Этот уставший, измученный делами человек совсем не напоминал Рауфу коварную лису, а как раз наоборот, производил впечатление куда более приятное, чем его бывший школьный приятель адвокат Ариф Муса-заде.
      - Прошлый раз я вел себя неправильно. Надо было сразу рассказать все, как было. Не поверите, растерялся, а какое это преступление? Если бы я государству урон причинил или людям.
      - А я что говорю, - с готовностью подхватил Аскеров. - Вас ведь ни в ограблении банка, ни в вооруженном нападении никто не обвиняет. А такое, с кем не случается. Мой кабинет такие дела повидал, что ваше, по сравнению с ними, чай с сахаром, - мешай и пей... Вы даже не представляете, как мне сейчас приятно. Я всегда говорил, что нормальные люди могут понять друг друга, разговаривая, он вынул из ящика несколько пронумерованных листов и протянул Рауфу. - Хотите - напишите все сами, а если трудно, ваши показания могу записать я
      - Почему же трудно? - обиделся Рауф. - Ничего трудного.
      - Я в том смысле, - объяснил Аскеров, когда Рауф приступил к делу, - что мне это легче, опыта ведь у меня больше, - он взглянул через плечо, - почерк у вас отличный. Пишите, пожалуйста, все как было, чем подробнее, тем лучше. А я с вашего разрешения похожу в коридоре, хочется немного ноги размять, - Перед тем, как закрыть за собой дверь, Аскеров извиняющимся голосом добавил: Последняя просьба, постарайтесь, пожалуйста, без помарок и исправлений.
      Рауфу понадобилось всего полчаса, чтобы на трех "страницах описать историю страстного коллекционера, который в целях пополнения коллекции рогов проник ночью на территорию, можно сказать, уже покинутого зоопарка, отпилил у носорога насквозь прогнивший рог, избавив этим старое бессловесное животное от невыносимых страданий, не менее тяжких, чем зубная боль для человека. В заключение он в теплых искренних выражениях написал, что чистосердечно признает свою вину, состоящую главным образом в совершении вышеуказанных, вполне безвредных действий, без специального на то разрешения, и просил при решении вопроса учесть его, с точки зрения уголовного кодекса, безупречное прошлое.
      Единственное сомнение, причем с самого начала, у Рауфа вызывало слово коллекционер, Он не мог вспомнить, как оно правильно пишется, но вскоре придумал удачный выход, написав это несколько раз понадобившееся слово попеременно то с одним, то с двумя "л", благодаря чему получил возможность, не вызывая подозрений в малограмотности, произвести на следователя впечатление рассеянного и озабоченного человека.
      Прогулка в коридоре пошла Аскерову на пользу. Он вернулся обратно посвежевший, помахивая перед лицом сложенным вдвое чистой стороной наружу листом бумаги.
      -Уже кончили? - он улыбнулся, обнажив ряд маленьких острых зубов, и действительно напомнил этим, чисто внешне, лису, но, разумеется, не коварную, а нормальную, веселую лису. - Подписались? Ай-ай-ай, как же так, это ведь юридический документ. - Он подождал, пока Рауф подписал свои показания, каждый лист отдельно. - Ничего не утаили?
      - Все как есть, - ответил Рауф, протягивая бумагу. И хотя ему очень хотелось чтобы Аскеров поскорее прочитал его показания, он все же сказал: - Я вот что хотел попросить... Нельзя ли мне вернуть вчерашнее?
      - Это вы о чем? - не понял Аскеров.
      - Ну, эту бумагу, где я все отрицаю.
      - Пустяки, - отмахнулся Аскеров. - Самое главное - это, - он отряхнул исписанные листки. - Сейчас почитаем, что вы здесь сочинили.
      Первую страницу он прочел быстро, продолжая улыбаться, но уже с середины второй его лицо начало вытягиваться, а улыбка, превратившись на короткое время в удивленную, вскоре исчезла вовсе. Отложив бумаги в сторону, он уставился на Рауфа. Выражение лица у него было такое, будто вместо искренних показаний ему подсунули анонимку с подробным описанием аморального поведения кого-то из его ближайших родственников по женской линии.
