Современная электронная библиотека ModernLib.Net

История с благополучным концом

ModernLib.Net / Отечественная проза / Ибрагимбеков Максуд / История с благополучным концом - Чтение (стр. 3)
Автор: Ибрагимбеков Максуд
Жанр: Отечественная проза

 

 


      До полуразрушенного забора на вершине он добрался, насквозь промокнув от пота и дождя. Днем отсюда открывался прекрасный вид на набережную и море, да и сейчас панорама ночного уснувшего города напоминала гигантский гаснущий костер, чьи бессчетные тлеющие огоньки отражались тревожным багровым заревом в черной воде бухты и низком небе с мятущимися серыми облаками. Она бесспорно произвела бы впечатление на любого из тех, кто норовит при каждом удобном случае бесплатно ублаготворить свою нервную систему таким примитивным способом, как лицезрение городских и сельских пейзажей, а также явлений, регулярно происходящих на суше, в мировом океане и в атмосфере.
      На всякий случай оглядевшись по сторонам, Рауф протиснулся через заборную щель и, обтерев налипшую на ботинки грязь о кусты, уверенно зашагал вперед по мокрому асфальту. Мимо изолятора, где не так давно выдерживали карантин вновь прибывшие животные, и трансформаторной будки к темнеющим, на расстоянии нескольких десятков метров рядам клеток и вольер. Многие из них пустовали, так как обитатели их нежданно-негаданно для себя получили новое, не сравнимое с прежним, благоустроенное звериное жилье.
      Переселение началось дней десять назад и ввергло будущих новоселов, не знавших по ряду уважительных причин о вступлении в строй нового зоопарка в соответствии со сроками реализации генерального плана застройки и реконструкции города, - в панику.
      Первое легальное появление Рауфа в зоопарке совпало с началом эвакуации, и с тех пор он в свой каждодневный визит не переставал удивляться действиям работников зоопарка, которые, вплотную приставив к очередной клетке решетчатый фургон с разложенными на полу соблазнительными яствами, уговаривали животное не упрямиться так ласково, словно обращались не к очередному обладателю оскаленных клыков и вздыбленной шерсти, а к единственному сыну престарелого прокурора, малолетнему балбесу, пожелавшему в гостях у отцовского приятеля, завмага, сделать пипи в аквариум с коллекцией редкостных тропических рыбок.
      Возмущение Рауфа достигло предела позавчера, когда он набрел на клетку, из которой двое служителей выдворяли упорно сопротивляющееся кривобокое страшилище грязно-бурого цвета, напоминающее огромную собаку с зубастой пастью голодного крокодила. Исходящее от него зловоние отпугнуло бы даже бригадира собачьего ящика, не выполнившего квартальный план, но работники зоопарка как ни в чем не бывало протягивали сквозь прутья пики с кусочками мяса, пытаясь заманить его в фургончик. Наглое животное время от времени стремительно кидалось на мясо и, слизнув его пегим языком, возвращалось в свой угол. Не помогло и появление директора - молодой женщины, которую все называли Алией-ханум. Рауф уже заметил, что несмотря на ее внешность - привлекательное лицо и приятные мужскому взору формы стройного тела, больше подходящие манекенщице или актрисе, чем руководителю государственного учреждения, каким, хоть и с некоторыми оговорками, может считаться зоопарк такого крупного города, - служащие подчинялись ей, не вступая в пререкания и даже с охотой.
      На Рауфа никто не обратил внимания - в зоопарке, хоть и закрытом для посетителей, можно было встретить много посторонних, так или иначе связанных с переселением - транспортников, проектировщиков и ветеринаров.
      - Хотите, я зайду с другой стороны, - предложил Рауф после того, как все убедились, что на гнусного зверя не подействовал даже ласковый голос прекрасной директрисы, - и дам ему раза два по хребту этой палкой. Посмотрите, он сразу выскочит, - и, правильно истолковав изменившиеся выражения лиц, он поспешил добавить: - Слегка... Символически, как говорится.
