Кочкина, поскольку он оказался пионером, решили из пионеров исключить. Совершенно правильное решение! Нельзя все время принимать, надо хоть раз в десять лет кого-то исключить, проявить принципиальность, политическую зрелость. А уж кого как не Кочкина! Видите ли, он сам решил выйти из рядов… У нас так не бывает! Нет у нас такого понятия «сам», у нас есть только «сами».
      Так основательно думала вожатая Тамара Трошина. В ансамбль песни и пляски ее не приняли. Она была ужасно расстроена. Кроме пединститута, деваться некуда. Тамара это поняла, проплакав всю ночь. «Ансамбль остался в прошлом, в розовых мечтах детства», — сказала себе Тамара, утирая утром слезы.
      О своей неудаче с ансамблем вожатая поведала только Светлане Ивановне, с которой подружилась.
      — Я бы на твоем месте пошла в культпросветучилище, — посоветовала Светлана Ивановна. — В школе ты останешься старой девой и будешь ходить в стоптанных туфлях, как Лидия Петровна.
      — Я училась у Лидии Петровны и очень ее уважаю! — сказала Тома.
      — И чему она тебя научила? — грустно рассмеялась Светлана Ивановна. — По-моему, все ее уроки пошли для тебя впустую.
      Тамара обиделась.
      — А для вас? — спросила она.
      — Ну, я в вашей школе не училась! А если честно, то мне до Лидии Петровны далеко. Но я и не хочу быть Лидией Петровной. Она из другой эпохи, из минувшей.
      Вот такой разговор состоялся между вожатой и учительницей. Ни в каких школьных отчетах о нем не напишешь, мало ли о чем люди говорят.
      О таких разговорах и учащимся не следует знать, да они и не знают. Учащиеся учатся, хотя тоже кое о чем говорят.
      К исключению Васи из пионеров отряд 5 «Б» класса готовился очень ответственно. Татке Малаховой определили самую важную роль — ведущей. Она должна была задавать вопросы, восклицать, негодовать, обличать.
      — У меня болит живот, — отказалась Татка.
      — Что он у тебя все время будет болеть? — спросила Аля. — Кочкина мы ведь не сегодня исключаем. Я знаю, почему ты отказываешься, — он тебе нравится!
      — А если знаешь, то зачем даешь мне это поручение?
      — Чтоб тебя проверить! Что тебе важнее: пионерская совесть или Кочкин?
      Татка рот открыла и ничего не могла произнести: при чем тут совесть и при чем тут Кочкин?
      — Будешь ведущей! — твердо сказала Аля.
      — Не буду!
      — Будешь!
      Татка показала ей язык. Вот это пионерка! Вот это активистка, называется!

      Публикация в газете «Пионерская правда» грянула как гром средь ясного дня. Письмо Васи Кочкина!
      Первой его прочитала Татка Малахова будучи в библиотеке. Только что принесли свежий номер, она развернула его и — знакомая фамилия! Все сходится: и город, и класс, и школа.
      «Воспитывать меня очень трудно… — читала Татка. — Неужели я безнадежен, товарищи читатели?»
      Она поняла, что это крик души, и тут же побежала к Васе домой. Вдруг его уже нет в живых?
      Но Вася был жив. Он смотрел мультик и очень удивился Таткиному приходу в выходной день.
      Татка молча подала ему газету, которую в волнении унесла из библиотеки. Вася все понял: письмо опубликовали! Что-то этому обстоятельству он не обрадовался.
      — Ты писал? — спросила Татка.
      Вася развернул газету. Так и есть! Письмо называлось «Помогите!», хотя он писал без названия. Про поросенка выбросили. Жаль, с поросенком как-то веселее.
      — Ага… Вроде я… — промямлил Вася.
      — Ты правда такой несчастный?
      Вася кивнул.
      — И мама в Ленинград уехала, — сказал он. — Не узнает, как вся страна мне сочувствует.
      — При чем тут твоя мама?
      — Как это при чем? На конкурсе парикмахеров ей некогда и «Пионерскую правду» читать. На все письма придется отвечать папе.
      — Почему папе? — Татка ничего не понимала. — Сам и отвечай!
      — Что я могу ответить? Пошел по кривой дорожке… На учет скоро поставят.
