее сегодняшнего вечера (сколько бы нам это ни стоило);
— прочесать в полночь весь город и набрать нужное количество продавцов из бродяг и особ с неопределенным родом занятий, но с определенной внешностью;
— к утру их всех обучить и экипировать;
— одновременно с этим укомплектовать из тех же источников бригады артистов и придать каждой ярмарке отдельный дрессированный зверинец, с постановкой на котловое довольствие и тех и других;
— разработать и изготовить к утру ярмарочное оборудование мобильного базирования, а к концу трудового дня смонтировать его;
— ровно в 00 часов, с началом операции по захвату работников, запатентовать монополию на проведение шоу-ярмарок;
— определить время работы ярмарок с 15:00 до 1 часа ночи;
— руководителем проекта назначить его автора.
— данный приказ распространить на все планеты, имеющие отделения нашей фирмы. Все, исполняйте!
С каждым словом этого приказа на экранах возникали цифры, отражающие сумму расходов по каждому пункту, количество требуемых людей, материалов, и — надо заметить, — что эти цифры были астрономические, особенно когда все перемножилось на количество планет.
Итоговая цифра составила около двадцати процентов капитала ХДК. Так что в случае провала проекта ХДК теряло за одну ночь все свое преимущество перед МДК.
Но когда м-р Хаггард замолчал, а у всех присутствующих перехватило дыхание от такой перспективы, постепенно стали возникать уже другого цвета цифры, отражающие расчетную прибыль за сутки, неделю, месяц и год, которую может получить ХДК от реализации этого проекта.
Вот это на самом деле были ЦИФРЫ!
Короче, к концу года, если сохранить существующую тенденцию роста капитала у МДК, то ХДК превзойдет их валовой продукт производства в пятнадцать раз.
Вот это да!
В наступившей гробовой тишине резко прозвучал негромкий голос м-ра Хаггарда:
— На полигон!
Аэрокар резко снизился и на высоте трех метров завис над морем. В фюзеляже открылся люк, и м-р Хаггард полетел головой вниз, прямо в прозрачную прохладную воду.
— Папка! Папка прилетел! — радостно закричал Томми и начал лупить руками по воде.
Поднялся столб брызг, часть которых попала прямо на миссис Мопсон, восседавшую с зонтом в руке в кресле морского велосипеда.
— Добрый день, м-р Хаггард! — заохала она, смахивая с себя брызги огромным веером, — Вы такой же шалун, как и ваш сын.
— Добрый день, миссис Мопсон! — м-р Хаггард безуспешно отбивался от наседавшего на него Томми. А тот, работая руками и ногами, как старый колесный теплоход, норовил залезть ему на голову. Он, на радостях, наверняка утопил бы собственного папочку, не подоспей вовремя вездесущий секретарь, в который уже раз спасая его.
Она поднырнула под мальчика и схватила его за лодыжки. Тот дико заорал. Она, вынырнув, тоже заорала диким голосом:
— Я медуза Горгона! Сейчас я тебя съем!
М-р Хаггард и миссис Мопсон тоже закричали: она от неожиданности, а он от радости, что оставили в покое его драгоценную голову.
Томми, видя, что двое против него одного, стал карабкаться к миссис Мопсон на велосипед, та ему протянула руку, но тут же сама оказалась в воде. Неизвестно, чем бы это кончилось, не сработай охранная защита, и всех четверых растащили в разные стороны киберы-охранники.
Потом они все лежали на их мягких спинах, приходя в себя и нежась под ласковым солнцем.
— Мы сейчас слетаем на полигон и к вечеру вернемся, — обратился к миссис Мопсон м-р Хаггард.
— Только долго не задерживайтесь, а то мальчика надо переодеть и причесать перед вечерним праздником, — миссис Мопсон даже после этого бандитского налета не утратила своей чопорности, умудрившись сохранить в этой катавасии и зонт, и веер, — И будьте там осторожны, не давайте ребенку в руки оружия, а то он наверняка подстрелит кого-нибудь.
Аэрокар прошил атмосферу планеты и приклеился к рейсовому транспланетному лайнеру.
Полчаса можно было использовать по своему личному усмотрению, пока рейсовик покрывал расстояние между соседними планетами и м-р Хаггард задремал. Секретарь, естественно, стал охранять его сон.
Пилот аэрокара повел Томми знакомиться с устройством лайнера. Через полчаса он еле успел вытащить мальчика из капитанской рубки. Подхватив его на руки, пилот бегом кинулся по коридорам по направлению к их экипажу. Они успели. И, как только упали в кресла, сработала автоматика — захлопнулись створки люка, и кар отделился от чрева рейсовой матки. Томми тут же поудобней устроился в кресле и впился глазами в обзорный экран. К этому времени пилот уже успел развернуть нос суденышка, и весь экран заслонила соседка их родной планеты.
Зрелище было, безусловно, грандиозное!
Скорость, с которой они спускались, была умопомрачительной, и хотя перегрузки компенсировались до приемлемых, а корпус целиком поглощал звук, но вид быстро надвигающейся планеты гипнотизировал, а когда стали проходить облачный слой, бывший довольно неплотным, вид проносящихся мимо облаков привлек внимание даже м-ра Хаггарда, который был поглощен своими мудрыми мыслями.
Планета была расположена ближе к их солнцу и, естественно, климат на ней был жарче. Жить на ней было можно, но для колонизации она не годилась. В связи с этим здесь располагались только производственные комплексы и военные объекты. Здесь же был главный полигон ХДК.
Их уже ждали. На площадке находились человек тридцать пять. Из них просто человек было с десяток, остальные были военные.
Частью это были военпреды, частью — военспецы, состоявшие на службе ХДК.
М-р Хаггард со всеми лично поздоровался за руку и обратился к начальнику полигона:
— Как война между Мустафами? Все еще идет?
— Хорошо идет! — ответил бывший генерал от инфантерии, — Они уже обстреливают столицы друг друга.
— Так. А десанты высаживали?
— Еще нет, было только три космических сражения, после чего высаживать десант им уже не на чем.
— Как настроение у народа?
— Отличное! Каждый клянет другого во всех смертных грехах и клянется Аллахом биться до конца.
— Договор насчет поставок заключили?
— О да! Они будут покупать товары в течение ста лет только у нас.
— Хорошо. А что Моррисон?
— Мы показали по их национальным каналам, как он охотится на кабанов. Особенно им понравилось, как он собственноручно разделывает тушу подстреленной им свиньи и жарит ее на вертеле! Все дружно засмеялись.
— Я всегда говорил, что нужно быть милосердным к божьим тварям! — м-р Хаггард увлекался только подводной охотой, — Им понравилось, что мы им предложили?
— Да, им очень понравилось, что мы не стали им ничего предлагать, а просто, по-братски, спросили что им надо. Они достали наши армейские каталоги и указали на последние модели. Им же невдомек, что сегодня они уже предпоследние!
Военные дружно заржали, и м-р Хаггард про себя удовлетворенно отметил, что им, видно, слишком понравилась новейшая техника, разработанная ХДК. А вернее, им еще больше понравилась их работа у него.
Самый старший по званию обратился к м-ру Хаггарду:
— С завтрашнего дня мы начинаем списывать нынешнюю технику, стоящую на вооружении. Чтобы ускорить получение новейших образцов, передадим этот лом Вам на переплавку за чисто символическую сумму.
Все опять дружно заржали.
— А мы так их переделаем, что отец родной не узнает!
— А вдруг узнаю? — лукаво заявил м-р Хаггард.
— Прошу! — начальник полигона вытянул в сторону правую руку приглашая всех на смотрины.
Тут же из-за горизонта появились три точки.
Подлетев, они мгновенно превратились в боевые машины пехоты (БМП) и бесшумно спланировали перед смотровой площадкой, выстроившись в ряд. В первой все сразу узнали основную БМП Галактических сил Свободного мира. Даже сейчас, зная что она снята с вооружения как устаревшая, они все всё равно были заворожены ее красотой и функциональностью.
Заслуженно нося название «Боевая мощь», она казалась легкой и изящной, несмотря на свои 340 тонн пластика и керамики.
«Да, дизайнеры тогда поработали на славу, — подумал м-р Хаггард, — Не зря же выбрали ее, а не моррисоновскую».
Две других машины были порождением кошмарного сна.
Их отличала друг от друга только форма фюзеляжа: одна была более сплющенная сверху и снизу, а другая была бочкообразная.
Более точно описать их невозможно, так как со всех сторон на них имелись безобразные наросты, из которых торчали всевозможных калибров и мощностей стволы. Или же были прикреплены различной мощности и габаритов ракеты, торпеды, самонаводящиеся бомбы, контейнеры и вовсе непонятные штуки, среди которых можно было иногда различить антенны локаторов.
Покрашены они также были невообразимо. И везде, где только можно, имелись различного размера и длины надписи на широко недоступном, кажется, арабском языке.
Хотя, возможно, это был и не арабский, а китайский язык, мы в этом не компетентны.
Впрочем, это вряд ли был китайский с его легко запоминающимися иероглифами, а явно аравийская вязь, имеющая неповторимую багдадско-тегеранскую гармонию.
— Аппараты покрашены в цвета национальных флагов, а надписи отражают чаяния народа, возложенные на данные милые машинки, — пояснил главный дизайнер ХДК.
— А они, того, смогут взлететь в этом виде? — выразил свой скепсис м-р Хаггард, — Право, о чем я, ведь они сюда своим ходом того, и довольно резво. Но в первоначальном-то виде они, наверное, были мобильнее? Хотя, судя по количеству носителей, одна машина теперь заменяет целую флотилию Галактических крейсеров?!
— Ничуть! — терпеливо пояснил главный конструктор фирмы, — Просто мы вынесли все вооружение наружу, а в освободившееся пространство вмонтировали загон для орлов-десантников. На скорость же и на маневренность аэродинамика конструкции совершенно не влияет, посредством применения силовых полей.
— Ну ладно, вид этих монстров в какой-то мере устрашит темного и суеверного противника, и заодно придаст уверенности не менее темному погонщику этого корабля космической пустыни, — начал рассуждать м-р Хаггард, — Но как, объясните мне, он будет управлять всем этим количеством оружия, если, скорее всего, он до стольких и считать не умеет?
— Нашей машиной сможет управлять даже грудной ребенок, а если очень захотеть, то и любая женщина! — теперь просипел главный акушер, пардон, конструктор, — Единственной мисс, находящейся среди нас, я, конечно, не предлагаю это доказать. Ибо боюсь, что после такого лестного комплимента она выберет мишенью обязательно меня. А вот вашего сыночка я бы попросил немножко поиграть в войну!
Все трое Хаггардов (в данном случае секретарь заменял здесь маму Томми, и, если честно признаться, то и мамочку м-ра Хаггарда) сразу же вспомнили миссис Мопсон, и им всем стало не по себе.
Видя замешательство начальства, главный психиатр-программист киберсистем подал свой компетентный голос:
— Можете нисколечко не беспокоиться. Любое неверное действие ребенка будет блокировано, а стрелять он сможет только в сторону мишени. Так что если он не справится с машиной, то ничего не будет, она даже не сдвинется с места!
М-р Хаггард глянул на секретаря, — та смущенно улыбалась, глянул на сына — тот умоляюще смотрел на отца во все глаза. Тогда м-р Хаггард утвердительно кивнул.
Начальник полигона взял Томми за руку, подвел его к БМП.
— На какой ты хочешь прокатиться?
Мальчик подумал и показал на бочкообразную, казавшуюся самой большой.
Та тут же развернулась к нему бортом, в котором распахнулся люк и выдвинулась лесенка.
Старый генерал подтолкнул Томми к ней и, дождавшись когда он скроется в люке, а тот захлопнется, вернулся к собравшимся.
— Во время испытания мы будем наблюдать за действиями малыша через шаровой экран, — рядом с каждым из присутствующих появилось кресло, — Прошу всех сесть. Во время демонстрации мы будем как бы двигаться за БМП и для достоверности будем испытывать легкие перегрузки.
Как только все уселись, кресла поднялись на высоту пяти метров, а площадка, над которой они находились, отъехала в сторону, и из открывшегося колодца наверх поднялся огромный серый шар.
Его поверхность раскололась на две половинки, которые сомкнулись над висящими в креслах, и шар растаял в воздухе.
БМП, в которой находился вот уже три минуты Томми, по-прежнему стояла рядом со своими братьями.
— А вы уверены, что она будет двигаться? — м-р Хаггард сидел в двухместном кресле с секретарем, который безуспешно пытался утешить его, скрашивая разлуку с сыном.
— Поживем — увидим! — многозначительно произнес начальник полигона, которому явно нравился секретарь.
Еще минут пять все в полной тишине смотрели на неподвижную БМП, как та вдруг с места рванула вверх.
Кресла, соответственно, рванули за ним, а их обитатели судорожно вцепились в подлокотники.
Серая степь полигона быстро уменьшалась до тех пор, пока не начала уменьшаться уже и сама планета, а небо из пепельно-розового не превратилось в антрацитно-черное.
— А ведь мы по-прежнему находимся на полигоне! — весело сказал старый генерал.
«Для тебя весь космос сплошной полигон, старый индюк!» — м-р Хаггард заметил, какими глазами тот смотрел на секретаря, и боролся с сильным желанием запустить в него ботинком.
…Это была не глупая и мелочная ревность, недостойная настоящего мужчины. Просто м-р Хаггард не любил военных. Этому сильно способствовали воспоминания молодости, когда его любимая сбежала от него с плюгавым лейтенантиком.
Правда, он не успел ей сказать, что его фамилия Хаггард, но он подарил свою визитку ее подружке.
На следующий день он встретил того лейтенантика с расцарапанной рожей, а подружка сказала, что ее товарка была не права. Но м-р Хаггард ей возразил, сказав, что как раз даже наоборот, — она очень правильно сделала, что полюбила так крепко этого будущего генерала. А он недостоин ее, и, чтобы не смердеть на этом свете, он пойдет сейчас и утопится. После чего достал из кармана чековую книжку и заказал себе на дом бассейн шампанского и пошел топиться в нем…
Итак, они летели, бороздя просторы Большого театра военных действий. Космос спал сном праведника и не замечал разной мелкой суеты. Не хватало лишь только музыки большого органа, а так все было в порядке.
Но гармонии недолго удалось просуществовать: со всех сторон на БМП с Томмиком посыпались торпеды «космос-космос». Он их в два счета посшибал лазерными пушками. Потом его начали сшибать лазерами, но он их встретил HO минами.
Все эти манипуляции сопровождались спонтанными перемещениями в плоскостях; сидящие в креслах получили редкое удовольствие прокатиться на халяву на «Русских горках» со взрывами и вспышками в придачу.
Десяти минут хватило для того, чтобы м-р Хаггард мог вспомнить и произнести только одно слово — «ма-ма», на что тут же моментально среагировал секретарь и прижался к нему.
М-р Хаггард же упорно прижимался к креслу, видимо, стараясь спрятаться от неминуемого возмездия в виде миссис Мопсон и, видимо, желал укрыться от ответственности перед ней.
В этой мясорубке, от перспективного сумасшествия, ему грозившего, спас его голос старого индюка:
— Можете не беспокоиться, мистер, все торпеды учебные. Так что с вашим ребенком ничего не случится!
— Может, лучи лазеров у вас тоже учебные? — съязвил секретарь, наблюдая, как разлетаются водяные мины кипящими брызгами под воздействием этих, якобы ненастоящих, лучей.
М-р Хаггард тоже рад был бы съязвить, но находившееся в его распоряжении единственное слово «ма-ма» могло быть определенно воспринято военными. Они страдали профессиональной тугоухостью и могли воспринять его как директивное указание: «Мало!» и, сдуру, еще больше добавить Томмику жару.
— Лучи, конечно, настоящие, но минимальной мощности, — любезно осадил зарвавшуюся женщину начальник полигона, — При всем желании они не смогут прожечь даже листа жести, а малыш одет в композиционную многослойную броню с динамической защитой!
— Что ж тогда так кипит вода от вашей минимальной мощности? — мило улыбнулась секретарь, — Или вы открыли новый закон термодинамики?
— Нет, для наглядности мы заменили воду на обыкновенный вульгарный жидкий кислород! — бравому вояке все-таки удалось утереть нос этой сопливой девчонке.
Пока они препирались, Томми успел расправиться с последним предложенным ему тестом, и вокруг наступило относительное затишье.
Его конец ознаменовал запуск маленького контейнера, который смачно взорвался, сымитировав гибель БМП, и должен был ввести в заблуждение коварного противника.
Тут же под шумок малыш выпустил в разные стороны несколько залпов из лазерных пушек и послал туда же парочку дюжин торпед.
«Интересно, зачем он тратит попусту боезапас?» — м-р Хаггард вспомнил, что помимо «Мамы», существует еще рациональное хозяйствование.
В ответ на эти не совсем конструктивные мысли вокруг в бездонных глубинах космоса начали рваться невидимые корабли учебного противника.
— Ну что ж, ваш сын дал достойный отпор наглому агрессору! — констатировал этот всем очевидный факт один из представителей Галактического флота, — А теперь, по-моему, он возвращается на родную базу.
И правда, эскорт приближался к планете базирования.
Войдя в плотные слои атмосферы, БМП стала как-то странно рыскать, а на высоте 20 тыс. метров пускать в разные стороны горевшие красным светом сигнальные ракеты.
«Мальчишке захотелось побаловаться», — додумал м-р Хаггард, но его мысли были прерваны интенсивными разрывами вокруг непрестанно маневрирующей машины.
— Вошли в зону противовоздушной обороны противника, — подсказал начальник полигона.
Внизу резко приближалась поверхность планеты, и уже можно было различить, что они пикируют на средних размеров город.
В нем уже рвались бомбы и ракеты, которые Томми начал сбрасывать еще на высоте 15 тыс. метров.
Спустившись к южной окраине города, он на бреющем полете начал прочесывать квартал за кварталом, непрерывно поливая их изо всех скорострельных пушек.
Весь город покрылся столбами жирного дыма, сквозь который пробивались языки пламени от сброшенных контейнеров с напалмом, светились брызги фосфорных бомб и сверкали вспышки термитных ракет. В этом аду метались обезумевшие люди, по которым Томми вел непрерывный огонь изо всех пушек.
Людей было много, и у БМП снизу открылся люк, и, через равные промежутки времени, оттуда вылетели 24, эдаких, металлических жука, состоящих преимущественно из малокалиберных скорострельных пушек и подствольных гранатометов, которые тут же начали летать по улицам горящего города на уровне второго этажа зданий и методично расстреливать мечущихся в панике жителей.
Через полчаса с городом было покончено.
Томми собрал обратно в машину всех трудяг-жуков и спокойно полетел в сторону смотровой площадки, где за ним наблюдали его невольные соучастники.
Когда до них оставалось метров пятьсот, начальник полигона демонстративно щелкнул двумя пальцами. Сбоку что-то ударило в бок БМП, и она начала разваливаться в воздухе на куски.
Когда БМП уже почти развалилась, внутри нее что-то здорово рвануло. Из центра этого взрыва вылетело темное веретено, описало в воздухе дугу, и, упав перед площадкой, быстро ввинтилось в землю.
Шаровой экран разошелся, кресла опустились на площадку и пропали, а м-р Хаггард бросился было бежать к месту падения веретена, но его придержал за руку главный конструктор ХДК.
— Спокойно, м-р Хаггард, не волнуйтесь, а внимательно посмотрите, что Вы там видите?
Пусти меня, кретин, там мой сын! — он пытался вырваться, но его уже держали главный дизайнер с программистом.
— Все-таки приглядитесь, м-р Хаггард, что Вы там видите?
Глава ХДК, чувствуя что ему не вырваться, посмотрел в сторону приземления странного предмета.
К его удивлению, на том месте не было видно никаких следов падения, и м-р Хаггард непонимающе взглянул на конструктора.
Тот, ни слова не говоря, поднял с земли увесистый камень и бросил его на то место, куда стремился м-р Хаггард.
Раздался взрыв, и на его месте образовалась довольно приличная воронка.
— Вот видите, м-р Хаггард, что могло с Вами стать, не останови мы Вас!
— Где мой сын, негодяи? Где он, я вас спрашиваю? — М-р Хаггард уже мысленно листал «Молот ведьм», выбирая самую страшную пытку для этих мерзавцев.
— Вот Ваш сын!
Из воронки показалось давешнее веретено, раскололось на три части, и оттуда вышел Томми, живой и невредимый.
На нем был боевой космический скафандр, весь увешанный зловещего вида оружием.
— Папка, папка! Как здорово я их всех пострелял! — он повис на шее у отца, создавая неудобства секретарю, который довольно ловко снимал с него всевозможные лучемёты и запасные обоймы к ним.
— Особенно было интересно расстреливать роботов, которые изображали в городе людей! — лицо ребенка светилось от счастья и трудового пота, — Но почему машина взорвалась, я ведь не мог пропустить чужую ракету?
— Не волнуйся, малыш! Ты ни в чем не виноват. Это мы просто так подстроили, чтобы показать твоему папе, что даже в случае аварии пилот сможет благополучно приземлиться и даже эффективно спрятаться, в случае попадания на вражескую территорию, — Начальник полигона ласково потрепал мальчика по плечу, — А за то, что ты так здорово выпутался из всех переделок, мы дарим тебе этот боевой скафандр. Носи его — ты его заслужил в честном бою!
