 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: Уилсон Жаклин :: БСЭ :: Биленкин Дмитрий Александрович :: Желязны Роджер :: Борхес Хорхе Луис :: Дойл Артур Конан :: Дюма Александр :: Верн Жюль Габриэль :: Лесков Николай Семёнович Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Притчи :: Справочник по реестру Windows XP :: Влюбленный опекун :: Дача :: Неосторожные мысли о М. Горьком :: Повесть об отплате за добро :: Тайна неудачного выстрела :: Теперь об этом можно рассказать |
Ричард ХукерModernLib.Net / Хукер Ричард / Ричард Хукер - Чтение (стр. 3)
Коктейльный час на Болоте начинался в 4 дня. В это время обычно просыпалась ночная смена и заглядывала в Болото на пару стаканчиков перед ужином. В это же время дневная смена, если уже нечего было делать, могла расслабиться. Коктейли делались из гораздо более качественных сортов выпивки, чем большинство участников могло себе позволить дома. Любимым напитком был мартини, разливаемый до краев в обычные стаканы для воды. Частым посетителем вечеринок в Болоте был лагерный католический капеллан – Отец Джон Патрик Мулкахи, уроженец Сан-Диего и бывшей Мэринолл Миссии. Он был худ, выглядел вечно голодным, крючконосым, рыжеволосым, а в глазах обитателей Болота он был единственным и неповторимым. Обитатели Болота не были рьяными почитателями какой-либо из религий. Ястреб утверждал, что его растили прилежным баптистом, но в последнюю минуту у него сдали нервы. Дюк слыл омывающим ноги баптистом, а Ловец Джон – бывшим сторонником римской католической церкви, давно сдавшим свои наколенники в утиль. Дюк присвоил священнику кличку «Даго Красное », а последний принял ее, совершенно не обижаясь. До армии, Даго Красное прожил пять лет в Китае, и семь лет на вершине горы в Боливии. Его контакты были ограничены. С появлением Дюка, Ястреба и Ловца Джона, у него появился стимул разговаривать на различные темы, включая политику, хирургию, грехи, бейсбол, литературу и даже религию. Даго Красный сочетал в себе достоинство своей профессии с мудростью, пониманием и человеколюбием простого миссионера, способного относиться с терпением даже к обитателям Болота. Он стал практически одним из них. Однажды в два часа ночи в операционной Ястреб и Ловец Джон сражались и проигрывали битву за жизнь одного парнишки, которому прострелили и грудь, и живот. Невзирая на то, что кровотечение было под контролем, и свежая кровь своевременно вливалась, пациент, чья брюшина десять часов заражалась утечкой из разорванной прямой кишки, уходил во все более глубокий шок. – Думаю стоит послать за Даго Красное, – сказал Ястреб. – Позовите Даго, – приказал Ловец Джон. Санитар побежал. Священник появился в считанные минуты. – Чем могу вам помочь, друзья? – спросил Отец. – Поколдуй над ним напоследок, – сказал Ястреб. – Ему недолго осталось. Отец Мулкахи свершил полагающийся умирающему последний обряд. Вдруг прямо после этого давление пациента подскочило от нулевого до 100, пульс убавился до 90, а позже пациент совсем выздоровел. После этого случая Даго Красное часто звали «поколдовать». Для обитателей Болота говорили об этом в шутку, но когда ситуация действительно становилась серьезной, никто не хотел обходиться без «колдовства». С точки зрения Даго все его действия были совершенно серьезными. Многие бессонные ночи он провел колдуя или вливая пиво, виски, кофе напополам с утешением в расстроенных хирургов, чьим пациентам его колдовство не помогло, или пока еще не подействовало. Все это делалось с лучшими намерениями, но несколько раздражало Дюка Форреста. Протестантские убеждения были в нем сильны, а от такого тесного соседства с аккредитованным представителем оппозиции его иногда тошнило. – Вы-ы… эт-та, Даго, трясете чётками весьма эффективно, – сказал он однажды вечером, – но, как знать, может и любой из моих парней может делать это с таким же успехом, а? – Я в этом уверен, – спокойно ответил Даго. – Я те вот чо скажу, – сказал Дюк, – В следующий раз если надобность будет, я попрошу Трясучку Сэмми поколдовать. Трясучка