Сколь наивна вера в священный долг гражданина усовершенствовать общество.
      Я знаю, Брюс, мой отец — жестокий и безразличный человек, и у тебя нет для него доброго слова, но когда я надиктовывала тот материал, я думала, что помогаю ему управлять моей планетой. Это было важно.
      И сразу же кто-то кому-то позвонил.
      Причин она не доискалась. Возможно, названные ею «безответственными подонками» оказались влиятельными людьми, кто-то испугался перемен в бизнесе или же таким образом планета посылала ее отцу некий намек, но Мари Люссак смотрела на репортаж и не узнавала его. Два-три умело вставленных слова превращали фразу в напыщенную глупость, факты вопили, чтобы их опровергли, цифры… это были другие цифры! Даже поза, даже выражение лица, жесты… «Возможности цифрового монтажа, Брюс, безграничны». Зиглинда решила научить Мари Люссак молчать.
      Скандал получился совсем иного рода.
      Имя ее сделалось нарицательным, синонимом глупости, не способной сдержать язык. Новая свободная пресса Зиглинды открыто намекала, что коли уж президентской дочке ни жить, ни быть, а дай войти в каждый дом — на то есть прогноз погоды. Главред кривился, встречая ее в коридорах, и только рукой на нее махал, из-за спины неслись смешки. Бомонд склонял ее имя. «Ах, милочка, не принимайте близко к сердцу» — это в лицо, а вслед: «Ну надо же так вляпаться!» Анонимы писали оскорбительные письма. Никому из тех, кто подвергся подобной атаке, не удавалось отмыться добела.
      Зиглинде свойственно указывать женщине ее, женщины, место.
      С другой стороны, если бы ее отец был тем, кем был, и если бы она не была моим другом, удержался бы я от того, чтобы кинуть в нее камень?
 

* * *

 
      — Через отца я могу обратиться в службу информационной безопасности, — сказала Мари. — Но, понимаешь, он всегда был против того, чтобы я «копалась в грязи». Он накажет тех, кто меня обидел, но сама ситуация льет воду на мельницу его мнения. У него весьма категоричное мнение, ты знаешь. Нет, я не думаю, что он стоит за этим сам! К тому же обращаться к отцу… неправильно. Это, — Брюс при виде ее дрожащего века немедленно заехал бы в морду, если бы было кому, — выльется только во взаимную ненависть меня и планеты.
      — Обратись к друзьям. Есть у тебя друзья-хакеры?
      — У меня нет друзей.
      — Сотрудники?
      — Они считают, что мне все дается слишком легко. И знаешь что?
       —Что?
      — Я с ума сходила, страдая от того, что злобные идиоты меня оскорбляют и травят, суча ножонками от безнаказанности. И вот в какой-то момент я предположила, что они — нормальные. Что у них своя правда. Что с их стороны оно именно так и выглядит. Кто я для них? Гламурная барышня, у которой все есть. Курорты, бриллианты, рауты, высший свет. Святое дело лягнуть. Я действительно оранжерейный цветочек. Я, ничего не зная о настоящем, имею глупость возмущаться тем, что составляет их повседневную жизнь. Бессмысленно тратить силы, чтобы упредить очередной удар из темноты. У кого есть мнение, тому истина уже не нужна. Да, это ложь. Да, я больше и лучше. Однако самой знать это мало, в моем случае это надо показать…А для того, безотносительно ко всей этой… ерунде… мне надо измениться.
      — Надо, — подтвердил Брюс. — Я, честно говоря, не представляю, как во всем этом, — он кивнул, — от гамбургера откусывать. Прямо сейчас и начнем.
