Круземарк улыбнулся, и его улыбка походила скорее на злобную гримасу.
      - Тщеславие, - бросил он. - Джонни грешил тщеславием. Он вздумал перехитрить самого Князя Тьмы.
      - Каким образом?
      - Ты должен понять: я не ученый, я лишь верующий. Я посещал ритуалы как свидетель, но не смог бы объяснить магическую суть посвящений или смысл недельной подготовки к ним.
      - Ближе к делу.
      Не успел он продолжить, как его прервал экспресс, направляющийся к центру. Я следил за ним, но он выдержал мой взгляд и, быстро прогоняя в уме свою историю, не выдал себя ни малейшим жестом, дожидаясь, пока мимо промчится последний вагон.
      - С помощью Сатаны Джонни очень быстро стал знаменитым. По-настоящему знаменитым. За одну ночь он попал в заголовки газет, а через пару лет разбогател, как Крез. По-моему, успех вскружил ему голову. Он поверил, будто источник силы в нем самом, а не в Хозяине Тьмы. А вскоре Джонни и вовсе принялся хвастать, что нашел способ увильнуть от выполнения своего обязательства по сделке.
      - И ему это удалось?
      - Он попытался. У него была порядочная библиотека, и он отыскал некий полузабытый ритуал в рукописи какого-то алхимика времен Возрождения. Ритуал касался трансмутации душ. Джонни пришло в голову поменяться с кем-либо психическим кодом. То есть, стать изначально другой личностью.
      - Продолжай.
      - Что ж, ему понадобилась жертва. Некто его возраста, родившийся под тем же знаком. Джонни нашел молодого солдата, только что вернувшегося из Северной Африки, откуда тогда прибывали наши первые раненые. У парня было новехонькое демобилизационное медсвидетельство, и он праздновал канун Нового года. Джонни выбрал его из толпы на Таймс-сквер. Он опоил его в баре наркотиком, а затем отвез к себе. Там и состоялась церемония.
      - Что за церемония?
      - Ритуал трансмутации. Мэг ассистировала ему. Я был свидетелем. Джонни снимал номер в "Уолдорфе", там он всегда держал свободную комнату для исполнения обрядов. Горничные считали, что он занимается в ней вокалом.
      Окна были завешаны темными велюровыми шторами. Солдата раздели, уложили спиной на резиновый мат и привязали. Джонни выжег пентакль у него на груди. По углам комнаты дымились на жаровнях ароматические воскурения, но запах горелой плоти был намного сильней...
      Потом Мэг вынула из ножен кинжал, - девственный, ни разу еще не побывавший в деле. Джонни благословил его на иврите и на греческом, произнося незнакомые мне молитвы, - я не понял там ни слова. Закончив, он омыл лезвие в алтарном пламени и сделал глубокие надрезы поперек сосцов солдата. Окунув кинжал в кровь паренька, он начертил им круг на полу рядом с телом.
      Затем снова прозвучали заклинания, которых я не понял. Хорошо помню запахи и пляшущие тени. Мэг пригоршнями бросала в огонь химикалии, и языки пламени становились то зелеными и синими, то фиолетовыми и розовыми. Это завораживало.
      - Похоже на цирковое представление. Что случилось с солдатом?
      - Джонни съел его сердце. Он вырезал его так быстро, что оно еще билось, когда он пожирал его. Это было концом ритуала. Может, он и в самом деле заполучил душу парня, хотя для меня он по-прежнему остался Джонни.
      - Какой прок ему от убийства солдата?
      - Он задумал при случае скрыться из виду и затем "всплыть" в качестве солдата. Он давно уже прятал в тайнике деньги. Предположительно, Великий Сатана не должен был почувствовать разницу. Но, к сожалению, ему не удалось замести следы. Его отправили за океан раньше, чем он успел это сделать, а существо, что вернулось домой вместо него, не помнило даже собственного имени, не говоря уже о заклятьях на иврите.
      - И тут в игру вступила твоя дочь.
      - Верно. Прошел год, и Мэг потребовала, что мы помогли ему. Я выложил деньги для подкупа доктора, и мы высадили Джонни на Таймс-сквер в канун Нового года. Мэг настояла на этом. Это было "начальной точкой", - последним местом, которое запомнил солдат, прежде чем Джонни опоил его.
