Суд истории - Зачистка в Политбюро. Как Горбачев убирал «врагов перестройки»

Михаил Сергеевич Соломенцев

Зачистка в Политбюро. Как Горбачев убирал «врагов перестройки»

Предисловие

Я хорошо знал автора этой книги, Михаила Сергеевича Соломенцева, по совместной работе в ЦК КПСС и в Политбюро ЦК КПСС.

В прежние времена в ходу было выражение о том, что партия у нас – плоть от плоти и кровь от крови народная. Биография Михаила Сергеевича – лучшее доказательство правоты этих слов. Он родился 25 октября (7 ноября) 1913 года в селе Ериловка Елецкого уезда Орловской губернии – ныне Елецкого района Липецкой области – в крестьянской семье. В детстве несколько лет жил с родителями в городе Макеевка Донецкой области, здесь пошел в школу. Затем, вернувшись в село, доучивался в школе в городе Елец. Потом была учеба в Ленинградском индустриальном институте, на механическом факультете, который Соломенцев окончил с красным дипломом в 1940 году. В том же году вступил в ВКП(б).

Молодой специалист по распределению попал в систему оборонной промышленности, в Липецк, где строился завод № 61, известный сейчас как тракторный. Начал работать сменным мастером в цеху, где выпускали снаряды, а через полгода был назначен заместителем начальника цеха. В начале Великой Отечественной войны завод был эвакуирован на Урал, в город Касли Челябинской области. На месте в короткие сроки Михаилу Соломенцеву удалось наладить производство снарядов и мин в неотапливаемом цеху. Далее, в течение всех военных лет, он организовывал выпуск продукции для фронта.

В 1948 году он был назначен главным инженером Златоустовского завода № 259. С 1949 года по 1954 год работал директором станкостроительного завода им. С. Орджоникидзе в Челябинске.

С 1954 года М.С. Соломенцев на хозяйственной и партийной работе. Работал в Челябинском обкоме КПСС инструктором, завотделом, вторым секретарем. Летом 1959 года по направлению ЦК КПСС уехал в Казахстан, где был избран Первым секретарем Карагандинского обкома КПСС. Во время его руководства областью шло активное строительство металлургического комбината в Темиртау – Казахстанской Магнитки. На XXII съезде КПСС Соломенцев был избран членом ЦК партии. В 1962 году избран Вторым секретарем ЦК компартии Казахстана.

В 1964 году он был направлен на работу в Ростов-на-Дону, избран Первым секретарем Ростовского обкома КПСС. Два года успешно руководил областью. В 1966 году переведен на работу в центральный аппарат партии в Москву, назначен заведующим отделом тяжелой промышленности ЦК КПСС.

В июле 1971 года М.С. Соломенцев был назначен Председателем Совета Министров РСФСР. Первым делом ему была поручена индустриализация сельского хозяйства и подъем Нечерноземья. В планы девятой пятилетки входило обеспечить потребности населения, и проблема продовольствия стояла особенно остро. Подъем сельского хозяйства был зафиксирован уже через год работы Соломенцева.

В июне 1983 года, по предложению Андропова, М.С. Соломенцев был назначен на должность председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Одновременно был переведен в члены Политбюро ЦК КПСС.

За свои заслуги перед Родиной Михаил Сергеевич был дважды отмечен званием Героя Социалистического Труда, был награжден пятью орденами Ленина, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Красной Звезды, медалями.

* * *

Несмотря на славный жизненный и трудовой путь, пройденный М.С. Соломенцевым, в последние годы горбачевской «перестройки» и после нее на Соломенцева, как и на всех, кого называли «партийной номенклатурой», вылили океаны лжи. Нас – а я тоже, можно сказать, был номенклатурой – упрекали в бесчисленных ошибках, но создавать новую цивилизацию, социалистическую, не допуская ошибок, – иллюзия. А стремились мы в первую очередь к улучшению условий жизни, труда и быта советских людей. Скажем, при советской власти люди получали квартиры бесплатно. Сегодня на 300 тысяч рублей материнского капитала (нужная вещь, приветствую!) в Москве можно купить три квадратных метра жилплощади.

Нас критиковали за то, что в СССР имелись случаи коррупции и взяточничества среди партийных и советских работников. Да, были такие случаи, мне выпала доля докладывать на Пленуме ЦК об одном таком деле. Пришлось принять серьезные меры вплоть до освобождения первых секретарей обкомов и даже одного руководителя республики. А заместителя министра рыбной промышленности суд приговорил к расстрелу. Но сколько сейчас в России случаев взяточничества и воровства, однако большинству коррупционеров все сходит с рук…

Отдельный разговор об антиалкогольной кампании. Меня до сих пор продолжают пинать за нее, тревожат память и Михаила Сергеевича Соломенцева, но ведь с пьянством действительно надо было бороться, оно принимало масштаб национальной катастрофы. Нас обвиняют, что отрезвительная политика нанесла ущерб стране. Мол, не было выпито спиртного на 37 миллиардов рублей, это подорвало бюджет. Но если подсчитать по всем статьям, то отрезвление людей уже в ходе кампании, не говоря об отдаленных последствиях, прибыльнее государству, нежели продажа водки. Почему-то считают, будто в советском бюджете 30 и более процентов составляли доходы от алкоголя. Это путаница, возможно, сознательная. 30 процентов дохода было в объеме всех пищевых продуктов. Налоги на алкогольные напитки в бюджете СССР составляли лишь 10–12 процентов.

Сейчас же в бюджете России меньше одного процента «пьяных» денег. Куда идет все остальное? Ведь пьют в стране намного больше. Гигантская прибыль! Эти деньги идут, нанося вред обществу, здоровью людей, не в госказну, а в карманы винно-водочных, пивных баронов. И коррумпированных чиновников. Это они прежде всего скрывают правду о некоторых положительных результатах нашей кампании. В России, дескать, пили, пьют и будут пить.

Правительство, если не считать «заботы» о качестве водки – алкогольного яда, и правящая партия «Единая Россия» ничего не сделали для преодоления пьянства и алкоголизма, уносящих ежегодно сотни тысяч людей из жизни. Но зато активно занимаются дискредитацией антиалкогольной кампании Лигачева и Соломенцева. Напластованы горы полуправды, откровенной лжи и измышлений. Вместе с тем убраны все преграды на пути алкоголизации общества, сняты все ограничения. В том числе государственная монополия на производство и продажу алкоголя.

Для властей, правящей партии «Единая Россия» пьянство людей означает отвлечение их от протестных действий, а также огромные барыши (рентабельность водки свыше 1000 %) алкогольного рынка. Алкогольный рынок – гнездо коррупции, подкупа, кормления должностных лиц и их продажных политиков.

* * *

Была ли необходима антиалкогольная политика в 80-е годы прошлого столетия? Да, в этом была острая потребность. Она вызвана двумя обстоятельствами.

Первое. За период (1964–1984 годы), предшествующий антиалкогольной кампании, значительно увеличилось производство и потребление водки и дешевых вин (в частности «бормотухи» из плодов и ягод), доходы от их продажи возросли в 4 раза. Стало больше прогулов, повысились преступность, увеличились заболевания, связанные с чрезмерным употреблением алкоголя.

Второе. Всевозрастающий поток писем, телеграмм в ЦК КПСС, Правительство, в газеты и на телевидение с требованием обуздать широко распространившееся пьянство, принять строгие меры к пьяницам. То был стон жен, детей, теряющих мужей, отцов и сыновей. Недаром говорят, что сколько выпито водки мужчинами, столько пролито слез близкими и родными.

Надо было действовать. Комиссия Политбюро ЦК КПСС под председательством М.С. Соломенцева подготовила необходимые документы, а именно проекты постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР, указа Верховного Совета СССР. В мае 1985 года они были приняты на заседании Политбюро единогласно и опубликованы в печати. Каковы цели антиалкогольной работы партии, государства? Фактически была поставлена цель сбережения народа, укрепления его физического и нравственного здоровья, избавления взрослых и детей от страданий и мучений, повышения работоспособности людей, безопасности страны.

Производство водки было сокращено на 40 %, а производство шампанского возросло на 50 %, был прекращен выпуск «бормотухи» из плодов и ягод. А для культивирования здорового образа жизни были привлечены художественная интеллигенция, медицинская и спортивная общественность, средства массовой информации. На этом направлении активизировалась деятельность партийных и других общественных организаций, товарищеских судов. Возросла массовость спорта. Весьма активную позицию в борьбе за отрезвление общества в ту пору, в отличие от нынешних времен, занимала Церковь.

Какие результаты антиалкогольной кампании? По данным статистики, снизилась смертность, увеличилась рождаемость. В 1986–1987 годах родилось на 500 тысяч детей больше, чем обычно. Продолжительность жизни достигла 70 лет. А сейчас у мужчин она составляет 60 лет. Число прогулов снизилось на 35 %, преступность упала на 25 %, производственный травматизм – на 20 %, существенно уменьшилось количество сердечно-сосудистых заболеваний. Прирост производительности труда ежегодно составлял 1 %, что равнялось 10 млрд. рублей дополнительных поступлений в бюджет.

К сожалению, в ходе борьбы с пьянством были допущены ошибки, верх стали брать запретительство и кампанейщина, оживилось самогоноварение. Но скрытое, нелегальное производство водки, как показывают расчеты, не восполняет сокращение легального производства. И в данном случае с учетом самогона душевое потребление алкогольных напитков снизилось с 10 до 6 литров на человека.

Учитывая плюсы и минусы антиалкогольной кампании 80-х годов, следует выработать кардинальные меры пресечения алкогольного геноцида, нравственного и физического разложения людей. В частности, восстановить монополию государства на производство и реализацию алкоголя. Запретить алкогольную рекламу, упорядочить торговлю алкоголем, осуществить комплекс мер по нравственному и физическому воспитанию людей.

Антиалкогольную политику могут вести трезвые люди, посвятившие свою жизнь своему народу, ведущие страну по социалистическому пути развития. Правительство министров-капиталистов, семьи которых, по меньшей мере, долларовые миллионеры, не заинтересовано в том, чтобы покончить с алкоголизацией общества, приостановить вымирание народа, вывести страну на путь выздоровления и процветания.

* * *

Я так подробно здесь остановился на антиалкогольной кампании потому, что она, повторяю, до сих пор является главным пунктом обвинения против М.С. Соломенцева и меня. Однако при этом забывается о той борьбе, которая велась тогда в Политбюро, с перевертышами и предателями типа Горбачева и Яковлева, а также прочими разрушителями нашей страны. Коротко расскажу лишь об одном эпизоде этой борьбы, связанным с так называемым «хлопковым делом», в ходе разбирательства которого были затронуты наши с М.С. Соломенцевым фамилии.

