Отсюда было видно довольно хорошо. Нас разделяло расстояние не больше мили. «Валь-5» оказался в тисках двух больших льдин, которые наслаивались под напором льда, упирающегося в айсберг. Мне были видны крошечные фигурки, движущиеся по льду, и, насколько я мог разобрать, они были заняты разгрузкой. Я спустился на мостик и отметил направление по компасу.

Хоу схватил меня за плечо.

— Какое-то судно идет нам навстречу по разводью. — Он указал на нос нашего китобойца, но в темноте нельзя ничего было разобрать.

— Ничего не вижу, — сказал я. — Да и этого быть не может.

— Могу поклясться, что видел очертания судна.

— Игра света, и только.

— Наверное. Я подумал, что это «Валь-5».

Минут десять мы углублялись в беспорядочное нагромождение битого льда, сигналя сиреной. Но ничего похожего на ответ не было. Лед становился все толще, плотнее.

Вдруг Хоу схватил меня за плечо и что-то прокричал, показывая рукой на левый борт: там смутно вырисовывался какой-то плывущий предмет. Я потер глаза, думая, не игра ли это воображения. Но через мгновение предмет появился снова. Судно! Я разглядел зыбкие очертания трубы и носовой части.

— Это «Валь-5»? — прокричал мне Хоу.

Я отрицательно покачал головой. Судно было крупнее китобойца и шло прямо на нас. Что-то в нем напомнило военный корабль.

Продолжая сигналить сиреной и поставив наблюдателей на носу и корме китобойца, я начал маневрировать, еще дальше углубляясь в разводье. Но едва я отдал приказ «малый вперед», как раздался вопль Герды: «Полный вперед». Звякнул машинный телеграф, и в это мгновение раздернулась пелена тумана, вспоротая острым, как нож, носом судна, идущего прямо на нас.

Сирена ревела, не переставая, на полную мощность. Но устремлявшееся на нас судно, по-видимому, набирало скорость. Я услышал гул его машины, видел, как у его носа в холодно-зеленой волне взбивалась белая пена. Хоу что-то прокричал и спрыгнул на мостик гарпунера. И только когда он почти добежал до гарпунной пушки, до меня дошло, что он сказал: «Бланд». Я тут же узнал эти обводы корпуса военного корабля, этот острый нос. Это был корвет. Теперь уже можно было различить его название — белым по черному фону: «Тауэр-3».

— Все наверх! — закричал я и дал сигнал застопорить машину.

Взглянув на нос, я увидел, как Хоу разворачивает гарпунную пушку навстречу приближающемуся судну.

На мостике корвета в одиночестве стоял человек в блестящем дождевике и черной зюйдвестке. Его сгорбленная над штурвалом фигура напоминала всадника, пускающего лошадь вскачь. Это был Эрик Бланд.

Дальше все произошло одновременно. С носа раздался оглушительный грохот: это выстрелил Хоу. Гарпун описал широкую дугу и, скользнув над плечом Бланда, исчез где-то за мостиком. И в тот же миг на мостик влетел человек, оттолкнул Бланда и круто повернул штурвал. Нос пошел в сторону. Судно накренилось. Сквозь шум ветра громко и отчетливо прозвенел машинный телеграф. Но было слишком поздно. «Тауэр-3» как бы повис над нами.

Помню, как под ударом, словно лист жести, прогнулся наш фальшборт, помню визг терзаемого металла.

Корвет врезался в наше судно чуть позади машинного отделения, раздавив на левом борту шлюпку и пропахав плиты палубного настила. Сильный удар, затем ужасный скрежет разрываемого металла. Люди плашмя попадали на палубу. Меня так резко кинуло в сторону на деревянную стенку мостика, что начисто перехватило дыхание.

Потом вдруг все стихло. Только выл ветер и гремела ледовая канонада. Я глотнул воздуха, и от боли в боку у меня перехватило дыхание. Все вокруг меня постепенно возвращалось к жизни. Отброшенная в угол мостика, поднималась Герда, пошатываясь, вставали Люди на кормовой части палубы. Там в окрученной стальной обшивке огромным клином торчал нос корвета.