      -Это что? - он брезгливо ткнул пальцем в листы.
      -Какие-то гнилые рога, зубы. У меня, например, зубы здоровые, их заговаривать не надо. Мы же с вами договорились о чистосердечном признании. Верно? А вы что тут написали? Вы что, смеетесь надо мной? Не надо. Я ведь только с виду глупый.
      - О чем вы говорите? - закричал не на шутку встревоженный Рауф. - Все как было, так и написал. Что вам еще надо?
      - А носорог? - желчно сказал Аскеров. - При чем здесь носорог? Я у вас спрашиваю. Хотите таким способом ввести следствие в заблуждение? Напрасно, это еще никому пользы не приносило.
      На глазах Рауфа с человеком происходило что-то непонятное, и он, призвав себя к спокойствию, попытался перехватить инициативу.
      - Послушайте, - внушительно обратился он к Аскерову. - Тут какое-то недоразумение. Давайте разберемся: вы меня из-за чего вызвали? Из-за носорога. Верно?
      - Сейчас все выясним, - пообещал Аскеров, набирая номер. - О носорогах, слонах, крокодилах... Это Аскеров
      Свидетели пришли? Давайте сперва ГАИ, - он положил трубку. - Когда вы мне обещали во всем признаться, я пожалел, что людей побеспокоил, из-за вас оторвал их от работы, от дел. А теперь вижу, правильно поступил. Сейчас встретимся со свидетелями.
      - Как хотите. Но там никаких свидетелей не было - слова эти Рауф произнес автоматически, не вдумываясь в их значение, потому что все чувства и мысли его по давлением необъяснимого поведения Аскерова пришли в хаотическое состояние.
      Аскеров сидел молча, мрачно уставившись на дверь. Вошли трое в форме ГАИ офицер и два сержанта. Рауф безучастно наблюдал, как они поздоровались и прошли к столу, еще не понимая, что их приход может иметь отношение к нему.
      - Пожалуйста, повторите ваши показания, - обратившись к офицеру, сказал Аскеров.
      - В ночь с 18-го на 19-е сентября мы, я и сержанты Багиров и Гадырли, были вызваны по рации на место аварии в районе шоссе Шихово. В 4 часа 40 минут наряд покинул место аварии И направился в город. Доехав до Баилова, рядом с зоопарком мы увидели машину марки "Жигули", номерной знаки-37АГУ...
      Аскеров жестом, остановил офицера.
      - Это была ваша машина? - обратился он к Рауфу.
      - Не понимаю, для кого вы разыгрываете эту комедию? - усмехнулся Рауф. - Я же полчаса назад написал вам, слово в слово, то же самое и вы это прочитали.
      -- Очень хорошо, - удовлетворенно сказал Аскеров, - значит, показания обвиняемого и свидетелей до этого места совпадают. Продолжайте.
      - Водитель стоял рядом с машиной.
      - А почему вы решили, что это водитель, может быть, рядом с машиной стоял посторонний человек? - снова перебил свидетеля Аскеров.
      - Не станет посторонний человек стоять у раскрытого багажника под фонарем и при этом еще здороваться с работниками ГАИ, - снисходительно улыбнулся офицер. - Да и лицо мне показалось знакомым!
      Аскеров покачал головой. .
      - Всякое может быть. Но не будем зря спорить. Водителя вы могли бы узнать?
      - Так вот он сидит, по-моему, - сказал офицер, кивнув на Рауфа. По-моему, мы, как вошли, поздоровались.
      - Вы видели в ту ночь - с 18-го на 19-е сентября, работников ГАИ старшего лейтенанта Алмазова сержантов Багирова и Гадырля? - спросил Аскеров.
      - Видел и поздоровался, - повторил Рауф.
      Аскеров тяжело вздохнул, как человек, которому предстоит тяжелая и неприятная работа, и, пристально глядя на Рауфа, сделал паузу, а затем снова обратился к Алмазову.