В мае 1989 года в «Литературной газете» был опубликован очерк О. Чайковской под названием «Миф». В этом очерке впервые была громко сказана правда о методах следователей Гдляна и Иванова в ведении «хлопкового дела». Собственно говоря, Чайковская разоблачила их. В очерке «Миф», между прочим, приводилось письмо директора совхоза А. Раджапова, которого вынуждали признаться в даче взятки секретарю Каракалпакского обкома партии. Раджапов не согласился. И что же? Следователи «стали угрожать мне, – писал Раджапов, – что посадят меня между уголовниками, а им подскажут, чтобы они делали со мной все, что хотят, пусть тебя топчут, убивают (подлинных их слов написать просто невозможно), тогда ты как миленький напишешь все, что от тебя требуют.

Пошлость, низменный жаргон, уличный мат и похабщина были для следователя нормой разговорной речи. Если бы мне сказали, что подобное возможно в наше время, вряд ли бы я поверил».

Чайковская писала о тех случаях, когда подследственные не выдерживали угроз, истязаний и подписывали все, что им подсовывали следователи. Некоторые в ходе следствия кончили жизнь самоубийством.

В деталях обо всем этом я, повторяю, узнал из очерка в «Литературной газете». Кстати, осенью 1990 года Чайковская написала еще один очень острый очерк, разоблачающий методы Гдляна и Иванова. «Литературная газета» Бурлацкого отказалась публиковать разоблачения Чайковской, они были напечатаны в «Вестнике Академии наук СССР» небольшим тиражом (№ 8, 1990 год).

Выяснилось, что Гдлян и Иванов были подобны пешкам, возомнившим, будто смогут прорваться в ферзи. А ответственность за то, что общество не смогло вовремя, объективно и обстоятельно, без истерики разобраться с обвинениями, выдвинутыми Гдляном и Ивановым, пошло у них на поводу, должны разделить и те средства массовой информации, которые то ли в погоне за сенсацией, то ли из политических групповых интересов моментально создали миф о «героях-следователях».

Этот миф заглушил мучительные стоны, раздававшиеся тогда из следственных кабинетов Узбекистана. Более того, пресса даже повела атаку на специальную комиссию, которую Президиум Верховного Совета СССР создал для проверки жалоб из Узбекистана.

По сути дела, это был возврат к прежним далеким временам. Под новой вывеской гласности и демократии насаждали старые методы «неприкасаемости».

Когда Гдлян и Иванов почувствовали, что пахнет жареным, то сделали главным тезисом своей предвыборной программы следующее заявление: разоблачить узбекскую мафию мешает Москва, поскольку в ЦК и, конечно, в Прокуратуре СССР засела коррумпированная верхушка. Страна загудела. Неужели в Москве? Неужели в Кремле? Неужели на Старой площади?..

* * *

12 мая Иванов в ходе предвыборной кампании выступил с новыми «разоблачениями» по радио. Он говорил: «Многие избиратели спрашивают, почему не ведется борьба с мафией в Ленинграде и кто из высших чинов в Москве проходит по уголовному делу. Дело в том, что борьба не ведется потому, что государственная политика сегодня – это политика полного сворачивания борьбы с организованной преступностью. А бороться можно везде. К сведению ленинградцев можно сказать, что в числе лиц, которые фигурируют в нашем уголовном деле, имеется фигура бывшего руководителя Ленинграда товарища Романова. Кроме всего прочего, в деле замелькали такие фигуры членов Политического бюро, как товарищ Соломенцев, товарищ Лигачев, бывший председатель Верховного суда Теребилов. Очень беспокоит на сегодняшний день та ситуация, которая сложилась вокруг Лигачева. Нас очень беспокоит усиление позиций этого человека с учетом того сдвига вправо, который мы наблюдаем в сегодняшней политике, это не может не вызывать существенного беспокойства. Я не говорю о виновности или невиновности этих лиц. Я на сегодняшний день говорю то, что дело в дальнейшем будет свернуто. Я прекрасно себе отдаю отчет в том, что я сейчас говорю. И я готов нести полную ответственность за свои слова. Спасибо».

Эти слова немедленно подхватили западные радиостанции. Международное французское радио, например, сообщило: «Советский прокурор Николай Иванов заявил, что отдельные высокопоставленные лица, в том числе лидер консерваторов в Политбюро Егор Лигачев, Григорий Романов и Михаил Соломенцев, замешаны в крупном скандале и что власти пытаются заблокировать следствие».

Еще более любопытную информацию передал «Голос Америки»: «Прокурор Николай Иванов заявил, что в ходе проводимого им расследования коррупции в государственных органах всплыло имя члена Политбюро ЦК Лигачева. Иванов не сообщил никаких подробностей. Егора Лигачева, имеющего репутацию деятеля консервативного толка, иногда считают соперником Горбачева».

Когда мне принесли запись выступления Иванова, я стал вчитываться снова и снова, анализировать каждое слово. И сразу подчеркнул – «замелькали». А это что такое? Что значит «замелькали»? Наконец, почему следователь проявил такое особое внимание к моей персоне с политической точки зрения? Ну, коррупция, взяточничество – это, как говорится, его тема. А при чем здесь «усиление позиций с учетом сдвига вправо»? При чем тут «существенное беспокойство»? «Нас очень беспокоит…» Кого это – нас?

Сомнений не оставалось: за Ивановым стоят более мощные фигуры. Он просто выполнил заказ, политический заказ тех, кого «беспокоит усиление позиций этого человека». А заодно решил нажить на этом предвыборный капитал.

А после того, как слова Иванова подхватили западные радиоголоса, у меня и вовсе никаких не осталось сомнений в том, что Иванов – всего лишь малая фигура в политической игре, которая ведется вокруг не только в нашей стране, но и скоординирована с некоторыми зарубежными силами…

Спустя год, когда социально-экономические процессы в стране приобрели ярко выраженный кризисный характер, я понял, что не одной только чистой политикой руководствовались следователи. У меня нет сомнений в том, что следователи выполняли не только политический заказ, требовавший отстранения от руководства Лигачева, а заодно и других «врагов перестройки», но одновременно и проводили своего рода отвлекающий маневр, давая возможность быстро вскормиться новой мафии.

В этой связи небезынтересно процитировать письмо, которое пришло мне от коренного ленинградца, блокадника Е.И. Жукова. Он задавал такой вопрос: «Кто малоизвестному следователю дал огромные средства, чтобы заклеить весь город сотнями тысяч листовок, причем, когда их порядочные люди срывали, ночью неизвестные вывешивали их снова во всех микрорайонах многомиллионного города. Ему были предоставлены блестящая пресса и телевидение, лучшие залы города. На чьи средства?»

А действительно, на чьи средства с таким широким размахом вел свою предвыборную кампанию борец с коррупцией скромный следователь Иванов?..

* * *

К 1991 году Горбачев «вычистил» из ЦК КПСС 85 % состава, о чем говорится в книге М.С. Соломенцева. Он убрал всех (по пословице, кого мытьем, кого катаньем), кто пытался помешать его политике разрушения, в народе прозванную к тому времени «катастройкой». В партии осталась лишь небольшая группа людей, способных выступить против Горбачева. Но было уже поздно, «демократы» при помощи своих заграничных покровителей добились большего влияния в государстве, чем те, кто формально его еще возглавлял. Отчаянная попытка ГКЧП спасти Советский Союз изначально была обречена на провал.

Однако неудача ГКЧП означала и крах Горбачева. Убрав из партии лучших ее представителей, он сам срубил сук, на котором сидел. Опереться теперь ему было не на кого, а если он рассчитывал на благодарность своих заморских друзей, то это напрасно. Они предпочли своего другого ставленника, Ельцина, в руках которого была реальная власть. Новым хозяевам страны Горбачев стал попросту не нужен, и его с позором прогнали прочь. Вот уже двадцать лет он выступает в роли шута и фигляра, развлекая избранную публику на различных форумах, семинарах, а то и в ночных клубах…

В книге М.С. Соломенцева вы прочтете не только о предательстве Горбачева, о разрушении им партии, но и о том, как жила страна в 50—80-е годы, как строились отношения в партийном и советском руководстве. Автор не скрывает недостатков, существовавших тогда, но показывает, что в СССР была мощная сила созидания, которая объединяла наше общество и позволяла двигаться вперед. Думаю, что этот позитивный настрой книги сейчас не менее важен, чем критический.

Приятного вам чтения.

Е. Лигачев, 2011 г.

Часть 1

После Сталина. «реформаторский зуд» Н. Хрущева

Я начну свою книгу со смерти Сталина, потому что считаю это событие переломным моментом в нашей истории.

Известие о смерти Сталина потрясло людей. Думаю, не ошибусь, если скажу, что только ярые антисоветчики, антикоммунисты и обиженные Советской властью не испытали этого потрясения. Сразу, как только было передано сообщение о кончине И.В. Сталина, в цехах Челябинского станкостроительного завода, где я тогда работал директором, во всех отделах и подразделениях начались траурные митинги. Я побывал на них в нескольких цехах, выступал и собственными глазами видел сильно взволнованных, в большинстве плачущих людей, многие из которых прошли всю войну без слез. Выступать было очень трудно, горло перехватывали спазмы. Некоторым становилось плохо.

В принимаемых резолюциях и обращениях к ЦК партии и правительству люди требовали не допустить в связи с уходом из жизни Сталина ослабления руководства страной, в свою очередь от партии к народу шли обращения еще теснее сплотиться вокруг ЦК ВКП(б), его Политбюро и самоотверженным трудом добиваться выполнения и перевыполнения планов по народнохозяйственному развитию страны.

Состоялся городской траурный митинг. Народ заполнил всю площадь и прилегающие к ней улицы. На митинге присутствовало несколько сотен тысяч человек. Выступили многие, в том числе и я. Горечь утраты вождя великой страны, какое-то необыкновенно сильное и тяжелое напряжение души овладели мной. Очень трудно описать то состояние, в котором каждый из нас находился.

То же самое, как известно, происходило по всему Советскому Союзу, а в Москве стремление попасть на церемонию прощания с И.В. Сталиным обернулось чрезвычайным положением с тяжелым и даже смертельным исходом для немалого количества людей.

Теперь, когда известные всем предатели Отечества развалили Советский Союз и активно занимаются развалом России, никто не говорит о том, каким авторитетом и уважением пользовался у народа И.В. Сталин. Но история скажет свое слово, расставит все по местам, объективно оценит сталинский период руководства партией и страной. Сталин – великий человек, недаром многие говорят: «Нам бы сейчас Сталина, он бы навел порядок в стране и вывел ее из нынешнего глубочайшего кризиса».

