Слова подвижнические

И страшнее всего то, что как здесь он разлучился с ними в пути своем, так и его разлучит с ними Христос в тот день, когда светлый облак понесет на хребте своем тела, сияющие чистотою, и поставит во вратах небесных. Ибо по тому самому, что здесь уже осуждены дела их, не воскреснут нечестивии на суд, ниже грешницы в совет праведных, в воскресение Суда (Пс.1:5).
 

Слово 8. О хранении и блюдении себя от людей расслабленных и нерадивых; о том, что от сближения с ними воцаряется в человеке нерадение и расслабление, и он исполняется всякой нечистой страсти; и о хранении себя от близости с юными, чтобы ум не осквернился непотребными помыслами

 
      Кто возбраняет устам своим пересуждать, тот хранит сердце свое от страстей. А кто хранит сердце свое от страстей, тот ежечасно зрит Господа. У кого помышление всегда о Боге, тот прогоняет от себя демонов и искореняет семя их злобы. Кто ежечасно назирает за своею душою, у того сердце возвеселяется откровениями. Кто зрение ума своего сосредоточивает внутри себя самого, тот зрит в себе духовную зарю. Кто возгнушался всяким парением ума, тот зрит Владыку своего внутрь сердца своего. Если любишь чистоту, при которой может быть зрим Владыка всяческих, то никого не осуждай и не слушай того, кто осуждает брата своего. Если другие препираются при тебе, замкни уши свои и беги оттуда, чтобы не услышать тебе выражений гневных и не умерла душа твоя, лишившись жизни. Сердце раздраженное не вмещает в себе тайн Божиих, а кроткий и смиренномудрый есть источник таин нового века.
      Вот, если будешь чист, то внутри тебя небо, и в себе самом узришь Ангелов и свет их, а с ними и в них и Владыку Ангелов. Кого хвалят справедливо, тот не терпит вреда. Но если усладительна для него похвала, то безмездный он делатель. Сокровище смиренномудрого внутри его, и это - Господь. Наблюдающий за языком своим во век не будет им окраден. Уста молчаливые истолковывают тайны Божии, а скорый на слова удаляется от Создателя своего. Душа доброго сияет паче солнца и ежечасно возвеселяется видением Божественных откровений. Кто последует любящему Бога, тот обогатится тайнами Божиими, а кто последует неправедному и горделивому, тот удалится от Бога и возненавиден будет друзьями своими. Молчаливый языком во всей наружности своей приобретает смиренномудрую чинность, и он без труда возобладает над страстями. Страсти искореняются и обращаются в бегство непрестанным погружением мысли в Боге. Это - меч, умерщвляющий их. Как при безмолвной тишине чувственного моря носится и плавает дельфин, так и при безмолвии и утишении раздражительности и гнева в море сердечном, во всякое время, к веселию сердца, носятся в нем тайны и Божественные откровения.
      Кто желает видеть Господа внутри себя, тот прилагает усилие очищать сердце свое непрестанным памятованием о Боге; и таким образом, при светлости очей ума своего, ежечасно будет он зреть Господа. Что бывает с рыбою, вышедшею из воды, то бывает и с умом, который выступил из памятования о Боге и парит в памятовании о мире. Сколько человек удаляется от собеседования с людьми, столько же удостоивается дерзновенного умом своим беседования с Богом, и в какой мере отсекает от себя утешение мира сего, в такой удостоивается радости Божией о Духе Святом. И как гибнут рыбы от недостатка воды, так умные движения, возникающие при помощи Божией, исчезают в сердце монаха, который часто обращается и проводит время с людьми мирскими.
      Мирянин, бедствующий и злостраждущий в делах мирских и житейских, лучше злостраждущего и с мирянами проводящего время монаха. Кто с пламенною ревностию днем и ночью ищет Бога в сердце своем и искореняет в нем приражения, бывающие от врага, тот страшен демонам и вожделенен Богу и Ангелам Его. У чистого душою мысленная область внутри его; сияющее в нем солнце - свет Святыя Троицы; воздух, которым дышат обитатели области сея, - Утешительный и Всесильный Дух; совосседающие с ним - святые и бесплотные природы; а жизнь, и радость, и веселие их - Христос, Свет от Света - Отца. Таковый и видением души своей ежечасно увеселяется, и дивится красоте своей, которая действительно во сто крат блистательнее светлости солнечной. Это - Иерусалим и Царство Божие, внутри нас сокровенное, по Господнему слову (Лк.17:21). Область сия есть облако Божией славы, в которое только чистые сердцем внидут узреть лице своего Владыки и озарить умы свои лучами Владычнего света.
      А кто раздражителен, кто гневлив, кто славолюбив, кто любостяжателен, кто чревоугодник, кто обращается с мирянами, кто хочет, чтобы исполняема была собственная его воля, кто вспыльчив и исполнен страстей, - все таковые пребывают в таком же смятении, как сражающиеся ночью, и осязают тьму, находясь вне области жизни и света. Ибо область сия составляет удел добрых, смиренномудрых, соделавших сердца свои чистыми. Человек не может узреть красоты, которая внутрь его, пока не возгнушается всякою красотою вне его и не обесчестит ее. Он не может возвести взора прямо к Богу, пока не отречется совершенно от мира. Кто уничижает и умаляет самого себя, того упремудрит Господь. А кто сам себя почитает премудрым, тот отпадает от Божией премудрости. В какой мере язык воздерживается от многоглаголания, в такой озаряется ум к различению помышлений; а многоглаголанием приводится в замешательство и самый рассудительный ум.
      Кто обнищает в мирском, тот обогатится в Боге, а друг богатых обнищает Богом. Кто целомудрен, смиренномудр, гнушается вольностию в словах и изгнал из сердца раздражительность, тот (уверен я в этом), как скоро станет на молитву, видит в душе своей свет Святого Духа, и скачет в блистаниях озарения светом Его, и веселится видением славы сего озарения и изменением оного до уподобления с ним самим. Нет иного делания, которое бы могло низлагать так полки нечистых демонов, как видение в Боге.
      Некто из отцов повествовал мне следующее: "В один день сидел я, и ум мой пленен был видением. А когда пришел я в себя, крепко воздохнул. Стоявший же против меня бес, как скоро услышал сие, убоялся и, как бы пожираемый какою молниею, возопив от нужды и как бы гонимый кем, предался бегству".
      Блажен, кто памятует о своем отшествии из этой жизни и воздерживается от привязанности к наслаждениям мира сего, потому что многократно усугубленное ублажение приимет во время отшествия своего, и не оскудеет для него ублажение сие. Он есть рожденный от Бога, и Святой Дух Кормитель его; из лона Духа сосет он живоносную пищу и к веселию своему обоняет воню