      «Неоновый дракон» — не только ресторан, бар и ночной клуб. Полностью он зовется торгово-развлекательным центром. Дома Брюс с матерью покупали вещи при помощи электронного каталога. Мать подписана на «Быстрый комфорт»: его ежемесячно присылают на дом, сканером снимаешь с себя параметры, и уже на свою вертлявую цифровую копию примеряешь то-се, пятое-десятое, а заодно программа-консультант моделирует тебе имидж. Прическа, макияж, все дела, вплоть до манеры двигаться. Оформляешь заказ и ждешь доставку. Удобство среднего класса. Никаких посредников меж тобой и оптовой базой, а еще ты экономишь время. Товар, который ты выбрал, возможно, лежит сейчас на другой стороне Галактики. Мари привыкла дома к другому сервису: к бутикам, где ты сидишь на диванчике, попивая кофе, а перед тобой дефилируют манекенщицы. Там ты позволяешь себе роскошь пощупать ткань, разглядеть швы… Первый подземный уровень «Дракона» был как раз из таких, но от этого мы хотели уйти. Нам надобно до полуночи превратить лимузин в тыкву. Разошедшись, Брюска повлек Мари еще дальше. В самых нижних этажах, в тесных смежных комнатках на прилавках и гвоздях, вбитых в стены, громоздились и колыхались облака разноцветных синтетканей, похожие на театральный хлам. Все можно потрогать, приложить к себе и примерить за ситцевой занавеской. Все пошито здесь, на Дикси: веселое, вызывающее, на один сезон, а то и вовсе на раз. Прилетел — переоделся.
      — Встречают по одежке! — объявил Брюс, словно открывая невесть какую истину. — Я буду твой крестный фей! Я еще и кучера твоего превращу в крысу!
      — Сделай одолжение, — буркнула Мари, скрываясь в примерочной. — Как это у вас говорят? Силы небесные?… И кто-то это носит? Знаешь, — доверительно сказала она, не отрывая ладоней от плоского смуглого животика, — по-моему, это неприлично. Ты точно надо мною не издеваешься?
      — У нас говорят «прикалываешься». Нет, нет и нет. Да ты вокруг оглянись, какие пузы народ выкатывает, и ничего! Это называется — пояс на бедрах. Верхние кости таза должны торчать, пупок и поясница наружу…
      Кости у нее, надо признаться, не торчат, а поясницу покрывает абрикосовый пушок, да и сама та поясница цветом и формой наводит на мысль об абрикосах… упругих, сладких, с перетяжкой… м-да.
      К юбке-лоскутку из серебристой ткани, обшитой понизу длинной стеклярусной бахромой, подобрали маечку-топик с веселой голограммой — рожицей, подмигивающие глазки которой размещались в стратегических местах. Брюс заявил, что это пикантно. Мари только воздух ртом схватила.
      И то сказать, кондиционеры тут были поплоше — старенькие. Переоденешься раз пятнадцать, поневоле семь потов сойдет. Зато весело. Не сказать, чтобы крестный фей вытворял все это совершенно бескорыстно. Выбирая из кучи шмотки, передавая их Мари в голую руку, просунутую из-за занавески, оценивая результат, когда она поворачивалась перед зеркалами тем и этим боком, он получил объемлющее представление об ее фигуре.
      Интересно, как нынче в правящих кругах Зиглинды относятся к дружескому сексу для взаимного удовольствия?
      — Это тебе не рагу из цефейского зайца под соусом маджоре! — бесновался Брюс, обучая спутницу откусывать от горячего пончика так, чтобы масло текло по подбородку. — Вот он — самый вкус жизни! Руками, руками бери. Чувствуешь?
      Мари молча усмехалась. Нет, эта маечка определенно лучшая идея всей его жизни, ну разве что после той шутки с клоном.
      Хотя папа пошутил тогда еще лучше.
      Что было дальше, Брюс не очень помнил. Он впервые потратил на развлечения целую ночь. В сущности, крестный фей был хороший домашний мальчик. Они танцевали на всех площадках по очереди, заполнили купоны и бросили в барабан — «Дракон» разыгрывал среди своих гостей красный спортивный флайер, хотя Брюс совершенно не представлял себе, что с ним делать, если ему в армию идти — а после, перед рассветом выбрались на галечный пляж. На Дикси изумительные восходы для тех, кто в силах бодрствовать до утра.
