Рорик с удивлением обнаружил, что линия вероятности ведет его именно туда – в эту очередь. Он несколько раз перепроверил линии Бытия – ошибки не было, именно здесь лежал наискорейший путь в Тверь. Не понимая смысла своих действий, да и не пытаясь понимать, он наложил несколько принуждений, в результате которых получил квадратик плотной бумаги с непонятными надписями, и прошел в другой зал. Неторопливость процесса его раздражала – и это самый быстрый способ? Какой же тогда медленный? Но в это время какое-то движение за окнами, сопровождающееся громким нарастающим ревом, привлекло его внимание. Набирая скорость, мимо окон двигалась еще одна самодвижущаяся повозка. Эта, правда, отличалась наличием широкой пластины, закрепленной поперек крыши. Секунду спустя Рорик уже знал, что это еще один вид местного общественного транспорта. Знание о способе его передвижения пришло к нему одновременно с тем, как эта повозка оторвалась от земли и довольно быстро принялась набирать высоту. Силуэт быстро растворился в хмуром зимнем небе, но Рорик продолжал смотреть ему вслед.
Он знал о существовании такого вида транспорта, знал и о принципах, на которых он был построен, но все равно, в глубине души не верил. Даже увидев его сейчас собственными глазами – не верил. Внешне незаметно, но, волнуясь так, как не волновался со дня совершеннолетия, он вместе с остальными пассажирами прошел к такой же повозке. Здесь возникла некоторая заминка – у входа в повозку стояла женщина и собирала те самые бумажки, хотя их и раздали буквально только что. Рорик удивился, но виду не подал – в конце концов, то, что ему кажется нелепым, вполне может иметь какие-то, скрытые для него, смысл и важность. Он прошел в самолет, сел в тесное, неудобное кресло (причем линия вероятности привела его в четко определенное кресло, да еще и потребовала застегнуть на поясе ремень непонятного назначения с тяжелой неудобной пряжкой) и принялся ждать – все еще не веря, что эта махина способна летать. И не верил до тех пор, пока Ту-134 не завершил свой стремительный разбег по полосе и не оторвался от земли, доставив Рорику одно из самых странных переживаний за всю его жизнь. Рант говорил, что Рорик родился еще на корабле, который мог совершать куда более далекие перелеты по сравнению с этим «самолетом», но сам Рорик этого не помнил, хотя и знал, что тот корабль и доставил в Шавели почти все его нынешнее население.
Организм обладателя комплекса Фэй-ан способен существовать в куда более широком диапазоне условий по сравнению с обычным человеческим, поэтому ровным счетом никаких неприятных ощущений Рорик не почувствовал, даже наоборот – летать ему понравилось. Коротким внушением он заставил сидящего у окна человека поменяться с ним местами и всю дорогу смотрел в круглое окно, хотя смотреть было особо не на что – полет проходил над облаками и пейзаж за бортом особым разнообразием не отличался. Перед посадкой в окне ненадолго появилась панорама вечерней Москвы, и Рорик с трудом удержался от горлового урчания, которым плохо воспитанные дети выражают удивление. Город был непредставимо огромен. Шавелар переключился на план вневременья и тут же вернулся в реальный мир, слегка напуганный – столь густого Леса Бытия ему видеть еще не приходилось. Линии вероятностей переплетались так туго, что следование им стало даже представлять некоторые сложности. Пару раз он ошибся, неправильно проследив линию. Сначала прихватил с движущейся по кругу полосы чью-то сумку (но вовремя поставил ее обратно), а потом, уже в автобусе, попросил остановить у какого-то «кольца», хотя ему оно было совершенно ни к чему. Но Рорик был очень хорошим предиктором, поэтому вскоре приспособился и к таким условиям. Во всяком случае, до вокзала и до знакомого уже вида транспорта – «поезда» он добрался без проблем, если не считать накопившуюся усталость. Первый
разрывон почувствовал, когда электричка шла по тверскому пригороду. Резкое мгновенное смещение линий Бытия заставило его вздрогнуть и насторожиться. Смещение было небольшим, но оно, несомненно, было. Однократный