      - Кого это "его"? - тон у директрисы сразу изменился. - К вашему сведению, это "она" - гиена, причем самка. Она и так доведена до психического шока, а вы предлагаете палку, - Алия-ханум пренебрежительно пожала плечами и повернулась к гиене, которая, несмотря на угрозу близящегося шока, как раз в этот момент ловко сорвала с пики еще кусок мяса. Сейчас было темно, крохотная лампочка тускло освещала небольшую часть клетки, но отсутствие зловония подсказало Рауфу, что гиену все же удалось уговорить на обмен.
      "Был бы я прежним Рауфом, лет на двадцать моложе, ты бы со мной по-другому разговаривала, - вспомнив беседу с директрисой, подумал он. - Не вспомнила бы, какого пола эта гиена. Ничего, может быть, мы еще к этому вопросу вернемся". Мысли его перебила собака, выбежавшая навстречу из-под навеса перед слоновником. Сразу же узнав Рауфа, который за последнюю неделю приобрел, благодаря неслыханной щедрости, признание всех без исключения сторожевых псов зоопарка, приветливо замахала хвостом. Вознаградив ее за хорошее поведение куском колбасы, Рауф подошел к слоновнику. Огромный зверь, прикованный за ногу массивной цепью к кольцу, вделанному в бетонный пол, почти целиком заполнил тесное пространство. Слон не спал, маленькими хитрыми глазками он внимательно разглядывал ночного посетителя, и Рауфу это не очень понравилось из-за внезапно возникшего предположения, что он может застать бодрствующим и слоновьего земляка - носорога.
      Дождь прекратился, но ветер, к полному удовлетворению Рауфа, продолжал свою полезную деятельность, извлекая разнообразные шумы из железных крыш клеток и листвы. Когда он проходил мимо загона с бассейном, бегемотов не было видно, но Рауф знал, что они еще здесь - всех крупных млекопитающих должны перевезти на следующей неделе.
      Когда Рауф и увязавшаяся за ним собака подошли к клетке, носорог спал. Стоял, похожий в темноте на каменное изваяние, и негромко похрапывал. Рауф, стараясь не шуметь, раскрыл чемодан и быстро собрал разобранное на две части ружье. Патроны с усыпляющими ампулами он вынул из кармана куртки и зарядил ими оба ствола. Действовал он совершенно спокойно, но, видно, все-таки немного волновался, потому что забыл положить в чемодан остатки колбасы, которые могли понадобиться в случае появления еще одной собаки, и теперь их доедала его спутница. Он уже прицелился в носорога, до которого от силы, было метра три, и, дождавшись очередного порыва' ветра, хотел было спустить курок, но в последнее мгновение, вспомнив услышанное
      от тестя описание ярости раненого носорога, ощупал толстенные железные прутья клетки и двери, открывающейся вовнутрь, успокоился и, снова прицелившись, дважды выстрелил. Выстрелы прозвучали не громче взрывов хлопушки-конфетти, собака вздрогнула и вопросительно посмотрела на Рауфа, а носорог тяжело подпрыгнул на месте и пронзительно захрюкал, закружил по клетке. Морду, увенчанную вожделенным рогом, он пригнул к земле, будто дважды поразивший его враг скрылся под полом клетки. Шли томительные минуты, а носорог все продолжал свой бег, быстро уничтоживший все внутреннее оборудование его жилья.
      Рауф вздрогнул от неожиданности - просунув голову сквозь прутья, собака остервенело, временами срываясь на визг, лаяла на зверя.
      Успокаивать ее пришлось долго. Рауф то ласково чмокал, то призывно посвистывал, наконец, преодолев брезгливость, заставил себя ее погладить. Сквозь мокрую шерсть он ощутил мелкую дрожь собачьего тела, и эта дрожь сразу же передалась ему. Лай прекратился внезапно, умолк на самой высокой ноте. Застыв на месте, собака не сводила глаз с медленно оседающей туши. Носорог мягко опустился на подогнувшиеся ноги, некоторое время посидел так, словно в недоумении покачивая головой, а затем, потеряв равновесие, завалился набок, брюхом в сторону Рауфа.
