К счастью, через некоторое время Витька научился спокойнее относиться к изменившейся картине мира, а то так – это, конечно, очень хорошо, но все же грозит некоторыми неудобствами. Особенно в школе. Ничего хорошего не будет, если на уроке по литературе его вдруг осенит, насколько сильно учительница похожа на старую ленивую жабу. Но все равно обратная дорога пролетела совершенно незаметно: казалось бы, вот только-только они поехали обратно в Тверь, а вот уже и знакомые дома на улице Благоева.
– Ладно, – сказал Витька, глядя на такой знакомый (и такой – совершенно – абсолютно – грандиозно – незнакомый! Черное и белое! Линии и круги! Шорох и свет!) угол дома номер 11.
– Ладно, – повторил он, встряхиваясь и приходя в себя. – Пойду я, пожалуй… Кстати, – Витька замялся, – можно попросить тебя об еще одном небольшом одолжении?
Рорик кивнул:
– Слушаю.
– Я тут, уходя, наплел родителям всякого бреда. Про выставку, про свою гениальную мазню… Ну теперь это вроде как правда, но мне бы не хотелось… это с одной стороны, с другой стороны – правду им говорить все равно бесполезно. Без этого твоего Знака Истины ни за что не поверят, хоть чем я клянись. Ты бы не мог как-нибудь…
– Уже сделано, – ответил Рорик. – Они ничего не забудут, но и не будут тебя ни о чем спрашивать. Им просто будут совершенно неинтересны события прошедших дней.
– Ага… пойдет, я думаю. Ну еще раз спасибо… Что, давай прощаться, что ли? – Витька вылез из машины. Рорик тоже вышел, встал рядом:
– Давай. Как у вас принято прощаться?
Витька пожал плечами:
– Ну… я не знаю даже… Обниматься – фу, эти нежности телячьи! Давай просто друг другу руки пожмем и – до свидания.
– Давай. – Рорик протянул руку.
Витька пожал ее, на секунду ощутив под ладонью какие-то совершенно непривычные очертания.
– Ну удачи тебе. Желаю тебе поскорее найти твою… твоего соотечественника. Сколько там тебе точек-то осталось?
– Пятьсот двадцать одна.
– Чего, – удивился Витька, – их же вчера двести было или около того?
Рорик улыбнулся:
– Новые появляются. Но не беспокойся за мою миссию, я уже доработал поисковое заклинание. Теперь я еще знаю время последней встречи ар-Лорин с найденным субъектом. Так что из этих пятисот наиболее вероятных не больше двух десятков.
– Чё, правда? – Витька тоже улыбнулся. – Ну тогда ладно. Рад за тебя. До свидания. Заходи, если что, я всегда тебе рад буду, а то и вместе с этой… ну кого ищешь. А? Хоть увижу ее?
– Сожалею, – ответил Рорик, садясь в машину, – но не думаю, что у нас будет на это время. Но если будет – тогда обязательно зайдем. До свидания.
– Ты, когда ее найдешь, влюбись в нее обязательно! – крикнул Витька вдогонку. – Потом все намного проще будет, точно тебе говорю.
Рорик ничего не ответил, хлопнула дверь, негромко заворчал двигатель, и машина укатила в сгущающиеся зимние сумерки. Витька вздохнул и пошел домой.
Лифт не работал, и Витька, еще раз горестно вздохнув, пошел на шестой этаж пешком. На половине дороги его чуть не сшиб с ног кто-то несшийся сверху.
– Смотри, куда прешь, – сказал Витька, восстанавливая равновесие и отряхиваясь. – Петька?
– А, привет, Вит, – радостно отозвался Петька. – Уже вернулся? Мне твои сказали, что ты в Москву уехал. Свезло тебе, да? Чего там видел, рассказывай.
– Чего – Москва как Москва, – равнодушным голосом отозвался Витька.
– Ты чё нерадостный такой? – Петька отстранился. – Чё, не взяли твои картины?
– Да нет, Петь, с картинами все нормально. Я и в самом деле великий художник. Теперь. Просто я с одним… человеком подружился, а теперь мы с ним, наверное, никогда не встретимся.