      - А теперь, свидетель, мы приступаем к самой важной части ваших показаний. Помните, что за дачу ложных или заведомо неправильных показаний вы по закону несете ответственность. Расскажите все, что вам известно о ценном животном, похищенном подследственным в ночь с 18-го на 19-е сентября в зоопарке?
      - Я за свои показания в любое время могу ответить, - высокомерно произнес Алмазов. - Мне в этом деле никакого интереса или корысти нет. А насчет ценности животного, я его не покупал и не продавал, не знаю. И вообще в ту ночь никакого животного я не заметил. Могу рассказать, что видел. Водитель стоял у открытого багажника машины, номерной знак 50-37 АГУ, и держал обеими руками птицу.
      - Какую птицу?
      - Что значит какую?
      - У каждой птицы есть свое название, - терпеливо объяснил Аскеров. - Что было в ту ночь в багажнике машины 50-37 - гусь, индюшка, курица, утка?
      - Не знаю, - сказал Алмазов, - я успел только заметить, что это была крупная птица,
      С той самой минуты, как Аскеров впервые упомянул о птице, Рауф начал горестно покачивать головой, но некоторое время всеми присутствующими это осталось незамеченным.
      - Теперь я наконец все понял, - сказал он. - Об этой проклятой птице я могу рассказать все,
      - Долго же вы вспоминали! - деланно восхитился Аскеров. - Ну, а теперь, что вы скажете, когда свидетельские показания неопровержимо доказали, что птица похищена вами?
      - Не похищал я никакой птицы, - упавшим голосом сказал Рауф. - Товарищ Аскеров, разве я похож на вора?
      - А я, - свирепо рявкнул Аскеров, - а я разве похож на следователя? - Он встал и вытянулся во весь свой чрезвычайно невысокий рост. Тщедушное тело, соединенное худой шеей с головой, с трудом, казалось, вместившей мозг, бегающие хитрые глазки, длинный тонкий нос и все остальное еле втиснулось в узкий треугольник между массивными ушами и торчащими к верху редкими, но жесткими, как стальная проволока, волосами. - Похож?
      И Рауф был вынужден сказать "нет", потому что если среди всех находящихся в кабинете одушевленных в неодушевленных предметов и находился какой-то меньше всего напоминавший следователя прокуратуры, то им бесспорно был сам хозяин кабинета юрист 1-го класса Дамир Аскеров.
      - Если у вас есть возражения против показания свидетелей, заявите, и я немедленно внесу ваше заявление в протокол, - заботливым тоном предложил Аскеров.
      - Они говорят правду, но я эту птицу не похищал. Она сама влезла в багажник, и мне пришлось ее выталкивать. Аскеров взглядом показал Рауфу на свидетелей.
      - Посмотрите, они улыбаются, честно говоря, мне тоже смешно, хотя при исполнении служебных обязанностей смеяться не положено. Значит, эта птица, обратите внимание, не какая-нибудь домашняя птица, а дикая, вольная птица стала ночью врываться к вам в машину?
      - Да, - Рауф в упор поглядел на Аскерова. - Она влезла в багажник, и мне пришлось ее оттуда вышвырнуть.
      - Свидетель Алмазов, - сказал следователь, - вы видели, как подследственный выдворяет птицу?
      - Нет, - покачал головой Алмазов, - мы все видели, как он держит ее в руках.
      - То есть, борьбы между ним и птицей вы не заметили? Может быть, вам издали не было видно?
      - Не заметили - ответил Алмазов, - мы проехали совсем близко. Он улыбнулся и поздоровался с нами.
      - Как только вы отъехали, я ее вышвырнул из багажника- сказал Рауф. И она осталась на там же месте, когда я отъехал.
      - Этого мы не видели, - не дожидаясь вопроса Аскерова, с глубоким сочувствием в голосе признался Алмазов. - Если бы видели, то сказали.
      - У меня здесь показания дворников, - как бы вскользь сообщил Аскеров, вытягивая из папки несколько исписанных листов. - Они вышли на работу в пять утра, то есть спустя десять-пятнадцать минут после вас. Никаких птиц им не попадалось.