      Перед самым рассветом поверхность воды заволакивает туманом, и волны набегают на берег под его покровом, невидимые, с чуть слышным шорохом. Небо чистое и глубокое, и звезды на нем величиной с ноготь большого пальца. А после занавес словно отдергивается, варево закипает и, начиная с пены, немыслимым образом окрашивается в сиренево-перламутровые цвета. Увидишь раз — не забудешь вовек.
      Им удалось найти замечательную скамеечку в партере: в ожидании представления Мари вздремнула, положив голову Брюсу на плечо, и все это время тот изо всех сил думал о «взрослом».
      Когда рассвело, стало холодно, и они побрели на стоянку, держась за руки и оскальзываясь на мокрой гальке. В прежних своих туфлях Мари нипочем бы тут не пролезла, но осмотрительный Брюс заставил ее купить босоножки-вездеходы на толстой губчатой подошве. В них по любому мелкому и острому крошеву ступаешь, как по городской стеклоплите. Стена розового света вставала слева от них, а справа мир дремал, заключенный в дымчатый хрусталь.
      С руками, полными зари…
      — Слушай, — осенило Брюса, — а ты не хочешь подать заявку в ту экспедицию… ну помнишь, про которую ты мне сказала? Глядишь, поехали бы вместе. Никто не скажет, что это не эксклюзивный репортаж! А то и целая книга! Тебе шьют гламур, а ты — бац! — и крутая экстремалка. Ты ведь уже совершеннолетняя, отец не может тебе запретить.
      Мари пожала плечами:
      — Идея не хуже любой другой. По крайней мере не скучно, отчего бы и не попробовать.
      Рубен уже ждал, сидя боком на водительском сиденье.
      — Ты пил? — подозрительно спросил Брюс. Он бы и сам повел, однако прошлый раз, когда он был за рулем, оставил у Мари неизгладимые впечатления, и именно сейчас юноша об этом вспомнил.
      — Безалкогольное пиво — первый шаг к резиновой стюардессе, — невозмутимо ответил отец. — Славная маечка. Когда вас спрашивают, мис, на что она намекает — что вы отвечаете?
      — На бронежилет, — с вызовом ответила Мари.
      — Это камуфляж, — вмешался Брюс. — Защитная окраска, слыхал про такую?
      — Пусть будет камуфляж, — покладисто согласился Рубен Эстергази Версия-для-барышень. — Куда вас подбросить, мис?
      — Отель «Баярд», парк Руссо, парковка восьмого яруса… Только если вам по пути, потому что меня нисколько не затруднит вызвать такси.
      — Тут отвратительно с такси в это время суток, — Рубен подмигнул в зеркальце. — Нам по пути, где бы этот «Баярд» ни находился.
      — Давай без шуточек, — попросил Брюс. — Нет, я не слова имею в виду. Ты же можешь водить как нормальные люди. Пжалссста! — прошипел он так, чтобы только отец услышал.
      — Да бога ради, — Рубен мельком сверился с монитором, предлагавшим оптимальный путь к «Баярду». — Гигиенические пакеты в бардачке, ну, ты знаешь…
      Брюс залез на заднее сиденье и устроился рядом с Мари, мрачно размышляя, в какой форме будет наиболее эффективно дать по ушам собственному родителю.
      Против ожидания долетели без приключений. Рубен остался в кабине, а Брюс пошел сдавать спутницу на руки швейцару и горничной. К слову, ничего себе «Баярд»! В парке Руссо, пока они шли через него, струились ручьи, притененные синими ивами, на деревьях сонно переругивались обезьяны, а на берегу озера за ветвями беззвучно стояли хохлатые цапли. Мари молчала, и Брюсу казалось, будто она спит на ходу. Весь день проспит, и самому ему добраться бы поскорее до спального мешка в палатке. Все тело затекло.
      Я надеюсь, она не заикнется прямо сейчас насчет дружеского секса?
       —Кто он такой?
      — А?… Эээ?
