Врата Валгаллы - Имперский Грааль

      Весело ль тебе?
      Мне — в самый раз, если только крылья не вырвет. Очень неудобно получится перед телом в кабине, оно не переживет. Дорого оно мне? Ну как сказать, учитывая, что оно более не есть необходимое условие жизни… Для чего оно мне так уж нужно? Разве для любви? Женщины, правда, обладают необъяснимой способностью любить весь семантический спектр: как истребителей, так и истребители, правду говорю, сам видел. Первая… ну не так, чтобы совсем уж первая, но первая из тех, кто имел значение, вошла в жизнь под нестерпимое сияние «Nessun Dorma». Моя Турандот… ладно, уже не моя. Меня всегда тянуло к тем, кто задает загадки. Поэтому вторая — как «Призрак оперы», пламя под слоем льда, свет во тьме и тень на свету, разгон и отрыв, если кто понимает. И кодовое слово, обладающее надо мной волшебной властью: «Зиглинда». Но «Призрака» поют вдвоем. Но-но, это кто тут Призрак? И значит ли это, что где-то ходят мои «Зеленые рукава» или «Siuil a Ruin»?
      Почему всю дорогу меня преследует «Полет Валькирий»? Ну не люблю я Вагнера! Эй! Ты в белый свет стреляешь от отчаяния или прицельно?
      Ну ладно, парень, сам виноват, мог бы и оторваться без ущерба для чести, я тебе полно возможностей предоставил. И то сказать, держать меня за хвост занятие более благородное, чем расстреливать фермеров на косогоре. Доброй тебе кармы.
      «Реполов» мысленно вздохнул и выключил двигатели. А тот, что следом, не успел.
      Зацепило обоих. Выносимый ударной волной на облаке черно-красного дыма, «реполов» оглох и ослеп, и потерял верх и низ. Нет, кислород, конечно, сам не горит, но с какой радостью он вступает в громкий и роскошный «бум» со всем, что воспламеняется так легко, как партия подготовленных к вывозу азотных удобрений, ждущих только искры! Я нарочно шел над ними низенько, почти траву стриг.
      Неправда, я об этом не думал. Я пришел в себя в пяти метрах от разбитой машины, корпусом наполовину в кустах. То есть я еще не пришел в себя, потому что совсем не помнил, кто я нынче, и ко второй машине, лежащей на боку и смятой взрывом, словно стрекоза — бейсбольной битой, подскочил, даже не прихлопнув тлеющий на груди комбинезон, и припал к фюзеляжу с криком:
      — Сестра!
      — Медленно, — прошипел ему голос в висок, — руки вверх, чтобы видно.
      А холодный раструб лучемета под ухо придал этим словам убедительности.
 

* * *

 
      Рубен забыл о лучемете, стоило ему увидеть петлицы и нарукавный шеврон. Молот Тора на фоне золотой луны — он сам носил такие две вечности назад. Военно-космические силы Зиглинды. Родина тянется ко мне обеими руками? Мудрено ль, что все эти руки — женские?
      Впрочем, женские — это сильно сказано. Девчонка в возрасте Брюса, белые волосы все в копоти и в грязи, длинные. Крупные черты лица, большой нос: а все вместе смотрится совсем неплохо.
      Лейтенант? В этом возрасте?!
      — Я не знал, что против нас играют зиглиндианские войска.
      — Теперь знаешь. А что бы это изменило? — Она перехватила оружие другой рукой.
      — Не знаю. Добавило бы сожаления и горечи, наверное.
      Девица пожала свободным плечом. Она не знает, о чем он говорит.
      — Как тебя зовут?
      — У меня лучемет, а у тебя — нет. Значит, вопросы задаю я.
      — Ну, задавай.
      Она подавилась смешком: видно, ей нравилось быть хозяйкой положения.
       —Сейчас задам. Ну… и как тебя зовут, «кукурузник»?
      — Рубен, — сказал он. — Р. Эстергази.
      — Сука! — И спустила курок.
      Рубен невольно зажмурился. В нем самом, в сознании образовалась черная дыра, и он подумал было, что в нее глядится старая знакомая — смерть. Но она смотрела так долго, что стало ясно: не в этот раз.