      

        
Его. А кто привязан к мирским, к миру и к упокоению его, кто любит беседование с миром, тот лишается жизни, и мне нечего сказать о нем; остается только с воплем плакать неутешным плачем, который сокрушит сердца слышащих оный.
      Пребывающие во тьме, воздвигните главы свои, да озарятся светом лица ваши. Изыдите из-под власти мирских страстей, да изыдет в сретение вам сущий от Отца Свет и служителям таин Своих да повелит разрешить узы ваши, чтобы по следам Его шествовать вам ко Отцу. Увы! чем мы связаны, и что нам препятствует видеть славу Его? О, если бы расторглись узы наши и нам, взыскав, обрести Бога нашего! Если хочешь знать человеческие тайны и не достиг еще до того, чтобы узнавать по духу, дознаешь по речам, образу жизни и распоряжениям каждого, если только ты мудрец. Кто чист в душе и непорочен в образе жизни, тот всегда с целомудрием произносит словеса Духа и сообразно с мерою своего разумения рассуждает и о Божественном, и о том, что в нем самом. А у кого сердце сокрушено страстями, у того ими же и язык приводится в движение. Если станет он говорить и о духовном, то будет рассуждать под влиянием страсти, чтобы в неправде одержать победу. Мудрый замечает такого человека при первой встрече, и чистый обоняет его зловоние.
      Кто душою и телом предан всегда суесловию и парениям ума, тот блудник; кто соглашается и разделяет с ним занятия, тот прелюбодей; и кто сообщается с ним, тот идолослужитель. Дружба с юными есть блуд, которым гнушается Бог. К умягчению такого человека нет пластыря. А кто всех равно любит по состраданию и безразлично, тот достиг совершенства. Юный, следуя за юным, заставляет рассудительных плакать и рыдать о них; старец же, следуя за юным, приобретает страсть, которая смраднее страсти юных. Хотя бы и о добродетелях рассуждал он с юными, но сердце его уязвлено. Юный, если он смиренномудр и безмолвник, если чист сердцем от ревности и раздражительности, удаляется от всякого человека и внимателен к себе, то скоро уразумевает страсти нерадивого старца. А если старец не одинаково расположен к старцу и к юному, то всеми силами старайся с таковым не иметь общения, но паче удаляйся от него.
      Горе нерадивым, которые притворствуют и под наружностию чистоты питают собственные свои страсти. Кто достиг седин в чистоте помыслов, в добром житии и в воздержании языка, тот здесь еще наслаждается сладостию плода ведения, а при отшествии своем от тела приемлет Божию славу. Ничто не охлаждает так огня, вдыхаемого в сердце инока Святым Духом к освящению души, как обращение с людьми, многоглаголание и всякая беседа, кроме беседы с чадами таин Божиих, способствующей к приращению ведения Божия и к сближению с Богом. Ибо таковая беседа сильнее всех добродетелей пробуждает душу к ‹духовной› жизни, искореняет страсти и усыпляет скверные помыслы. Не приобретай себе друзей и сотаинников, кроме таковых