Народ не может забыть его величайших заслуг не только как лидера партии и государства, но и Верховного Главнокомандующего, одного из организаторов антигитлеровской коалиции, сыгравшего выдающуюся роль в победе советского народа в Великой Отечественной войне.

Вот об этих величайших заслугах умалчивают нынешние «демократы» и правители. А ведь это история нашей страны, никто не имеет права ее искажать и извращать!

* * *

Наступило лето 1954 года, шел конец июня. Стояла неимоверная жара. Ртутный столбик термометра поднялся далеко за 30 градусов. В один из таких дней второй секретарь Челябинского обкома партии Беспалов сообщил, что только что звонили из ЦК партии первому секретарю обкома Николаю Васильевичу Лаптеву и предложили направить меня в отдел организационно-партийной работы, к заведующему отделом Виктору Михайловичу Чураеву.

Беспалову поручили передать мне, чтобы я срочно выехал в Москву. Я был удивлен такой спешкой, но Беспалов ответил, что в ЦК мне все объяснят. Естественно, я стал думать о причине вызова и даже позвонил в отдел кадров главка Шпыневой, но ей ничего не было известно. Я попросил ее доложить обо всем начальнику главка и дать разрешение на выезд. Буквально через пару часов по ВЧ позвонил начальник главка и сказал, что мне разрешено выехать.

Утром в субботу, чуть раньше 9, зашел в приемную и доложил секретарю, кто я такой и зачем явился. Ровно в девять меня пригласили к Чураеву. После знакомства он спросил, как живут челябинцы, на что больше всего жалуются, спросил о ценах на рынках, поинтересовался заводом, его показателями. В конце полуторачасовой беседы сказал, что мне предстоит встретиться с одним из секретарей ЦК. Я просил организовать встречу в этот же день, чтобы не задерживаться до понедельника. Он обещал. О причине моего вызова в ЦК ни слова не сказал. Вскоре меня пригласили на пятый этаж к одному из секретарей ЦК. Беседа длилась минут двадцать и носила общий характер. Зачем меня пригласили, тоже не было сказано.

Совершенно заинтригованный и сбитый с толку, я опять зашел в приемную Чураева и попросил секретаря спросить его: могу ли я уезжать домой? Он зашел и буквально через минуту вышел и говорит, что я свободен.

С этим я ушел из здания ЦК на Старой площади в полном недоумении и в тот же день улетел в Челябинск.

Во вторник мне позвонил Беспалов и поинтересовался результатами поездки в Москву. Я рассказал обо всех встречах и разговорах в ЦК и честно признался, что абсолютно ничего не понял. Все это я выложил с возмущением, эмоционально.

Он меня успокоил и сказал, что Николай Васильевич Лаптев обо всем мне скажет, он меня обязательно примет. На следующий день по ВЧ звонит Лаптев и просит подъехать к нему в обком.

В три часа дня я был у Лаптева. Он сначала попросил рассказать, с кем я беседовал в ЦК и о чем. Я был крайне удивлен и не понимал, почему со мной и здесь, и в Москве ведут беседы, а для какой цели, я не знаю до сих пор. Я работаю на оборонном заводе, все у нас с грифом секретности, я привык работать на секретных заводах, но такой секретности я еще не встречал. О чем и сказал Лаптеву.

Лаптев посмеялся, а затем сказал, что сейчас мне все расскажет.

И начал рассказывать. Он сказал, что в ближайшее время состоится пленум обкома партии, на котором будут заслушаны областное управление сельского хозяйства и руководители районов по вопросу готовности колхозов и совхозов к уборке.

Будет рассмотрен также и организационный вопрос – избрание секретаря обкома по промышленности и строительству. После этого мне стало понятно, зачем меня вызывали в Москву.

Я, правда, снова удивился, почему даже не спросили моего согласия. На что Лаптев ответил, что при подборе на такой пост главное не согласие работника, а его политические и деловые качества. «Мы руководствуемся прежде всего Уставом партии, а он гласит, что каждый коммунист может быть избран на руководящую работу». Мое желание трудиться по специальности на инженерно-технической или инженерно-хозяйственной работе, естественно, не было принято во внимание.

В заключение он назвал пока приблизительную дату созыва пленума обкома и выразил уверенность, что пленум поддержит предложение о моем избрании секретарем обкома.

* * *

Пленум состоялся во второй половине августа 1954 года. Вторым вопросом Лаптев сообщил пленуму обкома о необходимости доизбрать одного секретаря обкома по промышленности. Возражений не было. Далее он сказал, что секретариат, бюро обкома вместе с отделом оргпартработы ЦК скрупулезно занимались подбором кандидатуры на этот пост и пришли к единодушному решению рекомендовать на этот пост меня. Я был избран секретарем обкома единогласно.

После избрания я испытывал какое-то двойственное чувство: с одной стороны, не хотелось уходить с производства, а с другой – были удовлетворение и радость за оказанное высокое доверие.

Челябинская область – одна из самых больших не только в России, но и в Союзе. По объему промышленного производства она занимала пятое место в России и шестое – в СССР. Партийная организация области была одной из крупнейших в стране. Там были высокая принципиальность, дисциплина, требовательность к каждому коммунисту, независимо от того, кем и где он работал, соблюдались моральные и нравственные требования. Я горжусь, что жил и работал в таких коллективах, в такой партийной организации.

Много еще можно сказать доброго о Челябинской области, о людях. Из этой области вышло немало крупных партийных и государственных деятелей. Она также стала кузницей кадров для других регионов, центральных организаций и учреждений Советского Союза.

С заводом я расставался с большой грустью. За пять лет удалось вывести завод из тяжелого финансового состояния и превратить в рентабельно работающий. Много сил ушло на улучшение социальных и бытовых проблем. В парткоме решили пригласить после работы в зал заседаний заводоуправления начальников цехов, отделов и служб, руководителей общественных организаций.

Я рассказал собравшимся о постановлении пленума Челябинского обкома партии, избравшего меня секретарем обкома. Сердечно поблагодарил всех присутствующих и всех трудящихся завода за активную слаженную работу, пожелал всем доброго здоровья, новых успехов в труде всему коллективу. После встречи ко мне в кабинет зашли секретарь парткома, главный инженер, председатель завкома и секретарь комитета комсомола. Приказом министра временно исполняющим обязанности директора завода назначен главный инженер К.Н. Мышков.

Они повели со мной разговор уже как с секретарем обкома. Просили, по существу, об одном – не забывать завод, использовать все возможности для оказания помощи, в которой завод очень нуждался. Я пообещал.

Пройден еще один кусок жизненного пути, обогативший меня как инженера, как руководителя. Такие познания можно получить только в непосредственной работе с людьми. Ни одна академия таких знаний и опыта не даст. Так создается мощная база, очень важная для выдвижения на другую, более сложную и ответственную должность.

* * *

На следующий день я пришел на работу в обком партии, зашел к первому секретарю Лаптеву. Поговорили о делах, на что особо следует обратить внимание. Потом он повел меня в кабинет, где я буду работать. Он располагался напротив кабинета второго секретаря обкома Беспалова. Приемная одна, один и технический секретарь.

Несколько слов о Лаптеве. Лаптев не был коренным жителем города и даже области. Приехал он после окончания Высшей партийной школы при Центральном Комитете и, естественно, им же и рекомендован на пост второго секретаря горкома. Сам он из Донбасса, с опытом партийной работы и высшим партийным образованием. Другого высшего образования у него не было.

Через непродолжительное время его избирают первым секретарем горкома, а когда Аристов становится секретарем ЦК КПСС, первым секретарем Челябинского обкома избирается Лаптев. Карьера быстрая и не совсем понятная для местных коммунистов. В области было немало достойных и подготовленных людей.

Несколько позже многие поймут, что Хрущев, став первым лицом в партии и в правительстве, начал выдвигать на партийную и государственную работу даже в России людей с Украины. Так, Полянский избирается секретарем Оренбургского обкома партии, а вскоре его назначают Председателем Совмина РСФСР. Секретарем Оренбургского обкома партии избирают Коваленко. Спрашивается, что, в России на эти посты не было достойных людей? Ничего подобного, были, и в достатке.

Секретарем Тульского обкома партии избирается Юнак, секретарем Ростовского сельского обкома партии избирается Скрябин – тоже с Украины. В Москве тоже на многие посты были выдвинуты украинские кадры. В том же 1954 году по настоянию Н.С. Хрущева Крымскую АССР передали из административного подчинения России в административное подчинение Украины. Почему? На каком основании?

Это решение многие россияне восприняли с болью, подчас с возмущением и негодованием. Говорю я об этом на основании неофициальной информации, бесед, возникавших при встречах на заводах, в городе. Наиболее резко осуждала это решение интеллигенция, и в особенности те, кто прошел войну.

Севастополь – город русской славы! Какое отношение имеет Украина к Севастополю, как и ко всему Крыму? Отвечать на эти вопросы было трудно.

Есть свидетельства, что после выселения татар Крым пытались заселить курянами. Приезжавшие руководители партии спрашивали у них, как идут дела. Куряне отмалчивались, уходили и, оглядываясь, говорили, что «картоха не растеть»… Вот и решили переселять тех, кто знает, что в Крыму «растеть»…

Да разве кто-нибудь, хотя бы в страшном сне, мог тогда увидеть будущий развал страны? Так что винить во всем этом нужно не только Хрущева, а Ельцина, Шушкевича и Кравченко – «лесных братьев», как их называл народ и на Украине, и в Белоруссии, и в граничащих с ними регионах России. Если и нужно было расходиться, то не методом развала великой державы, а цивилизованным путем. И обо всем нужно и должно было договариваться. Ельцин хотел поскорее столкнуть Горбачева, отсюда и безответственные, скороспелые Беловежские соглашения. К чему это привело, теперь всем известно. Руководители России, не спросив народ, уже в мае 1997 года еще раз подписали какой-то договор и заявили, что территориальных претензий у России к Украине нет. Вопрос этот настолько большой и важный, что требует более обстоятельного разговора. Я о нем сказал только потому, чтобы показать, как Хрущев задабривал украинцев, чтобы удержаться у власти. Это мое личное мнение, оно выстрадано…

* * *

Я проработал в обкоме партии менее года, когда в середине июня 1955 года второй секретарь обкома Беспалов был вызван в ЦК. Я не знал зачем, а спрашивать Лаптева не стал, считая это неэтичным. Через день или два Лаптев пригласил меня к себе. Ему позвонили из ЦК, вероятно из отдела организационно-партийной работы, и сообщили, что Беспалову было предложено поехать работать в одну из областей РСФСР в качестве первого секретаря обкома партии. Он сразу отверг это предложение, повел себя очень нервозно и даже обидчиво. Ему предложили подумать.

