 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: Уилсон Жаклин :: БСЭ :: Биленкин Дмитрий Александрович :: Желязны Роджер :: Борхес Хорхе Луис :: Дойл Артур Конан :: Дюма Александр :: Верн Жюль Габриэль :: Лесков Николай Семёнович Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Притчи :: Справочник по реестру Windows XP :: Влюбленный опекун :: Дача :: Неосторожные мысли о М. Горьком :: Повесть об отплате за добро :: Тайна неудачного выстрела :: Теперь об этом можно рассказать |
Ричард ХукерModernLib.Net / Хукер Ричард / Ричард Хукер - Чтение (стр. 2)
– Итак, Генри, – продолжил Ястреб, – Мы не собирались сначала тебе рассказывать, но у нас сложилось подозрение, что твоя фантастическая репутация, заслуженная столь успешным командованием такой потрясающей организацией, может быть слегка или совсем испорчена, если конечно ты не выкинешь из нашей палатки этого угодника. – Вашей палатки? – рассердился было Генри, но потом еще раз подумал. Он сидел молча с минуту, пока огромные эмоциональные волны хлестали одна другую на его красном лице. В конце концов, тщательно взвешивая слова, он продолжил: – Я в Армии давно служу, и точно знаю, что у вас на уме. Вы вообразили что можете себе со мной позволить что угодно. И в какой-то мере, вы правы. Вы хорошо оперируете. От нас скоро уйдут наши опытные сотрудники. На их место придут желторотые новички. Поэтому получается что вы – просто незаменимы. Но не наглейте же, прошу вас. Я не в состоянии выполнить каждое ваше требование. Если я сейчас пойду у вас на поводу, то вашим причудам конца не будет. – Полковник, – ответил Ястреб, – мы прекрасно понимаем твою позицию. – Точно, – сказал Дюк. – Теперь я обрисую в двух словах нашу позицию, – настаивал Ястреб. – Пока мы здесь, мы обещаем работать с такими усердием и отдачей, на какие мы только способны. Даже если нас завалят ранеными с головой, мы будем прилагать все хирургические усилия, чтобы не уронить честь этой организации. В конце концов, нас сюда для того и направили. – Точно, – сказал Дюк. – В то же время, давай мы будем демонстрировать умеренное уважение к тебе и твоей должности, а ты взамен будешь игнорировать некоторые анормальные аспекты поведения, не принятые тут до нашего появления. Не думаю, что эти аспекты будут совсем уж из рук вон, но если тебе что-то не понравится, то нам с тобой скорее всего придется расстаться.» – Ох, ребята, – поразмышляв, вздохнул полковник, – не знаю, в какой омут я тут лезу, но так и быть. Хобсона из вашей палатки я сегодня переведу. Он запустил руку под раскладушку и выудил оттуда три банки пива. – Будете?– спросил он. – Нуу… ты… энта. Ещё спрашиваешь, – ответил Дюк. – Ах да. У нас еще одна малюсенькая просьба – сказал Ястреб. – Какая? – удивился Дюк. – Нужен хирург-грудник – ответил Дюку Ястреб. – Ах да! Точно, – сказал Дюк полковнику. – Вы что? – удивился полковник. За время затишья, установившегося западном корейском фронте, до слуха редко долетали звуки одиноких выстрелов. Основной поток пациентов составляли пострадавшие в дорожных происшествиях, и жертвы голодных желудков, забредшие на минные поля в поисках фазанов или оленей. Ястреб и Дюк штопали животы и нижние конечности неудачливых охотников с присущей им легкостью. Когда же дело доходило до каскадёров на джипах, с их переломами ребер, вдавленными травмами грудины, и всеми сопутствующими осложнениями, оба друга жалели о недостаточной практике в области грудной хирургии. – Это точно, – обратился Дюк к полковнику. – Тыы… энта, нам еще грудника найди. Иначе – не жизнь – Хватит выдумывать. Ишь, размечтались, – сказал полковник, – пейте своё пиво. – Мы тут подумали, – развивал тему Ястреб, – и решили, что ты мог бы запросто махнуть двоих-троих здешних клоунов Медицинских Войск, на кого-нибудь, кто ближе знаком с анатомией легких и сердца. На всякий случай и дождливый