      - Что случилось с телом?
      - Они расчленили его и скормили куски охотничьим собакам в моей деревенской псарне.
      - Что еще ты помнишь?
      - Пожалуй, больше ничего. Разве что шутки Джонни. Он высмеивал свою жертву, говорил, что бедняге здорово не повезло. Его послали, чтобы завоевать Оран, и кто же, в конце концов, подстрелил его? Долбаные французы! Это казалось Джонни очень забавным.
      - Так это был Оран! - Схватив Круземарка за рубашку, я ударил его о лесенку. - Как звали солдата?
      - Не знаю.
      - Ведь ты был в той комнате!
      - Я не знал об этом ничего до самого ритуала. Я лишь свидетельствовал.
      - Ну так тебе сказала об этом дочь!
      - Нет, не сказала. Она сама не знала. Это входило в магию ритуала. Только Джонни мог знать настоящее имя жертвы. Кто-то, кому он доверял, должен был хранить для него эту тайну. Он запечатал жетоны солдата в древнюю египетскую каноническую вазу и отдал ее Мэг.
      - Как она выглядела?! - Я едва не придушил его. - Ты видел ее хоть раз?
      - Много раз. Мэг держала ее у себя на столе. Она была из алебастра, белого алебастра, с трехглавой змеей на крышке.
      Глава сорок шестая
      Я торопился. Плотно прижимая 38-ой калибр к ребрам магната, я отомкнул браслеты и засунул их в карманы куртки.
      - Не шевелись, - предупредил я, отступая к открытому проему и направляя револьвер ему в живот. - Даже не дыши. Круземарк потер кисть.
      - А как насчет пленки? Ты обещал мне пленку!
      - Извини. Я лгал насчет нее. Когда общаешься с типами вроде тебя, приобретаешь плохие манеры.
      - Я должен получить эту пленку.
      - Ага, знаю. Мечта шантажиста сбывается.
      - Если тебе нужны деньги, Энджел...
      - Можешь подтереть задницу своими вонючими деньгами.
      - Энджел!
      - До встречи, хозяин. - Я шагнул на дорожку в тот миг, когда мимо загремел поезд на пригород. Мне было наплевать, видел меня машинист или нет. Единственной ошибкой было то, что я убрал в карман "смит-и-вессон". Все мы иногда делаем глупости.
      Я не слышал, как меня догонял Круземарк, пока он не схватил меня за глотку. Я недооценил его. Он был опасен и силен, как дикий зверь, невероятно силен для своего возраста. Дыхание рвалось из него короткими злыми толчками. Он был единственным из нас двоих, кто дышал.
      Даже обеими руками я не мог разбить его смертельную хватку. Просунув ногу меж его ног, я зацепил его за лодыжку и дернул. Мы оба потеряли равновесие и упали прямо на движущиеся вагоны. Мощный удар отбросил нас друг от друга, как тряпичных кукол, отшвырнув меня к стене.
      Круземарк ухитрился остаться на ногах. Мне не столь повезло: разметавшись на пыльной дорожке, как пьяный, я следил за мчавшимися мимо моего лица железными колесами. Поезд пронесся мимо. Круземарк намеревался пнуть меня в голову, но я поймал его ногу и дернул вниз. Я уже получил свою долю ударов ногами на неделю вперед.
      Лезть за револьвером было поздно. Круземарк сидел на дорожке лицом ко мне, я прыгнул на него и ткнул кулаком ему в шею. Он крякнул, как жаба, попавшая под каблук. Я ударил снова, сильнее, и почувствовал, как нос его проседает под кулаком, словно гнилой плод. Он ухватил меня за волосы, прижимая мою голову к своей груди, и мы принялись топтаться на дорожке, яростно размахивая руками и пинаясь.
      Наш бой не укладывался ни в какие "честные рамки". Маркиз Квинсберри его бы не одобрил. Круземарк повалил меня наземь и схватил жесткими ладонями за глотку. Не в силах разжать его тренированные ладони, я поддел правой рукой его подбородок и попытался отогнуть ему назад голову. Трюк не удался, поэтому я просто ткнул ему большим пальцем в глаз.