Товарищи по работе советовали ему проявить партийную дисциплину и принять предложение, тем более что речь идет о выдвижении на более ответственную работу. Он якобы называл ряд причин, в том числе состояние здоровья, из-за которых не может принять предложение. В конце дня на повторной беседе он категорически отказался от предложения.

Поведение Беспалова вызвало у руководства отдела ЦК не только удивление, но и возмущение. Как могло случиться, что на посту второго секретаря обкома такой крупной парторганизации и сложной области оказался случайный человек? Кто его подбирал и выдвигал на эту работу? Надо немедленно освобождать Беспалова от работы в обкоме партии.

Пытаясь узнать все из первых рук, Лаптев несколько раз звонил Чураеву, но не мог застать его на месте.

Через день в обкоме появился Беспалов и сразу зашел к Лаптеву. Потом он зашел и ко мне. Вид у него был удрученный. Он сказал: «Я погорел». Потом стал рассказывать, что сейчас был у Лаптева и тот сказал, что ему ЦК предложено немедленно освободить Беспалова от обязанностей второго секретаря обкома. Он предполагал, что решение будет именно таким. Но и предложение отдела ЦК он принять не мог.

Я не стал ему задавать каких-либо вопросов, посочувствовал. Он не назвал область, в которой ему предлагали работать первым секретарем обкома партии, не назвал и причин своего отказа. Попросил дать такую работу, чтобы прокормить себя и семью. На этом мы попрощались.

Примерно дня через два Лаптев рассказал, что переговорил со всеми членами и кандидатами в члены обкома партии, рассказал о случившемся с Беспаловым. Все товарищи осудили поведение Беспалова. Также он со всеми посоветовался о кандидатуре на пост второго секретаря. Все как один назвали мою кандидатуру. Такое же мнение у первых секретарей крупных городов и районов.

Затем он переговорил с Чураевым. Теперь Чураеву нужно было переговорить с секретарями ЦК партии. Вскоре Чураев позвонил и сказал, что кандидатура Соломенцева на пост второго секретаря обкома партии принята. Можно проводить пленум, так как Соломенцева решили не вызывать в ЦК.

Собрали пленум обкома, а перед ним бюро обкома и меня избрали вторым секретарем Челябинского обкома партии единогласно.

После закрытия пленума Лаптев предложил провести в связи с изменениями в руководстве перераспределение обязанностей между секретарями.

К концу недели я позвонил Лаптеву и сказал, что готов изложить свои соображения по распределению обязанностей между секретарями обкома. Вначале мы рассмотрели мой вариант. В мои предложения он внес коррективы, касающиеся нас обоих. Я предлагал, чтобы он курировал отделы организационно-партийной работы и административных органов, Управление государственной безопасности, управление Министерства внутренних дел, прокуратуру, суды и т. п. Себе я оставил тоже два отдела – промышленности (всех видов и отраслей) и строительства.

Лаптев в принципе согласился, но предложил, чтобы я курировал еще отдел административных органов. Он связывал это с загрузкой его множеством других, общего характера проблем и поручений ЦК, а также не совсем стабильным состоянием своего здоровья.

Кроме этого мне придется заниматься закрытыми объектами, такими, как «Челябинск-40» и «Челябинск-70» по производству ядерного вооружения. Дел там немало, а будет еще больше.

Бюро обкома будет проводить он, а в его отсутствие это буду делать я. Секретариат обкома буду проводить я, а в мое отсутствие – он.

О своем здоровье Лаптев мне сказал впервые. Как затем мне стало известно, у него были серьезные проблемы с желудком, поэтому ему было необходимо соблюдать определенный режим питания. Но работал он много и самоотверженно, несмотря на болезнь. Я, в свою очередь, старался не перегружать его вопросами, проявлять больше самостоятельности. Лаптев улавливал такие нюансы и не мешал мне, а поддерживал и доверял.

* * *

Хочу сказать еще об одном. Постоянно муссируются слухи о каких-то невероятных привилегиях, которыми пользовались партийные и советские работники. Прямо и категорично могу заявить – это ложь!

Партийные и советские работники никакими особыми привилегиями не пользовались, за исключением отдельных зарвавшихся лиц, которые кроме личных карьерных интересов ни о чем другом и не думали.

Работая директором завода, я имел оклад триста рублей в месяц. При выполнении планов заработок мой был гораздо выше оклада. Жил в трехкомнатной квартире заводского дома. Работавший до меня директор завода занимал четырехкомнатную квартиру. В эту квартиру я не стал вселяться, она для меня, я считал, велика. Семья у меня три человека. Поэтому квартиру бывшего директора отдали военпреду, в его трехкомнатную я и вселился после ремонта.

За мной была закреплена автомашина. Продовольственные и промышленные товары мы покупали в обычных магазинах и на рынке. Уровень жизни у меня был весьма приличный. Жена тоже работала.

В обкоме партии зарплата состояла из двух частей: зарплата по партмаксимуму и другие доплаты. Получилось так, что, перейдя на более ответственную работу, я стал получать зарплату гораздо меньшую, чем на заводе. Транспортом обеспечивался, как и на заводе, но на работу и с работы в любое время суток ходил пешком. Охраны никакой не было. Появилась, правда, одна «привилегия»: объем работы возрос, ответственность тоже, плюс систематические командировки по области по полевым ухабистым дорогам…

Первые посещения закрытых объектов «Челябинск-40» и «Челябинск-70» показали, что здесь немало проблем. Делами они занимаются совершенно новыми и неизведанными, требующими огромных умственных, технических, материальных и финансовых затрат. Объекты уже работали, но одновременно велось и большое строительство. Работали многотысячные коллективы: вольнонаемные специалисты высочайшей квалификации, собранные со всего Союза, военнослужащие и заключенные. Сложились уже не поселки, а целые города. Управляли ими небольшие группы работников предприятий и политотделы. Не случайно вскоре вышло Постановление ЦК партии и правительства об организации на таких объектах городских комитетов партии и городских Советов депутатов трудящихся. Первыми эти органы управления было решено создать на объектах «Челябинск-40» и «Челябинск-70». Организацию их бюро обкома возложило на меня. Начинали с нуля – как назвать будущие города? Я попросил товарищей давать свои названия и сам предложил «Челябинск-40» назвать городом Озерск, а «Челябинск-70» – городом Снежинск. Озерск – потому что город расположен на берегу озера.

Снежинск – потому что запомнилась мне одна поездка на этот объект. Он расположен на полуострове между двух очень больших сообщающихся озер, в сосновом лесу. Как-то в начале зимы после прошедшего обильного снегопада я поехал туда. Там, где уже начали возводить дома нового города, меня буквально ослепила белизна чистейшего снега. Я остановил машину, вышел и несколько минут любовался разлившейся вокруг белизной. Эта чудо-картина осталась в памяти. Когда я подбирал названия городов, она и вспомнилась, вот почему я предложил назвать это поселение Снежинск. Предложения были приняты.

Скоро состоялись партийные конференции в этих двух городах. Организацию и проведение их бюро обкома поручило мне. Секретарями горкомов партии вновь созданных городов были избраны секретари Кировского и Октябрьского райкомов Челябинска, образованные и опытные партийные работники. Рекомендовал для избрания их по поручению бюро тоже я. В то же примерно время были избраны депутаты горсоветов, проведены сессии и избраны исполнительные комитеты. Безвластие на этом закончилось.

* * *

«Челябинск-40» – предприятие не только очень сложное, но и очень опасное для здоровья и жизни работающих на основном производстве.

На участках цехов имелись знаки с указанием времени, в течение которого там можно находиться. Я несколько раз бывал на этом производстве, пользовался спецодеждой, которая была здесь обязательна, – резиновые калоши, белый халат, в кармане дозиметр. Такая одежда была закреплена и за мной, как и место, где я ее оставлял до следующего посещения.

За определенный промежуток времени работающий набирал предельную величину, после чего его выводили с основного производства на другую работу.

В первый период работы на комбинате «Челябинск-40» на основном производстве имели место аварии с тяжелым последствием для работающих – облучением. Причины этих аварий крылись, как правило, в новизне производства, а следовательно, и в недоработке в технологических процессах. Поэтому на предприятии постоянно находились, занимаясь совершенствованием технологических процессов, крупнейшие ученые-атомщики во главе с выдающимся ученым с мировым именем Игорем Васильевичем Курчатовым.

Курчатов родился в городе Симе Челябинской области. Он был первым организатором и руководителем работ по атомной науке и технике в Советском Союзе. Под его руководством сооружен первый советский циклотрон, первый в Европе ядерный реактор, создана первая в Союзе атомная бомба, первые в мире термоядерная бомба и атомная электростанция. Он основатель и первый директор Института атомной энергии. И это, безусловно, далеко не все, что он сделал в науке и технике для своего отечества.

О его приезде в Челябинск обкому сообщали заранее и мне поручали выезжать в «Челябинск-40».

Игорь Васильевич при всей занятости всегда находил время внимательно всех выслушать и принять решения. Он был не только умен, скромен, всесторонне образован, но очень прост в обращении и обаятелен. На предприятии он занимался не только научными и техническими проблемами. Он постоянно интересовался условиями жизни трудящихся. С его помощью решалось немало социальных вопросов. Особое внимание он уделял обеспечению безопасных условий труда.

И все же неприятности случались.

Особенно большой шум был поднят в связи с сильным взрывом, о котором теперь много и написано, и сказано. Но взрыв этот произошел не на основном производстве, а на складе, где собирались и хранились отходы основного производства. Точная причина, кажется, так и не установлена. Во всяком случае мы, кто в то время допускался к этому объекту, так и не узнали окончательного заключения.

Взрыв этот нанес большой экономический ущерб. Шлейф взрыва протянулся на 175 километров в сторону Свердловской области. Я не располагаю данными, насколько велика была радиация на облученной территории и что сделано с населенными пунктами, попавшими под шлейф взрыва.

В Челябинской области вся территория, попавшая под шлейф взрыва, была оцеплена армейскими подразделениями, въезд и вход на нее был закрыт. Выселялись все люди, проживавшие или находившиеся в этой зоне. Они не имели права что-либо взять с собой из вещей. На границе с чистой зоной они снимали с себя всю одежду и надевали новую. Все прежнее имущество сжигалось и закапывалось в землю на довольно большую глубину. Скот был забит, уничтожена и птица. Были приняты меры по недопущению населения в пострадавшую зону. Пришлось организовать бригаду по отстрелу уток, прилетающих на озеро, на берегу которого расположен комбинат. Озеро было сильно загрязнено радиацией. За каждую убитую утку выплачивалось денежное вознаграждение. Принималась масса других мер, чтобы оградить зараженную радиацией территорию от посещений населением, животными. Запрет этот был рассчитан на несколько десятилетий.