      А тот, не теряя времени, положил ружье на землю, взял из чемодана пилу и бросился в обход примыкающего задней стеной к клетке носорога павильона "Мир пернатых", население которого вот уже три дня как наслаждалось роскошными апартаментами на другом конце города. Небольшая дверь служебного входа, как и следовало ожидать, оказалась запертой, но это Рауфа ничуть не испугало. Просунув руку под проволочную сетку, он дотянулся до засова и отодвинул его. Дверь за собой он не успел захлопнуть, и собака проворно проскочила вслед за ним. Он уверенно пересек павильон и остановился перед одним из окон задней стены. Расположенное довольно-таки высоко, от пола до подоконника было метра полтора, оно выходило во владения носорога.
      Рауф придвинул к окну скамью, встав на нее, отворил запертые на крючок решетчатые створки. Носорога заслоняли кусты, через окно видно было только морду, но и по ней можно было определить, что лежит он все так же неподвижно.
      Если не считать самого носорога и каменной кормушки с остатками растительной пищи, загон был пуст, и поэтому Рауф, прежде чем спуститься туда, решил обеспечить себе обратный путь, так как забраться на подоконник без дополнительной подставки ему было бы трудно. Искать долго не пришлось, в нескольких метрах от окна, у стены, стоял большой деревянный ящик, вполне пригодный для этой цели. Но когда Рауф подошел ближе, выяснилось, что в нем что-то есть, и это что-то оказалось устроившейся на ночлег птицей. При свете единственной на весь павильон лампы Рауфу не удалось сразу определить вид закопошившегося в ящике пернатого, и поэтому он при первом же звуке отскочил на безопасное расстояние в два-три шага и там, в неприятном ожидании, остановился, напряженно выставив перед собой пилу. Тем временем из ящика с недовольным квохтаньем выбралась какая-то птица. Если бы не величина, а была она не меньше индюка с длинным клювом, то крохотными крылышками, прилипшими к телу, покрытому пухом, да и самим несуразным туловищем и кургузым задом внешне птица ничем не отличалась от обычного цыпленка. Впрочем, характер у нее оказался не цыплячий, это выяснилось сразу же, благодаря любопытству собаки. Птица спокойно дождалась шумного набега и сразу же, не целясь, клюнула ее в нос, после чего, видимо, желая продолжить отдых, направилась к своему деревянному гнезду. Но Рауф ее опередил, он унес ящик и, сбросив его вместе с пилой через окно, перевалил вслед за ним через подоконник и сам. С опаской обойдя морду, вблизи оказавшуюся величиной с небольшую лодку, он со спины подошел к носорогу. Даже сквозь шум ветра отчетливо слышался могучий равномерный храп. Прежде чем перейти к главной и основной цели посещения, Рауф приставил ящик к стене под окном и, встав на него, убедился, что в случае преждевременного пробуждения носорога успеет унести свое бренное тело из его окованного железом жилья. Теперь можно было приступать к делу, но Рауф никак не мог настроиться, хотя с тоской следил по часам, как безвозвратно убегают драгоценные минуты. Наконец он заставил себя потрогать рог, вначале дотронулся кончиками пальцев, а затем даже погладил влажной ладонью отполированную поверхность рога, но это оказалось пределом, через который отказалось переступить его мужество, подавленное первобытной свирепой мощью спящего зверя. Тогда Рауф призвал на помощь разум: заставил себя вспомнить о прекрасной цели, ради которой он находится здесь, освежил в памяти подробности совместной охоты с тестем, когда усыпленные олени и кабаны подолгу не приходили в сознание, и решительным мысленным окриком призвал себя к восстановлению в полном объеме своего мужского достоинства и самообладания. Самовнушение уже начало давать положительный результат, позволивший Рауфу приложить пилу к рогу, но тут по его напряженным нервам был нанесен неожиданный удар, от которого он с воплем вскочил на ноги - о тушу носорога смачно шлепнулся свалившийся откуда-то сверху темный ком и в следующее мгновение, шумно дыша, скатился по крутому склону спины в сторону Рауфа. О том, что собака сумела преодолеть высокий подоконник, а также о том, что этот жуткий мохнатый ком - именно собака, он догадался чуть позже; в первые же мгновения, пока третий обитатель клетки со всех сторон обнюхивал носорога, Рауф оцепенело стоял, устремив перед собой невидящий взгляд.