Сэмми был протестантским капелланом. Его обитель находилась в инженерном подразделении – дальше по дороге. Его прозвали Трясучкой Сэмми потому, что он просто обожал жать и трясти всем руки. Как только он приезжал в госпиталь – тут же начинал жать всем руки, и уже не останавливался. В одно прекрасное утро люди, чьи руки уже были пожаты Трясучкой на въезде в лагерь, стали маневрировать, чтобы снова и снова появиться на его пути. Трясучка Сэмми пробыл в лагере два часа, и за это время пожал руки триста раз у пятидесяти человек. Невзирая на кучу предупреждений, Трясучка так же не мог избавиться от дурной привычки писать письма домой за раненых солдат, не интересуясь степенью и местом их ранения. Однажды, еще до того как Дюк смог его пригласить поколдовать, Сэмми написал письмо за парня, умершего два часа спустя. В письме он написал матери солдата, что все хорошо, и он скоро вернется домой. Он совершенно не поинтересовался состоянием пациента. Медсестра, случайно видевшая письмо, рассказала об этом Дюку и Ястребу. Они вывели Трясучку Сэмми из госпиталя, проводили его подальше, и прострелили все четыре колеса его джипа. Это надолго отвадило Трясучку Сэмми от лагеря. – Да, похоже, придется соглашаться на услуги вашего язычника с чётками – сказал в тот день Дюк, – может, удастся его обратить? Дискуссия на тему переобращения была прервана прилетом вертолета двумя серьезно раненными бойцами. Осмотр входного отверстия пули, вспухший живот и серьезная степень шока предполагали, что пуля пробила отверстие в малой вене кава правого предсердия, или даже в брюшной аорте. Поскольку малая вена кава и брюшная аорта отводят и поставляют кровь в нижнюю часть тела, шансов на выживание у бойца было весьма мало. Ястреб, Дюк и Ловец сразу же приступили к работе: начали вливать кровь, дали пациенту Левофед для поднятия давления. Была бы возможность – они бы подождали, пока его состояние стабилизируется, но времени не было совершенно. Ужасный Джон Блэк – анестезиолог – вставил трубочку в трахею, что позволило ему подавать и контролировать анестезию. Ястреб Пирс вооружился скальпелем, и они приступили. Доктора перевязали вену кава гораздо быстрее, чем это было принято на гражданке. Ястреб всадил огромную иглу в аорту, чтобы качать кровь из основного источника. – Тащите сюда Даго, быстро, – крикнул он в первую подходящую секунду. Отец Мулкахи уже входил в операционную. – Чем помочь, ребята? – спросил он. – Всем своим умением и Крестом; простым текстом или с наворотами. Главное – старайся! – ответил Ястреб. Благодаря постоянному вливанию крови и действию Левофеда, из хаоса и отчаянья медленно стала зарождаться надежда. Настоящему чуду сильно помогли юность и мощь пациента, быстрая и ловкая хирургия, виртуозное и эффективное употребление Креста Даго Красным. У Дюка и Ястреба в следующую субботу был выходной, и они приняли на грудь несколько больше рекомендуемого. – Нам чото надо для Даго Красного сделать… – заявил Дюк – Ну, что-нибудь, чтоб показать, что мы ценим все его колдовство, махание чётками и мастерское обращение с Крестом. – Безусловно, – ответил Ястреб – Ты что-нибудь придумал? – Не-а, ниче пока не пришло в башку, но душа требует чего-то впечатляющего. – Может, кого в жертву принесем? – Ястреб! Ты, энта, просто настоящий гений. Айда за Трясучкой Сэмми! – Мудрый выбор, – ответил Ястреб – давай, нарой нам джип, а я разыщу Ловца. Через считанные мгновенья они уже считали ухабы в темноте по дороге к инженерному корпусу, где затаился Трясучка Сэмми. Его взяли тепленьким во сне, связали, заткнули кляпом, и бросили на заднее сидение джипа. В шесть часов воскресного утра, когда Даго Красное появился у капелланской палатки с целью свершить раннюю Мессу, его глазам предстало ужасное видение: он увидел крест. Привязанным к кресту висел его протестантский коллега – Трясучка Сэмми. Вокруг него на земле была набросана куча соломы и прочего воспламеняющегося мусора, в том числе пара матрасов. На матрасах валялись капитаны Пирс, Форрест, и Макинтайр. – Что