      Это сработало. Вопль Круземарка заглушил даже шум грохочущего по туннелю поезда местной линии. Его хватка ослабла, и я вырвался, жадно глотая ртом воздух. Я отбил прочь его шарящие руки, и мы вновь покатились по рельсам. Очутившись над ним, я услышал, как ударилось его голова о шпалу. Для верности я добавил ему коленом в пах. В старике почти не осталось боевого задора.
      Я встал и пошарил в кармане в поисках "смит-и-вессона". Револьвер исчез, потерявшись в схватке. Услышав хруст угольной крошки, я насторожился и увидел, как темная фигура Круземарка, пошатываясь, поднимается на ноги. Он бросился ко мне и, сильно размахнувшись, выдал правой. Шагнув навстречу, я припечатал его дважды поддых. Он был жилист и крепок, но я знал, что ему больно.
      Приняв плечом почти безобидный удар левой, я ткнул кулаком правой ему в лицо - прямо в надбровную кость. Это было все равно что ударить каменную стену. Рука онемела от боли.
      Впрочем, удар нисколько не замедлил Круземарка. Он лез напролом, жестко и коротко работая кулаками. Я не мог блокировать все его удары, и он ужалил меня пару раз, пока я нашаривал в куртке наручники. Я использовал браслеты как цеп, ударив его слева направо поперек лица, и звон стали о кость показался мне сладкой музыкой. Я ударил еще раз, повыше уха, и он, хрюкнув, рухнул навзничь.
      Резкий вопль магната эхом разнесся по истекающему влагой тоннелю и замер, напомнив звук падения тела с огромной высоты. В темноте гигантской мухой загудело электричество. Рельсы.
      Я не стал прикасаться к телу. Было слишком темно, чтобы разглядеть его как следует, и я отступил на безопасную дорожку. При свете далекой лампочки, я смутно видел силуэт его фигуры, распростершейся поперек рельсов.
      Вернувшись к дверному проему, я поискал возле лесенки кожаный саквояж. Из него на меня уставилась оскаленная львиная маска из папье-маше. Под скомканным черным плащом я нашел маленький пластиковый фонарик. Вот и все. Я шагнул назад, в тоннель, и включил его. Круземарк лежал съежившись, словно кучка старой одежды, с застывшим в агонии лицом. Невидящие глаза уставились на бегающие рельсы, а разинутый рот замер в беззвучном вопле. Спираль едкого дыма поднималась над его сожженной плотью.
      Я стер свои отпечатки с ручки и бросил саквояж рядом с телом. Маска выпала из него на угольную крошку. Посветив лучом фонарика на дорожку, я нашел свой револьвер у стены - он лежал в нескольких футах от меня. Я поднял его и сунул в карман. Костяшки правой руки мучительно болели, но пальцы двигались, и я знал, что они не сломаны. Хотя нельзя было сказать то же самое о "лейке". В глубине линз появилась паутина крошечных трещин.
      Я проверил свои карманы. Все было на месте, не считая кожаного талисмана Эпифани. Он потерялся в драке. Я немного поискал, но не нашел его. Сейчас были дела поважнее. Освещая путь фонариком Круземарка, я заспешил по дорожке, предоставив миллионера-судовладельца очередному поезду, который расчленит его. Сегодняшней ночью крысы угостятся на славу.
      Выйдя из подземки на станции "Двадцать третья улица", я взял такси на углу Южной Парк-авеню. Я дал водителю адресок Маргарет Круземарк, и через десять минут он высадил меня у Карнеги-холла. На углу стоял старик в потрепанной одежде и наяривал Баха на скрипке, скрепленной изолентой.
      Я поднялся на одиннадцатый этаж, не заботясь о том, помнит меня высохший старик-лифтер или нет. На хорошие манеры ухе не хватало времени. Дверь в квартиру Маргарет Круземарк была опечатана полицией, замок заклеен полоской липкой бумаги. Я сорвал ее, подобрал нужную "железку" и вошел внутрь, вытерев ручку рукавом куртки.
      Включив фонарик, я направил луч в гостиную. Кофейный столик, на котором было распростерто тело, исчез вместе с кушеткой и персидским ковром. На их месте остались силуэты, сооруженные при помощи клейкой ленты. Очертания рук и ног Маргарет Круземарк, торчащие с четырех сторон прямоугольного силуэта стола, выглядели карикатурой на человека, напялившего на себя бочонок.