      Как ни странно, появление собаки подействовало на него, в целом, ободряюще. Расценив тот факт, что носорог не проснулся и даже не перестал храпеть после падения на него собаки, как положительный, он с удовольствием понаблюдал за ее подчеркнуто пренебрежительным поведением по отношению к носорогу, а затем решительно взялся за пилу. То ли из-за отсутствия практики, то ли из-за высокой прочности рога поначалу дело двигалось с трудом - пила соскальзывала, вставляя на гладкой поверхности лишь легкие царапины, но когда, наконец, Рауфу удалось, наметить борозду, дело сразу пошло на лад. Собаке надоело бегать, и она уселась напротив Рауфа. Кроме как на нее, смотреть в клетке было не на что, - вид носорожьей морды был ему в высшей степени неприятен, н, водя без устали пилой по рогу, он старательно отводил от нее, взгляд, - и Рауфу впервые за неделю знакомства удалось как следует разглядеть собаку. Это был рослый темно-серый пес, очевидно, помесь кавказской овчарки, от которой он унаследовал большую лобастую голову и крепкую грудь, с дворнягой, передавшей ему лучшие качества дворняг - доверие без деления на хозяев и чужих ко всем людям и добродушие, позволяющее прощать человеку такие его недостатки, как беспричинную жестокость и жадность. Рауф не был любителем животных даже в детстве, но эта собака, глядевшая на него с безграничной любовью и восхищением, заметными даже в темноте загона, показалась ему вполне приятным существом, и он пожалел, что захватил с собой мало колбасы. Онемевшая от усталости рука выпустила пилу, когда рог, навсегда отделившись от своего бывшего владельца, свалился на землю. Носорог, или то существо, в какое он превратился с этой минуты, продолжал спать, и Рауф, испытывая невыразимое облегчение от того, что уходит, бросил на него прощальный взгляд и направился к окну. Он прошел сквозь "птичий мир" и, прежде чем запереть за собой дверь, внимательно огляделся. По-прежнему шумели деревья над рядами клеток, по-прежнему где-то вдали в сторожках крепко спали утомленные переселением сторожа. Присев на корточки, Рауф разобрал оставленное у загона ружье и, аккуратно уложив его вместе с рогом и пилой в чемодан, захлопнул крышку. Вставая, он заметил собаку. Она сразу почувствовала его взгляд и, возбужденно заскакав на месте, с радостным визгом замахала хвостом. Рядом с мрачной неподвижной тушей, до пробуждения которой оставались считанные минуты, это сильно смахивало на незатейливый танец бабочки-однодневки над протекающим баллоном с дихлофосом.
      Рауф подумал, что собаке ни за что теперь не выбраться из клетки: уровень пола в ней был ниже, чем в птичьем павильоне, а на полпути к окну лежал носорог, что начисто лишало пса возможности разбега.
      Он поднял довольно-таки тяжелый чемодан и пошел прочь. Сделав несколько шагов, оглянулся. Собака взвизгнула в ответ от восторга, распласталась всем телом на полу в знак горячей любви и признательности за внимание. Все это подействовало на Рауфа неожиданно и вместо того, чтобы идти прямо, он свернул направо. Прежде чем вернуться в "птичий мир", он выругался дважды, в первый раз обругал собаку, которую никто не просил совать повсюду свой собачий нос, а второй раз последними словами себя за свое глупое поведение, могущее испортить весь план со всеми вытекающими из этого "неприятными последствиями.