«Из-за вашей честной и безопасной игры меня чуть кондрат не хватил, — м-р Хаггард все никак не мог прийти в себя, — А она мне еще советовала взять с собой миссис Мопсон, — подумал он с неприязнью о жене, — Та бы здесь точно перестреляла всю мою оборонную промышленность. Хотя, честно говоря, их стоит подвергнуть за это такой процедуре несколько раз. Правда рекламный ролик получился исключительный — тут же успокоил он себя, — так что стоило поволноваться!»
— А что это за «жуки» были на борту БМП, я что-то первый раз их вижу?
— Это наши новые кибердесантники. Когда у клиентов появляется нехватка в людях, мы восполняем ее за счет них и за счет нового договора, соответственно.
— А не получится так, что наша техника окажется слишком эффективной и эта война слишком быстро закончится?
— Не думаю, — ответил представитель вооруженных сил, — Вы ведь будете поставлять обеим сторонам одинаковую технику. С другой стороны, если они друг друга перебьют, то, я думаю, об этом будет сожалеть только их дорогой правоверный Аллах. А ваша печаль будет компенсирована приобретением двух прекрасных и свободных планет. Не правда ли?
Все опять дружно засмеялись.
Тут взял слово главный военпред в чине генерал-лейтенанта:
— Мы слышали, что у Вашего сына сегодня день рождения? Томми смущенно заулыбался, польщенный вниманием к себе такого большого начальника, увешанного боевыми орденами. Он ведь был еще совсем маленьким мальчиком, чтобы понимать, что не все золото, что блестит.
— М-р Хаггард! У Вас растет настоящий солдат, и я от имени Вооруженных Сил Свободного мира, поздравляю его с этой знаменательной датой и вручаю ему именной разведывательный шлюп!
Рядом с площадкой опустился легкий и изящный аппарат.
— На нем, правда, нет такого вооружения, как на той машине, на которой ты так доблестно сражался. Но зато стоит более мощный бортовой компьютер, по скорости и надежности ему нет равных!
— Пап, а пап, можно, я на нем полечу домой? — спросил Томми м-ра Хаггарда.
Увидев, что генерал утвердительно кивнул, м-р Хаггард положительно решил данный вопрос:
— Хорошо, сынок. Заодно ты покатаешь и тетю секретаря, если она, конечно, пообещает не есть тебя и не превращать в камень!
Все весело засмеялись. Но особенно радовались сам м-р Хаггард и начальник контрразведки. Им все-таки удалось легко и просто спровадить с полигона этих двух посторонних, а значит, и ненадежных товарищей, перед тем как будет показана новейшая секретная техника.
— Только, смотри, не очень там увлекайся. И если что, то слушайся тетю.
Все с интересом посмотрели, как эта тетя, годящаяся им в дочери, скрылась в недрах разведшлюпа, и как тот улетел, унося хаггардовские «ценности».
— Что-то у меня сегодня нервишки расшалились, — м-р Хаггард потер виски и извиняюще посмотрел на собравшихся, — Ведь я прекрасно знал об аварийной катапульте, правда меня сбила с толку ее самомаскировка, и еще — все так быстро произошло, что я довольно здорово растерялся, все-таки сын родной. Ну да ладно, давайте посмотрим на новую БМП.
Начальник полигона распорядился, и рядом со старыми машинами появилась их преемница.
Была она раза в два больше их и имела просто форму шара.
— Да, изяществом она не блещет, — М-р Хаггард предположил, что при разработке сэкономили на дизайне, зная, что Моррисон не будет представлять свою машину.
— Просто с такой формой силовая защита на 25 процентов эффективней, — главный дизайнер честно отрабатывал свою зарплату, — А если форма не нравится, то можно сделать и другую.
Поверхность машины стала видоизменяться, и за непродолжительное время БМП превратилась сначала в куб, потом в пирамиду, затем в усеченный конус; цилиндр, который разделился пополам, опять склеился. Затем последовали ее превращения во все известные и неизвестные летательные аппараты — то в гусеничные, то в многобашенные, то в подводно-плавающие.
Менялся цвет фюзеляжа, и на его поверхности время от времени появлялись и пропадали «стволы» ракет, «жерла» лазерных пушек.
Когда эти трансформации прекратились, БМП приняла такую совершенную и красивую форму, что старая, которая так нравилась м-ру Хаггарду, теперь выглядела маленьким недоноском.
— Все равно предпочтительнее шарообразная форма, как наиболее функциональная, — безразличным голосом закончил дизайнер.
— Ну вы даете! Молодцы! — м-р Хаггард давно ориентировал разработчиков на создание метаморфозного летательного аппарата. И вот его мечта сбылась, даже с избытком, — А как насчет огневой мощи?
— На борту находится комплекс по производству боеприпасов из материалов окружающей среды. Его производительность составляет 50 тонн в минуту, — пояснил главный оружейник.
— Так вы умудрились установить на борту дубликатор?
— И не один, м-р Хаггард, а целых три!
— Да, теперь нам сам черт не страшен, не то что м-р Моррисон!
Все опять весело заржали.
— Ну что ж, давайте приступим к испытаниям. Меня интересует обороноспособность данной машины по сравнению со старой.
От толпы отделились старший военпред и главный конструктор ХДК. Вместе с м-ром Хаггардом они направились к старой серийной БМП.
— Кто будет управлять новой машиной? — м-ру Хаггарду было интересно, против кого они сейчас будут воевать.
— Вам прекрасно известно, что человек находится в машине в основном только для постановки задач и указания целей. При обороне цель и так ясна, присутствие человека вовсе необязательно.
— Вы хотите сказать, что мы будем сражаться с машиной?
— Вот именно!
Войдя через люк в БМП, они попали в шлюзовой отсек, где манипуляторы одели их в боевые скафандры. Затем они прошли в рубку и уселись в кресла, которые сомкнулись над ними в защитные коконы. Внутри них были обзорные экраны, позволяющие видеть что происходит в боевой рубке. А в ней, соответственно, кроме трех неподвижно сидящих коконов ничего не наблюдалось. Зато осветился обзорный экран рубки, создавший полную иллюзию, что коконы висят в воздухе над степью, а самой рубки вовсе нет.
К тому времени когда происходили описываемые события, машинная техника и управление ею достигли такого совершенства, что полностью отпала надобность в штурвалах, тумблерах и индикаторах, которые до сих пор так любят рисовать в фантастических книжках маститые художники. Будь на самом деле у мощной космической техники будущего такое допотопное управление, она б завезла своих хозяев туда, куда Юный Макар телят не гонял. И нет ничего удивительного, что малыш Томмик смог сходу справиться с такой сложной машиной, как БМП космического базирования…
Итак, как только м-р Хаггард со своими спутниками оказался внутри БМП, прозвучал голос бортового компьютера:
— Бортовой номер Ф-713-1487Д готов к выполнению задания. Чьи приказы я буду выполнять?
— Мои, — ответил м-р Хаггард.
— Кто ваш заместитель?
— Я, — сказал главный конструктор.
— Понял. Приказывайте.
— Видишь вон тот аппарат? — м-р Хаггард повернул голову так, что перекрестье прицела в его шлеме совместилось с центром новой БМП.
— Вижу.
— Мы будем проводить испытания его защиты…
— В квадрате 48-14, — подсказал генерал, а м-р Хаггард добавил:
— Выполняй!
Машина тронулась с места и заскользила на бреющем полете на север.
Параллельно ей следовал новый аппарат.
— Вы что, держите между собой связь? — удивился м-р Хаггард.
— Нет, — ответила машина.
— Это я даю ей ценные указания, — скромно сказал генерал.
— Ага, в наших рядах вражеский лазутчик! — съязвил м-р Хаггард.
— Вернее сказать — ангел-хранитель, — генерал захохотал, — Без моей страховки при первых же ваших выстрелах наша новая крошка разнесет нас в щепки! Впрочем, я могу удалиться, а вы заодно испытаете свою защиту.
— Мне его выкинуть? — живо откликнулся компьютер.
— Дядя пошутил, — успокоил его заместитель руководителя, — Это, кстати, мой заместитель.
— Понял. Мы прибыли на место. Жду указаний.
— Уничтожить противника! — скомандовал м-р Хаггард и непроизвольно прикрыл глаза. Но выстрелов не последовало.
— Цель не вижу.
— Цель находится в радиусе эффективного огня, — подсказал генерал.
— Цель не вижу, — снова ответил компьютер.
М-р Хаггард открыл глаза и увидел, что там, где только что висел серый невзрачный шар, было пусто.
М-р Хаггард повертел головой, но и сзади, и по бортам также его не было.
— Так где же он? — обратился он к генералу.
— Где-где, — ответил тот, — укрылся защитными полями.
— Это что, он невидимка, что ли?
— Ага! — радостно ответил конструктор.
— Беглый огонь трассирующими по секторам! — скомандовал м-р Хаггард.
БМП открыла огонь из 16 малокалиберных пушек, плавно поводя ими крест-накрест, перекрывая все пространство вокруг себя. Через минуту стрельбы она доложила:
— В радиусе эффективного огня противника нет!
— Ха! — довольно крякнул генерал, — Он торчит в каком-то километре перед нашим носом.
— Цель не вижу! — компьютер начинал нервничать.
— Милейший, спокойно, — успокоил его конструктор, — Техника новая, тебе не ведомая, вот испытаем ее, и ты будешь знать, как ее искать.
— Пояснение понял. Как мне его обнаружить?
— Давай то же самое, только микроядерными зарядами, — и обратился к м-ру Хаггарду:
— От радиации он уже не увернется!
— Выполняй! — приказал тот.
Вокруг машины на расстоянии тысячи метров возникли яркие вспышки.
Между двух из них слабо замерцало силовое поле новой БМП, поглощая избыток радиации.
— Цель обнаружена!
— Уничтожить!
БМП на радостях извергла из себя все, что было можно, в сторону демаскированного противника и уже четко было видно, где находится тот — вокруг него полыхало море огня.
— Зря тратите боеприпасы, — со скукой в голосе сказал генерал, — Надо, по крайней мере, шесть таких залпов одновременно и в течение десяти минут, чтобы его пробить, если, конечно, он будет стоять на месте, как это делает он сейчас по моему приказу.
— Прекрати огонь! — приказал м-р Хаггард и обратился к нему:
— Так, силовая защита выше всяких похвал, а теперь проверим его броню без защиты.
Тут на экране появился неуязвимый шар.
Он висел в ста метрах от земли и плавно покачивался.
— Будешь бить очередями из разных систем по порядку возрастания их мощности, — приказал м-р Хаггард, — Огонь!
В сторону шара ушла очередь из скорострельной пушки — шар на нее даже не отреагировал.
Потом пошли термитные ракеты — шар подсунул им динамическую защиту, и они друг друга компенсировали.
Ударил лазер, на что шар стал зеркальным и покрылся слоем воды, которую лазер добросовестно испарил.
На четыре торпеды с довольно солидными фугасами шар ответил полной перестройкой своей поверхности, превратившись в комплект из четырех воронок, направивших струи газа от взрывов каждого к каждому.
На последующий залп лучевых пушек шар ответил превращением в остроконечный конус с блестящей противорадиационной поверхностью.
И только после серии микроядерных взрывов, пришедшихся на его поверхность и, видимо, не совсем пришедшихся ему по вкусу, он сбросил свою шкуру на съедение им и отлетел чуть дальше в виде маленького огрызка.
Но через несколько секунд этот огрызок опять превратился в давешний шар.
— Все-таки мы его достали! — м-р Хаггард в азарте забыл, что это не противник, а его родное детище.
— После такой атаки я превратился бы в облачко пара, — грустно ответил ему бортовой компьютер.
— И к тому же он находился на одном месте, а не маневрировал, — добавил главный конструктор.
— А если нам шарахнуть килотонн на двести? — спросил его м-р Хаггард.
— Полигон не рассчитан на применение этого оружия, — ответил генерал, — Но я даю вводную, что мы хотим шарахнуть.
Шар мгновенно вытянулся в острую иглу и нырнул вертикально в землю.
— Десять метров в секунду! — гордо констатировал конструктор.
— Он, что же, прожигает базальт как масло?
— Лазерным и ультразвуковым пушкам все равно что резать: масло, землю или мат. ценности, — ответил генерал,
— И глубоко он может так нырять?
— До кипящей магмы!
— Вызывайте его, — приказал м-р Хаггард и обратился к компьютеру:
— Выпусти нас, любезный, наружу, а сам не отлетай от этого места более чем на пятьсот метров и постарайся не дать себя подстрелить!
Три кокона плавно опустились на землю и раскрылись, а вылупившиеся из этих яиц зашагали в сторону вылетевшего из-под земли шара. Не дойдя до него метров тридцать, они почувствовали, как их подхватило и понесло к шару. В борту открылось отверстие, поглотившее их.
Внутри, в такой же, как и в старой машине, прозрачной рубке, они повисли в воздухе.
— А где же кресла? — поинтересовался м-р Хаггард.
— Зачем? — главный конструктор пребывал в горизонтальном положении и болтал ногами, — И так хорошо, а защитный кокон он всегда успеет на нас надеть!
— Я рад Вас приветствовать на своем борту, м-р Хаггард! — прозвучал приятный баритон.
— Откуда ты меня знаешь?
— Я много чего знаю. Мощность моей памяти — пятьсот гигабайт в кубе!
— Что-то он не очень почтительно со мной разговаривает, — обратился м-р Хаггард к главному конструктору, вопросительно глядя на него.
— Что вы! Просто из-за чувства собственного могущества у него появилось чувство собственного достоинства, а так он очень послушный и исполнительный.
— Я весь внимание, м-р Хаггард, — подтвердил гордый автомат.
— Расскажи мне, какое новое оружие у тебя на борту помимо того, что на тебе сегодня испытывали?
— Аннигиляторы и гравитационные пушки.
— Покажи мне их в действии.
— Аннигиляторы здесь нельзя применять, — заявил генерал.
— А громко разговаривать здесь можно? — зловещим шепотом спросил его м-р Хаггард.
— Если он стрельнет из аннигилятора, то полпланеты разнесет, — пояснил главный конструктор.
— Ну ладно, пусть пальнет из гравитационной пушки вон по тому товарищу, — м-р Хаггард указал на старую серийную БМП, рыскающую в пятисотметровом квадрате. Не успел он опустить свой указующий перст, как в полной тишине бедный брошенный им старый солдат мгновенно сплющился в лепешку и с глухим треском упал на землю, рассыпавшись в мелкую пыль.
До м-ра Хаггарда не сразу дошло, что он должен был взорваться, а когда дошло, то он ужаснулся силе гравитационного удара, мгновенно перестроившего и перемешавшего все внутри этой устаревшей, но довольно грозной машины!
— На что еще способна эта гравитационная пушка? — м-р Хаггард решил до конца испытать это страшное оружие.
Машина понеслась над степью и через непродолжительное время подлетела к разоренному Томмиком городу.
Пожары уже стихли, но еще кое-где поднимался в небо жирный дым.
Уцелевшие дома стояли закопченные и с выбитыми стеклами.
М-р Хаггард рассмотрел это довольно подробно, пронесясь над ними на бреющем полете.
Когда они пролетели над всем городом и развернулись, то он увидел, что поперек него, ровным следом по их нити пролегла широкая просека, и все, что попало в ее зону, превратилось в серую пыль, поглотившую в себе и пожары, и развалины.
— Картина впечатляющая! — произнес в задумчивости м-р Хаггард, когда они вышли из машины на площадку, где их дожидались остальные участники испытаний, и, отведя генерала в сторону, сказал ему:
— Мне кажется, что армия должна не очень торопиться с установкой повсеместно на вооружение наших машин, а держать их до поры до времени на консервации. Иначе мы не сможем сохранить в секрете от противника наличие у нас таких могучих и неуязвимых аппаратов!
— Мы уже предусмотрели эту возможность, — ответил доверительно генерал, — В бортовой компьютер БМП введена программа, запрещающая ему использовать новейшее оружие и применять невидимость и метаморфозность без специального разрешения, даже при угрозе уничтожения. А армия будет информирована, что новые машины отличаются от старых только большим размером и количеством вооружения. В связи с этим мы будем официально покупать их у вас, м-р Хаггард, по цене ненамного превышающей старую, чтобы не вызвать подозрений. Остальные деньги Вы получите из секретных фондов службы безопасности.
«Вот и мы будем иметь кругленькую сумму для не требующих афиширования расходов, — подумал м-р Хаггард, — Ну держись, м-р Моррисон!»
М-р Хаггард собрался было улететь домой, и уже про себя радовался, как дитя, что успел так быстро покончить с делами, и у него будет дома два часа свободного времени чтобы отдохнуть и побродить в одиночестве в саду, полюбоваться на золотых рыбок в пруду. Но все его надежды разом рухнули.
К нему торопливо подошел один из его сотрудников и что-то сказал на ухо. И вместо сада с рыбками отправился наш дорогой м-р Хаггард в Музей Вооруженных Сил на встречу с представителями планеты «Виктория».
Читатель, конечно, безмерно удивлен, что автор заставляет такого уважаемого человека, как м-р Хаггард, заниматься пустяками, — встречей с представителями какой-то паршивой периферийной «Виктории». Ее и не в каждом каталоге-то найдешь, а тем более — посещать музей, который он сам создавал и, наверное, прекрасно знает, что, где и зачем в нем находится. И все это автор делает вместо того, чтобы отпустить его домой, и дать хорошенько отдохнуть перед вечерним праздником — именинами сына, где он должен выглядеть свежим и счастливым.
Ай-я-яй, м-р Автор! Нехорошо!
Так вот. Во-первых, автор не заставлял никого ничего делать, по той самой причине, что он не волен кого-либо заставить что-нибудь сделать. Его герои все делают только по своей воле, а автор лишь описывает их поступки, анализирует их, сообразуясь с собственной совестью; а во-вторых, чтобы упредить некоторые вопросы, мне придется рассказать, что это за планета «Виктория», и какой прок от нее м-ру Хаггарду, и зачем ее представители поперлись в Музей Вооруженных Сил вместо того, чтобы надраться где-нибудь в столице в обществе юных дам, пока их родные жены там, далеко за облаками…
Планету «Виктория» общественность обошла своим вниманием по причине ее широкой безвестности. Но Вы, естественно, прекрасно знаете или слышали о существовании изумительных бриллиантов с планеты «Оз», которые стоят бешеные деньги и которые никак не может получить искусственным путем ни одна фирма, и красные тоже.
Так вот, сообщаем Вам под строгим секретом, разглашение которого уже никому не повредит (так как давно уже нет во Вселенной ни планеты Оз, ни планеты Виктория), что под этими разными названиями скрывалась одна планета, название которой, как Вы, конечно, догадались… Виктория.
Чувствуете?
Вам сразу же стало интересно, не правда ли?
И Вас уже не смущает, что м-р Хаггард, проторчав на ногах весь день в обществе малолетних преступников, проституток и чуть было не погибнув от разрыва сердца из-за дурацких шуток кретинов вместо того, чтобы доползти до постели и заснуть мертвым сном часа на два в своем саду, все бросает и бежит, сломя голову, на встречу с двумя совершенно незнакомыми ему мужчинами, которых он ни разу в глаза не видал. И после этой встречи вряд ли когда-нибудь увидит.
Не правда ли — любопытно?
Теперь — о самой планете Виктория.
Находилась она в страшной глухомани, что и способствовало ее повсеместной и широкой безвестности.
Открыл ее один из тех искателей несыскаемого, которых так любят романтичные девушки и обещают за них выйти замуж, но при условии, что они подарят им планету. На это искатели отвечают взаимностью и тут же несутся черте куда выполнять волю любимой, которая, также очертя голову, выходит замуж за второго встречного.
Вот один из таких парней родом из штата Канзас лет так триста назад и опустился на своем звездолете на изумительную планету, оказавшуюся на самом деле райской.
Дуракам всегда везет!
Значит, вылез он из корабля, и охватило его всеобъемное счастье. Все казалось ему прекрасным: и облака, и ласковое солнце, и река, и лес. Охваченный этим счастьем, он не заметил, что все электронные приборы его корабля вышли из строя.
На его счастье, рыдван, на котором он совершал предсвадебный круиз, был изготовлен еще лет на сто раньше этого знаменательного события, и на нем имелось ручное управление, а в придачу к нему имелись старорежимные планетарные двигатели, которые можно запустить и без электроники.
Так вот, он без промедления в состоянии полной эйфории взлетел на ручной тяге и помчался к своей любимой, предварительно не забыв заснять виды этого райского уголка и сбросить на орбите сигнальный буй, оповещающий всех, что это его частная собственность.
Но самое интересное, что как только он взлетел, все приборы опять заработали нормально, и он отнес этот сбой за счет их почтенного возраста и тут же забыл о нем и обо всем, охваченный нетерпением и ожиданием встречи со своей любимой подругой.
Подруга к этому времени родила третьего. И наш герой с горя и, естественно, сдуру подарил свою планету жителям города, откуда он был родом.