      - А я при чем? - уныло спросил Рауф. - Разве я могу знать, куда она ушла. Это ужасная птица, товарищ Аскеров. Просто непонятно, почему вы из-за нее так беспокоитесь?
      - Птица действительно необычная, - согласился Аскеров. - Среди ночи, будучи дневной птицей, а не совой или, скажем, летучей мышью, она встает и заперев за собой на задвижку дверь птичника, находит дорогу на улицу и решает ворваться в багажник, который по чистой случайности именно в это время оказался открытым. Правильно я говорю?
      - Можете не верить, но я сам удивился, когда увидел ее у машины. Если поискать на холме, наверное, можно найти ее следы.
      - Молодец - одобрительно сказал Аскеров. Помнит, что в ту ночь был сильный ливень? Значит, подавай ему следы. Есть следы, вот снимки, только не птичьи, а ваши, сорок третьего размера, - он посмотрел на часы. - Вопросы к свидетелям есть?.. Подумайте, так и запишем. Вопросов к свидетелям нет. Можете идти. Спасибо.
      С трудом разогнув отекшие от неподвижного сидения ноги, Рауф поднялся с места, но Аскеров остановил его:
      - Вы останьтесь. Это я свидетелей отпустил, - и потянулся к телефону.
      - Мне необходимо уйти, - успел сообщить Рауф, прежде чем Аскеров начал набирать номер. - На два у нас назначено совещание, и я обязательно должен присутствовать.
      Аскеров с виноватой улыбкой развел руками.
      - Ничем не могу помочь. Надо сегодня же закончить ваше дело. Сами видите, я из-за вас даже на обед не ушел. Хорошо, что напомнили, попрошу, чтобы нам принесли чай и бутерброды.
      Несмотря на уговоры Аскерова, Рауф до еды не дотронулся. Он пил чай и с тоской слушал своего собеседника, с аппетитом поглощающего один за другим бутерброды с колбасой, сыром и шпротами.
      - Вы же губите себя, - в коротком антракте перед заключительным бутербродом предупредил Аскеров.
      Если бы не сложившаяся ситуация, Рауф с интересом понаблюдал бы, как внушительная бутербродная пирамида за считанные минуты перекочевала в аскеровское нутро. Говорил следователь при этом внятно и почти беспрерывно, замолкая лишь на несколько мгновений, когда выпирающий из-под тонкой кожи кадык, подобно грузовому лифту, медленно опускался вместе с разжеванным бутербродом до впадинки между выглядывающими из ворота рубашки тоненькими ключицами, а затем легко я плавно взмывал вверх на свое постоянное место.
      Рауф слушал невнимательно, стараясь что-то вспомнить. Это оказалось очень трудным делом, потому что Рауфу было неизвестно, с каким событием или человеком связана эта, лишь слегка коснувшаяся края застывшего в напряжении сознания, шероховатая бесцветная полоска случайного воспоминания. Не понимая всю бесплодность своих усилий, он все же пытался по нескольким песчинкам, захваченным встрепенувшимся сознанием, восстановить хоть что-то.
      - Вы же гробите себя, - повторил Аскеров. - Только подумайте, какое впечатление ваши показания произведут на прокурора и, самое главное, - на судью. Вначале вы отрицали все, даже факт ночного пребывания в зоопарке. Позже признали, что в зоопарке все-таки побывали из-за желания оказать помощь больному носорогу и пополнить свою коллекцию рогов. Кстати, хорошая у вас коллекция?
      - Приличная, - сухо ответил Рауф.
      - Первый раз слышу, чтобы рога коллекционировали, - Аскеров взял с блюда последний бутерброд. - Вспомнил. Вы живете на улице Хагани. Мы с вами почти соседи. Большая у вас квартира?
      - Три комнаты.
      - Всего-навсего?
      - Почему "всего-навсего". Нормальная квартира, - усмехнулся Рауф.
      - А семья? Вы, жена и двое детей. И еще мебель. Квартира метров пятьдесят?
      - Пятьдесят шесть, - машинально уточнил Рауф.