      Чемодан он оставил у входа в птичий павильон, затем, торопливо проникнув в загон, схватил в охапку собаку и, встав на ящик, перебросил ее через окно.
      Птица - к этому времени он даже забыл о ее существовании - встретилась ему у входа в павильон. Удобно усевшись на чемодан, она настойчиво долбила клювом в одну и ту же точку, то ли желая продырявить чемодан, то ли утоляя потребности организма в каких-то веществах, входящих в состав чемодана, а возможно, и просто с голоду. На приход Рауфа с собакой она не обратила внимания, но когда он попытался пнуть ее ногой, в последний момент ловко увернулась и весьма ощутимо клюнула его в ногу, метко попав острым клювом в узкий просвет между носком и манжетой брюк. Затем, глядя прямо перед собой, прошла мимо торопливо посторонившейся собаки и скрылась за кустами.
      Ветер стих. Начало светать, прояснилось небо. Вспотевший Рауф протащил чемодан сквозь пролом в заборе и, отогнав собаку, которую после второго инцидента он окончательно запрезирал, остановился перевести дух перед трудным спуском. Собака смотрела на него из-за забора с любовью, но приблизиться не решалась.
      Видимо, из-за усталости, из-за бессонной ночи тропинка показалась Рауфу в два раза длиннее, на скользких поворотах, чтобы удержать равновесие, приходилось хвататься за кусты олеандра, и к концу пути он был совершенно измотан, но все это в одно мгновение вытеснилось теплым приливом радости, когда, миновав последний куст олеандра, он увидел свою машину.
      Движение было редким. Лишь время от времени мимо на большой скорости проносились машины.
      Нельзя сказать, что настроение Рауфа испортилось, просто радость его от благополучного завершения рейда в зоопарк несколько потускнела, когда, открывая багажник, он снова увидел птицу. В стремительном прыжке она попыталась вслед за чемоданом проскочить в багажник. Вместо того, чтобы захлопнуть крышку багажника над наглым пернатым, Рауф проявил постыдную растерянность - суматошно размахивая руками и ругаясь, вытолкнул ее наружу. Птица с сердитым кудахтаньем поднялась на ноги и, угрожающе выставив перед собой клюв, снова направилась к багажнику. Рауф на минутку отвлекся, когда мимо проехал мотоцикл ГАИ, для того, чтобы поздороваться с инспектором. Справедливо полагая, что вреда от этого не произойдет, он непременно здоровался со всеми работниками ГАИ. Большинство отвечало на его приветствие, а некоторые, из тех, что помоложе и понаивнее, со временем начинали при встрече здороваться первыми.
      А птица снова подобралась к машине с противоположной стороны и, судя по звуку, принялась клевать переднюю шину. Рауф оставил это без внимания, тихо закрыл дверь и, надавив на акселератор правой, пораненной птицей ногой, рванул с места.
      Его надежда на справедливое возмездие не оправдалась, обернувшись через несколько метров, он, вместо окровавленного комка перьев, увидел активно здравствующего врага, который, покачиваясь массивным телом цыпленка-мутанта, внимательно разглядывал номерной знак его машины.
      "Сумасшедшая, конечно, сумасшедшая, поэтому и не взяли ее в новый зоопарк", - напоследок, перед тем, как забыть о ней, подумал Рауф, решив при случае расспросить тестя, попадаются ли среди птиц душевнобольные.
      Главное дело сделано, и впереди его ждало только приятное.
      В соответствии с настроением Рауфа первые лучи солнца празднично отразились в свежевымытом асфальте, в прохладной листве, когда он, стараясь не разбудить соседей, открывал двери гаража.
      При ярком электрическом освещении рог выглядел чрезвычайно внушительно, и, если бы Рауф не добыл его собственноручно, никогда бы не догадался, что рассматриваемый им тяжелый отполированный предмет, напоминающий буксирный крюк пассажирского теплохода, на самом деле является частью тела живого существа.
