Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Роковой выбор

ModernLib.Net / Холт Виктория / Роковой выбор - Чтение (стр. 15)
Автор: Холт Виктория
Жанр:

 

 


      Это правда, что иногда я желала умереть до того, как состоится сражение. Я разрывалась между самыми близкими мне людьми. У меня был долг перед каждым, но что я могла поделать? Уильям был моим мужем, а в Писании говорится, что жена должна прилепиться к мужу, оставив всех.
      Доктор Бернет уверил меня, что мой долг – повиноваться мужу. Я должна помнить об этом. Но я так боялась столкновения между ними, что готова была умереть, лишь бы не увидеть этого.
      Приготовления к войне продолжались на протяжении всех этих злосчастных месяцев.

* * *

      Я искренне верила, что Уильям иногда сожалел, что прибыл в Англию. Народ по-прежнему относился к нему недоброжелательно. В Голландии все было по-другому. Голландцы не ожидали от своих правителей того, что ожидали от своих монархов англичане. Помимо всего, многие еще помнили славную эпоху Реставрации. Они хотели смеяться и веселиться; они желали поводов для праздников; им грезились танцы на улицах и восхитительно скандальные любовные приключения короля. А что они получили вместо этого? Угрозу войны и неулыбчивого монарха, редко появлявшегося на людях.
      Но меня они любили.
      – Я начинаю думать, что мне было бы лучше вернуться в Голландию и предоставить вам царствовать вместо меня, – как-то сказал мне Уильям, улыбаясь своей безрадостной улыбкой. – Но, боюсь, они не хотят и того, чтобы ими правила женщина.
      Во мне вспыхнуло редкое чувство протеста.
      – Одним из самых замечательных монархов в Англии была женщина. Я имею в виду королеву Елизавету.
      – У нее были способные министры.
      – Выбранные ею, – напомнила я.
      Он не ответил, но как-то странно взглянул на меня. В этот момент во мне родилась решимость. Если мне придется править – что вполне может случиться, поскольку он собирается отправиться в Ирландию, – я сделаю все, что в моих силах, чтобы преуспеть.
      Эта мысль исчезла так же быстро, как и появилась. Мне было страшно не только потому, что он должен был сразиться с моим отцом, но и потому, что я боялась остаться одна.
      Однажды нас посетил доктор Бернет. Мы приняли его вместе. Мы считали его одним из наших ближайших друзей, потому что он поддерживал нас с самого начала.
      У него был план, который он пришел изложить нам.
      – Мне известны чувства ваших величеств в этом деле, – сказал он. – Королеву тревожит раздор с ее отцом, и, мне кажется, что есть надежда избежать столкновения.
      Я слушала затаив дыхание.
      – План заключается в том, чтобы надежные люди высадились в Дублине, дав понять всем, что они прибыли, чтобы присоединиться к сторонникам короля Якова. Короля следует пригласить на борт корабля. Как только он там окажется, корабль должен немедленно отплыть – в какой-нибудь итальянский или испанский порт. Там нужно его оставить, снабдив деньгами. В отсутствие короля войс– ка в Ирландии рассеются, и конфликт будет предотвращен.
      Уильям размышлял. Я полагаю, такой план устроил бы его, будь он практически осуществим. Но окажется ли отец настолько легковерным, чтобы подняться на борт? И при этом один? Это казалось маловероятным, хотя безрассудство было ему свойственно всю жизнь. Оно и привело его в то положение, в котором он сейчас находился.
      И тут во мне возникло сомнение. Что, если его отвезут в Голландию? Как отнесутся голландцы к адмиралу, так часто побеждавшему их в сражениях?
      – Я не приемлю такой план, – сказала я, хотя мне было известно, что единственным исходом в таком случае оставалась война.
      Я с облегчением увидела, что Уильям со мной согласен. Мне хотелось думать, что ему представилась та же возможность, но я подозревала, что план показался ему непрактичным, и, даже при условии его успешного осуществления, он бы только затягивал время. Отец немедленно вернулся бы, и сражение состоялось.
      Мы решили отказаться от этого плана, хотя мне показалось, что Гилберт Бернет был разочарован.