      — Мы тебя не отдадим на учет! — решительно и даже пылко произнесла Татка.
      Вася не знал, как ему дальше быть. Лучше бы Татке правду сказать. Только какую правду? Ведь письмо-то не поддельное, его собственное.
      — Ты можешь никому не говорить? — неуверенно попросил Вася.
      — Почему? — удивилась Татка. — Если даже я никому не скажу, то и без меня все прочитают. Но если ты написал, значит, хотел, чтоб все читали?
      — Так я спросонья написал. Что-то во сне мне приснилось страшное. Я соскочил среди ночи, схватил ручку и давай в «Пионерскую правду» все свои чувства изливать. А потом опять уснул — и ничего не помню. Письмо, видимо, мама опустила утром в почтовый ящик. Я и в «Правду» мог написать. А может, и написал.
      Татка смотрела на него с изумлением.
      — Я думал, письмо в дороге затерялось…
      Тут Татка начала соображать, что Кочкин ее разыгрывает.
      — Как ты мог думать, если забыл, что писал? — спросила она.
      — Я тебе объясню… — сказал Вася. — Иногда что-то у меня в голове проясняется.
      Татка встала.
      — Нет, правда, объясню! — Вася испугался, что она сейчас уйдет. — Просто это трудно сделать.
      Но объяснить он не успел, пришел папа. В руке у него были свежие газеты, которые он достал из почтового ящика. Вася сразу же увидел «Пионерскую правду».
      Татка хотела тут же уйти, но папа не отпустил. И они втроем сели пить чай.
      Про заметку Татка молчала, и Вася был ей благодарен. Но у папы была противная привычка читать за чаем газеты. И вот сейчас он взял газету, да не какую-нибудь, а «Пионерскую правду». Развернул. И, конечно, тут же увидел крупно набранный заголовок «Помогите!» и подпись «Вася Кочкин» с указанием города, школы и класса.
      Папа не скрыл своего удивления.
      — Это что? — И стал читать вслух: «Родители все делают, чтоб вырастить из меня человека. Но это им не удается. Папа из-за меня раньше времени поседел, у мамы появились морщины…»
      Папа прочитал заметку два раза. Второй раз очень выразительно.
      — Мама знает? — спросил он.
      — Она сказала, что кошка скребет на свой хребет, — признался Вася.
      — Правильно сказала, — одобрил папа.
      Вася был согласен и с мамой и с папой. С хребтом у него дела обстояли неважно.
      — Пародист на нашу голову, а? — обратился папа к Татке, считая, видимо, ее совсем своим человеком.
      — А почему пародист? — спросила Татка.
      — Так это же не письмо, а пародия! А что такое пародия? Это насмешливое подражание!
      Наконец Татка все поняла.
      — Вася, но почему ты написал? — спросила она. — Почему тебе в голову приходит все время что-то неправильное?
      — Думал, в гости кто-то позовет с Камчатки. «Вася, дорогой, приезжай!» Хочу на Камчатке побывать.
      — Уж точно: с тобой раньше времени поседеешь! — сказал папа и погладил лысину.

      В школьном коридоре на втором этаже висел стенд под названием «У нас героем становится любой». На нем были наклеены фотографии и вырезки из газет, в которых сообщалось о том, что каждый, кто захочет, может стать героем, будь он хлебороб, кроликовод или ученый-физик.
      На этом стенде кнопками была прикреплена газета «Пионерская правда».
      Первые два урока в этот день прошли тихо-гладко. О заметке узнали только на большой перемене. К газете нельзя было подступиться.
      К концу перемены в 5 «Б» прибегали даже семиклассники и спрашивали:
      — Кто Кочкин?
      Все показывали на Васю, скромно сидевшего в уголке:
      — Вот Кочкин!
      Трудно, очень трудно быть популярным!
      В школу уже пришли три телеграммы: «Волнуемся за Васю!», «Сообщите о Кочкине!», «Поддержите Кочкина!»
      В гости его, правда, пока никто не звал.