Пришлось много поработать ученым-атомщикам, производственникам, представителям многих направлений науки, чтобы достоверно установить причину взрыва, оценить последствия его и главное – определить меры по недопущению подобного впредь.

После случившегося появились разные слухи и домыслы, всякие небылицы и толкования. Главная причина их крылась в отсутствии официального разъяснения со стороны правительственных или партийных организаций. Видимо, жесткие требования секретности не позволяли дать подобные разъяснения.

Нам, партийным и советским работникам, было очень трудно объяснять населению происшедшее в Озерске.

Государство компенсировало населению материальный ущерб, по желанию пострадавших расселяли по соответствующим населенным пунктам. Но психологическое потрясение, моральный и духовный урон, боль души не компенсируешь. Ликвидация последствий взрыва потребовала много средств, сил, участия многих организаций, особого внимания и большой организаторской и политической работы областных органов партийного и государственного управления.

* * *

За свою жизнь мне довелось поработать и на производстве, и в партийных организациях различного уровня, и я убедился, что партийная работа – очень трудоемкое и ответственное дело. Она требует полной самоотдачи, больших знаний, умения общаться с людьми самых разных слоев, быть внимательным и предельно собранным, несуетливым и строго принципиальным во всем, дисциплинированным и умеющим держать слово. Партийная работа сложна и потому, что она всеобъемлюща.

Сложилось так, что в партийные организации любого ранга могли обращаться граждане по любым вопросам, в том числе и личным. Не было в стране другого такого руководящего органа, к которому люди могли обращаться абсолютно со всем. И это правомочно. Руководящей и направляющей силой была Коммунистическая партия. А кому много дается, с того и много спрашивается…

Следует сказать, что с приходом к руководству партией и правительством Н.С. Хрущева появился буквально реорганизационный зуд. Хрущев – человек неугомонный, увлекающийся, напористый, категоричный, не терпящий возражений руководитель-рубака. Он не утруждал себя глубоким анализом происходящих в жизни процессов. Подчас он с порога отвергал предложения и советы авторитетных специалистов. По своей инициативе Хрущев написал и разослал по инстанциям огромное количество записок с предложениями по различным реорганизациям и даже по вопросам чисто техническим и технологическим (возделывание кукурузы, крупнопанельное строительство).

Хрущев был очень груб и бестактен с людьми. Мог снять с работы после одного разговора непонравившегося ему руководителя. Вот некоторые примеры.

Как-то он собрался поехать в Курскую область. В Туле планировалась небольшая остановка. На вокзале его встречали руководители области во главе с первым секретарем обкома. Хрущев пригласил секретаря обкома к себе в вагон проехать с ним до следующей остановки. В беседе секретарь не проявил глубоких знаний в вопросах возделывания кукурузы. Хрущев страшно возмутился, как мог такой человек оказаться во главе областной партийной организации, тут же позвонил в Москву и предложил немедленно снять с работы этого секретаря обкома.

Человек совсем недавно был избран на этот пост. Раньше работал в промышленности, по образованию инженер, хорошо зарекомендовавший себя на производстве. Сельские проблемы он, конечно, еще не успел изучить в полном объеме, тем более тонкости возделывания кукурузы. Он даже не успел как следует познакомиться с областью. Потом, после снятия Хрущева, его взяли в ЦК КПСС замом заведующего одного из важных отделов ЦК, и он оказался прекрасным работником.

Или другой пример. При Хрущеве широко практиковалось проведение с его участием зональных совещаний по сельскому хозяйству. На эти совещания приглашались руководители областей региона, хозяйств, специалисты колхозов и совхозов, научные работники, а также передовики производства. В самом начале шестидесятых годов такое совещание проводилось в Целинограде. Присутствовали аграрники всего Целинного края. В это время я уже работал первым секретарем Карагандинского обкома партии.

Находясь в Целиноградской области, Хрущев побывал в ряде хозяйств, в том числе во Всесоюзном институте зернового хозяйства.

Докладывая о деятельности института, директор, доктор сельскохозяйственных наук, академик, сказал, что земельная площадь под научные работы значительно расширена за счет передачи институту земель соседнего колхоза. Она пока для научных целей не задействована, так как сильно заросла сорняками, и мы, говорит он, решили эту прирезанную от колхоза землю пока пустить под пары. Тут Хрущев поинтересовался, каков процент паров в хозяйстве от всей пашни. Узнав, что 28 %, буквально взорвался и учинил разнос директору института, после чего уехал из хозяйства, сказав присутствовавшим при этом руководителям Казахстана, что нельзя доверять такому неучу руководство институтом.

* * *

В 1956 году на областной партконференции меня избрали делегатом на XX съезд КПСС. Ожидал поездку на съезд я, естественно, с большим волнением. Полной повестки дня я не знал.

Как теперь хорошо известно, обсуждался вопрос о культе личности Сталина. Доклад делал Н.С. Хрущев, продолжался он более шести часов с двумя перерывами. Говорил Хрущев очень эмоционально, часто отступал от текста, добавляя примеры и факты в подтверждение выдвинутых против Сталина обвинений. Говорил резко, не стесняясь в выражениях.

В зале стояла мертвая тишина. Когда объявили первый перерыв, в зале слышался только стук откидных сидений, делегаты выходили в каком-то оцепенении…

После съезда многие задавались вопросом: Хрущев обвинил Сталина, а куда же смотрели остальные члены Политбюро ЦК, почему они не протестовали и даже помогали возвеличивать его культ?

Споры, проходившие по всей стране, в каждом коллективе и каждой семье, были очень жесткими. Многие рассматривали доклад Хрущева не только как приговор Сталину, но и как приговор всей великой эпохе, приговор отцам и дедам, которые делали революцию, внесли огромный вклад в развитие России, Советского Союза, обеспечили победу в Великой Отечественной войне, превратили СССР во вторую мировую державу.

Активно использовали содержание доклада наши главные противники на Западе. Для них это был нежданный подарок: что может быть лучше для борьбы против коммунистов, против Советской власти, против Советского государства?

В это же время зарождался нравственный, а потом и политический нигилизм будущей интеллигенции. Молодые люди спрашивали старших: «Так за что же вы боролись?» И сами отвечали, что все 70 лет Советской власти – одна большая ошибка! С тех пор прошла жизнь целого поколения. Ее тяжелейшей особенностью стало ослабление патриотического настроя молодежи и всего общества.

…Вскоре после XX съезда КПСС Президиум Верховного Совета СССР издал Указ об образовании нескольких десятков комиссий Президиума Верховного Совета для рассмотрения уголовных дел на лиц, отбывающих наказание за политические, должностные, хозяйственные и другие преступления, а также на несовершеннолетних осужденных.

По фельдсвязи мне вручили большой пакет с несколькими сургучными печатями. Вскрыв пакет, я извлек из него выписку из Указа Президиума Верховного Совета об образовании комиссий и Указ Президиума Верховного Совета Союза об образовании такой комиссии для трех областей: Челябинской, Оренбургской и Курганской. Председателем комиссии был назначен я. Из пакета я вынул и мандат председателя комиссии, подписанный Председателем Президиума Верховного Совета СССР Ворошиловым. Это было совершенно неожиданно. Со мной никто об этом не говорил, к тому же я инженер, а не юрист.

В состав комиссии входили представители Верховного Совета СССР, КГБ, МВД, Прокуратуры, Верховного суда Союза, а также представители областных Советов, КГБ, МВД, прокуратуры и суда. Полномочия комиссии большие. Работала она непосредственно в местах отбывания наказания. В обязательном порядке надо было выслушать заключенного и дать характеристику на него от руководства колонии или тюрьмы.

Комиссия имела право принимать решение об освобождении или снижении меры наказания, оно не подлежало обжалованию и должно было немедленно выполняться.

Работа была тяжелая, особенно в психологическом отношении. Среди заключенных было немало рецидивистов, лиц, судимых не один раз, которые и были в основном организаторами беспорядков, нарушений правил поведения. В администрациях женских колоний многие женщины вели себя хуже мужчин, особенно на сексуальной почве. Часто мужчин, работников охраны и представителей администрации, брали в заложники, издевались над ними. Некоторые офицеры отказывались работать в женских колониях, даже если их переводили туда с повышением в должности.

Очень тяжелое впечатление осталось от тюрьмы особо строгого режима в Соль-Илецке Оренбургской области. В основном там содержались несовершеннолетние заключенные, судимые первый раз, но за очень тяжкие преступления, в основном за убийства. В местах отбытия первого наказания они совершали новые тяжкие преступления и вновь были судимы. У некоторых, если суммировать все сроки наказания по всем приговорам, получалось более ста лет.

В Соль-Илецке произошла задержка с началом работы комиссии. Начальник тюрьмы отказался конвоировать некоторых заключенных на заседание комиссии, так как не мог гарантировать безопасность ее членам. Согласился лишь при условии, что конвоировать таких заключенных будут два автоматчика…

Совершенно уникальным оказалось поведение заключенных в городе Мишкино Курганской области. Тюрьма эта женская, небольшая. Отбывали в ней наказание женщины-сектантки. Перевели их сюда из разных мест заключений на Севере. Зайдя в помещение, где заседала комиссия, они крестили помещение, комиссию, а затем крестились сами. На вопросы отвечать отказывались, но выкрикивали проклятия в адрес Советской власти и партии. Заканчивали тем, что «вот скоро на землю придет Господь Бог и он всех вас уничтожит». Когда мы им говорили, что комиссия имеет право и освободить от наказания, каждая из них заявляла: «Из тюрьмы никуда не пойду, Господь Бог повелел мне быть в ней, и я в ней останусь». Самой молодой из них было 29 лет, первая судимость – в 16 лет, а дальше почти 13 лет – в местах лишения свободы, в том числе на Севере, где попала под влияние сектанток, исповедовала их религию и законы. Старшей – чуть больше 50 лет, она из Харькова. Муж у нее сталевар, сын инженер, а дочка училась в десятом классе.

В Челябинской тюрьме произошел такой случай. Рассматривали дело мальчика шестнадцатилетнего возраста. Мы пригласили его отца, шахтера из Копейска, и сказали, что комиссия может освободить его сына досрочно, если он даст за него поручительство. Он категорически отказался, заявив, что не может поверить, что сын исправится.

