Вчера видел я всю свиту главнокомандующего и ругался с ними за оборот дела, обвиняя офицеров Генерального штаба, ничего не предусматривающих, играющих с турками в жмурки и водящих войска в бой без рекогносцировок местности! Обвинения всей армии направлены на Левицкого. Оказывается, что хороший офицер Генерального штаба Паренсов предуведомил, что массы турок собираются в Плевно и что 8 батальонов идут на Ловчу, где у нас одни казаки были. Паренсов получил выговор от Левицкого, обвинившего его в неосновательности сведений и в бесполезном беспокойстве, причиненном главнокомандующему. Замечательно, что письмо Левицкого отправлено как раз в тот день, когда турки напали на Ловчу, выгнали казаков и избили несчастных болгар, защищавшихся в школе и церкви (говорят, брат Караконовского убит, а сестра увлечена в гарем!). Вместо того, чтобы послушаться Паренсова, бывшего на месте, и послать в Ловчу пехоту, приняв соответствующие меры касательно Плевно, поляк Левицкий "осадил" усердного и дельного офицера. Слава Богу, молодого Скобелева, кажется, оценил, наконец, главнокомандующий. Авось, его будут слушаться, а я с ним удивительно схожусь в воззрениях на образ действий против турок.
      Князю Имеретинскому дали было 2-ю гвардейскую пехотную дивизию. Государь и Милютин его поздравили. Теперь дают Павлику Шувалову!! А Имеретинский остался не при чем.
      Дух войск нисколько не поколеблен событиями последнего времени.
      При Горном Студене сосредоточено немало войск, и Главная квартира в безопасности. Румыны вступают в действие и переправляют до 30 тыс. войска за Дунай. Сербы также собираются начать скоро. Австрийцы мобилизировали два корпуса, приготовляются занимать Боснию и Герцеговину. Бертолсгейм вернулся и привез очень удовлетворительное письмо императора Франца Иосифа государю, а мне привет и поклон от императора и Андраши, который пустился в разные нежности.
      Не нахожу слов благодарить добрейшую матушку за ее нежное письмо, дорогое мне по тем подробностям, которые она, наконец, сообщила мне о здоровье твоем, моя милейшая Катя. Но два моих вопроса остались без ответа: написали ли Герману (парижскому гомеопату) и как исправили карету (втулку медную), которая может понадобиться для матушки и Екатерины Матвеевны. Целую милейших деток и благословляю. Обнимаю тебя мысленно. Целую ручки у добрейшей матушки. Мой сердечный привет Екатерине Матвеевне и поклон сожительницам и Соколову.
      4 августа
      Любимое мое препровождение времени - это мысленно быть с вами и беседовать хотя письменно без участия посторонних. Хотя и закончил я свое вчерашнее письмо, но, получив твое от 28 июля No 26, дорогая моя подруга, милейшая жинка моя, не могу не добавить еще листок. Не только добрейшая матушка, но и ты, моя Катя, ошеломили меня буквально своими ласками и любезнейшими заявлениями. Спасибо вам сердечное за теплые слова, облегчающие кручинушку, надо мною тяготеющую вследствие неблагоприятного оборота дела, в котором принимаю также живое, хотя и бессильное участие. Не поверишь, как приятно на душе, когда видишь и осязаешь, что ты меня понимаешь и слилась нравственно и умственно! Дай-то Бог, чтобы это длилось навеки и чтобы trio наш был неразрывен, как теперь.
      Скобелева (молодого) послали помощником к Зотову под Плевно. 4-й кавалерийской дивизии (наконец) поручено выйти на Софийскую дорогу для прервания сношений Осман-паши с подкреплениями, к нему идущими. Боюсь, что время опять упустили.
      К моему ужасу ничего не делается (рационально) для обеспечения продовольствия армии. Войска уже теперь (корпуса у наследника) часто остаются без хлеба и сухарей, а кавалерия промышляет тем (полковые командиры получают деньгами), что скашивают хлеб (ячмень, пшеницу) на корню и кормят лошадей. Всякий берет, что попало, тогда как нужно чрезвычайно систематически действовать, чтобы не истощить края бесполезным образом.