* * *

      Приближалось время отплытия. Уильям должен был отправиться в Ирландию, а в его отсутствие управлять должна была я.
      Я ощутила в себе некую силу, о существовании которой не подозревала. Эта задача не казалась мне уже настолько страшной, какой она выглядела при Уильяме. Возможно, это было потому, что, стараясь отвлечься от беспокойства об Уильяме и опасений за участь отца, я целиком предалась делам управления. Мне помогали в этом министры: лорд Кермартен, лорд Девоншир, лорд Ноттингем, адмирал Рассел и лорд Монмут. Лорд Монмут не был в родстве с Джемми. Титул перешел к нему от матери, происходившей из семейства графа Монмута, и Уильям дал ему этот титул, чтобы дать понять сыну Джемми, что он никогда ему не достанется.
      Никто из этих людей не был мне особенно симпатичен. Большинство из них были честолюбивы и своекорыстны; что касалось лорда Монмута, то я всегда думала, что он немного не в себе и полагаться на него, при всей его честности и добродушии, нельзя.
      Я видела перед собой сложную задачу, и все же я радовалась.
      Я обнаружила, что я не была слабой женщиной, какой воображал меня Уильям и в чем он меня убедил. Ни моя сестра Анна, ни я не получили хорошего образования, но если Анна, пользуясь отсутствием руководства, не утруждала себя особенно, то я всегда стремилась учиться. Я поняла теперь, как полезен был для меня период уединения в Голландии, где я проводила много времени за чтением или в беседах с такими людьми, как Гилберт Бернет и доктор Хупер; и, хотя разговоры велись в основном о теологии, мы часто касались и политики. Поэтому я с приятным возбуждением ощутила, что была не так уж неспособна к исполнению стоящей передо мной задачи.
      Когда Уильям отбыл, я поселилась в Уайтхолле. Георг, Анна и маленький Уильям были со мной. Я думаю, что мы позабыли бы о взаимных обидах и возобновили бы наши прежние отношения, если бы не Сара Черчилль.
      Маленький Уильям очень радовал меня. Миссис Пэк по-прежнему царила в детской. Она стала главной няней мальчика, и он любил ее как никого другого. Сара не выносила, чтобы кто-то играл важную роль при дворе Анны, кроме нее, и охотно бы избавилась от миссис Пэк; но, когда речь шла о ее сыне, упрямство Анны было непреодолимо, и умная Сара решила, что было бы бесполезно пытаться повлиять на нее в этом.
      Было забавно видеть Сару рядом с миссис Пэк, поскольку миссис Пэк по-своему была так же своевольна, как Сара.
      Напряженное ожидание известий отразилось на моем здоровье. Лицо у меня отекло. Мне хотелось запереться и спрятаться ото всех. Мне пришлось послать за врачами, которые приставили мне к ушам пиявки.
      В тех обстоятельствах я, разумеется, не могла уединиться, и мне часто приходилось принимать людей, лежа в постели.
      И тут пришло потрясающее известие.
      Французский флот появился невдалеке от Плимута.
      Это могло означать только одно: нападение было неизбежно. У французов было более семидесяти военных судов, и, по слухам, многие еще были на подходе.
      Я поднялась с постели, забыв о своем распухшем лице. Некоторое количество наших судов находились в Ирландии, остальные в Средиземном море. В Ла-Манше были голландские соединения, но даже вместе с ними наш флот насчитывал всего около пятидесяти кораблей.