      В гостиной не было для меня ничего интересного, и я прошел по коридору в спальню колдуньи. На всех ящиках и шкафчиках с досье находилась печать Полицейского Департамента. Я пробежал лучом фонарика по крышке стола. Календарь и разбросанные бумаги исчезли, но ряд книг стоял как прежде. На краю блестела полированной костью древняя алебастровая урна.
      Я поднял ее дрожащими руками. Несколько минут возился с ней, но крышка с резной трехглавой змеей оставалась крепко закрытой. В отчаянии я швырнул сосуд на пол. Он разлетелся как стекло.
      Заметив среди осколков блеск металла, я схватил со стола фонарик. Комплект армейских "собачьих жетонов" серебрился в переплетениях цепочки бусин. Я поднял их, поднеся к свету маленький прямоугольный жетон. Непроизвольная дрожь холодом пронзила мое тело. Я провел ледяными пальцами по выпуклым буквам. Вместе с серийным номером и типом крови машина отштамповала имя: ЭНДЖЕЛ, ГАРОЛЬД Р.
      Глава сорок седьмая
      Жетоны бренчали у меня в кармане по пути вниз. Я не сводил глаз с ботинок лифтера, машинально поглаживая большим пальцем выпуклые металлические буквы, словно слепой, читающий текст по Брайлю. Мои колени ослабли, но голова лихорадочно работала, пытаясь увязать концы с концами. Головоломка никак не сходилась. Все это подстроено, жетоны - приманка. Круземарк - один или с дочерью - замешан в деле, а Сифр - мозг всего предприятия. Но зачем? К чему все это нужно?
      Промозглый ночной воздух вывел меня из транса. Я бросил пластиковый фонарик Круземарка в мусорную урну и подозвал проходящее такси. Прежде всего мне необходимо было уничтожить доказательства, спрятанные у меня в сейфе. "Угол Сорок второй и Седьмой", - сказал я водителю, откидываясь назад.
      Мы понеслись по авеню, последовательно успевая на зеленый свет. Облака пара выбивались из-под крышек люков, как в последнем акте "Фауста". Джонни Фаворит продал душу Мефистофелю, а затем попытался выйти из сделки, принеся в жертву солдата с моим именем. Мне вспомнилась элегантная улыбка Сифра. Зачем ему было устраивать эту головоломку? И я перенесся вдруг в прошлое Таймс-сквер, канун Нового, сорок третьего, года. Я помнил все так отчетливо, как будто это был первый выходной вечер в моей жизни. Я трезв как стеклышко среди моря пьяных, и мои "собачьи жетоны" надежно упрятаны в кармашек для мелочи в бумажнике. Надежно... Бумажник вскоре увели. Через шестнадцать лет они оказались в квартире у мертвой женщины. Что за чертовщина здесь происходит?
      Таймс-сквер сияла огнями, как неоновое чистилище. Я коснулся пальцами своего невероятного носа, припоминая прошлое. Большая часть носа исчезла, стертая залпом французской артиллерии в Оране. Остались лишь кусочки. Они напоминают о себе, когда я ощущаю какой-нибудь запах. Черт побери, я знал, кем был. И знаю, кто я сейчас.
      Когда мы остановились перед лавкой сувениров, я увидел, что в моей конторе горит свет. На счетчике было семьдесят пять центов. Я сунул водителю доллар, пробормотав, чтобы он оставил сдачу себе. Я надеялся, что еще не поздно.
      Я поднялся на третий этаж по пожарной лестнице, чтобы меня не выдал шум лифта. Коридор был темен, как и моя приемная, но свет из кабинета переливался на рельефном стекле двери. Вынув револьвер, я тихонько вошел в приемную. Свет выплескивался через распахнутую дверь на мой вытершийся ковер. Я с минуту подождал, но ничего не услышал.
      Контора была перевернута вверх дном: стол как будто подвергся налету, ящики вывернуты и содержимое разбросано по линолеуму. Помятый зеленый шкафчик для досье лежал на боку, и глянцевые фотографии сбежавших детишек валялись в углу, скрученные словно осенние листья. Поднимая с пола упавшее кресло, я заметил, что стальная дверца конторского сейфа распахнута настежь.