У меня, говорит, еще двое детей: сын – инженер, дочь – врач. Всей семьей пытались его наставить на путь истинный, он всегда обещал и всегда обманывал. Мы устроили ему встречу с сыном тут же, на комиссии, и отец в присутствии сына повторил свой отказ. Паренек же клялся, что он больше не будет совершать преступлений.

Большинство членов комиссии высказались за освобождение, чтобы совсем не испортить его. Начальник УВД Челябинской области генерал Мартынов усмехнулся: знайте, мол, через несколько дней он будет опять у нас.

Прошло несколько дней, звонит мне Мартынов и сообщает, что паренек этот ими арестован при попытке отнять часы у девушки прямо напротив «Гастронома», среди бела дня, на главной улице города. Значит, отец паренька, шахтер Копейска, был прав, а комиссия ошиблась.

* * *

…С момента избрания меня секретарем Челябинского обкома партии я стал как бы входить во власть, а это новое не только положение, но и более высокая ответственность, новое отношение к государственным делам в более широком понимании этого слова. Когда меня избрали депутатом Верховного Совета СССР, ответственность еще больше возросла. Первые шаги вхождения во власть как бы создают условия для почти полного поглощения человека делами государственного масштаба. Меняется и подход к рассмотрению предложений другой работы.

В начале октября 1959 года на заседании Президиума ЦК КПСС обсуждался вопрос о кандидатуре на пост секретаря Карагандинского обкома партии. Президиум ЦК по предложению Н.С. Хрущева принял Постановление рекомендовать меня на эту работу.

Честно говорю, уезжать из области не хотелось. О Караганде я мало знал, поэтому придется осваивать не только новую, хотя и понятную мне работу, но и еще один новый регион, тем более что это и другая союзная республика – Казахская ССР.

Расскажу подробнее, почему в таком спешном порядке меня направили в Караганду.

Первое августа 1959 года – воскресный день, в Темиртау почти все отдыхали. В рабочей столовой было полно народу, иные уже навеселе, многие принесли спиртное с собой. Как рассказывали очевидцы, было шумно, пьяные сквернословили. В столовой стояли небольшие столики на четыре человека. В какой-то момент из-за одного из них вскочил молодой человек и закричал, что ему подали борщ с червем, а потом запустил тарелку в раздатчиц. К счастью, обошлось без травм. Его крик поддержали в очереди и тоже стали бросать тарелки, ложки, вилки за стойку раздачи. Поднялся неимоверный шум, толпа бросилась к двери, началась давка. На улице взбунтовавшиеся подбегали к ларькам и бочкам, где должны продаваться вода и квас. Они начали разбивать и ломать ларьки, переворачивать бочки.

Число погромщиков нарастало как снежный ком. Стали бить окна и витрины магазинов, затем ворвались в них, и из окон полетели разные товары, тюки материи. Их тут же подбирали и растаскивали. Попытка нескольких милиционеров успокоить людей не увенчалась успехом. Погром нарастал. Вся площадь у магазинов заполнилась бушующей разъяренной толпой. Прибывшие к месту событий руководители завода, стройтреста, горкома партии и горисполкома, а затем и области, дополнительные наряды милиции, в том числе и из Караганды, не могли остановить толпу, погром продолжался до глубокой ночи. Наконец буйство стало стихать, но с рассветом опять все возобновилось. Как рассказывали, второго августа среди наиболее активных опять было много нетрезвых.

О случившемся доложили руководству республики, а те, вероятно, в Москву. Через какое-то время появилось подразделение военных, что еще больше разгневало толпу. Попытки остановить беспорядки не увенчались успехом. Видя, что погромы и мародерство нарастают, власти решили применить оружие. Пролилась кровь. Бунтовщики начали разбегаться кто куда. Кого-то удалось задержать. Волнения пошли на убыль и к ночи прекратились.

За двое суток были разгромлены многие помещения, растащено большое количество ценностей. Очевидцы рассказывали, что территорию и здания, где все это происходило, нельзя было узнать.

ЦК партии Казахстана и правительство образовали комиссию для расследования случившегося. Вопрос этот рассматривался на пленуме ЦК компартии республики, но настоящего обсуждения не получилось. Говорили жарко, обвиняя друг друга в случившемся, но так и не установили, кто дал указание о применении оружия. Был произведен ряд замен в руководстве силовыми структурами.

* * *

Чем были вызваны беспорядки? На строительстве работали десятки тысяч людей. В основном молодежь, приехавшая на стройку по призыву ЦК ВЛКСМ из многих регионов Советского Союза. Казахов, по сути, не было, кроме тех немногих, что занимали руководящие кресла.

Жилья для приезжающих недоставало, многих расселяли в комсомольском поселке, состоявшем из палаток и нескольких двухэтажных каркасно-засыпных домов.

Воспитателями работали женщины, совершенно к этому неподготовленные, молодежь их и не слушала. В каждом доме или палатке жили рабочие из разных строительных управлений, участков и бригад. Руководители в общежитиях не бывали, со своими людьми не работали.

К середине 1959 года сроки строительства начали поджимать, и потребовалось привлечение дополнительных отрядов молодежи. Но возможности поселить их хотя бы с минимальными удобствами по-прежнему не было. Хранить завозимые продукты негде. Председатель Карагандинского Совнархоза Оника, кстати, близкий друг Н.С. Хрущева, присланный с Украины, настаивал на том, чтобы еще направили людей на стройку. Обком партии, его первый секретарь Исаев были против, так как не было условий для нормального их размещения. Через какое-то время, вопреки решению обкома, Оника дал в Москву телеграмму с просьбой прислать еще молодежь, что и было сделано. К чему это привело, я уже рассказал.

После трагических событий в Темиртау начали наказывать виновных. Самое тяжелое наказание понес Исаев – первый секретарь обкома партии. Его сняли с работы и исключили из партии. Председатель Совнархоза Оника тоже был снят с работы, но по партийной линии отделался строгим выговором. Это при том, что беспорядки, по сути, на совести Оники. Это ведь он, вопреки возражениям, запросил дополнительную рабочую силу. Было наказано еще несколько человек. Снятого с работы Исаева никем не заменили. Следовательно, с августа по октябрь включительно Карагандинский обком партии работал без первого секретаря. Спрашивается, куда смотрели руководители ЦК Казахстана и организационно-партийный отдел ЦК КПСС?

О положении в Караганде Хрущев узнал в начале октября. Как всегда, собрал Президиум ЦК КПСС, пригласил на него соответствующие отделы и учинил разнос. Тут же велел подготовить для рассмотрения на Президиуме ЦК кандидатуры на пост первого секретаря обкома партии. Предложили, как я уже говорил, меня. А почему именно меня, я не знал. Ответа на этот вопрос в Отделе оргпартработы ЦК не получил.

Зашел как-то по делам к секретарю ЦК Аристову, решил и его спросить. Он ответил: «Я тебе скажу, но не сейчас, попозже».

Года через полтора или два я опять спросил его об этом. И вот что он мне рассказал.

В Президиуме ЦК КПСС было решено освободить от работы первого секретаря Кемеровского обкома партии. Вместо него подбирали кандидатуру. Остановились на мне. Подготовили необходимые материалы для Президиума ЦК. Но тут Хрущеву стало известно, что в Карагандинской области после описанных событий все еще нет первого секретаря обкома. Он учинил скандал и потребовал немедленно дать кандидатуру, кого рекомендовать. Отдел ЦК, главный виновник этого, внес уже готовое предложение для Кемеровского обкома, то есть меня. Хрущев согласился, и так я оказался в Карагандинской области.

«Но ты не унывай, – сказал он мне, – в ЦК КПСС о тебе сложилось хорошее мнение, не растеряй его. Я тебе желаю только успехов».

На следующий день утром мне позвонил мой предшественник Исаев, попросил принять его. Разговор оказался нелегким. Он рассказал, как ему видится обстановка в области, об особенностях общения с республиканскими органами власти, о наиболее сложных, по его мнению, проблемах, о трудностях в решении социальных вопросов и многом другом. Отдал мне ключ от сейфа, и мы попрощались.

* * *

В Казахстане, как и в других азиатских республиках Союза, сложилась практика, когда почти во всех руководящих звеньях первыми лицами работают казахи, а вторыми – русские, украинцы или другие русскоязычные специалисты.

Из собственных наблюдений я убедился, что к этому стремились и сами казахи, понимая, что в республике пока не хватает квалифицированных кадров, чтобы занять ответственные посты во всем народном хозяйстве. В связи с этим вспоминается такой эпизод из моей практики второго секретаря ЦК Казахстана.

Как-то беседуя со мной, Л.И. Брежнев в конце разговора сказал: «Я тебя прошу, помимо своих прямых обязанностей, присматривай и за положением дел в промышленности, так как Байгалиев, секретарь ЦК Казахстана по промышленности, слабый работник, ему нужна помощь». Я уже был знаком с Байгалиевым, и у меня сложилось о нем такое же мнение. Брежнев прекрасно знал основные кадры Казахстана, он там работал вторым, а затем первым секретарем ЦК.

Руководители не из казахов работали в абсолютном своем большинстве, как я знаю, с полной отдачей, активно помогали руководителям-казахам в их росте и становлении. Традиции, навыки живут долго. Изменить их, сделать природного чабана хорошим специалистом в промышленности, а тем более инженером, руководителем, – задача трудновыполнимая.

В Киргизии, Туркмении, в меньшей степени в Азербайджане, Армении промышленность развивалась довольно высокими темпами, создавались совершенно новые отрасли народного хозяйства, а работали на них люди из России, Украины, Белоруссии. А кто осваивал в Казахстане целину? Главным образом – представители русскоязычного населения. Это хорошо известно нашему и следующему поколению. Большинство же современной молодежи не знает об этом.

Конечно, обидно сейчас слышать о неприязненном отношении в бывших республиках СССР к русскоязычному населению, отдавшему так много сил и энергии, чтобы помочь коренным национальностям в развитии науки, культуры, экономики. Очевидцы рассказывали о лозунге, вывешенном в Ташкенте: «Русские, не уезжайте, нам нужны рабы!»

И в то же время я не могу забыть лицо плачущей таджички, которая говорила в телекамеру: «Хочу, чтоб было, как раньше». – «А раньше это как?» – «Как при Советской власти!»

Часть 2

Падение Хрущева. О «долгах» Михаила Шолохова

Я критически оцениваю многие решения и действия Хрущева. Не имея достаточных знаний и терпения, он пытался наскоком решить многие, в том числе и социальные проблемы, накопившиеся в стране за многие десятилетия. Сельское хозяйство при нем оказалось просто замучено различными реорганизациями и перестройками. Невозможно было поднять село с помощью различных, в том числе зональных, совещаний.