      Старшая вожатая Тамара Трошина сияла. Всесоюзное мероприятие! Сейчас они прогремят на всю страну. Молодец, Кочкин! Такое душевное письмо написал, кто бы мог подумать. Хорошо, что они не успели исключить его из пионеров. Сейчас с полной уверенностью можно сказать: весь педколлектив, комсомольская, пионерская организации проявляли к Васе чуткость. Но, видимо, недостаточную. Тут нужно будет прямо признаться, самокритика никогда не вредит. Самокритика всем идет на пользу! Зато сейчас они не ударят в грязь лицом. Старшая вожатая чувствовала ответственность перед всей страной.
      В школе был настоящий переполох. Звонили из районо, из облоно.
      Светлана Ивановна писала отчет об индивидуальной работе с учащимися, в частности с Кочкиным. Она тоже самокритично отнеслась к себе и этим вызвала одобрение директора.
      Глеб Григорьевич срочно собрал педсовет.
      — Какие дети учатся в нашей школе! — сказал он задушевно. — Замечательные дети! А вы, Светлана Ивановна, не разобрались в Кочкине, не подобрали к нему ключик!
      Светлана Ивановна была в задумчивости: как найти к Кочкину ключик?
      Командир отряда 5 «Б» класса Аля Соломина тоже не дремала. Она собрала совет отряда. Нужно было обсудить письмо Кочкина и послать коллективный ответ в «Пионерскую правду».
      — А вдруг Кочкин нарочно написал? — сказала Татка. — Может, он хотел, чтоб его позвали в гости на Камчатку?
      — При чем тут Камчатка! — возмутилась Аля.
      — Я тоже хочу на Камчатку! — сказал Дима Беляков.
      — Да при чем тут Камчатка! — еще больше возмутилась Аля. — Ты, Беляков, все больше заражаешься от Кочкина!
      Тут неожиданно раздался голос всегда молчащего Андрюши:
      — Подадим руку Кочкину! — крикнул он.
      Никто не ожидал, что у Андрюши такой звонкий голос.
      Его призыв прозвучал как раз в тот момент, когда в класс вошла вожатая Тамара. У нее была способность приходить всегда вовремя.
      Она поддержала Андрюшу.
      — Мы торжественно примем Кочкина в пионеры, — сказала вожатая. — Он прошел испытание. Молодец, Кочкин!
      Аля с непониманием уставилась на вожатую. В голове у нее перемешались все установки: то принимать Кочкина в пионеры, то исключать, то принимать, то исключать!
      Пока шло заседание совета отряда, Вася Кочкин с Костей Гвоздиковым сидели под лестницей. Костя сразу «раскусил» друга.
      — Ну и устроил ты опять, — сказал он, прочитав заметку. — Правильно ты пишешь: беседуют с тобой, беседуют — и никакого толку.
      — Давай снимем газету со стенда, чтоб не читали, — предложил Вася.
      И вот сейчас они сидели под лестницей и ждали, когда во второй смене начнется урок и коридор опустеет. Звонок уже прозвенел, но отдельные опоздавшие еще бегали.
      — Никакой дисциплины! — пробормотал Вася.
      Наконец стало тихо и пусто. Друзья выбрались из-под лестницы и побежали к стенду.
      Вася быстро отодрал кнопки. Газета зашуршала и упала на пол.
      — Ты куда смотришь! — прошептал Вася. — Держи!
      Костя поднял газету, скомкал и сунул в ранец.
      — А ну, повесь обратно! — за их спиной стоял Ромка Кузаков.
      Костя прижал ранец к себе.
      — Вешай обратно! — приказал Ромка. — Кому говорят? А то потом на меня свалят: «Опять Кузаков газету стащил!»
      — Не указывай! — сказал Вася.
      — А может, я хочу почитать, как ты свою жизнь расписал! Ой, где же мой платочек, вдруг заплачу! — Кузаков начал изображать, что он всхлипывает.
      Вася пошел, но Ромка преградил ему дорогу.
      — Ну, давай повесим, — Костя вытащил смятую газету.
      — Ты что? — Вася выхватил из его рук газету и стал рвать.
      — Так… — произнес Ромка задумчиво-грозно.
      Они стояли друг перед другом.
      Кузаков и правда был красив. Тонкие черты лица, прямые черные брови, волнистая прядь на лбу. Поэту бы такое лицо! Но Ромка никогда не читал стихов.