      — Я имею в виду мужчину во флайере. Кто он? Вы так похожи, но…
      — …мы такие разные, да? — во рту у Брюса внезапно стало кисло, обезьяны взбесили его, а цапли показались ублюдочными комками перьев на нелепых длинных ногах, воткнутыми в декорации пейзажа. В нем не было ни единого достоинства, каковое Рубен не превзошел бы, даже о том не задумавшись.
      «Я только не знал, что это так бросается в глаза!»
      — Генетически он мне брат. Юридически — сын… «Я называю его отцом, и полагаю, что это правильно».
      — Я понял насчет камуфляжа, — сказал Рубен, когда сын вернулся, уже один. — Этот парк Руссо… Я не первый день на Дикси, знаешь ли.
      — Она тебе не пара, — брякнул Брюс. — Она и мне не пара, если уж на то пошло. Я тебе не скажу, кто она, пока мы в воздухе: из чистого самосохранения. И после не скажу, потому что… потому что если она захочет, сама скажет, а раскрывать ее инкогнито нечестно. О, я знаю, кто ей теоретически пара! Ваш бывший Император, Его Величество Кирилл!
 

* * *

 
      Есть вещи, равно ненавидимые любым человеческим существом, и звонок среди ночи — одна из них. Он прогремел в палатке как общевойсковая тревога и сверлил Брюсу череп, пока он, Брюс, моргая в темноту, соображал, в чем, собственно, дело, и что за звук выбил его из сновиденья, и получал еще попутно подушкой от недовольного Рубена. Нашарил комм в кармашке на стенке, бездумно включил и зашипел-заплевался, не находя в смятении ни слов, ни кнопки, которой выключают изображение. Комм был модный, навороченный: с голографической картинкой того, кто на другой стороне.
      — Ты не один?
      — Сейчас, погоди!
      Передвигаясь к выходу по-обезьяньи, на трех конечностях, а драгоценный комм зажав, как банан, в четвертой, и все равно путаясь в каких-то неуместных тряпках, юноша выбрался наружу.
      Уф! Вот берег, вот ивы с длинными синими листьями, черная вода с крестом лунных дорожек на ней. Местечко вроде уединенное. Тут можно. Он морально приготовился и включил картинку комма, втайне надеясь теперь в подробностях лицезреть прекрасное призрачное видение в невесомом, спадающем с плеч неглиже, сидящее со своим коммом на гостиничной койке посреди простынь, сотканных будто из звездной пыли. — Эй, ты тут?
      Однако теперь Мари выключила картинку на своей стороне, а когда появилась вновь, была уже в халате: роскошном, как из «Тысячи и одной ночи», но Брюса, сказать по правде, изрядно разочаровавшем.
      — Меня не допустили до собеседования, — сказала она. — У меня даже документы не взяли! Я не гражданка Новой Надежды, это раз. И моя специальность их не интересует, а другой, полезной при колонизации, у меня нет. У тебя есть идеи?
      Хороший вопрос для трех часов ночи. Это, конечно, большая честь, когда красивая девушка нуждается в тебе и доверяет настолько, чтобы позвонить в это время, но, похоже, что красивая девушка — разумеется, не нарочно! — делает все, чтобы ты ударил мордой в грязь. Какие могут быть идеи, когда в твоей ночи из голубого света свилась полуодетая фея? Одна только — остановись, мгновенье, я весь — взбесившийся гормон!
      — Тогда идея есть у меня. Давай поженимся.
       —??
      — Не бойся за свою драгоценную честь, я предлагаю договорной союз. Совершенно фиктивный. Ваши чертовы демократы не могут меня не пустить, если я лечу с мужем.
      — А я… могу вообще? В смысле — уже?…
      — Можешь. Возраст, когда наступает обязательная повинность, совпадает с возрастом, когда ваши законы допускают вступление в брак, я узнавала. Ты не хочешь? У тебя уже есть девушка? Может быть, объяснишь ей, и она поймет?…
      — Да нету никакой девушки! — шепотом возопил Брюс. — Откуда на Пантократоре девуш… тьфу, я не то хотел сказать. И вовсе я не «не хочу». Пожалуйста, если тебе это поможет. А когда?