денёк… – … я б даже сказал, моросит уже вовсю, – добавил Дюк. – Слушайте, вы! – бросил Генри. – Я вам сейчас скажу так же, как мне генерал Хаммонд ответил. Вы себе что тут вообразили – клинику Уолтера Рида? Обойдетесь. – Как же. Обойдемся! – настаивал Ястреб. – И так уже как котята слепые ковыряемся, ладно хоть… – … ладно хоть нам везло до сей поры, – закончил Дюк. – Всё. Проехали, – ответил Генри. – Как пивко? – Ничего не проехали! – ответил ему Ястреб. – Ты просто закрываешь глаза на проблему. Здесь травмы грудины гораздо более обычное дело, чем в любой больнице дома, и нам нужен опытный в грудных вскрытиях человек. Мы, конечно, стараемся, учимся, но этого не достаточно. И ты это прекрасно сам понимаешь, без нашей подсказки. – Точно, – прибавил Дюк. – Хватит. Забыли, – ответил Генри, – да, и кстати, поскольку Хобсон в вашей палатке с этого момента не проживает, будьте любезны подежурить как следует для него в предоперационной. В 4077-ом давно стало правилом для хирурга на дежурстве, если он конечно не требовался за столом, коротать время в предоперационной. В спокойные дни, это было совершенно лишним. О прибытии раненых всегда сообщалось заранее, к тому же никто не мог отойти больше чем за триста ярдов от лагеря. Таким образом, доктора всегда были поблизости. Сие логическое рассуждение к сожалению избежало встречи с майором Хобсоном, и как командующий сменой он изволил возложить это бестолковое бдение в предоперационном отделении на плечи капитанов Пирса и Форреста с момента их перехода в дневной состав. Ястреб и Дюк сразу же его не послушались, сообщив что их завсегда можно найти за никогда не прекращающейся игрой в Покерной (и одновременно – Зубоврачебном кабинете) Доброго Поляка. Там Валдовский – капитан Армейских Зубоврачебных Частей из Хамтрамка, Штат Мичиган – двадцать четыре часа в сутки раздавал карты, пиво и безболезненно удалял зубы всем желающим. – Не знаю, Генри, – сказал Ястреб. – Ты слишком много от нас хочешь. Но, если б ты нам грудного потрошителя достал… – Вон отсюда! – возмутился Генри. – Допивайте пиво, и проваливайте! Время, не занятое покером, Ястреб и Дюк обычно проводили в своей палатке. В этот день, когда наступила послеобеденная тишина, Ястреб сидел за игрой, а Дюк устроился на раскладушке с подставкой для письма на коленях в теперь уже их совершенно личной палатке. Каждый день он писал преданные письма жене, что было процедурой весьма времяпоглощающей. Он с головой погрузился в своё сочинение, когда в палатку влетел майор Хобсон и потребовал чтоб капитан Форрест сию же минуту проследовал в предоперационную. – Пациенты есть? – спросил Дюк. – Это не имеет никакого значения! – раздраженно рявкнул в ответ майор. – Если… энто, там нет пациентов, я никуда не пойду. – Явитесь в предоперационное отделение незамедлительно! – орал майор. – Это приказ! – Ты-ы… энто, валил бы отсюда, – тихо посоветовал Дюк. Майор перешел в нападение с видом карающего ангела. Дюк поднялся с койки с видом футбольного защитника из Джорджии, каковым он был в прошлом, и майор Джонатан Хобсон неожиданно обнаружил себя распластавшимся в снегу и слякоти, отлетев от палатки на добрые шесть футов. Ястреб узнал о происшедшем и тут же вернулся в палатку. – А вот это, мой несмышленый бунтарь, – заявил он, – отдаёт таким же идиотизмом, как и Нападение генерала Пиккета под Геттисбургом. За это мы можем схлопотать по шее. Ждать появления полковника Блэйка на пороге палатки пришлось всего пару минут. Дверь распахнулась, в неё влетел Блэйк, и дверь с грохотом захлопнулась следом за ним. Лицо полковника сделалось совсем фиолетовым, и выражало страшную обиду на нанесенное оскорбление воинской чести лично ему и Армии вообще. – Да вы с ума сошли! – орал он, – я вас под трибунал отдам! – Генри, – сказал Ястреб, – я тут вообще не причём. Это всё глупый южанин натворил. Хотя я с удовольствием