– Да ну, брось. – Петька развеселился и хлопнул Витьку по плечу. – Тоже придумал! Увидишься еще. А если и не увидишься, чего расстраиваться – можно подумать, у тебя других друзей нету. А кстати, я чё заходил-то. – Петька заливисто засмеялся.
– И чего? – Витька не понял. – Чего смеешься-то?
– Да ты же не знаешь! Тебя же седня в школе не было. Прикинь, чё Колян отмочил! Ну этот, рыжий, из седьмого «Б»?
Витька похолодел:
– И чего?
– Рехнулся! – торжественно провозгласил Петька. – Натурально, прикинь. Но самый смак в обед был, блин, жаль, я не видел – домой убежал сразу, дурак. Но Серый видел – чуть не уписался со смеху, говорит.
– Ну чего было-то?
– Значит, так. Колян зашел в раздевалку, там весь разделся догола и прямо так пошел через всю школу на третий этаж в кабинет директора. Прикинь! Как есть голый, даже без трусов! Все видят, ржут, а он себе идет. Так прямо в кабинет и зашел. К директору, представляешь? Без трусов! Ой я не могу. – Петька согнулся и зашелся в неудержимом приступе смеха.
Витька представил и сам тихонько засмеялся.
– А дальше что?
Петька отсмеялся, вытер глаза.
– А потом рехнулся окончательно. Чё там в кабинете было, никто не видел, говорят, он там чё-то директору сказал. А потом совсем с ума сошел. Директор ему чё-то говорит, а он орет: «Чё вы делаете, вы меня не видите», – и бегает по кабинету. Еле его из кабинета вытолкали, так он в коридоре беситься стал. Как кто-нибудь на него посмотрит, он кричит: «Ты меня не видишь, сука», – бросается и драться начинает. И так, пока санитары не приехали.
– А потом?
– Потом увезли его в дурку. Пока ничё не слышно. Лечить будут, видимо. – Петька задумался, потом снова захохотал: – Голым – к директору… У-уу! Вот отмочил!
– Ага, – сказал Витька улыбаясь. – Пошли ко мне зайдем. Я там поздороваюсь, поедим, потом отпрошусь, погуляем. Серый где?
– Серый? Во дворе – нас ждет. Ну подождет. Пошли.
И двое друзей пошли вверх по лестнице, оживленно болтая и посмеиваясь. Начиналась эпоха, которую скоро назовут «Эпохой возрождения импрессионизма».
РОРИК
Возле серого двухэтажного здания, куда вела нить, он вдруг заметил выходящего из машины плотного человека, и рука сама метнулась вперед, неуловимо быстро рисуя контуры
Принципа Повиновения– перед ним был ВРАГ. Заклинание, однако, цели не достигло – противник был магом и держал наготове защиту от принуждений. Более того, Рорик потерял фактор внезапности: человек обернулся и крича: «Держите его, это опасный преступник!», выхватил из странной сумки на боку небольшой предмет незнакомых очертаний, окруженный смертоносной аурой – несомненно, оружие. Рорик знал, на каком принципе основано большинство видов местного оружия, и настроенный на быстрые предметы
Щит Непроницаемостиокружал его с первых мгновений пребывания в этом мире. Не зря – об него моментально расплющилось несколько кусков мягкого металла. Рорик взвинтил восприятие и бросил в противника парализующую
Цепь Энергий– ему вовсе не хотелось убивать врага, ему было необходимо его допросить. Цепь противник тоже отразил, и Рорик почувствовал раздражение – ему непривычно было вести бой, не видя его линий вероятности. И он сделал ошибку – накрыл пространство вокруг
Дрожью– простым, но эффективным заклинанием, от которого очень сложно было закрыться. Как ни странно, противник был защищен и от этого заклинания, но защита его не спасла – от
Дрожисдетонировал порох во всех патронах в радиусе полукилометра. Пистолет взорвался в руках мужчины, и осколок затвора прошел через глаз прямо в мозг, поставив крест на надеждах Рорика быстро получить всю интересующую его информацию. Находившиеся поблизости милиционеры, уже начавшие доставать свое оружие, тоже получили травмы различной степени тяжести, двое из них – несовместимые с жизнью. И вообще, в здании районного УВД, рядом с которым сейчас стоял Рорик, было много патронов.