      В этот миг свет погас. Не в конторе - у меня в голове. Меня оглушили чем-то вроде бейсбольной биты. Уже проваливаясь в кромешную тьму, я услышал резкий щелчок, когда она достигла цели.
      Брызги холодной воды в лицо привели меня в чувство, и я сел, отплевываясь и мигая. В голове пульсировала резкая боль. Надо мной стоял Луи Сифр в смокинге и лил на меня воду из бумажного стакана. В другой руке он держал мой револьвер.
      - Нашли то, что искали? - спросил я.
      - Да, благодарю вас, - улыбнулся Сифр и, смяв стаканчик, швырнул его на и без того уже замусоренный пол. - Человеку вашей профессии не следовало бы хранить свои секреты в жестяной банке. - Он извлек из внутреннего кармана смокинга гороскоп, изготовленный для меня Маргарет Круземарк. Полагаю, полиция рада будет заполучить это.
      - Думаете, вам это сойдет с рук?
      - Ну конечно, мистер Энджел, уже сошло.
      - Почему вы вернулись? У вас уже был гороскоп.
      - А я не уходил отсюда, я ждал в другой комнате. Вы прошли мимо меня.
      - Ловушка.
      - В самом деле. И неплохая ловушка. Вы шагнули в нее с огромным удовольствием. - Сифр вернул гороскоп во внутренний карман. - Прошу извинить за довольно неприятный удар, но мне нужны были кое-какие ваши вещицы.
      - Что за вещицы?
      - Ваш револьвер. Он мне пригодится. - Сифр полез в карман, медленно извлек жетоны и покачал их передо мной на цепочке из бусин. - И еще это.
      - Неплохо задумано, - заметил я. - Подложить их в квартиру Маргарет Круземарк. Как вам удалось склонить ее отца к сотрудничеству?
      Улыбка Сифра стала шире.
      - Кстати, а как поживает господин Круземарк?
      - Мертв.
      - Жаль.
      - Я вижу, как вы по нему убиваетесь.
      - Потеря одного из верующих всегда достойна сожаления. - Сифр поигрывал жетонами, пропуская цепочку меж тонких пальцев. На его наманикюренной руке блеснуло гравированное золотое кольцо доктора Фаулера.
      - Бросьте ваши дешевые трюки, не купите вы меня на это. Ваше смахивающее на кличку имя - не основание, чтобы считать вас настоящим.
      - Предпочитаете раздвоенные копыта и хвост?
      - Я не мог раскусить вас до сегодняшнего вечера. Вы забавлялись со мной. Обед у "Ла Вуазен". А ведь мне следовало догадаться, когда я узнал, что шестьсот шестьдесят шесть - число Зверя из Апокалипсиса. Я уже не столь сообразителен, как раньше.
      - Вы разочаровываете меня, Энджел. А мне-то казалось, вы запросто рассифровали имя "Сифр", - сказал он пришепетывая и самодовольно хмыкнул.
      - Навлечь на меня подозрения за ваши убийства было, конечно, хитрым трюком, - продолжал я, - не будь одной промашки.
      - Ив чем она заключается?
      - Герман Уайнсэп. Ни один легавый не поверит в историю о клиенте, притворившимся Люцифером, - лишь чокнутый способен выдумать такое. Но у меня есть свидетель, Уайнсэп.
      Сифр с волчьей усмешкой повесил жетоны себе на шею.
      - Поверенный Уайнсэп пропал вчера. Несчастный случай на лодочной прогулке в Сэг-Харбор.
      - Предусмотрели все, не так ли?
      - Я стараюсь быть пунктуальным. А теперь, вы должны извинить меня, Энджел. Несмотря на крайне приятную беседу, боюсь, мне следует заняться делами. С вашей стороны было бы крайне неразумным пытаться задержать меня. Если это произойдет, мне придется стрелять, - Сифр застыл в дверях, как артист, эффектно обставляющий свой уход. - Поскольку я горю нетерпением заполучить обещанное, крайне жаль было бы уничтожить его, да еще и его собственным револьвером.
      - Поцелуй мою задницу! - крикнул я.
      - В этом нет надобности, Джонни, - улыбнулся Сифр. - Ты уже поцеловал мою.