приму личное и посильное участие в несении наказания. Где нас будут судить? В Токио, или может быть, в Сан-Франциско? – Разбежались – Сан-Франциско! Прямо здесь и сейчас. С этой секунды вам обоим запрещено на месяц покидать территорию лагеря. Вот вам краткая версия суда, и я его только что совершил! – Но ты-ы… энто, не имеешь права… – начал было Дюк. – Послушай, Генри, – мягко сказал Ястреб, – будь благоразумен. Я сам бы ни в жисть не смог удрать из этого лагеря, даже если бы сильно захотел. Но давай оставим дороги открытыми: вдруг меня выберут Министром Здравоохранения Соединенных Штатов. – Да. И меня, – добавил Дюк. С рыком, командир лагеря покинул палатку и, вполне вероятно, его наказание возымело бы силу. Вот только на следующий день майор Хобсон, воспряв духом, возобновил свою деятельность с утроенным энтузиазмом. Он начал молиться в столовой по пятнадцать минут перед каждым приемом пищи. – Это ему так просто не сойдёт, – предсказал Дюку Ястреб. И не сошло. Полковника Генри Блэйк проявил гораздо больше терпимости, человеколюбия и сострадания к ближнему, чем обычно полагалось Офицеру Регулярных Медицинских Войск, но уже на третий день он бросил свой обед недоеденным, ушел к себе в палатку, позвонил в Командный Пункт 8-й Армии, выпросил направление на имя майора Хобсона, отвёз его в Сеул, и посадил его в самолет до Токио. Оттуда майор улетел в направлении дома, где вскоре подошла к завершению его принудительная служба. Почётно уволенный в запас, он вновь был волен целиком отдаться своей поликлинике, мелким операциям, и церкви. Отправив столь Важную Посылку домой, полковник Блэйк вернулся из Сеула сильно уставшим и помятым. Он смешал себе коктейль, отхлебнул и повалился на койку. Ему не удалось заснуть, потому что на пороге нарисовались Ястреб Пирс и Дюк Форрест. Изображая сильнейшее раскаяние, оба молча соорудили себе по коктейлю и, плеснув жидкость в глотки, повалились на колени перед своим командиром, принялись отбивать земные поклоны. – О Боженька-Всемогущий Полковник, Наш Родной, Вездесущий Сэр!» завывали они, – отправь и наши задницы домой. Поднимаясь в гневе, полковник Блэйк крикнул: – Катитесь отсюда нафиг вместе со своими задницами! – Слушаемся, Великий Сэр! – пробормотали капитаны, пятясь задом и отвешивая поклоны. 3 Спустя несколько недель после ухода майора Хобсона, Радар О’Рэйли сообщил, что к 4077-му МЭШу приписали нового хирурга. Сообщение Радара вскоре подтвердил полковник Блэйк, располагавший также скудной информацией, что это будет специалист по травмам грудины из Бостона. – Здоровско! – обрадовался Ястреб. – Чёртов янки, – возразил Дюк. – Несомненно, отличный парень, – подтвердил Ястреб. Он пришел в холодное и снежное утро, в районе девяти. Генри притащил его в столовку выпить кофе и представить остальным хирургам, большинство из которых из-за лени косоглазых, уже три дня бездельничали именно там. В новеньком было шесть футов росту, и около ста тридцати фунтов весу. Его звали Джон Макинтайр. Мешковатая форма и огромная парка надежно защищали его от изучающих взглядов. Он отреагировал на приветствия неопределенным мычанием, сел за стол, достал из кармана банку пива и вскрыл её. Потом его голова исчезла в недра парки, будто огромная черепаха втянула шею в панцирь, и туда же провалилось пиво. – По-моему, замечательный мужик, – констатировал Дюк, – хоть и янки. – Ты откуда, Доктор Макинтайр? – спросил кто-то. – Из Винчестера. – А что за школу закончил? – Винчестерскую среднюю, – донеслось из недр парки. – Да нет же. В смысле, где медицинское образование получил? – Не припомню. – Такой ответ должен прекратить на время разговор, – сказал Ястреб Дюку, – Сдается мне, где-то я это уже видел. Вылез бы мужик из своего кокона. Капитан Ужасный Джон Блэк – главный анестезиолог, судя по всему, решил выкурить новенького из куртки. На протяжении