Дошло до того, что 24 тыс. колхозов и совхозов России задолжали государству 48 млрд. рублей, или 2 млн. рублей каждое хозяйство. Не было паритета цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию. Не учитывалось, что две трети сельхозугодий расположено в зоне рискованного земледелия.

А между тем потенциальные возможности сельского хозяйства у нас таковы, что оно может полностью удовлетворить потребности страны во всех видах продукции, кроме некоторых очень теплолюбивых культур, в том числе экзотических. При этом наши сельхозпродукты по своему качеству гораздо лучше тех, что завозят из многих стран и продают по баснословным ценам.

Хрущев вносил иногда такие предложения, которые никак не вписывались в рамки разумного. Как, например, разделить Коммунистическую партию на две партии – сельскую и промышленную. Или выселить из Москвы и других крупных городов на периферию Академии наук для приближения науки к производству.

Своей импульсивной и непредсказуемой натурой, проявлением диктаторства, неуважительного, а часто просто очень грубого и бестактного отношения к людям нажил много врагов, что и привело впоследствии к освобождению его от работы Первого секретаря ЦК КПСС. Считаю, что оно было проведено корректно и грамотно, без нарушения уставных требований.

13 октября 1964 г. мне позвонили из ЦК КПСС и сообщили, что все члены и кандидаты в члены ЦК КПСС должны прибыть в Москву, в ЦК, к утру 14 октября. Причину такого внезапного вызова не назвали.

14 октября в девятом часу мы были в ЦК. Думаю, что все или почти все члены и кандидаты в члены ЦК в начале девятого собрались в здании ЦК. Волнение, вызванное внезапным приглашением, неясностью, в связи с чем мы вызваны, молчанием работников аппарата о причинах сбора, охватило каждого.

Вскоре нам сказали, что вчера весь день допоздна заседал Президиум ЦК КПСС. Сегодня с утра он продолжит заседание. Вызван с юга Н.С. Хрущев. После того как закончится заседание Президиума, состоится Пленум ЦК. Нам было предложено находиться в здании ЦК партии.

Пленум начал работу во второй половине дня. В Президиуме были члены и кандидаты в члены Президиума ЦК, в том числе и Хрущев. Сидел он не в первом ряду, что всех сразу удивило.

Мне удалось записать отдельные положения и моменты этого важнейшего заседания ЦК.

Повестка дня формулировалась так: «О сложившемся ненормальном положении в Президиуме ЦК КПСС в связи с действиями тов. Н. С. Хрущева». С докладом по поручению Президиума ЦК выступил секретарь ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов. Он сказал, что Президиум ЦК КПСС решил вызвать с юга товарища Хрущева, где он отдыхал, чтобы прямо сказать ему о наболевшем и сделать надлежащие выводы.

За последнее время положение в Президиуме ЦК становилось все хуже и хуже. Выражалось это в нарушении ленинских принципов руководства. Сосредоточив власть в своих руках, т. Хрущев грубо попирал и нарушал ленинские принципы руководства. Формально получалось, что Президиум обсуждал все вопросы, а по существу принимались решения по указке т. Хрущева. Всякое другое мнение отвергалось, вызывало бурю негодования. На тех, кто делал замечания или высказывал мнение, отличное от его, наклеивались оскорбительные ярлыки, сыпались даже бранные слова и оскорбления.

Сложилась такая обстановка, что многие решения по важнейшим вопросам внутренней и международной политики, хозяйственного строительства принимались наспех, без детального изучения и обсуждения, так как материалы раздавались за час, а то и меньше, до рассмотрения на Президиуме, то есть по существу навязывались угодные ему мнения.

Тов. Хрущев за последние 2–3 года резко изменился в худшую сторону. Он до того зазнался, что к нему трудно подступиться.

Он требовал, чтобы все его речи и беседы с различными делегациями немедленно публиковались в печати, а они нередко были путаными и даже вредными (примеры: пребывание в Скандинавии, беседа с японской парламентской делегацией по Синьцзяну и др.). Хрущев возомнил, что умнее всех, что только он способен давать указания, учить всех, и по любому вопросу. Поэтому может не считаться с мнением специалистов, товарищей по работе (примеры: выращивание кукурузы, гороха, бобов, вытеснение паров из системы земледелия).

Во время поездки в Объединенную Арабскую Республику он награждает и присваивает звания Героев Советского Союза Насеру и Амиру против воли членов Президиума ЦК. Настоятельно добивался ликвидации Тимирязевской академии, в то время как ученые были категорически против его предложений.

Порой Хрущев необоснованно грубо обращался с учеными. Так, к примеру, он обошелся с директором Акмолинского научно-исследовательского института земледелия академиком Бараевым. Глумиться так над крупным ученым недопустимо, безнравственно.

Члены Президиума ЦК фактически были лишены возможности выехать на места, ездил он один, а если кто высказывал желание поехать, то отвечал: «Если тебе нечего здесь делать, то можешь ехать».

С докладами выступал везде только он.

Последнее время пленумов ЦК КПСС по существу не было, хотя они часто собирались. Но это были не пленумы, а пышные совещания, на которых членам ЦК не давали слова. Выпускали передовиков производства, хозяйственников.

Докладчик подверг критике практику поездок Хрущева за границу вместе со всеми членами семьи. Его бахвальство, нескромность, пышное обставление поездок, в том числе и по своей стране, беспринципность к недопустимым действиям и поступкам своего зятя Аджубея вызывают возмущение и протесты.

Хрущев явно страдает зудом всевозможных перестроек: ликвидация министерств и создание вместо них совнархозов и комитетов, перестройка сельхозорганов, партийных и советских органов по производственному принципу, в результате чего партия оказалась разделенной.

Ленин едко высмеивал любителей всяких перестроек. Выступая на 9-м Всероссийском съезде Советов в 1921 году, он сказал: «У нас ужасно много охотников перестраивать на всяческий лад, и от этих перестроек получается такое бедствие, больше которого я в своей жизни не знал».

Генеральная линия партии по международным вопросам – правильная: борьба за мир, за мирное сосуществование стран с различным строем, укрепление единства коммунистического движения. Международная обстановка и отношения между социалистическими странами сложные. В обострении отношений между ними есть доля вины товарища Хрущева. Он пытается поучать всех, в том числе братские партии и их руководителей. Так, он взялся учить румын выращивать кукурузу, при том, что в Румынии всегда в значительном количестве выращивали кукурузу на зерно. Да и уровень производительности труда в сельском хозяйстве у них выше, чем у нас, так же как и урожаи.

Обострились отношения с Польшей, особенно в связи с покупкой у них самолетов Ан-2.

* * *

После окончания доклада Суслова был поставлен вопрос об открытии прений. Но из зала стали чуть ли не хором раздаваться возгласы: «Прений не открывать, все ясно, надо принимать решение». Пленум принял два постановления. Первое, организационного характера, гласило:

1. Освободить товарища Никиту Сергеевича Хрущева от обязанностей Первого секретаря ЦК КПСС, Председателя Совета Министров СССР и вывести его из состава Президиума ЦК КПСС.

2. Не совмещать в одном лице двух должностей: первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР.

3. Избрать Первым секретарем ЦК КПСС видного деятеля нашей партии товарища Брежнева Леонида Ильича.

4. Рекомендовать на пост Председателя Совета Министров СССР видного деятеля нашей партии, крупного хозяйственника товарища Косыгина Алексея Николаевича.

Во втором постановлении было записано:

1. Разъяснить решение Пленума ЦК КПСС, начиная с руководящего ядра партии.

2. Пленум ЦК при обсуждении вопроса о Хрущеве особо подчеркнул, что курс, выработанный XX, XXI, XXII съездами КПСС, правилен как по вопросам внутренней, так и внешней политики. Борьба за мир, содружество социалистических стран, единство международного коммунистического движения всегда были и будут главными вопросами нашей партии. Мы верны генеральной линии нашей партии, и никому не удастся сбить ее с ленинского пути.

3. Всемерно и неуклонно повышать роль партии, партийных комитетов в жизни страны.

4. Мобилизовать все партийные организации на выполнение текущих задач партии в области развития промышленности и строительства, сельского хозяйства, повышения жизненного уровня народа.

В заключение нам сказали, что следует немедленно выезжать на места, домой, и организовывать работу по разъяснению постановлений состоявшегося Пленума ЦК КПСС.

Интерес к работе пленума был огромным как у нас в стране, так и за ее пределами. И это закономерно. В истории нашей партии подобных постановлений о первом руководителе партии еще не было. Сразу возник вопрос: почему участники пленума настояли не обсуждать доклад? Думаю, что объяснялось это тем, что пленум был хорошо подготовлен, что мы выслушали содержательный, глубокий анализ сложившегося положения в Президиуме ЦК, были названы причины, породившие это положение, а также главный виновник. Положения доклада были четкими, строгими, подтверждены множеством примеров. Доклад был принципиальным и сдержанным, объективным и доходчивым, в нем не было и намека унизить Хрущева.

Члены ЦК и кандидаты в члены ЦК, если не все, то абсолютное большинство, подписались бы под каждым его положением.

Большинство присутствовавших на пленуме на своем личном опыте испытали грубые ошибки, допускавшиеся Хрущевым в руководстве партией и страной, подчас просто хамское отношение к кадрам, исключая разве друзей и приближенных. Поэтому многие говорили, что прения ничего нового не добавят, расширится только круг примеров.

* * *

С приходом в 1964 году нового руководства в ЦК и правительство Союза стали происходить подвижки, изменения в расстановке кадров, но велась эта работа без спешки и строго индивидуально. Шел естественный процесс, нормальный для такого периода.

Настрой был такой: в партии и государстве нужны порядок, дисциплина и высокая ответственность. С руководителей всех рангов должен быть строгий спрос, но и обязательно уважительное отношение. Об этом говорил почти каждый, с кем приходилось беседовать после октябрьского Пленума ЦК.

Для меня 1964 год был связан со многими переменами. 16 ноября меня вызывали в Москву, где состоялся очередной Пленум ЦК КПСС, принявший постановление о переводе из кандидатов в члены ЦК нескольких человек. На следующее утро я пошел по делам в ЦК. Примерно в середине дня мне передали, что меня приглашает Л.И. Брежнев. Дежуривший в приемной секретарь сказал, что у Леонида Ильича в кабинете Суслов и Кириленко. Как только они уйдут, Леонид Ильич меня примет. Через несколько минут вышел Суслов, а потом Кириленко. Тут же меня пригласили к Брежневу.