      Адмирал граф Торрингтон с самого начала поддержал меня и Уильяма. Поэтому он и занимал этот пост. Он был опытный моряк, но не шел ни в какое сравнение с моим отцом, да к тому же еще чувствовал себя обиженным, поскольку не был включен в состав правительства после отъезда Уильяма. Не отличался он и особой энергией.
      Это было ужасное время. Французы воспользовались нашей слабостью. В народе против Уильяма зрело недовольство. Почему он в Ирландии, когда Англия нуждается в защите? Французы были и оставались нашим главным врагом, и нам всегда следовало быть настороже. Я опасалась мятежа. Уильям не должен был уезжать, думала я. Будь он здесь, ничего бы не случилось.
      Но то обстоятельство, что французы приближались к нашим берегам, произвело впечатление в стране. В такие моменты можно было надеяться, что все объединятся против общего врага.
      Правительство было в замешательстве. Можно ли было рассчитывать на адмирала Торрингтона в такое время? Горячий по натуре Монмут предложил занять место Торрингтона, если в этом возникнет необходимость. Я отказалась, так как была уверена, что вмешательство Монмута привело бы к роковым последствиям. Кермартен полагал, что мы должны назначить на место Торрингтона адмирала Рассела.
      Я подумала и пришла к заключению, что такая замена была бы неразумна.
      – Торрингтон по праву занимает этот пост, – сказала я. – Я уверена, что он выполнит свой долг. Он честный человек.
      Тем временем Торрингтон напоминал нам, что он всегда предупреждал нас об усилении мощи французского флота. Ему было явно не по себе оттого, что он оказался перед лицом грозного противника со столь малыми силами.
      Я до сих пор не могу без содрогания думать о позорном исходе этого сражения. С самого начала оно обернулось для нас катастрофой. Торрингтон уступил остров Уайт французам и отступил. Когда французский флот показался на горизонте, он отдал приказ атаковать. У нас было всего шестьдесят судов против восьмидесяти французских. Один Фрэнсис Дрейк мог бы одержать победу в таких условиях, но Торрингтон не обладал его гением. Голландцы сражались храбро, но, когда Торрингтон укрылся в устье Темзы, голландский флот был разбит.
      Единственным утешением было то, что французы не воспользовались своей победой и удовлетворились только тем, что сожгли город Тейнмут.
      Но какой это был позор! В народе говорили, что с появлением нового короля удача покинула Англию. Уильяма осуждали больше, чем меня. Он оставил страну в опасности; корабли, которые должны были защищать Англию, находились в Ирландии. В народе говорили, что, если король Яков вернется, он так же легко победит этого голландца, как это сделали французы.
      Я понимала, что бесполезно оплакивать поражение. Я должна действовать. Поврежденные суда следовало немедленно привести в порядок. Кто мог сказать, когда они нам вновь понадобятся? Я приказала сейчас же построить двенадцать новых кораблей.
      Мне было стыдно, что Торрингтон возложил всю тяжесть сражения на голландцев, и я послала своего представителя в Гаагу с выражениями сожаления и распорядилась, чтобы раненым голландцам был обеспечен как можно лучший уход и выдано вознаграждение.
      Все недовольство, которое могло бы последовать за поражением, было забыто в страхе перед французским вторжением.
      Но неожиданно судьба оказалась к нам милостива. Поступили известия из Ирландии. Уильям одержал победу. Он одолел моего отца в битве при Боне.