      Кузаков подошел к Васе вплотную. Первый раз ему захотелось ударить этого нелепого Кочкина серьезно.
      — Кончайте! — сказал Костя, оглядываясь. — Васька, пойдем!
      Но Вася его не слышал. Наконец-то он один на один с Кузаковым.
      Ромка толкнул его первый. Вася упал, но тут же вскочил и неожиданно боднул противника. Кузаков растянулся на полу.
      И в это время появилась Светлана Ивановна.
      — Что происходит? — воскликнула она. — Кочкин, ты опять дерешься? Что тебе сделал Кузаков? Почему он на полу?
      — При чем тут Кочкин? — Ромка встал. — Я поскользнулся, вот и все. — Не мог же он признаться в своем поражении. — А они газету сорвали! — сообщил он с удовольствием. — Всю в клочья изорвали. Центральная газета! — Кузаков пошел, засунув руки в карманы и насвистывая.
      — Почему вы изорвали газету? — спросила Светлана Ивановна.
      Костя стал собирать с пола обрывки.
      — Случайно! — сказал Вася.
      — Опять случайно! — у Светланы Ивановны душа кипела от возмущения, но она сдерживалась. К Кочкину нужно было подобрать ключик, хотя ей это делать совершенно не хотелось.
      — Ну что тебе, Кочкин, нужно? — спросила она. — Зачем ты написал в газету?
      — Я нарочно.
      — Нарочно? — Светлана Ивановна хмыкнула. Ведь мелькала у нее такая мысль, не верила она в это письмо.
      — Вот что, Кочкин. Раз уж написал, так написал. Расшумелся на всю страну, так теперь молчи, не высовывайся. Твое «нарочно» никому не нужно.
      Первый раз между ними произошло что-то похожее на взаимопонимание.
      Но тем не менее совету классного руководителя Вася не внял. На следующий день он всем говорил, что написал нарочно. Только ему никто не верил.

      Вася с нетерпением ждал субботу. Во-первых, должна была приехать мама. Во-вторых… во-вторых, выходила замуж тетя Фиса! И свадьбу должны были играть у них в квартире. Еще со среды начал толпиться народ. Приносили картонные ящики с вином и продуктами, что-то громко обсуждали, что-то готовили на кухне. Все это Васе было очень интересно.
      И вот наступила суббота. Папа очень боялся, как бы мама не опоздала к свадьбе. Но самолет прилетел вовремя. Мама даже поспела в загс на регистрацию.
      Когда Вася пришел из школы, в доме было полно народу. Мама была очень красивая в платье с белым кружевным воротником. И папа тоже красивый, в черном костюме в полосочку. Можно подумать, что это они женились.
      Встретив сына, мама обняла его и стала целовать. Но про школу не забыла спросить. Вася сказал, что все хорошо. И наконец-то это было правдой. У него было все так хорошо, как никогда. Даже Аля Соломина ему улыбалась, а Дима давал списывать задачи. И в пионеры собирались принять торжественно. Но Вася снова сказал:
      — Не…
      — Опять «не»? — удивилась Аля.
      — Не…
      Но про «не» он ничего маме не сказал. Да и не до того было.
      Тетя Фиса — невеста! — сидела в большой комнате за длинным столом. Рядом с ней торжественно восседал ее жених, то есть уже муж — невысокий, толстенький, с черными веселыми глазами.
      Он подал Васе руку.
      — Василий Иванович! — представился он.
      — Василий Павлович! — ответил Вася и пожал руку.
      — Тезки! Два Василия! — сказала радостно тетя Фиса, как будто именно это обстоятельство должно было сыграть в ее жизни решающую роль.
      На шее тети Фисы блестели бусы, в ушах сверкали сережки. Счастливая была тетя Фиса. Василий Иванович держал ее руку в своей руке и тоже был счастливый. Можно подумать, что они были молодые-молодые и жизнь еще только-только начиналась. И все еще было впереди.
      И почему-то Вася подумал про Лидию Петровну, и ему захотелось, чтоб она тоже была у них за столом и тоже была счастливая.
      Среди веселых гостей только один человек не особенно веселился — дядя Коля. Он сидел, как всегда, обхватив голову руками.