      — …но счастливый, — хмуро признала девушка, встряхивая лучемет, в котором что-то заклинило. — Положим, я психанула. Повторяю вопрос, только теперь попрошу без дурацких шуточек.
      — А он не выстрелит, — сказал Рубен, до которого начало доходить, какими возможностями он располагает, если воспользуется хоть малой толикой воображения. — Даже хуже. Эта штука начнет стрелять, когда я разрешу. Так что вопрос, кто тут сука, предлагаю решать в более комфортной обстановке.
      — Что за бред?
      Вместо ответа Рубен кивком указал на ближайшее черное «дерево». Незнакомка встала в полоборота, раздраженным жестом отбросив волосы с лица. По взгляду, брошенному искоса, Рубен понял, о чем она думает: о возможности быстро развернуться, и еще — а не прыгнет ли он. Беда с молодежью. Понятие о чести исключительно теоретическое.
      — Брось, — сказал он ласково. — Это ничего не даст. Я знаю планету лучше, чем ты. Без меня и без крыльев тебе не выжить, даже если ты все тут пожжешь.
      — Меня будут искать!
      — Меня тоже.
      Больше для соблюдения уговора она спустила курок, ветка, воздетая в небеса, вспыхнула и прогорела, осыпаясь наземь искрами, как от сварки. И только сейчас стало ясно, что темнеет. Кажется, это первая ночь, которую придется провести здесь без крыши над головой.
      — Работает. Только не грузи мне вакуум!
      — Не буду. Так как твое имя, валькирия?
      — Меня зовут Миранда Гросс.
      — А… отец твой уважаемый — не замминистра? Она поджала губы. Ясное дело, дети шишек — по определению заложники. Что ж, я не удивлен. Она должна быть старше Брюски на год, рожденная на Зиглинде под бомбами. Девчонке нужна бездна характера, чтобы встать наравне с парнями в элитных войсках, и никакие папы тут не помогут: по себе знаю. А получить лейтенанта во… сколько?., девятнадцать, прикинув на пальцах? У нас,я помню, за красивые глаза…
      Громоподобный треск швырнул обоих наземь: совершенно военное и исключительно рефлекторное действие. Показалось — рушится одно из черных «деревьев», но то была лишь тень «дерева», скользнувшая через поляну. Само дерево, узловатое и когтистое, не сдвинулось, но «почки» его раскрылись и выстрелили в небо лиловым фейерверком, а после — еще и еще: взрывалось одно, а потом те, что вокруг. Огни летели вокруг и осыпались пеплом.
      — Магний, — пробормотала Миранда черными от копоти губами. — Или марганец? Кто из них горит фиолетовым? Они что, сдетонировали? Или это — тоже ты?
      Угу. В романе-фэнтэзи меня назвали бы Великим Магом. Вот так мы и производим впечатление на девушек.
      — Это они так цветут. — В рот набился пепел, и захотелось сплюнуть, но при дамах не приучен. Да и вообще на АВ не поплюешься куда ни попадя, а Назгулы тоже как-то физиологически не приспособлены… — Фейерверками. Прежде не видел, должно быть, какие-то условия активировали флориген. Это такой ген, обычно он находится в спящем состоянии, но когда он включается, растение зацветает. Как-то так, правда, меня уверяли, что эта штука — не растение. На чем мы остановились?
      — Мой отец министр, — буркнула Волчица. — Уже, — и по голосу было ясно, что извиняться она не привыкла и что ее не интересуют ни генетика, ни тем более ботаника. Как их нынче учат? Ни групповых стратегий, ни командной психологии — только сбивать? Так-то оно проще, да. Каждый был бы просто чемпион…
      — И что ты ему расскажешь? Как на бреющем расстреливала мирных фермеров?
      — Мирных, ой! У вас ар-ми-я! Скажешь, нет?
      У нас эскадрилья летающих комбайнов… сиречь бульдозеров, которые сгодились ошеломить вас на раз, а в другой раз мы еще что-нибудь придумаем.