      В следующую ночь, уединившись в гараже, Рауф приступил к изготовлению чудесного снадобья. Он растирал, взвешивал, переливал и нагревал в полном соответствии с лежащей перед ним копией древнего рецепта. Когда наступило утро, Рауф держал в руках большой семилитровый стеклянный баллон, доверху наполненный янтарным напитком.
      Через несколько дней Рауф открыл крышку, и все пространство гаража заполнил удивительно приятный, волнующий запах, от которого ощутимо закружилась голова, и он, чтобы ненароком не выронить, покрепче обхватил банку руками. Под действием неведомого аромата в голове Рауфа разом возник рой невнятных, во явно положительных приятных мыслей вперемежку с обрывками каких-то возбуждающих воспоминаний.
      Ему, привыкшему всегда удовлетворять свои разнообразные потребности, весьма экономно тратя каждый раз не больше двух-трех мыслей, этот роскошный всплеск интеллекта показался интересным, даже забавным, и он был не прочь продлить это впервые испытываемое состояние, но ему пришло в голову, что проникший в банку воздух может повредить нормальному созреванию напитка, и тогда, уже не раздумывая, он тщательно закрыл баллон притертой стеклянной пробкой и засунул свое сокровище в глубь тесно заставленной бутылками и банками в дальнем углу ямы, дав себе слово не притрагиваться к ней до истечения срока - "семь раз по семь дней".
      Он уже запирал дверь, когда увидел соседку, очень вредную, на редкость энергичную старуху, которая два года назад, когда во дворе началось строительство гаражей, писала, жалуясь на их будущих владельцев, в том числе и на Рауфа, десятки писем с требованием запретить стройку, упорно именуя ее незаконной, несмотря на то, что ей много раз с предъявлением справок объясняли, что возведение гаражей производится согласно официальному разрешению районного архитектурного управления.
      С Рауфом она с тех пор не разговаривала и подчеркнуто сухо отвечала на его поклоны. Поэтому он сразу же насторожился, когда она пожелала ему доброго утра и, встав со скамейки, пошла навстречу. По морщинистому лицу со слезящимися глазами, делающими ее похожей на больную кошку, блуждала какая-то странная, неуверенная улыбка.
      - Вот ведь как бывает, - назидательно сказал ей Рауф. - Последняя комиссия тоже признала, что гараж построен законно. Мне только интересно, кому вы теперь пожалуетесь?
      - Вы чувствуете? - спросила она. - Какой замечательный запах! Что-то невероятное. У меня даже голова закружилась.
      - Приятно пахнет, - добросовестно потянув носом воздух. сказал Рауф, в душе проклиная острый нюх настырной старухи.
      - Теперь уже не пахнет, - с грустью сказала старуха, - а минут десять назад этим ароматом был пропитан весь воздух. У меня до сих пор дрожат пальцы, посмотрите... Неужели вы ничего не почувствовали? А мне показалось, что запах доносится из вашего гаража.
      - Там пахнет только бензином и маслом, - возразил Рауф. Он послюнил палец и поднял над собой. - Все ясно, ветер дует со стороны карамельной фабрики. Был, наверно, сильный порыв, он и принес с собой этот запах. Вы никогда там не бывали? На этой фабрике столько разных эссенций.
      - Это было что-то невероятное, - слабым голосом повторила старуха и, уже не обращая внимания на Рауфа, побрела прочь.
      К звонку, последовавшему на следующий день, Рауф отнесся спокойно. Разговаривая с невидимым собеседником, назвавшимся следователем районной прокуратуры Аскеровым, он спросил, не ошибся ли тот номером, а вслед за тем внес в свой голос оттенок удивления, как сделал бы это, по его мнению, любой приличный человек, никогда не имевший дело, со следственными органами. Договорившись о времени встречи, Рауф положил трубку.
      ...Машину он оставил за углом, ему не хотелось, чтобы кто-нибудь из знакомых случайно увидел ее перед прокуратурой. Поздоровавшись с дежурным, Рауф сообщил ему свою фамилию, и тот, сверившись со списком, показал, где лифт.