      

        
, чтобы не положить преткновения душе своей и не уклониться тебе от пути Господня. Да возвеличится в сердце твоем любовь, соединяющая и сопрягающая тебя с Богом, чтобы не пленила тебя любовь мирская, которой причина и конец - тление. Пребывание и обращение с подвижниками тех и других обогащает тайнами Божиими. А любовь к нерадивым и ленивым делает, что, предавшись друг с другом парению ума, наполняют чрево до пресыщения и без меры. Таковому неприятными кажутся яства без друга его, и говорит он: "Горе вкушающему хлеб свой в одиночестве, потому что несладок ему будет". И они приглашают друг друга на пиры и платят сим один другому, как наемники. Прочь от нас с этою проклятою любовию, с этим неприличным и нечестивым препровождением времени! Бегай, брат, приобыкших к подобным делам и никак не соглашайся есть вместе с ними, хотя бы приключилась тебе и нужда; потому что трапеза их проклята, при ней прислуживают бесы; друзья Жениха-Христа не вкушают ее.
      Кто часто строит пиры, тот работник блудного демона и оскверняет душу смиренномудрого. Дешевый хлеб с трапезы непорочного очищает душу ядущего от всякой страсти. Воня от трапезы чревоугодника - обилие яств и печений. Безумный и несмысленный привлекается к ней, как пес к мясной лавке. Трапеза пребывающего всегда в молитве сладостнее всякого благоухания от мускуса и благовония от мира

      

        
; боголюбивый вожделевает оной, как бесценного сокровища.
      С трапезы постящихся, пребывающих во бдении и трудящихся о Господе, заимствуй себе врачевство жизни и возбуди от омертвения душу свою. Ибо среди них, освящая их, возлежит Возлюбленный и горечь злострадания их претворяет в неисповедимую Свою сладость; духовные же и небесные служители Его осеняют их и святые их яства. И я знаю одного из братии, который ясно видел это собственными своими глазами.
      Блажен, кто заградил себе уста от всякого сластолюбия, отлучающего его от Создателя. Блажен, кому пищею Хлеб, сшедший с неба и даровавший жизнь миру. Блажен, кто на поле своем узрел Орошение жизни, по милосердию исходящее из недр Отчих, и к Нему возвел око. Ибо когда испиет оного, возвеселится и процветет сердце его, и будет в веселии и радости. Кто в пище своей узрел Господа своего, тот укрывается от всех и один причащается Его, не вступая в общение с недостойными, чтобы не стать их сопричастником и не остаться без озарения лучом Господним. А у кого в пищу примешан смертоносный яд, тот не может вкушать ее с приятностию без друзей своих. Тот - волк, пожирающий мертвечину, кто вступает в дружбу ради собственного своего чрева. Какая ненасытность у тебя, несмысленный, - хочешь наполнить чрево свое за трапезою нерадивых, где душа твоя исполняется всякой страсти! Сих предостережений достаточно для тех, которые могут обуздывать чрево.
      Весьма сладостна воня постника, и встреча с ним веселит сердца рассудительных, а на чревоугодника от обращения с ним нападает страх, и он употребляет все меры не есть с постником.
      Любезен Богу образ жизни воздержного, тогда как соседство его весьма тяжело для любостяжательного. Молчаливый много восхваляется у Христа, но не будет приятно приближение его тем, которых бесы уловили пристрастием к забавам и парению ума. Кто не любит смиренномудрого и кроткого, кроме горделивых и злоречивых, которые чужды его делания?
      Некто рассказывал мне из собственного своего опыта: "В которые дни имею я беседу с кем-нибудь, в те съедаю по три или по четыре сухаря на день; и если стану принуждать себя к молитве, то ум мой не имеет дерзновения к Богу и не могу устремить к Нему мысли. Когда же разлучусь с собеседниками на безмолвие, в первый день принуждаю себя съесть полтора сухаря, во второй - один, а как скоро утвердится ум мой в безмолвии, усиливаюсь съесть один целый сухарь - и не могу; ум же мой непрестанно с дерзновением беседует с Богом, хотя и не понуждаю его к тому, и светозарность Божества, не оскудевая, осиявает меня и влечет меня видеть красоту Божественного света и увеселяться ею. Если же во время безмолвия приключится кому прийти и говорить со мною хотя один час, невозможно мне тогда не прибавить пищи, не оставить чего из правила, не расслабеть умом к созерцанию оного света". Вот видите, братия мои, как прекрасны и полезны терпение и уединение, какую силу и какое удобство доставляют подвижникам. Блажен, кто ради Бога пребывает в безмолвии и один ест хлеб свой, потому что всегда он беседует с Богом. Ему слава и держава ныне, и всегда, и во веки! Аминь.
 

