Белый юг

Она закусила губу. Потом кивнула.

— Да, понимаю.

Я крикнул, чтобы готовили еду.

Хотя завтрак был отличным, все натянуто молчали. А когда с едой было покончено, люди снова стояли под открытым небом, не отрывая взглядов от крошащегося под тяжестью айсберга льда.

Теперь до айсберга не оставалось и трех сотен ярдов. А дальше лед громоздился все выше и выше зеленовато-голубыми скалами, холодными и спокойными, и исчезал в облаках.

Шум от разбивающегося льда был настолько сильным, что нужно было кричать, чтобы быть услышанным. Наш несяк вздрагивал, словно корабль, о который разбиваются гигантские волны. «Скоро мы должны спуститься в этот водоворот и постараться переправить тросы на уступ», — подумал я со страхом.

Критический момент наступил, когда льдина между лагерем и айсбергом раскололась с оглушительным треском. Ближайший к нам обломок встал почти вертикально и начал медленно переворачиваться. Какие-то секунды он висел над нами, затем рухнул в воду. Кромка льдины раскололась о передний выступ нашего убежища. Куском льда величиной с амбарную дверь сшибло одного человека из команды «Валь-5». Из нашего несяка вырвало огромную глыбу. Закипела черная вода. Затем льдины поспешно сомкнулись, закрыв пролом, втираясь и вгрызаясь друг в друга, словно пытались освободиться от страшного натиска.

С минуту никто не двигался. Вдруг Ханс издал вопль и, как затравленный заяц, пустился наутек. Мгновение люди смотрели на него неподвижно, зачарованно. Затем кинулся еще один, и секунду спустя бежала уже половина людей. Я бросился, чтобы остановить их, но Ваксдаль меня опередил. Он схватил первого побежавшего за мальчишкой и одним ударом огромного кулака сбил с ног, а затем, догнав Ханса, сгреб его одной рукой и повернул лицом к бреши. Бегущие остановились, тяжело дыша. Они стояли и смотрели на Ваксдаля, как стадо овец, которым преградили дорогу. Потом повернули обратно и пристыженно поплелись в лагерь. Из-за грохота торосящегося льда говорить с ними было невозможно. Тогда я собрал всех вокруг себя и повернулся лицом к наступающему айсбергу. Все последовали моему примеру. И пока китобои так стояли, чувствовалось, что нами овладевает успокоительное ощущение единства — единства цели в общей беде. Я взглянул на двухсотярдовую брешь, забитую вздымающимися льдинами, по которым нам вскоре предстоял переход, потом на Джуди. Она встретилась со мной взглядом и улыбнулась. И снова мною овладела уверенность.

Я прокричал людям, что сейчас мы приступаем к штурму айсберга. Джуди стояла рядом, и я услышал ее вопрос:

— Кто будет первым?

— Мы с Ваксдалем, — ответил я.

Кальстад помог мне срастить гарпунные лини. В тесном кольце окруживших нас людей был и Бланд. Глаза его лихорадочно блестели, и блеск этот казался странным порождением одновременно страха и ликования.

Сростки линей мы уложили в два круга на ближайшей к айсбергу стороне лагеря. Я взял по одному концу от каждого и, кликнув Ваксдаля, протянул ему конец одного из сростков, взял другой, и мы направились к кромке льдины туда, где она крутым откосом падала к поверхности сотрясающегося пака. Джуди подошла и поцеловала меня. Затем она взяла сросток и стала обвязывать его вокруг моего пояса. Вдруг в толпе что-то всколыхнулось, и Джуди отнесло в сторону. Выхватив у меня конец сростка, Эрик Бланд скользнул через кромку вниз, на паковый лед. Он держал линь в руке, и даже сейчас я вижу его, как он смотрит на меня оттуда с какой-то безумной ухмылкой, обвязывая линь вокруг талии и зовя Ваксдаля. Я потянул линь, но Хоу схватил меня за руку.

— Отпустите его! — прокричал он. — Говорю вам, отпустите его!