      Он тихо закрыл за собой дверь. Я подполз на четвереньках по усеянному мусором полу к открытому сейфу. В сигарной коробке на нижней полке у меня хранился запасной пистолет. Сбрасывая стопку документов с коробки, я почувствовал, как заколотилось у меня сердце. Коробка была на месте. Откинув крышку, я вытащил из нее "Кольт-Коммандер" 45-го калибра. Большой автоматический пистолет лег мне в ладонь сбывшейся мечтой.
      Я сунул в карман запасную обойму и заторопился к выходу. Прижав ухо к стеклу, я прислушался, ожидая, когда закроются дверцы лифта, и как только они захлопнулись, я оттянул затвор пистолета и послал патрон в патронник. Я увидел, как крыша кабины лифта скользнула мимо круглого стеклянного оконца в Двери, и тут же бросился к пожарной лестнице.
      Я понесся вниз через четыре ступени, придерживаясь за перила, и мне удалось поставить новый рекорд в соревновании с лифтом. Задыхаясь, я стоял на лестничной клетке, сунув в приоткрытую пожарную дверь носок ботинка и упирая о косяк обе руки с зажатым в них пистолетом. Сердце барабанной дробью стучало в моей голове.
      Я молился, чтобы в руке у Сифра все еще был мой револьвер, когда дверца распахнется. Тогда это будет выглядеть как самооборона. Поглядим, какова его магия в поединке с полковником Кольтом. Я представил себе, как впиваются в него тяжелые пули, швыряя вверх его тело и орошая темной кровью манишку вечерней рубашки. Можно было корчить из себя дьявола, обманывая поклоняющегося вуду пианиста или пожилую леди-астролога, но со мной этот номер не пройдет. Он выбрал на роль козла отпущения неподходящего человека.
      Круглое оконце в наружной двери наполнилось светом, и лифт со звоном остановился. Я поймал цель и задержал дыхание. Сатанинская шарада Луи Сифра пришла к концу. Красная металлическая дверца скользнула в сторону. Кабина была пуста.
      Я побрел вперед, как лунатик, не веря собственным глазам. Он не мог исчезнуть. Там не было выхода. Я следил за индикатором над дверью и видел, как зажигались номера по мере безостановочного спуска лифта. Сифр не мог сойти, если лифт не останавливался.
      Я вошел в кабину и нажал кнопку верхнего этажа. Едва лифт тронулся вверх, я влез на латунные поручни, опираясь обеими ступнями о стенки, и толчком распахнул люк аварийного выхода на потолке.
      Высунув голову наружу, я огляделся". На крыше лифта Сифра не было. Жирные кабели и крутящиеся шестерни не оставляли места, чтобы спрятаться.
      С четвертого этажа я влез по пожарной лестнице на крышу. Двигаясь по вздувшемуся волдырями рубероиду, я поискал за дымовыми трубами и вентиляционными шахтами. Его не было на крыше. Прислонясь к выступу карниза, я посмотрел вниз, вначале на Седьмую авеню, а затем, с угла, на Сорок вторую улицу. Воскресным вечером народу на улицах мало. Лишь шлюхи обеих полов сшивались на тротуарах. Почтенной фигуры Луи Сифра нигде не было видно.
      Я попытался побороть свое замешательство логикой. Если его нет ни на улице, ни на крыше, и он не сходил с лифта, значит он где-то в здании. Это было единственным возможным объяснением. Он где-то прячется. Иначе не могло быть.
      В последующие полчаса я обошел все здание. Я заглянул во все туалеты и служебные кладовки. С помощью моих "железок" я побывал в каждом темном и пустом кабинете. Я обыскал конторы Алры Кипниса и "Электролисис" Ольги. Я прочесал убогие приемные третьеразрядных дантистов и крошечные комнатушки торговцев редкими монетами и марками. Нигде не было ни души.