На мостике «Тауэра-3» кто-то двигался: судя по всему, тот человек, который пытался овладеть штурвалом. Ветер доносил до меня гневный голос Бланда. Когда тот, другой, уходил с мостика, Бленд обернулся, зубы его были злобно оскалены. Я закричал ему, чтобы он не давал заднего хода. Он услышал, потому что поднял руку, прощаясь, и до меня донесся звонок машинного телеграфа.

Тут я все понял. Гулко заработал двигатель корвета. «Тауэр-3» попятился, и вместе с мим медленно поворачивалась и корма нашего китобойца. Затем с диким скрежетом нос корвета освободился из тисков нашей кормы. С оружейной площадки пронзительно кричал Хоу, чтобы они остановились. Из воды появился гарпунный линь, медленно освобождаясь от петли в слабине, и стал так же медленно натягиваться. И как только он натянулся, откуда-то из глубины корвета донесся тупой приглушенный звук взрыва. Я увидел, как корвет остановился, и Бланд с потемневшим от ярости лицом повернулся на этот звук.

Даже из беглого осмотра судна стало ясно, что на плаву нам долго не продержаться. Двери кормовой переборки были повреждены, и в машинное отделение заливалась вода. Жилые и служебные помещения на корме приняли на себя основную тяжесть удара. Раадаль был мертв. Один матрос был пришпилен к своей койке зазубренным куском металла. Двое было ранено: одному сломало руку, другому — ребра. Радио погибло. В корпусе была огромная пробоина с рваными краями — футов восемь в ширину и столько же в высоту — от палубы до киля.

Я взбежал на мостик и через мегафон окликнул «Тауэр-3». Судно дрейфовало ярдах в двадцати от нас, нос его был слегка помят, а из люков машинного отделения выходил пар вперемежку с дымом. На бак выбежал человек.

— Можете подойти к борту и снять нас? — крикнул я.

— Ней, ней, — покачал он головой. — У нас повреждена машина, и в машинном отделении пожар.

— Вы должны нас снять, — крикнул я. — Мы поможем вам потушить пожар.

Человек заколебался. И в этот момент из средней части судна наружу вырвался огромный язык пламени. Раздался мощный рев пара, и все судно окутало белым облаком. Затем пар почернел и повалил густыми клубами. Внутри судна вспыхнуло горючее.

— Нам нужно начинать выгружаться, — раздался голос Герды.

К счастью, шлюпка справа по борту оказалась целой.

— Спустить шлюпку и приступить к погрузке, — приказал я.

С первой шлюпкой я послал Герду, чтобы она подыскала подходящую площадку. Я остался на судне подготовить к отправке как можно больше необходимых припасов. Времени у нас оставалось немного. Кормовая часть палубы уже была почти вровень с водой. Судно уйдет под воду — и уже не вернешься за тем, что было забыто. Шлюпка курсировала несколько раз, с судна было снято все возможное. Перед последним рейсом на судне оставалось семь человек. Я перешел на левый борт и взглянул на «Тауэр-3». Перед моими глазами предстало поразительное зрелище. Корвет был окутан облаком черного дыма, кроме носовой части, но за мостиком царил настоящий ад, и языки пламени доставали вершины труб. Люди стаскивали имущество на ледовое поле позади судна. На фоне белого льда в серой пелене дождя и мокрого снега они казались крошечными и беззащитными.

— Я взяла аварийный радиоприемник, — сказала Герда. — Отец говорил, что по нему хорошо слышно, хотя и нельзя передавать.

— Интересно, удалось ли «Тауэру-3» послать сообщение? — сказал я.

— Узнаем, когда встретимся на льду. — Она пожала плечами. — Думаю, успеют, их радио под мостиком, а там еще нет огня.

Наш китобоец угрожающе колыхнулся. Я взглянул на корму — ее уже захлестывало водой.

— Скорее бросайте все в шлюпку, — скомандовал я. — И сами туда, быстро! Времени у нас нет.

Шлюпка скользнула вдоль по борту. Китобоец начал тонуть. Герда перевалилась через поручни, я — за ней, бросив радио на чьи-то колени.