Рорик вернулся в нормальный ритм, посмотрел на лежащего на земле мужчину, быстро оценил объемы нечаянного разгрома и преисполнился раскаяния. По его вине пострадали люди, не бывшие врагами ни ему, ни его народу. Он быстро заметил двоих лежащих, чья жизнь утекала быстро, как вода из разбитого кувшина, остановил кровотечение и подлил своей жизненной энергии. Остановил кровотечение у всех остальных раненых, снял болевые ощущения. После, наложив
Полог Невидимостии отправив в разные стороны несколько фантомных слепков, быстрым шагом зашагал прочь. Больше он ничего не мог сделать, поскольку лечебной магии не учился совсем. Что же касается приведшей его сюда поисковой нити, то Рорик решил отложить поиск этого человека на потом – там сейчас неизбежно возникнет суматоха, могущая сильно помешать Рорику в его нынешнем состоянии. Сокрушительная неудача с захватом «языка» заставила его крепко задуматься.
Поисковое заклинание зацепилось за следователя Сорокина, всего на каких-то сто метров промахнувшись мимо основной цели. Но Рорик этого не знать не мог и пошел в другую сторону – туда, откуда приехал его враг. Возможно, там найдутся другие следы.
Место, где его, ныне мертвый, противник проводил большую часть времени, Рорик нашел быстро – большое четырехэтажное здание, облицованное белым мрамором. Словосочетание «Федеральная служба безопасности» ничего не сказало Рорику и уж тем более ничего ему не сказал дежурный у входа – он не увидел ни открывшейся двери, ни странного посетителя.
Но зато Рорика хорошо увидели камеры слежения.
Рорик быстро нашел кабинет мертвого врага, в остальном же его ждало разочарование: никаких зацепок здесь не было. Он быстро осмотрел помещение, но ничего, имеющего отношение к предмету его поисков, не обнаружил. Подумав секунду, шавелар счел обыск помещения нецелесообразным – сделанный им за полминуты
осмотрв любом другом помещении выявил бы намного больше, нежели обыск, произведенный десятком специалистов за весь день. В любом другом, но не в этом. В одном из ящиков стола лежали два предмета, рассмотрев которые, Рорик чрезвычайно удивился бы. Но предметы эти были защищены от сканирования, и защита эта была достаточно хороша, чтобы заметивший их Рорик счел их какими-то канцелярскими принадлежностями. Его в некотором роде оправдывало то, что защита эта была свойством самих предметов – местные маги не были достаточно умелы, чтобы создать подобное. Но все же то, что делало Рорика непревзойденным бойцом и отличным следопытом в обычной обстановке, опять подвело его в Твери: он слишком сильно полагался на свои предикторские способности и, лишенный их, делал ошибку за ошибкой. Помня о непредвиденных способностях погибшего хозяина кабинета, можно было предположить наличие магически защищенных закладок в кабинете и подвергнуть его хотя бы просто более тщательному осмотру. Попади сейчас
Доспех Раньжиему в руки, это сильно изменило бы все последующие события и позволило бы избежать многих крупных потрясений. Но Рорик не стал задерживаться в кабинете – он почему-то чувствовал себя в этом здании неуютно. Он попытался в очередной раз пусть даже не войти в состояние
арри,а хотя бы просто считать вероятностную картинку – попытался раз, наверное, в тысячный, если не больше – но безуспешно. Будь Рорик знаком с телевидением, он сравнил бы это с попыткой смотреть телевизор, в который вместо антенны воткнут кусок проволоки – какое-то изображение есть, доносятся обрывки звуков, но хотя бы примерно определить, что там показывают и о чем говорят – никакой возможности. Тем не менее беспокойство его усилилось, и шавелар поспешил к выходу из здания.