разрывможет произойти и случайно, хотя само по себе это явление не более часто встречающееся, чем безначальная ветвь. Но Рорик чувствовал, что здешний
разрывне случаен – и предчувствия его не обманули. Очень скоро линии Бытия скакнули еще раз. А потом, через недолгий промежуток времени, еще раз. И еще. Сомнений не оставалось – здесь поработал кто-то, способный влиять на ткань реальности. И поработал сравнительно недавно, так, что
разрывыеще не успели затянуться. Рорик прикинул уровень смещений – довольно маленький. Пожалуй, он смог бы сам сделать десяток-другой таких
измененийподряд и даже не сильно устать. Но с приближением к Твери количество смешений и их уровень росли с неимоверной быстротой, и вскоре Рорику пришлось признать – работавший здесь предиктор был намного сильнее его. Количество разрывов было столь велико, что они не зарастали, а, наоборот, дробились и множились уже без постороннего вмешательства. Когда поезд наконец замер у перрона, Рорик понял, что лишился своего главного оружия – проследить отдельную линию вероятности при таком количестве постоянно движущихся
разрывовбыло просто нереально. Рорик вздохнул и вышел из вагона – по крайней мере, он убедился, что поступил правильно, перейдя границу миров не вблизи Твери, хотя такая возможность была. Если здесь его тоже поджидали, то его поход наверняка кончился бы плачевно – вряд ли здесь ему удалось бы противостоять даже ученику первого года.
Ткань реальности в этом, носящем столь символичное название
городе была измята и изорвана, как вид сквозь потрескавшееся увеличительное стекло. Впервые Рорик присутствовал при искажении настолько сильном, что не мог использовать ничего из того, чему учился большую часть своей жизни. Ничего не поделаешь – ему пришлось стать обычным человеком, слабо предвидящим результаты своих действий. Это раздражало – он чувствовал, что предмет его поисков здесь, рядом, в обычных условиях найти его не заняло бы и часа, но – увы. И Рорик, вздохнув, принялся за работу – он не был особо выдающимся заклинателем, по меркам Шавели. Здесь же он вполне мог претендовать на роль небольшого бога. У него были предметы, еще хранящие след души ар-Лорин, у него были знания, чтобы этим следом воспользоваться и, как он надеялся, было для этого и время. Он составил и пустил по городу несколько поисковых заклинаний и почти сразу же начал получать отклики – в этом городе было довольно много людей, имевших контакт с ар-Лорин. Главной проблемой было то, что люди эти не стояли на месте, а часто и много перемещались. Рорик же, после нескольких неудачных попыток воспользоваться общественным транспортом, ходил по городу пешком – одного только опыта прошлых поездок оказалось недостаточно. И хотя скорость его передвижения была не в пример выше, чем у населявших Тверь людей, все же не столь высокой, как у машин, которыми эти люди пользовались. И вдобавок их было слишком много на одного Рорика, счет уже шел на сотни, да еще поисковые заклинания ежечасно подкидывали десяток-другой нитей. К сожалению, заклинание не могло определить, насколько большую роль в судьбе ар-Лорин играет очередной ее знакомый, и Рорику приходилось выбирать нити наобум. Большинство из них оказывалось пустышками.
Первой его находкой стал похититель – человек, сопровождавший ар-Лорин во время перехода через портал. Рорик метнулся по нити поискового заклинания, надеясь на скорое окончание своей миссии, но ошибся. Он мог и сквозь изломы ткани реальности рассмотреть Древо Бытия другого человека, но для этого ему следовало находиться в непосредственной близости от него. И стоя у постели, к которой привела его нить, он ощутил одновременно и облегчение и тревогу. Нить привела его не к врагам и не к организаторам похищения – привела к обычному запутавшемуся в проблемах человеку, не самому хорошему, конечно, но и не самому плохому. Рорик увидел достаточно и вполне мог теперь добраться до тех, кто семнадцать лет назад по местному времени затеял всю эту историю с похищением, но на это у него уже не было времени – враги, к сожалению, не бездействовали… Нужно было срочно увеличить скорость передвижения по городу, и Рорик решил воспользоваться старым методом
ихшей –найти проводника.