здесь происходит? – спросил святой отец Джон Патрик Мулкахи. – Мы обязаны это сделать! – икнул Ловец Джон. – Вы все пьяны! – возмутился священник. – Дык, мы всего чуток выпили – промычал Дюк. – А ну-ка, прекратите все это, а то вам попадет, – сказал священник и заметил в руке Дюка бутылку – А ну, дай сюда бутылку, Дюк! – Там вовсе не выпивка, Красненький, – заявил Дюк показав на кусок тряпки, которым было заткнуто горлышко. – Я, – продолжил он, – председатель Комитета Огненного Креста, а эта хрень – коктейль Молотова. – Это в честь тебя, Даго, – объявил Ястреб – встань чуть подальше и наслаждайся зрелищем. Время пришло! Он поднял канистру с бензином и вылил содержимое на мусор, окружавший Трясучку Сэмми, и на него самого тоже. К этому моменту начала сползаться толпа. Толпа сонная, несоображающая, но уже проявляющая интерес. – Доктор Джон Франсис Ксевиер Макинтайр произнесет заупокойную, – продолжал объявлять Ястреб, – ну, или как там оно называется… – Дважды-три, зажигается мусор… – заголосил Ловец, – Сэмми скоро увидит Иисуса! Хотя сразу несколько человек бросились к Дюку, он все же умудрился поджечь фитиль на коктейле Молотова, и швырнул его в погребальный костер Трясучки. Сэмми заорал, а обитатели Болота дали дёру в сторону своей палатки. Толпа кинулась к костру, а фитиль на Молотове пошкварчал и потух. Наливая в три стакана, Ястреб подытожил: «Нет вы представьте себе: они действительно подумали что мы этого козла бензином облили. А вообще, после того письма (а Бог его знает, сколько он таких написал!) – стоило бы». – По-моему, мы влипли, – заметил Ловец, – такое дерьмо легко с рук не сходит. – Обычно нет, – ответил Ястреб, – но в этом случае нас пронесет. – С чего бы? – поинтересовался Дюк. – Потому что в семь часов три канадских подразделения планируют штурм холма 55. Когда они начнут – тут все будет забито ранеными. Лично я под арестом работать не собираюсь. – Хто так сказал? – спросил Ловец. – Мне канадский полковник нашептал вчера вечером. – Посмотрим, посмотрим, – проворчал Ловец, – забаррикадируйте дверь и давайте спать. Когда они проснулись в четыре часа дня, всё было тихо. Дюк выглянул за дверь, и сразу же её захлопнул. – А что значат аббревиатура «В.П.»? – поинтересовался он. – Береговой Патруль, – отозвался Ловец Джон. Ястреб заглянул в щелку брезента палатки, и обнаружил что с тыльной стороны она не охраняется. Он умылся, причесался, напялил на себя все чистое, капитанские нашивки и прочую атрибутику военного мундира, который, практически, никогда не носил. Он пролез под полотном палатки, а его сообщники быстро вернули палатку в исходное положение. Через некоторое время благостно улыбающийся капитан Пирс нарисовался перед стоявшими на посту у палатки двумя Военными Полицейскими, и отсалютовал им. – Подполковник Блэйк сказал что вы можете возвращаться в свой батальон, – сказал он постовым, – Проблема разрешилась. Идите быстрее, а то скоро стемнеет. Был промозглый день, так что полицейские охотно покинули пост. Спустя час и по стакану мартини на нос, троица из Болота лениво вошла в столовую и уселась за столы. Подполковник уставился на них, зашипел и стукнул кулаком по столу. – Где караульные?! – заорал он. – Вы все под арестом в палатке, пока за вами не приедут из Сеула! – Вы, эт-та… тот Береговой Патруль имеете ввиду? – невинно спросил Дюк. Генри затрясся. Его рот двигался, но оттуда не выходило ни звука. – Какие-такие караульные, Генри? – поинтересовался Ястреб. – Что, кто-то нахулиганил? Мы проспали весь день, введи нас в курс дел. – Взять их! – закричал Генри, в ярости забыв что кроме него и нескольких медсестер в столовке никого не было. Никто не двинулся с места. – Вы эт-та, приказ Пол-половника слыхали? – обратился Дюк к сестрам, – Взять нас! – Я всё хоть раз да попробую, – заявил Ловец. – И я уже завелся похлеще кота с тремя яйцами, – поддержал Ястреб, – Расчистить стол для действа! В этот момент вошел Даго Красное. – Ну-ка, быстро за мной, – приказал он, выталкивая их из столовки по направлению к