Полог Невидимостишестого уровня окружал Рорика мерцающим пузырем, встречающийся в коридорах народ не обращал на необычного посетителя никакого внимания, и сам Рорик тоже перестал присматриваться к встречным. На появившийся в очередном коридоре отряд мужчин в странной экипировке он просто не обратил внимания. Пять человек в обычных штатских костюмах, но с какими-то закрывающими лицо приспособлениями на головах выскочили в коридор с лестничной площадки и закрутили головами. Рорик не заметил, что очень скоро все пятеро стали смотреть именно в его сторону. Даже когда один из них (видимо, командир) крикнул, выхватывая оружие, «Ложись!», Рорик не понял, что это связано с его персоной. Ему потребовалось непростительно долгое время – почти секунда, – чтобы сообразить, что его видят. Все, кто был в коридоре, попадали на пол с такой скоростью и выучкой, словно ежедневно тренировались это делать, а пятеро новоприбывших открыли огонь. Теперь у Рорика уже не было причин надеяться на собственную невидимость – пули летели именно в него. К счастью,
Щит Непроницаемостивсе так же защищал его, но тут шавелара подстерегал еще один сюрприз. Пули останавливались, наткнувшись на щит, но не плющились и не опадали, как это было двумя часами раньше, а зависали в воздухе и окутывались облачком дыма, из которого вылетала маленькая стрелка. И стрелка эта проходила сквозь щит так, словно его и не было. Рорик почувствовал несколько болезненных уколов по всему телу, но еще болезненнее было ощущение проигрыша – первый ход явно оказался за противником. Шавелар взвинтил восприятие, и настолько велика была его растерянность, что он просто отступил назад, до того места, где коридор поворачивал влево, и укрылся за углом. Это при том, что на повышенной скорости противник не мог оказать ему никакого сопротивления и был полностью в его власти. Из-за угла донеслись растерянные возгласы, выкрик: «Лацис, я его не вижу. Он пропал!» Тот же голос, что кричал «Ложись!», ответил: «Он ускорился! Не упустите его, стреляйте, сейчас яд подействует!» И без всякой связи: «Не дайте ему надеть браслеты! Или всем звездец!» «Какие браслеты?» – удивленно подумал Рорик. Думалось почему-то с трудом. Мысли ворочались в голове, как мухи в меду. Яд! Рорик вздрогнул и быстро (точнее, ему показалось, что быстро, на самом деле прошло почти три секунды) прогнал через собственное тело очищающее заклинание. Стрелки, несомненно, были начинены каким-то парализующим ядом. В другое время эта новость чрезвычайно заинтересовала бы Рорика – считалось, что обладающие полным комплексом
Фэй-ан(к каковым себя относил и Рорик) невосприимчивы к любым видам ядов, но сейчас ему было не до открытий – враг опять оказался на высоте. Шавелар снова ускорился и вовремя: первый из бойцов противника уже добежал до угла и, более того, уже выстрелил – заостренный металлический предмет висел в воздухе, медленно двигаясь к шавелару. Рорик разозлился, в основном на себя: до него только что дошло, что противник не может ему ничего противопоставить в ускоренном режиме. И хотя сам Рорик мог находиться в таком режиме секунд пять максимум, этого с лихвой должно было хватить на то, чтобы устранить всякое сопротивление. Он кинул в противника несколько заклинаний, но все они были отражены контрзаклинаниями, и это при том, что враги совершенно определенно не могли действовать в таком темпе. Время выходило – Рорик еще не восстановил организм после прошлого ускорения, а враг все еще не был обезврежен. Шавелар разозлился еще больше и просто прошел по коридору, снимая с голов противника странные шлемы и выдергивая из рук оружие. Толкнул образовавшуюся кучу металлических конструкций в сторону ближайшего окна, зашел за ближайший угол и вернулся в нормальный ритм. Сзади донесся звон разбитого стекла, проклятия и крики боли – Рорик не слишком церемонился, разоружая своих врагов. Выждав некоторое время, шавелар вышел обратно в коридор и сразу убедился, что его предположение было верно – его появления никто не заметил. Чем бы ни были эти шлемы, именно они помогали владельцам видеть Рорика, несмотря на далеко не самое худшее заклинание невидимости.