      — Вот придем к нашим, я тебе покажу, что это за армия. Водители, строители и подсобные рабочие моложе тебя. Хм… эту планету следовало назвать не Авалоном, но Аламо.
      — Есть такая штука, игрушка. Приказ. Его надобно выполнять: вон из шкуры, кровь из носу.
      — А если бы тебе приказали… залить плазмой деревню, в которой либо есть партизаны, либо их нет? Нажать на пульте кнопку и превратить планету в астероидный пояс? Расстрелять… ну… огромную обезьяну, засевшую на шпиле небоскреба — чудо природы, которое больше нигде и никогда? Есть такая штука, дитя, — стыд. Я знаю, каково это: перекрестье прицела, и у него тоже пушка, и правила игры известны обоим. Между чьим-то исходным интересом и гашеткой множество преград. Между твоим пальцем и гашеткой — только твоя совесть. Однажды оказывается, что это некомпьютерная игра.
      — Сразу видно, что ты не солдат.
      — Я… просто довольно сильно ценю жизнь.
      — Извини. Они не должны были тебя так называть. Ты классно летаешь, видимо, заточен под это, игрушка, но это ж не повод… А тебя для мальчика делали или для его мамы?
      Рубен засунул руки в карманы и отвернулся в нелепом возмущении. Обалдеть. Писюха сравнивает меня со мной. Не в мою пользу!
      — Во мне половина его генов. Я клонирован с его сына. Как меня назвать — его дело и его право.
      А вот про маму не будем, ладно?
      — Назвать могли, если у мальчишки ума нет, но ты не должен так называться. Это святотатство. Эстергази для Зиглинды слишком большое слово. Он герой. Сама смерть поставила его лишь на одно колено, если ты понимаешь, хотя прочих она кладет на лопатки. Если бы Зиглинде нужен был бог, то вот он.
      — Эстергази такие же люди, как все. Им так же больно и страшно умирать.
      Волчица скорчила мину.
      — Мне абсолютно наплевать на Эстергази. Кто они такие? Империя кончилась, и их родина — вместе с ней. Все свободны, всем спасибо. Жалкие бездомные обломки. Ничего. Найдется кто-нибудь, ужо научит их родину любить.
      — Не ты ли, красавица? Найдешь себе подходящего Эстергази и будешь его учить, а?
      Она скорчила мину.
      Вот она, новая Зиглинда. Нравится? Не жила при империи ни дня, но уверена, что все там было плохо. И попробуй только возразить. Имя ей мое не нравится, хорошее дело. То есть имя-то как раз нравится. Рубен мысленно хмыкнул. Даже слишком. Интересно, а если бы я назвался Р. Назгул?
      Славный сын Зиглинды, символ ее и бог. Большой Гросс чтит мою память, с него станется. Что бы сказали на родине, если бы узнали, что этот бог — воскресающий?
 

* * *

 
      Утром Брюс видел разбомбленную колонию, сейчас в сиреневых сумерках он имел возможность наблюдать разбомбленное общество. Люди — приличные, современные, большей частью интеллигентные! — до них только теперь начало доходить, что они погибли. Редкий десантник выживет, сказал как-то Норм, если отобрать у него консервы, биотуалет и запас питьевой воды.
      Мы не будем двигаться ночью, чтобы не включать фар. Мы, вообще говоря, к вечеру уже вообще не способны двигаться, учитывая, что утром были спешены.
      Когда решали, что взять, что оставить, Норм велел забрать палатки, термоодеяла и спальные мешки. Предполагается, что самым страшным врагом будет ночной холод. Днем-то на марше Брюс под вещмешком вспотел, а вечером, прохаживаясь по лагерю из конца в конец и ища, не нужен ли кому, почувствовал, как мороз подбирается к нему.