      Предложение Полякова сделать военную железную дорогу между Журжевом и Никополем (вдоль Дуная по румынскому берегу) принято. Работы начнутся, а затем поведут рельсовый путь по Болгарии до Балкан. Тыльная часть армии вовсе не устроена. Нет человека энергического и деятельного, который умел бы устроить и распорядиться этой существенной частью управления армии.
      Сейчас был у меня Церетелев, обвешанный 4-мя Георгиевскими крестами. Он счастлив и здоров, представлен в офицеры.
      Когда великий князь Николай Николаевич объезжал перевязочные пункты и госпитали, где сложены были раненые под Плевно, то солдаты, отзываясь весело и бодро на его приветствие, единодушно кричали, что "взяли бы несомненно Плевно и задали бы ходу турке, если бы начальство не выдало и умело распорядиться". Один бригадный генерал Горшков приобрел общее уважение. Он забрался в Плевно, провел там всю ночь на барабане и, окруженный солдатами разных полков, шесть раз отвечал отказом на приказание Шаховского отступить: "Пусть пришлет письменное приказание, ибо в диспозиции сказано было, что отступления не будет. Если мы продержимся ночь, то турки сдадутся". И прав был Горшков, и Скобелев был того же мнения. И всякий человек, знающий турок, с ними согласится. Одного казака донского взяли в плен в Плевно, и паша, говоривший хорошо по-русски (поляк или хафиз), стал его допрашивать. Тот отвечал, что "наши непременно вас заберут". - "А сколько нужно войска русского для этого?". Казак, не моргнув спросил: "А сколько вас тут собралось?" Паша ответил: "Ну, положим, 50 тыс." - "Так 10 тыс. наших довольно". Паша взбесился и выгнал вон пленника, который в ту же ночь ухитрился бежать в наш лагерь и пришел невредим. Каков молодец! Хотя бы нашим дипломатам и петербуржцам поучиться у него народному достоинству!
      Здесь я встретил Николая Николаевича со всею свитой его в[ысочества]. Христо, одетый теперь в фиолетовый кафтан, золотом шитый (еще более прежнего на шута похож), соскочил на всем ходу с лошади и при всех у меня руку поцеловал, прежде чем я успел одуматься. Вот тебе "игнатьевский", а чем же он и я виноваты, что опечатка сделана "Игнатьев". Моего имени никто у меня не отнимет и в грязь, с божьей помощью не втопчет.
      Влагаю, душа моя, с понятной принадлежностью ничтожный стебелек полевого цветка, сорванного мною с мыслью о тебе и о любви твоей к полевым цветкам в Горном Студене между моим сараем и домиком царским! Ну и поэзию слишком расшевелит, как говорит матушка: как ни гоню я действительностью жизни, но она, непрошенная, бьет ключом и вотрется нежданно-негаданно там, где ее вовсе не нужно.
      Спасибо тебе, друг мой, за хлопоты хозяйственные. Чернявка сдана изрядно. Ты говорила в одном из последних писем, что дохода чистого с наших киевских имений нет. Сама посуди: за Чернявку заплачено всего 75 тыс. руб. Она сдана на аренду прежде за 9 тыс. чистых - теперь за 10450 руб. Считая часть, причитающуюся содержанию главного управляющего (Мельникова), лесничих в Чернявском лесу и повинности государству и пр. - очистится прямо для помещения в карман, если хозяйственных прихотей нет, не менее 9 тыс. руб. (даже если разложить расход, кидая кругом на три года аренды). Отложив еще на мельницы и разные непредвиденные расходы в год по 1 тыс. руб., все же очистится 8 тыс. то есть более 10% с капитала. Чего же больше? Тот только цену деньгам не знает, кто их не зарабатывает и даром получает. Но деньги тогда и легко из рук исчезают!