Жители в этом городе (назовем его условно Урюпинск-сити) были такими же остолопами, как и их единоплеменный безвозмездный даритель. Однако они были довольно практичными людьми, что не удивительно для Среднего Запада. И, как мы уже рассказывали о способах спонтанной миграции, они снялись всем табором и улетели туда на пяти звездолетах, набитых всякой всячиной.
Долетели они благополучно и сели тоже без происшествий, но вот стоило им сесть, как все приборы на их кораблях будто бы взбесились. Но «урюпинцы» не очень огорчились, а стали осваивать и обживать эту на самом деле прекрасную планету, благо захватили с собой и топоров, и бензопил в достатке. Их корабли со свихнувшимися приборами не могли более взлетать, потому что были чуть поновей, чем рыдван первопроходца. Поэтому их разобрали на металлолом, которого хватило надолго.
Тем более лет эдак через тридцать они наткнулись в глуби лесов на совсем новенький Галактический крейсер с полным вооружением и комплектом костей его бравого экипажа, который перестрелял друг друга с горя и от невозможности вернуться на базу.
Жили поселенцы в труде и достатке, растили хлеб, рожали детей, строили дома и не знали никаких забот машинной цивилизации.
Первый алмаз они нашли во время первой же пахоты.
Сначала они не поверили своим глазам, такой он был большой — с голубиное яйцо, — и такой красивый!
А потом они стали находить еще и еще. Алмазы не требовали обработки, имели остро отточенные грани и были всех цветов радуги. Внутри они сверкали золотистыми змейками, неповторимыми в каждом камне.
Радости было, конечно, много и надежд тоже: каждый хозяин начал копить с надеждой разбогатеть, если, наконец, прилетит какой-нибудь звездолет. Однако все это пошло прахом.
Через три дня обнаружилось, что все камни, которые они складировали, поблекли, змейки потухли. И превратились эти брильянты в обыкновенные мутные технические алмазы.
И только те камни, которые носили на себе местные красавицы, оставались по-прежнему живыми и красивыми. С тех пор, если пахарь находил новый камень, то он или отдавал его своей дочери, или же шел в лес и зарывал его в землю.
Так образовались бриллиантовые рощи.
Шло время. Первыми обнаружили планету пираты Моррисона сорок лет назад. Их черная бригантина сделала четыре круга на орбите, и, когда был найден самый большой поселок, ринулась вниз.
Через три минуты после посадки у них, как вы догадались, вышла из строя вся электроника, а вместе с ней — все лазерные пушки, десантные боты и остальное вооружение, кроме штурмовых винтовок и гранатометов. Но это не остановило пиратов. Они ворвались в поселение и на первой же убитой девчонке увидали ожерелье из неповторимых алмазов, где самый маленький был карат на двадцать… Кроме пленных, они также захватили огромный общественный склад самогона, который тут же употребили по назначению, и к вечеру все уже дружно храпели…
Как только началась стрельба, здешний староста посадил своего внучка на лошадь и велел скакать в соседнюю деревню. Там уже видели столб дыма, слышали выстрелы, и к ночи вокруг разоренного поселка была стянута петля окружения.
Пиратам Моррисона не повезло — они сели недалеко от склада, в котором хранилось законсервированное оружие с мертвого крейсера. А так как крейсер помер еще триста лет назад, то на его борту было достаточное количество старинного порохового и реактивного оружия.
Этот крейсер, к тому же, направлялся на какой-то большой региональный конфликт — его трюмы были забиты десантными танками, пусковыми установками и ящиками с автоматами.
Короче, пираты так и не проснулись. А единственный оставшийся в живых флибустьер, охранявший пиратскую шхуну, спасся тем, что после первого же ракетного залпа выскочил из нее наружу с поднятыми руками навстречу разворачивающимся танкам. Он поведал аборигенам что корабль принадлежит Моррисону, и чем их хозяин занимается в космосе.
После этой славной победы планета и была названа Викторией. В каждом доме на стене теперь висел автомат, а возле каждой деревни были вырыты закрытые капониры, в которых стояли наготове танки и штурмовые орудия.
Через пять лет в районе Виктории проводились геологические изыскания ХДК, и на планету с базового корабля был послан разведывательный шлюп. После приземления шлюпа с ним сразу же потеряли связь. И в назначенное время он не вернулся.
Шлюп был обнаружен с помощью мощной оптики стоящим на лугу в окружении многочисленных человеческих фигурок. Людей было больше, чем послали с корабля.
И вот тут осторожность капитана звездолета сыграла положительную роль во всей этой истории. Вместо того чтобы послать вниз боевой десантный бот с командой, он решил сначала запустить сигнальную ракету…
А в это время внизу троих геологов окружили местные крестьяне, и, наведя на них свои М-16, первым делом спросили, не имеют ли пришельцы какого-либо знакомства с м-ром Моррисоном? Узнав, что пришельцы знают только м-ра Хаггарда, а м-р Моррисон, по их мнению, — собака и подлый разбойник, крестьяне тут же накормили гостей отборной клубникой и напоили добрым элем.
На вопрос геологов, нет ли здесь у них поблизости радиостанции, чтобы связаться с кораблем, им ответили, что на всей планете нет не то что радиостанции, но и даже простейшего персонального компьютера.
Тут в самый раз над их головой взорвалась фонтаном искр сигнальная ракета. Поняв, что их видят с корабля, гости быстро развели костер и при помощи куртки и телеграфного кода просигналили о том, что с ними случилось, и о том, что на поверхности планеты не работает ни одно электронное устройство.
Все остальное было делом техники. За три дня на звездолете сварганили родного брата легендарного «Шаттла», и второй пилот экспедиции благополучно совершил три челночных полета на Викторию.
Что происходило на планете потом, и каковы были ее отношения с ХДК, можно не рассказывать, так как это и так ясно — отношения были торговыми.
Правда в правлении ХДК моделировалась возможность захвата планеты с последующей ее эксплуатацией, но это оказалось экономически невыгодно. Решено было с Викторией просто торговать, а для сохранения монополии в ее окрестностях были созданы военные базы фирмы. С согласия Виктории, настроенной резко отрицательно против МДК, эта зона была официально объявлена запретной: ХДК разъяснили всем, что там проводятся ядерно-гравитационные эксперименты.
Вот вам и ответ на вопрос, почему м-р Хаггард так уважает представителей планеты Виктория и не уважает собственное здоровье.
Теперь расскажем Вам, почему эти представители так любят посещать музеи Вооруженных Сил.
Еще во время первого контакта ХДК с аборигенами на базовый корабль были доставлены первые алмазы и тут же исследованы.
Во-первых, это оказались, как ни странно, на самом деле алмазы, но со странной, не поддающейся анализу структурой. Стоило нанести им в любом месте механическое повреждение, как живой камень тут же умирал.
Во-вторых, они не дублировались.
В то время это было сенсацией! Но факты — упрямая вещь: стоило включить дубликатор, как в обеих камерах оказывались два мутных технических алмаза, которым грош цена!
В-третьих, в контейнере с образцом викторианской почвы эти кристаллы умирали точно через трое суток.
Действенен был лишь один способ сохранить их — носить на себе. И в скором времени все члены экипажа стали похожи на герцога Бэкингема, но у того было двенадцать подвязок, часть из которых была на кремниевой основе. Нашим же ребятам приходилось таскать на себе до трех килограммов чистейшего углерода! Богатенькие аборигены с удовольствием меняли свои сокровища на предметы роскоши — иголки, нитки, топоры, зеркала, ткани и другие колониальные товары.
Но к их глубокому сожалению, этот весьма для них выгодный обмен (бриллианты/бижутерия — 2/1) скоро закончился. Дело в том, что члены экипажа уже не могли найти на своем теле свободного места, где можно было пристроить очередной неповторимый камушек.
И, даже несмотря на эпохальное изобретение, позволившее сохранить их в два раза больше, чем мог носить на себе среднестатистический индивид (один комплект носится, другой сутки лежит, и наоборот), все равно удовлетворить спрос населения планеты (1,3 млн. человек) на предметы повседневного обихода не представлялось возможным, даже при существующих льготных ценах (2/1).
(Кстати, впоследствии это было одной из причин для поддержания отношений с Моррисоном в сфере торговли живым товаром.)
ХДК закупало на корню всех пленников у пиратов. Но прежде чем их перепродать славным Вооруженным Силам, они следовали этапом через Викторию, где, предварительно связав им руки (чтобы не могли щупать), завязав глаза (чтобы не могли видеть) и заткнув носы (чтобы, естественно, не могли нюхать, так как у некоторых был изумительный нюх на деньги), их использовали как средство доставки брильянтов населению.
Вторым, не менее значительным достижением экспедиции было исследование механизма локализации электронных устройств на поверхности планеты. Было установлено, что при частоте выше 25 Гц начинает нарушаться временной континуум (получивший название «рваное время»). Частота временных провалов имела случайный характер и распространялась в область до 750 ГГц.
Короче, ни одно электронное устройство, работающее с частотой выше 20 Гц, не могло там функционировать: путались команды в компьютерах, скакала частота генераторов и только постоянный ток по-прежнему тек в нужном ему направлении (при повсеместной сплошной фильтрации от помех).
Исследования действия «рваного времени» на человека показали, что никакого существенного вреда оно не причиняет. Наоборот — действует тонизирующе и стимулирующе на все органы чувств и жизненные функции. При длительном же воздействии у организма вырабатывается защитный механизм стабилизации временных провалов, дополнительно выполняющий роль мощного стимулятора всех жизненных процессов.
Все, кто пробыли на Виктории в течение недели, в придачу к бриллиантам приобрели значительное омоложение организма со стабильным улучшением его технических характеристик. Реакция и выносливость счастливчиков достигали уровня, характерного для суперменов. Это открыло перед ХДК счастливую возможность организовать на Виктории фешенебельный курорт и учебный центр по подготовке звездных пилотов. Правда, их пришлось организовывать в горах, чтобы никто не мог случайно найти «бриллиант с планеты Оз» и раскрыть тайну.
Курорт организовали оригинальным образом.
В рекламных проспектах говорилось о тайном учении горных племен диких и загадочных аборигенов и, в том же роде, другая разная чушь.
Бригаду отдыхающих высаживали в начале маршрута — у тайной туристской тропы. Там их встречал соответственно экипированный шаман-проводник, вел через горы и ущелья к тайному святилищу Великого бога «Пру».
Уже само путешествие, свежий воздух и прекрасные горные пейзажи действовали благотворно на жирных обывателей, возжелавших молодеть.
В конце же путешествия туристов ждала мрачная пещера, напичканная всякими ужасами и украшенная огромной статуей Великого Бога в ореоле святого и исцеляющего сияния (художники и пиротехники в ХДК не страдали отсутствием профессионализма).
Внутри пещеры разворачивалось таинство с последующей безобидной оргией не без налета мистицизма. Ритуал заканчивался поцелуем большого пальца левой (для женщин) и правой (для их противоположностей) ноги Бога «Пру».
Потом все засыпали от избытка впечатлений и причастия местной безалкогольной тростниковой водкой (применяемые ХДК снотворные средства строго патентованы и не токсичны), а просыпались уже на борту Трансгалактического лайнера, и тут начинал срабатывать приобретенный на планете механизм торможения негативных процессов в организме.
Курорт процветал…
По «случайному» совпадению Великий бог «Пру» лицом очень походил на Джона Основателя, и новая религия, становящаяся модной, своими святыми атрибутами подсознательно укрепляла симпатии народа к ХДК.
А с открытием на планете Учебного центра предполетной подготовки в распоряжении фирмы появились самые лучшие пилоты Галактики. Это была весьма далеко идущая акция.
Недаром же в свое время красные это сразу раскусили и за огромные уступки в обоюдоострой торговле выбили у Хаггарда договор о совместном обучении своих красногрудых соколов с орлами Хаггарда.
ХДК пошло на совместное обучение неспроста. Это дало повод тупому Моррисону быть категорически против, чтобы его железные парни в процессе обучения общались с коммунистами, получая шанс заболеть красной заразой.
Ни один человек Моррисона никогда не был на Виктории (чего, в конце концов, добивался Хаггард)! Вернее, ни один из них не ушел оттуда живым!
Правда ХДК пришлось пережить довольно крупный скандал по этому поводу: не удалось, в частности, избежать нападок и лично на Хаггарда-отца. Но в семье Хаггардов никто никогда серьезно не верил, что им придется когда-нибудь воевать с красными. А вот что схватка с Моррисоном все-таки состоится, никогда не забывали. И, как показали последующие события мировой истории, они были на сто процентов правы!
И те же боевые красные военлеты внесли немалую лепту в отражение внеземной агрессии, направленной против всего человечества!
Появление товара, не поддающегося дублированию, навело экспертов ХДК на плодотворную мысль — при существующей дешевизне жизни требуется продукция, выпущенная в одном экземпляре и не подлежащая дублированию. Перечень товаров индивидуального владения был разработан довольно быстро и с учетом конъюнктуры рынка. А вот с технической реализацией идеи пришлось повозиться.
После долгих исследований и экспериментов был найден состав, который при дублировании менял свою структуру, и теперь на товар, выпущенный в единственном числе (выпускалось всегда два экземпляра: один шел на продажу, а другой — в хранилища фирмы, и в случае уничтожения первого не происходила утеря образца, как правило, уникального и ручной работы), наносили многослойный лейбл ХДК, который невозможно было подделать (подделать можно, конечно, все, но и отличить подделку так же легко).
Покупателю давалась гарантия, что, если он обнаружит еще точно такой же предмет как приобретенный, фирма выплачивает ему штраф в размере в несколько раз превышающем первоначальную стоимость этого предмета.
Сам же владелец мог сколько угодно дублировать свою собственность, при этом уничтожался знак ХДК, и последний уже никакой ответственности за товар не нес.
В номенклатуру таких товаров входило, в частности, старинное оружие. А как Вы уже знаете, на планете Виктория жители имели к нему большую слабость.
Наиболее ценные образцы такого оружия находились в Музее Вооруженных Сил, и ни один представитель Виктории не мог миновать его с несбыточной надеждой, что ему ни с того, ни с сего продадут что-нибудь такое.
Вот Вам и ответ на второй вопрос: почему эти двое викторианцев не пьют с «девочками» в кабаке «лимонад», а ходят сдуру по музеям.
— М-р Хаггард, познакомьтесь — м-р Смит и м-р Полонски, — представила гостей смотрительница музея.
«Ха! Опять моя бывшая секретарша!» — подумал м-р Хаггард, протягивая руку викторианцам.
Тут же ожил информатор в его правом ухе.
«Значит этот здоровый бугай с бакенбардами есть нынешний председатель Совета старейшин, а тот маленький и лысый — казначей Виктории. Ну и рожи! Самодовольные, с крестьянской родословной хитрецой. Ну, Хаггард, держись!»
Смит протянул свою мозолистую лапищу и пророкотал громовым басом:
— Мы очень рады, наконец, познакомиться с Вами, м-р Хаггард!
Маленький и круглый Полонски закивал головой в знак согласия и засуетился, как будто при снятии остатков в его — надо думать — толстой мошне.
В подтверждение и в ознаменование и, возможно, для увековечения этого эпохального события, Смит так крепко сжал его руку, что м-р Хаггард чуть было не взвыл. Стараясь удержать на лице непринужденную радушную улыбку, он в отместку что было мочи сжал руку м-ра Полонски. Тот запрыгал и закудахтал, что немного компенсировало почти явное увечье, причиненное м-ру Хаггарду звероподобным Смитом.
Обменявшись таким образом дружескими рукопожатиями, они начали медленно двигаться по залам музея, поведя непринужденную беседу.
— Мы здесь уже полтора часа, — гудел Смит своим басом на весь музей, как Иерихонская труба, — но так всего и не рассмотрели как следует. Дочка говорит, что здесь десять тысяч экспонатов, а мы неизвестно когда здесь еще будем — хотелось бы все увидеть.
М-р Хаггард понял, что Смит называет дочкой его бывшую секретаршу. Стало быть, Смит в некоторой мере ему теперь тесть. Но на Смита невозможно было обижаться. Все его «вульгарите» сполна компенсировались подкупающим добродушием и простотой этого — на данном этапе — фактического правителя планеты. М-ру Хаггарду грех было не знать, что для ХДК эта «неизвестная» Виктория была, как говаривали в старину, золотым дном. Ее правителю можно было без ущерба для собственного самолюбия простить крестьянские мозоли на руках и даже запах чеснока изо рта!
Остановившись у допотопного танка, Смит любовно погладил его броню.
— Вот они, родимые, спасли нас от Моррисона. На наше счастье, они оказались десантными с прямоточными реактивными двигателями. И электроники на них почти не оказалось! Ведь их везли на продажу в какую-то галактическую глушь. А то бы на нашей родной планете они и не сдвинулись бы с места!
— Страшного, я думаю, ничего не произошло бы, ведь у вас были безотказные автоматы и гранатометы, — поддержал его м-р Хаггард, с удовольствием разглядывая на лицевой броне танка фирменный знак ХДК, — Как вам они понравились после модернизации?
— Изумительные получились машины, особенно радует гладкоствольная шестидюймовка с автоматическим заряжанием! Вот бы получить еще приборы ночного видения с лазерными прицелами, — можно было бы принимать моррисоновских бандитов хоть каждый день!
— Но только до обеда! — добавил казначей, поглаживая свой «маленький» животик.
Все дружно засмеялись.
— Дорогой м-р Смит! Моррисон и так к вам не сунется, ведь вокруг Виктории постоянно патрулируют наши крейсера, на подходах расставлены космические мины. С лазерными же прицелами вам пока придется обождать.
— Да, кстати, как продвигается исследование «рваного времени»? — спросил Полонски, изобразив на лице кровную заинтересованность и жажду естествоиспытателя, несмотря на то, что ХДК за эти исследования платила Виктории кругленькие суммы!
— Двигаются, но очень медленно. Мы идем двумя путями — пытаемся найти экранировку от временного хаоса и — параллельно — стремимся выяснить его природу. И если в первом деле мы не испытываем почти никаких проблем, кроме финансовых и отсутствия конечного результата, то во втором — у нас связаны руки. На поверхности вашей планеты не работает ни один прибор или датчик. Все измерения приходится проводить орбитальными комплексами, и нет никакой гарантии, что данные, полученные ими, достоверны. От вашей «кормилицы» можно ожидать любого подвоха. Так что — основная надежда на наших теоретиков, может, моделирование все-таки принесет результаты.
— Результаты деятельности ХДК мы реально ощущаем ежедневно, — м-р Смит вдруг мгновенно преобразился из рубахи-парня в респектабельного джентльмена, — Десять лет назад наши граждане почитали за счастье иметь в личном пользовании велосипед, дельтаплан и швейную машинку. А теперь общины борются за первоочередное право прокладки к своей деревне метрополитена, — таких успехов достигла техника ХДК на поприще внедрения постоянного тока в наш переменный хаос!
— Действительно, жизнь стала намного легче, — подал голос почетный естествоиспытатель (и, я бы сказал, «естествонакопитель»), - Раньше, бывало, только начнешь сводить концы с концами в финансовом отчете, тут же у тебя лучина кончается или печь чадить начнет. А сейчас красота, сервис и благодать — лампочка ХДК на все сто свечей сияет, электрокамин жаром пышет, а на электроплите сало шкворчит! На улицу выйдешь — душа не нарадуется! Куда не глянешь, везде солнечные батареи блестят и переливаются. А в небе мой внучек парит на своем электродельтаплане!
М-р Полонски от переполнявшего его восторга замолчал, мечтательно уставившись в потолок, — как раз туда, где был подвешен палубный перехватчик с полным боекомплектом на внешних подвесках, м-р Смит дружески обнял казначея и увлек за собой в следующий зал, где м-р Хаггард ознакомил их с коллекцией уникальных боевых мечей.
Если бы в эту комнату — если, конечно, можно назвать комнатой тот огромный зал — попал каким-нибудь волшебным образом Зигфрид или же Аттила, то их отсюда без подарка можно было бы выпроводить только на тот свет. Так что же говорить о том восхищении и восторге, которые охватили викторианцев при виде всевозможных «булатов» и «кладенцов»!
— М-р Хаггард! Смилуйтесь, продайте хотя бы один, самый простой, мечик! — взмолился м-р Смит, став похожим на большого ребенка, попавшего в большой игрушечный магазин.
В подтверждение искренности своей просьбы он так сильно сдавил могучей рукой нежное горло своего казначея, что тот поддержал достоверность и актуальность приобретения оного жалобным предсмертным писком.
— Обычно мы категорически отказываем кому бы то ни было в подобных просьбах, — важно сказал м-р Хаггард, а гости замерли, ожидая получить: один — обманутые иллюзии, а другой, как следствие несбывшегося, — путевку в небытие.
— Но для вас мы делаем исключение!
— Ура! — заорал «крошка» Смит, а м-р Полонски захрипел в предсмертных конвульсиях.
— Только вы знаете, сколько стоит такая уникальная недублируемая вещь? — м-р Хаггард с интересом разглядывал побелевшего дергающегося финансиста, про себя отсчитывая заклинание рефери: «уан, ту, фри…».
— Сколько бы не стоило, мы согласны! — и, разжав руку, Смит взял кулькообразного м-ра Полонски за грудки и нежно спросил: — Билли, согласись, что мы даже и не надеялись на такое счастье.