Выйдя из местного дома лекарей (на взгляд Рорика, больше походившего на дом наказаний), он выбрал следующую нить и, не слишком торопясь, пошел по ней – он решал, кто будет его проводником и каким образом следует с ним общаться. Проще всего было выбрать первого встречного местного и наложить на него что-нибудь из принуждений. Но, кроме простоты, других преимуществ такого способа не было. Во-первых, принуждение заставит человека слепо выполнять все его, Рорика, желания, но напрочь лишит его личной инициативы. Рорик понимал, что это будет не лучшим выходом, наверняка, действуя добровольно, местный житель сможет помогать более эффективно, чем действуя под принуждением. Во-вторых, будучи еще в первом местном городе, шавелар выяснил, что способности местных жителей значительно отличаются у разных представителей. Вполне возможно, первый встречный не был бы так эффективен, как второй, третий или двадцать пятый. Идеальным решением было бы воспользоваться помощью местного жителя уже при поиске проводника.
ВИКТОР
– Это просто грабеж, – сказал папа, – тысяча рублей за какую-то книжку в десять страниц! Ей красная цена десятка. Как же, пойдут вырученные деньги в фонд защиты детей, так я и поверил – в карман они пойдут какому-то зажравшемуся чиновнику, а то и просто директору. Не то чтобы мне жалко этих денег, за хорошее образование и в сто раз больше можно заплатить. А для этой сволочи мне и рубля жалко – да лучше просто выкинуть эти деньги, чем поощрять чью-то жадность!
Папа раздраженно захлопнул дневник и протянул его Витьке.
– Скажешь своей классной, что я зайду вечером сам и принесу деньги. А заодно выясню, куда они пойдут.
Витька похолодел. Методичка стоила тридцать рублей, и он не купил ее до сих пор только потому, что день за днем забывал зайти за ней в библиотеку. Фраза «купить методичку» в дневнике появилась вчера вечером, и написала ее действительно Ангелина Львовна, но вот дописку «950 р.» Витька сделал сам. Тысяча рублей была нужна ему самому, и если папа действительно пойдет к классной… то все обернется таким образом, что Витька и подумать об этом боялся. Спасла положение мама.
– Чего ты на ребенка орешь? – Она вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. – Сейчас во всех школах так. И ничего удивительного – если у учителя зарплата три тысячи, то вот ему и приходится всякие книжки продавать.
– Да? А почему бы им прямо не написать в дневнике: «У меня маленькая зарплата, поэтому дайте мне пятьсот рублей»? Зачем методички какие-то придумывать? В мое время все было не так! И образование в СССР было лучшее в мире!
– Не так, говоришь, было? – Мама устало вздохнула. – А как собирались деньги на помощь голодающим Африки, ты забыл? Как думаешь, сколько из них дошло до этой самой Африки? А что бывало с теми, кто не мог принести эти деньги, помнишь? Так что дай сыну деньги и перестань уже изображать из себя защитника справедливости.
Папа проворчал в ответ что-то невнятное, но возражать не стал и полез во внутренний карман за бумажником. Отделил две сиреневые бумажки и протянул их Витьке:
– На. На сдачу можешь в кино сходить.
– Спасибо, па, – оживился Витька и кинулся на улицу.
– Погоди, – донесся папин окрик, – где моя пластинка? Она мне завтра нужна будет, мне уже звонили.
– Ладно, – крикнул Витька с лестницы, – у меня она, вечером отдам! – И добавил вполголоса: – Ну сейчас не у меня, но вечером будет.