Болоту. Там, утратив все иллюзии и сильно разочаровавшись, он ругал, умолял и настаивал, чтобы доктора извинились перед Трясучкой Сэмми. – Даго, – начал Ястреб, – Я сейчас совершенно серьезно говорю. Я не собираюсь извиняться перед Трясучкой Сэмми. Я не перевариваю безмозглых докторов, и по тем же хорошим причинам ненавижу идиотов-проповедников и всех остальных ненормальных, прибившихся к бизнесу человеко-душе-спасения. Так что фиг ему, а не извинения. Дискуссия не успела далеко зайти, так как слухи о штурме канадцами холма оправдались. Машины Скорой Помощи и вертолеты извергали из своих недр дюжины раненых. Обитатели Болота позабыли о проблемах, возникающих при церемониальном приношении человеческих жертв, и отправились в операционную. Никого не удивило что их никто не остановил. Четыре дня подряд они пахали практически беспрерывно, и никто даже не упомянул жертвоприношение прошлого воскресенья. Через пять дней стало легче, предоперационное отделение было чистым и пустым, и новых раненых не ожидалось. Доктора пропустили по маленькой в девять-тридцать этого ясного теплого утра, и переоделись в чистое. Они одолжили наручники у сержанта снабжения, упросили троих рядовых заковать себя и взять под стражу. Так, чтобы даже с ружьями стража была. Усевшись кучкой на земле перед палаткой подполковника Блэйка, они пустили бутылку по кругу и затянули собственную версию тюремной песенки. Были-б у нас подполковничьи крылья, Давно бы к горам Пиренейским слетали. Бюро по стиральным услугам открыли И со скидкой для Генри трусы стирали. Подполковник Блэйк вышел на шум… – Эй, Генри! А офицерам в Левенворте шлюхи полагаются? В стрессовых ситуациях Генри иногда начинал заикаться. – Вы с-с-сукины дети, убирайтесь от-от-отсюда к ч-ч-чертовой матери! Может вас заменить и некем, но если вы сию же минуту не провалите, клянусь Господом-Б-б-б-богом, я в-в-вас прикажу расстрелять! 5 Капитан Уолтер Коскиуско Валдовски, уроженец Хамтрамка, что в Мичигане, и по совместительству офицер-дантист 4077-го МЭШ, был очень хорошим зубным. Он заботился о бивнях сотен вояк, многие из которых предпочли бы штурмовать бункер голыми руками, нежели идти к зубному. Он чинил треснутые челюсти и выдирал зубы с ловкостью, которую редко удается наблюдать даже дома. Факт что его должны называть Добрый Поляк был настолько очевиден, что никто не мог присвоить себе авторских прав на эту кличку. Добрый Поляк командовал единственной по-настоящему популярной зубоврачебной клиникой во владениях Дальневосточного Командования. По крайней мере – уж точно во всей Корее. В этой клинике был самый настоящий стол для покера. Еще там был небольшой переносной бильярдный столик, проигрыватель, огромный запас пива и других необходимых легко-переносимых вещей, а так же одно зубоврачебное кресло. Иногда в особо напряженной для военных хирургов ситуации, вечная, непрерываемая игра в покер останавливалась на несколько часов. Это было редким событием, так как даже в дни сильной загруженности операционной, игра, тем не менее, продолжалась. Игроки могли меняться каждые пятнадцать минут, но кто-то всегда был за столом. Кто-то приходил расслабиться, чтобы заснуть. Кто-то – наоборот, чтобы проснуться. В любое время играли и пациенты: либо ожидающие возвращения Поляка из операционной; либо уже с вырванными зубами, коротающие время в ожидании пока остановится кровотечение. Другие игроки сползались отовсюду, зная что всегда найдут игру в Покерной Доброго Поляка и его Зубоврачебной Клинике. Вследствие этого, капитан Валдовски был хорошо известен даже за пределами лагеря, и уж конечно был самым популярным человеком внутри его. В отличии от других докторов, он уже имел частную практику до призыва на фронт. В отличии от других докторов, он обеспечивал свою жизнь. Такое благополучное состояние дел было практически непостижимо для разума многих его теперешних коллег. Ему нравились все, и он редко находился вне компании. Его самое большое хобби и интерес, кроме управления Покерной и Зубоврачебной Клиникой, были