      - Где же вы свою коллекцию разместили? - удивился Аскеров. - Эти рога антилопы, буйволов, оленей - наверное, много места занимают? Интересно было бы взглянуть. Прямо хоть сейчас съездили и посмотрели бы.
      "Ну и назойливый тип", - подумал Рауф и, принужденно улыбнувшись, сказал:
      - А нет, я ее на даче держу?
      - Как раз в эту секунду я и об этом подумал. Поехали! Заодно свежим воздухом подышим. Если ключа при вас нет, съедем по дороге за ним к вам домой. Не хотите?
      - То вы говорите, что у вас ни одной лишней минуты нет, то собираетесь ни с того ни с сего за город ехать. Непонятно.
      - Непонятно другое, - приподнял брови Аскеров, - обычно коллекционеры так и рвутся показать свои богатства новому человеку, а вы не желаете. Мой приятель бутылки собирает, не пустые, конечно, а со все возможными напитками. Так он мне ночью иногда звонит - "приходи поскорее, я тебе кое-что покажу". Значит, где-то новую бутылку раздобыл с ромом или джином. И ни за что ни одну не откупорит... Вы, наверное, стесняетесь? А чего стесняться, на то они и коллекция, чтобы на нее смотрели. Тем более рога. Поехали?
      - Нет, - сказал Рауф. - Мне, честно говоря, нужно уходить - дела. И потом я ведь все-таки семейный человек.
      - А я думаю, вы пошутили, - улыбнулся Аскеров- Нет у вас никакой коллекции и никогда не было. Не было ведь, а?
      - Какое это имеет значение? Разве так уж это важно?
      - Конечно, неважно, - подтвердил Аскеров.
      - У меня есть один приятель, он никогда ничего не коллекционировал, даже костюмы все время одинаковые покупает - одного фасона, одного цвета. Ну и что человек ведь нормальный, тоже семьянин. Я за вас даже рад, что нет у вас никакой коллекции. От этих рогов вам житья не было бы ни в квартире, ни на даче... Вот только теперь я понял, для чего вам понадобился этот гнилой рог.
      - Для чего? - чрезвычайно изумился Рауф, совершенно не ожидавший от Аскерова такой проницательности.
      - Для отвода глаз, - заявил тот и с удовольствием засмеялся. - Правильно? А цель была другая. Верно? Птица?
      - Далась вам эта птица, - Рауф с трудом в последнее мгновение удержался от того, чтобы покрутить у лба пальцем. - Держите меня уже третий час и все из-за какой-то дурацкой птицы. Я просто не понимаю, чего вы от меня хотите?
      В ответ Аскеров рассеянно посмотрел на часы и потянулся к телефону, но тот зазвонил сам.
      - Пришли? Проводите ко мне. Минуты полторы-две он сидел молча, наморщив лоб и полу закрыв глаза, и это могло произвести впечатление, что человек думает о чем-то более серьезном, чем судьба той малоприятной птицы. Когда раздался легкий стук, он вскочил и, встретив у двери молодую женщину, в которой Рауф узнал директора зоопарка, усадил ее за СТОЛ прямо напротив Рауфа.
      К появлению нового посетителя у Рауфа сразу же возникло, что называется, двойственное отношение: с одной стороны, он опасался, что она может его узнать. А это в присутствии Аскерова ничего, кроме неприятных вопросов, не сулило, а с другой, - с приходом директора зоопарка у него появилась надежда услышать о том, что проклятая птица нашлась или хотя бы обнаружен ее труп в пределах территории зоопарка.
      - Вы что-нибудь узнали о ней? - с надеждой спросила Алия-ханум у Аскерова.
      - Пока нет, - ответил Аскеров, - пока мы только нашли человека, который имеет самое прямое отношение к ее пропаже, - кивком головы он показал на Рауфа.
      - Какое отношение? - в недоумении глядя на Рауфа и явна не узнавая его, спросила Алия-ханум.
      - Я не отрицаю, может быть, эта птица сбежала из зоопарка по моей вине, с достоинством сказал Рауф. - Отчасти по моей вине, - подчеркнул он, - но уносить ее я не собирался. Тем более, что это очень неприятная птица.