Но организованности отряд не потерял – бойцы стояли кругом, спиной к спине, причем четверо из них опять держали в руке оружие. «Правильно, – отметил Рорик с уважением, – у бойца всегда должно быть оружие про запас, и даже больше». Держали, правда, – все как один – в левой руке, и шавелар почувствовал по этому поводу мстительное удовлетворение. Пятый, тот, что стоял без оружия, сплюнул и повернул голову. «Сергей, – сказал он, вытаскивая левой рукой какой-то медальон из-за пазухи, – ты сказал, что эти штуки защитят нас. И что теперь?» Тот, к которому обращались, видимо Сергей, опустил оружие и открыл рот для ответа, но сказать ничего не успел: заинтересовавшийся медальоном Рорик опять ускорился и, проходя мимо группы бойцов, просто забрал его. Мужчина недоуменно вздрогнул, когда его что-то сильно дернуло за руку, после чего диск медальона исчез, оставив только обрывки цепочки. Сергей тут же заорал: «Он здесь!» – и принялся беспорядочно стрелять в разные стороны, трое вооруженных бойцов последовали его примеру, и удивительно, что последствием этой стрельбы стали только двое раненых. Одного – совершенно непричастного лейтенанта из отдела ЭБ зацепило осколком стекла от разлетевшейся вдребезги таблички, да еще одна пуля рикошетом попала в ногу стрелявшего же бойца. Химическое соединение, проходившее под обозначением «Гам-ма-3», для человека было совершенно безвредным, поэтому ранение вышло неопасным.
Лацис был неправ – шавелара уже давно «здесь» не было. Когда стрельба еще была в самом разгаре, он уже шел по холлу первого этажа, разглядывая небольшой, меньше ладони диаметром, металлический диск. Очень быстро Рорик выяснил, что диск полый, а внутри находится какое-то сложное устройство. По всей видимости, это был логический механизм. Рорик уже сталкивался с подобными в этом мире и знал, что они работают на импульсах электрической энергии, но этот экземпляр качественно отличался от всех виденных ранее. Любой электр" онщик в недоумении развел бы руками, увидев, что выходные цепи миниатюрной микропроцессорной платы просто висят в воздухе, но Рорик видел заведенные на них линии преобразователя энергии. И странные модули согласования, предназначенные, похоже, для взаимодействия с тонкой структурой человека. Похоже, эта штука могла сделать магом человека, ничего в магии не смыслящего. Это было интересно, но – не более того. Местные электрические машинки – очень хрупкие устройства. Теперь, зная принцип действия этого медальона, Рорик мог бы нейтрализовать его без всяких затруднений – стандартная первоуровневая
Струя энергийсоздает статическое электричество напряжением в тысячи вольт и мгновенно выводит из строя все подобные штуки. А еще от
Струи энергийпрактически невозможно закрыться. Поэтому Рорик зашвырнул медальон в стоящую поблизости коробку, очевидно, предназначенную для сбора мусора, и пошел к выходу мимо встревоженного, но все равно ничего не заметившего часового. Его поход можно было бы считать бесполезным, если бы, уже выходя из здания, он не наткнулся на двух беседующих у входа мужчин. Один из них был Рорику незнаком, зато второго он моментально вспомнил. И что странно, этот второй Рорика не только увидел – в его глазах тоже мелькнуло узнавание. Первым порывом Рорика было – немедленно атаковать.
СЕМЕН
Пацан постоял у решетки, бросая по сторонам быстрые взгляды, просвистел тихонько какой-то несложный мотив и повернулся к Семену.
– Слышь, дядя, тебе тут нравится? – поинтересовался он негромко.
– Чего? – опешил Семен.
– Чего-чего, – передразнил его пацан. – Ты тупой, что ли? Я спрашиваю: тебе тут что, понравилось, или ты бы лучше домой пошел?
Семен пожал плечами:
– Не. Не понравилось. А толку?