      На первом же привале Норм распределил ССО, приписав каждого бойца к группе гражданских. «Ты — к медикам!» Брюс сперва хотел возразить: мол, негероично, а я сегодня весь из себя — ты меня на бульдозере видел, нет? — и что у нас, девчонок на эту должность не хватает, но передумал, когда отчим сказал вполголоса, что «им больше нужно». Это сейчас нет больных, а после — будут. Кому их ворочать? У них до черта груза, у медиков, и это тот груз, который мы не можем бросить. Неизвестно, насколько это все затянется, будем надеяться на лучшее и готовиться к худшему. Пересчитать консервы, ввести паек. Раздать обеззараживающие таблетки, чтобы можно было пить местную воду. Да, я знаю, что вирусов и бактерий, совместимых с нашим организмом, тут нет. Вы ручаетесь, что это могут пить дети? Нет? Тогда у вас есть полчаса — подумать. Что у нас тут можно есть из подножного? Я знаю, что только нами же и посаженное/ выпущенное плодиться и размножаться. Морган съела первое яблоко, значит — теоретически возможно. Да, безбашенная дура, но тем не менее опыт есть и этот опыт — положительный.
      Мари Люссак упала в обморок, когда Норм бросил ей на колени кролика: как можно употреблять естественные протеины? Можешь не употреблять, желающие найдутся, твое дело сказать, из нашей ли он пищевой цепочки, этот несчастный кролик. Заодно таким нехитрым образом Норм рассчитывал наладить учет левых пищевых продуктов. Мало ли кто поймает кролика, птицу или рыбу: он или съест ее на свой страх и риск, или же, принеся ее в колонию, включит ее в общий рацион, потому что консервы только для детей. Мы все здесь цивилизованные люди, прошедшие в школе курс ОБЖ. Психологически — они будут проверять. Морган, оказавшаяся поблизости, предложила дать барыньке понюхать носок, однако встретила неудовольствие чифа, и инициатива ее увяла.
      На первый взгляд весь табор превратился в один большой ССО. Всем раздали куртки защитного цвета, с подогревом, стеганые брюки и непромокаемые походные ботинки, а также шапки-шлемы с застежкой на подбородке. Над стоянкой натянули камуфляжную сеть.
      Подогрев. Это будет сложно. Подогревом велено пользоваться только в случае непосредственной опасности для жизни, когда придется выбирать: обнаружить себя или насмерть замерзнуть. Сбившаяся в кучу колония, включившая свои спальники и куртки, в инфровизоре будет полыхать, как вулкан. Немного, правда, помогут нам армейские палатки: их отливают из легкой и прочной синтеткани — в кармане можно унести! — поглощающей тепловые излучения. Естественный фон человека они, скажем, скроют, и даже активированный спальник, но злоупотреблять не стоит.
      Тело способно нагревать пространство, внушительно сказал Норм. Используйте этот ресурс прежде других. Другие ограничены.
      Гражданские растеряны. Аккумуляторные печи мы даже и брать с собой не стали, не говоря о том, чтобы на себе тащить, а готовить на открытом огне цивилизованный гражданин не умеет. Кое-как вскипятили воду и сейчас бранятся — чаем обожглись! Ну да, в цивилизованной кухне ты сам задаешь удобную для тебя температуру готовой пищи, а как указать ее дикому огню? Как можно это давать детям?
      Словом, решение есть с открытого огня понимания у народа не вызвало. Утешались лишь тем, что это ненадолго.
      Брюс вновь посмотрел в вечернее небо. Прояснилось — это к морозу. Отец все еще не вернулся. У него давно уже нет топлива. Мари, наверное, тоже беспокоится. Она в палатке одна, с ней Рог, инфочипы, записи. Кролика, она сказала, можно есть, но сама не стала. Кэссиди по этому поводу заметил, что это дурной знак, что подозрения с нее до сих пор не сняты, и если она перетравит тут всех, то, может, это и есть ее задача. Норм на это ответил ему, что лично он вообще ни с кого тут еще не снял подозрений. В последний раз Брюс видел тушку в руках Морган: подвесив ее на ручку бульдозера за задние лапы, та проводила принудительный мастер-класс для ССО и всех, кому интересно, как надо. Сперва обдираем шкуру — нет, ее не едят! — после разделываем на куски и жарим на палочке. Лучше, правда, сварить, потому что при жарке выход уменьшается, а от вареного кролика будет еще и бульон. Это важно. Обрезаем шкурку на лапах по кругу, от лап к анусу делаем разрез, и стягиваем кожу вниз, к голове, чулком, лишь чуть подрезая острым ножиком, где не идет. Шкура у него на пленочке, снимается легко, видите, мясо под ней нежное, розовое, аппетитное. Крови нет, если только вот эту и эту жилы не заденете. Кровь будет после, когда мы распорем брюхо по осевой, чтобы выпотрошить… зная, что слово у Морган не расходится с делом, Брюс поспешил ускорить шаг. Прочих заметно тошнило. А вот Андерс остался: никак не хотел смириться, что у Первых командир круче.