      Я вернулся в контору, чувствуя себя опустошенным. Во всем этом не было ни капли здравого смысла. Никто не может исчезнуть как по волшебству. Это мог быть лишь трюк. Я опустился в кресло, не выпуская из руки "кольта". Через улицу непрерывным маршем бежали строки новостей: ...В США ОБНАРУЖЕН САМЫЙ ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ СТРОНЦИЯ-90 В ОСАДКАХ... ИНДИЙЦЫ ОБЕСПОКОЕНЫ СОСТОЯНИЕМ ДАЛАЙ-ЛАМЫ... Когда я решил, наконец, позвонить Эпифани, было уже слишком поздно. Вновь обманут Величайшим Обманщиком на свете.
      Глава сорок восьмая
      Бесконечные гудки телефона звучали на той же струне отчаяния, что и одинокий голос испанского моряка в бутылке доктора Сайфера. Еще одна пропавшая душа вроде меня. Я долго сидел в своей конторе, прижимая трубку к уху и глядя на унылые следы погрома. Во рту все пересохло, пахло пеплом. Все надежды исчезли. Я перешагнул роковой порог судьбы.
      Я встал и, пошатываясь, спустился по лестнице на улицу. Я стоял на углу Перекрестка Миров39 и выбирал себе путь. Хотя теперь это не имело значения: я уже досыта набегался и хотел покончить со всем этим навсегда.
      Заметив неторопливо двигающееся на восток по Сорок второй такси, я подозвал его взмахом руки.
      - Может, дадите мне адрес? - саркастически осведомился водитель, нарушая долгое угрюмое молчание.
      - "Челси" на Двадцать третьей улице.
      - Это между Седьмой и Восьмой?
      - Верно.
      Мы повернули к центру на Седьмой авеню, и я нахохлился в уголке, глядя через окно машины на мертвый мир. Вдали, словно свирепые демоны, завыли пожарные машины. Мы проехали мимо массивных колонн вокзала Пенн-Стейшн, серых и строгих в свете уличных фонарей. Водитель помалкивал. Я тихонько мурлыкал под нос мелодию популярной во время войны песенки Джонни Фаворита. То был один из лучших моих шлягеров.
      Бедняга Гарри Энджел, скормленный собакам вместо объедков со стола. Я убил его и съел его сердце, но - умер сам. Ни магия, ни "сила" не изменят этого. Я жил взаймы, пользуясь памятью другого человека - странное гибридное создание, пытающееся убежать от прошлого. Давно нужно было понять, что это невозможно. Как ловко ни подкрадешься к зеркалу, твое отражение всегда посмотрит тебе прямо в глаза...
      - Сегодня вечером здесь случилась заварушка, - заметил водитель, останавливаясь напротив "Челси", где уже стояли бок о бок три патрульные машины и "скорая помощь". Он щелчком откинул флажок со счетчика. - Доллар шестьдесят, пожалуйста.
      Я расплатился своим неприкосновенным полтинником и предложил ему оставить себе сдачу.
      - Но это не пятерка, мистер. Вы сделали ошибку.
      - Множество ошибок, - бросил я и заспешил через тротуар цвета могильных надгробий.
      В вестибюле разговаривал по настольному телефону патрульный, он позволил мне пройти, даже не удостоив взглядом: "...Три черных кофе, пять с молоком и один чай с лимоном", - произнес он, пока закрывалась дверь лифта.
      Я вышел на своем этаже. В коридоре стояли носилки на колесах. Двое санитаров подпирали стену.
      - Ну к чему эта спешка? - протянул один из них. - Ведь они прекрасно знали, что имеют дело с покойником...
      Дверь в мою квартиру была распахнута. Внутри мелькнула фотовспышка. В воздухе витал запах дешевых сигарет. Я прошагал внутрь без единого слова. Трое легавых в мундирах бесцельно расхаживали взад и вперед. За столом сидел сержант Деймос и описывал кому-то по телефону мои приметы. В спальне снова мигнула фотовспышка.
      Я заглянул туда, и одного взгляда было достаточно. Эпифани лежала на кровати лицом вверх, нагая - не считая моих жетонов, - привязанная за кисти и лодыжки к кроватной раме четырьмя безобразными галстуками. Мой "смит-и-вессон" торчал меж ее раскинутых ног, - орудие смерти в роли орудия любви. Кровь яркими розами цвела на бедрах.
      Лейтенант Стерн был одним из пяти детективов в гражданском, которые сгрудились вокруг опустившегося на колени для крупного плана фотографа.
      - Кто вы такой, черт побери? - спросил патрульный за моей спиной.
      - Я здесь живу.
      Стерн глянул в мою сторону, и его сонные глаза расширились.
      - Энджел? - Голос его изумленно дрогнул. - Это же тот самый тип. Арестовать его!
      Легавый крепко ухватил меня сзади за руки. Я не сопротивлялся.
      - Оставь свой запал на будущее, - бросил я ему.
      - Обыщите его, нет ли при нем пушки! - рявкнул Стерн. Остальные полицейские смотрели на меня, как на зверя в зоопарке.
      Пара наручников впилась в мои руки. Легавый обшарил меня и вынул "Кольт-Коммандер" из-за пояса моих брюк.
      - Тяжелая артиллерия, - заметил он, протягивая его Стерну.
      Лейтенант взглянул на оружие, проверил предохранитель и положил его на прикроватный столик.
      - Почему ты вернулся?
      - Больше некуда было идти.
      - Кто она? - Стерн ткнул большим пальцем в сторону Эпифани.
      - Моя дочь.
      - Брехня!
      В спальню важно вошел сержант Деймос.
      - Итак, что мы здесь имеем?
      - Деймос, позвони в управление и скажи, что мы арестовали подозреваемого.
      - Слушаюсь, - ответил сержант и, не особенно торопясь, покинул комнату.
      - Выкладывай, Энджел. Кто эта девушка?
      - Эпифани Праудфут. Она владела гомеопатической лавкой на углу Сто двадцать третьей и Ленокс.
      Один из детективов записал адрес. Стерн вытолкнул меня назад, в гостиную. Я сел на кушетку.
      - Ты давно живешь с ней?
      - Пару дней.
      - В самый раз, чтобы убить ее, а? Посмотри, что мы нашли в камине. Стерн поднял мой обугленный гороскоп за несгоревший уголок.
      - Хочешь рассказать нам о нем?
      - Нет.
      - Ну и ладно. У нас есть все, что нужно, даже если в ее "норке" торчит чужой тридцать восьмой калибр.
      - Он мой.
      - Ты сгоришь за это, Энджел.
      - Я сгорю в аду.
      - Может быть, но для верности - мы подпалим тебя вначале в этом штате.
      Акулья пасть Стерна растянулась в злой усмешке. Я уставился на его желтые зубы и вспомнил смеющуюся физиономию, намалеванную в Стиплчейз-парке, - та же полная злобы ухмылка шута. Единственная под стать ей - издевательская улыбка Люцифера. Я почти слышал Его смех, заполняющий комнату. Что ж, на сей раз - Ему было над кем смеяться.
      Подписи семи демонов.
      Слева направо и сверху вниз: Люцифер, Вельзевул, Сатана, Аштарот, Левиафан, Елима и Ваалвериф. Они найдены в договоре, заключенном в 1616 году между Люцифером и Урбаном Грандье, священником церкви Святого Петра в городе Лудоне, во Франции.
      1 В оригинале - "Падший ангел".
      2 Один из сортов длинных тонких сигар. (Здесь и далее примечания переводчика.)
      3 НИЗ - Национальный институт здоровья.
      4 Кампус - территория школы или колледжа.
      5 Коэн, Джордж Майкл (1878-1942) - амер. певец, композитор и драматург, прославившийся двумя патриотическими шлягерами и несколькими успешными музыкальными комедиями.
      6 Два медальона на цепочке, выдаваемые солдатам и матросам для идентификации в случае смерти. Содержали основную информацию о владельце.
      7 Элитарный клуб студентов старейших американских университетов.
      8 Донн, Джон (1572-1631) - выдающийся английский поэт, считается главой школы поэтов-метафизиков.
      9 Джефферсон, Томас (1743-1826) - третий президент США, идеолог бурж.-дем. направления в период Войны за независимость в Северной Америке (1775-1783). Среди множества профессий имел также профессию архитектора. Построил свой собственный дом. "Монтичелло" и многие здания для университета Вирджинии.
      10 Заведения, нелегально торгующие спиртным (жарг.).
      11 Арнольд, Бенедикт (1741-1801) - во время Войны за независимость (1775-1783) был назначен командующим форта Вест-Пойнт и пытался сдать его англичанам за двадцать тысяч фунтов, но заговор был раскрыт.