В этот миг я упустил единственный шанс остановить Бланда, ибо когда снова потянулся к сростку, то увидел, что он равномерно раскручивается: внизу Ваксдаль с Бландом продвигались по паку вперед. И тут я заметил, что у Бланда ботинки с шипами. Было ясно, что его поступок совершен не под влиянием минуты. Я оглянулся на людей. Они следили за ним во все глаза, некоторые даже с восхищением.

Двое внизу уже вступали в зону битого льда. Волоча за собой два тонких линя, они взобрались на кромку льдины, которая начинала медленно крениться, а затем, встав почти вертикально, скрыла их за собой. Затем раскололась и погрузилась в море, открыв нашим глазам Ваксдаля, прыгающего громадными скачками с одной хлипкой опоры на другую. Бланд лежал плашмя, прижимаясь к кромке льдины, которая медленно измалывалась в порошок. Мне показалось, что он ранен. Но тут Бланд подтянул виток линя, весь подобрался и прыгнул на глыбу величиной со шлюпку. Он чудом удержался на ногах и уже прыгал вслед за Ваксдалем с одной опоры на другую.

Они были в каких-то двадцати футах от уступа айсберга, как вдруг остановились, оказавшись перед полыньей, полной мелко истолченного льда. Ваксдаль смотал линь в кольцо я прыгнул… Сначала я думал, что прыжок ему удался. Но он провалился в лед, как в трясину, сначала по колено, затем дальше, пока не осталась видимой лишь верхняя часть туловища. Бланд колебался, глядя на Ваксдаля. Затем он немного отступил и бросился вперед. Пальцы Джуди впились мне в руку. Что бы она о нем ни думала, Эрик Бланд был все-таки частью ее жизни.

Он не прыгнул, а в полный рост распластался в красивом полете. Толчка хватило, и тело заскользило по поверхности льда. Потом он пополз вперед, делая руками движения, как человек, плывущий брассом, медленно подтягиваясь к цели.

И вот наконец он встал на уступ и вытащил Ваксдаля. Все бешено ликовали. Бланд и Ваксдаль стали символом воскрешенной надежды, посланцами жизни. Бланд, усмехаясь, смотрел на ликующих людей.

— Он смеется над нами, — заорал Хоу мне на ухо. — Бланд теперь сам себе хозяин. Вот чего ему хотелось.

Отмахнувшись от него, я крикнул Далю, первому помощнику «Валь-5», которого поставил руководить погрузкой, чтобы он переправлял инструменты и якоря. Их привязали к сростку линей, и, пока тянули через двухсотярдовую брешь Хоу все дергал меня за рукав и вопил:

— Говорю вам, он бросит нас!

— Не валяйте дурака! — рявкнул я. — Без шлюпок и припасов ему никуда не деться.

— Тогда переправляйтесь сами с первой же партией.

Я сердито потряс головой. Вся погрузка была рассчитана заранее: одна шлюпка, припасы, затем дюжина людей. Эта процедура должна повторяться, пока все не будет переправлено на уступ. И теперь, когда Бланд вместо меня подтянул лини к айсбергу, я, как руководитель, был обязан последним оставить лагерь.

Ваксдаль с Бландом работали как сумасшедшие, чтобы прочнее закрепить якоря. Как только это было сделано и два линя были перетянуты между айсбергом и льдиной, мы закрепили на блоках шлюпку, и она, провисая, двинулась вперед. На середине переправы шлюпка ударилась об лед, а когда была уже у самого уступа, вырвало один из якорей. К счастью, другой выдержал, и шлюпка была доставлена в целости. Но стало ясно, что на уступе необходимы еще люди. Пришлось отказаться от намеченного плана переправлять следом за шлюпкой партию продуктов.

— Мне кажется, вам нужно быть там, Дункан, — сказала подошедшая Герда. — Всякое может случиться.

Она была права. Я назначил Даля руководителем оставшихся людей и занял свое место в стропе.

Переправа над пропастью с колышущимся внизу льдом на провисающем лине была жестоким испытанием. Лини не могли быть все время натянуты, и, когда мы достигли середины, они настолько ослабли, что наши ноги касались шевелящейся поверхности льда. Все было бы не так страшно, если бы не одна льдина, расколовшаяся под нами. Она неожиданно встала на торец и в какой-то момент повисла над нашими головами. Казалось, еще мгновение, и она сметет нас, но все обошлось.

Когда мы начали переправлять последнюю шлюпку, то заметили, что наш старый лагерь на льдине сместился по отношению к айсбергу. Лини так туго натянулись, что, казалось, вот-вот порвутся. Мы успели как раз вовремя втащить шлюпку. Еще минута, и лини бы лопнули. Под натиском льда наш несяк захватило водоворотом и постепенно разворачивало в сторону.

Когда шлюпка подошла к уступу, люди бегом спустились вниз, травя линь с быстротой, на какую были только способны, пропуская его через руки. Вдруг кто-то закричал: убегал конец сростка. Я взглянул на темные фигурки, стоящие на льду. Люди молча смотрели на нас, застыв неподвижно, как вкопанные. Там оставались пятеро из экипажа «Валь-5» во главе с Далем. Льдину, на которой они находились, захватило мощным потоком и уносило прочь. Всей своей тяжестью мы налегли на последний оставшийся линь. Но его вырвало из рук, Мы ничего не могли сделать, только стояли, глядя на горстку одиноких и беззащитных людей среди бушующего хаоса.

Несяк, прибежище Даля и пятерых его товарищей, продолжал разворачиваться по кругу, будучи как бы в самом центре вращательного движения. Еще мгновение — и несяк раскололся. Двое несчастных бросились к нам по бешено сшибающимся льдинам и оказались в самой гуще битого льда. Через секунду на несяке я увидел только троих, стоящих там, где находился наш бывший лагерь. Один из них был Даль. Они, цепляясь за лед, карабкались на вершину глыбы, стараясь забраться как можно выше.

Стоять и смотреть на них было ужасно, тем более что на месте одного из них должен бы быть я. Джуди поняла мое настроение.

— Не твоя в этом вина, — тихо сказала она.

— Если бы мы приступили к работе на несколько минут раньше… — отвечал я, скрипя зубами от ярости.

Тут я заметил направляющегося ко мне Бланда. Он как-то изменился: стал уверенным и жестоким.

— Хочу сказать вам несколько слов, Крейг, — проговорил он. Неожиданная властность его тона заставила меня отвлечься от своих мыслей. Он говорил громко, и я заметил, что несколько человек оторвались от работы и наблюдают за нами.

— Ну?

— Впредь вы будете держаться от моей жены подальше.

— Это уж ей решать.

— Таков мой приказ, — сказал он.

Я смотрел на него с изумлением.

— Беритесь-ка за шлюпки, Бланд.

Он, усмехаясь, потряс головой. В его глазах был откровенный восторг.

— Вы тут не распоряжаетесь, мистер Крейг. Прошу понять, что теперь, когда Ларвик мертв, за старшего здесь я. — Он круто повернулся к людям, которые теперь уже все смотрели на нас. — В отсутствие своего отца я, разумеется, приму на себя руководство как его заместитель. Как командир, я переправил через лед лини. Крейг, как помощник командира, должен был согласно моей инструкции оставаться с замыкающей группой, но… — Он пожал плечами. — Понимаете, — обратился он ко мне, — вы слишком неопытны, чтобы в такой ситуации брать на себя какое-либо руководство. — Он резко повернулся и зашагал к людям.

Какое-то время я стоял неподвижно. «Прав был Хоу», — сверлила мысль. Бланд снова обрел уверенность в себе. Смерть Нордаля, нападение на судно — он все забыл.

Бланд стал выкрикивать распоряжения. На лицах людей я увидел изумление, но они готовы были идти за любым вожаком, лишь бы он вел. Бланд объявил о назначении Ваксдаля и Келлера своими помощниками. Люди колебались в нерешительности, поглядывая на меня. Бланд повернулся. Я приказал ему поднять один из упакованных ящиков. Он быстро перевел взгляд с меня на людей. Еще мгновение — и он сам поверил бы в то, во что ему хотелось верить: что он не несет ответственности за то бедственное положение, в котором мы оказались. Я повторил приказ — он не сдвинулся с места. Стало ясно, что остается только одно.

— Макфи, Кальстад, — приказал я, — арестуйте этого человека. — Затем, быстро повернувшись к Бланду, объявил: — Эрик Бланд, вы обвиняетесь в убийстве Бернта Нордаля, а также в умышленном нападении на «Валь-4», действии, которое привело к скоропостижной смерти двух человек и которое может явиться причиной гибели всех нас. Вы будете задержаны и преданы суку, когда мы вернемся на Большую землю.

Говоря, я все время наблюдал за его глазами. В какой-то момент в них появилась растерянность. Потом он засмеялся.

— Ничего у вас с этим не выйдет, Крейг! — заорал он. — Сначала вы пытаетесь украсть у меня жену, теперь же хотите с ее помощью захватить власть над компанией.

Я позвал трех человек с «Валь-4» и вместе с Кальстадом и Макфи двинулся на него. Он наблюдал за нашим приближением, и на одно мгновение мне показалось, что он не собирается драться. Вдруг он повернулся и соскользнул вниз по льду уступа. Я послал за ним Кальстада и остальных. Бланд стоял у вскрытого ящика и доставал из него винтовку.

Кальстад пустился к нему бегом. Потом он и остальные внезапно остановились. Бланд взвел курок и прицелился прямо в них. Он смеялся им в лицо. Сзади меня прозвучал выстрел. Я повернулся и увидел Ваксдаля, борющегося с Хоу. Ваксдаль держал его за руку, и, когда он выворачивал ее за спину, пальцы доктора разжались, пистолет упал на лед и исчез за кромкой уступа.

Бланд уже поднимался вверх, держа людей с «Валь-4» под дулом своей винтовки. Прищуренные холодные глаза, манера поведения и то, как он держал винтовку, ясно говорили, что он без колебания пустил бы ее в ход.

Бланд подозвал к себе Ваксдаля и Келлера. Затем на норвежском языке обратился к остальным. Люди поглядывали на меня, перешептываясь между собой.

— Он им говорит, что надежней иметь одного вожака, — перевела мне Герда. — Что здесь за старшего он и что, если они ему не подчинятся, это мятеж.

Бланда нужно было пресечь немедля. Я призвал людей к вниманию, но тут Джуди потянула меня за руку. Бланд заорал, чтобы я замолчал. Он приложил винтовку к плечу и нацелился прямо в меня.

— Молчи, Дункан, — умоляла Джуди. — Он выстрелит. Впереди еще много времени.

Хоу, стоя позади меня, сказал:

— Нужно отнять у него винтовку.

Пока мы размышляли, несколько человек двинулись вниз по откосу выступа к Бланду. Но не успел я сказать и слова, как мимо меня пронеслась Герда. Она встала спиной к Бланду и лицом к людям, преградив им путь. С горящими глазами она обрушила на них по-норвежски целый поток слов. Все остановились. Я слышал, как неоднократно повторялось «Нордаль» и «Валь-4». Герда открывала им всю правду, и люди возмущенно гудели.

Я взглянул на Бланда. Он опустил винтовку, так как был достаточно благоразумен и понимал, что, если он застрелит девушку, китобои рано или поздно его убьют. Затем повернулся и начал подниматься по откосу с побелевшим от ярости лицом. Я крикнул Герде, чтобы она береглась. Но она продолжала говорить. Бланд ударил ее сзади рукой по шее, оглушив одним ударом. Хоу, издав нечленораздельный вопль, ринулся вперед. Бланд встретил его ударом приклада в живот. Хоу согнулся, и тогда Бланд резко ударил коленом снизу вверх. Голова Хоу откинулась. Скользя, он падал на лед, но Бланд подхватил его. Я слышал его довольное рычание — наконец-то он добрался до этого Хоу! — и его кулак с силой обрушился на лицо несчастного. Хоу лежал на льду без движения, а Бланд остервенело пинал его ногами. На какое-то время он забыл обо всем, кроме удовольствия истязать бедного Хоу. В этот момент мы могли бы напасть на него, но всех нас словно загипнотизировало подобное проявление ярости. Когда же мы бросились на Бланда, он осадил нас винтовкой. Потом заговорил с китобоями по-норвежски.

— Он пытается их убедить, чтобы они шли за ним, — перевела Джуди. — Ты должен что-то предпринять, — добавила она. — Они могут пойти за ним, если мы их не остановим.

— С людьми поговоришь ты, — сказал я. — Все они тёнсбергцы. Говори об отце.

Джуди грустно посмотрела на меня и с неохотой вышла вперед. Она была очень бледна. Ей было трудно. Этот человек был ее мужем, а Джуди нужно было доказать, что Бланд убил ее отца. Некоторое время она и Бланд говорили одновременно. Потом внимание стало приковываться к ней. Бланд смешался и замолчал. Он беспокойно переводил взгляд с лиц людей на Джуди и снова на людей, все крепче сжимая винтовку. Затем приказал всем следовать за собой. Китобои стали совещаться. Он снова позвал их, но ни один не двинулся с места.

— Хорошо, — крякнул Бланд по-английски. — Живите тогда как знаете. Оставайтесь с Крейгом и увидите; к чему это приведет. — Он повернулся ко мне. — Теперь вам за них отвечать, Крейг. — По льду уступа он каблуком прочертил линию. — Ваш лагерь за этой чертой. Всякий, перешедший за эту черту, будет застрелен. Понятно? Палатки и прочие вещи вам будут выданы. Раз в день, в полдень, будете присылать двух человек за провиантом. Бономи!

Маленький итальянец вздрогнул.

— Си, синьоре.

— Готовить еду умеете?

— Немного. Но я не…

— Будете тогда готовить для старшего состава. Ступайте вниз и доложите Ваксдалю. Всем остальным возвращаться назад, вверх по уступу! Марш! Пошевеливайтесь!

— Как насчет шлюпок? — спросил я.

Бланд взглянул на меня. Он тяжело дышал, и глаза его блестели.

— Шлюпки останутся у меня. Я позабочусь о них. — Он повернулся к Джуди и сказал: — Тебе лучше оставаться со своим дружком.

Она молча отвернулась. Бланд наблюдал за ней, и в его глазах было странное выражение. Мне кажется, это могло быть сожалением, внезапно проснувшимся чувством печали по тому, чего уже не вернешь. Герда пришла в себя и, шатаясь, поднялась на ноги. Я взял двух человек, и мы подобрали Хоу.

Бланд не стал испытывать терпение людей. Он сразу же приступил к выдаче палаток и прочего имущества. Самое лучшее он отобрал для себя и своих помощников, но все же и нам досталось довольно много. Мы стали готовить площадки под палатки и вырубать углубление в задней стенке уступа, чтобы обеспечить дополнительную защиту от ветра.

Джуди и Герде выделили отдельную палатку. Джуди сразу заползла в нее и больше не показывалась.

На исходе дня после ужина в нашу палатку вползла Герда.

— Что думаете делать, Дункан? — спросила она.

— Ничего, — сказал я.

— Но вы ведь должны что-то сделать.

— Не сейчас, — ответил я.

Герда села рядом с Хоу и взяла его руку. Я вспомнил о Джуди и спросил Герду, хорошо ли она себя чувствует.

— Думаю, что да. Правда, ей очень тяжело, — Герда робко взглянула на меня. — Ее положение… думаю, оно не такое уж приятное. Да к тому же она считает, что вы должны что-то сделать. Вы заставили ее выступить перед людьми. Ей пришлось перед всеми выворачивать свою душу ради того, чтобы они пошли за вами, а не за Бландом. Теперь она считает, что вы должны… — Она остановилась в нерешительности.

— Что должен? — спросил я.

— Прошу вас, не обижайтесь, Дункан. Это так трудно… Но она считает… что вы должны оправдать доверие людей, взять верх над Бландом. Это… это не то, что она в вас не верит. Но… вы должны постараться понять. Для нее это ужасно, такое положение.

— Чего же она от меня ждет? — спросил я хрипло.

— Не знаю. Поймите, ей очень трудно. Бланд ее муж. И он убил ее отца. Любит она вас, а распоряжается всем Бланд, которого вы же спасли от верной смерти.

— Герда права, — сказал Хоу, едва произнося слова распухшими губами. — Они обе правы. Мы должны что-то делать.

— Да, но что? — спросил я с раздражением. — У нас нет никакого оружия. У Бланда три винтовки и около тысячи патронов. И он не прочь пустить их в ход. Здесь нет ночи, когда мы могли бы захватить его врасплох. А люди сейчас сыты и впервые за много дней чувствуют себя в безопасности. Когда припасы будут подходить к концу и они придут в отчаяние, вот тогда, возможно, мы и нападем на Бланда.

— Это может быть слишком поздно, — вмешалась Герда. — Будет шторм, и этот айсберг вырвется из пака. Тогда Бланд удерет в одной из шлюпок, а остальные продырявит. Его единственный шанс — спастись одному.

— Нам нужно подождать, — упрямо ответил я. — Не беспокойтесь: время и лед сломят его упорство. Как бы то ни было, сейчас я не собираюсь рисковать чьей-либо жизнью, включая и свою собственную, и не буду раньше времени пытаться овладеть запасами. Теперь предлагаю немного отдохнуть.

Герда еще поговорила с Хоу и ушла. В палатке воцарилась тишина, то и дело нарушаемая грохотом льдин, напоминающим о неумолимом шествии айсберга через пак.

Вдруг Хоу достал какую-то металлическую пластинку и принялся обтачивать ее напильником. Эти звуки сливались со скрипом льдин и разрывали нервы, пока я не уснул.

Я не собираюсь описывать каждый час нашего пребывания на айсберге. Дни походили один на другой. Лично для меня это было время одиночества и ожидания. Теоретически я был командиром, и мне приходилось нелегко. С людьми «Валь-4» все было в порядке. Я держал их в руках с помощью Герды. Но с другими было сложнее. Даже для экипажа «Тауэра-3», которым мне пришлось командовать на пути из Кейптауна, я был чужим. С нами их удерживало только то, что они были тёнсбергцы и верили рассказу Джуди о смерти ее отца. Некоторые из них могли в любой момент присоединиться к Бланду, у которого были шлюпки и продовольствие. От Бономи люди знали, что в лагере Бланда много продуктов и табака. Стоит только перебежать одному, как начнется повальное бегство. Мои приказы стали почти просьбами, а Джуди продолжала скрываться в своей палатке и отказывалась со мной разговаривать.

Я очень беспокоился за нее и за Хоу. Он тоже почти не вылезал из палатки. Все время молча обтачивал свою железку, заостряя конец, который получался двугранным, как копье. Напильником он словно скреб мне по нервам. Наконец мое терпение лопнуло.

— Ради бога, — рявкнул я на него, — перестаньте! Слышите?

Он смерил меня мрачным взглядом и продолжал свое дело. Макфи выхватил у него железку и выбросил из палатки.

— Может, теперь дашь нам поспать, ты, сумасшедший?

Хоу смолчал, но той же ночью я проснулся от скребущего звука напильника. Я обругал Хоу, а он спокойно сказал:

— А что бы вы делали, если бы Бланд убил вашего отца? Если бы я был его законным сыном, Нордаль и то не смог бы сделать для меня большего. Думаете, я не знаю, как мне поступить? Я давно бы пристрелил Бланда здесь, на этом уступе. Нужно же было вмешаться этому Ваксдалю, черт его подери! Клянусь, убью их обоих, если понадобится. Убью их всех, если они…

Хоу говорил об убийстве, и только об убийстве. Я уснул под монотонное звучание этого голоса и проснулся опять под скребущий звук напильника.

Утром пришлось рассказать Герде, что задумал Хоу. И когда она отобрала у него эту злосчастную железку, он вел себя, как дитя, у которого отняли любимую игрушку. К вечеру новая железка снова была у него, он водил по ней напильником с отчаянной энергией. Макфи вырвал у него из рук железку и выбросил за уступ на лед. Хоу расплакался. Но к началу следующего дня он опять трудился уже над другим куском металла. Мы оставили доктора в покое.

Чтобы занять людей работой и поддерживать в них хоть какую-нибудь надежду, я заставил их вырубать ступени в боковой стенке айсберга.

Мы установили постоянный дозор, и день ото дня, по мере того как пролагали себе путь наверх, дозорный пост перемещался все выше и выше. Наконец он расположился на плоской вершине айсберга, что-то около ста двадцати футов над паком.

23 февраля, незадолго до полудня, взволнованный дозорный вытащил меня из палатки.

— Херр каптейн, там дым! — воскликнул он.

— Дым? — удивился я.

По ступенькам я вскарабкался на дозорный пункт и увидел на юго-западе огромный столб дыма.

Этой же ночью, как только солнце скользнуло за горизонт, мы увидели под дымом красное зарево. Весь лагерь ревел от восторга. У каждого мелькнула мысль о спасении. Мне пришлось им сказать, что, возможно, экипаж «Южного Креста» поджег выпущенное из судна горючее, чтобы огонь и дым служили для спасательных судов маяком. Но даже это не охладило пыла моих людей. Если уж потерпевшие с «Южного Креста» решились дать сигнал, значит, поблизости непременно должны быть спасатели. На протяжении двух дней царило радостное оживление. Потом на нас обрушился штормовой ветер, принесший с собой ледяной дождь со снегом…

О спасении больше никто и не заикался. Да и вообще мы почти не разговаривали. Под тяжестью ветра люди прилипли к поверхности айсберга, точно мухи к липучке, а снег накапливался вокруг нас и замерзал. Ежедневная доставка получаемой у Бланда провизии стала сложным делом. Во время шторма мы потеряли одного человека. Он отправился с двумя другими и больше не вернулся.

Шесть бесконечных дней мы лежали, оцепенев от стужи и голода, в палатках, засыпанных снегом со льдом, в тесноте и грязи. На шестой день ветер стих… Люди, вернувшиеся от Бланда, пожаловались на скудность выданного им провианта. Бономи шепнул им, что пищи в нижнем лагере было еще много, и его слова вызвали общее возмущение.

— Настал момент, которого мы ждали, — прошептал Хоу, отозвав меня в сторону.

— Если их вести в таком состоянии, — сказал я, — они разграбят все припасы. Четыре человека, пусть они даже едят вволю, все же не уничтожат весь провиант, предназначенный для сорока с лишним человек.

— Это тот случай, которого мы ждали, — настаивал Хоу. Его глубоко запавшие глаза лихорадочно блестели.

— Нет, — отрезал я и стал спускаться по уступу.

У баррикады из смерзшегося снега, обозначающей границу между двумя лагерями, стоял Бономи.

— Мне нужно поговорить с Бландом, — сказал я.

Он приложил палец к губам.

— Сначала мне надо с вами поговорить.

— Что случилось? — спросил я. Говорить с ним у меня не было желания.

— Я твердо убежден: Бланд проявляет беспокойство. Ваксдаль и Келлер начинают догадываться, кто убил Нордаля и протаранил ваше судно. Эрик велел им заткнуться. Один раз даже ударил Келлера. А сейчас сидит мрачный… Думаю, теперь ему не до сладкого сна.

— Это правда, Бономи? — строго спросил я.

— Нечего и говорить об этом, если это неправда. Говорю вам, Бланд все больше боится. Эрик все время надеялся, что айсберг вырвется из пака. Но теперь на этот счет у него уже нет никаких иллюзий. Думаю, Бланд скоро покинет лагерь. Продуктов осталось только на двадцать пять дней, а сокращать рацион он больше не осмелится.

— Идите и скажите ему, что мне нужно с ним поговорить.

Бланд поднялся ко мне по склону, я увидел, что его самоуверенность пропала. Он выглядел сытым, но глаза ввалились.

— Ну? — промолвил он, пытаясь приобрести прежнюю уверенность.

— Люди жалуются на рацион, — сказал я.

— Ну и пусть себе жалуются.

— В вашем-то лагере уж наверняка нет никакого ограничения в еде, — последовал мой упрек.

— А зачем ему быть? — сказал Бланд. — Они ведь сами сделали выбор.

— Люди становятся отчаянными, — предупредил я его. — Если вы не будете осторожны, они нападут на припасы и захватят их. Вы понимаете, что это значит, не так ли, Бланд?

Он нервно провел языком по растрескавшимся губам.

— Я пристрелю каждого, кто попытается на нас напасть. Передайте им это, Крейг. И передайте также, что если им недостает пищи, то это не моя вина.

— Они этому поверят, когда будут знать, что вы сидите на той же норме рациона, что и они, — отвечал я. — На сколько дней осталось припасов? Бономи говорит, только на двадцать пять.

— Черт побери этого ублюдка! — пробормотал Бланд. — Слишком уж много он болтает.

— Это верно, Бланд?

— Верно. Вы будете получать нынешнюю норму рациона еще двадцать пять дней. Все. Можете это передать.

Я быстро подсчитал в уме количество продуктов, которое могут уничтожить четыре человека, не ограниченные рационом, за этот период.

— Для моих людей нужно продовольствие на тридцать дней, три шлюпки и снаряжение для плавания — все это к наступлению ночи, — сказал я.

Бланд вытаращил на меня глаза, и было видно, что мой тон его испугал.

— Осторожнее, Крейг, или совсем прекратится выдача провианта.

— Если то, что я прошу, не будет сложено у этого барьера к восемнадцати ноль-ноль, не отвечаю за последствия. Это ультиматум, — добавил я и ушел.

Я рассказал людям о том, что сделал, и впервые за много дней увидел на лицах улыбки. Голодные люди кучками собирались у снежного барьера. Бланд с беспокойством наблюдал за ними. В нижнем лагере оба его помощника вместе с Бономи занялись перетаскиванием припасов. Бланд с винтовкой в руках нес охрану. Мы разрушили снежный барьер, и шлюпки, снаряжение, провизия были переправлены наверх, в лагерь.

…Миновал конец месяца, и в своем вахтенном журнале я сделал записи для того, чтобы зафиксировать течение времени. Теперь по ночам наступал период темноты, который удлинялся с ощутимой быстротой. За десять дней нам только один раз привелось увидеть проблеск солнца. По моим расчетам, мы находились примерно в 230 милях северо-восточнее того места, где покинули «Валь-4».

Все это время Хоу продолжал тайком работать над своей железкой. Каждый раз, стоило Герде или кому-нибудь из нас войти в палатку, он прятал ее и тихо лежал. Меня очень беспокоила Джуди. Она не разговаривала со мной со дня переправы на уступ. Герда говорила, что иногда, просыпаясь ночью, она слышала, как Джуди плачет и зовет отца.

— Вы должны что-то сделать, — сказала мне однажды Герда. — Если ничего не сделаете, она погибнет.

Я зашел к Джуди в палатку и попытался с нею заговорить. Она молча смотрела на меня огромными глазами и не узнавала.

В этот же день, 8 марта, над лагерем пролетел самолет. Нам нечем было подать сигнал, и с самолета полузасыпанных снегом людей не заметили. Мы свалили в кучу все, что могло гореть, и вели непрерывное наблюдение, взволнованные этим новым проблеском надежды. Двумя днями позже к югу от нас появился еще один самолет. Я поймал его в бинокль, но он был слишком далеко, чтобы мог увидеть наш дым.

Потом пошел дождь со снегом, и мы больше никогда, даже мельком, не видели поисковых самолетов. В лагере потянулись монотонные дни голода, холода, и надежда постепенно гибла.

Однажды среди ночи меня разбудил один из дозорных и сообщил, что мимо него без единого слова прошел Хоу, направляясь в нижний лагерь. Мы обнаружили его на спуске на полпути от лагеря. Хоу тихо стоял, сжимая в руке острую, как копье, железную леерную стойку.

Он позволил мне взять оружие, а когда я вел его назад, плакал. Все равно Хоу ничего не мог бы сделать: внизу я заметил движение и понял, что там поставили часового.

Шторм больше не повторялся. Но продуктов было очень мало, и люди постепенно ослабевали. Жизнь превратилась в монотонное ожидание конца. Дозорные больше не обыскивали взором небо в поисках самолета; глазами, воспаленными от непрестанного яркого света, они вглядывались в ледяные дали, стараясь уловить хоть что-нибудь, что годилось бы в пищу. Движение айсберга во льдах постепенно замедлялось. Все стало гораздо спокойнее: казалось, над нами медленно воцаряется безмолвие смерти. Вокруг простиралась безжизненная пустыня. Горючее тоже почти подошло к концу. Без горячей пищи мы продержимся недолго.