      --Киви сбежала?-всплеснула руками Алия-ханум. - Это неправда, - и повернулась к Аскерову. - Она же очень ласковая, почти домашняя. А в последние дни почти не выходила из своего ящика. Мы ее даже кормили из рук.
      - Киви, киви, - с удовольствием повторил Аскеров. - Я все старался вспомнить ее название. А с чего это последнее время она стала такой малоподвижной. Заболела?
      - Слава богу, нет. Киви очень редко размножается в неволе. В мире известно всего несколько таких случаев. А наша киви, - тут Алия-ханум зарделась от гордости, - готовилась снести яйца. Кладка должна была произойти со дня на день. Это было бы событием для всех ученых-зоологов и вообще для научной общественности.
      - А если это такая уж редкая птица, - спросил Рауф, пытаясь направить рвение Аскерова по другому направлению, - почему же вы ее оставили в старом зоопарке, в пустом помещении? Мне и то там было страшно, представляю, чего одинокая птица натерпелась.
      - Всех птиц, в том числе и киви-самца, мы перенесли в новый зоопарк, сухо ответила Алия-ханум, обращаясь только к Аскерову. - А нашу киви мы специально оставили в привычных для нее условиях. Потому что в период кладки на эту птицу с чрезвычайно тонкой нервной системой новые незнакомые факторы могли бы повлиять отрицательно. Скажите хоть, она жива? - с откровенной неприязнью глядя на Рауфа, спросила директриса.
      - Мне ничего о ней не известно, - сказал Рауф. - В последний раз я видел ее той ночью.
      - Еще, может быть, вспомнит, - оптимистически сообщил директрисе Аскеров. - Поначалу наш друг вообще ничего не помнил. А сегодня с утра и про посещение зоопарка вспомнил, и про носорога.
      Алия-ханум смотрела на него с таким изумлением, что Рауфу пришлось отвести взгляд.
      - Здоров, здоровее нас с вами, - отозвался на ее немой вопрос Аскеров. Справки, правда, на этот счет не имеется, но суду свидетельство о состоянии здоровья представлено будет.
      "Сама ты психопатка", - с неприязнью подумал Рауф. С чего это при первой встрече, несколько дней назад, директриса показалась ему приятной женщиной?
      - Так вы утверждаете, что киви - очень редкая птица? - настаивал тем временем Аскеров.
      - Редчайшая, - скорбно покачала головой Алия-ханум. - Почти такая же редкость, как ее земляк, новозеландский сумчатый тигр. Того искать - вообще уже безнадежное занятие.
      - Никакого тигра я не видел, - возмутился Рауф, решивший, что его пытаются обвинить и в похищении тигра. - Значит, если у вас какой-то зверь сбежал или, извините подох, за все я должен отвечать?
      Аскеров посмотрел на Алию-ханум, не скрывая недоумения, и она поспешила внести ясность.
      - Я имела в виду, что сумчатый тигр исчез как вид, то есть с лица земли. Его истребили. А киви осталось очень мало. Эта птица занесена в Красную книгу, а ее убийство считается одним из самых тяжких преступлений и карается тюремным заключением сроком до пяти лет.
      - Ну, мы живем не в Новой Зеландии, - улыбнулся Аскеров. - Кроме того, ведь еще не доказано, что она убита. - Несмотря на то, что сказанное по поводу разнузданных законов Новой Зеландии полностью совпадало с мнением Рауфа, его насторожил вкрадчивый тон Аскерова. - Вы очень убедительно о ней рассказали. Но мне не ясно одно - если эта птица такая редкая, то она, наверное, и стоит дорого? Или она хоть и редкая, но дешевая, или, может быть, вообще ничего не стоит, как бесхвостая кошка, или, например, гнилая морковь?
      - За нее уплачено столько валюты, сколько стоит вертолет, - сказала Алия-ханум.
      - Очень неопределенно, - поморщился Аскеров и почти одновременно ободряюще улыбнулся Рауфу. - Вертолеты ведь бывают разные. Мне нужна точная стоимость пропавшего имущества. В виде справки.