длинного рабочего дня от анестезиолога не требуется вмешиваться в работу остальных членов хирургической команды, и от этого Ужасный Джон сильно тосковал по разговору. Лаконичные ответы новичка уже делали его более общительным, по сравнению с лишенными чувств пациентами Ужасного Джона. – Добрался нормально?» поинтересовался он. – Не-а. – По воздуху? – Не-а. Ужасный Джон почесал голову и решил подыграть новенькому. – Тогда как, пешком, что ли? – Ага. – Превосходная идея, – заметил Джон. – Как это я сам не сообразил? Голова высунулась из внутренностей парки и с некоторой тревогой и заботой осмотрела Ужасного Джона с головы до пят. – Не знаю, – констатировала голова. К этому моменту группе собравшихся любопытных стало понятно, что в их отделении ненормальных прибыло. Все, включая Дюка и Ястреба, внезапно заспешили по делам. Пока новичка ориентировали на местности, посвящали в распорядок и систему работы, выдавали всякие ценные указания, большинство старожилов лагеря посетило Генри с убедительной просьбой ИМЕННО К НИМ капитана Макинтайра не подселять. Большинство. За исключением Дюка и Ястреба. – Поживем – увидим, – сказал Ястреб. – Ага, – согласился Дюк. Это случилось позже в тот же день. Дверь в палатку откинулась, и в нее вошли новенький, вещмешок и остальной багаж. Новичок швырнул багаж на одну свободную раскладушку, а себя на другую. Рука исчезла в глубинах парки и выудила оттуда банку пива. Следующий нырок в бездну явил на свет открывалку. Новенький открыл пиво и в первый раз взглянул на своих соседей по палатке. – Да-а-а. Места маловато, – сказал он, – но, думаю, мне здесь будет неплохо. – Меня зовут Пирс, а вот этого – Дюк Форрест, – протягивая руку, представился Ястреб. Новенький не шелохнулся. – Где-то я тебя видел, не так ли? – спросил Ястреб. – Не знаю. Как сам думаешь? – ответил Макинтайр. – Госссподибожемой, Макинтайр, ты всегда такой общительный? – потребовал ответа Дюк. – Только в такой хорошей компании, – ответил Макинтайр. Ястреб вышел на улицу, нагрёб в ведро снега и сделал мартини. Наполнив два стакана, он подумал, пожал плечами и спросил новенького: нет ли у того желания присоединиться? – Хочу. Оливки имеются? – Нету. Рука отправилась в путешествие к ядру парки, и через минуту вытащила оттуда баночку оливок. Новенький выудил одну и положил в стакан с мартини. – Что, тоже оливку хотите? – Ага. Каждый получил по оливке. Дюк сдержанно вздохнул. – Макинтайр, – сказал он, – Ты – настоящий жмот. Ястреб громко рассмеялся. Мартини и голова вылезли из парки, посмотрели на Пирса, и снова исчезли. Дюк и Ястреб дежурили в ночную смену. Новичка на время приставили к ним. Немного западней лагеря, батальон канадцев провел весь день, подставляя себя под пули, и оттого ночь выдалась бурная. Попались и несколько грудных ранений. Все познания о подобных ранениях Дюк и Ястреб, да и все остальные в Двойном-Неразбавленном, приобрели через горький и трудный опыт нескольких предшествующих недель. Новенький особенно много не говорил, но зато вылез из своей парки и показывал им, что нужно делать. Забравшись в третью грудь, он залатал разорванную легочную артерию так же непринужденно, как Джо Ди отправлялся в рутинный полет. С наступлением утра, когда ночная смена направилась в столовку, их просто уже распирало от любопытства к этому новому груднику из Бостона. За завтраком, очередная банка пива материализовалась из нутра парки и, откупорившись, вновь в нём исчезла. В Двойном-Неразбавленном в качестве официантов шестерил целый взвод корейских оборванцев. Один из них поставил миску овсянки и чашку кофе перед доктором Макинтайром. Парка выстрелила головой, два мутных глаза которой уставились на корейского мальчика. – Это что? – Овсянка, сэр. – Не хочу овсянку. Неси фасоль. – Нетуя фасолия. – Ладно. Фиг с ней. Далее завтрак продолжался в тишине. Как только троица