      Перед тем, как постучать, Рауф поправил галстук и пригладил усы. Золотой перстень с пальца снял и опустил его в карман, благоразумно подумав, что на незнакомое должностное лицо он может произвести нехорошее впечатление.
      В кабинете следователя сидели два подполковника, но Аскеров - он был в темно-сером костюме с ярко-желтым галстуком - ни минуты не заставив ждать, пригласил Рауфа сесть и сразу же приступил к разговору. Когда он, здороваясь, встал, выяснилось, что следователь маленького роста, причем его худое лицо с густыми непричесанными бровями и маленькими глазами показалось Рауфу знакомым.
      Садясь, Рауф успел краем глаза заметить, что один из офицеров, грузный седой человек, почти неприметно качнул головой.
      - Извините за беспокойство, - начал следователь, обращаясь к Рауфу, но тот, не дав ему продолжить, ответил, что никакого беспокойства, и ему будет приятно, если он сумеет принести хоть какую-то пользу, и вообще он считает своим долгом отметить, что его первое в жизни посещение следователя, при этом слово "первое" он несколько выделил, произвело самое отрадное впечатление, начиная от внимательного дежурного у входа и чистоты в помещении и кончая знакомством с исключительно приятными людьми в этом кабинете. Справедливо полагая, что в любом деле сторонники не помешают, произнося последние слова, он перевел взгляд на подполковников, и каждый из них вежливо ответил ему улыбкой.
      - Тут такая история, - несколько смущенно продолжил Аскеров. - В ночь с 18-го на 19-е августа машину под номером 50 - 37 видели на Баилове. Эта ваша машина?
      - Серия? "Жигули"? Моя. Вполне может быть, что она там стояла, подтвердил Рауф. - Я бы вам точнее ответил, если бы вы назвали день недели.
      - С 18-го на 19-е, с субботы на воскресенье, - сказал Аскеров.
      - Совершенно верно, стояла, - почти не задумываясь, ответил Рауф. - А что?
      - Скажу... А почему она там стояла ночью? Ведь вы живете в другом конце города?
      Прежде чем ответить, Рауф помедлил. К тому времени он уже успел внимательно рассмотреть Аскерова и решил, что ему гораздо выгоднее отказаться от первоначального намерения.
      - Видите ли, - смущенно улыбнулся он. - Я нардист. Мало того, мой близкий друг тоже обожает нарды. Стоит нам встретиться, обо всем на свете забываем. Остановиться невозможно. Каждый раз под утро кончаем игру. Не поверите, у нас с женой даже из-за этого неприятности были. Тысячу раз ей объяснял, что нормальная женщина радоваться должна, что ее муж не бабник и не картежник, а нардами увлекается, народной игрой, - не действует. Извините, - как бы спохватился Рауф, - так вот, в ту ночь я был у своего друга, он живет совсем рядом, только машину у его дома оставлять опасно. Знаете, это Халиловский переулок, никогда света не бывает. - По выражению лица, да и по тому, что следователь не стал узнавать у него точный адрес и фамилию приятеля, Рауф понял, что никаких сомнений у того не осталось.
      - Вы один пользуетесь машиной? - чувствовалось, что этот вопрос Аскеров задает просто так, для порядка. - Я хочу сказать, не берут иногда машину ваши сыновья или племянники?
      - Нет, - твердо сказал Рауф. - За руль своей машины сажусь только я. И все мои друзья знают - Рауф последнюю рубашку отдаст, но машину у него лучше не просить. Для их же пользы!
      - Перед тем, как уехать, вы ничего подозрительного не заметили? Может быть, вспомните?
      - Да вы не представляете, какой в ту ночь шел дождь, - засмеялся Рауф. По сторонам смотреть было некогда, я весь насквозь промок, пока до машины добрался. Но вы мне не объяснили, что же все-таки случилось?
      - Да так, - рассеянно ответил Аскеров, кончив писать. - Той ночью в зоопарке кто-то набезобразничал, а мы с вами должны теперь на это тратить время. - Он вынул из ящика стола чистый бланк, посмотрел на часы, проставил время. - Вот вам пропуск на выход. Спасибо, и еще раз извините за беспокойство.