      — Это сердце, а вот это — печень, — слышалось за спиной. — Они съедобны. И почки. А вот желчный пузырь лучше извлечь так, чтоб не лопнул: замаетесь после горечь вымывать. Кишки тоже выбрасываем.
      — А кишок-то больше всего, — заметил кто-то наблюдательный.
      — Ага, только в них какашки. Желаешь? Пробиваясь из толпы наружу, Брюс столкнулся с Товией, который тащил за собой Китри за руку, точно так, как вошло у них в обычай памятной праздничной ночью. Иначе они, кажется, уже не передвигались. В каждой еде, кипятился минотаврец, должны присутствовать Радость, Мир, Добро и Любовь. Как прикажете совместить это с естественными протеинами? Брюс неслышно и мимолетно вздохнул: здравому смыслу, даже подкрепленному нормами ОБЖ, с Аюрведой, когда ее включают в экуменические религии, спорить чертовски трудно. Победа всегда останется за Аюрведой… зато еда — за здравым смыслом. Китри послушно внимала. Кажется, у этих двоих все получилось наилучшим образом.
      В результате кролика руководство слопало на троих, потому что Андерс позвал Абигайль, и руководству ничего плохого не сделалось. Правда, Брюс всегда подозревал, что Морган способна жрать консервы, не снимая с них фольгу.
      Все ССО нынче с оружием, и остальные мужчины тоже. В этом есть некоторая опасность, поскольку все на взводе. У ССО внутренний приказ — палить только по кроликам, по возможности одиночными и в упор. Норм особенно рекомендовал освоить искусство вязать силки. Подстеречь кролей нетрудно: в поисках пищи ушастые стягиваются к опытным делянкам. Где еда, там и кролики, а с другой стороны, где кролик — там и голодный колонист. Законы природы те же, и мы изо всех сил стараемся не думать, что ищущий нас враг способен сложить два и два.
      Беда, если придет, придет с воздуха. Голод и холод страшнее. Впрочем, мы все еще надеемся, что завтра доберемся до базы. Там аккумуляторы и провиант. Все знают, что база есть, ведь это последнее, о чем позаботился Норм перед своей отставкой, а Норм — он сейчас бог.
      — Бог приказал явиться, — сказала Морган, пробегая мимо. — Что-то у него есть для своих.
      Отягощенный дурными предчувствиями, Брюс поплелся под навес, где Норм собирал малый совет. Здесь командиры отделений, Эдера Насименто, неизменный Кэссиди. Из колонистов никого нет. Для своих всегда приберегают плохие новости, чтобы вместе обсудить, как их правильно подать и что теперь делать.
      — Базы у нас больше нет, — сказал Норм, кивая на двоих разведчиков, до такой степени замерзших и уставших, что бульон с кроликом схлебали даже не спросив, что это и можно ли это есть. — Ее разбомбили, и нам нет никакого резона идти на пепелище. Во-первых, нас там ждут. Во-вторых, едва ли мы найдем там что-нибудь полезное. Имеет смысл остаться тут. А в-третьих… интересно, откуда они узнали ее расположение? Меньше всего мне хочется открывать сезон охоты на ведьм, но сдается — у нас крот, и он под нас роет. Кэссиди, что вы думаете по этому поводу?
      — Расположение резервной базы было известно руководству колонии…
      — Мне — нет, — немедленно отреклась Эдера.
      — …вам лично, Норм, вашим младшим командирам, Бротигану и мне, но Бротиган погиб, спасая людей.
      — Зато вы живы.