вернулись в Палатку Номер Шесть, они попадали на койки. Причем новичок так и остался в куртке. В 4 часа дня Дюк и Ястреб проснулись, умылись и оделись. Парка признаков жизни не подавала, пока вдруг откуда-то из её центральной области не раздались слова: – Как там насчет мартини? Ястреб сделал напиток, а парка снова разродилась оливками. После первого стакана новичок встал, снял куртку, умылся, причесался, и одел её обратно. Рассмотрев его еще раз как следует, Дюк убедился в своем диагнозе, поставленным прошлой ночью в операционной: Доктор Макинтайр был невообразимо, ненормально, просто неприлично тощ. – Эй, пацан, у тебя… энто что, триппер?» Незамедлительного ответа не последовало. Но голова выползла наружу, и даже выглядела слегка заинтересованной. – С чего ты взял, что у него триппер? – спросил Ястреб. – Даже специалист по трипперу не может диагноз через парку поставить. – Вот чего выы…энто… даже не подозреваете, так это, что лично я окончил высшую Армейскую Школу Полевого Медицинского Обслуживания, которая находится в форте Сэм техасского города Хьюстона. С похвальным листом! И, если я чего там и выучил, так это то, что у солдата бывают только две неприятности: он может поймать или пулю, или триппер. Крови я на нем не наблюдаю, стало быть, это триппер. – Ты так убедительно объясняешь, – сказал Ястреб, – что я начинаю тебе верить. Хотя вдруг этот – исключение из правил? – Нету у меня никакого триппера, – выдохнула парка. – Вот видишь? Что я тебе говорил! – сказал Ястреб. Шли дни, а Макинтайр продолжал оставаться загадкой. Он и Ястреб понемногу разговаривали, понемногу приценивались друг к другу, и Пирса не оставляло ощущение что где-то он этого новенького уже видел. Прошло около недели. Однажды снег растаял, и, пользуясь случаем, персонал лагеря затеял игру в футбол. Неудачно пущенный мяч шлепнулся к ногам Макинтайра, когда он и Ястреб выходили из палатки. Он нагнулся и очень, очень медленно поднял мяч. Ленивым жестом он махнул Ястребу, чтобы тот отбежал в конец поля. Когда Пирс удалился ярдов на тридцать, Макинтайр запустил великолепный пас прямо ему в руки. Они продолжили свой путь в столовую молча, и Ястреба продолжали мучить странные отрывчатые воспоминания, которые он никак не мог сфокусировать. – Джон, ты где учился в колледже? – поинтересовался он за кружкой кофе. – В маленьком местечке. Но мне там нравилось. А ты где? – В Андроскоггине. Макинтайр показал зубы в улыбке, но ничего не сказал. К середине дня снова пошел снег. Дюк, прервав жалобы на чёртову погоду янков, писал письмо жене, а Ястреб читал газету Мэйнский Рыбак, когда Макинтайр вдруг поднялся и подошел к двери. – Ты куда? – удивился Ястреб. – На Зимний Карнавал. С этими словами он вышел и отправился в западном направлении – в сторону ближайшей горы. Через полчаса его уже было видно на полпути к вершине. – Это, – сказал Дюк Форрест, – самый наистраннейший сукин сын, каких я видел. Если бы он не был лучшим грудным потрошителем Дальневосточного Командного Округа – пнул бы я его отсюда подальше. – Дай ему время, – ответил Ястреб. Наступило время мартини. Дюк и глубоко задумавшийся Ястреб еще только пригубили первый коктейль. – Я уверен… Точно где-то я его уже видел, – сказал он наконец, – И я, черт побери, когда-нибудь вспомню где! И эта фигня – насчет Зимнего Карнавала… Думаю, он учился в Дартмаутском университете. Вдобавок, Дэниел Вебстер называл Дартмаут «маленьким местечком» и всякое такое. Да, кстати, я тебе говорил, как я единолично выиграл у Дартмаутцев? – Ага. Всего только шестнадцать раз. Расскажи-ка еще разок! – Значит, в середине сезона играли обычно легкую для Больших Зеленых матч, но поднявшаяся метель держала счет 0-0 до последней минуты. У них был один парень, пасы которого считались непревзойденными. Вобщем, кидает он… Снег вокруг и всё такое, и тут… И тут дверь открылась, и в