— Гребите что есть мочи! — крикнул я.

Весла прогнулись от усилия гребцов. Немного отплыв, мы увидели, как «Валь-4» задрожал, его качающаяся дымовая труба освободилась от креплений и с грохотом рухнула вниз. Маленькое судно стало медленно уходить кормою под иоду, и по мере его погружения нос задирался все выше и выше, и на нем беспомощно раскачивалась гарпунная пушка. В ледяной воде закружились черные воронки, но скоро все успокоилось, будто никакого судна никогда не было и в помине. Я взглянул на Герду и увидел, что она плачет. Китобоец был ее домом. Я хотел утешить ее, но увидел, что Хоу сжимает ей плечо, в глазах его такая боль, будто он ощущает такую же горечь потери.

Шлюпка коснулась льда, с хрустом сминая его тонкую кромку. Мы выкарабкались на льдину. И сразу провалялись по щиколотку в мягкую шугу полурастаявшего льда. «Что с нашими запасами?» — подумал я. Все вещи были свалены в кучу. Льдина мягко покачивалась, когда под нею пробегала зыбь, и своими краями терлась о края других льдин. Немного севернее нас лед был потолще. Увязая в шуге полурастаявшего льда, я потащился туда и, вернувшись, распорядился, чтобы все вещи перенесли на новую площадку. Затем расстелили брезент, сложили на него все продукты, остальное разместили сверху. Я приказал коку приготовить что-нибудь, а все остальные принялись ставить палатки. Нас было четырнадцать человек, причем двое раненых. Едва поставили первую палатку, как мы с Гердой занялись сначала сломанной рукой Якобсена, а затем ребрами Грига. Едва мы только кончили перевязывать Грига, тут же Макфи крикнул, что к нам приближается шлюпка с «Тауэра-3». ИВ ней было четыре гребца, а на корме сидел здоровенный бородач с приплюснутым носом и близко посаженными глазами.

— Кто это? — спросил я у Герды.

— Это Ваксдаль, — ответила она. — Он стал первым помощником на «Тауэре-3». Сам из Сан-нефьорда. Неплохой китобой, но, я слышала, у него неважный характер.

И впрямь по виду этот человек не располагал к себе.

— Интересно, что за историю сочинил Бланд, — произнес Хоу.

Впервые за все время один из •нас заговорил о причине нашего бедственного положения.

— Вы капитан Крейг? — подбежав ко мне, спросил Ваксдаль, задыхаясь от ярости.

— Да. Что вам угодно?

— Это по вашему приказу был выпущен гарпун?

— Нет, — ответил я.

— Гарпун взорвался у нас в машинном отделении. Вот из-за чего возник пожар, вот из-за чего мы попали в эту проклятую кутерьму! — Его глазки остановились на Хоу. — Это ты выстрелил гарпуном? — Пригнув голову, Ваксдаль двинулся на Хоу.

— Подождите, — вмешался я.

Но Герда опередила меня и встала перед китобоем.

— А что мы, по-твоему, должны были делать, дубина ты этакая? — Глаза ее пылали гневом. — Тебе бы хотелось, чтобы мы тихо сидели и ждали, когда нас прикончат? Иди-ка ты обратно к своему Эрику Бланду и спроси его, почему он нас протаранил.

Ваксдаль остановился.

— Это случайность, — сказал он и протянул руку, чтобы отстранить Герду.

— Не смей поднимать на меня руку, Ваксдаль, — сказала она с вызовом. — И слушай-ка, что я тебе скажу. Это не было случайностью. Бланд хотел нас протаранить. На нашем судне есть люди, которых ему надо уничтожить, если он не хочет быть повешенным за убийство Бернта Нордаля. Почему, по-твоему, он привел сюда «Тауэр-3», когда ему было приказано оставаться на своем месте?

— Кто сказал, что мы должны оставаться на старом месте? — спросил Ваксдаль. — И что это за разговоры насчет убийства? Нордаль покончил самоубийством.

— Это было убийство, — отпарировала Герда. — И капитан Эйде приказал вам оставаться на месте. Вы что, не слышали радио? Спросите своего радиста.

