взор волооких волокит

сочится липким сладострастьем.

550

Пускай пустой иллюзией согреты

бывали все надежды на Руси —

однако же вращаются планеты

вокруг воображаемой оси.

551

С утра пирует суета,

чуть остывая ближе к ночи,

бездарной жизни пустота

себя подвижностью морочит.

552

Уже меня утехи карнавала

огнем не зажигают, как ни грустно,

душа светлеет медленно и вяло,

смеркается – стремительно и густо.

553

Скитаясь вдоль по жизни там и тут,

я вижу взором циника отпетого:

печалит нас не то, что нас ебут,

а степень удовольствия от этого.

554

Дух и облик упрямо храня,

я готов на любые утраты;

если даже утопят меня —

по воде разойдутся квадраты.

555

Старость не заметить мы стараемся:

не страшась, не злясь, не уповая,

просто постепенно растворяемся,

грань свою с природой размывая.

556

Похожесть на когдатошних мещан

почел бы обыватель комплиментом,

бедняга так пожух и обнищал,

что выглядит скорей интеллигентом.

557

Увы, как радостно служить

высокой цели благородной,

ради которой совершить

готов и вправе что угодно.

558

С утра вечерней нету боли,

в душе просторно и в груди,

и ветровое чувство воли

обманно разум бередит.

559

Вдруг манит жизнь: я много проще,

и ты, поверить ей готовый,

влипаешь вновь, как кура в ощип,

и пьешь огнем свой опыт новый.

560

Вот человек. В любой неволе

с большой охотой может жить:

пугай сильней, плати поболе,

учи покоем дорожить.

561

Здесь темнее с утра, чем ночью,

а преступники – не злодеи,

здесь идеями дышит почва

и беспочвенны все идеи.

562

Ложь нам целебна и нужна,

и нами зря она судима,

для выживания важна

и для любви необходима.

563

Бесчувственно чистый рассудок

с душой вещевого мешка

и туп, как набитый желудок,

и прям, как слепая кишка.

564

Построив жизнь свою навыворот

и беспощадно душу мучая,

с утра тащу себя за шиворот

ловить мышей благополучия.

565

Пока дыханье теплится в тебе,

не жалуйся – ни вздохами, ни взглядом,

а кто непритязателен к судьбе,

тому она улыбчива и задом.

566

У вождей нынче нравы – отцовские,

мы вольнее о жизни судачим,

только камни свои философские,

как и прежде, за пазуху прячем.

567

Бессильны согрешить, мы фарисействуем,

сияя чистотой и прозорливостью;

из молодости бес выходит действием,

из старости – густой благочестивостью.

568

А ты спеши – пока горяч, пока наивен —

себя растрачивать —

со смыслом или без —

необратим, неотвратим и непрерывен

оскудевания естественный процесс.

569

Чем меньше умственной потенции

и познавательной эрекции,

тем твердокаменней сентенции

и притязательней концепции.

570

Вокруг ужасно стало много

булыжных рыл кирпичной спелости;

украв у детства веру в Бога,

чего мы ждем теперь от зрелости?

571

Мы с детства уже старики,

детьми доживая до праха;

у страха глаза велики,

но слепы на все, кроме страха.

572

Мы травим без жалости сами

летящего времени суть,

мгновений, утраченных нами,

сам Бог нам не в силах вернуть.

573

Высоких мыслей пир высокий,

позоря чушь предубеждений,

не сушит жизненные соки

других прекрасных услаждений.

574

Я многих не увижу новых мест

и многих не изведаю волнений,

нас цепко пригвождает мягкий крест

инерции и низменных сомнений.

575

По счастью, певчим душам воздается

упрямство непрестанного труда,

чем больше забирают из колодца,

тем чище и живительней вода.

576

Кровавых революций хирургия

кромсает по нутру, а не по краю,

ланцетом ее правит ностальгия

по некогда утраченному раю.

577

Наш воздух липок и сгущен

и чем-то дьявольски неладен,

дух изощренно извращен

и прямодушно кровожаден.

578

Стирая все болевшее и пошлое,

по канувшему льется мягкий свет,

чем радужнее делается прошлое,

тем явственней, что будущего нет.

579

Помилуй, Господи, меня,

освободи из тьмы и лени,

пошли хоть капельку огня

золе остывших вожделений.

580

В духовности нашей природы —

бальзама источник большой,

и плоть от любой несвободы

спасается только душой.

581

Наследственность —

таинственный конверт,

где скрыты наши свойства и возможности,

источник и преемственности черт,

и кажущейся противоположности.

582

Песочные часы бегут быстрей,

когда бесплодно капанье песка;

нет праздничности в праздности моей,

удушливой, как скука и тоска.

583

В любой любви – к лицу или святыне,

какую из любвей ни назови,

есть сладкая докучливость в рутине

обряда проявления любви.

584

А может быть, и к лучшему, мой друг,

что мы идем к закату с пониманием,

и смерть нам открывается не вдруг,

а легким каждый день напоминанием.

585

Славы нет – наплевать, не беда,

и лишь изредка горестно мне,

что нигде, никогда, никуда

я не въеду на белом коне.

586

Дни бегут, как волны речки,

жизненным фарватером,

то ебешься возле печки,

то – под вентилятором.

587

Прошла пора злодеев мрачных,

теперь убийцы – как сироп

и между дел на грядках дачных

разводят розы и укроп.

588

А всякое и каждое молчание,

не зная никакого исключения,

имеет сокровенное звучание,

исполненное смысла и значения.

589

Повсюду, где варят искусство

из трезвой разумной причины,

выходит и вяло и грустно,

как секс пожилого мужчины.

590

Зыблется житейская ладья —

именно, должно быть, оттого

прочность и понятность бытия

нам дороже качества его.

591

У нас беда: у нас боязни

и страхи лепятся на месте

любви, сочувствия, приязни,

желаний, совести и чести.

592

Смотрясь весьма солидно и серьезно

под сенью философского фасада,

мы вертим полушариями мозга,

а мыслим – полушариями зада.

593

Россия непостижна для ума,

как логика бессмысленна для боли;

в какой другой истории тюрьма

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.