Паренек подвинулся поближе и с хитрецой поглядел на Семена:
– Толк всегда найти можно, если поискать. Ты, дядь, не торопись, ты прикинь обстоятельно, насколько тебе тут не в кайф. Тебя вот за что взяли?
– Да ни за что, – буркнул Семен. Рассказывать свои злоключения этому приблатненному пацаненку ему совершенно не хотелось.
– Во, блин, удивил. – Паренек хихикнул. – Тут любой тебе то же слово в слово скажет. Да ладно, я не прокурор, ты сам честно себе подумай: от того, что ты здесь останешься, тебе очень плохо будет? Хуже, чем если ты лыжи отсюда навостришь?
Семен помрачнел, открыл рот, но ничего не сказал, а просто кивнул.
– Ну вот. – Паренек оживился. – А' мне здесь не просто плохо будет, мне тут будет песец. Потому что, если я здесь, это значит, что папочка меня сдал. Я ведь, блин, просто шел себе спокойно домой, а тут эти козлы, мусора, в смысле. Ты вот когда-нибудь видел, чтобы мусора к таким пацанам, как я, без дела цеплялись?
– Нет, – автоматически ответил Семен, подумал и удивился: – И в самом деле, с чего это они? И наручники опять же…
Паренек нехорошо улыбнулся:
– Ну браслеты мне за дело нацепили. Я их там обидел немножко. Хорошо быть ребенком. Мужика, вроде тебя, они бы за такое на месте урыли. А мне так ничего, браслеты что – фигня. Во, глянь. – Паренек пошевелил плечами и продемонстрировал Семену свободные руки.
– Вот это фокус, – восхитился Семен.
– Да какой тут фокус? – поморщился пацан. – Они ж мне просто велики размеров на пять. Не делают у нас наручников для детей, блин. Я уж не стал по этому делу пургу гнать, решил – так сойдет. Ладно, это все лесом, давай по делу позвучим. Так выходит, что, раз менты в меня вцепились, значит, папочка им наводку дал. Мусора тут у него все прикормленные, ему это – что два пальца. А стало быть, папочка знает, что я ссучился, и вот-вот приедет Шиза со своими шестерилами и отвезет меня в уютный подвальчик на окраине. И придет ко мне там полярный зверь песец. Через некоторое время. А что будет в это время, я и думать не хочу. Поэтому выходит, что валить мне надо отсюда да побыстрее. И ты мне в этом поможешь.
– Как? – Семен напрягся.
Паренек осклабился:
– Твоя первая роль будет проще, чем в том анекдоте, помнишь: «Я – гонец из Пензы»? Твоя задача будет – очень натурально стонать и держаться за живот. Типа какую-то инфекцию сейчас ты проглотил. Давай начинай.
– Что, вот так вот и начинать? – запинаясь спросил Семен, чувствуя натуральный холодок в животе.
– А чего ждать-то? Время щас – не наш кореш. Стони давай.
Семен прислонился к стене, схватился за живот и, чувствуя себя полным идиотом, застонал.
Пацан поморщился:
– Громче.
Семен застонал громче. Пацан сплюнул:
– Да, блин, актер из тебя хреновый. Ну да ничего, это дело поправимое, – и грамотной подсечкой уложил Семена на пол. «Ты чего?» – хотел было возмутиться Семен, но не успел – от жуткого удара в живот перед глазами поплыли круги, и пару секунд Семен только хватал ртом воздух. Издаваемые же после этого стоны и хрипы не оставили бы равнодушным и самого Станиславского.
Паренек же времени зря не терял: пока Семен изображал рыбу на берегу, грянулся в решетку всем телом и завопил:
– Эй, мент! Мусор! Тут человек умирает, ему с животом плохо!
В коридоре послышалась возня и звяканье ключей.
– Сюда! Сюда! – прокричал паренек и, обернувшись к Семену, поинтересовался едва слышно: – Еще врезать?
– Не надо, – мрачно ответил Семен и застонал с хрипением.
– Во! – Паренек тайком показал большой палец, подмигнул и, сделав встревоженное лицо, обернулся к решетке. Семен закрыл глаза.