И сжал в кулаке две бумажки. Дернул же черт его похвастаться пластинкой перед Коляном. Сам Витька хвастаться и не собирался, они с Серым и Петькой разглядывали во дворе небо сквозь пластинку, когда вдруг появился этот гад. Спросил, что это такое. Тут бы Витьке и отшутиться как-нибудь или просто сказать «Да вот через стекляшку небо разглядываем». Колян обозвал бы его салагой и дальше пошел, но черт дернул Витьку показать пластинку и продемонстрировать ее эффект. Да и то, казалось бы, чего бояться? Их трое, а Колян, мало того что один, так и выглядел на редкость тихим и вполне дружелюбным. Так что Витька даже не напрягся, когда Колян попросил дать ему пластинку – дал да еще и подсказал, как лучше держать и под каким углом смотреть, чтобы лучше было видно. На вопрос «откуда это?» ответил: «Папа из экспедиции привез. И взял на выходные домой – изучать». «Изучать, значит», – протянул Колян задумчиво, после чего сунул пластинку в карман и отправился своей дорогой. «Отдай!» – крикнул Витька, но Колян и не обернулся. Витька повернулся к друзьям, но те упорно смотрели куда угодно, только не на Витьку и вообще делали вид, будто ничего не видели и не слышали. Витька хотел им сказать что-нибудь язвительное, но не нашел слов, прошипел только: «Трусы!» – и бросился догонять Коляна. Догнал, хотел схватить за плечо, но не осмелился. Пошел рядом.
– Отдай.
– А ты мне что? – равнодушным тоном откликнулся Колян.
Витька даже остановился от неожиданности. Но опомнился и догнал Коляна снова.
– Как это что? Она же моя!
– Врешь. Она твоего папы.
– Ну и что? Это все равно, что моя. И я ее вернуть собирался, потому что она под описью значится и папа ее завтра сдать должен.
– А если не сдаст, что ему будет?
Витька замялся, разговор ему определенно не нравился. Но тут он нашел другой аргумент:
– Отдай, это ценная вещь! Если не отдашь, папа в милицию заявит, и ее у тебя милиция заберет.
– Ой, напугал, напугал. Что я, милиции не видел, что ли? Скажу, что выкинул ее с моста в реку. Из хулиганских побуждений, значит. И что они мне сделают? Подумаешь, стекляшка какая-то. А вот папе твоему край будет, потому что ценную вещь потерял. Так? И его с работы выгонят.
– Не выгонят, его руководство ценит!
Витька разозлился донельзя и уже почти готов был наброситься на обидчика с кулаками, но Колян вдруг остановился и сказал совсем другим тоном:
– Ну раз ценит, то, наверное, и зарплату хорошую платит? Эта штучка, наверное, тыщщи баксов стоит, но я человек не жадный. Принесешь одну тысячу обычных рублей – получишь ее обратно.
Витька похолодел.
– Какая тысяча рублей? У меня нет таких денег!
– Еще бы. Так и пластинка же не твоя. Возьмешь у папы.
– Он… он не даст!
– Значит, не так уж она ему и нужна. Да, и имей в виду – если решишь меня кинуть, тогда ее вам точно не видать. Я не я буду, ты меня знаешь. Я скорее язык себе откушу, чем скажу, где она.
Витька зло прищурился и сжал кулаки. Колян усмехнулся:
– Чё, хочешь отобрать? Ну давай попробуй!
Витька смотрел в ненавистное улыбающееся лицо, сжимая зубы так, что они хрустеть начали, но какая-то непреодолимая сила не давала ему начать драку. Колян перестал улыбаться:
– Чё, не получается? И не пытайся, так уж жизнь устроена, понимаешь. Я – волк, ты – овца, и это вовсе не значит, что я – лучше. У каждого своя роль. А волки еще и живут недолго. Так что успокойся и дуй за бабками.
Он повернулся и быстро зашагал дальше. Витька не стал его догонять, только проводил злым взглядом. Наверное, следовало папе сказать правду, пожалуй, он так бы и сделал, но, готовя вечером уроки, он наткнулся на запись в дневнике и понял, что деньги можно получить намного проще. «Я же не папы боюсь, – сказал он себе негромко. – Мне просто его расстраивать не хочется». И пошел искать красную ручку.
Колян уроки частенько пропускал, но на этот раз был в классе. Витька нашел его глазами и на вопросительный жест кивнул согласно. Колян усмехнулся и показал большой палец: «Во!» На переменке Витька, желая, чтобы все поскорей закончилось, подошел к нему, но Колян только головой покачал: «После уроков».
Витька с трудом досидел до конца занятий. Колян пропал еще с большой перемены, поэтому Витька нервничал еще больше – а ну как этот гад еще что-нибудь придумает. После уроков быстро оделся и выскочил на улицу. Колян был тут как тут – поджидал его за первым поворотом.
– Куда так спешишь? – спросил своим нарочито-равнодушным тоном, который Витьку всегда раздражал, но на этот раз, скорее, обрадовал.
– Давай пластинку, – потребовал Витька.
– Покажь деньги.
– Сначала ты покажи, а то, может, ты ее уже выкинул, а сейчас еще и деньги заберешь.
Колян усмехнулся:
– Я играю честно. Надо тонко чувствовать грань, за которой прибыль превращается в проблемы.
Но Витька стоял не шевелясь и молчал. Колян усмехнулся еще шире и полез во внутренний карман. Достал неправильной формы прозрачную желтоватую пластинку и покрутил ее в руке.
– Вот она, твоя фигня. Доволен? Бабки гони.
Витька молча достал две пятисотрублевки, показал их и сжал в кулаке.
– Сначала ты отдай. А то заберешь деньги, а пластинку не отдашь.
Колян хмыкнул, но вытянул руку и раскрыл ладонь. Витька коршуном схватил пластинку, потом, стараясь сохранить достоинство, протянул купюры:
– На.
– Дурак ты все-таки. Что бы мне помешало, если б я сейчас захотел снова у тебя эту фиговинку отобрать? Ладно, не дергайся, я же сказал, что честно играю. Прикольная хренюшка, кстати… наверно, я бы ее задорого продать мог, если бы захотел. Но ведь не продал же? Да и штуку эту ты за дело отдал – за урок тебе, придурку. Такие уроки много дороже жалкой тыщи стоят. Как ни смотри, а я тебе сильно помог, а ты мне даже спасибо сказать не хочешь.
– Спасибо, – смотря в землю и чувствуя себя последним трусом, пробормотал Витька.
– Пожалуйста, – откликнулся Колян, – для хорошего человека не жалко.
И, насвистывая, пошел прочь. Витька постоял, успокаивая свою совесть различными, давно отработанными методами, потом пошел домой, по дороге разглядывая окрестности и прохожих через осколок желтого стекла неправильной формы.
Пластинку эту показал Витьке папа в пятницу вечером, вытащив ее из рабочего портфеля.
– Чё это такое? – удивился Витька. – Стекляшка какая-то.
– Стекляшке этой пять тысяч лет как минимум, – отозвался папа.
– Аа-а-а, – разочарованно протянул Витька, теряя к пластинке интерес. Папе частенько случалось притаскивать с работы всякие древности, которые он потом долго разглядывал через лупу, что-то печатая в своем ноутбуке. К сожалению, большинство этих древностей выглядело как совершенно неинтересные черепки, и даже тот факт, что эти черепки сколько-то тысяч лет назад были древней вазой или горшком, Витьку не сильно интересовал. Справедливости ради надо сказать, что иногда папа притаскивал и более интересные вещи – наконечники стрел, топоров, интересные статуэтки. А один раз принес почти целый шлем древнего воина, с прорезями для глаз и со свисающими обрывками кольчужной сетки – это называлось бармицей и когда-то закрывало шею древнерусского воина от удара сабли степняка. В этих случаях Витьку было не оторвать от экспоната, и у папы не было более благодарного слушателя. Но случалось такое нечасто. Вот и в этот раз – подумаешь, стекляшка. Но папа, похоже, был другого мнения:
– Зря морщишься, коллега. Сдается мне, эта находка тебя заинтересует.