женщины. Как холостяку, ему было просто предписано природой и судьбой ударять сразу за всеми медсестрами лагеря, и покровительствовать Сеульским базарам телесных утех, но он не обращал на них внимания, как игрок Большой Лиги игнорировал бы приглашение на бейсбольную игру на школьном дворе. Дома, в Хамтрамаке, судя по его рассказам, он был рекордсменом Большой Лиги. В данное время, если ему не изменяла память, он был помолвлен как минимум с тремя юными красавицами. И хотя такой трёп обычен в любой военной организации и сразу принимается за выдумки, его похождения и победы списать на воображение не удавалось даже самым убежденным скептикам… Добрый Поляк был одарен несомненно самым большим инструментом во всем Армейском Зубоврачебном Корпусе США. Он был владельцем и эксплуататором Гордости Хамтрамака. Офицеры и рядовые со всего окололагерного пространства часто посещали 4077-й, якобы с целью попользоваться душевой, а на самом деле – в надежде, что им посчастливится воззреть на ИНСТРУМЕНТ. Ассистент Доктора Валдовски, к слову сказать, значительно увеличил размер своей скудной зарплаты за счет поставки информации войскам о намерениях капитана принять ванну. В душевой офицеры и простой люд с выпученными глазами и восхищением рассматривали Гордость. А однажды некий капрал из Миссиссиппи выразился за всех: – Я бы, что угодно отдал, чтобы увидеть ЭТО сердитым! К сожалению, примерно раз в месяц Добрый Поляк винтом впадал в депрессию, длившуюся не менее двадцати четырех часов, и редко более трех дней. Нормальные для Клиники действа продолжались, но вот когда его заставляли работать, Уолт просто лежал в своей койке и пялился в стенку. Радар О’Рэйли, конечно же, за несколько дней мог предсказать приближение таких эпизодов депрессии, так что клиенты Клиники были предупреждены. Но однажды Ястребу выпало первым оповестить лагерь о самом серьезном приступе капитана Валдовски. В тот день Ястреб проработал без остановки двенадцать часов, и сделав дело смело отправился в душевую. Он медленно разделся, выронив стетоскоп из заднего кармана камуфляжных штанов, и повесил его на гвоздь вместе с портками. Он встал под душ, наслаждаясь его теплом, расслабился и размечтался о Райско-Яблоневой Бухте. Вернувшись в реальность, он подошел к лавке, на которой оставил свою одёжку. Он обнаружил Доброго Поляка , сидящим на ней. Единственной его одеждой был стетоскоп Ястреба и встревоженное выражение лица. Он вслушивался, прикладывая стетоскоп к Гордости Хамтрамака. – Что случилось, Уолт? – спросил Ястреб. – По-моему, он умер, – печально ответил Уолт, и в трансе отправился под душ с все еще торчащим из ушей стетоскопом. Тем же вечером Добрый Поляк вошел в Болото и присел на койку. Ему налили, и он совершенно равнодушно выпил. – Думаю, вам, ребята, следует знать, – начал он свое заявление. – Знать что? – Что я собираюсь покончить жизнь самоубийством. Наступил момент молчания. В конце концов Ловец дотянулся со своей койки и сжал руку Уолта. – Нам будет тебя не хватать, – сказал он, – Надеюсь, тебе на новом месте понравится. – Эй, Уолт, завещай-ка мне свой проигрыватель? – попросил Дюк. – На когда назначено отправление? – поинтересовался Ястреб. – Ты бы Генри предупредил хоть заранее, чтобы он тебе замену начал искать. В течение всего допроса Добрый Поляк сидел отрешенно и не пытался отвечать. – А ты каким способом отбываешь? – продолжил Ловец. – Из 45-го промеж глаз, или как-то более утонченно? – Я, собственно, об этом и хотел спросить, – наконец промолвил Уолт. – Может, вы чего посоветуете? – Ссорок пятым, эт-та, запросто и надежно, – ответил Дюк, – Безотказно… Только вот довольно грязно. Может, лучше черную капсулу? – А что это? – Верное средство, притом легко и даже приятно, – объяснил Ястреб. Выпьешь пару коктейлей, сглотнешь капсулу… В следующий момент ты уже слушаешь божественный хор, распевающий Победный Марш Хамтраковской Общеобразовательной Школы. – А у вас есть эти черные капсулы? – Для такого хорошего пацана как ты, – заявил Дюк – провалимся, но