— Он пострадал от огня, когда передавали сигнал бедствия.

— Ну, так кто-нибудь должен был слушать радио?

— Оно какое-то время было не в порядке.

— Так. Теперь подумай. Был ли Бланд около радио, когда оно вышло из строя?

— Да, но… — Ваксдаль выглядел удивленным.

— А когда радио заработало снова? — прервала его девушка. — Спорю, что не раньше, чем Бланд спустился в радиорубку. — Внезапно она шагнула к Ваксдалю. — Бланд был один на капитанском мостике, когда нас таранили?

— Когда случилась авария…

— Он был один — скажи мне только это?

— Один.

— Тогда возвращайся и спроси его, почему он в этот момент отослал рулевого. И смотри не нарывайся на скандал со своими людьми. Они ведь из Тёнсберга. И если ты не наведешь справок, то наведут они.

Ваксдаль повернулся.

— Одну минуту, — сказал я. — Рацию вы успели выгрузить?

Он отрицательно покачал головой.

— Все уничтожил пожар. Но мы послали SOS.

— С нашими координатами?

— Йа.

— И он был принят?

— Йа.

— Еще один вопрос, — сказал я, когда он снова поворачивался. — Бланд все еще на «Тауэре-3»?

— Ней. Судно в огне. Все люди на льду. Капитан Бланд очень расстроен. Он чувствует себя ответственным за эту случайность.

— Случайность! — завопил Хоу. — Это была не случайность. Он же таранил нас. Отвези меня к Бланду. Я говорил, что убью его, — и, видит бог, я это сделаю.

— Мне кажется, вы уже сделали достаточно, — сказал Ваксдаль.

— Достаточно? Неужели ты не понимаешь, что сделал Бланд? Он погубил нас всех. Нам никогда не выбраться живыми из этого льда. Ни Ларвику, ни всем остальным с «Валь-5». Он убил нас всех так же верно, как если бы скосил из пулемета.

— Вы, наверно, сумасшедший, — сказал Ваксдаль.

— Я не сумасшедший, — закричал Хоу. — Отвези меня к Бланду. Отвези меня к нему!

Ваксдаль отшвырнул его.

— Мы еще во всем разберемся! — уходя, бросил он через плечо.

Ночью на смену ледяному дождю пришел снег. Ветер насквозь продувал наши легкие палатки, и пища остывала прежде, чем успевали поднести ее ко рту. Еще не было восьми, когда мы улеглись спать. Все очень устали, и мне хотелось, чтобы люди набрались сил. Я установил двухчасовую вахту по два человека на дежурство.

Радио стояло между мной и Гердой, и мы лежали, прислушиваясь к монотонным вызовам «Южного Креста». Радист каждые пять минут вызывал «Валь-5», потом нас и наконец «Тауэр-3». Я выключил радио, экономя батарейки. И только наконец задремал, как тут же был разбужен громкими криками, ударами и треском льдин. Я с трудом выкарабкался из палатки и оказался в хаосе снега, где люди казались привидениями. Откуда-то из темноты раздался крик: «Эй! Скорее! Шлюпка!» Я подбежал на голос и вскоре понял, почему поднял тревогу дозорный. Свободной воды, где стояла наша шлюпка, больше не было. Оставалась лишь узкая щель, но и та уже почти закрылась. Пришлось вытаскивать шлюпку на лед, а потом тащить её к лагерю. За нашей спиной, словно гигантские челюсти, со стуком сомкнулись края двух льдин. Тут я начал понимать, насколько мы должны быть внимательными, если хотим выжить в этом ледовом аду.

Прежде чем забраться в палатку, я отдал свой свисток одному из дозорных. Мне вновь удалось задремать, но вскоре опять проснулся от звуков свистка и громоподобного столкновения льдин. Выйдя наружу, я увидел, что снег прекратился и ветер ослаб. Льдина была покрыта белым ковром снега, на фоне которого четко вырисовывался лагерь. Сначала я не понял причины тревоги. Но вдруг у меня под ногами задрожал лед, а дозорный показал мне рукой за палатки. Там снег был распорот широкой зигзагообразной темной линией. Она со стуком закрылась, потом открылась снова. И уже не закрывалась…

В эту ночь нам не было покоя. Лед атаковал нас со всех сторон. Мы заново разбивали палатки, пили горячий чай с ромом и ждали, что вот-вот льдина треснет опять.