— Да, я на все согласен! — прошептал заново рожденный Билли, готовый расстаться с двухгодовым доходом своей планеты, обретя зато возможность дышать.
— Какой же вы хотите приобрести экспонат?
— Билли, ты у нас платишь — ты и выбирай!
— Вон тот! — не глядя ткнул рукой в сторону смотрительницы Полонски.
Та быстро подбежала к стене и сняла один из двуручных «тесаков». М-р Смит взял его нежно, как ребенка, и, закатив глаза, прижавшись к лезвию щекой, что-то замурлыкал.
М-р Полонски — ему в такт — никак не мог откашляться.
— Мы его, родимого, повесим в зале заседания старейшин! Для устрашения врагов!
— В честь нашего знакомства я приглашаю Вас, м-р Смит, и Вас, м-р Полонски, ко мне в гости! У моего сына сегодня именины, и я думаю, что мы сумеем неплохо отдохнуть за парой-другой рюмашек!
Прошу вас следовать за мной, но хочу вас предупредить, что в гостях у меня из стратегических соображений будет находиться этот негодяй Моррисон…
— Я его зарублю! — вскричал м-р Смит и со свистом рассек мечом воздух.
— И опозорите меня на всю Вселенную!
— Что же тогда нам делать? Может, нам не стоит ехать?
— Конечно, надо ехать. Но только никому не говорите, кто вы такие, и отнеситесь к этому кровопийце Моррисону равнодушно. Вы увидите зато своего врага в лицо. Это еще больше укрепит в вас справедливую ненависть к этому бандиту. Только не удивляйтесь, друзья, что мне придется с ним быть любезным. Поверьте, если бы не обстоятельства, вынуждающие меня придерживаться норм приличия, я бы давно его собственноручно удавил!
На подлете к своей вилле м-р Хаггард попросил пилота сделать круг над ней, чтобы увидеть результаты труда декораторов, но оных он не заметил, как ни вглядывался вниз.
Зато, к своему удивлению, Хаггард обнаружил совершенно незнакомый и достаточно идиллический пейзаж, расстилающийся вокруг его построенной в стиле ампир виллы.
Еще сегодня утром, улетая с Томми на экскурсию, он любовался девственной лесной чащобой, в которой он так любил побродить со своим верным «Зауэром» (хотя автору больше нравится «Франкот») и еще более верным спаниелем Джэрри (а я больше обожаю маленьких комнатных собачек, вроде моей московской сторожевой по кличке Полкан!).
Теперь же внизу раскинулись полые холмы с аккуратно подстриженной травой и небольшими дубовыми рощами, а на месте его любимой тихой и кристально чистой речушки, протекавшей у самого дома, появилось овальное озеро. В нем плавало что-то очень похожее на предмет модного шлягера из популярного мюзикла Пита Чайковски (кто забыл, напоминаю: «Па-па-па-па, па-ра-ра, папа»).
При виде этого искультуренного ландшафта рука м-ра Хаггарда стала тянуться за безотказным «Зауэром», но разум ему подсказал, что стрелять в лебедей нельзя, даже если они и белые.
В принципе, лебедей надо было бы прикормить хлебными крошками, что м-р Хаггард обязательно бы сделал, будь у него карманы. Но, к сожалению, в то время они были не в моде, уступив место очень удобным в пользовании заплечным мешкам.
«Да, ребята потрудились на славу! — подумал м-р Хаггард, подсчитывая в уме, во что обошлась ему эта перестановка декораций, — Гравитационное вскрытие и перенос более ста квадратных километров земли, глубиной среза не менее чем сто метров. Ну, я им покажу!» — и рявкнул водителю:
— Управляющего имением мне на связь, немедленно!
— Управляющий Дженкинс Вас слушает, сэр!
— Что же ты, сукин сын, это учудил! Где теперь мой любимый Волчий лог? Где моя любимая сосна, я тебя спрашиваю, а?
— На расстоянии 250 миль на северо-восток, в целости и сохранности, сэр!
— Чтоб завтра же, как только я проснусь, все было на своем месте! И если хоть один муравей из моего любимого муравейника пропадет или же заблудится в незнакомой местности, я из тебя, старый ты огарок, лангет сделаю! Понял?
— Не извольте беспокоиться, сэр. У нас ничего не пропадет, все разложено по полочкам, все оприходовано, каждый муравей со всеми сопровождающими его букашками сосчитан, каждая иголочка на вашей любимой сосне уложена аккуратненько одна к другой и ватой проложена, чтоб, не дай бог, не отсырела. Сохраним все, до единого зернышка, сэр!
— Ты что, скотина, издеваешься?
— Зря Вы меня ругаете, м-р Хаггард. Завтра все будет на прежнем месте, даже не заметите, как возвернем. Мы так все аккуратно перенесли, что даже волчица Клара, когда щенилась, ничего не заметила, так что не сумлевайтесь, сэр!
— Как, уже ощенилась?
— Да! Четыре мальчика и две девочки! Только у одной сучки на груди белое пятно, ну прямо как у вашего Джерри! Вот вернется с охоты Бэк, я и не знаю, что будет. А Вы как думаете, сэр?
— Я думаю, что твоему Бэку поменьше бы следовало шляться к моей Диане, а то в последнем помете у всех щенков через две недели ушки стали торчком, это-то у чистопородной афганской борзой!
— Христом Богом и двенадцатью апостолами клянусь, я в это время на больничном был! Радикулит у меня, сэр!
— Да? А я знаю прекрасное средство от него!
— Какое, сэр?
— Берется больной радикулитом, заголяется ему то место; где тот изволит гнездиться. У вас, кстати, где болит?
— Поясница, сэр!
— Вот, заголяется поясница, и нежно кладется болезный на ближайший большой муравейник! Вы не знаете, где здесь ближайший муравейник, Дженкинс?
— Я уже Вам сообщал, 250 миль на северо-восток, сэр! — обиделся управляющий и мрачно засопел.
— Ну-ну, я пошутил, не будем ссориться! — м-р Хаггард примирительно улыбнулся, — Это, кстати, старое народное средство!
— Я уже один раз воспользовался старым проверенным средством, рецепт которого вычитал в подсунутой вами книжице, сэр!
— Каким же?
— Мочой молодого поросенка! — Дженкинс начал сопеть, — Надо мной до сих пор даже куры смеются. И Вы вот тоже смеетесь надо мной, сэр!
— Ну уж это точно ты загнул, Дженкинс, — м-р Хаггард снисходительно улыбнулся, — Куры не умеют смеяться, они только квохчут!
«Смит Вессон», пардон, Полонски, открыв рот, слушал и этот диалог, и никак не мог взять в толк, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор.
Наконец, решив, что ссора зашла слишком далеко, и, желая внести хоть какую-нибудь лепту в столь важный вопрос, старина Смит скромно и ненавязчиво изрек:
— А у нас в деревне радикулит лечат коровьим маслом!
Все внимательно посмотрели на него — м-р Хаггард восторженно-одобрительно, а Дженкинс осуждающе-недоверчиво, да так, что тот засмущался и покраснел, как рак перед пивом.
Положение спас верный друг — его кореш и товарищ Полонский:
— А у нас есть один дед, который тоже страдает энтой заразой. Так он мажет себе спину сметаной и кличет своего цепного кобеля Тарзана, а тот слижет всю сметану подчистую, а вместе с ней всю дедову болезнь, да так, что у старого как у молодого спина начинает стоять. Вот!
— А что, неплохая идея! — м-р Хаггард не обманулся в своих ожиданиях по поводу разносторонней житейской компетенции м-ра Полонски, — Давай Дженкинс, намажем тебя всего сметаной и покличем Клару с Бэком. Они тебя сразу вылечат от всех болезней!
— Да ну вас! — махнул рукой управляющий, давно уже привыкший к шуткам м-ра Хаггарда, — Вас уже все заждались, сэр!
— Так начинайте! — сказал м-р Хаггард. Пилот повел аэрокар на посадку к лужайке перед домом.
…Стоял август месяц, и Лето начинало сдавать вахту своей более степенной товарке — Осени.
Увядание начинало чувствоваться во всем: в запахе трав, в желтизне отдельных листьев, в самом воздухе. Он стал неуловимо густым и ленивым, пропитанным медовым духом зрелой и сытой природы.
Эти признаки близкой осени были еще почти незаметны для глаза. Все так же, как вчера, зеленела трава, и так же стрекотал в поле кузнечик. Но все-таки что-то неуловимо и безвозвратно изменилось. Какая-то легкая грусть легла на эти спокойные и плавные изгибы полых холмов, грусть о невозможности сохранить без изменений это чудесное время была неизъяснима, хотелось плакать от счастья. В авторской душе, такой грубой и зачерствелой, просыпался поэт, который еще более жаждал заплакать от бессилия охватить и впитать в себя эту благодать:
Пройти широким полем,
Колосья раздвигая,
Подставив спину жарким солнечным лучам,
И пить, ладонями черпая
Воду холодного ручья,
Блаженно лечь на траву,
Душою отдыхая,
Взяв на ладонь живого муравья…
…Кстати, насчет «душою отдыхая».
М-р Хаггард категорически высказал пожелание по проведению праздника: чтобы все было выдержано в пастельных тонах, и если никак нельзя обойтись без шумных развлечений (Размечтался! Дети — и без шума!), то пусть это будут веселые и безобидные детские игры, и боже упаси что-либо похожее на «хэви-металл» обед с балетной викториной!
Гости уже в полном составе (см. выше «ретро»-карнавал) расположились на открытой лужайке. Скорее это был склон большого холма, на вершине которого стоял загородный дом Хаггардов, а у подножия его лежало давешнее озеро, возле которого резвились дети.
Они играли на причале лодочной станции, стилизованной под речной вокзал. От него только что отшвартовался старинный пароход с двумя большими гребными колесами. Труба дымила вовсю, колеса поднимали тучу брызг, искрившихся в лучах клонившегося к закату солнца. На капитане был белый китель и огромная фуражка с золотым крабом-кокардой. Боцман свистел в дудку, матросы бегали по палубам, как обезьяны, на верхней палубе дамы с зонтиками и веерами степенно беседовали со своими кавалерами, которые не выпускали изо рта… нет, не трубки и гаванские сигары, а самые настоящие, первосортные… леденцы на палочке!
Та часть публики, которой не хватило билетов на этот рейс, каталась вокруг парохода на увешанных гирляндами разноцветных лодках. А между лодками, как угорелый, носился сам виновник торжества — Томми на своем подводном глиссере, поднимая высокую волну и ныряя время от времени.
Лодки качались, публика радостно визжала, пароход басовито гудел, а капитан, естественно, отдавал всем честь.
Одним словом, детишки веселились вовсю и не мешали отдыхать взрослым, а те лениво потягивали коктейли, вели непринужденные светские беседы о всяких пустяках, некоторые сидели кто за легкими столиками в креслах-качалках, а кто — прямо на траве, а один старый генерал, расстегнув свой китель, прилег маленько вздремнуть под ласковым солнцем.
М-р Хаггард присоединился к центральной группе гостей, перецеловав гирлянду ручек (миссис Хаггард, миссис Моррисон, миссис Пэтрофф и другие не менее достойные особы) и пожав руки их спутникам (себе, как сопровождающему миссис Хаггард, он пожал руку мысленно).
— Какой сегодня прекрасный вечер, друзья! — воскликнул он, будто бы не содержал у себя на службе ораву синоптиков и не имел никакого понятия о моделировании климата, — Как я рад вас здесь всех видеть! А где же наши милые дети?
— По-моему, они решили устроить Трафальгарскую битву, — ответила ему миссис Хаггард, — Наш именинник, того и гляди, протаранит дредноут под командованием адмирала Пэтроффа-младшего.
— Вряд ли, — возразил ей отец «адмирала», — С таким боцманом, как сын м-ра Моррисона, и с такой бравой командой они сами кого хочешь возьмут на абордаж!
«Это точно, — подумал м-р Хаггард, — У этой милой семейки подрастает на нашу голову вылитый — в папашу — Билли Бонс. Эва как лихо раздает он подзатыльники направо и налево. Его счастье, что капитан „вне его компетенции“! А то бы Ваня быстро ему накостылял: сразу и за Цусиму, и за Порт-Артур, и за Курилы с Южным Сахалином!»
— Чем сегодня Вы нас порадуете, м-р Хаггард? — мило улыбнулась ему миссис Моррисон, — В этом пикнике есть также что-то от «ретро»?!
— Вы можете мне не поверить, но я не знаю программы вечера, — не моргнув глазом, соврал м-р Хаггард. Он прекрасно знал, что представление должно быть грандиозным в пику шабашу Моррисона, — По-моему, никакой программы и не предвидится. Давайте просто отдыхать, благо денек выдался неплохой, и будем надеяться, что коктейли не иссякнут.
Приглашение было, разумеется, излишним — гости и так развлекались, кто во что горазд: одни уселись и расписали пульку на встроенном в барный столик дисплее, другие затеяли игру на объемном гравитационном биллиарде. Дамы же мило судачили, наблюдая за играми мужчин, комментируя их удачи и промахи.
Среди приглашенных были лучшие поэты, певцы и художники. Последние рисовали световыми карандашами на люминесцентных пластинах образы милых дам и веселые шаржи на их кавалеров.
Когда же кому-то захотелось провести конкурс на лучший рисунок, то самым прекрасным единодушно был признан портрет миссис Пэтрофф. И не удивительно!
Тридцатипятилетняя Оксана Петрова была в зените женской красоты и своей мягкой статью и среднерусским спокойным очарованием буквально околдовывала и завораживала всех без исключения мужчин.
Ее огромные васильково-дымчатые глаза излучали одновременно сразу две совершенно несовместимые для здравого европейского разума вещи наполненные непостижимым смыслом: неправдоподобную и доступную лишь богам мудрость и доброту с языческой страстью и девичьим милым лукавством!
В одном-единственном взгляде соединить материнскую заботливую строгость и юного бесшабашного бесенка могла лишь эта загадочная и недоступная гиперборейская Венера!
Увидев ее впервые, м-р Хаггард в буквальном смысле остолбенел, словно от удара молнией, до того она была красива и так непохожа на всех окружавших его женщин. И вследствие такого впечатления от жены м-ра Пэтроффа, в м-ре Хаггарде безмерно росло уважение к самому м-ру Пэтроффу. И в самом деле, какими же необычайными достоинствами должен обладать мужчина, чтобы владеть безраздельно такой женщиной?!
Этой Акуле Империализма было невдомек, что для этого достаточно было быть порядочным и добрым, каким, несомненно, и был м-р Пэтрофф.
"Эх, махнул бы не глядя все свое барахло (включая жену) на эту богиню, — с русской тоской и буржуазной завистью подумал бедный м-р Хаггард, — но, к сожалению, это невозможно. Впрочем, у них есть шестилетняя дочь, так что, когда подрастет мой Томми, заложим программу в стратегический компьютер и устроим им ненавязчивое знакомство. Это единственный шанс прикоснуться губами к этому божественному созданию. Я думаю, невестка не откажет в поцелуе своему любимому свекру. А тещу как бы заодно облобызаю!" — и, охваченный радостным предчувствием этой дальней, но радужной перспективы, он с интересом включился в следующий конкурс на лучший шарж.
Шаржи, благодаря встроенным в пластины компьютерам, были мультиплицированы, и все искренне смеялись по очереди над каждым следующим приключением изображенных на них героев, в которых без труда узнавали сами себя.
Лучшим был признан шарж на вздремнувшего генерала. На рисунке он задорно храпел, лежа кверху пузом на склоне холма. В это время к нему подкрались юные дамы и стали его раздевать. Генерал на это отреагировал причмокиванием и облизыванием губ и, не просыпаясь, стал приставать к девицам (при помощи синтезированного компьютером голоса) с риторическими замечаниями: «Мамочка, я не хочу с тобой играть, дай мне поспать перед боем!», или: «Мамочка, обратись с этим вопросом к моему адъютанту!»
Таким макаром его раздели догола и начали облачать уже в предметы женского туалета: огромные кружевные панталоны, корсет, чепчик и туфли на шпильках.
На чепчик прикрепили козырек и кокарду от фуражки, на корсет, который никак не хотел сходиться на животе, нацепили все (то есть много) генеральские ордена, поверх всего одели портупею с аксельбантом и огромной саблей (покажи ее современному генералу, он бы долго соображал, что это за селедка!), а на туфли пришпилили шпоры.
Потом каждая из шалуний со знанием дела крепко поцеловала его, оставляя «дэ факто» по всему лицу следы губной помады (не обойдя вниманием лысину), и, выстроившись в ряд по росту, стали ждать его благосклонного пробуждения.
Для того чтобы это ожидание не превысило разумные пределы, самая юная из них элегантно и шаловливо пощекотала у него в носу травинкой. Генерал на этот легкий флирт ответил бравым чихом, милостивым пробуждением и приятным удивлением при виде столь почетного караула.
Сделав им ручкой, он мельком взглянул на часы. Не заметив, что они женские, генерал ужаснулся, вскочил и вприпрыжку побежал принимать парад своих доблестных войск, не забыв вернуться и пригласить дам следовать за ним.
И вот кульминация…
Войска построены во-фрунт, каски блестят, на лицах солдат отражено мужество и решительность. Подъезжает генеральский экипаж, и из него выходит сам генерал со своей свитой.
Солдаты стойко крепятся, чтобы не прыснуть, и едят глазами почетный эскорт; генерал обходит войска, выпятив грудь (под корсетом, естественно) и, оставшись довольным выправкой своей армии, гаркает пискливым (хорошо поставленным) голосом:
— Здорово, молодцы!
А те, как положено, отвечают ему:
— Здравия желаем, ваше превосходительство!
Но вместо троекратного «Ура!» из их раскрытых глоток несется задорное ржание. Им звонко вторят дамы и, задрав юбки, начинают отплясывать канкан, а генерал, довольный собой, поглаживает себя по животу, помадой на солнце сверкая…
Вот какой веселый шарж!
Одна юная, а значит еще непочтительная к старости гостья, отсмеявшись, тут же предложила осуществить это действие в натуре, но м-р Хаггард ловко отшутился, сославшись на нереальность быстро достать для этого саблю и босоножки сорок пятого размера!
Получив такой грубый и негалантный отказ, избалованная вниманием особь, пардон, особа потребовала сатисфакции в виде веселой музыки.
Гости ее поддержали, и м-р Хаггард пошел им навстречу и объявил (по подсказке информатора, естественно):
— Сегодня у нас в гостях сверхпопулярнейший, малоизвестный и находящийся в подполье, запрещенный во всем мире и его окрестностях, только что вернувшийся из-за границы нашей области, камерный диксиленд «Террариум» во главе со своим бессменным вдохновителем и автором текстов Пьером Присыпкиным, известным в широких кругах неформальной общественности под псевдонимом Майкл Массажная Щетка!
Взору гостей предстал легендарный коллектив. Он был облачен в лучшие костюмы, надеваемые только по великим праздникам на работу нищими на паперть.
Мэтр был длинноволос и сутул и светился блаженной улыбкой юродивого.
В одной руке у него было заказное, коллекционное банджо, а другой он плавно поводил над головой, выпятив два пальца на манер старообрядцев (кто не знает, объясняю: сей знак глаголет«вива!», прошу не путать с «козой» металлистов).
Вдоволь благословив всех присутствующих своей дланью, он интригующе прохрипел:
— Я — водитель трамвая!
На что его последователи ответили энергичными хлопками и улюлюканьем.
Когда восторги утихли, Майкл Прищепкин изрек:
— Я в этот гимн вложил философию своего бытия, наперекор толпы презренья!
После чего вдарил по струнам и под аккомпанемент расстроенных трещоток и гнусавых флейт монотонно завыл:
Я — водитель трамвая!
Что грохочет по улицам сонным!
Но трамвай мой ведет
Поводок — электрический провод!
Мимо окон, что свыклись
И не видят мое отраженье,
Сотни раз промелькнувшее в их диафрагмах!
Хватит сладко дремать!
Я возьму руль, которого нет
И направо сверну
Там, где рельсы свернули налево!
И асфальт затрещит,
Подчиняясь колесам стальным!
А на улице тихой
Проснутся деревья,
Удивленно глядя
На невиданную колесницу
Мне плевать, что нельзя!
И что мне говорят каждый день!
Я хочу изменить свой маршрут
И увидеть другие углы тех домов,
Что сумел разбудить
И забрызгать гудроном!
Я добился всего, что хотел!
Только жаль, что повис токосъемник -
Он больше не нужен!
С последним аккордом Пьер Расческин, мотнув головой, отпустил слушателям прощальный поклон, так что волосы упали ему на грудь, и начал пятиться, увлекая за собой своих сотоварищей, что явилось знаком его скромности и английского воспитания. (На самом деле это была его давняя привычка — удаляться раньше, чем начнут бить.)
— Какой скромный и очаровательный молодой человек! В его глазах есть нечто демоническое! — воскликнула миссис Хаггард и захлопала в ладоши, — Но я ничего не поняла из того, о чем он пел.