      Рауф со всеми по очереди обменялся рукопожатием и вышел, неплотно притворив за собой обитую черной кожей дверь.
      В коридоре никого не было, и он, держась за ручку, застыл в позе человека, собирающегося открыть дверь. Если бы в эту минуту из кабинета кто-нибудь вышел, то Рауф объяснил бы, что в связи с вынужденным прогулом вернулся получить у Аскерова соответствующую справку.
      Голоса из-за двери доносились невнятно, и он почти ничего не разобрал, кроме дважды повторенного слова "мальчишки", произнесенного кем-то, но не Аскеровым.
      Каждое утро, перед тем, как завести машину, Рауф спускался в яму и, откупорив баллон, несколько секунд жадно вдыхал живительный запах. До созревания янтарной массы оставалось еще больше месяца, и эти каждодневные сеансы могли бы превратиться в привычку, скорее всего вредную, как и подавляющее большинство привычек, доставляющих человеку наслаждение, если бы не почтальон, который, вручив в пятницу утром вышедшей на звонок Халиде-ханум газеты и одно-единственное письмо, расстроил сложившийся ритм постепенного привыкания. Держа перед собой кончиками пальцев повестку из прокуратуры, она прошла на кухню.
      - Это тебе! Все сходится, и фамилия, и адрес. Что случилось?
      - Схожу, узнаю! - с раздражением, которого он на самом деле не испытывал, ответил Рауф. - В прокуратуру могут вызвать каждого человека, ничего особенного в этом не вижу. - И, взяв газету, он дал понять, что разговор окончен.
      - Этого следовало ожидать, - как бы раздумывая вслух, сказала жена. - Тебе давно надо было уйти с работы.
      - Это когда же давно? - внешне миролюбиво подал голой из-за газеты Рауф.
      - Еще до того, как ты туда поступил! - отрезала жена. - Все тебя тогда предупреждали - и папа, и Ариф, о себе я уже не говорю, твоя деятельность там до добра не доведет. - Произнося имя Арифа, она невольно подсказала мысль проконсультироваться с адвокатом, и Рауф подумал, что умный человек может извлечь пользу даже из такого бессмысленного занятия, как утренний разговор с женой.
      - А я и не спорил, когда твой отец посоветовал уволиться из треста, слушал его с уважением и все ждал, что он мне предложит взамен. До сих пор жду. Давать советы у вас в семье все мастера, пока до дела не доходит, - сказал Рауф, с удовольствием наблюдая за выражением лица Халиды.
      - Неправда, - вспыхнула жена. - Папа тебе сразу предложил найти работу по специальности.
      - Ночным сторожем в Ботанический сад, - хмыкнул Рауф.
      - Младшим научным сотрудником. Ты бы сейчас...
      - Если академик направляет своего зятя с высшим образованием огребать листья в Ботаническом саду и делать деревьям прививки, то нормальные люди понимают: инвалид-зять работает ночным сторожем. А зять в помощи не нуждается. Он нуждается только в хорошем отношении. Вы этого не поняли. Слава богу, своими руками всего добился. Я, конечно, не академик и не космонавт, обычный служащий, но мне больше и не нужно. Свою семью обеспечиваю? Да или нет? То-то! А остальное тебя не касается. Как сказал один человек, всякий труд почетен.
      - Наджафова из твоего треста за почетный труд на десять лет посадили? Во всех газетах писали о его фокусах с цистернами коньячного спирта,
      - Жадность. Жадность его погубила, - объяснил Рауф. - С такими людьми и ничего общего не имел. Мое дело - распределять сырье. Проверь любую бумажку в моем отделе - все законно, за каждую тонну могу ответить. У меня все рассчитано, Так что можешь не беспокоиться. Я никогда не погорю.
      - Все так думают, а все-таки на чем-то попадаются. Не на том, так на другом, - сказала жена. - Послушайся моего совета.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7