      Винокуренный завод в Немиринцах хорошо (хотя и не очень - он больше ст отдать за 1 тыс. руб., но с крепкими оговорками (надо справиться с существующими постановлениями, часто изменяемыми Департаментом неокладных сборов), что в случае взыскания и недобросовестности арендатора владетельница останется в стороне (если арендатор несостоятелен, то казенное взыскание акцизное - обращается на владельца, что составляет существенную опасность). Имей это в виду. Мельников честен, относительно честнее многих других. Награду рановато выдавать, пусть еще приобретет (да дешевле Немиринц) Ширмовку. Ему и то льгота, что ты позволила взять семейство жены к себе на двор. Тут немало расхода прибавится. У меня с ним договор (частный, но письменный). Сколько помнится (ты можешь у него спросить подлинник под предлогом незнания, наведя случайно разговор), ему платится minimum 1500 плюс содержание натурою, но когда доход превзойдет 25 тыс. руб. (со всех имений), то он получает с излишка чистого дохода известный процент. Следовательно, он сам себе может доставить награду и повышение оклада - двери отворены: пусть даст больший доход, то есть хозяйничает лучше. Если бы он не поторопился в нынешнем году сдать Плисково Мочальникову, то, вероятно, и получил бы годовую прибавку. Нынешний же год вписал убытков по случаю несвоевременного перевода хозяйства из Плискова. Пенять может лишь на себя и на огромность расходов по обзаведению в Плискове, брошенном, прежде чем извлекли прямую пользу. До моего возвращения ни о каких прибавках речи быть не может.
      Карта Теплова так всех заинтересовала, что его отправляют с легкой моей руки в Вену для напечатания на казенный счет. Речь идет о награде - или Владимирский крестик, или камер-юнкера. Вот как - лягушка лопнет.
      Ульянов отличился в экспедиции с гвардейскими казаками. Получил Владимирский крестик с бантом и мечами (за военную доблесть).
      Вышел я вчера вечером из палатки, когда ударили вечернюю зорю, чтобы перейти в свой сарай на ночлег. Ночь была светлая, лунная, звездная, тихая. Вдруг на биваке гвардейского отряда (возле царского домика) раздались звуки Преображенской музыки, игравшей "Коль славен наш Господь в Сионе". Я снял шапку, перекрестился и мысленно перенесся на крыльцо круподерницкого дома во время тихого украинского вечера! Слышались мне родные детские голоса, звучал голос Леонида, и как будто подпевал мой собственный голос. Ты мне виделась, моя дорогая, и рядом добрейшая матушка, расстроган-ная, восторженная, со слезами умиления на глазах. Было хорошо на душе.
      Кавалерийская труба, солдатское пение молитв на разных пунктах лагеря, расположенного на противоположной покатости оврага, и руготня трех ямщиков напомнили мне действительность, я махнул с досадою рукою и вошел в свой темный плетневый сарай, освещенный огарком в фонаре, поставленном на прилавке болгарском!
      4-го вечером
      Очень огорчила ты меня, милейшая жинка, беспокойством о моем здоровье, выразившемся телеграммою к Адлербергу. Ты была у меня молодец, и этакая тревога совершенно на тебя не похожа. Надеюсь, что ответы Адлерберга, Боткина и мой тебя совсем успокоят. Я не "патентованный" и не давал обещания, что местные лихорадки под влиянием нравственных испытаний, выпавших мне на долю, меня не затронут. Вот добрейшая матушка дала мне слово, что будет здорова до моего возвращения, и то плохо сдерживает. Следовательно, виновата (?). Ты также, как доходят до меня слухи, не совсем себя хорошо ведешь и не так окрепла, как письма матушки заставляли меня надеяться. Твое совершенное здоровье более необходимо для моего существования, нежели мое собственное, и потому ради Бога не давай своим нервам ослабнуть и расходиться, не тревожься и не смушайся. Все мы под Богом. Надо молиться и твердо верить. Без воли Всевышнего ничего не совершится, а он устроит все к лучшему, смилуется над нами и соединит нас, если мы заслужили - покорностью, верою и любовью в дни испытания. Что толку будет, если ты себе здоровье расстроишь беспокойством напрасным (и бессильным) до того, что когда приведет Бог нам съехаться, будет мне горе. Да, горе, потому что утраченное здоровье воротить трудно, а нервы расстроенные - само бедовое зло, портящее существование. Говорю все это тебе лишь в уверенности, что когда ты захочешь - ради любви ко мне и к детям нашим - ты с собою совладаешь и не дашь разгуляться беспокойству, воображению и нервам. Береги себя, [этим] ты меня сбережешь.
      В Горнем Студене воздух лучше, чище. Мы связаны не только общностью мысли и ощущений душевных, но и непрерывною телеграфною линиею: здесь разрешен прием частных телеграмм. Следовательно, вы всегда можете получить от меня прямые известия. А ты знаешь, что я лгать не люблю, а скрывать от тебя что-либо о себе не умею. Если будешь беспокоиться, поневоле выучишь. Я сам тебе дал письменный отчет о приключившейся со мною лихорадке. Это должно было тебя окончательно успокоить, тем более, что я не пропустил ни одного отъезжающего курьера, сократив только поневоле мое первое после болезни письмо. Будь благоразумна, молодцом, душа моя Катя, и Бог будет милостив, нас не оставит. Испытания Промысел соразмеряет с силами каждого из нас. Воле Всевышнего покоряюсь и вас, моих милых, ему единому с детскою доверенностью поручаю. Благодарю еще раз добрейшую матушку за ее d d 'amour*, глубоко меня тронувшую. Спасибо Мике за милое письмо. Леонид написал получше на этот раз. Уверен, что он захочет меня утешить прилежанием и доставит удовольствие - по возвращении видимыми успехами.
      Сейчас явился ко мне Караконовский из Тырнова. Несчастный! Заняв Ловчу, турки убили его брата, обесчестили сестру, отца посадили в тюрьму и весь дом родительский разорили! И он ругает Черкасского. И Бурмов потерял терпение и бежал от устроителя Болгарии. Вообрази, Черкасский назначил генерала Анучина адрианопольским, а полковника Бобрикова филиппопольским губернатором, выдавая им уже теперь по 7 тыс. руб. содержания. Себя он готовит в Константинополь генерал-губернатором!!
      Вчера турки попытались выйти из Плевно. Их отбросили. Развязка близится. Против Рущука была пальба успешная, заставившая замолкнуть новые турецкие батареи.
      Обнимаю тебя тысячекратно, благословляю и целую деток. Многолюбящий и не падающий духом муженек твой Николай
      No 25
      Начато 5 августа, отправлено 8 августа. Бивак у Горного Студеня
      Вчера только что отправил к тебе, бесценный друг Катя, слишком длинное письмо, а сегодня уже снова тянет побеседовать с тобою хотя заочно. С тех пор, как мы опять сошлись с Главной квартирой армии и что нас разделяет лишь овраг, посетителей у меня вдвое стало [больше] прежнего. Нелидов и прочие сослуживцы мои константинопольские посещают ежедневно. Базили вчера уехал в Бухарест, я ему дал поручение привезти мне сахару и чаю. Первый здесь скверный (у маркитантов), второго осталось лишь 3 фунта, и пьют много. Ночи стали холодные. Я принужден притворять дверь моего сарая и спать во фланелевой куртке (красной), покрываясь из предосторожности халатом и пледом. Что будет дальше? Теперь уже можно предвидеть, что решительное наступление наше на Адрианополь и Константинополь не начнется ранее конца сентября и что мы дойдем до Царьграда в конце октября или даже в ноябре. А без этого наступления почетного мира не может быть. Помнишь, как я говорил еще в Плоешти, что приезд государя обязывает нас к большему и вовлекает гораздо далее, чем предполагали. К сожалению, все, мною предвиденное, сбывается. Когда падают духом, я крепну и прибодряюсь, а когда восторгаются, увлекаются и хвастают, я тотчас указываю опасность, и хочется мне всех предостеречь. Жизнь сложила во мне эту устойчивость, без которой ни последовательности быть не может, ни существенно полезного и великого предпринимать нельзя. Странно, что этой-то устойчивости у большинства наших деятелей и военачальников недостает.
      Вчера был у "крестного", а сегодня долго сидел у главнокомандующего в палатке с глазу на глаз. Ты легко можешь себе представить, что я пропел! Всего более напирал я на необходимость энергических мер для избежания повторения наделанных промахов и решительного наступления к Царьграду в нынешнем же году, пользуясь остатками благоприятной погоды в октябре. Я старался выставить, какое бедствие - политическое, военное, нравственное, финансовое было бы продлить войну на следующий год и до какой степени необходимо озаботиться ныне обеспечением продовольствия многочисленной армии. "Вы войска требуете, сказал я великому князю, - а чем вы их будете кормить, когда и теперь уже нуждаются наши славные солдатики и лошади?" Чем больше войска будет, тем затруднения увеличатся, чем позже осень, тем доставка труднее. Следовательно, терять время нельзя. Надо сейчас учредить склады. Можно было положить основание им, не издержав казенной копейки (как мы и говорили о том в Плоешти), сбирая с болгар и турок (в Болгарии) десятину произведений (вместо турецкой казны) натурою. Оно легче болгарам, и войскам пригоднее. А теперь, как назло, стали сбирать деньгами, которые легче улетучатся в карманах чиновников, нежели ячмень, пшеница и пр., в которых войска нуждаются. Я убеждал не отвергать заключения оборонительного союза с Румынией вместо гарантии Парижского трактата{43}, о чем приедет хлопотать снова Братьяно, не унижать и не раздражать румын пустяками (но которые слабые - чувствительнее сильных), а, напротив, употребить их при атаке Плевно, согласно предложению Карла. Оказывается, что румынская артиллерия (стальная, скрепленная кольцами) сильнее нашей и равносильна турецкой.
      Сабуров (хотя поздно) зашевелился и предлагает прислать проект союзного договора с Грецией{44}, предлагаемый Георгом и министерством]. В такую минуту по внушению канцлера отвечают Сабурову ни да, ни нет, ограничиваясь замечанием, что nous ne ne nous opposerons pas 1'annexion de 1'Epir et de la Thessalie si les Grecs s'en emparent*. Еще бы! Такой ответ можно лишь дать на-смех, когда речь идет о том, чтобы поставить все существование Греции на карту или же бросить ее в руки Англии, оттолкнув окончательно от России и славян. Я убеждал, чтобы Сабурову разрешили, по крайней мере, представить его проект договора для рассмотрения здесь. Cela n'engage encore en rien Ie Gouvemement imperial, mais cela ne d pas les gens qui voudraient marcher**.
      Я представил прекрасную реляцию второго плевненского дела корреспондента "Daily News", напечатанную в Лондоне 5 дней после сражения, тогда как наши штабные до сих пор еще не представили настоящей подробной реляции государю. Корреспондент, отдавая полную справедливость доблести, самоотвержению и энергии русского солдата, клеймит ошибки начальствующих и штаб. Главнокомандующего я заставил сознаться, что Плевно и Ловчу прозевали, но он всю вину сбрасывает на Криденера, говоря, что он везде сам быть не может. В чем не сознается Николай Николаевич, это что штаб его потерял из виду Виддинскую турецкую армию и отнесся легкомысленно к сведениям о движении и числительности турок, которые до него доходили. Общий голос армии требует смены Левицкого, прозвав его "негодным Казимиркою".
      Я обратил внимание главнокомандующего на необходимость и возможность иметь лазутчиков и посоветовал принять тотчас же две меры: обязать нашего военного агента в Вене полковника Фельдмана, человека умного, знающего и способного приискать между австрийскими славянами агентов, которых послать в Константинополь и Адрианополь, а также отправлять ежедневно в главную турецкую армию* чрез Новикова шифрованные телеграммы, в которых резюмировались бы нужнейшие военные сведения о турках, получаемые беспрестанно в Вене из Константинополя по телеграфу и по почте. Чрез венгерцев при известной ловкости можно также много узнать. Наконец, я предложил послать Церетелева (произведенного вчера в хорунжие, то есть офицеры) в Сербию в гражданском платье приискать лазутчиков из числа сербов, болгар-выходцев и арнаутов. Я его снабдил указаниями на нити, прерванные с моим отъездом, и он взялся за дело. Прошу, чтобы это осталось между нами, ибо поручение рискованное. В успехе я убежден. Жаль, что поздновато, но лучше поздно, чем никогда. Распоряжения тотчас сделаны в смысле моих предложений. Вообще je crois que j'ai contribu relever le moral et imprimer un peu d' ceux qui s'endormaient fatigu de la guerre qu'on ne sait pas conduire bonne fin**.
      Николай Николаевич жалуется и все сваливает на недостаток числительности войска. Действительно, весьма глупо, что ему дают войска из России по частям, тогда как та же масса несколькими неделями раньше могла бы одним ударом решить дело. Но если хорошенько вникнуть в употребление войска на театре войны, то окажется, что Главный штаб армии имел талант разбросать войска, расположенные по внутренним линиям (самым выгодным для раздробления противника), так что мы везде слабее турок. И теперь, когда плевненская заноза требует немедленного излечения - три с половиной корпуса ровно ничего не делают в восточной части театра военных действий. При такой кордонной системе давай еще хотя 100, 200 тыс. войска - не хватит. Полагаю, что мы накануне решительных событий. Непокойчицкий посылается под Плевно для производства рекогносцировки и обсуждения плана атаки, для которой сам главнокомандующий отправится на место сражения. С другой стороны, турки которым мы предоставили, к сожалению, нашим бездействием полную инициативу действий, зашевелились. 4-го числа они атаковали наши войска на всех пунктах: против Рущука, со стороны Разграда и Эски-Джумы (против наследника) и Хан-Кёйского ущелья. Стычки были небольшие, и везде турки отбиты, но это показывает, что производилась одновременно общая рекогносцировка, нас ощупывали, чтобы установить окончательный план наступления.
      6 августа
      Продолжительность нашей походной жизни истощает все запасы наши, и я сегодня утром с неудовольствием заметил, что почтовая бумага моя приходит к концу и что мне приходится сократить размеры моих писем к вам до крайности, наложив узду на свою болтливость. Разве что ты или, всего лучше, батюшка вышлете мне подкрепление, а здесь негде купить бумаги.
      Сегодня отец Ксенофонт и все наличные священники армии служили в походной церкви главнокомандующего обедню. В церковном параде были представители частей, у которых сегодня полковой праздник, и Преображенская музыка. Жара была сильная. Тотчас после Евангелия государь должен был удалиться, уехать к себе в коляске и лечь спать. Ты можешь себе представить грустное впечатление, произведенное на всех нас нездоровьем государя. Дело в том, что миазмы с. Белы забросили каждому из нас зародыш болезни. Я, слава Богу, отделался лихорадкою и расстройством желудка, как неизбежным последствием аллопатического лечения. Но теперь многие страдают дизентериею, в том числе, надеюсь в легкой степени, и государь. Старик Суворов едва справился. Надо благодарить Бога, когда все обходится благополучно.
      Видел я сегодня Павла Павловича Толстого. Ему и Муравьеву пришлось после второго плевненского дела немало похлопотать с ранеными. Между прочим, к ним в Зимницу прибыл внезапно транспорт 2800 раненых, проведших двое суток без пищи. Они всех их накормили. Приятно быть в положении и иметь достаточные средства (от Общества Красного Креста) - пособить стольким страждущим и исполнить свой христианский долг. Сестры олицетворяют милосердие и самозабвение. Две из них молодые и хорошенькие - должны были отправиться за границу лечиться, будучи заражены гангреною, попавшею на царапину руки! Да воздаст Господь сторицею благодетелям и благодетельницам человечества. В минуту тяжких испытаний утешительно видеть, что есть добрые и честные люди на свете!
      Братьяно здесь. Румыны хотят действовать отдельно, содействуя нам в разбитии Осман-паши и взятии Плевно.
      7-го
      Целый день Братьяно провел вчера в переговорах с главнокомандующим и Милютиным. Оказывается, что мы им обещали ружья с патронами, а дали плохое оружие (25 тыс. ружей Крынка, переделанные) и неисправное с самым ограниченным числом патронов (125 на ружье){45}. Чтобы обучить стрельбе войска, румыны уже издержали по 40 патронов, а с остальными неудобно пускаться чрез Дунай против турок, у которых по 300 патронов на человека в бою. Сверх того были разные другие придирки и недоразумения, которые породили охлаждение с румынской стороны и колкости взаимные. Братьяно жаловался, что канцлер подпал (чрез m-me Стурдзу и других барынь) под влияние и интриги, враждебные министерству, что он заявил румынскому правительству qu'on n'a pas besoin d'eux que s'il font la folie de passer le Danube, cela sera leurs risques et p пригрозясь, что тогда и наша конвенция (гарантирующая Румынию){46} может сделаться недействительною. Что же мудреного, что у румын пропала охота быть нашими союзниками в трудную минуту и помочь нам каштаны из огня вытаскивать! Мы успокоили Братьяно, и условлено, что, оставив до 11 тыс. войска в Никополе для защиты сего города, с 35 тыс. они перейдут Дунай и совокупно с нами нападут на Осман-пашу. Кавалерия их (7 полков) перейдет в Никополе, переправится через р. Вид, осветит местность и под своим прикрытием поможет пехоте и артиллерии переправиться чрез Дунай у Карабии (на левом берегу Вида) по мосту, устроенному румынским правительством. Кстати заметить, что мост этот стоит ему не более 100 тыс. (pp., тогда как мы устроили второй мост у Систова за 600 тыс. руб. серебром, и оказалось, что он негоден и требует коренных исправлений для перевоза осадной артиллерии (половина уже теперь под водою). О честность, когда же вкоренишься в русских инженерах и администрации!
      В два перехода румыны дойдут до назначенной им Николаем Николаевичем позиции, запирающей (хотя и [по] параллельной дороге) путь на Софию. Тогда произойдет одновременная атака Плевно со всех сторон под личным руководством великого князя, который пред тем собирается приехать в Никополь и свидеться с принцем Карлом. 2-я пехотная дивизия (отданная князю Имеретинскому) и Киевская стрелковая бригада передвигаются на этих днях к Плевно. Атака начнется около 15-го или 16-го, потому что в ней должна принять участие и 1-я бригада 3-й пехотной дивизии (прибывающая сюда 11-го числа), тогда как 2-я бригада останется у Горного Студеня при императорской Главной квартире для охраны. Но я опасаюсь, пока мы собираемся, Осман удерет из Плевны в Ловчу или Софию. Его дальнейшее пребывание в Плевно бесцельно и подвергает его лишь опасности быть взятым или разбитым.
      Я предостерегал Николая Николаевича, и он приказал кавалерии нашей быть настороже. Авось устерегут и не прозевают, было бы обидно. Как только покончат с Плевно и Осман-пашою (Драгомиров в то же время будет, разумеется, атаковать Ловчу, чтобы помешать туркам идти на соединение), так снова пойдем вперед за Балканы. Но турки успели сосредоточить к Адрианополю громадные силы, и с малыми отрядами уже нам соваться нельзя (из Армении и Батума увозят войска для защиты Адрианополя и Константинополя). Последний эшелон гвардии прибывает, к сожалению, лишь 1 октября. Следовательно, ранее 20-х чисел октября нельзя ожидать решительного наступления к Царьграду нашей армии. Вот вам и осенняя, поздняя кампания. А мы к этому не готовились, и у всякого из нас многого недостает. Это все пустяки - лишь бы шли вперед!!
      Братьяно, Гика и Сланичано (военный) сидели в моей палатке, толкуя о будущих отношениях Румынии к России. Действительно, гарантия Парижского договора исчезла. Румыния и Сербия компрометированы безвозвратно перед Европою и Турциею. Для нас дело чести и прозорливости привязать к себе княжества так, чтобы они не попали в чужие руки и бесповоротно вошли в нашу колею. Иначе разрешение Восточного вопроса будет для нас вредно, и Болгария для нас будет недосягаема материально, ибо между ею и нами вошла камнем Румыния. Мое мнение (о котором я уже докладывал государю), что следует оградить и себя, и княжества от случайностей заключением оборонительного (а не наступательного для избежания придирок Европы) союза с ними, торговых, почтовых, железнодорожных и телеграфных конвенций. Одним словом, сделать нечто вроде договоров 1866 г. между Пруссиею и Бавариею. Лучше и легче исполнить это в продолжение войны, нежели после. C'est une n aujourd'hui (1'alliance peut conclue pour 10 ann quitte renouvel apres la paix cela sera de la pr qui offusquerait 1'Austro-Hongrie*.
      А вместе с тем такие договоры положат основание (в форме удобной fait accompli** нового порядка на развалинах Турции. Но я с тобою увлекся, бодливой корове Бог рог не дает. Попадет все это в руки канцлера, и выйдет такая каша, что подавишься!
      Как бы то ни было, я румын и сербов подготовил просить нас о том. Жив пока курилка! Все своею дорогою идет.
      Церетелев отправился сегодня в сопровождении Полуботко и казначейского чиновника. Ему поручено передать словесно некоторые вещи князю Милану и полмиллиона руб. золотом для продовольствия сербских войск, имеющих выступить теперь за границу{47}. Оригинальная судьба! Он там снова встретится с Хитрово, который несколько дней тому назад отправился туда для сформирования (по собственному вызову) албанских и болгарских чет (шаек) и направления их в горы.
      8-го
      Вчера был я у обедни в походной церкви, а пред тем снова толковал часа полтора с главнокомандующим qui est remont и сообщил ему полученные мною письма из Константинополя. Государю лучше. Кровавый понос остановили, но его величество еще слаб.
      Нелидов вам усердно кланяется. Павел Павлович Толстой отправился в Петербург по случаю нездоровья Павла Матвеевича.
      Два фельдъегеря, из которых один запоздал на два дня, прибывшие одновременно, доставили мне письма ваши, бесценная жинка и добрейшая матушка, от 30 июля и 1 августа NoNo 27 и 28. С одной стороны, я был доволен, что вы не заметили по письму моему от 25-го (написанному во время пароксизма), что у меня была лихорадка и что таким образом мои старания увенчались успехом хотя на несколько дней. Но еще необъяснимее стала для меня тревога, выразившаяся телеграммою, ибо в следующем письме я откровенно и обстоятельно все объяснил. Жду с нетерпением последующего письма твоего для выяснения всех обстоятельств. Надеюсь, что теперь в Круподерницах и помину нет о беспокойстве. Вся свита и даже государь заметили, что необходимы добрые военные вести, чтобы вернулась моя прежняя оживленная физиономия.
      Имей в виду, дружок Катя, что к деньгам, находящимся уже в твоем распоряжении в различных киевских банках, прибавилось теперь (по уведомлению брата Алексея) еще 7500 руб., высланных на имя Павлова (Алексея Спиридоновича) на мой текущий счет из рязанских и московских доходов.
      Признаюсь, зная тебя и твое самоотвержение, я ожидал и опасался, что ты выберешь на зимовку Киев. Но едва ли житье там будет удобно, приятно и здорово. Не лучше ли вам ехать в Одессу, Москву или же Ниццу? Во всяком случае, если остаться в Киеве, надо лучше поместиться, нежели в прошлом году, и непременно заручиться гомеопатом, списавшись с Веною и Парижем заблаговременно. Рассуждение твое о неудобстве перевозки мебели правильно.
      Курьеры будут ездить по-прежнему на Казатин. Признаюсь (теперь), что не раз уже шла речь - в случае отъезда государя из армии - о временном нахождении двора при продолжительности войны в Киеве. Но определенного еще ничего нет, и государь (к ужасу Адлерберга, Мезенцова и пр.) поговаривает даже о зимнем походе.