      - Вы ее получите, - рассеянно сказала Алия-ханум. - Но зачем нужно было уносить киви?
      -Вот именно, уныло поддакнул Рауф. Аскеров развел руками:
      Я в этом кабинете за десять лет такого наслышался, что могу предположить самое разное. Кстати, о птицах. Два года назад вел дело. Парень, с виду нормальный, на Шахской косе каждый раз охотился на лебедей, убивал их во время перелета. На даче у него мы откопали останки свыше ста лебедей. Я ему говорю: у тебя есть разрешение на охоту, ты имеешь право на отстрел диких уток, гусей, для чего тебе лебеди понадобились, знал ведь, что совершаешь преступление. Знаете, что он мне ответил? - Аскеров облизал губы, с удовольствием вспомнив ответ парня. - А он говорит: мясо лебедей вкусное, но не лучше гусиного, зато каждый раз, когда я его ел, знал, что, кроме меня, ни один человек ни за какие деньги не сумеет лебединого мяса отведать. Раньше цари его ели... Алия-ханум, что с вами? - обеспокоено спросил Аскеров. - По щекам побледневшей женщины катились крупные слезы.
      "Что же будет, если она узнает, что с кем-то из ее родных несчастье случилось, - попытался представить Рауф, - если из-за птицы так убивается? Теперь-то, дорогой товарищ Аскеров, вам ясно стало, кто из нас троих псих?"
      - Неужели он съел киви? - всхлипывая, спросила Алия-ханум.
      Вначале Рауф снисходительно улыбнулся, считая, что столь вздорное предположение не заслуживает внимания, но после того, как Аскеров взглядом дал понять, что ждет ответа, предложил, чтобы кто-нибудь сейчас же, под любым подходящим предлогом, позвонил его жене, которая расскажет, что никакой птицы - ни домашней, ни дикой - он в рот не берет.
      - Так и запишем, - бодро заявил Аскеров. - Значит, будем надеяться, что птица жива.
      - Знаете, о чем я сейчас думаю? - после ухода Алии-ханум
      спросил Рауф.
      - Конечно, - продолжая писать и не раздумывая, ответил Аскеров, - или обо мне, или о птице? Верно?
      - Почти, - веско ответил Рауф. - Я думаю о вас, о себе и о будущем, но не о животном. Вы меня понимаете? Аскеров перестал писать и уставился на Рауфа.
      - Пока все понятно.
      - Здесь я понял самое главное, - все дело в Алие-ханум. Поймите меня правильно, я против вас ничего не имею, но она человек несчастный, наверное, нет у нее ни детей, ни мужа, вот женщина и не может успокоиться из-за паршивой птицы. Нехорошо говорить, но здесь посторонних нет - женщина, - человек, а пахнет от нее, извините, не то коровой, не то тигром.
      - У нее есть семья, - поправил Аскеров, но как бы между прочим, не оспаривая мнения Рауфа, а, скорее, в виде формальной справки. - А пахнет от нее духами. По-моему, дорогими.
      - Все равно истеричка, - не согласился Рауф. - Вы же сами видели, как она себя вела. К чему я все это говорю? Разберемся-ка вместе. Пропала птица, верно?
      - Да, - подтвердил Аскеров, - но вашей вине пропала импортная птица киви. Причем очень дорогая.
      - Разве я отрицаю, что по моей вине, - подхватил Рауф, убедившийся благодаря последним словам Аскерова, что находятся на верном пути. - Так давайте найдем выход. Разве оттого, что меня будут судить, птица найдется? Или на этом государство что-нибудь выиграет? Вот вы, умный человек, скажите, может быть, вам будет приятно, что у меня начнутся неприятности? Если так, я молчу, закрывайте дело и передавайте его в суд. Мне просто интересно, кому это нужно, кроме этой несчастной женщины?
      - Ну и что вы предлагаете? - спросил Аскеров, и Рауф с облегчением увидел в его глазах интерес и оживление.
      "Не "что", а "сколько"", - мысленно поправил он собеседника и повел вокруг себя подходящим для такой ситуации на стороженным, цепким взглядом.