      — И не жалею об этом. Я также уверен, что этой информацией располагал Р. Эстергази — где он, кстати? Даже если он со всех сторон герой и молодец — искусственные люди ведь не способны на двойную игру, если это не заложено в их ТТХ — можем ли мы быть уверены в том, что он ничего не сказал девице Люссак?
      — Мадемуазель Люссак была взята под стражу до принятия решения о создании резервной базы. У нее нет и не было возможности совершать какие-либо автономные действия.
      — Мы вернулись туда, откуда пришли, чиф Норм. Девица Люссак — гражданка Земель Обетованных, с огромной долей вероятности — биоконструкт и оперативный агент противника. Все время, даже после того, как она была изолирована, она находилась в контакте с тремя персонами, каждая из которых так или иначе была связана с жизненно важной и секретной информацией.
      — Я более чем уверен, что в девице Люссак нет встроенного эмиттера гиперсвязи.
      — Должен вас предупредить, чиф Норм, следующим шагом я предположу наличие организованно действующей группы. Есть несколько человек, связанных личными отношениями, с вражеским или двойным гражданством… Вы, Эстергази, Р. Эстергази, Мари Люссак, которую вы не отдаете с завидным упорством, и еще, наверное, девица Морган, преданная непосредственно вам.
      — Чья была идея послать Морган на автономную операцию за моей спиной?
      — Нам нужен был человек, способный вас заменить, и не строптивый. Солдат перестает быть солдатом, когда перестает различать своих и чужих. А Пантократор меняет все, к чему прикоснется. Он взялся за вас, Норм, и вы больше не солдат. Может быть, герой, я не спорю…
      — Герой у нас Р. Эстергази, и хватит нести чушь. У меня первый кандидат под стражу — вы, Кэссиди. Мои предположения против ваших, но я вас арестовать могу, а вы меня — нет. Посему я прошу вас сдать портативное устройство связи и не покидать вашу палатку. Считайте себя под домашним арестом, заодно попробуете это удовольствие на своей шкуре. Морган, присмотри.
 

* * *

 
      — Мне нужен сеанс связи с авалонской колонией, — неожиданно сказала Натали Эстергази.
      — Протестую, — лениво заявил Люссак. — Ни одна сторона не должна получать указания извне. Только свои ресурсы, в том числе свой ум.
      — Это не указания, — ответила Приматора Ариадна. — Мы в любом случае должны связываться с обеими сторонами, чтобы оценивать ситуацию адекватно. У них все-таки там дети, так что будем иметь снисхождение.
      Люссак хмыкнул и переплел пальцы на колене. Помощница Ариадны Аида, молодая и невзрачная, инициировала сеанс и положила деку перед Натали Норм. В центре стола возникло голографическое изображение связиста — ошеломленного и замерзшего парнишки, сидящего на ящике, на снегу. По краям громоздились смутные тени-глыбы: какие-то очень большие машины в отблесках живого огня.
      — Мне нужно поговорить с тем, кто у вас командует, — сказала ему Натали.
      — Ага. То есть сию минуту, миз… — Он вскочил и замахал руками. — Они хотят говорить с вами, командир, чиф…
      Потом его мягко выдвинули из фокуса, а вместо него в кадре соткался широкоплечий мужчина с бронзовым лицом, без шапки, со снегом в кудрявых волосах. Неторопливо сел, положив рядом энергоштуцер.
      — Да тут, — сказал президент Люссак, — все свои. И вы плакались, будто бы у НН нет ножа в сапоге? А эточто?
      Вряд ли он знает, насколько здесь все свои. И не надо ему знать. Это вроде экзамена, где-то рядом бродит Сила, Натали ощущает ее присутствие, как серебряную мушку на сетчатке, из тех, что возникают от низкого кровяного давления. Силой надо овладеть, это важно, потому что кому ты можешь помочь — без Силы?
      Наверное, ты очень удивился, увидев здесь меня, но, к твоей чести, не дрогнул даже бровью. Ты вообще ничем не показал, что мы знакомы. Пантократор всем подает скрытые знаки, и я — знак для тебя. Надеюсь, добрый. Хорошо. Я принимаю эти правила.
      — Я вынужден был принять командование, — сказал Норм. — Вам придется говорить со мной.