      — Тоже бы женился, — сказала мама. — А то мается… И она мается. Вот бы и сошлись.
      — Жить никого не научишь, — возразил папа. — Каждый живет по-своему.
      Отчего-то Вася никогда не задавался вопросом, почему дядя Коля один. Оказывается, из-за дяди Коли кто-то мается, что-то дядя Коля делает не так. Почему?
      В жизни так много вопросов и так мало ответов.
      Папа с дядей Колей ушли на кухню. Вася тоже пошел к ним. Наверное, дядя Коля опять про озон говорит. С озоном дела плохи.
      Но папа с дядей Колей говорили не про озон.
      — Значит, был у нас период застоя, — задумчиво сказал папа.
      Да… — неопределенно произнес дядя Коля. — А кто же мы такие? Мы в этот период жили… А нам по радио сообщают…
      Они с дядей Колей уставились друг на друга, как бы изучая явление.
      — Какой период? — спросил Вася.
      — Застоя! — трагически произнес дядя Коля.
      Вася задумался и вдруг закричал:
      — Ура!
      — Ты что, свихнулся? — спросил папа.
      Но Вася не свихнулся.
      — Это хорошо, что у нас застой, — сказал он, довольный. — Значит, расцвет еще не наступил!
      — Какой расцвет? — вздохнул дядя Коля.
      — Он и не нужен! — заявил Вася. — В каждом государстве после расцвета наступает закат. Чем дольше нет расцвета, тем дольше нет заката!
      — До заката нам не дожить! — иронично сказал папа.
      — Выходит, все еще впереди! — тут дядя Коля даже повеселел, похлопал Васю по плечу.
      Никаких оснований к хмурости не было. Папа с дядей Колей это поняли. Они пошли снова поздравлять тетю Фису.
      Про Васю все забыли. Он как следует наелся (хорошо бы каждый день были свадьбы!) и побежал на улицу. Они договорились с Костей Гвоздиковым встретиться у ротонды.
      Слегка подморозило. Небо было холодное, голубое. И на этом голубом небе вырисовывались черные ветви деревьев. Вася бежал вприпрыжку и напевал:
 
Это простенькое дело,
Надо жить на свете смело!..
Это простенькое дело,
Надо жить на свете смело!
 
      Костя еще не пришел. Вася забрался на ротонду. Он стал рассматривать, как крутится колесо обозрения. Оно поворачивалось против часовой стрелки, как будто двигалось в обратное время.
      В одной из люлек, опустившихся к земле, Вася увидел знакомую голубую курточку и вязаную белую шапочку с помпончиком. Яна! А рядом с ней — Ромка Кузаков!
      Вася спрятался за колонну. Почему он подумал, что Яна только с ним каталась на колесе? Как всегда, она его дурачила. «Страшно, ой страшно!» И он поверил! С Ромкой, наверное, ей тоже было страшно.
      Нет уж, прятаться он не будет! Вася вышел из-за колонны. Пусть она его увидит и покраснеет. И правда, она его увидела, толкнула Ромку.
      Вася спрыгнул с ротонды, подошел к ним.
      — Ты что, следишь за мной? — спросила Яна и при этом посмотрела на Ромку.
      — Ты ведь не иностранная разведчица.
      — А ты чего все время нос задираешь? — спросил дружелюбно Ромка.
      Вася удивился его тону, но ничего не ответил.
      — Мы с тобой можем корешить, — сказал Ромка. — Идет? — и подал ему руку.
      — Не идет, — ответил Вася и руки ему не подал.
      Ромка насупился.
      — Ну, Пушкин! — сказал он и дернул Васю за воротник.
      — Будем драться? — спросил Вася.
      — Ты свое получишь, когда время придет. Пошли! — и он кивнул Яне.
      Яна, видимо, не знала, что делать. Она потопталась на месте и все-таки пошла за Ромкой.
      Вася сел на ступеньку ротонды. Яна оглянулась, помахала ему рукой, но ответа не получила.
      На клумбах лежали замерзшие астры.
      Вася еще не знал, что ему пришло письмо с Камчатки от семьи Гусевых.
      На Камчатке в этот день стояла ветреная погода. А вулкан, который преспокойно спал много лет, загудел.

КОНЕЦ