Витька, сохраняя на лице скептическое выражение, подошел к папе и присмотрелся к пластинке. Осколок желтого стекла величиной с ладонь, с неровной поверхностью и неправильной формы, наиболее близкой к треугольной. Больше всего это было похоже на осколок обычного декоративного стекла, так что, увидев его на улице, он бы и подбирать его не стал. Папа протянул осколок, Витька взял и принялся, разглядывая, крутить его в руках. Папа продолжал:
– Нашли ее еще прошлым летом на раскопках городища Гермонасс – в Тамани, ты должен знать. Нашли и поначалу, как и ты, не обратили внимания. И даже посчитали продуктом позднейшей эпохи, случайно попавшим в культурный слой городища. На раскопках, расположенных в населенных местах, а особенно вблизи крупных городов, так случается. Выкопают люди колодец, накидают туда всякий современный хлам, лет через пятьдесят деревню сносят, колодец засыпают, еще лет через десять мы раскапываем древнее поселение и удивляемся, откуда в бронзовом веке отлично сохранившиеся стальные ножи. Ладно еще, если какого-нибудь падкого до сенсаций журналиста поблизости не окажется. Появятся потом во всех журналах фотографии отпечатка обычного трилобита в триасовом камне с подписью «Найден отпечаток ботинка космонавта» и с подзаголовком «Имярек утверждает, что отпечаток был оставлен миллион лет до нашей эры». И поди потом докажи, что ты ничего такого в виду не имел, журналюги – это, брат, такое племя, что у-у-у-у…
Про бессовестное племя журналюг папа мог рассказывать долго, а ничего необычного в осколке Витька так и не заметил, поэтому он кашлянул, привлекая внимание.
– А… Ну да, пластинка. Нашли ее, стало быть, и посчитали артефактом позднейшей эпохи. Но не выкинули, а описали и сдали в запасники, как положено. А недавно один студент, роясь в запасниках, из ящика с верхней полки стеллажа вынул пакет, в котором лежала и эта пластинка. Пластинка выпала из пакета и упала на пол, а студент этого даже сразу и не заметил. Даже поставил на нее стремянку и полез наверх снова.
– И тут она хрусть… сломалась, да? – перебил повествование Витька.
– В том-то и дело, что нет! – обрадованно воскликнул папа. – Не сломалась, хотя на нее поставили железную стремянку да еще нагрузили девяносто пятью килограммами.
– Ну и жиртрест этот ваш студент, – прокомментировал Витька.
– Ну… да. Юноша, прямо заметим, стройностью не отличается. Но сообразительный. Заметил пластинку под стремянкой, сообразил, что она взялась там неспроста, нашел ее в описи и заинтересовался. А еще у этого студента не очень хорошее зрение, поэтому он посмотрел эту пластинку на свет. И… но не буду говорить, что он там увидел – ты можешь и сам попробовать.
Витька немедленно посмотрел на люстру через пластинку. И восхитился – стекляшка ожила. Люстра виделась через нее смутно, дрожащим контуром. Яркими мерцающими кружочками светились лампочки, и от них по всей поверхности осколка бежали темные круги, как волны от брошенного в воду камня.
– Ух ты! – протянул удивленный Витька. – Вот это да!
И принялся разглядывать через стекляшку окружающие предметы. Осколок и в самом деле оказался презанятной штуковиной. Обычные предметы – стол, полки, стены – виделись сквозь него просто как через обычное желтое стекло. Папа выглядел слегка подсвеченным, словно бы в компьютере кто-то навел на него курсор. А телевизор, лампочки и прочие электроприборы рисовали на пластинке всяческие узоры. Минут за пятнадцать Витька осмотрел через осколок решительно все, что было в квартире, и вернулся к папе.
– Круто, – сообщил Витька, – а как это она так делает?