      — Спросите его, где Ставрос, — подал голос Лантен.
      — Мы похоронили его утром. Он был герой. Он защищал свою планету.
      У Натали сперло дыхание. Сын, где мой сын? Вы назвали его солдатом!
      — Какая у вас ситуация? Какие потери?
      — Мы потеряли двенадцать человек во время ночной бомбардировки. Вся дежурная смена на генераторе — от первого же удара, офицер службы безопасности Бротиган и боец ССО Тирод — обеспечивая эвакуацию людей из горящего комплекса. Пилот по контракту Зайферт — в воздушном бою. Еще семеро погибли, когда выходили из зоны обстрела. Обращаю внимание комиссии — это была военная авиация.
      Кто еще, кто еще?!
      — Остальные всеживы, — сказал Норм, глядя ей в глаза.
      Это только для нее. Мальчик цел. Ну и… тот тоже.
      — Я должен знать, мэм, как мировое сообщество намерено разрешать эту ситуацию. Каковы ваши условия?
      Четверо в зеленом промолчали, и у Натали усилилось чувство, будто она сдает экзамен. Это не должно иметь никакого значения, но — имеет. Если она решит этот ребус правильно, больше никто не умрет и за них не надо будет больше бояться.
      Справедливость, говорите? А как это?
      — Каковы ваши намерения? — ответила она вопросом на вопрос. — Вы собираетесь спорить за эту планету?
      Скажи «нет» матери своего ребенка! И вернись. У нас есть свой мир и свой дом. Будет так, как мы решим, ты и я, и не будет горечи на наших губах, и день наш будет светел.
      Я не люблю ночь. Ночь черна, правая половина постели холодная, и я просыпаюсь в ночи от отчаяния, от одиночества, от дурных мыслей. Пусть будет светел твой день!
      — Снимите с планеты детей и гражданских, — сказал Рассел. — Хотя бы женщин, и тогда мы составим команды и сыграем, как большие. Что скажете?
      — Что скажете? — Приматора Ариадна переадресовала вопрос Норма Люссаку — Мы позволим вам снять с планеты всех, кто не желает там оставаться. Вы сможете укомплектовать команду по своему вкусу. Господин Лантен, господин Ква'ан?
      — Я согласен, — сказал Лантен, а Ква'ан кивнул. — Чиф Норм, кто будет играть от нас? Вы уже решили?
       —Разумеется, я, рядовая Морган, капитан Ллойд Кэссиди, миз Насименто с дочерью — он сделал чуть заметную паузу, поглядев в сторону Натали, — рядовой Эстергази и его… и еще несколько человек. Я также очень рассчитываю на контрактника Р. Эстергази.
      — С дочерью? Сульпиции Насименто четырнадцать лет! — возмутился Лантен, который, оказывается, отслеживал список по своей деке.
      — Она настаивает, и мать не возражает, — судя по каменному выражению лица Норма обе дамы Насименто находились от него на расстоянии вытянутой руки, и еще — он бы очень не возражал от них обеих избавиться, -…и еще несколько колонистов, которые решили, что тут их дом. Люди невоенных специальностей. Я могу отобрать из них полезных.
      — Что вы сами насчет этого думаете, чиф Норм? — спросил доселе молчавший генерал Ква'ан.
      Ему было жарко, жесткий воротничок врезался в темную жирную шею, золотое шитье на нем потемнело от пота.
      — Я думаю, давайте решим это дело один на один. Выставьте против меня бойца любого класса: кто выживет, того и планета.
      — Еще лучше, — согласился Ква'ан.
      — Не уверен. — Это Лантен. — В случае успеха планету для Новой Надежды завоюет гражданин Пантократора, а Пантократор, — он поклонился, — входит в состав Земель, хотя я всемерно уважаю его особый статус и миротворческие усилия. При всем почтении к нашим хозяевам, достойнее было бы нам обойтись своими силами… или хотя бы изменить их процентное соотношение. Кто там есть в команде от нас, кроме миз Насименто? Людей и нелюдейс двусмысленным статусом просьба покане предлагать.
      — Кэссиди, — сказал Норм и усмехнулся.