      — Как можно скорее, чтобы успеть к окончательному рассмотрению личных дел. Как насчет завтра, чтобы потом сразу закинуть им документы? Выберешься?
      Брюс нервно сглотнул и кивнул, словно в омут бросился. Ночь была свежа, но его пот прошиб. И уже вернувшись в палатку, он сообразил, что мать его убьет!
 

* * *

 
      Сутками позднее в доме куратора СБ по вопросам новых территорий на Фриде раздался аналогичный ночной звонок. Не сказать, чтобы это была такая уж редкость при его роде занятий, однако между сотрудниками существует джентльменское соглашение: тревожить друг друга по ночам только по вопросам крайней необходимости. Матрица соотношения «день/ночь» на любой из планет Содружества прилагается к каждой электронной адресной книге — незнанием отговариваться не принято.
      К тому же звонил служебный комм. Он, чтобы не будить жену куратора, снабжен был горошинкой-наушником. За много лет Лантен привык с ним спать. Точно такая же горошина, только от домашнего комма, ночевала в ухе его жены. Он предлагал выключать комм на ночь, но Хамона почему-то была уверена, что бывают звонки — даже среди ночи! — которые нужны ей больше, чем звонящему. Происходило то от хорошего воспитания или от паранойи — он не имел желания выяснять. Загадок ему хватало на работе, делам семейным он предоставлял идти своим чередом.
      Звонок оказался с Дикси. И не обычный курьерский пакет, пересланный гиперроуминговой диппочтой, а онлайновая связь. Шеф подведомственного отдела на Дикси ждал ответа на мониторе в гостиной, куда Лантен переместился подальше от супружеской спальни. Значит, будет разговор.
      Что могло стрястись на игрушечной Дикси?! Прямая связь по лучу между звездными системами — отдельная статья расходов в смете отдела, каковую смету всегда приходится утверждать, согласовывать, выбивать и писать многочисленные объяснительные по каждому факту перерасхода. Конрада он помнил не только как шефа регионального управления, время от времени возникающего на селекторных совещаниях, но и по Академии, где Лантен читал лекции. Медлительный молчун, себе на уме, производящий впечатление тугодума, на первый взгляд совершенно не подходящий для искрящейся мишурной Дикси, планеты-лунапарка, куда приезжают туристы со всех уголков обитаемой Вселенной.
      А вы ожидали, что даже шеф СБ ходит там в гавайке?
      — Прошу прощения, господин Лантен. У меня срочная информация по нашей линии. Честно говоря, я не знаю, что с ней делать. Я бы хотел подождать до утра, но боюсь, если что-то предпринимать, то придется делать это быстро. Кадровый офис передал нам резюме одной особы, пожелавшей принять участие в экспедиции на Либеллин-VI. Я отправил его вам — взгляните. Что вы думаете по этому поводу?
      Даже через гиперлуч идет некоторое время, а более всего его уходит на упаковку и распаковку сигнала, так что в разговоре между двумя системами неизбежны паузы: сейчас они занимали более минуты. Пользуясь временем, пока на Дикси летело его лаконичное «сейчас», Лантен открыл почту, чтобы иметь перед глазами предмет разговора.
      — Вы хотите сказать, эта юная леди — дочь Президента одной из планет Земель Обетованных?
      Не стоило посылать за мегапарсек эту риторическую фразу. Все написано в деле.
      — Упомянутая особа, — сказал, поджимая губы, диксианин, — пыталась подать документы накануне, от себя лично. Обратите внимание, накануне она была еще не замужем. Желание ее попасть в экспедицию весьма велико. Разумно ли нам не обратить на него внимание?
      Да, на Дикси это быстро делается: зайти в кабинку и зарегистрировать в автомате акт гражданского состояния. Так называемая «глупость», совершить которую многие прилетают именно туда.
      — Вы поступили совершенно правильно, Конрад. Мы не можем упускать из виду такого аппликанта. Но, по чести говоря, что вы сами думаете об этой девочке?