– Не знаю, – развел руками папа. – К счастью, это был мой студент, поэтому в первую очередь он понес находку мне. Я выписал ее из запасников и отнес к радиометристам. Они и сказали, что пластинке пять тысяч лет. И выглядели очень озадаченными, потому что не смогли расшифровать спектрограмму. Ну, то есть не смогли понять, из чего она сделана. А еще она оказалась очень прочной – что она прочнее стекла, я уже и так знал, но она оказалась почти такой же прочной, как алмаз. Физики два алмазных круга сточили, пока кусочек для анализа отпиливали.
Витька слушал, открыв рот и восторженно сверкая глазами.
– Короче, что это такое, пока никто не понимает. В понедельник-вторник должен прийти ответ из института, куда отправили образец для детального анализа, а я пока забрал ее домой. Чует мое сердце, увезут ее в Москву и ладно, если вспомнят потом, кто ее нашел и где.
– Это же нечестно, – возмутился Витька, – не отдавай ее. А вдруг это какая-нибудь инопланетная штуковина? Тогда кто-то возьмет и скажет, что это он ее нашел, и по телевизору его покажут, а не тебя!
Папа засмеялся.
– Чё ты смеешься, – насупился Витька, – я в кино видел. Там точно так же один ученый нашел такую штуковину, а ему сначала никто не верил, а потом его начальник сказал, что это он нашел, а ученого прогнал. Его даже посадили, потому что гад-начальник сказал, что он у него чего-то украл. Понял, да? Это чтобы он не смог ему помешать сказать, что это он нашел. Но его потом все равно инопланетяне убили.
– Кого убили? – спросил папа и захохотал еще громче:
– Да начальника, конечно! Его спрашивают, кто знает про эту штуковину, а он думает, что это его спрашивают, чтобы знать, кто прославиться должен, и говорит, никто, типа. А это инопланетяне на самом деле были, они так – хоба! И прямо в глаз ему такую стрелу железную воткнули. Он упал и умер, а инопланетянин говорит, типа, теперь про нас никто не знает. Вот! А ученого потом выпустили, и он всех спас.
Папа вытер глаза и сказал нарочито строгим тоном:
– Господи, что за ерунду ты смотришь? И что это за манера выражаться? И это называется – ребенок из интеллигентной семьи, – но глаза у самого смеялись.
– Чё показывают, то и смотрю. Думаешь, мне сильно голливудщина эта нравится? Так ведь нет больше почти ничего. Но мне и наше кино нравится. Вот я «Дневной дозор» смотрел недавно, хочешь, расскажу? Круто, ну ваще! Почти как «Звездные войны»!
– Нет, спасибо, – отозвался папа, поднимаясь и подбирая портфель. – Не сомневаюсь, что в твоем изложении это будет намного лучше, чем если бы я сам пошел в кинотеатр, но, увы, – нет времени. У меня завтра первая пара, и мне нужно подготовить лекцию.
– А можно, я с этой стекляшкой на улицу схожу, посмотрю?
– Темно же, не увидишь ничего, – возразил папа.
– Ну я завтра, пока ты на работе будешь.
– Ладно, только смотри не потеряй, – согласился папа и удалился к себе в кабинет.
Витька хотел взять стекляшку в школу, но утром совсем про нее забыл и вспомнил, только когда вечером пришел с работы папа. Подошел к сидящему за уроками сыну, посмотрел через его плечо на тетради, хмыкнул негромко и поинтересовался:
– Ну чего насмотрел?
Витька сначала не понял, а потом вспомнил и выдвинул ящик стола. Стекляшка блеснула желтым отсветом с пачки тетрадей.
– Блин! Я забыл совсем про нее! Па… а дай ее мне еще до завтра?
Папа пожал плечами:
– Да пожалуйста – до понедельника она мне все равно не понадобится.