      — Я тоже против, — сказал Люссак. — Я примерно знаю сценарий этих битв один на один. Сперва они не могут найти друг дружку на огромной пустой планете, потом некоторое время более или менее честно стараются исполнить взятые на себя обязательства, а еще пару дней спустя мы обнаруживаем их братающимися и пьянствующими на пустом ящике из-под капсюлей. В процессе планета теряет товарный вид. Лантен, вам это надо? Нет, я понимаю, мы можем снять реалити-шоу, чтобы покрыть убытки. Я не желаю тратить на это время.
      — У вас там тоже есть люди, подписавшие контракт только на горные разработки. Мы предлагаем им беспрепятственно покинуть спорную территорию. Цените это.
      — Мы, конечно, не можем приказать им сражаться. Но мы можем их уволить и нанять других. От присутствия на планете обоза мы теряем меньше, чем противник. Зачем нам лишать их элемента уязвимости?
      Рассел чуть заметно вздохнул, рябь помехи пробежала по его лицу как недовольная гримаса: никто и не заметил, только жена. Только она поймет, что выбора опять нет. Его никогда нет, этого проклятого выбора.
      Чтобы новый мир стоял прочно, в его основание закладывают жертву Нет, не невинную деву и не мальчика, у которого не было отца. В землю зарывают сержанта, он крепит землю своими костями, и миру тогда сносу нет.
 

* * *

 
      — Стой, сюда хода нет!
      Миранда глянула на Рубена с откровенной ненавистью, вызванной тем, что последние несколько часов она держалась не столько на ногах, сколько на стиснутых зубах. Пилоты совершенно не умеют ходить. Если упадет, придется тащить ее на себе.
      — Неужели опять обходить?!
      Рубен ткнул пальцем в желтую ленту с черной надписью, сорванную ветром со штоков и почти невидимую в мелкой снежной пурге.
      — Знаешь, что это? Зона действия активных почвообразующих бактерий. Любую угодившую к ним протоплазму они сожрут в считанные минуты.
      — Колоссально вы тут нагадили!
      — Штамм этот имеет ограничения по количеству циклов воспроизводства, то есть безболезненно для экологии вымрет сам спустя некоторое время, к тому же похолодание должно было приостановить его активность, — прикинул Рубен, — но я не специалист-почвенник и рисковать без надобности не стану. Только в обход. А потом тут вырастет трава, цветы и деревья. Это к вопросу про «нагадили»…
      Ему показалось, что слова ухнули в пустоту. Их нынче действительно учат только летать и стрелять? Миранде всего девятнадцать, она думает, что если чего не знает, значит, то и знать не обязательно, но в любом случае у дочки Гросса есть характер. Это хорошо, потому что без характера не дойдет. Ни жира, ни мяса на ней нет, а холодный сильный ветер, кажется, выдувает из костей костный мозг и завывает там, в полых трубках. Зажала в зубах прядь своих белобрысых волос и топает, брови сдвинуты, глаза в кучку Я и сам сейчас такой. Ногу поднять… переставить… Один летчик, француз на старой Земле упал в пустыне, а после написал про это. Только он страдал от жары и жажды. Поскольку все равно, о чем думать, я думаю о нем все эти километры. Сотню или две.
      На самом деле хорошо, что мы наткнулись на Зону. Это ориентир. До нее я знал только, что солнце-Либеллин встает на востоке. Ну и еще башня, которую мы взорвали: это была восемнадцатая, и я примерно представляю, как нам надо двигаться, чтобы вернуться на место боя. По правилам, если не оговорено другое, распавшаяся боевая группа возвращается туда же, где разошлась, а там оставляют дежурного — это будет кто-нибудь из ССО! — и он уже ориентирует всех к месту общего сбора. Туда и премся вторые сутки, насильно принуждая себя шевелиться. Нас ждут, нас не могут бросить. Что будет, когда у нас не останется сил идти? Очень просто — уснем и замерзнем. У нас есть лучемет с батареей, но жечь нечего, даже одежда на нас синтетическая, она только плавится, а не горит. А даже если бы и горела — она куда полезнее, когда защищает нас от ветра на марше, так что жечь лучше что-нибудь другое.