Мы немного поговорили о прошедшем Пленуме 16 ноября и об октябрьском 1964 года. Он посетовал на множество проблем, возникших в связи с действиями Хрущева, что многое надо исправлять, но не второпях, а продуманно. Очень важная работа – объединение партийных организаций. Работу эту следует делать уже сейчас. В некоторых областях промышленный и сельский обкомы передрались, перессорились. Вот сейчас с Сусловым и Кириленко обсуждали обстановку в Ростовской области. Там разругались не только первые секретари обкомов, но и члены бюро, сотрудники аппаратов. ЦК направил в Ростов первого зама заведующего орготделом, чтобы помирить их. Не вышло. Решили поручить это дело кандидату в члены Политбюро, секретарю ЦК Демичеву П.Н., но и у него, как сообщили только что товарищи, усмирение не получается. Договорились, что сегодня вечером туда поедет Михаил Андреевич Суслов.

Мы условились, что если Суслов не помирит разъяренных секретарей, то будем их освобождать от работы, а в связи с предстоящим объединением двух партийных организаций надо подбирать только одного секретаря обкома. Договорились, что если возникнет крайний вариант – освободить от работы секретаря сельского обкома Скрябина, он подаст, а может быть, уже написал заявление с просьбой освободить его от работы и дать возможность уехать на Украину, откуда он и приехал в Ростов.

Секретарем сельского обкома партии рекомендовать надо такого товарища, которого можно затем избрать председателем оргбюро по объединению двух партийных организаций с перспективой на избрание первым секретарем объединенной Ростовской областной организации. «Со многими членами Политбюро и секретарями мы советовались и остановились на твоей кандидатуре. Как ты на это предложение смотришь?» – спросил Леонид Ильич.

Почти не задумываясь, я ответил, что, если мне будет оказано такое доверие, я постараюсь его оправдать. В ответ услышал: «Хорошо, спасибо. Но ты понимаешь, что это не окончательное решение. Все будет зависеть от переговоров Суслова с ростовчанами. Политбюро, я уверен, поддержит твою кандидатуру. Если в Ростове все уладится, то мы тебя, может быть, беспокоить и не будем».

Он просил меня, если доведется работать в Ростовской области, учитывать неприятные события в Новочеркасске, имевшие место в 1962 году, а также и то, что там живут и работают выдающийся писатель Михаил Шолохов и Юрий Жданов, сын известного политического деятеля, работавшего завотделом ЦК КПСС. К ним, как нам известно, приковано внимание определенных как внешних, так и внутренних сил.

Я поблагодарил Леонида Ильича за беседу и, попрощавшись, ушел. В тот же вечер я вернулся в Казахстан.

* * *

В конце ноября мне передали требование ЦК срочно вылететь в Ростов. В аэропорту меня встретил работник обкома партии, не знаю какого – сельского или промышленного. Повез на окраину города в гостиницу «Малые формы». Название необычное. Как мне рассказали, оно было дано кем-то из проектировщиков. Гостиница действительно по внешнему виду отличается от стандартного дома своими формами. В ней всего три номера, рабочий кабинет, небольшая столовая и кухня. Есть зал для просмотра кинофильмов. Суслов жил на втором этаже, а меня разместили в небольшой комнатке на третьем.

Ровно в 9 утра явился к М.А. Суслову. Он сообщил, что переговоры с членами бюро обоих обкомов поодиночке и на заседаниях не увенчались успехом. Помирить их уже нельзя, да и не стоит больше пытаться, так как большинство партийцев и даже беспартийные с негодованием говорят о поведении членов бюро и первых секретарей обкомов. Идти на объединительную конференцию с таким руководством нельзя. «Об этом, – говорит он, – я доложил Л.И. Брежневу. Президиум ЦК КПСС принял постановление освободить Скрябина – секретаря сельского обкома партии от работы, а вас избрать вместо него. И рекомендовать совместному заседанию пленумов обоих обкомов избрать вас председателем оргбюро по объединению двух партийных организаций, а на объединительной конференции рекомендовать для избрания первым секретарем Ростовского обкома».

Я поблагодарил за доверие. Михаил Андреевич коротко рассказал о впечатлении от бесед с членами бюро обкомов.

Есть и здравомыслящие товарищи, не принимавшие участия в скандалах. Скрябин уезжает на Украину. Следует сделать все возможное и не допустить избрания в состав бюро объединенной парторганизации Неронова – ныне первого секретаря промышленного обкома.

Суслов с болью говорил о запущенности города: дома обшарпанные, на дорогах и тротуарах грязь, магазины в запущенном состоянии, ассортимент товаров мал, парки и скверы тоже выглядят отвратительно. Видно, что нет настоящего хозяина.

После беседы мы поехали в сельский обком. Оба обкома располагались в одном здании. В этом же здании в свое время размещался губернатор.

Заседание бюро сельского обкома партии открыл второй секретарь и предоставил слово Суслову. Михаил Андреевич рассказал о сложившейся ненормальной обстановке. Сообщил, что Скрябин написал заявление об освобождении от работы. Президиум ЦК КПСС принял решение удовлетворить его просьбу и предлагает избрать на пост первого секретаря сельского обкома Соломенцева М.С. Он здесь присутствует. Коротко рассказал мою биографию. Добавил, что имеется в виду рекомендовать Соломенцева председателем оргбюро по объединению партийных организаций. Вопросов ко мне не было. Выступлений тоже. Раздались голоса согласиться с предложением ЦК КПСС.

Решили провести пленум сельского обкома во второй половине дня.

После этого мы с Сусловым пошли к Неронову. Суслов представил ему меня как кандидата на пост первого секретаря сельского обкома партии и председателя оргбюро по проведению объединительной конференции обеих областных парторганизаций согласно решению Президиума ЦК КПСС.

Договорились, когда собрать объединенный пленум двух обкомов, согласовали время с сельским обкомом партии, и на этом наша беседа с Нероновым завершилась.

На пленуме сельского обкома М.А. Суслов опять говорил о недопустимо плохих отношениях между обкомами партии. О том, что все усилия Президиума ЦК КПСС наладить нормальные отношения не дали положительных результатов. Сообщил о постановлении Президиума ЦК КПСС и предложении о моем избрании. Вопросов ни к Суслову, ни ко мне не последовало. Пленум единогласно избрал меня первым секретарем Ростовского сельского обкома партии. Заседание было на этом закончено.

Через полчаса состоялось совместное заседание пленумов обоих обкомов. После выступления Суслова М.А. совместный пленум обкомов партии одобрил решение Президиума ЦК КПСС единогласно.

Я поблагодарил за доверие и заверил, что совместной слаженной работой актива мы сделаем все необходимое, чтобы Ростовская областная партийная организация с честью выполняла поставленные перед ней задачи. На этом совместный пленум обкомов закончил свою работу.

Объединительную партконференцию назначили на 15 декабря. Я сказал Суслову, что нам будет трудно подготовить конференцию к этому сроку. Он согласился и предложил мне переговорить об этом с Брежневым.

Вечером Суслов уехал. На перроне вокзала, перед тем как сесть в вагон, сказал: «Обратите внимание, пожалуйста, на благоустройство города. Очень обидно и жалко, что этот прекрасный южный город в таком запущенном состоянии».

* * *

На следующий день я позвонил по телефону жене и рассказал, как оказался в Ростове-на-Дону. Рассказ не вызвал у нее радости. Опять переезд!..

По совету Суслова позвонил Брежневу и доложил, что приступил к работе в Ростове. Леонид Ильич поздравил меня с избранием секретарем сельского обкома и председателем оргбюро и попросил рассказать коротко, какова обстановка в области. Я ответил и попросил провести объединительную областную партконференцию не 15, а 24 декабря, объяснил причины. Он согласился.

До партийной конференции мне удалось побеседовать не только со всеми членами бюро обкомов, руководителями отделов, но и со многими секретарями горкомов и райкомов партии. За это же время я сумел посетить ряд городов и сел. Немало беседовал с рядовыми партийцами, в том числе с руководителями предприятий, колхозов и совхозов. Удалось посмотреть учреждения здравоохранения, культуры и быта. На встречи и беседы уходило почти все мое время.

Часто звонил Брежнев. Леонид Ильич интересовался обстановкой в области, ходом подготовки к конференции. Я отвечал на его вопросы, делился своими впечатлениями от посещения городов или районов, от разговоров с людьми. До партконференции он звонил мне не менее десяти раз, и разговоры были не короткие.

Чем объяснить такое пристальное внимание к области? Однажды я рискнул даже спросить одного товарища, который считался довольно приближенным к Брежневу человеком. Он ответил, что это объясняется значимостью области, новочеркасскими событиями и скандалом между двумя обкомами.

За день до начала конференции приехал один из заместителей заведующего орготделом ЦК. Приехал на конференцию Михаил Александрович Шолохов с женой Марией Петровной. Их поселили в той же гостинице «Малые формы» на втором этаже.

Вернулся с работы я поздно. Поднялся на второй этаж, вижу, в холле стоят Михаил Александрович с супругой. Тут и состоялось наше знакомство. Они пригласили попить вместе чайку. Спустились на первый этаж в столовую. Стол был накрыт на трех человек, как сказала мне сестра-хозяйка, по просьбе Михаила Александровича.

Чаепитие затянулось допоздна. Шел разговор на разные темы. Он с убийственной хлесткостью и сарказмом ругал руководителей обоих обкомов партии. Поинтересовался, как намечено проводить конференцию. Перед тем как пойти отдыхать, спросил, где и как я питаюсь. Я ответил. Он говорит, что с завтрашнего дня зачисляет меня на свое довольствие. Завтрак в 8 утра. Обещал кулинарный сюрприз. Я поблагодарил и пошел отдыхать.

Назавтра в 8 утра мы с Михаилом Александровичем уже сидели за столом. Кулинарным чудом оказалась приготовленная по особому рецепту губа лося. Для меня это был настоящий сюрприз. Да и лося я никогда не видел, знал об этом мощном, уникальном звере по картинкам и рассказам охотников. Блюдо мне очень понравилось. Шолохов рассказал, что убил лося сам несколько дней тому назад, и не где-нибудь, а в Ростовской области, недалеко от Вешенской. Появление лосей в Ростовской области – результат претворения в жизнь сталинского плана охраны природы, согласно которому должна быть создана лесная полоса на большом протяжении с севера на юг, своим концом она вышла в Вешенский район Ростовской области.

К 1964 году сосновые насаждения разрослись так, что в них появились звери. Лосей развелось столько, что в этом году в Ростовской области было разрешено отстрелять пять лосей. Один из билетов на право отстрела получил Шолохов и удачно им воспользовался. Шолохов любил охоту, рыбалку и, как малое дитя, радовался и рассказывал о замечательном трофее, добытом впервые недалеко от своей родной Вешенской.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.