В воскресенье он показал стекляшку друзьям, и они вместе смотрели сквозь нее на солнце – оно действовало, как очень большая лампочка. А потом появился этот козел гадский Колян и отобрал стекляшку. И Витька так и не смог как следует поразглядывать ее на улице. Что и восполнял сейчас, приставив стекляшку к левому глазу, да так и шагая домой. К его огорчению, ничего нового и интересного через нее видно не было – как будто обычная улица. Солнца сегодня не было, фонари еще не горели, поэтому смотреть было особо не на что. Разве что люди вроде светились чуть сильнее, да и на небе, когда посмотришь вверх, появлялись слабо заметные полосы. Витька почти дошел до дома, когда вдруг увидел через стекляшку инопланетянина. Высокого, с кошачьей головой, и одетого в инопланетный комбинезон. Витька остановился, открыл рот и опустил стекляшку – никого. Точнее, никакого инопланетянина – по улице в этом месте шел обычный высокий мужчина в синей куртке и трикотажной шапке. Ничем не выделяющийся из толпы мужчина. Витька поднял стекляшку и снова увидел большие треугольные уши, густую гриву и одежду непривычного фасона. Сглотнул и опустил стекляшку – обычный мужик.
– Вот оно как, – пробормотал Витька. Сразу вспомнился фильм, который недавно показали по Рен-ТВ – старый-престарый, без компьютерных эффектов, со смешными куклами – про то, как один мужик нашел очки, через которые стало понятно, что Землю давно захватили инопланетяне. Только там инопланетяне были страшные и глупые – будь на их месте Витька, он бы все по-другому устроил, и люди никогда бы не смогли догадаться, что ими правят инопланетяне. Глупый был фильм, то есть это до сегодняшнего дня Витька думал, что глупый. А он, может быть, не только умный, но и вообще взаправдашний? А что на улице на сотню людей только один инопланетянин попался, так это ничего удивительного. Если они людьми правят, то они пешком не ходят, а только в джипах и «мерседесах» ездят. Надо бы на какого-нибудь большого начальника через это стекло посмотреть. А еще лучше – по Кремлю с ним пройтись, тогда все ясно станет.
Витька вздрогнул – папа говорил, что отдал образцы в Москву, а там точно кто-нибудь знает, что это за стекляшка! И тогда они тут же прилетят за папой, чтобы устранить свидетеля! Он говорил утром, что ему звонили с работы – может быть, его там уже убили! И домой теперь точно возвращаться нельзя – они там его только и ждут.
Витька засунул стекляшку в карман, застегнул его и бросился догонять высокого мужика в синей куртке – никак нельзя было позволить ему скрыться. Если все остальные инопланетяне ездят на машинах, то кто еще приведет его к их секретной базе? И потом, мало ли, почему именно этот инопланетянин ходит пешком? Может, этот не такой, как остальные?
К счастью, мужик не успел далеко уйти – за первым же углом Витька заметил вдали трикотажную шапку, возвышающуюся над всем остальными головными уборами. Стараясь не привлечь внимания, достал стекляшку, проверил – все точно, это он. И пошел следом, насвистывая веселые мелодии, пиная всяческий мусор, демонстративно читая вывески – короче, всеми способами показывая, что ему совершенно неинтересен высокий мужик в синей куртке. Так прошли три квартала до улицы Горького. Мужик совершенно не соблюдал правила дорожного движения – не обращал внимания на светофоры, переходил улицу в неположенном месте, что окончательно убедило Витьку: это они правят миром. Первые две улицы, которые так перешел мужик, не были оживленными, в отличие от улицы Горького. Мужик двигался почти по прямой, и Горького определенно оказывалась прямо у него на пути. Так и оказалось – через пару минут они вышли к оживленной магистрали. Тут Витька немного позлорадствовал. «Ишь как, – думал он, – тебе все-таки придется подчиниться нашим правилам. Пойдешь к светофору как миленький, если не хочешь, чтобы тебя машиной переехало». Но тут мужик выкинул такой фокус, от которого у Витьки опять натуральным образом отвисла челюсть: он телепортировался.