Слово 9. О чине и уставе новоначальных и о том, что прилично им

 
      Вот целомудренный и Богу любезный чин - не обращать очей туда и сюда, но простирать всегда взор вперед; не празднословить, но говорить только необходимо нужное; довольствоваться убогими одеждами для удовлетворения телесной потребности, пользоваться яствами, поддерживающими тело, а не для чревоугодия; вкушать всего понемногу, не презирать одного, а другое избирать и этим одним охотно наполнять чрево, прочее же отметать

      

        
. Выше всякой добродетели рассудительность. Вина же, когда нет с тобою друзей, или не имеешь болезни, или упадка сил, не вкушай. Не прерывай речи, когда говорит другой; и не отвечай, как невежда, но будь тверд, как мудрец. И где бы ни находился ты, почитай себя меньшим всех и служителем братии своих. Ни перед кем не обнажай ни одного члена своего; не приближайся ни к чьему телу без необходимой причины. Не позволяй, чтобы и к твоему телу приближался кто без важной, как сказано, причины. Уклоняйся от вольности в речах, как от смерти. И сну своему приобрети целомудренный чин, да не удалится от тебя охраняющая тебя сила. Где ты ни спишь, пусть никто, если только можно, не видит тебя. Ни пред кем не извергай слюны. Если, когда сидишь за трапезой, найдет на тебя кашель, отвороти лицо свое назад и так кашляй. Ешь и пей с целомудрием, как прилично чадам Божиим.
      Не протягивай руки своей, чтобы с бесстыдством взять что-либо из предложенного друзьям твоим. А если сидит с тобою странник, раз и два пригласи его вкусить, и предлагай на трапезу благочинно, а не в беспорядке. Сиди чинно и скромно, не обнажая ни одного из членов своих. Когда зевнешь, закрой уста свои, чтобы не видели другие, ибо если удержишь дыхание свое, зевота пройдет. Если входишь в келию настоятеля, или друга, или ученика, храни очи свои, чтобы не видеть, что там есть. Если же понуждает к тому помысл, будь внимателен к себе, не слушайся его и не делай этого. Ибо кто бесстыден в этом, тот чужд иноческого образа и самого Христа, даровавшего нам сей образ. Не обращай внимания на те места, в которых спрятана утварь в келии друга твоего. Тихо отворяй и затворяй дверь у себя и у товарища своего. Ни к кому не входи внезапно, но, постучась отвне и испросив дозволения, потом уже войди благоговейно.
      Не будь тороплив в походке своей без необходимой потребности, заставляющей поспешить. Всем будь послушен во всяком добром деле, только не следуй за любостяжательными, или сребролюбцами, или миролюбцами, чтобы не сделалось диавольское дело. Беседуй со всяким кротко, смотри на всякого целомудренно, ничьим лицом не насыщай очей своих. Идя дорогою, не опережай старших тебя. А если товарищ твой отстал, отойдя немного вперед, подожди его. Кто не так поступает, тот несмыслен и уподобляется свинье, которой нет закона. Если товарищ твой начнет речь с кем-либо встретившимся, подожди его и не торопи. Здоровый больному пусть заранее скажет: сделаем, что потребно.
      Никого не обличай в каком бы то ни было проступке, но себя почитай во всем ответственным и виновным в прегрешении. Всякое низкое дело делать со смиренномудрием не отказывайся и не уклоняйся. Если вынужден засмеяться, не выставляй наружу зубов своих. Если принужден говорить с женщинами, отврати лицо от зрения их и так беседуй с ними. А от монахинь, от встречи и разговоров с ними и от лицезрения их удаляйся, как от огня и как от сети диавольской, чтобы в сердце своем не остудить тебе любви к Богу и не осквернить сердца своего тиною страстей. Если они и сестры тебе по плоти, блюдись от них, как от чужих. Остерегайся сближения со своими, чтобы сердце твое не охладело в любви Божией. Вольных речей и встреч с юными убегай, как дружбы с диаволом. Одного имей собеседника и сотаинника - того, кто боится Бога и всегда внимателен к себе самому, беден в храмине своей, но богат тайнами Божиими. Утаивай от всякого свои тайны, деяния и брани. Ни перед кем, кроме крайней нужды, не сиди с открытою головою

      

        
. С целомудрием приступай к исполнению необходимой нужды, как благоговеющий к хранящему тебя Ангелу, и совершай дело со страхом Божиим, и принуждай себя до самой смерти, хотя бы и неприятно было это сердцу твоему.
      Лучше тебе принять смертоносный яд, нежели есть вместе с женщиною, хотя это будет матерь или сестра твоя. Лучше тебе жить вместе со змием, нежели спать и лежать под одним покровом вместе с юным, хотя будет это брат твой по плоти. Если идешь дорогой, и скажет кто из старших тебя: "Иди, будем петь", послушайся его. А если не скажет сего, языком молчи, сердцем же славословь Бога. Никому ни в чем не противься, ни с кем не препирайся, не лги, не клянись именем Господа Бога твоего. Будучи пренебрегаем, сам не пренебрегай. Будешь обижаем, сам не обижай. Пусть лучше гибнет телесное вместе с телом, только бы не потерпело вреда что-либо душевное. Ни с кем не входи в суд, а осужденный, когда не должен ты быть судим, - терпи. Не возлюби душою своею чего-либо мирского, но покорствуй правителям и начальникам и удерживайся от близких сношений с ними, потому что это - сеть, уловляющая нерадивых в погибель.
      Тебе, чревоугодник, старающийся услужить чреву своему, лучше уголь огненный ввергнуть в утробу свою, нежели печения правителей и начальников. На всех изливай милость и во всем будь скромен. Соблюдай себя от многоглаголания. Ибо оно угашает в сердце мысленные движения, бывающие от Бога. Как мечущегося на всех льва, бегай охоты учить. Не сходись для этого ни с питомцами Церкви, ни с чужими. Не проходи и стогнами гневливых и сварливых, чтобы сердце твое не исполнилось раздражительности и душою твоею не возобладала тьма прелести. Не живи вместе с горделивым, да не будет действенность Святого Духа отъята от души твоей и да не соделается она жилищем всякой лукавой страсти. Если соблюдешь ты, человек, сии предосторожности и будешь всегда заниматься богомыслием, то душа твоя действительно узрит в себе свет Христов и не омрачится во веки. Христу слава и держава во веки! Аминь.
 

Слово 10. Сказание святых мужей, их преподобные изречения и чудное житие

 
      В один день ушел я в келию к одному святому брату и по болезни своей прилег у него на одном месте, чтобы походил он за мною ради Бога, потому что знакомых у меня там не было. И видел я, как этот брат встает ночью прежде времени, имеет обычай приходить на правило до братии. Довольно времени он стихословил, и вдруг на все то время, пока продолжалось это с ним, оставлял правило, падал на лице свое и до ста или более раз с горячностию, какую возжигала в сердце его благодать, ударял головою в землю. После сего вставал, лобызал крест Владычний, снова делал поклон, и лобызал тот же крест, и опять повергался на лице свое. И такой обычай соблюдал он всю жизнь, так что невозможно изобразить мне числом множества его коленопреклонений. Да и кто был бы в состоянии исчислить поклоны этого брата, какие клал он каждую ночь? Раз двадцать со страхом и горячностию, с любовию, растворенною благоговением, лобызал он крест и опять начинал стихословие, а иной раз от великого возгорения помыслов, распалявших его горячностию своею, когда не в силах был выносить разжжения оного пламени, препобеждаемый радостию, потому что не мог удержаться, восклицал. Поэтому много дивился я благодати сего брата, и подвигу, и трезвенности его в деле Божием. Поутру же, после первого часа, когда садился он за чтение, делался подобен человеку плененному, и в продолжение каждой читаемой им главы не раз падал на лице свое, и на многих стихах воздевал руки свои к небу, и славословил Бога. От рода же был ему сороковой год. Употреблял он и пищу в весьма малом количестве и совершенно сухую. И поелику сверх меры и силы делал частые принуждения телу своему, то казался подобным тени, почему жалость возбуждало во мне изнеможение лица его, так исхудавшего от многого неядения, что в нем не было и двух перстов. И нередко говаривал я ему: "Пожалей и себя, брат, в подвиге своем, и этого доброго жития, какое приобрел ты; не спутай и не порви этого, подобного духовной цепи, упражнения твоего и из желания прибавить несколько труда не умаль и не останови совершенно течения пути своего. Ешь в меру, чтобы не лишиться возможности есть

      

        
; не простирай ноги своей сверх силы, чтоб не сделаться вовсе неспособным к делу". Был же он милостив, весьма скромен и милость оказывал с благодушием. Чистый по врожденным качествам, покорный увещанию, мудрый по Богу, всеми любим был за чистоту свою и за благодушие. С братиею же, когда имели в нем нужду, нередко работал дня по три и по четыре; потом на все время, от вечера до вечера, уходил в свою келию, потому что искусен был и во всяком служении. Когда же приобретал что, хотя имел в том нужду, из великого уважения своего к большим и малым не мог сказать, что не имеет того. Всего же чаще, когда работал с братиею, делал это как бы стыдясь и принуждал себя, не находя для себя удовольствия в том, чтобы выходить из келии. Таково было житие и обращение оного подлинно дивного брата. Богу же нашему да будет слава во веки! Аминь.
 

Слово 11. О древнем старце

 
      В другой еще раз пошел я к одному древнему, прекрасному и добродетельному старцу. Он весьма любил меня и был хотя невежда в слове, но просвещен ведением и глубок сердцем, и говорил, что внушала ему благодать; не часто выходил он из своей келии, разве только к святым службам; был же внимателен к себе и жил в безмолвии. Некогда сказал я ему: "Пришел мне, отец, помысл пойти в воскресный день на церковную паперть, сесть там и рано утром есть, чтобы всякий входящий и выходящий, увидев меня, уничижил". На сие старец отвечал мне так: "Писано, что всякий, кто делает соблазн мирянам, не узрит света. А ты никому не известен в этой стороне, жития твоего не знают, будут же говорить, что монахи с утра едят; особливо же, братия здесь новоначальные, и немощны в своих помыслах; многие из них, имея веру к тебе и пользуясь от тебя, как скоро увидят, что сделал ты это, потерпят вред. Древние отцы делывали так по причине многих совершенных ими чудотворений и по причине оказываемой им чести и прославления их имени, и делали это, чтобы подвергнуть себя бесчестию, скрыть славу жития своего и удалить от себя причины к гордыне. А тебя что заставляет поступить подобным сему образом? Не знаешь разве, что всякому житию свой чин и свое время? Ты не имеешь такого отличного жития и такого имени, а живешь, как и прочие братия. Ты себе не принесешь пользы, а другому повредишь. Притом такое действование полезно не всем, но одним совершенным и великим, потому что в этом есть отрешение от чувств. Достигшим же только средины и новоначальным оно вредно, потому что имеют нужду в большей предосторожности и в подчинении чувств. Старцы уже пережили время осторожности и извлекают пользу из чего только захотят. Ибо неопытные купцы в больших оборотах великие причиняют себе убытки, а в маловажных оборотах скоро идут с успехом вперед. И опять, как сказал я, всякому делу свой порядок, и всякому роду жизни известное время. Кто прежде времени начинает, что сверх его меры, тот ничего не приобретает, а усугубляет только себе вред. Если вожделенно тебе это, с радостию терпи то бесчестие, которое по Божьему смотрению, а не по твоей воле постигнет тебя, и не смущайся, не питай ненависти к тому, кто бесчестит тебя".
      Была у меня однажды еще беседа с сим благодаровитым мужем, вкусившим плода с древа жизни за труды, понесенные им с ранней юности до вечера старости своей. И преподав мне много уроков добродетели, говорил он еще так: "Всякая молитва, в которой не утруждалось тело и не скорбело сердце, вменяется за одно с недоношенным плодом чрева, потому что такая молитва не имеет в себе души". И еще говорил мне: "Человеку любопрительному, который хочет поставить на своем слове, лукав умом и бесстыден в чувствах своих, ничего не давай, и у него вовсе ничего не бери, чтобы тебе не удалить от себя чистоту, приобретенную с великим трудом, и не наполнить сердца своего тьмою и смущением".
 