      — Моя должность предписывает мне проявить паранойю, господин Лантен. Люссак, ее отец, управляет одной из планет федерации вероятного противника. Да-да, я знаю, войны нет, перемещения гражданских лиц между планетами федераций свободные, но можем ли мы быть уверены, что Мари Люссак — гражданское лицо? Род занятий — журналистика. Прекрасное официальное прикрытие, чтобы всюду сунуть свой нос. Зачем нам журналистка — чужая журналистка! — на дикой, неосвоенной, только что открытой планете? Зачем ей именно эта планета? Торопливость, с какой она заключила брак с юношей, по делу которого принято положительное решение, — может ли она нас успокоить?
      — Ей восемнадцать лет, — задумчиво сказал Лантен. — Много вы знаете оперативных сотрудников в этом возрасте?
      — Все знают об играх с геномом на научных базах Земель Обетованных.
      — Мари Люссак — биоконструкт?! Бросьте! В социуме 30 они существа второго сорта, лишь чуть лучше цифровых моделей для рекламы и шоу-бизнеса. У нее наверняка есть способ доказать свою личность.
      — Если биоконструкт создается с целью невозможности установить его искусственное происхождение, установить таковое происхождение невозможно.
      — Слишком много выводов из слишком малых данных, Конрад. Аналитически неверно.
      — Но вы же не отрицаете, что Земли имеют на наших территориях свой интерес? Что с ней делать? Выдворить ее, как ее самое, мы не можем из-за ее уважаемого папочки. Как жене колониста мы не можем ей отказать в рамках декларируемых принципов неделимости семьи. Самое простое — взять и отказать обоим. Если бы вы предложили мне решать проблему на мой страх и риск, я бы так и поступил. Тем паче, юноша и сам с Пантократора, а Пантократор… — на этом месте он умолк сам, сделав драматическую паузу, потому что специфика гиперроуминга не позволяет вам перебить собеседника.
      — Не спешите, — Лантен развернул перед собой досье Брюса Эстергази. — Внук военного советника с Нереиды. Очень красивая кандидатура, мне было бы жаль ее потерять.
      — Пацан семнадцати лет, думаю, ей ничего не стоило взять его в оборот. Она весьма привлекательная девица. Мальчишка и мяукнуть не успел, как оказался мужем.
      — Эстергази в плане нашей проблемы намного более интересны, чем Люссаки, Конрад. Это же те самые зиглиндианские Эстергази, аристократы старой Империи, покинувшие родину после того, как там сменилась власть. Из всех озабоченных юнцов Галактики ваша Капулетти именно Монтекки выбрала в мужья? Давайте вместе подумаем, какие выгоды мы можем из этого извлечь.
      А думать лучше не в онлайне. Впрочем, неизбежные паузы между репликами лучше всего подходят для размышлений. Говорить приучаешься быстро и по существу: за расплывчатость мысли ты вполне можешь поплатиться сметой отдела на будущий год.
      — После катастрофы на Нереиде мальчик Эстергази с матерью обосновались на Пантократоре, оставив себе гражданство Содружества. Хмм… они наши люди. Пантократор формально входит в состав Земель, однако его особый статус придает специфический оттенок его международным отношениям. Пантократору никто не враг. Принцип, по которому они пускают к себе, никому не понятен, однако с ним принято считаться. Они, как говорят, опираются не на социальный портрет аппликанта, а на психологический. Так что, скажем, если малец Эстергази — и кто угодно другой, приписанный к этому монастырю! — выразил желание проходить обязательную повинность у нас, мы пойдем ему навстречу.
      — Не может быть, чтобы у благостного Пантократора не было мирских интересов.
      — Это само собой. Но в любом мероприятии, хоть чуть-чуть напряженном в отношении психологии групп, я предпочитаю иметь в коллективе человека, воспитанного в этическом поле Пантократора. У нас и еще оттуда есть люди. О, кстати, ваши Ромео с Джульеттой не впервые встретились очно. Они знакомы с детских лет.