— Каково же сейчас людям с «Тауэра-3», — вдруг сказала Герда.

— Меня больше беспокоит «Валь-5», — ответил я.

Она положила руку мне на плечо.

— Понимаю. Но вы не должны сердиться на людей с «Тауэра-3», Дункан. Они из Тёнсберга. Я их всех знаю. Это славные ребята. Не их вина, что так получилось.

— Важнее другое, — заметил подошедший Хоу. — Что замышляет Бланд?

— Бланд? Думаю, что он уже не станет нам досаждать. Теперь-то его люди поймут, чья правда. Что бы там ни было, ему конец. Или он умрет здесь, на льду, или предстанет перед судом как убийца.

— Это и делает его опасным.

— Нет, — продолжал я. — Вы не видели его лица во время пожара, когда он один стоял на мостике. Я хорошо разглядел его в бинокль. Он просто остолбенел от того, что произошло.

— Оцепенение пройдет, — настаивал Хоу. — И вот тогда-то он поймет, что у него есть еще шанс. Если он сможет выбраться отсюда — если он один выживет, а мы все погибнем, — тогда его цель достигнута.

— И все же ему не владеть компанией, — напомнил я.

— Он этого не знает, — отвечал Хоу из темноты. — Да кроме того, если состояние Бернта Нордаля перейдет к Джуди, а Джуди погибнет, то наследником будет он.

Сотрясения и скрежет льда постепенно стали утихать и к пяти утра совсем прекратились. Воздух был чистым и морозным, свежевыпавший снег слепил глаза. Повсюду лед излучал радужное сияние, а к югу и западу поднимались столбы серого дыма — морозное парение, вызванное теплым воздухом морских оазводий. Вдали виднелся обуглившийся остов «Тауэра-З».

Трещина, появившаяся ночью, закрылась, и внешне казалось, что мы в безопасности. Но под снегом скрывалось много трещин, и, кроме того, меня беспокоило громыхание льда к востоку от нас. Казалось, что из глубины пака на нас двигается огромная ледяная махина.

Моей главной целью было связаться с экипажем «Валь-5». Среди вещей, снятых с китобойца, были лыжи. После завтрака я взял с собой Кальстада, который считался лучшим лыжником в экипаже, и, связавшись вместе гарпунным линем, мы отправились туда, где в четверти мили к северу от нас торчал двадцатифутовый несяк. С его вершины можно было видеть черную кляксу «Валь-5». Судно завалилось набок, притертое к небольшому айсбергу наползшими друг на друга льдинами. Нас разделяла почти миля льда.

С помощью карманного зеркальца, взятого у Герды, я попытался установить связь с людьми на льду и даже принял какой-то ответный сигнал. И мы вернулись к своему лагерю. Герда встретила меня с серьезным лицом.

— Положение критическое, — сообщила она. — С юго-запада надвигаются айсберги. Я наблюдаю с утра.

— Есть какие-нибудь новости с «Южного Креста»?

— Йа. Приняв SOS с «Тауэра-3», они послали «Тауэр-1». Его капитан Ларсен сообщает, что приближается к цепи айсбергов милях в двадцати от точки, указанной «Тауэром-3».

Двадцать миль! А к юго-западу не было видно ни полоски открытой воды.

— Если бы только у нас был радиопередатчик, — пробормотал я. — Ведь бесполезно посылать сюда буксир.

— Возможно. — Герда пожала плечами. — Но это все, что мы получим. Не станут же они рисковать «Южным Крестом».

— А почему бы и нет?

— Нет, это слишком… слишком большая цена, даже ради трех китобойцев. Мы должны быть рады буксиру или в лучшем случае танкеру.

— Корвету сюда не пробиться. И сомневаюсь, сможет ли это сделать танкер. — Внезапно мне в голову пришла одна мысль. — Нам лучше перебираться с лагерем на тот несяк. Разделите вещи на две равные партии. Одну партию перенесем сегодня же.

Из упаковочных ящиков мы сколотили санки. Дозорных разделили: один должен был присматривать за лагерем, другой — идти к несяку. В первый переход я шел на лыжах и прокладывал путь. Там, где мне удавалась пройти, люди проваливались по пояс в рыхлый лед. Несколько раз провалились ведущие сайки. Потребовалось три часа, чтобы достичь цели. Полчаса на отдых — и потом назад — по тому же пути. Обратный переход занял у нас полтора часа. Герда, ответственная за другую вахту, встречала нас на лыжах. Она была возбуждена. Я понял это по той безрассудности, с которой она летела к нам навстречу по предательскому льду.

— Сюда идет «Южный Крест», — крикнула она.

— Идет во льды? — удивился я.

— Этого я сказать не могу. — Она покачала головой. — Но сразу же после вашего ухода капитан Ларсен говорил по радио. Ему мешают льды, и он не может найти проход. Эйде велел ему еще раз попытаться. Ларсен разведал пак на десять миль, испробовал все разводья, но никакого результата. Тогда Бланд сказал, что идет сюда с «Южным Крестом». Может, «Южный Крест» пробьется, а?

— Вы же сами говорили, что они ни за что не станут рисковать плавбазой, — напомнил я.

— Не знаю, не знаю…

Я понимал, что она хочет еще что-то сказать, поэтому приказал людям трогаться, а сам пошел на лыжах рядом с ней.

— Итак, что же еще говорил полковник Бланд?

— Это не Бланд, это был Ларсен, — девушка быстро взглянула на меня. — Он говорит, здесь целая цепь айсбергов — пять или шесть. Есть среди них крупные, и дрейфуют они в пак. Он говорит, что уже по широкому фронту лед сбивается в гряды торосов.

— Это те самые айсберги, которые вы видели утром?

Она кивнула.

В лагере, взобравшись на ящики, я насчитал на западе семь айсбергов. Возможно, они оторвались от шельфового ледника и удерживались вместе течением, принесшим их в наши широты. Они напоминали выстроившуюся в ряд эскадру парусных судов.

Вскоре Герда отправилась со своей группой к несяку.

Нам ничего не оставалось, как лежать в палатках, курить и слушать радио. Люди были радостно возбуждены, полны оптимизма. А когда «Южный Крест» скомандовал «Тауэру-1» стоять наготове и сам повернул во льды, они, как мне кажется, уже почувствовали себя спасенными.

Вскоре после восьми радист «Южного Креста» стал вызывать нас сперва по-норвежски, потом по-английски: «В 21. 00 мы даем дымовой сигнал. Повторяю: в 21. 00 мы даем дымовой сигнал. Как только вы заметите наш дым, ответьте любыми возможными средствами. „Южный Крест“ — китобойцам „Валь-3“, „Валь-5“… Я распорядился вскрыть один из бочонков с маслом и пропитать этим маслом тряпье. Нагромоздив друг на друга несколько ящиков, мы получили наблюдательный пост высотой футов в десять.

В девять часов радист «Южного Креста» появился в эфире с новым сообщением: «Даем дымовой сигнал. Мы прошли между вторым и третьим айсбергами и теперь находимся в трех милях к востоку от всей цепи. Если можете, дайте ответный сигнал».

Все мы, не отрываясь, следили за наблюдателем. Вот он вдруг потер рукой глаза. Я пожалел, что у нас не было темных очков. Вдруг он вытянул руку.

— Дым!

Люди ликовали. Двое пустились плясать джигу. Я приказал поджечь промасленное тряпье, но в последний момент отменил приказ. Наблюдатель тер глаза и тряс головой. Мы все замерли и ждали. Он снова показал рукой, но уже южнее. Я встал рядом с ним, чувствуя, как под нашими ногами ходят ящики. Дым был, но слишком близко и не там, где надо.

— По-моему, это морозное парение, — промолвил я.

Люди молча смотрели на запад, но разобрать что-либо было невозможно. В этой завесе ослепительного света искать дымовой сигнал «Южного Креста» было равносильно попытке разглядеть что-либо через калейдоскоп.

Громовой удар — и ящики так задрожали, что я спрыгнул вниз.

Появилась щель — черный шрам среди белого льда. Щель расширялась. Морозное парение поднималось наподобие тумана, все затемняя, экранируя солнце. Яркий свет и цветовые оттенки исчезли. Мир вдруг стал белым и холодным.

«Нам видны участки морозного парения, но никаких сигналов. Вы должны постараться дать нам сигнал. Лед становится очень тяжелым. Нам неизвестно, сколько времени мы сможем идти вперед».

С полчаса «Южиый Крест» молил нас сигнализировать. Наконец с плавбазы радировали: «Теперь мы продвигаемся вперед очень медленно. Айсберги вклиниваются в лед позади нас. Если мы не сможем уловить ваших сигналов, нам придется оставить попытку приблизиться».

Это было передано только по-английски, очевидно, чтобы не расстраивать рядовых членов экипажей. Но не понимавшие по-английски читали смысл сообщения на лицах тех, кто знал этот язык.

Вдруг один из наблюдателей закричал, и я вынырнул из палатки.

— Кто-то идет к нам на лыжах, — сообщил он.

Это был фотограф Бономи.

— Салюте, капитано! — Бономи тряс мне руку. — О, как приятно видеть вас, Крейг. Вы ничего не знаете?

— Что стряслось?

— Стряслось? Что стряслось? Боже мой! — Он возбужденно размахивал руками. — Эти люди ничего не хотят делать для Бланда или для помощников Ваксдаля и Келлера. Они не доверяют своим старшим и очень обозлены. Никакого порядка, никакого руководства. Ну, думаю, это опасно, и вот надеваю лыжи — и сюда.

— У них есть продовольствие?

— Когда мы покидали судно, все шло хорошо. А неприятности, они начинаются позднее. Один этот путь через лед! У вас есть радио? Скажите, какие новости? Там, — он кивнул в сторону «Тауэра-3», — у них нет никакого радио.

— У нас портативный приемник. Можно принимать, но нельзя передавать.

— Тогда вы будете знать, что происходят, ведь верно?

— Сам «Южный Крест» вошел в зону льда. Он просит дать ему сигнал.

— А, это замечательно! — Бономи просиял.

Как у него все легко! Я почти завидовал его уверенности в нашем спасении.

После пятичасового отсутствия прибыла Герда со своей партией. Я передал ей новости.

— Тогда они должны торопиться, — сказала она. — Лед становится плохим. Под напором взлетают целые льдины. Путь назад тоже был тяжелым. Лед вокруг нас начинает двигаться.

Я рассказал Герде, как открылась трещина, откуда шло морозное парение.

— Йа. Скоро нас ждут неприятности. Но сейчас холодает. Может быть, вода в щели и замерзнет. Тогда мы. смогли бы увидеть «Южный Крест» и подать сигнал.

Я взглянул на наш скарб. Целый день труда, а не было перевезено и четвертой части. Мы сели ужинать. Только я сделал последний глоток и принялся разжигать трубку, как меня позвали в палатку. Говорил «Южный Крест»: «… повторяем на английском. Мы прекратили подачу дымового сигнала. Если вы пытаетесь сигналить, продолжать не надо. Экономьте топливо. Нас временно задерживает лед, который здесь гораздо тяжелее. Буду радировать снова в 22. 30».

Люди ошеломленно молчали, когда я сообщил им это известие.

— Не понимаю, — сказал вдруг Бономн. — Как это можно задержать «Южный Крест»? Это ведь большое судно, а лед довольно тонкий. Мы вчера его проходили. Им же не обязательно проходить через айсберги. Они могут их обойти. Крейг! Что вы скажете?

— Откуда мне знать, — пожав плечами, ответил я.

Мне, должно быть, удалось заснуть, потому что я проснулся от того, что меня трясла Герда.

— По-моему, с радио что-то случилось, — прошептала она. — Уже за три, а ничего не удалось поймать.

Я сел и принялся возиться с ручкой настройки. Слышалось только слабое потрескивание на нашей волне. Зато на следующем диапазоне сразу же раздалась музыка, передаваемая с береговой станции.