найдем, раз уж ты на эт-та решился. – Да, я решился. Мне только нужно завещание составить. Дюк, можешь рассчитывать на проигрыватель. Я закрываю Клинику завтра утром. И тогда завтра вечером… того. Вы приходите. Выпьем, и я съем черную капсулу. Или две. Добрый Поляк вышел. За ним последовал Ястреб. – Смените меня через три часа, – проинструктировал он соболотников на выходе. – Придется следить за этим чудиком, пока это не кончится. На следующее утро о намерениях Уолта узнал и Генри. Он сильно переживал, и строил планы эвакуации Поляка, зачем и пришел в Болото. – А что с ним, черт возьми, случилось-то? И почему на меня сваливаются все главные сумасброды со всей нашей Армии? Где мне теперь нового зубного найти? Ловец был в Зубной Клинике в качестве сиделки, а Дюк и Ястреб отговаривали Генри от его планов эвакуации. – Вам, эт-та, не надо его отсылать, Генри, – заявил Дюк, – Он от этого оправится. – Боже, Генри, – поддержал Ястреб – Если ты его спровадишь, то какой-нибудь псих терапевт его электрошоком тряхнет пару раз, да и отправит в другую часть. Мы электричеством его и тут вылечим. – Нет уж, ребята, – возразил Генри. – Тут дело серьезное. Если он сбрендил от работы, мне конца лекций не услышать. – Генри, не мне тебе говорить, – продолжил Ястреб, – о великой чести, оказываемой нашему заведению присутствием Гордости. Более того, Гордость является сильнейшей рекламой, когда либо выпавшей на долю военной душевой палатки. Ты же понимаешь что наш персонал и войска со всех окрестностей приходят манимые созерцанием Гордости Хамтрамака, и таким образом они стали самыми отмытыми солдатами в Корее. Генри, во имя санитаризации и персональной гигиены, дай нам сроку в двадцать четыре часа, чтобы вылечить Доброго Валдовски. – Да, Генри, – подключился Дюк, – Дай нам, пожалуйста, сроку… – Ваше безумие заразно, и я тоже рехнулся, раз уж позволяю вам его лечить. Валяйте, лечите, только выпустите меня отсюда! – проорал он, уходя. – Ну и как мы его собираемся излечить? – спросил Ястреб у Дюка. – Проще простого, сказал Дюк, – Как и обещано, найдем ему какую-нить черную капсулу, натолкаем в нее штук пятнадцать гранул амитола, напоим его и дадим её проглотить. Думаю, когда он проснется – все будет в порядке. – Тогда лучше бензедрин или что-нибудь на подхвате держать, на случай если он долго не просыпаться будет. – Ну да, наверное. – Только надо бы поторжественней все организовать. Лучше уже сейчас этим заняться. Начнем с подготовки Даго Красного. Они просеменили к палатке капеллана, зашли и вскрыли две банки пива. – Как Ваши овцы, несчастный святоша? – спросил Ястреб, – Что там от Папы слыхать? – Зачем пожаловали, развратники? – Мы Вас… эт-та, пришли на последний ужин пригласить, – объяснил Дюк. – Добрый Поляк , – продолжил Ястреб, – собрался на тот свет в районе одиннадцати вечера, и выразил желание перед путешествием преломить хлеб и разделить вино со своими друзьями и корефанами. Он так же высказал просьбу, чтобы несчастный святоша Мулкахи пришел готовый произвести последнее причастие согласно обрядам Церкви Трясущих Чётками. А то он боится что в последнее время без особого воодушевления относился к Церкви, вот и хочет чтоб Вы ему чуток полозья смазали. – Ну что мне сделать, чтоб вы меня оставили в покое? Что вы мелете? – слабо запротестовал Даго. – На полном серьезе, Красный, – ответил Ястреб, – Добрый решил встать на вечный причал. А мы не хотим, чтоб его услали, потому что он хороший, он нам нравится, и он нам еще нужен. И надеемся ему мозги вправить, только нужна Ваша помощь. – А что от меня требуется-то? – Именно то, что мы и говорим. Приходи, поужинаем, выпьем немного, потом ты поколдуешь в точности так как обычно это делаешь, и самое главное – спокойно относись ко всему, что увидишь или услышишь. – О'кей. В этом случае я вам доверяю, – согласился Отец Мулкахи. – Только молюсь о том, чтобы Начальник в Риме не прослышал об этом. – Черта с два я ему расскажу! – пообещал Ястреб. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16 |
|||||||