      — Но как же…
      — Взгляните с другой стороны. Не наши секреты в руках Мари Люссак, но Мари Люссак в наших руках. Поймите меня правильно, Конрад: я не призываю диктовать условия папе, приставив пушку к виску дочки. Нам не нужен скандал: я полагаю, все, что способствует равновесию сторон, должно быть сделано, а что лучше уравновешивает стороны, нежели брак? Давайте пропустим ее, сделав учтивую мину. При том препоручим ее нашим сотрудникам в составе группы.
      — Но… под мою ответственность?
      — Под мою. Вы сделали свою работу — поставили меня в известность.
      Он сам преподавал им активный и пассивный подход к контрразведывательным операциям. Второй подразумевал, что проще всего прервать ситуацию в самом начале и спать спокойно до следующего тревожного звонка. Первый предполагал, что можно позволить ей начать развиваться: это требовало большего труда и больших человеческих ресурсов и влекло за собой немалый риск, в основном, для занимавших ответственные посты, но если ситуацией удавалось овладеть, активный подход приносил намного более интересные результаты.
      Соответствующая служба Земель Обетованных содержит огромный штат, штаб-квартире принадлежит небоскреб на Церере, набитый электроникой, и коллеги-противники всегда недоумевали, как можно координировать действия межпланетной разведки из двухэтажного беленького домика. Со своей стороны, Лантен сошел бы с ума, доведись ему управлять таким хозяйством. Одни только счета за энергию, за связь, за прочее коммунальное обслуживание.
      Лантен совершенно искренне не считал себя добрым. Уже отключившись, он задумчиво тыкал по перекрестным ссылкам: мать, второй муж матери… отсюда вьется еще одна тайная тропка… начальнику отдела на Дикси не обязательно все знать, кое-что останется достоянием руководства. Как и ответственность. Сколь много ниточек меж двумя юными… визуально они выглядят как ссылки, выделенные голубым, но мы взрослые люди и у нас философский взгляд.
      Мы стоим на плечах гигантов, и только нам решать, какого роста будем мы сами.
      Зиглинда — вот что объединяет их! Стальная планета, многовековое яблоко раздора: маленькая, когда-то новенькая, бряцающая блестящим доспехом, сейчас же пыльная и покрытая паутиной микротрещин. И совершенно бесплодная с тех пор, как Земли всадили в нее зубы. 30 выжали из нее сок, раскупили специалистов по своим разрозненным производствам, и вот уже лет пятнадцать никто не заикается о превосходстве зиглиндианских военных технологий. Будто бы Империя была чем-то большим, чем простая сумма людей, промышленности и идеологии. Будто бы последний император, канув в частную жизнь, непостижимым образом унес с собой волшебное зерно, что одно только давало жизнь его саду.
      Ночь и мокрый волнующийся сад за окном — лучшее время для того, чтобы сплетать поэтическую мысль. На Эстергази, как на шпильку, намотан целый клубок галактических тайн. Ухвати кончик, потяни — и все они лягут к твоим ногам. Вот только где этот кончик?
      Мысль Лантена странным образом переключилась на трагедию пятилетней давности, когда Землям пришлось расстрелять собственную космическую станцию — Шебу, форпост галактической медицины, где производились рискованные эксперименты с генной структурой человека. Взбунтовавшееся нечтовывело механизмы станции из-под контроля персонала: гас свет, самопроизвольно отключался гравигенератор, камеры наблюдения слепли, лифты ходили, как им вздумается. Эвакуированные со станции люди рассказывали и более фантастические вещи, а кое-кто и на сегодняшний день обитал в палатах психокоррекции.
      Казалось бы — при чем тут Эстергази?
      Сумасшествие станции пришлось на период, когда в лабораториях Шебы пребывали два назгула- беспилотные космические истребители на основе человеческого интеллекта. Оба они воспользовались суматохой, чтобы сбежать, были подхвачены неопознанным грузовиком и увезены в неизвестном направлении. Видимо, несладко им пришлось на Шебе.
      Одним из назгулов- самым первым! — был отец этого вот сегодняшнего Брюса Эстергази, немыслимо классный пилот образца «старой» имперской Зиглинды, ее абсолютный герой, чуть ли не к лику святых там причисленный.