— Смысл его декларации объясняется довольно просто, — подсказал ей м-р Моррисон, ядовито ухмыляясь, — Видимо, эта песня была написана на одной из отсталых планет, где в руки оператора допотопного средства коммуникации попался детский журнал «Юный схемотехник», после чего ему удалось избирательно усовершенствовать свою колымагу, введя автономный энергоблок, телепатическое управление и заменить рудименты колес на более прогрессивную гравитационную подушку. И, радуясь такому прогрессу в своей застойной стороне, он с азиатской непосредственностью поет о том, что ему впервой пришло на ум и что он видит окрест!
— Все равно он очень милый и обаятельный! — заявила миссис Хаггард и обратилась к мужу: — А теперь, дорогой, я хочу послушать что-нибудь про любовь!
— У нас в гостях как раз находится известный шансонье, автор любовных баллад и лирических песен — Степан Здоровый! — ответил ей м-р Хаггард и указал на щуплого паренька, прижимавшего к груди гитару.
Юноша вышел в импровизированный круг и тихо сказал:
— Я спою свою последнюю песню, написанную мной вчера.
Так же тихо зазвучала его гитара, и приятным баритоном бард запел:
Устав от юности потерь,
Забыв прекрасную мечту,
Я запер за собой очередную дверь,
Где не нашел святую доброту…
Растратив времени мешок,
Отдав традициям долги,
Я выпил, морщась, счастия глоток,
Заев, давясь, большим куском тоски…
Найдя в кармане лишь пятак,
Упав в объятья суеты,
Я понял, что мой дом кабак,
Торгующий коктейлем пустоты…
Нажив на совести мигрень,
Пропив последнюю мораль,
Я выжил и прозрел в тот черный день,
Когда меня втоптала в грязь родная дрянь…
И получив для бодрости пинка,
Влетев в расчетную любовь,
Я говорил себе: "Терпи, пока
не наступил кладбищенский покой…"
И оплатив по векселям сполна,
Узнаешь, что всему виной она!
Певец умолк и горько заплакал.
— Да, что-то грустные песни поют наши барды, — м-р Моррисон смахнул слезу, — И что-то имена у них странные. Уж не соотечественники ли это м-ра Пэтроффа?
— К сожалению, Вы правы, м-р Моррисон, — констатировал этот факт м-р Пэтрофф, — Среди талантливых людей иногда встречается необъяснимое неприятие окружающего их мира. Чаще всего это происходит на почве нервного срыва. Виной тому может быть личная трагедия, досадное непонимание и черствость окружающих, или же промахи в нашем воспитании. Ничего, перебесятся и вернутся на Родину, как не раз уже случалось.
— Пьер вряд ли вернется, — сказала миссис Моррисон.
— Возможно, — согласился с ней м-р Пэтрофф, — Лет так триста назад его еще стали б слушать, а сейчас, я думаю, ему будет трудно найти себе у нас аудиторию. Ведь и у вас он держится, как я понимаю, лишь благодаря интенсивной рекламе…
…Здесь автор не выдержал и тоже заплакал.
Вот уже три недели как эти три точки сиротливо стоят в конце текста, как три маленьких цветочка на могилке, где, возможно, будет похоронено это еще не родившееся дитя, которое, несмотря на всю его ублюдочность, так дорого автору, его народившему!
И если Вы спросите, почему автор предполагает такую мрачную перспективу своему детищу, то рискуете узнать, что его опасения небезосновательны.
Посудите сами.
Что надо для успешного завершения этой затянувшейся истории?
Может быть — великий талант? Но каждый человек безоговорочно талантлив. Только в одних случаях в нем надо этот талант безжалостно разбудить или, в худшем случае, откопать его, если он сам этого сделать не может, а быть может, и не желает.
Тогда, может быть, — изжить дефицит свежих мыслей?
Опять же — нет!
В нашем мире и в наше время происходят такие удивительные вещи и такие исключительные события, что достаточно не полениться, а всего лишь оглянуться вокруг, и черпай до бесконечности, сколько тебе влезет, первосортное вдохновение. Ведь жизнь преподносит нам такие невообразимые выверты, что десять мудрецов вряд ли смогут их описать и подвергнуть систематизации в ближайшие отчетно-календарные периоды!
А может быть, всему виной хроническая нехватка времени, со ссылками на объективные причины?
И опять не угадали!
При современной-то интенсивности броуновского движения в рамках нашего существования никак нельзя прикрывать нехваткой Хроноса свою дремучую ленность.
Время, как величина растяжимая, при правильной организации и планировании от достигнутого, может квантоваться до бесконечности, и ошибается тот, кто наивно считает, что в сутках всего 24 часа!!!
На самом деле это величина переменная и может принимать различные достоинства, как в большую, так и в меньшую сторону.
Опираясь на вышесказанное, и, несмотря на большую загруженность, автор никак не может объяснить свою беспомощность нехваткой времени.
И хотя помимо необъяснимой тяги и приверженности к графоманству автор работает официально по меньшей мере на двух работах, и, раз не боится об этом всенародно заявить, значит на самом деле он на них работает, а часть работ он умудряется выполнять дома, во время еды, активного отдыха и сна. Время от времени (в свободное от человеческих потребностей) он регулярно просматривает газеты, смотрит телевизор, перечитывает любимые книги и слушает разнообразную музыку, и все равно он находит время для своего любимого дела — словоблудия
Здесь надо на минуту остановиться и принести искренние объяснения по поводу сего маловразумительного заявления, сделанного в духе небезызвестного остзейского барона.
А если кто не совсем правильно понимает, как можно спать и одновременно с этим работать (прошу не путать с вечным сном на рабочем месте!), то:
— представьте, вы сладко спите, а вам звонят по телефону через каждые пятнадцать минут, ваши партнеры по совместной борьбе (работе), и вы, не просыпаюсь, деловито отдаете распоряжения, обещания, заверения и согласования;
— представьте, вы спите, а ваши магнитофоны пишут, и только время от времени, подсознательно и инстинктивно услышав, что сработал «автостоп»; вы, не просыпаясь, встаете, меняете кассету, и опять благополучно ложитесь спать.
По поводу же работы во время еды и отдыха здесь нет смысла пускаться в подробные разъяснения, так как основная часть работы автора имеет четко выраженную интеллектуальную основу: жевать и думать одновременно еще никто никому не смог запретить!
Одним словом, автор прекрасно находит время для работы над своим эпохальным романом. И место — тоже.
Основная масса этих страниц написана в отдельном личном кабинете (единственное место в квартире, где можно курить), имеющемся во всех отдельных однокомнатных квартирах (а у меня как раз имеется в личном и безраздельном пользовании стандартная восемнадцатиметровая хрущевка). Здесь автору прекрасно работается, сидя на водобачковом агрегате, как горному орлу на вершине Кавказа. Здесь, кстати, написаны и все его столь несовершенные стихи (вирши).
Самая лучшая часть страниц написана в общественном транспорте (удобней всего пишется в электричке). Один раз в автобусе дальнего следования водитель принял меня или же за контролера, а может, и за шпиона-диверсанта, и, поддавшись обуявшему его негодованию и избытку шоферского патриотизма, стал вести свой верный ЛиАЗ по прекрасному ровному шоссе так ловко, что всю дорогу меня швыряло из сторону в сторону так, что потом целую неделю я разбирал, что же это я сочинил в той шоссейно-прифронтовой обстановке.
Наиболее длинные абзацы написаны ночью, также как и этот никому не нужный монолог (сейчас на часах 03:05 час/мин московского времени).
Одним словом, если чего захотеть, то это всегда можно найти.
Так может быть, автор боится, что его труд будет напрасен и никогда не увидит свет его издание?
Вот чего нет, того нет!
Если б я этого боялся, то и не взялся бы за дело. А раз вы это сейчас читаете, то видите, насколько я был в этом прав («Скромный ты наш!»).
А если честно, прежде чем бояться, надо сначала роман написать до конца, а потом — бойся себе на здоровье.
Не скрою, немаловажную роль в этом беспрецедентном моем упорстве и бредовом занятии сыграло расширение демократии и гласности и вместе с ними — твердая надежда на светлое будущее даже для столь недостойного и похабного произведения, как роман «Акулу съели!»
"Так чего ж тебе еще надо! — воскликнет возмущенный читатель, — если у тебя нет никаких проблем, валяй дальше про нашего ненавистного м-ра Хаггарда! И хватит сопли распускать, работать надо!"
(Ха, я забыл сказать вам, какое сегодня число — 03 час. 20 мин. 01.05.88 года!)
Ну ладно, не буду больше вас мучить и прямо скажу, кто мешает мне работать. «Шерше ля фам!», как говорят великие знатоки этой лягушатины, которых именуют в просторечии просто галлами…
Хр-р-р-р! 02.05.88 г. — 00 час. 32 мин.
Итак, ищите преступника!
Где он? Кто он? Вот он!
Он ко мне приближается, он сейчас начнет мне мешать! А-а-а-а-а-а-а-а-а!
— Не смей трогать пишущую машинку! Я хочу работать! Я не хочу спать! Господи, почему я не родился евнухом! Почему я не помер маленьким! Почему даже в праздник от меня требуют подвигов! Пусти меня, чудовище…
02.12.88 г, — 08 час. 17 мин. (Кризис миновал. Бобик сдох. Мурзик сбег. И полгода не прошло!)
…Крик ужаса разорвал тишину и взвился, казалось, в само поднебесье.
Чудовище было огромно и зело противно.
Три его головы, каждая размером с хороший фургон, были оснащены полным комплектом необходимого ассортимента средств нападения и отвращения.
Четыре ряда зубов по краям пастей переходили в ядовитые шипы, усеивающие всю поверхность тела страшилища. Между шипами были разбросаны в беспорядке многочисленные ужасные глаза, торчавшие на концах коротких, гибких отростков, и множество всевозможных плевательных желез.
Глаза, каждый в отдельности, выглядывали что-то свое, а железы аритмично, но дружно плевались в разные стороны кислотой, слезоточивым газом и горючей смесью.
Из пастей, время от времени, со свистом вылетали пятиметровые языки, усеянные острыми крюками и присосками, оглушительно щелкали и сворачивались в спирали.
Само чудовище, постепенно и с неотвратимостью, поднималось из-под воды прямо перед носом пароходика, который, казалось, начинал уменьшаться. И это ощущение все более усиливалось по мере того, как чудовище соизволивало вылазить.
Паника на палубе парохода переросла в патологию.
Описывать же состояние ребятишек, сидевших в прогулочных лодчонках, не имеет смысла, так как оно было идентично воодушевлению, с которым олимпийский экипаж посредством академической гребли стремится к финишу.
В данном случае финиш располагался на всем протяжении береговой линии коварного озера, куда, естественно, и устремились юные финишмены.
Но их устремлениям не суждено было сбыться…
Под ужасное клацанье зубов, свист и щелканье языков, под шипение плевков ужасной рептилии со всех сторон из воды на лодки ринулись всевозможные кошмарные твари, повсеместно состоящие из щупалец, зубов, хвостов и слизи.
Самое удивительное состояло в том, что эти твари появлялись в буквальном смысле слова из воды, то есть не выныривали, а превращались, прямо на глазах, из прозрачных голубых брызг в отвратительно копошащиеся и алчущие химеры.
Надо отдать должное детишкам.
При всем ужасе происходящего, они не растерялись и, продолжая истошно орать и визжать от страха, они стали, что было мочи, молотить по гадам чем попало.
Гадам попало основательно, по первое число, в полной мере зонтами, веслами и букетами цветов.
Небезынтересно, что данный отпор был на удивление эффективен, и в скором времени вода в озере стала окрашиваться в красный цвет.
Но Гады все лезли и лезли…
Водяному дракону также досталось, но не веслом, которое вряд ли можно было найти на колесном пароходе, а от доблестного капитана.
Ваня достал свой огромный капитанский маузер и стал бить влет по центральной голове, да так метко, что после каждого выстрела обязательно лопался один, а то и два чудовищных глаза.
Но их у пучеглаза было много, и, несмотря на все старания доблестных ребятишек, нечистая сила брала над ними верх…
Все вышеописанное заняло по времени не более одной минуты, и родители бедных детей не успели ничего предпринять, а только могли видеть с вершины холма со страхом и изумлением, как милое тихое озеро превратилось в кипящий кровавый котел…
И вот, в этот самый леденящий душу момент, между водяным драконом и паровым колесоходиком вынырнул глиссер именинника.
Томми, закаленный в космических сражениях (вспомним давешний полигон), сходу нажал на все гашетки (их было целых две) и изверг одновременно во все три головы ракетно-лазерный залп (из ультразвуковой пушки), мгновенно стерший с гада всю гадскую атрибутику (шипы, глаза и железы).
Не ко времени облысевший и ослепший дракон пустился было наутек от столь грозного противника, но Томмик не думал на этом закончить косметическо-профилактический демонтаж страшилища и пустился за ним вдогонку. Видя, что их лидеру угрожает обструкция с девальвацией, все остальные твари, рожденные коварным озером, ринулись за глиссером Томмика.
И тут началось!
Ошпаренный и больной дракон начал прыгать и кувыркаться в воде, стараясь оторваться от противника, но Томмик, лидирующий в группе преследования, не отставал и лупил из всех стволов не только вслед болезному, но и назад — по многочисленной группе захвата.
Пока они, так сказать, играли в салочки, чудом спасенные дети организованно и без потерь оказались на желанном берегу и дружескими (по отношению к Томмику, естественно) криками одобряли производственную деятельность драконоборствующего глиссера, рожденного в недрах ХДК.
Через пять минут подбадривание потеряло всякий смысл, так как все, что могло шевелиться в озере, уже не шевелилось, превратившись в неподвижное кровавое месиво, посреди которого плавал глиссер именинника.
Томмик вылез из кабины на палубу и громко по рации стал вызывать экологический патруль, который не заставил себя долго ждать, и спустился с неба в виде летающей патрульной тарелки. Из нее бодро вылез молодой человек с респиратором на лице и толстым шлангом под мышкой, который тянулся из чрева тарелки. Свободный конец этой кишки он опустил в озеро, и работа по очищению началась.
Шланг стал засасывать останки гадов, а из верхнего люка посудины со свистом стал бить вверх фонтан раскаленного пара. Так продолжалось минут десять, пока уровень содержимого озера не опустился до нуля (то есть не показалось каменистое дно), а над осушенным озером образовалось довольно внушительное облако.
Молодой человек, проводивший экологическую акцию, убрал шланг и подал знак Томмику, глиссер которого лежал на дне озера рядом с летающей тарелкой. Они дружно перелетели на берег, и тут же из облака низвергся вниз проливной дождь. Туча быстро уменьшилась, а озеро так же быстро наполнилось кристально чистой водой, заигравшей в лучах заходящего солнца.
Детишки, окружив глиссер Томмика и патрульную тарелку, восторженно захлопали в ладоши. Молодой человек поднял вверх руку и, когда овации смолкли, сказал:
— Дети! Вот к чему может привести экологическое загрязнение окружающей среды. В следующий раз будьте внимательней и бдительней!
Все детишки дружно достали из карманов экоиндикаторы и подняли их над головой, а Томмик спросил у патрульного:
— Мы проверяли воду перед игрой, и она была чистая. Откуда же возникло загрязнение?
— Как откуда? — весело ответил молодой человек, — А ваш допотопный пароходик, который чадит и сыплет искрами, сжигая бурый уголь? Впредь, дети, пользуйтесь только абсолютно экологически чистыми гравитационными двигателями фирмы ХДК! — закончил молодой, но уже энергичный борец за чистоту природы и, помахав детям на прощание ручкой, скрылся в люке патрульной тарелки.
Счастливая встреча родителей со своими детьми, которые, позабыв о недавно пережитом, наперебой хвастливо рассказывали о своих подвигах, была прервана полившейся с неба волшебной музыкой, в которой доминирующими инструментами были колокольчики и сладкозвучные арфы.
Все посмотрели вверх, а потом, непроизвольно, на заходящее солнце и увидели на его фоне летящую к ним какую-то птицу. Приблизившись, она превратилась в крылатого дракона. Но никто даже не успел испугаться, а дракон уже приземлился у подножия холма, и все с радостью и облегчением увидели, что это совсем другой дракон, — дракон хороший и экологически безопасный.
Несмотря на свои внушительные размеры, он был изящным и элегантным, что эффектно подчеркивал изумительный окрас его чешуи, сверкающей всеми цветами радуги. Все три его головы весело и лукаво улыбались, а васильковые глаза были такие добрые, хотя и с легкой грустинкой, что все сразу его полюбили и прониклись к нему неописуемым доверием.
Как только дракон сложил свои изумительно красивые крылья, с его спины спрыгнула на землю маленькая хрупкая женщина, по внешнему виду которой даже без документов было видно, что служит она доброй феей.
Подойдя к толпе родителе-детей, она тихим, совершенно ангельским голосом произнесла:
— Дорогой Томмик, поздравляю тебя с днем твоего рождения! Желаю тебе быть всегда таким смелым и находчивым мальчиком, каким ты был в великой битве с водяными чудовищами. За твои подвиги и в День твоего рождения проси у меня что хочешь!
Не успел Томмик подумать, чего ему еще не хватает, как солнце соизволило опочивать, а если по-простому — зашло, наконец, за Дальние холмы, и наступили сумерки.
— Ой! — воскликнул Томмик, — Солнце зашло! Что же мы теперь будем делать?
Фея засмеялась звонко и непринужденно:
— Не волнуйся, малыш, я тебе помогу! — и взмахнула волшебной палочкой в сторону скрывшегося светила, — Вот мой тебе подарок!
И тут же на холме стены родового Хаггардского особняка стали превращаться в крепостные, появились башни, и, через несколько мгновений, стоял исключительно волшебный замок с разноцветными флагами на башнях.
Через окружавший его крепостной ров опустился на цепях подъемный мост, раскрылись резные ворота, за которыми поднялась чугунная решетка, и в образовавшийся проход потоком повалила пестрая толпа самых любимых детьми сказочных героев.
И кого там только не было!…
Первым выступал, естественно, Микки-Маус, в сопровождении внушительной охраны, состоящей из Супермена, Супербоя, Супергерл, Линвингена, Робина и Капитана Америка.
Далее следовали Тарзан с именным зверинцем, Белоснежка с Семью Гномами, Три Поросенка, ну и остальной Диснейленд и Союзмультфильм.
— Дорогие гости! — обратилась к гостям Фея, — Прошу всех в замок! Нас там ждет праздничный ужин и веселые развлечения!
Описывать расположение и убранство всех комнат и залов сказочного замка, естественно, нет смысла, так как дизайнеры и художники ХДК изголились на пупе, тем более что ничего нового им придумывать не пришлось, достаточно было выбрать из всей ранее выпущенной кино— и мультпродукции наиболее эффектные интерьеры, и вот тебе готовый проект.
Ужин проходил во дворе — только здесь мог разместиться дракон. Разумеется, без него дети ни за что не стали бы есть даже самые вкусные и любимые сладости и петь самые веселые песни.
В отличие от детей, сидевших за столами, накрытыми как будто по-русски, щедро, взрослые предпочли английский стол и разбрелись по всему замку.
Хаггарды уединились в уютном розовом зале в избранном обществе Моррисонов и Пэтроффов.
Зала была выполнена в виде галереи, одна арка которой выходила во двор, где пировали дети, а в другой был виден вечерний закат, загадочно отражавшийся в матовой воде крепостного рва.
Только минут через пять в тишине, нарушаемой лишь треском цикад, присутствующие смогли прийти в себя от калейдоскопа и мелькания событий.
Первой молчание прервала миссис Пэтрофф:
— Я так испугалась за наших детей, что в следующий раз хорошо подумаю, брать ли ребенка с собой в загранпоездку или же оставить его у бабушки.
— Оксана шутит, — оправдывая жену, добродушно рассмеялся м-р Пэтрофф, — Она у меня отчаянная трусиха, а тут сынок еще растет таким сорванцом, что не знаешь, что в следующий момент вытворит.
— Он у вас молодец! — подхватил нить беседы м-р Моррисон, нисколько не опасаясь, что его слова будут записаны, так как наручный индикатор показал, что в этой комнате запись не производится, видно, хозяева решили расслабиться от досужего внимания, — Вон как метко он стрелял в этого игуанодона, не то что мой обормот, даже в дудку не засвистел!
— Да ладно уж тебе! — подыграла ему миссис Моррисон, — Наш сынок тоже занимался нужным и полезным делом. Организация эвакопункта на корме и успокаивание юных дам было проведено им исключительно энергично!
— Я его дома выпорю, эвакуатора! — м-р Моррисон состроил зверскую рожу и расхохотался.
— Но больше всех отличился, конечно же, именинник! — заключил м-р Пэтрофф, — Уж на что мой хорошо стреляет из рогатки, но ваш наверняка и в постели с ней не расстается!
— Да, наши дети неплохо учатся защищаться от невзгод и опасностей, которые будут подстерегать их в будущей взрослой жизни! — сказал м-р Хаггард.
— Вот только кто защитит маленьких крошек от их родителей? — суровым голосом спросила миссис Хаггард.
— Что ты этим хочешь сказать, дорогая? — удивленно приподняв брови, поинтересовался м-р Хаггард.
— А вы разве не слышали последней речи м-ра Джексона в Сенате? — удивилась миссис Хаггард.
— Конечно, нет! — дружно ответили все присутствующие.
— Тогда вам надо её обязательно послушать! Она меня так взволновала, что я не расстаюсь с ее записью вот уже три дня, — закончила миссис Хаггард, достав из сумочки кристалл памяти, и вставила его в воспроизводящее устройство.
Тут же посреди зала возникла фигура сенатора Джексона, который, с присущей ему «нежностью», взревел, обращаясь прямо к собравшимся:
— Леди энд джентльмены!
Вы все прекрасно знаете, что меня всегда волновали вопросы безопасности и обороны нашего отечества, и я думаю, что своим ничтожным трудом, которому я посвятил почти все свои годы проведенные мной в стенах нашего славного Сената, я внес хотя бы мизерный вклад в то могущество, которым мы обладаем сейчас.
Но сегодня я хочу говорить о другого рода обороне и защите.
Я имею в виду защиту детей от своих родителей!
Да, да, господа, вы не ослышались!
О защите детей от своих родных родителей!
От волнения сенатор Джексон покраснел и, кажется, вспотел. Ему потребовалось не менее минуты, чтобы вытереть пот с лысины, переходившей в жирную шею, своим носовым платком, размером чуть поменьше праздничной скатерти.
— Нас тут упрекали, что мы печемся лишь о военных заказах, а нужды нашего многострадального народа нам чужды!
Я не собираюсь опровергать эту чушь и клевету, но на днях мы посетили один из муниципальных приютов, и вот какие мысли пришли в мою седую голову при виде несчастных крошек, лишенных родительского тепла!
Джексон повторно вытер свою «седую» лысину и продолжал:
— Этим детям очень здорово повезло!
Государство дает им все, но самое главное — оно оградило этих детей от их же собственных недостойных родителей!
Я повторяю — этим детям повезло несравненно больше, чем подавляющему большинству детей, живущих в неблагополучных семьях, которых у нас, к сожалению, еще не так уж мало!
Бедные дети! Ведь они ни в чем не виноваты, и родителей они себе не выбирают!
Я хочу сказать больше! В нашем самом свободном мире существует рабство!
Да, да, я ничего не перепутал, самое настоящее рабство, со всеми его атрибутами, включая жестокое физическое и моральное насилие.
Наши дети пребывают в рабстве у своих недостойных родителей!
И никому нет до этого дела!
Мало того что ребенок физически слаб и беззащитен и не может себя защитить от взрослого, он еще и порабощен морально и материально им и находится в полном и безраздельном его пользовании.
Ребенок является личной собственностью своих родителей!
И это при полном отсутствии правовой защиты со стороны общества!
Вы когда-нибудь пробовали сделать замечание на улице истерично кричащей и избивающей своего несчастного младенца мамаше? Нет? И не пытайтесь!
В лучшем случае она вам ответит: Нарожайте себе детей и воспитывайте их как вам нравится, а это ее ребенок и что она хочет, то и будет с ним делать!
А потом мы удивляемся, откуда у нас берутся садисты и неврастеники, и все киваем на улицу и стереовидение.
А ведь все дело в семье, а в особенности — в матери!
Если у ребенка плохой отец, то ребенок просто перестает его уважать, и на этом влияние отца на ребенка заканчивается с потерей уважения к оному.
Мы знаем множество случаев, когда на отрицательном примере своих отцов дети вырастают на удивление хорошими и избирают путь в жизни, отличный от пути, пройденного его папашей.
С матерью все намного сложнее.
Между матерью и ребенком существует определенного рода физическая связь, ярко выраженная в безотчетной любви и привязанности ребенка к матери, и какой бы ни была плохой мать, ребенок продолжает любить и верить ей.
А мать этим пользуется! И при отсутствии успеха в жизни у нее остается лишь одна радость — безраздельное владение собственным ребенком.
На ком срывают зло? Кто всегда во всем виноват?
На кого угробили все здоровье?
На него!
На маленького негодяя, которого в лучшем случае надо было удавить в колыбели, задушив собственными руками!
А как на это смотрит общество?
Да никак!
Мы до того долго боролись за права женщин и упорно занимались охраной материнства, что незаметно превратили в догму то, что мать всегда права и нет никого уважаемей матери!
Вчера она была проституткой, спьяну не сумела предохраниться, чудом кое-как родила, и вот — бац! — она — Мать — уважаемый человек!
Вы спросите, к чему я все это говорю?
А вот к чему!
Нужно разработать и применить действенные меры по защите прав детей перед их родителями!
Нужно создать такое положение, при котором любой родитель перестал бы чувствовать себя безнаказанным перед своим ребенком, так как любой, даже самый маленький грудной ребенок, уже есть человек, со своим достоинством и правом быть защищенным от любых посягательств на моральное и физическое здоровье со стороны кого бы то ни было!
И эту защиту должно взять на себя наше пока еще цивилизованное государство!
Вы мне скажете, что такой механизм уже существует в виде органов опеки и попечительства.
Да, у нас есть инспекторы по охране прав детей, но что они могут?
Только в двух случаях они могут оградить ребенка от недостойной матери.
В случае морального посягательства на нравственное здоровье ребенка, при жестком условии, если будет доказано, что мать пьет и ведет аморальный образ жизни.
И в случае физического посягательства на здоровье ребенка, когда мать страдает ярко выраженной формой буйного помешательства, и то только при наличии медицинского заключения.
Во всех остальных случаях инспектор по опеке бессилен.
Он бессилен против скрытого пьянства и проституции, и даже справка, что мать страдает шизофренией, не дает права изолировать от нее ребенка.
Я повторяю: только в случае буйного рецидива, когда так и так сумасшедшую упрятывают в психушку, только тогда ее можно лишить родительских прав, и то не всегда это удается.
Мы начинаем сокрушаться только тогда, когда в уголовной хронике слышим о матерях-садистках и о самоубийствах детей!
Неужели никто ничего не замечал до того, как случается трагедия, что над ребенком издевались!
Нет, все прекрасно это видят! Но пока что-нибудь не случится, считают не вправе вмешиваться в чужую жизнь, забывая, что каждая неблагополучная семья наносит невосполнимый вред нашему государству.
Я говорил о патологии, к сожалению, все чаще становящейся обыденностью, а вокруг сплошь и рядом мы перестаем замечать нарушения элементарных норм поведения и приличия.
Обозвать ребенка дрянью, сволочью и даже еще хуже, стало так же просто, как убить надоедливую муху (хотя многие из вас и не знают, как настоящая муха выглядит, и забыли, что если ребенок на самом деле дрянь и сволочь, то в первую очередь дрянь и сволочи его родители)!
Вы мне скажете, что я зря сотрясаю воздух и действенных мер все равно принять невозможно.
Вы глубоко заблуждаетесь, господа!
Раньше функции защиты детей выполняли непререкаемые догмы и традиции. Сегодня они разрушены и канули в Лету. Но мы не заметили, что на смену ушедшим пришло другое могучее средство! Вы не догадываетесь, какое? Да, господа, несмотря на вашу, как вы полагаете «шутку», вы угадали! Техника, только могучая техника может оградить наших детей от нас же самих! Нет, я не рехнулся, не надейтесь, и говорю совершенно серьезно!
Почему мы не можем принять действенных мер по отношению к плохим родителям? Потому, что мы ничего не можем доказать! Но ведь это так просто и потребует только определенного количества средств, которых, я уверен, у нашего государства в достатке!
Предположим, в комиссию по опеке обратились граждане с заявлением, что их сосед избивает своего ребенка. Хорошо, комиссия конфиденциально устанавливает в доме и на одежде подозреваемого скрытые микрокамеры и фиксирует его действия определенное время. Если сигнал подтверждается, то хулигану делается предупреждение, что если он не прекратит издеваться над ребенком, то его лишат родительских прав, а заодно представляют ему счет по оплате затрат на выявление его недостойного поведения.
Если же донос оказывается ложным, то эта сумма изымается с заявителей, чтобы впредь было неповадно другим очернять честных граждан.
И теперь каждый, прежде чем совершить нехороший поступок, подумает, во что ему это может обойтись. Штраф, кстати, должен быть довольно приличным, и в обоих случаях ставить в известность общественность по месту работы тех и других.
Вот когда мы сможем реально защитить детей от посягательств на них!
В принципе, каждый сможет иметь при себе записывающую аппаратуру, и если увидит на улице, что ребенка обижает мать, то всегда сможет пристыдить ее.
Вы мне возразите, что тогда все станут втихаря дома обижать своих детей, благо звукоизоляция у нас идеальная, ори не ори, все равно никто не услышит. И в этом случае на негодяев найдется управа. Ведь ребенок, даже если и захочет что-нибудь скрыть от взрослых или от своих сверстников, то ничего у него не выйдет. А по косвенным признакам (плохо выглядит или же плохое у него настроение) может подать заявку на экспертизу также воспитатель в детском саду или же учитель в школе.
Я предвижу все ваши возражения. Я даже ожидаю бурю негодования по поводу этого проекта. Меня обвинят в посягательстве на свободу личности и совести. Будут говорить, что я хочу создать тотальное полицейское государство. Скажут даже, что я за разрушение семьи!
На это все я могу ответить так: если человек чист, то ему нечего бояться, по крайней мере, я сам, как вам известно, отец четверых детей.
Если кому-нибудь захочется создать полицейское государство, то для этого необязательно принимать мой законопроект, а достаточно иметь власть, и на черта тогда все наши законы, если они позволят свершиться этому!
А на счет свободы совести и личности, для этого достаточно принять жесткие законы по поводу разглашения и иметь несколько компетентных, облаченных народным доверием комиссий по опеке, а остальную черновую работу выполнят компьютеры.
На первых порах казне будет большой доход, который мы сможем направить на нужды здравоохранения и образования, а впоследствии, с улучшением морального климата в семье, доход от штрафов уменьшится, но зато увеличится доход всего государства от сокращения издержек на почве социально-бытовых конфликтов.
И вот тогда мы заживем!
И вот тогда мы покажем красным, что не только у них на детей молятся!
(Хотя они молятся на них скорей всего потому, что не на кого им больше молиться, кроме как на их бородатого еврея Маркса!)
Так что я обращаюсь к вам, достопочтимые господа сенаторы — защитим наших детей от нас же самих, а от других мы и сами как-нибудь защитимся!
Аминь!
Только сенатор Джексон замолчал, как рядом с ним появился еще один сенатор Джексон, и, с грустью посмотрев сам на себя критическим взглядом, махнул рукой и сказал:
— Любуетесь на мой позор?
Миссис Хаггард вынула из проектора кристалл, и один из сенаторов испарился, а материализовавшийся Джексон устало уселся на свободное кресло и затравленно засопел.
— Да! — захихикал м-р Моррисон, — Удумали вы на свою голову головную боль! Наверное, долго думали?
— Все правильно я сказал! — равнодушно пробормотал Джексон, — Сил нет больше терпеть этих сволочей!
— Это кого именно? — поинтересовалась миссис Моррисон.
— Кого надо, того и терпим! — беззлобно огрызнулся Джексон, — А то генералы уже ревом плачут — некого в армию забирать: или урод, или псих!
— Ага, я так и знала! — засмеялась миссис Моррисон, — Что у вас обязательно в этом есть своя корысть! А то даже удивительно, такой хороший семьянин, как вы, Джексон, вместо того, чтобы своим примером, так сказать, вдохновлять, предлагает устроить повальную слежку. Я вас насквозь вижу! — и погрозила ему пальчиком.
— А вы не боитесь, что при вашей системе в случае прихода к власти нечистоплотных людей, им будет легко скрыть свою нечистоплотность. Воспользовавшись вашим законопроектом, если, конечно, он воплотится в жизнь, легко будет установлена тотальная диктатура? — тихо спросил м-р Пэтрофф.
— У нас правовое государство, и если оно позволяет бороться даже с монополиями путем антитрестовских законов, то против диктатуры будут все, и наша задача состоит только в сохранении наших веками выпестованных великих демократических традиций!
— А если вдруг, со временем, станет возможна переоценка духовных и моральных ценностей вашего общества, то ваша предлагаемая система позволит непорядочным людям навязать свою мораль подавляющему числу населения, — так же тихо сказала миссис Пэтрофф.
— Это вы большие любители переоценивать духовные и моральные ценности! — гыкнул на нее сенатор (хотя и не произнес ни одной буквы «гы»), ну впрямь как в былые годы гыкал родной дед Оксаны, потомственный запорожский казак Микола Карацупа, — А у нас они незыблемые уже более пятисот лет!
— И состоят всего из одной святой заповеди, — улыбнулась миссис Пэтрофф, — доллар, а по-нынешнему кредит, превыше всего!
— Да бросьте вы! — отмахнулся от нее Джексон, — Неужели вы не видите, что мы подошли к черте, и из тупика нас может вывести только большой интеллектуальный и нравственный скачок. А начинать надо с семьи, а то люди окончательно озверели и кидаются друг на друга. Это вы могли себе позволить постепенно, в течение трехсот пятидесяти лет, поднимать моральный облик строителя коммунизма, и то вы прекрасно помните, с какими трудностями вам пришлось столкнуться, а нам никто этого времени не даст. Или же мы в ближайшее время сумеем возродить в людях истинную христианскую добродетель, так необдуманно нами растерянную, или же мы сами себя сожрем. Хотя вам, правда, это будет только на пользу и к великой радости. Вы спите и видите, как бы разжечь мировой пожар революции. Это чудо, что вам свою вакханалию не удалось превратить во Вселенский пожар!
— Да полно вам, — м-р Пэтрофф беззлобно махнул на него рукой, — вы опять вместо Ельцина читали Ленина и Троцкого. Вы прекрасно знаете, что нам, так же как и вам, нужен мир и, соответственно, мирное сосуществование. А вот какую-нибудь локальную торговую войну мы с вами не прочь бы затеять! Или слабо?…
— Война! Война! — тоненький девичий голосок бился по галереям замка, рассыпаясь на мелкие брызги:
— Враги окружили нас! Предстоит долгая осада. Эй, все, кто может держать оружие! Выходи на стены и башни! Будем биться не на жизнь, на смерть!
(Ох, уж эта горлопанка Золушка! Видно, работает еще по совместительству Маленькой Разбойницей!)
«Детишки опять расшалились», — успокоил себя м-р Хаггард, но все-таки встал и посмотрел во внутрь двора.
Там шла поголовная игра в чехарду или же во всеобщую мобилизацию.
Мобилизационным пунктом была, естественно, необъятная спина дракона. Там уже успел самосформироваться первый штурмовой батальон добровольцев. Оставшиеся желающие карабкались по лапам и хвосту бедного добродушного животного.
Дракоша подбадривал рекрутов взмахами своих цветомузыкальных крыльев и был похож на большой грузовой винтокрыл перед полетом.
«Если он еще сдуру взлетит, то это будет похоже на бегство янки из Сайгона», — подумал м-р Хаггард. Он перешел к другой арке взглянуть, что это за враг окружил их цитадель, грозя осадить их именины новыми приключениями и развлечениями.
У подоконника собрались все присутствующие и с интересом вглядывались вдаль. Наступила ночь, и небо ощетинилось крупными яркими звездами. Но на расстоянии ста метров вокруг ничего нельзя было увидеть. Вдали, на дальних холмах, мерцали какие-то всполохи, и доносился приглушенный рокот.
— Если это очередная акция ваших продюсеров, то для проведения всеобщего веселья ничего не видно! — подал голос м-р Моррисон, — А если это на самом деле нашествие врагов, то они выбрали подходящее время для атаки!
Как только он произнес эти слова, на башнях замка вспыхнули разноцветные лазерные прожекторы и залили ярким светом все пространство вокруг замка.
Сразу стало видно, что на расстоянии трех кабельтовых вокруг замка кольцом копошились бесчисленные плотные ряды каких-то странных существ. Все сразу догадались, что это и есть так называемые враги.
Чтобы улучшить обзор, м-р Хаггард повел гостей на центральную башню, с которой они увидели, как Три Поросенка опустили решетку, закрыли ворота и подняли мост через ров. Теперь находящихся внутри замка невозможно было застать врасплох.
На вершине башни стояла мощная оптика и большое количество мониторов. Гости могли в подробностях наблюдать не только колонны нападающих, но и происходящее внутри любого помещения сказочного замка.
В постановке всего представления был задействован большой шоу-компьютер, и все делалось строго по сценарию. Детям и остальным гостям, не посвященным в этот план, казалось, что творится суматоха и бестолковая суета. А это как раз и было главной темой представления. Сказочные герои ненавязчиво увлекали отдельные группы гостей на боевые посты, делали это весело, со всевозможными трюками и клоунадой, и все было о'кей.
Задудел в фанфары оркестр бравых лягушат. Зайчата забарабанили в боевые барабаны и литавры.
Микки-Маус назначил сам себя главнокомандующим, верхом на драконе поднялся над площадью и стал командовать парадом, пардон, организацией обороны.
Маленькая Фея сформировала девочек в сандружины, а Три Медведя стали разворачивать походный госпиталь.
Все расчеты заняли свои места.
Белоснежка уселась в кресло оператора четырехствольного «Эрликона». А Семь Гномов, надев бронежилеты и опустив забрала на касках, окружили ее, загородив пластиковыми щитами и выставив дубинки наружу.
Волк и Заяц протирали и смазывали огромный огнемет.
Коза, мать энного количества козлят, мешала большой ложкой в огромном котле кипящую смолу, а козлята (энное число) подкидывали в огонь под котлом дровишки.
Супермен, Супербой, Супергерл, Линвинген, Робин и Капитан Америка неторопливо снимали цивильное (пиджаки и др.) и облачались в свои традиционные костюмы (причем Супермен одной рукой допечатывал на машинке статью в «Морнинг Стар», а Супергерл красила губы).
Маугли со сворой мартышек расчехлял ракетную установку, а остальные звери точили на кого надо когти (только Шер-Хан, сопя и вытирая время от времени пот со лба, старательно рисовал угольком камуфляжные полосы на спине у Багиры, а та решительно и томно мурлыкала).
Тарзан протягивал связь БОДО между штабом обороны (Бременской шестеркой) и Верховным главнокомандующим.
Для надежности он привязал конец провода к хвосту бедного дракона, предварительно напялив на одну из голов телефонный гарнитур.
Голова тут же стала орать в ларингофон команды, а на другом конце провода Пес залаял на Кота, крутившего не в ту сторону ручку полевого телефона. Но Петух так здорово долбанул его клювом по башке, что бедный Пес от боли и досады закукарекал (Петух был старше его по званию).
В ответ на это безобразие и фальшивое кудахтанье проснулся Осел и, разостлав карту-двухверстку, стал что-то на ней показывать Трубадуру. Тот согласно замахал свободной левой рукой, так как правая его рука обнимала Принцессу, с которой он на прощанье основательно целовался на всякий случай.
Приказом ГКО № 1 были назначены коменданты угловых башен. Это высокое доверие было оказано Винни-Пуху, Страшиле Мудрому, бравому солдату Швейку и Колобку, которые тут же приступили к обустройству своих владений.
Колобок наполнил закрома для Добровольческой армии сухим пайком в виде кукурузных хлопьев.
Страшила Мудрый заготовил фураж для травоядных и Дракона.
Бравый солдат Швейк велел рыть пожарный колодец. Через некоторое время из наскоро сооруженной артезианской скважины забило свежее Плзенское пиво.
Только один Винни-Пух сидел и ничего не делал, терпеливо дожидаясь возвращения посланных им фельдъегерей (Ослика Иа-Иа, Пятачка и Совы) с подкреплением в виде доброго горшка меда.
Уже приступила к работе Военная прокуратура в составе выездной Особой Тройки (Карабас-Барабас, Дуремар и Папа Карло) и двух штатных осведомителей, пардон — присяжных заседателей (Кота Базилио и Лисы Алисы), которая мгновенно произвела на свет дело двух злостных хулиганов (Карлсона и Пэппи Длинный Чулок), выловленных полевой жандармерией (во главе с Королевой Полевых мышей и жандармским ротмистром Его Высокоблагородием Тонконюхом XIV) в момент безобразной драки и беспредметного спора на тему, кто из них самый сильный, умный и красивый.
Влепив обоим по 15 суток дисциплинарного батальона, прокуратура занялась выводом на чистую воду вражеского лазутчика по кличке Пьяный Ежик, взятого по доносу бдительной Золушки. Она подала заявление, что не припомнит такого сказочного героя, а раз такого не существует, значит он лазутчик и диверсант.
В свою защиту Ежик что-то невнятно и подозрительно фыркал на непонятном вражеском языке и все норовил совершить умышленный побег, инстинктивно от страха сворачиваясь в клубок.
Не добившись от него ничего членораздельного (никак не хочет развернуться, собака паршивая, а может, у него иголки ядовитые!), Особая Тройка всенародно объявила его наркоманом и гадом ползучим и приговорила его по 58-й статье к 10 годам без права переписки.
Приговор был тут же приведен в исполнение Робин Гудом из подствольного гранатомета.
Репрессированного тут же реабилитировали (посмертно), выяснив, что это самый обыкновенный Ежик из Теремка, бригадир взвода саперов-проходчиков, выдавших на-гора артезианское пиво для Швейка.
Судебный исполнитель Ворона Кагги-Карр (по кличке Дурында) привела потомственного тюремного надзирателя — Старика Хоттабыча, который профессиональным движением руки окатил расстрелянного из замшелого кувшина живой водой.
Ежик ожил, но впал в тяжелое похмелье, за что был отправлен на лечение в вытрезвитель к Доктору Айболиту.
В это время Винни-Пух, уже совсем собравшийся с духом проверить, правильный ли мед ему доставили, подвергся тренировочному нападению воздушно-десантных войск (сержант Незнайка, ефрейтор Пончик, рядовой доктор Пилюлькин и другие нижние чины).
Отработав штатные приемы рукопашного боя на Пятачке, в знак боевой дружбы рядовой Пилюлькин предложил обменять неправильный мед на весь имеющийся у него запас касторки.
На данное деловое предложение Винни-Пух глубокомысленно ответил, что хотя у него в голове и опилки, но они получат у него только от мертвого осла уши.
В ответ на эту бестактность Ослик Иа-Иа сымитировал холостой выстрел, сев на любимого размера шарик, и притворился самоубийцей.
Все попытки оторвать у него уши (несмотря на советы Совы и ножовку Винтика) закончились неудачей, и грязным домогателям пришлось довольствоваться обрывком хвоста и рваной резинкой (орудием самострела).
По дороге в казарму сержант Незнайка дал хорошего пинка вольноопределяющемуся Хоббиту, отиравшемуся возле госпиталя.
На вопрос рядового Сиропчика, что этому недоноску надо от старшей медсестры Маленькой Феи, тот стал рассказывать байки про какую-то связь между ними и в доказательство демонстрировал Кольцо Властелина Мордора.
Стоило золоту сверкнуть, как Дурында (некая Кагги-Карр) выхватила его из рук растяпы и препроводила его в свое запасное гнездо в левом ухе правой головы Дракоши…
…и это только малая толика тех многочисленных событий, что произошли в осажденной крепости во время именин Томми Хаггарда…
М-р Хаггард приник к панорамному монитору, рассматривая в подробностях ряды готовых к бою врагов.
"Да, наш шабаш ничем не лучше их (Моррисоновского), — с тоской подумал м-р Хаггард, — Правда, в соусе мы не брызгались и вдрызг не надирались, но в остальном все то же самое. И какой, интересно, дурак задумал это «милитари» в детский день рождения? Ну ладно, досмотрим, а там и сделаем выводы!"
М-р Хаггард усилил увеличение монитора и полностью отдался открывшемуся зрелищу.
А зрелище, надо честно признаться, было впечатляющим.
В лучах прожекторов были видны мельчайшие детали экипировки вражеских воинов.
Кого там только не было!
Кровожадные завоеватели и узурпаторы, пиратские шайки и интеллектуальные разбойники были сформированы и расфасованы в пять колонн, развернутых сплошным фронтом вокруг замка.
В первую колонну входили представители античного мира и допотопные люди: атланты, персы, гунны, пещерные людоеды, данайцы, римляне, тольтеки, карфагеняне и другие воинственные племена стояли вперемежку со слонами, колесницами и катапультами, облокотившись на мечи, трезубцы и дубины.
Лики их были суровы и полны спокойной решительности.
Сразу было видно и понятно, что это занятие (война) им не впервой и означает для них всего лишь обыденную, тяжелую работу.
Вторая колонна была укомплектована жителями праматери Земли с пятисотого по тысяча пятисотый год рождения от рождества Христова.
Эта сборная состояла из викингов, татар, монгол, арабов, турок, сельджуков, самураев, псов-рыцарей, карибов, пиратов и активистов ордена преподобного Лойолы.
Они так же стояли и сидели на конях вперемежку с камнеметами, пушками и кочевыми повозками.
У этой группы завоевателей лица были просто зверские, так как все они, в основном, принадлежали к борцам за истинную веру, и видно, этим зверским выражением они изгоняли из себя дьявола и старались спустить его на противника.
Третья колонна была самая несуразная и стояла напротив центральных ворот.
Она состояла из шведов Карла XII, французов Наполеона Бонапарта, янычар султана и мамелюков султанши, английских и португальских колонизаторов, но основную массу войска составляли войска СС и НКВД под предводительством своих вождей.
На лицах этой шатии-братии был разброд, и каждый думал о своем.
Четвертая группа была самая живописная и состояла из космических негодяев всех времен и пространств, которых вы можете увидеть в сериале «Звездные войны» с 1 по 4985 серию включительно.
Что у них было на лицах, мы не знаем, ввиду отсутствия лиц как таковых.
Пятая колонна была, естественно, пятой колонной: опричники и хунвейбины, красные кхмеры и фалангисты, панки и рокеры, нарко-хиппи и любера, чернорубашечники и сионисты, стражи исламской революции и красные бригады, и другие «борцы» за правое (левое) дело.
У этих на лицах была нетерпимость.
"Да, Микки-Маусу придется туго, — м-р Хаггард разглядывал Голду Меер, вооруженную ножницами, под ручку с попом Гапоном, с топором за поясом и кадилом через плечо — «Союз Мойши с Архангелом — что может быть страшней?!»
Из пятой колонны выбежал долговязый Гарри с Толстяком и Малышом под мышками и трусцой побежал в сторону крепости.
На полпути он нечаянно споткнулся и упал.
Малыш с Толстяком стукнулись и взорвались, что и послужило сигналом к атаке.
Взревели моторы и слоны. Лавина нападающих покатилась вперед.
Во главе третьей — центральной — колонны лидировали Отец народов с Бесноватым Ефрейтором.
Гитлер восседал верхом на башне «Королевского Тигра» в окружении товарищей по партии — Геббельса, Геринга и Гиммлера. Все они выкинули правую руку вперед и дружно орали что-то о своем родном Фатерланде.
Сталин с комфортом трясся в буденовской тачанке тоже среди единомышленников — Берии, Лысенко и Вышинского. И тоже что-то говорил с сильным грузинским акцентом про их родную маму…
И тот и другой лидер так старались перегнать друг друга в достижении цели, что их возгласы слились в одну нескончаемую повторяющуюся фразу: "Фатер… маму… фатер… маму… ".
Но, видимо, «мама» имела большую магическую силу, тройка вырвалась вперед и некоторое время лидировала, пока коренной не споткнулся на ровном месте, и тачанка не перевернулась.
«Королевский Тигр» тоже не долго мучился, с разбегу влетел в ров с водой и с утробным урчанием утонул. Оба экипажа, однако, остались невредимыми. Только одни вымазались в иле и мазуте, а другие — в конском навозе.
Видя, что военные машины авторов «Пакта о ненападении» забуксовали, и, поняв, что решающий момент настал, Микки-Маус отдал приказ открыть огонь.
Храбрые защитники сказочного замка начали косить из всех орудий первые ряды нападавших. И те быстро заполнили своими телами крепостной ров.
Остальные ряды только этого и ждали, и по трупам своих однополчан кинулись к стенам и, словно обезьяны, стали на них карабкаться…
— М-р Хаггард, скажите, пожалуйста, где здесь туалет? — испуганно спросил сенатор Джексон и стал пятиться к винтовой лестнице.
Что происходило дальше, м-р Хаггард припоминал уже с трудом, засыпая дома, в постели, и только перед его глазами все виделась Белоснежка, сидящая верхом на дядюшке Джо и натягивающая ему по самые усы свой белоснежный чепчик…
…Сон м-ру Хаггарду приснился кошмарный.
Он висел на дыбе в мрачном средневековом подземелье, явно используемом для третьей формы устрашения.
Под его пятками тлели угли, которые медленно и со знанием дела перемешивал кочергой какой-то невзрачный, носастый и лупоглазый субъект, на щеках у которого были изумительные сивые пейсы.
Висеть м-ру Хаггарду было, естественно, не очень приятно — руки ломило, а пяткам было горячо.
Сквозь пот, застилающий глаза, м-р Хаггард рассмотрел шестерых, сидящих полукругом в глубоких креслах.
Их лица были очень знакомы. А через некоторое время он их узнал, хотя одежды на них были очень странные, даже несуразные.
Слева сидел Чингисхан.
Облачен он был в Шапку Мономаха и неплохую соболью шубу, из-под которой виднелся расшитый парчой и изумрудами кафтан с огромным, уникальной работы, серебряным крестом на груди.
Следующим сидел Иоанн IV по кличке «Грозный».
Но так как всю свою грозную царскую амуницию он одолжил Тимурчину, то вид у него был довольно легкомысленный. Этому способствовали оставшиеся на нем сатиновые семейные трусы, голубая майка не первой свежести и клетчатый носовой платок с четырьмя узелками на краях, одетый на царственную голову.
В отличие от первого Чингисида, жевавшего «гамму», Иоанн держал в руке эскимо и с чувством кушал его.
Далее сидел товарищ Сталин.
М-р Хаггард узнал его по усам и трубке. Но френч и галифе на нем были почему-то черного цвета и с гестаповскими регалиями.
Рядом с ним восседал Адик Шилькгрубер, более известный по партийной кличке — Гитлер. Тот в пику Йосику был в косоворотке, шароварах, красных сафьяновых сапогах и с тульской гармошкой.
Потом шел то ли Мао, то ли Пол-Пот. М-р Хаггард решил, что, скорее всего, это был и тот, и другой одновременно (все-таки это сон, а во сне все может быть).
На голове у него (них) была бескозырка с надписью «Гвардейский Ледокол Ленин Брежнев», на теле рваная тельняшка с пулеметными лентами крест-накрест и вареные штаны на босу ногу, из многочисленных карманов которых торчали наганы, гранаты и цитатники.
Шестой член инквизиционной комиссии имел много имен: себя он именовал Лучезарным, Луноподобным или, по крайней мере, на худой случай, Лучшим в мире. В народе его звали запанибратски Тухлым Лу, официально же он был известен как последний Тиран цивилизации из созвездия Геркулеса.
Цивилизация та была кошмарная, построенная на людоедстве и членовредительстве. Когда она сама себя уничтожила, то на помощь к ней не пришел никто (кстати, помощи они и не просили, а до последнего момента продолжали угрожать всем мирам подряд и подло рассылать корабли-призраки со всевозможными вирусами на борту, которые до сих пор попадаются на звездных тропинках).
Он не был гуманоидом. Сказать одет он был или нет не представляется возможным, так как поверхность его тела, скорее — туши, была вся в черных масляных складках. Ее покрывали круглые блестящие пластинки. Время от времени они отодвигались, и из-под них выливалась коричневая зловонная жидкость. Потому-то кресло Тухлого Лу стояло в огромном тазу, наполовину наполненном этой жидкостью.
Это чудовище было украшено белой люминесцентной татуировкой на груди: «Миру-Мир».
Было еще седьмое кресло, но оно пустовало.
Перед пустым креслом стояла на подставке табличка с надписью «Хомейни». А на ней на шнурке висела еще одна табличка: «Ушел на базу».
Шесть злодеев молчали. Тот, который был с кочергой в левой руке, меланхолично наигрывал на маленькой дудочке (которую он держал в правой руке) какой-то грустный восточный мотив, очень похожий на «Хала на гива», Гитлер подыгрывал ему на гармошке, а все остальные рассеянно притопывали им в такт, не отставал и Тухлый Лу, прихлопывая своими блестящими клапанами.
Первым нарушил молчание дядюшка Джо:
— Товарищ Хаггард, почему вы так не любите товарища Моррисона? — с сильным восточным акцентом произнес он, и начал прикуривать трубку.
— А за что мне любить эту азиатскую желтопузую обезьяну? — дерзко простонал м-р Хаггард и сплюнул на лысину кочегару с дудкой.
— Если следовать вашей логике, значит, я тоже, по-вашему, обезьяна? — товарищ Сталин начал медленно прохаживаться вдоль кресел:
— Ведь я родился на Кавказе. А Кавказ, как вам наверняка известно, находится в Азии? Скажите, товарищ Хаггард, а наш китайский друг тоже, по-вашему, обезьяна? Не много ли вы на себя берете, товарищ Хаггард?
М-ру Хаггарду было тяжело говорить: ему в нос шибал едкий смрад от горелых пяток и тазика Тухлого Лу. Но он все же отвечал:
— Насчет вас, товарищ Сталин, я ничего не хочу сказать, а ваш так называемый друг не просто желтопузая обезьяна, но еще и кровавая!
Мао/Пол-Пот стащил с себя бескозырку и, засунув ее под мышку, сложил ладоши перед собой. Затем, с подобострастием глядя на Джо, начал согласно кланяться и гнусно лыбиться.
Тут вмешался неизвестный субъект:
— Я ничего не понимаю! К чему весь этот базар, Иосиф Виссарионович? Я же вас просил, только о деле, и никаких лирических отступлений. Вы так договоритесь до того, что и я тоже грязная волосатая еврейская обезьяна, о чем я прекрасно осведомлен еще с детства.
Сталин на секунду остановился, поигрался с трубкой и, как ни в чем не бывало, обратился к неизвестному:
— Товарищ Хаим Абрамович, мы хорошо помним ваши замечания. Спокойно играйте на своей дудке. Мы будем и дальше под нее вытанцовывать!
И как-то тихо так, по-отечески засмеялся.
Тут взорвался Иоанн, прослывший Грозным, и заорал высоким противным голосом:
— Нет, пусть он скажет, почто он Моррисонку обидел!!!
И затрясши своей козлиной бородой, швырнул эскимо в м-ра Хаггарда.
Эскимо не долетело до великомученика и попало на голову Хаиму Абрамовичу.
Тот тут же перестал играть и, соскоблив с головы мороженое, стал слизывать его уже с руки.
— Ну что пристали к человеку? Может, это жена науськала его на Моррисона? — неожиданно пришел на помощь Гитлер и заговорщически подмигнул м-ру Хаггарду из-под косой челки.
— Кстати, а жена-то у него еврейка! И сынок у него жиденок! — ехидно подсказал Хаим Абрамович, с аппетитом кушая чужое мороженое.
— При чем тут бедные евреи?! — отмахнулся от него Гитлер и заиграл на трехрядке вальс «На сопках Манчжурии».
— Как это, при чем? — возмутился мороженоед, — Да у него на фирме каждый второй начальник еврей! Сионистское гнездо!
— Ты еще скажи, что я еврей! — Гитлер плавно перешел на «Прощание славянки».
— И скажу!
— И Иосиф Виссарионович тоже еврей? И Чингис Теймуразович тоже? И Тухлого Лу с его планетой евреи погубили? Да?
— Да! И скажу! Кругом жидо-большевистский заговор!
— Да брось ты, Абрамыч, ваньку валять! — добродушно сказал Иван Васильевич, с сожалением наблюдая, как едят его мороженое:
— Тут же все свои! И все прекрасно знают, что за любым сионистским заговором стоит твоя несравненная жена Сара! Ты про Дело, про Дело и про Слово тоже давай, Иосиф!
Тут подал голос Тухлый Лу:
— Он ему завидует! — и испражнился очередной порцией ядохимикатов, — Завидно ему, что наш друг Моррисон самый честный и порядочный бизнесмен в Галактике!
— А куда он дел десять процентов? — не выдержал и проговорился м-р Хаггард.
А им этого только и надо! Все сразу заулыбались и начали друг друга поздравлять с успехом.
— Вот ты, братец, и раскололся! — сказал Чингисхан и стукнул посохом о каменный пол:
— Вот что тебя, оказывается, больше всего волнует! В чужой карман любишь заглядывать? На чужое добро заришься?!
Эстафету перекрестного допроса подхватил Мао/Пол-Пот:
— А может он бедным крестьянам помогает?! Может, у него о простых людях душа болит?!
— Да он лучше их в землю закопает и сгноит, чем бедным раздаст! — м-р Хаггард был непреклонен в своей правоте.
Тут Хаим Абрамович тихо так, как будто про себя, сказал:
— И ничего вы, любезный, не узнаете, а если и узнаете, то неправильные выводы сделаете. Как говорят у нас на Малой Арнаутской: «О зухен вэй, м-р Хаггард!» — и подал знак Гитлеру, а тот грянул во все меха «Раскинулось море широко».
И все запели, кто во что горазд.
Иван Васильевич фальшиво загорланил «Степь да степь кругом».
Чингисхан пустился вприсядку и загундосил «Москау, Москау, забросаем бомбами!»
Сталин на мотив «Сулико» затянул «Смело, товарищи, в ногу!».
Мао дуэтом с Пол-Потом загорланили «Хорст Вессель».
Тухлый Лу ничего не запел (на его планете не имели ни малейшего понятия о музыке), но из солидарности начал с шумом пить свои испражнения из тазика.
А Хаим Абрамович тихо так, по-партийному запел «Интернационал».
И вот в этот жуткий момент из темноты за спинами орущих злодеев появился м-р Пэтрофф.
М-р Хаггард мысленно потянул к нему руки и жалобно застонал:
— Помогите, ради Бога!
М-р Пэтрофф, недолго мешкая, взял за шиворот Мао вместе с Пол-Потом и дал им хорошего пинка, от которого они улетели пушечным ядром в дальний угол. Оттуда раздался жуткий треск, и вспыхнуло пламя.
Потом он проделал то же самое с Гитлером и Сталиным.
Услыхав, что гармонь больше не играет, Чингисхан и Тухлый Лу бочком-бочком уползли прочь, не дожидаясь, пока их настигнет рука Москвы.
Бедный Иван Васильевич растерялся и, не зная куда бежать, присел, вжав голову в плечи.
М-р Пэтрофф укоризненно покачал головой и сказал:
— Нехорошо, Иван Васильевич! В дурную компанию вы попали!
На что царь Иван начал истово креститься и клясться, что больше не будет.
Тут м-р Пэтрофф подошел к костру и, поставив ногу на спину упавшего на колени Хаима Абрамовича, обратился к м-ру Хаггарду:
— Что же вы так дали себя обмануть, м-р Хаггард? А если б я не поспел вовремя, что бы они с вами сделали?
Спазмы в горле м-ра Хаггарда не позволили ему ничего ответить. Лишь запоздалые слезы хлынули из его глаз. Тут подал голос Хаим Абрамович:
— Зря вы беспокоитесь, разлюбимый товарищ Петров! Я бы не позволил ничего плохого сделать нашему другу и верному торговому партнеру м-ру Хаггарду! Я знал, что вы скоро придете и разоблачите эту свору подлых предателей и убийц!
— Так я тебе и поверил! — усмехнулся м-р Пэтрофф и убрал ногу со спины Хаима Абрамовича.
Потом он этой же ногой, как будто сбивая прилипшую грязь, мыском постучал по тощему заду склонившегося:
— Ну-ка! Вечный Жид! Быстро освободи м-ра Хаггарда! — и пошел к выходу.
Однако перед тем как скрыться в темноте, обернулся и сказал:
— Вы, м-р Хаггард, впредь будьте осторожнее с этими! А то мы можем и не поспеть вовремя!
Как только м-р Пэтрофф удалился, Хаим Абрамович быстро вскочил и, радостно потерев руки, засуетился:
— Сейчас мы вас освободим, дорогой и любимый м-р Хаггард! — Быстрым движением он развязал веревку, на которой был подвешен бедняга.
М-р Хаггард почувствовал, что падает прямо на горящие угли и от страха тут же проснулся…
…Один мой очень хороший друг, которому я регулярно читаю только что написанные главы моего романа, по-доброму посоветовал мне изъять сон м-ра Хаггарда.
Мотивировал он это тем, что меня могут неправильно понять.
Я долго думал о его словах и все-таки решил оставить сон м-ра Хаггарда. И ничего не менять.
Во-первых, это все-таки сон м-ра Хаггарда, а не мой. Да мало ли что кому приснится?! Особенно такой Акуле Империализма, как м-р Хаггард. Я же ни коим образом не хотел обидеть ни одного еврея за то, что он еврей. Я людей люблю и готов уважать. (Моя первая учительница, мучавшаяся со мной с первого по седьмой класс, была еврейка.
Мой лучший друг детства был евреем.
Теперешний мой самый верный друг и компаньон (товарищ) по работе тоже еврей.
Так что это не просто слова, что я люблю и уважаю евреев.)
Во-вторых, ни для кого не секрет, что существует международный сионистский заговор (не еврейский, как хотели б величать его сионисты!). И этот заговор осужден в первую очередь самими евреями.
Также в свое оправдание я могу привести один текст, написанный мной в мае 1987 года (его читали некоторые товарищи, которые могут это подтвердить).
Это некоторые мои мысли о национальном вопросе.
Сейчас, в декабре 1988, этот вопрос стал, к сожалению, слишком актуальным для нашей страны, и так как я написал свои соображения за год до известных событий на Кавказе и в Прибалтике, то он может продемонстрировать, что мной двигали отнюдь не конъюнктурные соображения, а вполне законная тревога за нашу многонациональную Родину.
(В 1987г. произошли события в Казахстане, но эту вспышку нельзя рассматривать как серьезный факт национального кризиса, а лишь только как предвестник оного.)
На сегодня некоторые положения моих соображений немного устарели и потеряли актуальность, а некоторые слишком мягки и поверхностны, так как я не мог, естественно, предвидеть, чем обернутся для нас извращения в национальной политике, проводимые в Советской стране.
Но я привожу этот текст без изменений, так как считаю его определенном роде документом.
Итак, текст, написанный мной в мае 1987 года.
…Кстати, о национальном вопросе.
Этот вопрос не совсем так прост, как кажется.
Это у Гитлера он был прост: этот — человек, а этот — недочеловек с соответствующим к ним отношением.
Все намного сложнее и трагичнее.
Нет плохих наций, а есть нации, у которых есть нерешенные вопросы.
Эти вопросы могли быть заданы много веков назад, а их решения и сейчас нет.
Тем более что существует так называемая национальная гордость и те пережитки, очевидные для любого мало-мальски грамотного человека, которые давно пора уже изжить, так нет, не трожь их, это мое родное, национальное!
Гордость, видите ли, не позволяет, а ведь гордость бывает и ложной.
И чем меньше нация, тем больше в ней сопротивления, тем она консервативней.
Правда, это уменьшение возможно до некоего предела, ниже которого уже не нация, а народность быстро ассимилирует с более могучим соседом, и лишь одна надежда, что сосед находится на более высокой ступени культуры, тогда это не так страшно.
Когда же наоборот (а любая национальная культура неповторима и бесценна), то еще в преданиях обоих народов, слившихся воедино, будет жить, с одной стороны, горечь об утраченном, а с другой стороны, возрастать гордость: «вот, мол, какие у нас были учителя, вот какие у нас были общие предки!», хотя с их стороны нет в этом ни малейшей заслуги, а лишь неискупимая вина, так как в этом мире, как нам доподлинно известно, есть немало вещей и явлений, которые утеряны безвозвратно.
И об этом можно только сожалеть.
«Эх, вот если бы в свое время сохранились бы… вот если б не… вот тогда б сейчас было бы…» и так далее, не задумываясь о том, что сейчас, вот в этот самый момент что-то тоже безвозвратно теряется и уходит, и наши дети, возможно, будут корить нас за нашу беспечность и недальновидность.
Нации бывают разные…
Есть великие, и есть маленькие, есть нации путешественников и нации бродяг, есть нации торговцев, и есть нации бесшабашных гуляк, есть целые нации, страдающие великодержавным чванством, и есть нации потомственных обывателей и мещан.
Нет только нации лодырей, так как в любом человеке в генах тысячелетиями заложена тяга к труду как средству выживания.
Есть просто нации, у которых не развито по каким-либо причинам уважение и любовь к работе.
И читающий эти строки, будь он любой национальности, если узнает себя и свой народ в вышеназванных, но не перечисленных, что почти невозможно физически, пусть простит меня за смелость, что затронул столь щекотливый вопрос нашей жизни.
И может со мной не согласиться, на чем никто не настаивает, и пусть по-прежнему гордится своей нацией, будь он эфиоп, или эскимос, или австралийский пигмей (дай Бог здоровья и процветания этим людям).
Кстати, о доброте.
Перечисленные выше качества совершенно не определяют и не гарантируют, что путешественники вечно должны и будут путешествовать, а гуляки способны только гулять.
Нет, они только подчеркивают склонность данного народа к некоторым привычкам и являются только чертой (национальной) данного народа, но не сущностью, так как цель у всех наций только одна и общая для всех — быть счастливыми, и чтобы их дети были счастливы, то есть, чтобы все жили в мире.
Такие высокие качества, присущие нациям, как доброта и великодушие, не гарантируют беззаботной жизни и полного благополучия, а даже наоборот.
И на примере одного величайшего и добрейшего народа — русского видно, что во все века нигде не было столько предателей и злодеев, которые продавали свою Родину и ее интересы, как это было на Руси, при всем притом, что никто так не любит свою землю, и никто так не умеет терпеть и великодушно прощать любые прегрешения и издевательства над собой, как это делает русский человек!
А все разговоры о том, что вот скоро сольются все национальности в одну единую великую нацию, и тогда все проблемы сами собой решатся, и заживут все прекрасно и весело, есть неимоверная глупость и желание скрыть за ней свой национальный эгоизм, «что, мол, с нас спрашивать, с отсталых, вот сольемся с великими и возвеличимся».
Нет! Не скоро на земле наступит всеобщее равенство и братство, уж больно тяжело заживают раны прошлого и очень часто дают хронические осложнения.
И единственное, что можно и нужно делать, так это свои лучшие национальные качества беречь и приумножать, а то, что досталось тяжелым грузом — изничтожить, и прежде лично в самом себе.
И еще, человек, утративший свои национальные корни, становится беспринципным, так как имеет возможность оправдывать любые свои действия опять же национальными чертами и традициями по своей выгоде, «мол, у меня горячая кровь» или «мы всегда были хитрее всех», забывая, что людям с горячей кровью присуще благородство, а хитрые отличались талантами и умом.
И еще одно условие гармоничного развития (нация обязательно должна развиваться, в противном случае она имеет шанс многое, если не все, потерять!) — это терпимость к другим народам, ибо все люди равны между собой, и разве виноват ребенок, что он родился с черной кожей, а не с белой, или с белой, а не с желтой, ибо любой появившийся на свет человек заслуживает счастья, хотя бы потому, что с этой задачей его и рожали на свет, в противном случае это делать нет никакого смысла.
Так что будем надеяться и постараемся сделать все, что в наших силах, чтобы в будущем пропал национальный вопрос, а пока он существует, будем терпимы и самокритичны и еще очень терпеливы, как надо быть терпеливым и принципиальным с капризным и немножко больным ребенком, если хотим, чтобы он когда-нибудь выздоровел и перестал капризничать, тем более, это в наших же интересах. Вот так-то!
Но вернемся к нашему интернациональному м-ру Хаггарду.
Проснулся он, как мы помним, от страха, который сменился великим облегчением. М-р Хаггард обнаружил, что лежит не на углях, а на своей родной кровати.
Рядом с ним маячила не противная рожа мифического Хаима Абрамовича, а светлая и лукавая рожица его очередной сегодняшней секретарши.
Та, удостоверившись что м-р Хаггард соизволил проснуться, мгновенно подала ему чашку кофе и прощебетала:
— Гуд монинг, м-р Хаггард!
— Натюрлих, — пробурчал в ответ герр Хаггард и этак-таки нетерпеливо взбрыкнул ногой. Ему, конечно, следовало бы сделать знак ручкой, или же, по меньшей мере, кивнуть головой. Но сделать этого, если сказать по правде, он не мог. Именно обеими дрожащими руками он держал кофе, а голова его и без его на то согласия мелко тряслась.
Но секретарь прекрасно его понял и, отдав мысленно приказ, сделал ему своими очаровательными губками эквивалент поцелуя (воздушный «чмок-чмок»).
Пустая (вернее, к этому времени опустевшая) кофейная чашка подлетела вверх, а кровать (вместе с м-ром Хаггардом, но без секретаря) пошла вниз.
По дороге она превратилась в шикарный полулежачий туалет, где м-р Хаггард, естественно, совершил свой утренний моцион.
Не доходя метра до поверхности нижнего этажа, кровать-туалет как бы выскользнула из-под м-ра Хаггарда, и тот плюхнулся (благо он спал без одежды) в теплую воду бассейна, который и был нижним этажом.
Следом за плюхнувшимся м-ром Хаггардом, сверху сиганул секретарь (к этому времени также успевший раздеться), и пока м-р Хаггард, блаженствуя, лежал в воде, та крутилась вокруг него, делая всякие движения, имеющие своей целью повысить тонус и развлечь м-ра Хаггарда…
Когда тонус утомился находиться на высоте и стал спадать, секретарь от него отстал и уплыл делать дальше свои секретарские дела, а вода в бассейне стала куда-то убывать до тех пор, пока м-р Хаггард не оказался лежащим на мягком пластиковом дне бассейна, обдуваемый теплым воздухом для сугреву и усушки.
Но пребывать в нирване ему долго не пришлось.
Противоположная от него стена раздвинулась, и в образовавшемся проходе показалась монолитная фигура тренера-инструктора.
М-р Хаггард, прекрасно представляя, что за этим последует, начал нехотя приподниматься, но сделать этого до конца он не успел.
Тренер прыгнул аки лев ногами вперед по направлению живота м-ра Хаггарда, но тот чудом успел откатиться и, сделав в воздухе ногами «ножницы», двинул правой ногой под зад тренеру.
Нога вместо зада нашла, естественно, только воздух (тренер-то шикарный!), и совместно с телом и головой, ее пославшими, ей пришлось снова откатываться, так как тренер опять прыгнул (теперь руками вперед) и летел, целясь прямо в грудь м-ра Хаггарда.
Пока тренеру пришлось повторно скакать с рук на ноги, м-р Хаггард успел вскочить и пустился наутек.
Ему вслед понеслись выстрелы из лазерного пистолета, и теперь уже м-ру Хаггарду пришлось прыгать и скакать, как самому последнему зайцу.
Описывать всю тренировку м-ра Хаггарда нет смысла, ввиду ее длительности (45 минут) и многообразия упражнений.
Если же Вас заинтересовал защитный комплекс м-ра Хаггарда, то Вы можете заказать себе видеозапись этих тренировок (естественно, за определенную сумму), где Вы и увидите в подробностях (а можно и в замедленном темпе), как м-р Хаггард со своим тренером носятся по этажам тренировочного комплекса, стреляя друг в друга и круша все на своем пути.
В конце концов, после хорошего душа м-р Хаггард опять оказался в кровати. И снова секретарь подала ему чашку кофе и угостила маленьким сандвичем.
Закурив первую на сегодня сигарету (любимые м-ром Хаггардом сигареты «Голд Спейс Кэмел» вот уже триста лет выпускаются фирмой Винстон-Салем"), м-р Хаггард вопросительно посмотрел на статс-кормилицу, и та в ответ утвердительно кивнула:
— Работы по ярмарке произведены, в основном по графику, и каких-либо осложнений не предвидится.
М-р Хаггард также утвердительно кивнул и поинтересовался:
— Запрос пришел?
— Да.
— Давайте!
Опять пропала половина стены напротив кресла-кровати, и появилась фигура начальника контрразведки:
— Наши коллеги из Вооруженных Сил давно интересуются деятельностью Моррисона…
— Нашей деятельностью они не меньше интересуются! — перебил его м-р Хаггард, — Ты давай, не томи, нашли они чего?
— Нам передана видеозапись одной из последних контрольных акций, проведенной службой безопасности на принадлежащей Моррисону планете в Магеллановом Облаке.
Фигура контрразведчика пропала, а на ее месте возникло изображение приближающейся желтой планеты. Бесстрастный голос за кадром комментировал ход событий:
— На поверхности планеты находится шесть поселений, преимущественно в экваториальной зоне. Население составляет примерно сто двадцать тысяч человек. Производственных, сельскохозяйственных и добывающих комплексов не развернуто. Имеются многочисленные складские помещения. Официально здесь находится база космических разведчиков МДК, для чего имеется шесть прекрасных космодромов с комплексами обслуживания. Задание выполнялось малым разведчиком под видом прогулочной яхты с молодоженами на борту.
Было произведено два облета планеты.
На втором витке бортовой компьютер наметил место высадки между третьим и четвертым поселением, и была сымитирована нештатная ситуация, и произведен аварийный спуск на планету…
Пока диктор говорил, м-р Хаггард с интересом смотрел видеозапись. Он все никак не мог отделаться от мысли, что ему показывают очередной боевик из жизни Космопола…
…Малый разведчик, пардон, свадебный экипаж, выпустил имитатор, который основательно рванул. Яхта покатилась по крутой траектории, непрерывно рыская, к месту своей будущей катастрофы. В эфир ушел вопль о помощи, а в это время бортовой ремонтный комплекс произвел в корме разведчика рваную дыру, выкинув через нее якобы взорвавшийся планетарный гравидвигатель, который, выкинувшись, на самом деле взорвался. Правда, не так эффектно, как имитатор, но зато основательно, после чего ремонтный комплекс сам демонтировался и «самоиспарился».
Охваченный всполохами плазмы катер, наконец, приземлился, дав хорошего «козла». Люк распахнулся, и незадачливые путешественники благополучно сошли на землю, только «чудом» спасшись от неминуемой гибели…
…Ласковый ветерок щекотал и теребил льняные кудри юного молодожена (капитан безопасности Джонс, два ордена, три благодарности и четыре ранения), от усталости и пережитого бессильно усевшегося прямо на траву и наблюдавшего, как его подружка, пардон, юная супруга (лейтенант безопасности Коллинз, один орден, шестнадцать благодарностей и три аборта) беззаботно собирает полевые цветы.
Времени у них было четыре минуты до того, как подоспеет спасательный аэрокар МДК. Но этого было вполне достаточно, чтобы микроразведчики успели разойтись в разные стороны в виде мух, букашек и земляных червей.
Их было достаточное количество, чтобы за двенадцать часов обшарить всю планету. А раньше этого срока ремонтники МДК вряд ли произведут ремонт их «лайбы».
Спасать их собирались по полной схеме.
С зависшего над местом «катастрофы» ремонтника посыпались киберы и десять минут основательно вынюхивали и высматривали в радиусе ста метров. После осмотра ремонтник спустился, и из него вышел облаченный в скафандр служащий МДК.
Он снял перчатки и, откинув шлем, приветливо улыбнулся потерпевшим кораблекрушение:
— Хэлло, ребята! Здорово вы шлепнулись. Я думал найти здесь одну воронку, а вам просто повезло! — и, достав сигареты, протянул их Джонсу.
— Меня зовут Эдди Вудстон, а это моя жена Мэри Вудстон, — капитан Джонс засунул предложенную ему сигарету в рот и дал прикурить от своей плазменной зажигалки бравому ремонтнику. Лейтенант Коллинз сделала реверанс и мило состроила глазки, благо ей было чем их строить.
— А меня зовут Том Хоук, я работаю техником на четвертом космодроме.
Тут к нему подбежал кибер и что-то начал быстро говорить и показывать на своем брюшном дисплее.
— Вам, ребята, повезло, еще немного и рванул бы маршевый двигатель. Вот тогда б я точно нашел бы одну воронку. Причину взрыва они еще не установили, но неисправность где-то в управляющих цепях, так как Ваш бортовой компьютер совершенно исправен.
— Мистер Хоук, — перебила его хитрый лейтенант Коллинз, строя из себя наивную дурочку, — А во что нам обойдется ремонт нашей яхты, наверно, в ужасно огромную сумму, а ведь мы не настолько богаты, то есть я хочу сказать, что мы бедные люди, кредиты у нас, конечно, есть, а Эдди к тому же такой жмот, что попрекает меня даже косметикой, но если ремонт затянется, то я буду скучать в этой дыре, правда, ваша планета даже очень ничего, но если у вас водятся ужасные стегогрызы, то только на вас одна надежда, м-р Хоук!
Бедный Том стоял, открыв рот, видно стараясь проглотить и переварить мудрые соображения миссис Вудсток. А она напропалую кокетничала и соблазняла бедного Тома, хотя разве кого сейчас можно удивить своей глупостью, пусть даже такой милой и симпатичной. Тем более, и у Тома дома, наверное, не менее симпатичная и говорливая «мудрость», любящая косметику и почесать языком.
— Неисправность в цепях мои киберы и здесь могут найти за бесплатно, часов за десять-двенадцать. А вот заделать пробоину и установить новый планетарный гравидвигатель можно только на нашей верфи. Но, честно говоря, можно и без него долететь до дома. А там его установка вам обойдется на порядок дешевле…
— Вот и чудесно, милый м-р Том, — опять перебила его коварная соблазнительница, — Пока ваши киберчики починят нашу колымагу, чтобы мы не умерли со скуки, вы ведь нам не откажете, и развлечете нас, мне так интересно побывать в вашем городе, ведь здесь не часто встретишь супермаркет, а у вас на планете производят собственную косметику?…
Изображение переместилось вверх и на тридцать миль севернее.
Голос диктора возобновил комментарии:
— Обнаружена тщательно засыпанная и замаскированная воронка, диаметром пять и глубиной два метра со следами остаточной радиации. На расстоянии тысяча пятьсот метров от нее найден полиметаллический осколок, массой 35 грамм, предположительно принадлежащий объекту, взорванному на поверхности исследуемой планеты. Находка была сделана через два часа 18 минут после начала поисков. Остальные поиски были прекращены в целях сохранения секретности, при обнаружении на всех объектах МДК активной микрозащиты…
— Ну и что в этом осколке нашли ценного? — спросил м-р Хаггард у вновь появившегося изображения начальника контрразведки, прикинувшись дурачком на манер миссис Коллинз, за что та в свое время получила шестнадцать благодарностей и три ранения, — Золото-бриллианты, а может быть, шифрованную записку? А может быть, те десять процентов Моррисона, и нам надо теперь непременно выкупить этот найденный клад у доблестных вояк? Кстати, во что нам обошлась эта информация?
— Проблем с покупкой видеозаписи почти не было. А вот образец осколка нам продали лишь после того, как удалось завербовать, предварительно скомпрометировав, зам. министра обороны и самого директора разведуправления Вооруженных Сил, — начальник контрразведки назвал такую сумму, потраченную на эту, так сказать, работу, что м-ру Хаггарду сразу стало ясно, что перед ним моррисоновский шпион, и все его предали.
Невозмутимый контрразведчик, прекрасно понимая, что стоит м-ру Хаггарду успеть закрыть рот, открытый по поводу безмерного изумления (сумма истраченная почти не поддавалась измерению), за этим последует немедленная его отставка прямо в те подвалы, которые построила контрразведка в этом году для особо опасных врагов м-ра Хаггарда и, не давая этого сделать, ровным голосом продолжал докладывать:
— Предварительное заключение нашей экспертизы полностью совпало с заключением военных. Материал, из которого состоит найденный осколок, не имеет аналогов во всей известной нам области Вселенной, имеет происхождение явно искусственное и по своей структуре мог быть изготовлен только по технологии, доступной представителям сверхцивилизации. На сегодня мы имеем в виде этого осколка неопровержимое доказательство о проникновении в нашу область Вселенной гипотетического и теперь уже реального космического врага, встречи с которым мы постоянно опасались. Предположительно, что Финансовая империя Моррисона установила с этой сверхцивилизацией дружеский контакт. В подтверждение того, что контакт держится в строгом секрете, и, судя по последним расходам Моррисона, готовится внегалактическая агрессия, направленная против всего человечества…
М-р Хаггард все-таки сумел закрыть рот и нервно облизнулся.
Начальник контрразведки, с непроницаемым лицом, ждал новых указаний.
Минут десять длилось молчание, пока м-р Хаггард не придумал отговорку:
— А может быть, оно, это гипотетическое, рвануло, когда Моррисоном там и не пахло, тогда что? — вопросительно посмотрел на начальника м-р Хаггард.
— Экспертиза показала, что взрыв произошел примерно пять лет назад. Моррисон же получил лицензию на эту планету пятнадцать лет назад.
Еще пять минут длилось молчание, показавшееся всем вечностью.
Здесь мы немного отвлечемся и дадим пояснения по данному вопросу. Дело в том, что методы структурного анализа и компьютерной диагностики достигли на момент описываемых событий высокого совершенства. Достижения в данной области исследований позволили раскрыть многие тайны, волновавшие человечество на протяжении веков.
Чувствительность приборов и почти мгновенная обработка гигантских массивов информации позволяли читать и восстанавливать реальные события, происходившие в древности с поверхности предметов, бывших свидетелями оных.
Так были восстановлены практически все пробелы, имеющиеся в истории не только праматери человечества Земли, но и в истории других планет. Так вот, в развалинах одной неземной цивилизации, прекратившей свое существование несколько миллионов лет назад, был реконструирован текст летописных преданий, в которых рассказывается история нашей Вселенной. Основным лейтмотивом этой легенды является борьба между Добрыми и Злыми Богами. В этой борьбе победили Добрые Боги, прогнавшие в другую Вселенную Злых.
Добрые же Боги, занимаясь своими великими делами, также ушли только им ведомой дорогой неизвестно куда, но оставили после себя наказ:
"…Злые Боги могут вернуться, и единственным оружием против них будет только объединенная общая воля всех живущих, но при одном условии — воля должна быть доброй…
…А добрые Боги обязательно вернутся и всем воздадут должное".
Все это вначале приняли за стандартную сказочку, которых было немало в эпосе многих народов. Но через пару лет люди Хаггарда, работающие в составе комплексной бригады космопалеонтологов на тех развалинах, восстановили облик одного барельефа и чуть не сошли с ума от изумления. В тексте о Добрых Богах и их способности предсказывать будущее была одна надпись, которую до сих пор считают самой глупой и дурацкой подделкой ХДК.
Самое страшное, что эту надпись восстановили именно люди Хаггарда. Но еще страшней то, что остатки барельефа были уничтожены на следующий день неизвестными злоумышленниками, после того, как их повторно исследовали люди Моррисона.
Все обвинения обрушились на ХДК, и одно утешение было в том, что смысл текста был до того фантастичным, что, в конце концов, все свели к шутке и вскоре о ней забыли. Но м-р Хаггард доподлинно знал, что надпись была настоящая, и это знание по-новому позволяло взглянуть на ценность старых летописей.
Так вот о том тексте.
В его состав входило всего девять слов, расположенных кубом: