10. ИНТЕРЛЮДИЯ С КОРОЛЕВОЙ ЭЛЬФОВ

Четыре стены из полированного обсидиана и крохотное окошечко в одной из них, с утонченной жестокостью позволяющее с высоты, превышающей птичий полет, видеть далекий, как мечта, зеленый лес и не тронутые этой проклятой индустрией луга. Ах, если бы, если бы она не была лишена речи! Слово имеет несоизмеримо большую силу, нежели мысль, но потому мысль и свободнее. Эльфы наверняка не знают, куда она подевалась. Если бы хоть одна птица села к ней на подоконник, уж Сэсс как-нибудь дала бы ей понять, кто она, и была бы уверена, что птица передаст Амальрику весточку о ее бедственном положении, ведь птицы и эльфы живут в большой дружбе. Но, наученные горьким опытом, птицы и близко не подлетали к Черному Замку, а позвать их мыслью у нее не хватало умения и сил-все ж таки была она третьеразрядной ведьмой. О господи, так глупо, так бездарно попасться!

Дважды в день сквозь железную заслонку двери ей просовывали ломоть ржаного хлеба и кружку вонючей воды — половину ее Сэсс тратила на умывание; от долгих лишений все тело чесалось. Хлеба явно не хватало — у нее был отличный аппетит здоровой молодой женщины, и ее постоянно грыз голод; но более всего ее мучила невозможность отвести душу в крепких выражениях по адресу тюремщиков, а от мысленных проклятий только у самой болела голова. Она потеряла счет дням и утратила надежду. Кругом царила мертвая беспросветная тишина.

— Ну, как отдыхалось? — спросил Райан у Чиа, несшей его на спине.

— Курорт! — блаженно вздохнула та. — Но, по правде говоря, под конец я уже ждала твоего зова с нетерпением. Мне надоели пасторальные прелести. Однако я не возражаю когда-нибудь, после долгих трудов, повторить все снова. Во всем, знаешь ли, хороша мера…

— Мы уже дома, — оборвал Райан ее готовые морем разлиться рассуждения. И впрямь, накрытая гигантской тенью, перед ним лежала его страна. Резко поблекли травы, начиная от границы, тут и там из-под земли из труб его заводов вырывались клубы грязного дыма, и над его владениями висело облако ядовитых испарений. Райан поднял Чиа повыше, и оба они с ликованием в сердцах узрели клубящиеся, как тучи, горы и вонзающуюся в небо колоссальную черную скалу, верхняя часть которой и была Замком Райана.

— В этом есть и величие, и красота, — признал он. — И могучая, несокрушимая сила. Чиа, твои слова сбылись. Мир принадлежит нам.

— С чего ты начнешь? — спросила она. — Три дня будешь есть и отсыпаться?

— Спать? Нет, зачем? Я не чувствую себя усталым. Я сожрал бы быка, это верно. Принял бы горячую ванну. Да, чуть не забыл. Я хотел бы повидать Королеву эльфов и решить, что делать с нею дальше.

Чиа обернулась и долго посмотрела на него.

— После стольких приключений ты все еще не выбросил ее из головы? Ты все еще жаждешь любви этой простушки?

Райан засмеялся.

— Любви? О нет, теперь я не нуждаюсь ни в любви, ни в дружбе, ни в одобрении. Я — стихия, Чиа. Мне хочется добиться ее покорности.

— Подумай о моем предложении, — напомнила Чиа. — О том, что я сделала тебе в тот день, когда столь незаслуженно пострадал твой красивый нос. Твое победное возвращение нужно как-то отметить.

С тягучим медлительным звуком отворилась железная дверь. Сэсс обернулась — это было что-то новенькое, доселе никто не входил к ней. На пороге стоял Райан, но в первое мгновение она его не узнала.

Он выглядел здоровым и сильным, но немного похудел, черты его лица обострились, стали суше и резче, его красота достигла предела, перевалив за который, она станет пугать. Когда-то бледное лицо было тронуто загаром, но на щеках не лежало и тени румянца. Тяжелый меч в кованых ножнах висел на его поясе, и видно было, что тяжесть эта ему нипочем. Сэсс отодвинулась бы от него, если бы уже не ощущала лопатками ледяную стену за собой. У этого нового Райана больше не было слабостей, и, утратив их, он утратил свою человечность. Он стал равнодушен, неуязвим и внушал страх.

Райан молча смотрел на нее. Даже сейчас, доведенная до жуткого состояния, она радовала его эстетическое чувство. Здесь, в этой квадратной каморке, вознесенной на самый верх его Замка, с грудой сена вместо постели, ночами она должна была трястись от холода и врывающихся в оконце студеных ветров с гор, а днем задыхаться от плавящего пустынного жара. Как цепенели от мороза эти породистые изящные босые ножки с тонкими лодыжками, как жадно хватал сухой воздух этот побледневший теперь, но все равно резко выделяющийся на похудевшем лице полногубый рот. В полумраке камеры и синеватом свечении венца ее длинные рыжие локоны, вьющиеся мелкими кольцами, казались каштановыми и вспыхивали искрами лишь тогда, когда их ненароком касался заблудившийся солнечный луч, а кожа отливала голубым. Темные круги легли под глазами, сделав лицо изможденным и более интересным. Грязная тюремная рубаха из холста, стянутая на шее шнурком, приподнималась на груди двумя твердыми холмиками — когда-то они и в самом деле могли взволновать его. Шея и запястья, казалось, переломятся, если их неосторожно задеть. От нее осталась одна гордость.

— Я сниму с тебя заклятье, — сказал он. — Но я верну его назад, как только ты скажешь что-нибудь, что может мне не понравиться. Договорились?

Она кивнула. Сейчас она походила на Королеву куда больше, чем в день их первой встречи.

— Когда я покидал тебя здесь, я полагал, что время и… обстоятельства заставят тебя переменить мнение. Но вышло так, что переменился я сам. У меня нет ни нужды, ни охоты связывать себя с одной женщиной. Я придумал для тебя иное назначение.

Он помолчал, облекая мысль в элегантную словесную форму.

— Я хочу устроить большой праздник и пригласить на него достойнейших представителей всех народов… в том числе и свободных. Я обрел Могущество и хочу заявить об этом громко. Для гостей я устрою большое представление с шествием, военным парадом и пикником на свежем воздухе. Представление будет называться — ты еще не догадалась? — казнью Королевы эльфов. Это не потому, что ты как-то особенно мне досадила, просто я считаю тебя самой подходящей актрисой на эту роль. Твой титул, несомненно, привлечет внимание, и то, что я осмелился казнить тебя открыто, при широкой огласке и при свете дня, безразлично к чужому мнению, скажет многое о моем Могуществе. Миром владеет тот, кто владеет страхом. Кроме того, твоя красота и твое страдание вызовут у зрителей широкую гамму чувств. Прошу рассматривать этот акт не как вульгарную месть, а как жертву, как добровольное лишение себя чего-то действительно стоящего, расставаться с чем тяжело.

— И что, — усмехнулась она, — меня публично растерзают гарпии?

Он одобрительно кивнул, отдавая должное ее самообладанию.

— Нет, — сказал он. — Пытки и казни, их физиологическая и психологическая стороны, анатомия боли — все это вещи интересные, и я ими займусь, но на более дешевом материале. Уродовать такое тело мне кажется дурным тоном. Ты умрешь красиво.

Духи земли и неба! А ведь он не пугает и не шантажирует ее. Он действительно хочет развлечь и ужаснуть ее смертью Волшебную Страну.

— Я пришел обсудить детали, — продолжал Райан. — Все же ты будешь главной героиней представления. У тебя наверняка будут какие-то достойные идеи насчет платья, прически, свиты, цветов, колесниц. Может быть, какая-то местность покажется тебе предпочтительней. Взгляни на это дело с эстетической стороны — ведь это же твой последний день. Тебе надо позаботиться, чтобы все прошло на высоком уровне и надолго осталось в памяти зрителей:

Королева эльфов не каждый день умирает.

Он рехнулся?

— Я предлагаю устроить это где-нибудь в горах, — с увлечением продолжил Райан. — Бесконечная колонна с вымпелами, флагами и сверкающими колесницами, двигающаяся вверх и вверх по извивающейся горной дороге, с высоты драконьего полета выглядеть будет просто великолепно. Ты наденешь зеленое платье, волосы распустишь, и на них мы водрузим венок из белых… нет, лучше чайных роз. Для платья я предложил бы полупрозрачный материал — тогда от тебя точно никто глаз не оторвет. Ты будешь босой. Никаких украшений, кроме цветов. Или, может быть, золотые кандалы? Тоненькие, чисто символические.

— В таком состоянии я — неважное украшение для твоей процессии.

— Я заберу тебя отсюда, — согласился Райан. — Тебя необходимо привести в порядок, отмыть и откормить. Да все равно — чтобы собрать такую уйму народа, нужно время. Светлым ты сама разошлешь приглашения? Или ты не умеешь писать? Нет, за внешность, наряд и прическу ты не беспокойся, я прослежу, чтобы все было прекрасно. Меня заботит только твое достойное поведение. Согласись, будет довольно тягостно наблюдать, если ты примешься с воплями носиться вокруг лобного места, удирая от палачей, или ни с того ни с сего забьешься в истерике. Я позволяю только крупные беззвучные слезы без всяких там рыданий, всхлипов, красных глаз и распухших носов. Иначе мне придется прибегнуть к дурманам, а они лишат тебя возможности наслаждаться представлением и твоей ролью в нем.

— А ведь был такой симпатичный парень! — вполголоса вздохнула Сэсс.

Он не заметил ее реплики, увлеченный своими идеями.

— А накануне этого нашего с тобой представления, если ты не возражаешь, я подарю тебе чудесную ночь, такую, что «Кама-Сутра» побледнеет от зависти и стыда. Никакого насилия, разумеется, оно вульгарно и испортит тебе весь торжественный настрой. Наркотики тоже не подходят, не хочу превращать тебя в деле благородного секса в бесчувственное бревно. Это — только по обоюдному согласию. Не хочу давать тебе беспочвенных надежд, шансов остаться в живых эта ночь тебе не прибавит, жертвоприношение нужно мне больше, чем твое тело, хотя я предпочел бы получить и то, и другое.

— Отвали! — сказала Королева. — Если не хочешь оживить свой праздник собственной в кровь располосованной физиономией.

Райан пожал плечами с видом легкого разочарования.

— О тебе же забочусь: что ты видела в жизни, кроме каких-то глупых единорогов!

Он вернул Королеву в ее прежнее безмолвное состояние и ушел, оставив ее беззвучными слезами оплакивать свою участь и сгинувшего навеки милого барахольщика Райана.

11. О КОРАБЛЯХ, СТОЯЩИХ У ПРИЧАЛА

В конце улицы показались фигуры двух неторопливо бредущих людей. Одна была повыше, другая — пошире. Мелкий дождик сыпал с небес, и в тусклом белесом свете редких фонарей их непромокаемые черные плащи поблескивали серебристыми отсветами. Низко надвинутые капюшоны скрывали их лица, но, не обращая внимания на докучливую сырость, они беседовали.

— Я разделалась с последними фрахтами, — говорила женщина. — С завтрашнего утра можешь начинать грузить «Баркаролу».

Ее высокий спутник кивнул.

— Значит, решено? — его голос выдавал молодого человека. — И, отринув насущное, пускаемся на поиски Неведомого?

— Может, без такой патетики, Эдвин, — усмехнулась его спутница, бывшая, судя по голосу, раза в два старше, — но суть ухвачена.

— Ты не решила насчет Джейн?

— Решила, и ты знаешь о моем решении. Джейн не место на корабле. Она из тех, кто ждет.

— Она не в тебя, Риз.

— Может быть. Но и я бесплодно ждала двадцать лет.

— Так ли уж бесплодно, Риз? Твоя репутация лучше, чем у любого капитана здешнего берега. Ты вырастила дочь и обеспечила ее. Теперь она легко найдет себе супруга.

Женщина замедлила шаг.

— Это беспокоит тебя, Эдвин? Ты можешь остаться и жениться на ней, а я оставлю вам свою контору и своих клиентов. Я настаиваю на одном — Джейн с нами не пойдет. Я не хочу подвергать ее опасностям долгого пути. Штурмана я найду, хотя он и не будет так хорош, как ты.

Эдвин шел, размышляя.

— Беда в том, что я хочу, мучительно хочу пойти на «Баркароле». И у меня есть несбывшиеся детские мечты. Нет, Риз, я не откажусь. Надеюсь, и ты от меня не откажешься.

Она засмеялась, но смех ее оборвался, когда она заметила человека, лежащего, по-видимому, без чувств в тени стены трехэтажного дома. Будь они чуть больше увлечены разговором — прошли бы мимо. Отбросив мешавший видеть капюшон и открыв гладко причесанную светловолосую голову с немного квадратным лицом, она без лишних слов устремилась к лежащему. Спутник ее остановился под фонарем.

— Риз, раньше я не замечал в тебе страсти подбирать пьяных.

— Помолчи! — ее голос стал резким и приобрел капитанские интонации. — Помоги мне.

С покорным видом Эдвин подошел и помог ей перевернуть бездыханное, как ему показалось, тело на спину.

— Вином и не пахнет, — бросила Риз, отчаянно шаря по запястью в поисках пульса. — Духи земли и неба, он при смерти!

— Господа, прошу вас, помогите, — расслышали они тонкий голосок, и, до того придавленный лежащим, перед ними появился странный не то зверек, не то маленький леший. — Я не мог выбраться, чтобы позвать на помощь. Если это в ваших силах, спасите его, он очень хороший.

— Постарались бы, даже если бы он не был столь уж хорошим, — хмуро отозвалась Риз. — Что с ним такое?

— Не знаю. Все было нормально, а потом он стремительно начал бледнеть и слабнуть, потом упал. По-моему, тут замешано волшебство.

Риз и Эдвин быстро и тревожно переглянулись.

— Еще один ребус для Совета, — вполголоса заметил молодой человек.

— Потеря энергии… — пробормотала Риз. — Кто-то из него все выкачал. Страшно сказать, еще две минуты, и было бы поздно. Эдвин, может быть, я нарушаю твои планы на вечер, но ты должен помочь мне дотащить его до дома. Погоди, сейчас я подкачаю его, чтобы он не умер по дороге.

Ее пальцы сомкнулись на тонком запястье умиравшего. Эдвин послушно замер рядом.

— Твой цвет накладывает на тебя эти обязательства, Риз? — вполголоса спросил он.

Стоя на коленях, она подняла к нему зарумянившееся лицо. Через двадцать лет Джейн станет такой же, и это устраивало его. Он был очень привязан к женщине, которую привык считать будущей тещей, хотя в системе жизненных ценностей они не сходились почти ни по одному пункту.

— Говорят, будто доброта невыгодна, — лукаво сказала она. — А вот данный случай опровергает эту глупую сентенцию. Эдвин, мы не о кого попало сегодня споткнулись. Та искорка, что еще тлела в нем… Она белая, Эдвин! Теперь пора.

Эдвин усмехнулся, глядя, как энергично Риз пристраивает руку пострадавшего на свое широкое плечо.

— Сдается мне, если бы ты шла одна, то и тогда дотащила бы его до дома без особых хлопот.

Ответная усмешка скривила ее выразительные полные губы.

— Я еще способна повалить твою руку в армрестлинге, мальчик. Подхвати его с той стороны.

— Пожалуйста, не позабудьте меня! — воскликнул зверек, и Эдвин посадил его в карман.

— В твоем доме, Риз, сегодня будет много гостей.

Это была просторная, несколько мрачноватая кухня, какие можно увидеть в старинных особняках: с каменным полом, огромной плитой и камином. В камине в ожидании их прихода был разожжен веселый огонь, его отблески скакали по стенам, с особым удовольствием останавливаясь на тщательно начищенной медной посуде. В доме, разумеется, была и гостиная, но в качестве домашнего клуба свои — Риз, Эдвин и Джейн — предпочитали кухню.