      Конечно, кабинет следователя не самое удобное место для разговора, но Рауф, по праву считавшийся в своем виноградно-алкогольном учреждении крупным специалистом по налаживанию первых, и поэтому наиболее рискованных, контактов с нужными то есть, полезными, или основными партнерами, чувствовал в Аскерове человека понимающего, с которым можно говорить откровенно, не опасаясь с его стороны демагогических выпадов, производящих, при всей своей бесполезности, тошнотворное впечатление на делового человека.
      - Самое лучшее и самое простое, - бодрым голосом начал Рауф, наступил решающий момент, и, несмотря на уверенность, он все же волновался, - вы закрываете Дело, а я вношу деньги за птицу, полностью всю сумму, две тысячи рублей.
      - Но ведь из зоопарка еще не сообщили, за сколько она куплена, - улыбаясь, возразил Аскеров. - Откуда взялась эта цифра - две тысячи?
      Рауф не был жадным человеком. Недостатка в деньгах у него давно уже не было, и тратил он их легко, еще и потому, что в его глазах они скорее были полезным изобретением, чем символом материальных ценностей и человеческого труда. Но вопрос Аскерова ему не понравился.
      "Или цену набивает, или дурачком от стеснения прикидывается", - с досадой подумал Рауф.
      - Если бы вы ее увидели, - вздохнул он, - вы бы за нее и двух рублей не дали бы. А справку кто составляет? Директор. Вот она и напишет, что эта птица на пять рублей дороже линкора. Вы же слышали, какие она глупости несла. Честно говоря, две тысячи я предлагаю из личного уважения к вам. Из уважения к симпатии. Берите и тратьте на здоровье.
      "Первым делом коронки поменяй на золотые", про себя пожелал Рауф следователю.
      - То есть, вы эти две тысячи предлагаете мне? Так сказать, дарите?
      - Стоит ли уточнять? - запротестовал Рауф. - Берите а дело с концом.
      - Вы работаете в управлении No 8 по сбыту виноградной продукции? - раскрыв папку, спросил Аскеров.
      - Да, - Рауф сразу понял, куда тот клонит, и ему это не понравилось, он не любил жадных людей.
      - Могли бы и три тысячи за пропавшую по вашей вине птичку отдать. Могли бы ведь? И четыре тоже. Причем без особого напряжения. Верно?
      - Дело того не стоит, - усмехнулся Рауф. - Ладно. Пуст будет две с половиной. Только одно условие, чтобы моего имени в этом деле не было вообще. Ладно?
      Аскеров с любопытством смотрел на него.
      - А вам известно, какое наказание грозит за дачу взятки должностному лицу при исполнении служебных обязанностей? - строго спросил он.
      - Нехорошо, - упрекнул его Рауф. Несмотря на возникшее отвращение, он заставил себя говорить добродушным тоном, - Это не разговор. Никто вас брать не заставляет, не хотите - не берите, если мало, - последнее слово он произнес с нажимом
      - Скажите... В конце концов, свет на вас клином не сошелся, а пугать меня не надо, я не из пугливых.
      - Пугать я вас не собираюсь, - пожал плечами Аскеров. Хотел только предупредить, что вышесказанное считается одним из серьезных преступлений и наказывается тюремным заключением сроком от восьми до пятнадцати лет.
      - Очень редко это получается, - усмехнулся Рауф. - Дело о взятке, как регистрация в загсе - без свидетелей брак недействителен. А где его взять, свидетеля?
      Аскеров спорить не стал, не двигаясь с места, он правой рукой коснулся невидимого рычажка, и обомлевший Рауф услышал свой голос, записанный на пленку, четко и ясно предлагавший Аскерову некоторое улучшение его жизненных условий.
      - Вот вам свидетель, - и Аскеров выключил магнитофон. - Только он не понадобится, я не собираюсь вам предъявлять обвинение в предложении взятки.
      До Рауфа не сразу дошел смысл его слов.
      - Тогда зачем вам это понадобилось? - запинаясь, спросил он, хотя задавая вопрос, уже знал, хоть и приблизительно, какой услышит ответ.