      А мать нашла укрытие на Пантократоре, планете-монастыре, и в мужья взяла… телохранителя, специалиста из группы «антитеррор». И казалось бы — при чем тут Пантократор?
      Есть мнение, что в экстремальных условиях ты узнаешь о человеке намного больше, чем ежедневно встречая его на работе, особенно если он не очень расположен о себе откровенничать. Эстергази как раз из таких: сами в себе и думают, что их тайны принадлежат им.
      А Пантократор стоит на страже, как будто его интересует только мораль.
 

* * *

 
      Рассел говорит: когда все идет по плану, это не к добру. Если принять за аксиому, то сейчас в самый бы раз чему-нибудь стрястись. Никто не снял их с Мари с лайнера, совершавшего перелет с Дикси на Фриду, ни один посланец папеньки-Люссака, «вроде Норма, только искусственный», не забрал «мадам Эстергази» ни из отеля «Баярд» на Дикси, ни из дешевого семейного мотельчика, где в ожидании отлета селились колонисты на Фриде. И после, когда им пришлось как угорелым носиться то в поликлинику — прививаться от всех известных ксеновирусов и мутагенов и залечить зубы; то по нотариусам — оказывается, никто не может отправиться в неосвоенный сектор, не оформив должным образом завещание! — они не встретили никаких препон, кроме, пожалуй, очередей. Внутри ликовало: свобода! И сжималось: неизвестность. Фрида путалась в ногах, как футбольный мяч, хотелось скорее отрясти прах цивилизованных земель, взнуздать и объездить новую планету, и весь Брюс был искрой на острие иглы, прокалывающей складки пространства. И в то же время, если бы кто-нибудь его остановил, Брюс подчинился бы непреодолимой силе с чувством постыдного облегчения. Очень трудно самому решаться на некоторые вещи. Поэтому чем быстрее, тем лучше.
      Колонисты собрались в просторном дворе подле Департамента новых территорий — старомодного кирпичного здания в форме «П»: все линии строгие, все углы прямые, рамы белые, а стекла — поляризованы. Стены его были увиты плющом, а двор заасфальтирован. Сверху пекло, словно приутюживало, а ждали уже минут сорок, и Брюс отвлекался только тем, что мечтал погладить «жену» по спинке.
      Несколько дней, пока в ожидании отлета они маялись в номере для новобрачных, оказались неожиданно трудными в том смысле, что Брюс ежеминутно имел удовольствие наблюдать «жену», снующую босиком туда-сюда, а также «жену» в купальном халате, «жену» с полотенцем на вымытой голове, «жену», поедающую фрукты и булочки, не вставая с постели, поделенной надвое условной демаркационной линией, и — о ужас! — «жену», покрывающую лаком ногти на ногах! По ночам, чтобы заснуть, ему приходилось долго и нудно перечислять про себя все беды его семьи, в которых повинны были Люссаки, в то время как «жена» явно ничем подобным голову себе не морочила и спала, как младенец в люльке. Не так-то просто оказалось быть Лучшим Другом Девушки-В-Затруднительном-Положении.
      А предложить играть «взаправду» значило этим самым положением воспользоваться! Деваться-то ей некуда. Сущее свинство, между нами говоря.
      — Я пробовала, — сказала Мари, — пару раз. Совершенно ничего особенного! Не о чем говорить.
      Брюс тогда только зубы стиснул. Вот и все, не можешь — не берись. Сказано — фиктивный, значит, он будет фиктивный, этот чертов брак!
      Чтобы отвлечься мыслью от цепочки изящных позвонков под простой белой маечкой, Брюс принялся исподтишка разглядывать соседей. Всего в дворике Департамента их собралось около двух с половиной сотен. Слева толпились такие же, как он, новобранцы, которым посчастливилось совместить общественную повинность с незабываемым приключением. Девушек меньше. Ясное дело, колонизация планеты — особая ситуация, тут не репрезентативная выборка общества нужна, а здоровье, выносливость и физическая сила.