Достигнув сего благословенного пристанища, Эдвин вытащил Земляничку из кармана, тот уселся на краешек стола поближе к камину, распушил шубку и принялся сушиться. Со сноровкой гостя, ставшего в доме своим, Эдвин поставил на огонь чайник, нарезал хлеб и сыр, сам пододвинулся к камину, протянув ноги в толстых носках к самому огню, и принялся предвкушать блаженство скорого чаепития и беседы с Джейн. Риз с дочерью в это время суетились на втором этаже, устраивая больного.

Чайник закипел, он разлил по кружкам дымящуюся ароматную жидкость, припомнив, что Джейн любит некрепкий и сладкий… Она все еще не появлялась. Вместо нее в кухню спустилась Риз.

— Я вкачала в него столько энергии, чтобы организм очухался и начал вырабатывать свою, — сообщила она, присаживаясь к столу и берясь за кружку. — Джейн сидит с ним.

— Лучше бы она посидела со мной, — меланхолично заметил Эдвин.

Без дождевика он оказался стройным голубоглазым брюнетом лет двадцати пяти, облаченным в толстый свитер и брезентовые штаны.

— Мы решили, что из нас двоих мне отдых нужен больше, — возразила Риз. — Я все-таки потеряла энергию. А наблюдать за ним необходимо: он без сознания, а когда системы восстановления заработают в полную силу, могут произойти неконтролируемые выбросы энергии. Я не хочу, чтобы от моего дома остались дымящиеся развалины, а Джейн достаточно умела, чтобы нейтрализовать это.

— До чего хлопотно с вами, с великими, — сказал Эдвин. — Да, а ты его знаешь? Ведь как член Совета ты должна знать всех Белых?

— Именно его я и не знаю, — сказала Риз. — Но позволю себе намекнуть, что представляться Светлому Совету ему нет нужды. Он может всего лишь показать им свое лицо.

— Я должен решить эту загадку?

— Пусть она пока останется загадкой. Меня сейчас больше беспокоит случай энергетического вампиризма. Кто мог это сделать, как и зачем? Именно у этой жертвы было что взять, но именно она обладала великолепными экранирующими способностями. Либо вампир настолько силен, чтобы сломать экран, либо пользовался доверием жертвы.

— Давай допросим свидетеля, — предложил Эдвин.

— Вы, надеюсь, извините меня, — сказал Земляничка, — я вижу, вы люди хорошие, а вы, леди, если я правильно понял, входите в Светлый Совет, но Санди мой друг, и я не могу ничего про него рассказывать без его на то разрешения. Но я расскажу вам о человеке, из-за которого, по-моему, все это и приключилось. Это высокий черноглазый брюнет с бледным лицом, одетый в черное, атлетического сложения, лет тридцати, производящий впечатление умного человека. Его зовут Райан.

— Кто? — Риз вскочила и нагнулась над столом, Земляничка испуганно на нее вытаращился. — У него хватило наглости назваться собственным именем?

Эдвин поджал губы.

— Во имя всего святого, леди, кто этот человек? — взмолился дух земляничной полянки.

— Райан — принц Черного трона, — безжалостно отчеканила Риз. — Король обмана. Что ему нужно было от вас?

— Санди — счастливчик, а Райан затевал опасное путешествие за какими-то там волшебными мечами. Он предложил Санди участвовать, а тот как раз искал свою сказку. Ну вот, нашли они эти мечи, каждый взял по одному, и они разошлись, а после… хотя, немного раньше… Санди стало плохо. Думаете, Райан хотел его убить?

— Эдвин, где меч этого парня?

Ни слова не говоря, Эдвин бросился в прихожую и через несколько секунд вернулся с мечом. Риз сдернула с него ножны.

— Он действительно счастливчик, — глухо сказала она. — Этот — обыкновенный. Ему сказочно повезло, что он взял этот.

— Но Райан говорил о ДВУХ волшебных мечах!

— Он солгал. Второй волшебный меч — Светлый, Меч-Защитник — у Бертрана. А Черный, значит, получил Райан.

— Что это значит, Риз?

— Что мы прохлопали! Это война. Интересно, знает ли Райан про Санди?

— Про белизну — нет! — гордо заявил Земляничка. — Мне удалось убедить его быть осторожным, хотя и не настолько, насколько нужно бы.