– Ну чего там? – недобрым голосом поинтересовался из-за двери давешний конвоир.
– Человеку плохо, живот прихватило, вот.
– Ыыы-хррр, – сказал Семен и прислушался. Милиционер провел дубинкой по прутьям решетки и крикнул в коридор:
– Эй, Сникерс! Поди сюды, тут один клиент больного из себя корчит, подстрахуешь.
Послышались приближающиеся грузные шаги, и чей-то, должно быть, того самого Сникерса, густой голос с ленцой поинтересовался:
– Тута, шо ли? Ну дык открывай.
Прозвякали ключи, но тут откуда-то сбоку донесся еще один голос:
– Эй, начальник, не ведись на понт, подстава это.
Звяканье затихло, и наступила нехорошая тишина.
– А это что за голос из параши? – спросил после недолгого молчания первый милиционер.
– Точно тебе говорю, начальник, подстава. Я слышал, как они договаривались дурку сыграть.
– Вот даже как? Слышь, больной, чё люди говорят?
– Ы-ы-ы-ы, – простонал Семен, и столько тоскливой обреченности звучало в этом стоне, что Станиславский аплодировал бы стоя.
– Живот, говоришь, болит? Не-е, мужик, не болит у тебя живот. Но, тля буду, ща заболит. И не только живот. Давай, Сникерс, полечим больного.
Ключи звякнули еще раз, и дверь со скрипом открылась.
Больше Семен с закрытыми глазами лежать уже не мог. Он быстро вскочил и прижался спиной к стене. Открывшаяся взору картина его ничуть не удивила: два милиционера, один среднего роста, зато другой ростом под потолок и весом, пожалуй, за центнер, стояли, поигрывая дубинками, у входа и с одинаково нехорошим выражением на лице следили за Семеном. Тот, который поменьше, усмехнулся:
– Слышь, Сникерс, может, нам в доктора пойти? Ты глянь, мы еще к лечебным процедурам не приступили, а у больного уже значительное улучшение.
– Гы, – сказал Сникерс, – гы-гы. – И оба двинулись на Семена.
«Вот теперь точно попал», – подумал Семен и ошибся. В дело вступил четвертый участник этого действия, про которого все остальные как-то позабыли. Со стороны стражей правопорядка это было непростительной ошибкой. Наручники описали в воздухе сверкающую дугу, завершившуюся у виска первого из них. Милиционер ничком рухнул на пол. На физиономии Сникерса возникло озадаченное выражение.
Воспользовавшись моментом, Семен пронырнул под дубинкой к упавшему милиционеру, точнее к его кобуре. Кобура оказалась застегнутой. Ощущая затылком неотвратимо приближающиеся три четверти метра твердой резины, Семен остервенело рвал из кобуры пистолет. За спиной послышалась возня, сдавленные вздохи, и, так и не получив по голове дубинкой, Семен наконец выдернул пистолет, схватил его как придется и, разворачиваясь, прошипел страшным шепотом: «Не шевелись, убью!» И замер от представшего взору гротескного зрелища. Здоровенный милиционер, тихо подвывая, лежал на боку в той же позе, в которой недавно пребывал Семен. Правда, руки к телу тот прижимал пониже, прикрывая некую более ценную часть тела. А вокруг, как пчела вокруг медведя, крутился Семенов неожиданный соратник, награждая поверженного блюстителя правопорядка размашистыми ударами. Впрочем, продолжалось это недолго – получив пару раз ботинком по затылку, милиционер затих. Паренек перевел дух и улыбнулся Семену:
– Хорошо удар держит, вошь цветная. Ладно, я как чувствовал – гады надел, был бы в кроссовках, было бы туго. Чего там у тебя? Макаров?
– Э, – только и сказал Семен, опуская пистолет.
– Точно, макар. Это нормально, пойдет, – паренек присел возле милиционера, – а то кое-где ментов пэсээмами вооружают, прикинь. Из него ж только застрелиться, если что… Блин, тяжелый – помоги.