— С радио все в порядке. Вы уверены, что не свернули ручку настройки?

— Нет, настройка была в порядке. По-моему, они замолчали. — Ее голос чуть дрожал.

— Но они знают, с каким беспокойством мы следим за их передачами. Они бы ни за что не пропустили ни одной. В 3. 30 я попытаюсь снова.

Я взглянул на часы. Было 3. 10. Я закурил трубку и сидел, прислушиваясь к грому торосов. Вдруг меня осенила чудовищная мысль: а что, если радист был слишком занят, чтобы вещать для нас?! Нет, это невозможно, думал я. Тут может быть только одна причина — другой радиообмен поважнее. Я снова взглянул на часы. Было 3. 14.

Дважды в час наступает трехминутный период радиомолчания. От 15 минут до 18 минут и от 45 минут до 48 минут все радисты на всех судах мира слушают на дежурной волне 500 килогерц, служащей для передачи сигналов бедствия. Я быстро включил радио и настроился на эту волну, посмотрел на светящийся циферблат своих наручных часов, и, когда минутная стрелка коснулась четверти, вместе с потрескиванием обозначился голос радиста. Название «Южный Крест» было повторено дважды. Я настроился на волну, и в палатке, отдаваясь эхом, зазвучал голос радиста: «Нас затерло льдами на 66°21' южной широты и 34°06' западной долготы. „Южный Крест“ обращается ко всем судам. SOS. Слышите меня? Нас затерло льдами на… «

Так продолжалось без конца. Тон радиста не менялся: обычный, лишенный всяких эмоций. Но монотонно повторяемые слова барабанным боем отдавались я мозгу, и я сидел, забыв о холоде, ничего не слыша, кроме этого голоса.

В палатке было тихо, но я знал, что ни один человек не спит и все слушают. Английский язык чередовался с норвежским, но сообщение было одно и то же. Потом в эфире прозвучал новый голос: «Хаакон» вызывает «Южный Крест». «Хаакон» вызывает «Южный Крест». Повторите свои координаты. Конец».

Координаты повторили. Минут пять длилось молчание. Затем норвежский плавучий завод снова вышел в эфир:

«Хаакон» вызывает «Южный Крест». Идем к вам на помощь. Сейчас мы на 64° южной широты и 44° западной долготы. Мы будем у вас приблизительно в 20. 00. Сообщите подробно обо всех обстоятельствах».

Я услышал голос Эйде:

«Вчера в 7. 30 мы прошли по широкому разводью между двумя айсбергами, спеша на помощь трем китобойцам: из нашего каравана, потерпевшим аварию во льдах. Примерно IB 19. 00 разводье кончилось, и мы вошли в зону льда. Это был не тяжелый, разреженный пак. В 21. 45 нам преградила путь масса очень тяжелого льда. Мы сделали попытку выбраться, дав задний ход, но айсберги нагромождали груды пака на пути нашего отступления. По-видимому, тут существует сильное дрейфовое течение на восток. Айсберги движутся вместе с течением. На востоке — шторм, который гонит лед на запад. Мы попали между этими двумя силами. Когда достигнете зоны льда, вы обнаружите цепь из семи айсбергов. Не вздумайте переходить за эту черту. Повторяю: не вздумайте переходить за эту черту. Будем держать вас в курсе всех событий».

«Хаакон» вызывает «Южный Крест». Спасибо за предупреждение. Сделаем все, что можем».

— Невероятно, — прошептала Герда.

Я ничего не ответил, чувствуя себя раздавленным и смятым. Но я сознавал, что здесь, на льду, рядом со мной пятнадцать человек, которые ждут, что я их спасу. Ответственность всей тяжестью легла на мои плечи. Герда взяла меня за руку.

— Вы должны крепиться, Дункан, поймите это.

В эфире на этот раз находились судно-рефрижератор «Юг» и танкер «Жозефина». Им было велено приблизиться насколько возможно, но держаться подальше ото льда. Вскоре после шести мы снова воспрянули духом. Пришло известие, что «Южный Крест» взрывом динамита расчистил участок воды, достаточный, чтобы развернуться и выйти изо льда.