неё влез запорошенный снегом Макинтайр. – А где мартини? – спросил он. Ястреб поднял на него взгляд и внезапно путающиеся воспоминания пролетевших лет, равно как и расстояние в девять тысяч миль, растворились, и память наконец сработала: то ли по вине Дартмаута, то ли из-за снега. Он аж подпрыгнул. – Иисус на Христос, йо-хо-хо и бутылка рома! Дюк! – вскрикнул он. – Ты в курсе, с кем мы живем уже целую неделю? Мы живем с единственным в истории человеком, которому обломилось прямо в женском сортире поезда Бостон-Мэйн! Когда кондуктор обнаружил его в дамском туалете с подружкой, которую он снял на Зимнем Карнавале, она завизжала «Он меня сюда как в ловушку заманил!». И с тех пор к нему пристало прозвище Ловец Джон. Боже, Ловец! Я говорю за себя и Дюка: какая честь находиться в твоем обществе! Скушай мартини, Ловец. – Спасибо, Ястреб. Я уж чуть надежду не потерял, что ты меня узнаешь. Я-то сразу – как тебя увидел, вспомнил того парня, что мой пас перехватил. Хорошо еще у тебя рот был закрыт, а то попал бы мяч прям тебе в глотку. «Эх, Ловец, Ловец, Ловец, – повторял Ястреб, качая головой. «Расскажи, чем же ты всё это время занимался? – Особо – ничем. Так, поддерживал свою репутацию. Дюк встал и пожал Ловцу руку. – Весьма приятно завести знакомство, Ловец, – сказал он. – Ты уверен насчет триппера? Уж очень видок у тебяя… энто…, понимаешь, совсем запущенный. – Нету никакого триппера. Уже нету. Я худой оттого, что не ем ни черта. – Это еще зачем? – Отвык. – Ну, не переживай об этом, – сказал Ястреб. – С кем не бывает, – прибавил Дюк. Итак, двойка превратилась в тройку. Часом позже тройняшки шатаясь ввалились в столовку, держа друг дружку под руки. – Джентльмены, – пафосно объявил Ястреб, – Разрешите представить: Ловец Джон, гордость Винчестера, Дартмаутского Колледжа, и Палатки Номер Шесть. Если кому-нить из вас – необразованных бездельников, он не нравится, то вам придется отвечать за это перед Дюком Форрестом и Ястребом Пирсом. 4 Через несколько недель после идентификации капитана Джона Макинтайра, как Ловца Джона, ситуация в лагере утряслась и пошла рутина. В течение двенадцатичасовых смен доктора иногда работали до изнурения, иногда гоняли мух, но чаще всего работали где-то между этими крайностями. Основная масса раненых поступала круглые сутки из фронтовых медпунктов на машинах скорой помощи, за исключением наиболее серьезных раненых – доставляемых на вертолете. Это означало, что наиболее тяжелые ранения поступали обычно днем, так как вертолеты не летали ночами. Дежурных ночной смены, проработавших с 9 вечера до четырех утра и уже прибравших за собой операционную, можно было увидеть в едва просачивавшемся в долину утреннем свете, вытягивающими шеи на север, заглядывающими за минное поле и реку с её железнодорожным мостом. Они всею душой надеялись, что из туманной дымки не материализуются вдруг вертолеты. Когда раненых было много, расписание смен игнорировалось, и каждый работал пока мог соображать и действовать. До тех пор пока буквально не валился с ног. Поверженные усталостью, доктора отползали поспать несколько часов, и возвращались на рабочее место. Когда же на фронте наступало относительное спокойствие – как правило, зимой и ранней весной – в лагере вдруг появлялось свободное время и исчезали идеи: что с ним делать? Палатка Номер Шесть, жилище Форреста, Пирса и Макинтайра, стала центром социальной активности. Палатку прозвали «Болото», частью от того, что она напоминала облюбованные привидениями руины посреди какой-нибудь трясины, частью от того, что Пирс, будучи студентом колледжа, не был в состоянии платить за комнату в общежитии, и проживал рядом с территорией колледжа в сарайчике, которую одноклассники прозвали Болотом. Красные большие буквы –БОЛОТО– были нарисованы на двери Номер Шесть. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16 |
|||||||