Семен, недоумевая, помог перевернуть лежащего, но тут же заметил кобуру и понял. Пистолета, однако, в кобуре не обнаружилось. Обнаружился там сотовый, практически раздавленный, и небольшая пачка купюр, свернутая в трубочку и перетянутая резинкой.
– Вот урод, – произнес паренек и разочарованно выпрямился. – Дай ствол.
– Зачем? – удивился Семен.
– А ты что, с ним обращаться умеешь?
– Уж получше тебя, наверно. – Семен скептически хмыкнул.
– Давай покажу, – раздраженно потребовал паренек. – Не томи, ща нагрянет еще кто-нибудь.
Семен неохотно протянул пистолет. И тут же восхитился: щелчок – вылетает обойма, звук передергиваемого затвора, патрон, мелькнувший в воздухе, тут же ловится и вставляется в обойму, обойма – в рукоятку, еще раз – звук затвора – и пистолет исчезает под надетой навыпуск рубашкой. И все это – за полторы-две секунды. Семен только присвистнул. Паренек удовлетворенно кивнул:
– Хорошо смазан. И вообще – в порядке. – Обернулся к первому милиционеру: – Молодец, хвалю.
Милиционер невнятно застонал.
– А вот за патрон в патроннике – выговор, – паренек с чувством пнул лежащего в голову (Семен аж вздрогнул). – Вам чё положено? Ствол – пустой, пушка – на босоножке.
А у тебя чё?
Вопрошаемый с ответом затруднился.
– То-то же. – И паренек с улыбкой повернулся к Семену: – Ну – на свободу с чистой совестью. Кстати, как тебя кличут-то, дядя?
Семен назвался.
– Сема, стало быть. А меня можешь Чики звать. Давай, Сема, двигаем.
Чики вышел из клетушки, прихватив торчащую из замка связку ключей, сделал пару шагов к выходу, повернулся к решетке соседней камеры и начал там что-то пристально выглядывать. Из камеры послышалось невнятное бормотание. Семен встал рядом и взглянул внутрь – в камере располагалось с пяток личностей различной степени потрепанности, все молчали, настороженно посверкивая глазами.
– Ты, слушай сюда, – резко бросил Чики. – Ты, морда, тебе говорю!
– А чё я-то? – вполголоса отозвался один из сидельцев и закашлялся.
– Покашляй мне, сука, – с мрачным обещанием в голосе отозвался Чики. – Мир тесен, еще свидимся, козел. – Кивнул Семену: – Пошли.
И они пошли по короткому коридору, мимо настороженно замерших камер. Чики открыл железную дверь в конце коридора, выглянул:
– Чисто, – и вышел наружу.
Семен последовал за ним. Чики захлопнул дверь, разом отрезав возникшую было в каталажке возню и возгласы.
– Так, – сказал Чики, – напрямую не пойдем, пойдем через второй этаж. Ментовка типовая, я примерно ориентируюсь. Давай за мной, – и устремился по лестнице наверх.
Семен безропотно последовал за ним. Поднялись на второй этаж, беспрепятственно прошли по коридору до другого лестничного пролета и направились вниз. Эта лестница выводила в холл – через проходную. Сидевший у проходной милиционер повернул голову без особого, впрочем, любопытства, но Семен почувствовал в груди холодок. Назревали неприятности. Положение спас, разумеется, Чики. Он вдруг обернулся к Семену, дернул его за рукав и извиняющимся голосом произнес:
– Па, ну чё ты дуешься? Ну поставили на учет, и чё такого? У нас полкласса на учете стоит. Это ж у меня переходный возраст, типа того… Со всеми бывает…
Семен мгновенно все понял и поддержал игру.
– Дома поговорим, – мрачно бросил он (для придания голосу нужных ноток даже напрягаться не пришлось), толкнул заблокированный турникет и раздраженно обернулся к милиционеру. Тот даже головы не поднял, лишь под полом металлически лязгнуло, и турникет слегка дернулся. Свобода!
Чики опять пошел впереди, но замешкался возле двери. Семен воспользовался задержкой, чтобы негромко поинтересоваться: