И так как Курд Ахмед уже приехал и ждал его у себя, Фридун не медля отправился к нему.
      Курд Ахмед приехал из Азербайджана и Курдистана с хорошими вестями.
      - Ненависть к центральному правительству в этих районах безгранична, рассказывал он. - Все ждут лишь первого сигнала, и мне кажется, что мы могли бы начать именно оттуда. Начав там восстание, мы скорее достигнем своей цели, потому что народ в Азербайджане и Курдистане настроен не только против помещиков, правителей, полиции, жандармерии, но и проникнут идеей свободы и национальной независимости. Вот почему там легче и скорее можно добиться успеха.
      В свою очередь Фридун рассказал ему о том, что случилось в его отсутствие.
      - Надо напасть на тюрьму и разнести ее! - воскликнул Курд Ахмед, вспыхнув. Или подкупить тюремщиков и устроить побег.
      - Это невозможно, потому что в этом деле заинтересованы и англичане, и американцы, и немцы, и сам Реза-шах... Нет, это неосуществимо!
      - Значит, сидеть и ждать?
      - Нет, но следует избежать новых жертв, быть может, изменить метод работы. Я тебе как-то говорил о моем друге Селими, которому я доверяю. Через него нам удалось узнать имя предателя. Надо немедленно убрать его.
      - Я к твоим услугам. Только укажи мне его, и я растопчу изменника.
      Вскоре пришла и Хавер. По всему было видно, что она сильно взволнована.
      - Братец Фридун, - начала она, не дожидаясь вопроса, - я вам говорила об одном человеке, который с первого же знакомства возбудил мое недоверие. Этот человек Гусейн Махбуси.
      - Мы уже знаем, дорогая Хавер, что он предатель, - прервал ее Фридун. Но не так легко поймать его!
      - Он приходил сегодня ко мне, - взволнованно сказала Хавер.
      - Как? - удивился Фридун. - К тебе?
      - Да, ко мне. Говорил, что ему удалось бежать из тюрьмы и что теперь он скрывается. Говорил, что имеет поручение от Керимхана повидаться с тобой. Просил меня свести вас.
      - Когда он должен снова прийти?
      - В среду вечером.
      - Прекрасно, - вмешался в разговор Курд Ахмед. - Как только он появится, веди его сюда. Здесь самое удобное место для такой встречи.
      Условившись об этом, они попрощались с Хавер.
      Когда Гусейн Махбуси, внезапно появившись у Хавер, объяснил ей, что он бежал из тюрьмы, Хавер не поверила ему. Она взглянула в его вороватые глаза и поняла, что он лжет.
      - Ты спрашиваешь, где сейчас Фридун? - спокойно сказала она. - Я знаю это место, только я сначала повидаю его сама, а потом передам тебе его ответ.
      Через день после встречи Хавер с Курд Ахмедом и Фридуном Гусейн Махбуси явился вторично. На этот раз он принес новенький костюмчик для Азада.
      - Он всем нам дорог, как сын! - сказал он.
      Расспросив Хавер о здоровье, он перешел к делу: видела ли она Фридуна?
      Хавер предложила сейчас же идти к Фридуну.
      Гусейн Махбуси задумался на минуту, потом сказал, что сейчас не может у него важное поручение.
      Хавер не настаивала, чтобы не возбудить в нем подозрения.
      Гусейн Махбуси посидел еще немного, рассказал о том с какой похвалой отзывался Керимхан о Фридуне.
      - А чем Фридун занимается? Где служит? - как бы невзначай спросил Махбуси.
      - Учится в университете, - коротко ответила Хавер.
      Она даже не представляла себе, в какую пучину бедствий толкнула Фридуна этими неосторожными словами.
      Веселым вошел к фон Вальтеру старший жандарм Али, но вышел от него пришибленный и озабоченный.
      В первое мгновение Али даже не понял предложения фон Вальтера, оно не было похоже ни на одно из прежних поручений. Их Али всегда охотно принимал и легко приводил в исполнение.
      - Господин фон Вальтер, здесь я готов сделать все, что прикажете... Хотите, уберу кого надо в один момент... Но там... за Араксом...
      - Где бы ты ни был, германские власти всюду постоят за тебя!
      - Это место точно заколдовано! - умоляюще воскликнул Али.
      - С тобой будет и Залкинд... А через месяц там будет и наша армия.
      - Господин фон Вальтер, увольте меня! Пошлите лучше Эрбаба или приказчика Мамеда, кого хотите, только не меня!
      Фон Вальтер напомнил Али о полученных им суммах, об имении, которое он смог купить себе в Ардебиле, и добавил:
      - Ты не так разговаривал, пока у тебя не было имения. Ты забыл о своих обязанностях? Помни, что я - немец! Я сделаю так, что и самый след твой на земле исчезнет. Ступай и подумай!
      Али бомбой вылетел из кабинета и в тот же день отправился к Гамарбану.
      До этой минуты ему казалось, что, купив имение в Ардебиле, он поднялся на недосягаемую высоту. За какую-то информацию и убийство нескольких человек немцы осыпали его деньгами. Он уже начал считать их глупцами. Как же он, оказывается, ошибся! Попасть в такую ловушку, из которой нет спасения! При первом же взгляде на его растерянное лицо Гамарбану поняла все. Усмехнувшись про себя, сна проводила Али в отдельную комнату, где уже сидело несколько человек.
      - Прошу, примите в свою компанию господина Али - миллионера из Ардебиля! - торжественно представила она его и вышла из комнаты.
      Подвыпивший приказчик Мамед, который обычно в это время околачивался у Гамарбану, насмешливо поднял бокал.
      - Али - миллионер из Ардебиля! Это не шутка! Пью за здоровье его светлости Али - миллионера из Ардебиля. Только почему ты такой красный?
      Али взял протянутый бокал и жадно выпил его.
      - Будь проклят твой родитель, фон Вальтер! - прохрипел он в гневе. Собачий сын! Предлагает мне перейти на ту сторону и попасть в руки Чека!..
      - Так ведь ты пойдешь не один! - расхохотался Мамед. - Вот познакомься - господин Эрбаб Ханафи! Чего же ты не радуешься? Ведь всякий отправляющийся в ад радуется, когда с ним есть спутник. Прошу тебя, Али, улыбнись!
      - Смейся, смейся, приказчик! Придет и твой час!
      - А ты как думал, приятель? Уж не за упокой ли души своего покойного родителя осыпал тебя деньгами фон Вальтер? Теперь потрудись срыгнуть все, что слопал. Не так ли, господин Махбуси?
      - Не трусь, - сказал Гусейн Махбуси и похлопал старшего жандарма по плечу. - Когда вернешься оттуда целым и невредимым, у тебя будет столько денег, что при желании сможешь купить у Хикмата Исфагани его ардебильское имение.
      - Тогда почему ты сам не едешь? - со злобой сказал Али.
      Мамед ударил по плечу Эрбаба Ханафи, который молча беспрерывно пил и ел.
      - Вместо нашего друга Махбуси едет вот он. Господин Махбуси большого полета птица, а вы - простые галки. Езжайте же скорее, друзья! Тебя там ждут, миллионер из Ардебиля!
      - Ладно, Мамед, смейся! - воскликнул Али. - Ты думаешь, такой же комедии не сыграет с тобой господин Гарольд? Клянусь аллахом, он с тобой еще такое сделает, что мы будем благословлять нашего фон Вальтера. Скоро и мистер Гарольд прикажет тебе: а ну-ка, господин приказчик Мамед, извольте-ка переправиться на тот берег Аракса да поджечь Баку! Посмотрим тогда, как ты будешь бить себя по голове!
      - К тому времени ты уже будешь в Чека и никак не сможешь увидеть меня в таком положении.
      - Будет каркать! - перебил Мамеда Гусейн Махбуси. - Когда же ты едешь, Али?
      Но Мамед не дал Али ответить.
      - Тише, вы! Я убежден, что Гамарбану подслушивает за дверью. Ведь она все передаст фон Вальтеру.
      - Ах он, собачий сын! Подумай только, чьими услугами пользуется! Услугами сводницы! Тьфу! - И Али громко сплюнул.
      Но Мамед закрыл ему рот рукой.
      - Молчи, осел! Чем Гамарбану хуже тебя?
      Эрбаб Ханафи, молодой человек, разыгрывавший еще недавно роль мужа Гюльназ, опорожнил свой бокал и теперь старательно закусывал жирным куском люля-кебаба.
      - Вот кто нашел подлинный путь к истине! - воскликнул Мамед. - Сидит, точно воды в рот набрал. Со стороны можно подумать - ангел невинный. А ведь этот парень за один месяц придушил троих.
      Но тут Гусейн Махбуси снова перебил его, обратившись к старшему жандарму:
      - Так каковы же твои планы, Али?
      - Недаром меня зовут Али, - самодовольно сказал бывший жандарм. Как получу деньги на дорогу, сбегу к шахсеванам. Я еще не сошел с ума, чтобы добровольно отдать себя в руки большевиков.
      - Пустое говоришь, - прервал его Мамед. - Никакие шахсеваны тебе не помогут. В Иране ты хоть в расщелине меж двух камней спрячься, фон Вальтер разыщет и размозжит тебе голову. Тот же Махбуси поможет тебя найти, а твой приятель Ханафи задушит. И обойдется фон Вальтеру это предприятие недорого всего двести туманов. Ха-ха-ха!.. - И Мамед покатился со смеху.
      - А цена твоей головы - вот она! - крикнул взбешенный Али и, схватив бутылку из-под вина, размахнулся и ударил ею приказчика по голове.
      Коротко охнув, Мамед свалился на пол.
      - Что тут такое, господа?! - вбежала в комнату подслушивавшая их разговор Гамарбану.
      - Ничего особенного, - совершенно хладнокровно сказал Гусейн Махбуси. Принеси мокрую тряпку, ханум...
      - Я разобью башку всякому, кто станет помогать ему, - взревел Али, хватая вторую бутылку. - Пусть умирает, собачий сын!
      Гусейн Махбуси сделал незаметный знак Эрбабу Ханафи. Тот поднялся из-за стола и, вытащив из кармана металлический кастет, так ударил Али по затылку, что он, не успев пикнуть, рухнул на пол.
      - Позови девушек, - спокойно сказал Гусейн Махбуси Гамарбану. - Пусть возьмут этих глупцов к себе, приведут в чувство и выпроводят вон.
      После этого, не оглядываясь на окровавленных приятелей, он вышел вместе с Эрбабом Ханафи.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
      Весна 1941 года постепенно вступала в свои права. Воздух по утрам был совершенно прозрачен. Небосвод без единого облачка казался бездонным.
      Приближался Новруз-байрам, праздник нового года, день весеннего равноденствия. В городе праздновали последнюю среду уходящего года. Многие раскрасили хной пальцы и ногти.
      Фридун не замечал, казалось, ни прихода весны, ни приближения большого праздника. Все его мысли были заняты судьбой арестованных товарищей. Дни его проходили в бесконечных хлопотах.
      Сертиб Селими, к которому он обращался за помощью, сказал ему, что этим делом занимается сам Реза-шах. По нескольку раз в день шах требует от следствия новых данных. В министерстве внутренних дел кипит напряженная работа. Даже самые близкие друзья сертиба Селими из высших военных чинов отказались в какой бы то ни было мере вмешиваться в это дело.
      Фридун думал о том, нельзя ли повлиять на ход дела через Шамсию или Судабу. Ведь серхенг Сефаи был весьма близок с Хикматом Исфагани. А вмешательство последнего помогло бы заменить вероятный смертный приговор хотя бы пожизненной ссылкой. Фридун уже собирался встретиться с Шамсией, но сертиб Селими отклонил этот план.
      - Хикмат Исфагани не станет вмешиваться в дело, от которого не ожидает материальной выгоды, тем более теперь, когда у него натянутые отношения со двором. Реза-шах и Хакимульмульк ищут лишь повода, чтобы послать его на виселицу.
      - А как Хакимульмульк? Нельзя ли сделать что-нибудь через министра двора?
      - О, ты знаешь эту лису! - воскликнул сертиб. - Этот человек способен ради карьеры пожертвовать собственными детьми. И потом он сам сейчас дрожит за свое положение; Реза-шах уверил себя, что его министр спит и видит во сне шахский трон. И кроме того, имеются еще наши "друзья" - вальтеры, томасы, мистеры гарольды. Все они внимательно следят за этим делом...
      - Это верно, - согласился Фридун. - Они готовы перегрызть друг другу горло из-за рынков, но когда дело доходит до освободительного движения, тут они сразу объединяются. Настоящая волчья стая! И ведь это не только в Иране!
      - Поэтому ваш путь - самый верный путь. И славный путь! Я счастлив, что наконец понял это. Ведь если объединяются эти волки, то с еще большим рвением должны объединяться свободолюбивые люди всего мира. И взоры их должны устремляться к Каабе свободы - к Москве. Иного пути нет...
      - Да, не боясь наветов врагов, мы должны прямо сказать об этом нашему народу, - убежденно сказал Фридун.
      Даже в эти дни, когда все мысли и чувства Фрпдуна были напряжены до предела, он часто ловил себя на том, что думает о Судабе. И это казалось ему странным, - ведь после исчезновения Гюльназ он весь без остатка отдался борьбе.
      Судаба также искала встреч с Фридуном. Не считаясь с общественным мнением, она иногда даже приезжала к Фридуну домой. Правда, во время своих посещений она больше разговаривала с Ризой Гахрамани, который дружелюбно относился к ней, хотя и питал к людям ее круга инстинктивную ненависть.
      - Да, она не такая, как они все, - говорил он после ее ухода. - В этой умной девушке есть что-то настоящее, честное и простое. Мне кажется, что ее сердце требует одного, а среда дает ей совсем другое. Да, это тебе не Шамсия-ханум! Уж если такая встретит хорошего человека, будет предана ему до гроба...
      Но Фридун еще не потерял надежды встретиться с Гюльназ. Не отвечая, он упорно думал.
      - Пойдем выберем к празднику подарок для Судабы-ханум, - предложил как-то Гахрамани. - Ведь она пригласила нас на последнюю среду старого года.
      - Но что же купить?
      После долгого раздумья Фридуна осенила неплохая мысль. Судаба и ее мать беспрестанно вспоминали об Азершехре. Самым удачным подарком будет, конечно, вид родных мест. В среду Гахрамани почти насильно потащил Фридуна к Судабе.
      Ему представлялось, что дочь министра двора живет в роскошном доме, окруженном парком, где цветники и бассейны, а дом этот разделен на женскую и мужскую половины - "эндерун" и "бирун", как заведено это во всех аристократических семействах. Когда же Судаба провела своих гостей через обыкновенный небольшой двор к домику, в котором было всего лишь четыре комнаты, молодые люди едва скрыли свое удивление.
      - Господин Хакимульмульк тоже живет здесь? - не выдержал Фридун.
      - Нет, - ответила девушка просто, - У него пять больших домов. Этот домик он подарил нам, но никогда здесь не бывает.
      - Вы знаете, ханум, мы народ бедный, богатством не обременены, обратился к Судабе Гахрамани. - Поэтому мы не имели возможности принести вам в подарок что-нибудь достойное вас. "Дервиш дарит то, что имеет..." процитировал он. - Но я думаю, что вы будете довольны нашим скромным подношением: мы долго обдумывали...
      При этих словах Фридун протянул Судабе гравюру на эмали.
      - О, - восхищенно проговорила Судаба и передала гравюру вошедшей в комнату матери. - Посмотри, как прекрасно!
      - Что может быть дороже этого? - сказала мать, взглянув на художественно исполненный вид Азершехра, и прослезилась.
      Фридун почти все время молчал. Мечтательно смотрел он то на девушку, то на ее мать, чувствуя, что они ему близки и дороги, И все же Фридун пытался подавить в себе серьезное чувство, незаметно все глубже и глубже проникавшее в его душу. Он думал о своем положении, о потерянной Гюльназ, о предстоящем трудном и опасном жизненном пути... И старался умерить свои романтические мечты.
      Риза Гахрамани проснулся, как всегда, очень рано, когда еще не взошло солнце, оделся, тщательно умылся и, поев хлеба с сыром, вышел из дому.
      Фридун, засидевшийся за работой допоздна, еще спал. Он уже привык к тому, что товарищ его вставал до рассвета, и не просыпался от производимого им шума. Да и Риза Гахрамани, не желая беспокоить спящего друга, старался двигаться как можно тише. Сегодня он так же осторожно, как и всегда, прикрыл за собой дверь и отправился по еще безлюдным улицам города к железнодорожной станции.
      Мысли Гахрамани были заняты Серханом, которого он очень любил. Это был первый человек, с которым Риза по приезде в Тегеран познакомился в депо.
      Тогда Гахрамани ремонтировал паровоз.
      - Браво, мастер! - сказал Серхан, наблюдая за его работой. - Хоть и молод, а мастер. Золотые руки! А у меня уж такая болезнь: встречу хорошего работника, жизнь за него готов отдать.
      - Видно, и ты умелец, - ответил ему Риза с улыбкой. - Ведь мастера может оценить только мастер.
      - Что верно, то верно! Вот взять бы тебя на паровоз да на полных парах прокатить до Бендершаха. Тогда б ты понял, какой я есть машинист, братец!
      Узнав о том, что Риза Гахрамани прибыл в Тегеран недавно и никого в городе не имеет, Серхан радушно пригласил его к себе.
      - В пятницу приходи, познакомлю с женой и матерью. Стаканчик чайку выпьем...
      Так с течением времени они стали друзьями. Впоследствии появились новые приятели, из которых и сложился подпольный кружок.
      Кроме того, Серхану удалось создать небольшие ячейки среди рабочих в Горгане, Шахи, Бендершахе и других городах Мазандеранской провинции. Состояла такая ячейка из пяти - десяти человек, - люди все на подбор, смелые, крепкие и надежные.
      И вот, подходя ранним утром к железнодорожной станции, Гахрамани думал о Серхане, который почему-то сильно задержался в пути.
      Перед выездом Серхан взял с собой двести брошюр для доставки расположенным по пути его следования ячейкам.
      "Не обнаружены ли эти брошюры на паровозе? - в тревоге думал Риза. - А может, он пойман с поличным - при передаче брошюр товарищам?"
      Пройдя большое здание тегеранского вокзала, Риза Гахрамани зашагал по рельсам к депо, нарочно избрав путь мимо будки стрелочника Рустама.
      Потомственный тегеранец и потомственный бедняк, Рустам пользовался полным доверием Ризы, который часто прибегал к его услугам для связи с Серханом.
      Молчаливый и мрачный по натуре, Рустам при виде Гахрамани еще издали покачал головой. Гахрамани, поняв, что Серхан еще не вернулся, прямой дорогой отправился в депо.
      Рабочие постепенно собирались. Они были в замасленных, грязных блузах с заплатками; у них были истощенные, землистые лица. Перед началом трудового дня они приводили в порядок свое рабочее место.
      Риза Гахрамани, засучив рукава, подошел к паровозу, который ремонтировал уже третий день.
      Не прошло и часа, как в депо явился кочегар, ездивший с Серханом, поздоровался с рабочими и прошел к Гахрамани.
      - Салам, мастер! - сказал он радушно. - Как живется, как работается?
      - Мы - ничего, а как вы? Что так задержались? Все ли в порядке?
      - Слава аллаху, все в порядке. На обратном пути попортился наш паровозик у самого Сефидруда, нас и задержали.
      - Живой человек и тот болеет, а паровозу подавно можно болеть, улыбнулся Гахрамани.
      - Серхан будет ждать тебя и твоего товарища вечером у стрелочника, тихо шепнул кочегар Ризе.
      Гахрамани знал, что слово "товарищ" относится к Фридуну.
      Вечером, когда солнце зашло и на город опустилась ночная мгла, Риза и Фридун отправились к стрелочнику.
      Рустам жил на южной окраине Тегерана, в районе Ханиабада, где узкие улицы и сырые, приземистые домишки наводили уныние. Здесь жил рабочий люд столицы.
      Каждый раз, когда они приходили сюда, Фридуну было больно за людей, вынужденных жить в этом смрадном болоте, в грязи, нищете и горе зато именно здесь он яснее всего понимал, во имя чего надо бороться.
      Рустам занимал комнату в подвале старого домишки. Войдя во двор, Риза и Фридун свернули налево и, опустившись на несколько ступеней, очутились в подвале, напоминавшем склеп, без света и воздуха. В конце этого склепа стоял обитый крашеной жестью облупившийся сундук, а на сундуке была аккуратно сложена постель, состоявшая из нескольких рваных одеял и ветхих мутак.
      На жене Рустама был черный платок, которым она прикрывала нижнюю часть лица. Четверо ребят, как цыплята к наседке, жались к ее ногам, держались за юбку.
      Картина, представшая глазам Фридуна в темном жилье стрелочника, напомнила ему семью дяди Мусы. Как мучительна была для старика мысль о будущем своих детей, о горькой доле, которая их ждет!..
      Точно желая отогнать эти воспоминания, Фридун провел рукой по лбу и еще раз оглядел помещение.
      На стене висела небольшая керосиновая лампа, распространявшая вокруг болезненно желтый свет. На противоположную стену падали уродливые тени.
      Фридун подошел к кучке ребят, пугливо озиравших гостей, и взял за руку девочку лет трех-четырех.
      - Как тебя звать, дочурка? - спросил он ласково. Девочка ответила что-то невнятное. Мать, которая, подобно всем матерям, горела желанием видеть своих детей резвыми и смелыми, погладила девочку по головке.
      - Отвечай громче, дочка. Не бойся!
      - Видно, кошка ей язык откусила! - проговорил с улыбкой стрелочник.
      Любящий голос матери, ласковая улыбка стрелочника не прошли мимо внимания Фридуна. "Дружная семья!" - подумал он и погладил ребенка по головке.
      - Сколько лет старшему? - обратился он к Рустаму.
      Тот кивнул на мальчика, который был повыше остальных детей.
      - Три месяца как исполнилось восемь, - сказал он с гордостью. - Опора для семьи, кулак против врага!
      Риза Гахрамани испытывал особенно теплое чувство к этому обычно угрюмому и неразговорчивому человеку, становившемуся в кругу семьи добродушным и словоохотливым.
      - А в школу ходит? - спросил Фридун.
      - Какая там школа! - простосердечно отозвался Рустам. - Школа требует денег, обуви, одежды. Я же на мои двадцать пять туманов не могу их и кормить-то досыта. На эти деньги можно жить только впроголодь.
      Жалоба мужа не понравилась женщине.
      - Будет тебе жаловаться! - вмешалась она. - Господа подумают еще, что ты нищенствуешь. Слава аллаху, куском хлеба обеспечены.
      - Видал? - подмигнул стрелочник Ризе. - Как ее задело! Не бойся, жена, это свои люди. Дурного не подумают. Но ты права, не стоит много говорить об этом. Приготовь-ка чаю!
      В это время в дверях появился Серхан с каким-то мешком за плечами.
      - А ну-ка догадайтесь, кого я вам привел!
      За его широкой спиной кто-то скрывался. Присутствующие называли разные имена, но выскочила Ферида:
      - Здравствуйте, друзья!
      Все радостно ее приветствовали.
      Тем временем Серхан опустил мешок на пол и обратился к хозяйке:
      - Сестрица Медина, тут немного масла, риса и мяса для твоих ребятишек.
      А Ферида передала детям коробку с изюмом, очищенным миндалем и жареным горохом:
      - Это азербайджанский подарок!
      Медина и Рустам поблагодарили друзей.
      - Ну как ты съездила, наша героиня? - спросил Фридун.
      - Знаешь, сестра, - обратился Серхан к Медине, - как начнет женщина говорить, не скоро кончит. Дай-ка сначала стаканчик бархатистого чаю.
      - Как мулла без плова, так ты без чая не можешь обойтись! - с ласковым упреком сказала мужу Ферида. - Да чтобы последний, десятый, стакан был такого же цвета и так же ароматен, как первый!
      - Я и пятнадцатый стакан подам ему такой же душистый, как первый, и того же цвета! - ответила Медина.
      Ферида стала торопливо рассказывать о своей поездке и о впечатлении, которое произвела в Тебризе брошюра:
      - Рабочим кожвенного завода и спичечной фабрики отнесла я сама... Ухитрилась даже всунуть рабочим германской ковроткацкой фабрики.
      Медина подала гостям чай. Серхан отлил его в блюдце и тут же стал пить.
      - Душой отдыхаю за чаем, - проговорил он довольно. - Сестрица, потрудись, пожалуйста, налей еще!
      Наконец, утолив жажду, он тоже стал рассказывать о результатах своей поездки.
      Все брошюры он передал по назначению, а в городе Мазандеране и окрестных селах распространил через надежных людей. Он сообщил также о встрече с руководителями ячеек и о вопросах, которые их волнуют.
      - На местах идут аресты среди рабочих, но, к счастью, в числе задержанных нет ни одного из наших товарищей. Власти арестовали тех, кто возбуждал подозрение. Особенно много среди них азербайджанцев. Бесприютные, бездомные, они страдают больше всех, поэтому и свое недовольство выражают открыто.
      - Неужели и там есть азербайджанцы? - спросил Фридун.
      - А где их нет? Я бывал повсюду от Эхваза до Бендершаха и всюду встречал азербайджанских крестьян и бедняков, скитающихся по стране в поисках работы. На каждую сотню рабочих железнодорожников приходится не меньше семидесяти азербайджанцев. Это не преувеличение. Но к ним относятся особенно бесчеловечно.
      - Значит, аресты продолжаются?
      - Беспрерывно! Я поручил нашим товарищам добиваться освобождения задержанных.
      - При условии, чтобы все это делалось с чрезвычайной осторожностью. Самое главное для нас в данный момент - осторожность и еще раз осторожность! Мы должны не растрачивать, а накапливать силы к решительным выступлениям.
      - Ради этого я и побеспокоил вас. Большинство мазандеранских товарищей выразило желание, чтобы мы устроили либо в Тегеране, либо в каком-нибудь другом месте встречу представителей провинциальных организаций со столичными товарищами. Хорошо бы обсудить наши общие задачи и методы дальнейшей работы.
      Фридун задумался. В данных условиях такое предложение показалось ему и трудно осуществимым и весьма опасным.
      - Сейчас такая встреча невозможна, - сказал он. - Власти насторожились, и нам сейчас нельзя идти на такой большой риск. Но надо усилить живую связь с местными организациями, укрепить их, повести дело так, чтобы правительство не знало, где вспыхнет пожар. Для этого нам надо иметь своих людей в каждой провинции, в каждом городке; людей умных, трезвых, волевых, умеющих самостоятельно разбираться в обстановке и находить применительно к условиям наиболее подходящие методы работы. Судьба нашего движения зависит от этого...
      Товарищи сидели допоздна.
      - Я хочу посоветоваться с вами по одному дельцу, - сказал, обращаясь к Фридуну, Серхан, когда было покончено с общими вопросами. - Что, если мы устроим эту госпожу, - он кивнул на Фериду, - на какую-нибудь работу? Как вы думаете? По-моему, она была бы полезна среди работниц. Что ты скажешь, Ферида?
      - Я сама давно думаю об этом, - ответила Ферида, благодарно взглянув на мужа. - Только боялась сказать тебе.
      - Не бойся, жена! Это наши общие интересы, наши общие стремления.
      Предложение Серхана понравилось Фридуну. Через Фериду можно было установить крепкую связь с работницами.
      - Идея хорошая, но удастся ли ей найти работу?
      - Мы все будем искать, - сказал Риза Гахрамани, вставая.
      - Постой, - удержал его Фридун. - Есть у меня еще одно небольшое предложение. Оно связано с тем, что полицейские ищейки буквально рыщут по городу. Я хочу, хотя бы временно, перейти жить в другое место.
      - Фридун прав. Помогу ему завтра же найти новую комнату, - серьезно сказал Серхан.
      Товарищи поддержали его.
      Дети уже спали. Во время беседы Фридун изредка поглядывал на них. Несмотря на деловые, волнующие вопросы, мысль о счастливом, светлом будущем этих истощенных малышей не покидала его. Порой ему все же казалось, что на беспросветно мрачном горизонте пробивается яркий, победоносный блеск зари.
      Когда после очередного свидания с Курд Ахмедом и Арамом Фридун вернулся домой, Риза Гахрамани встретил его обеспокоенный:
      - Идем скорее! Только что была Судаба-ханум. Она так расстроена!.. Тяжело заболела мать. У нее воспаление легких, бредит... Хочет нас видеть...
      Их встретила сама Судаба, бледная и похудевшая. Она провела Фридуна и Гахрамани прямо в спальню матери. При их появлении в глазах больной сверкнула радость.
      Они спросили о ее самочувствии.
      - Стара я! - слабым голосом ответила женщина. - Пора и на покой, дети мои...
      При этих словах Судаба припала головой к ее изголовью и заплакала. Мать вынула из-под одеяла худую руку и провела ею по пышным волосам дочери.
      Затем больная перевела взгляд на Фридуна.
      - Сын мой Фридун, сейчас там, у нас цветет миндаль, - заговорила она. А скоро расцветут абрикосы и яблони. И ивам теперь время зеленеть... Сколько лет я не видела родных мест. Тогда Судабе было всего один год. И тогда зацветал миндаль... А мы приехали сюда...
      Голос ее прервался.
      - Сын мой, - отдышавшись, продолжала больная, опять обращаясь к одному Фридуну, - почему ты молчишь? Расскажи что-нибудь о родных местах... Разве не слышал ты поговорку: "Обрел родину - обрел веру"? Есть хорошая баяты. Ее напевал мой покойный отец. Давно!.. Очень давно. Тогда мне было лет шесть или семь. - Больная силилась вспомнить слова баяты. Вдруг глаза ее затеплились, и она прочла нараспев:
      Жить в отчизне, мой любимый, хорошо!
      Быть с ней век неразлучимой хорошо!
      Для прогулки краткой лишь иные страны,
      Умереть в стране родимой хорошо!
      - Дочь моя Судаба! Сын мой Фридун! Увезите меня на родину! Спасите меня из этой темницы! - взволнованно продолжала она. - Дайте умереть там, где глаза мне закроют родные люди! Увезите меня отсюда!..
      И женщина со стоном упала на подушки и потеряла сознание.
      Судаба закрыла лицо руками.
      Через некоторое время, придя в себя, больная нежно взяла дочь за руку.
      - Поди, моя красавица, к себе, отдохни немного! - проговорила она ласково. - А я скажу им несколько слов... Иди!
      Судаба встала и, пошатываясь, вышла из комнаты.
      - Сын мой Фридун! - начала больная слабым голосом, когда дочь вышла. Я тебя считаю своим сыном, потому что ты, как я посмотрю, вскормлен чистым молоком. Я благодарю аллаха, что он свел мое единственное дитя с таким, как ты, честным юношей, рожденным от благородной матери. Что до него, - она кивнула на Ризу Гахрамани, - он тоже мне сын. Я больше не встану. Поэтому слушайте, дети мои...
      Больная глубоко вздохнула.
      - Вы, наверно, знаете, что Судаба не дочь Хакимульмулька. Отец ее азербайджанец, наш земляк. Это был статный, здоровый, добрый человек. Не чета этому курильщику опиума, чье лицо источает яд. Еще в ранней юности отец Судабы увидел меня и полюбил на всю жизнь. Мне было восемнадцать лет, когда я бежала с ним из дому. Вскоре родилась Судаба. В Тебризе тогда было восстание под руководством Шейха. Отец Судабы тоже присоединился к повстанцам, и вскоре стал первым помощником, правой рукой Шейха. В Тебризе была объявлена свобода. Но из Тегерана - этого проклятого города - послали против восставших войска. Хакимульмульк был в шахских войсках. Как-то этот Хакимульмульк попал в руки моему мужу. Муж отрезал ему левое ухо, остриг усы и отпустил. "Отправляйся в Тегеран и передай привет тем, кто послал тебя", сказал он Хакимульмульку.