Слово 12. О другом старце

 
      Пошел я некогда в келию к одному из отцов. Святой же не часто кому отворял двери. Но как скоро увидел в окно, что иду я, сказал мне: "Хочешь ли войти?", - и я отвечал: "Да, честный отец". После же того, как вошел я, сотворил молитву, сел, и о многом мы побеседовали, напоследок спросил я его: "Что мне делать, отец? Иные приходят ко мне, и я ничего не приобретаю и никакой не извлекаю пользы из беседы с ними, но стыжусь сказать им: не ходите. Даже препятствуют они мне нередко исправлять обычное правило, и потому я скорблю".
      На это отвечал мне блаженный оный старец: "Когда придут к тебе таковые любители праздности, как скоро посидят немного, подай им вид, что хочешь стать на молитву, и пришедшему скажи с поклоном: помолимся, брат, потому что наступило уже для меня время правила, и не могу нарушить оного, тяжело мне делается, когда хочу выполнить оное в другой час, и это бывает для меня причиною смущения, и без крайней какой-либо нужды не могу оставлять правила. А теперь нет необходимости, чтобы отменена была моя молитва. И не отпускай его без того, чтобы не помолился с тобою. Если скажет: молись, а я пойду, - сделай ему поклон и скажи: любви ради сотвори со мною хотя эту одну молитву, чтобы мне была польза от молитвы твоей. - И, когда станете, продли молитву твою даже сверх того, как обык ты делать. Если так будешь поступать с ними, как скоро придут к тебе, то, узнав, что не потакаешь им и не любишь праздности, не приблизятся и к месту тому, о котором услышат, что ты там.
      Посему смотри, чтобы тебе из лицеприятия не разорить дела Божия. Если же встретится кто из отцов или утрудившийся странник, то побыть с таковым вменится тебе вместо самой длинной молитвы. Но если странник будет один из любителей суесловия, то успокой его по возможности и отпусти с миром".
      Один из отцов сказал: "Дивлюсь, слыша, что некоторые в келиях своих занимаются рукоделием и могут без опущения совершать правило свое и не смущаться". Изрек же достойное удивления слово: "По правде сказать, если выхожу за водою, то чувствую замешательство в своем обычае и в порядке оного и встречаю препятствие к усовершению своего рассудка".
 

Слово 13. О вопросе одного брата

 
      Тот же старец вопрошен был однажды некоторым братом: "Что мне делать? Нередко бывает у меня какая-нибудь вещь, в которой имею надобность или по немощи, или по делу, или по другой какой причине; и без этой вещи не могу жить в безмолвии, но вижу, что кто-нибудь имеет в ней нужду, и, преодолеваемый жалостию, отдаю ему эту вещь; а часто делаю это и потому, что бываю кем-либо упрошен. Ибо вынуждают меня к тому и любовь и заповедь, и уступаю, что самому мне нужно. А потом потребность для меня этой вещи делает, что впадаю в беспокойство и смущение помыслов; и это отвлекает мой ум от попечения о безмолвии, даже бываю принужден оставить безмолвие и идти искать той же вещи. Если же достает терпения не выходить из безмолвия, то бываю в великой скорби и в смятении помыслов. Поэтому не знаю, что избрать мне: или для успокоения брата своего делать то, что рассеивает и прекращает мое безмолвие, или презирать просьбу и пребывать в безмолвии?"