* * *

      С облегчением у меня смешивалось беспокойство. Уильям был ранен. Из Франции доносили, что он убит. Французы ликовали. Я слышала о праздничных шествиях по улицам с чучелом моего мужа. Это свидетельствовало о том, насколько они считали его опасным врагом. К этому времени я узнала, что рана Уильяма была легкой, пуля всего лишь оцарапала ему лопатку. Мой отец сумел бежать в Дублин, чему я тоже была рада.
      Потери были меньше, чем могли бы быть, учитывая серьезность сражения. Мы потеряли пятьсот человек, а наши противники – тысячу пятьсот.
      Эта битва имела огромное значение! Мой отец бежал. Что он предпримет дальше? Возвратится во Францию? Станет ждать другого случая? Он старел и надежд у него оставалось все меньше, так что, может быть, теперь он прекратит свои попытки вернуть корону.
      Как я надеялась на это и как радовалась его спасению!
      Удалось избежать того, чего я больше всего боялась. Было отрадно слышать ликование на улицах. Уильям стал почти что героем. Ему никогда не простят его холодного высокомерия, но, по крайней мере, он одержал важную победу, и ему отдали должное за это.
      Католики притаились; из разных мест поступали выражения преданности.
      Отеки сошли у меня с лица. Уильям возвращался домой, а мой отец был в безопасности. Еще недавно я и мечтать не могла о таком счастье.
      Мне было жаль, что Торрингтона судил военный суд, но это было уже позднее. Я всегда считала, что несправедливо возлагать всю вину на него. Уильям был другого мнения, но он никогда не любил Торрингтона, и это чувство было взаимным. Торрингтон защищался с достоинством и сказал, что не имел возможности разгромить французов. Английский флот был за пределами своих границ, и, если бы он последовал безрассудному поведению голландцев, он не только бы проиграл сражение, но и подверг бы опасности всю страну.
      Я испытала облегчение, когда его оправдали. Но другой должности он не получил и поселился за городом.
      Тем временем вернулся Уильям. Народ ожидал торжественной процессии по улицам города, готовясь приветствовать победителя при Бойне. Собрались толпы, и вот появился он, в экипаже, а не верхом. Я полагаю, он был утомлен. Он еще не оправился от своего ранения. Он желал только покоя в Хэмптон-Корте. Он ни разу не поднял руки, не ответил на приветствия. Как я сожалела, что он не понимал потребностей и пожеланий народа!
      Еще одно обстоятельство испортило его возвращение.
      Я узнала об этом от Кермартена еще до приезда Уильяма. Мне показалось, что он иронически улыбался.
      – Вашему величеству следует знать, что королю Вильгельму досталась значительная территория Ирландии. 90 000 акров, принадлежавших королю Якову, являются теперь собственностью короля Вильгельма.
      – Это должно стоить больших денег.
      – Да, но король Яков отдал большую часть в аренду разным дамам. – Кермартен откашлялся. Из 26 000 дохода осталось только 5000.
      – И это немало, – сказала я.
      – Совершенно верно, ваше величество. Но король уже отдал эти 90 000 акров.
      – Могу я спросить, кому?
      Опять послышался легкий кашель.
      – …леди Элизабет Вилльерс.
      Кровь бросилась мне в лицо, так что я вынуждена была отвернуться. Я едва сдержалась, чтобы вслух не выразить своего возмущения.
      Когда он вышел, я села, глядя прямо перед собой.
      Как он мог сделать это! Он должен был сознавать, что мне это станет известно. И все же он поступил так, с вопиющим безразличием к моим чувствам. 90 000 акров для Элизабет Вилльерс!
      Я знала, что не смогу говорить с ним об этом, поэтому я взяла перо и написала:
      «Я бы желала просить вас не спешить расставаться с конфискованными поместьями и подумать над тем, нельзя ли использовать их как школы для обучения ирландских бедняков. Я нахожу нужным уведомить вас, что вы поступили бы благородно, озаботившись судьбами неимущих. Ваш замечательный успех обязывает вас подумать о том, что вы могли бы сделать для распространения истинной религии и евангельской проповеди».
      Поймет ли он упрек? Я была уверена, что поймет. Я редко позволяла себе хотя бы малейшую критику его поступков.
      Я была очень разгневана. Он все еще любил ее. Я была его женой, его королевой. Я была покорна ему и дала ему то, чего он желал больше всего на свете – корону. Все это он получил от меня – и подарил ирландские поместья Элизабет Вилльерс!

ИЗМЕННИКИ

      Несмотря на выраженный в моем письме упрек, Уильям при нашей встрече даже не упомянул об ирландских поместьях, и они отошли к Элизабет Вилльерс. Это было равносильно публичному признанию их отношений и очень мучительно для меня.
      Я старалась не позволять себе чувствовать себя униженной. Я напоминала себе, что я королева, какое-то время державшая в своих руках бразды правления, – и небезуспешно. Я льстила себе мыслью, что в поражении нашего флота не было моей вины. Я избегала общества Элизабет Вилльерс. Она отличалась крайней самоуверенностью. Ум и хитрость возмещали ей отсутствие красоты. У нее были хорошие отношения с Бентинком. Она пристально наблюдала за происходящим при дворе и, выделяя важные события среди повседневных, обсуждала их с Уильямом. Я уверена, что он находил в ее характере много общего со своим, и, поскольку их интересы совпадали, он целиком доверял ей – как никому другому, кроме Бентинка.
      Вскоре после возвращения из Ирландии Уильям купил у графа Ноттингема особняк в Кенсингтоне. Это был прекрасный дом с прилегающими шестью акрами парка.
      Занимаясь перепланировкой дома, Уильям становился другим человеком, и я разделяла его энтузиазм. Мы вместе принялись за создание Кенсингтонского дворца.
      Постройка в Хэмптон-Корте была уже завершена и вызывала всеобщее восхищение. Теперь мы могли уделить все наше внимание Кенсингтонскому дворцу.
      Мы обсудили планы, пригласили архитекторов, и вскоре работа началась. Гринлинг Гиббонс создал прекрасные образцы резьбы по дереву. Я взялась за отделку кабинета Уильяма и вместе с моими дамами вышивала гобелены для стен и обивки мебели.
      Анна, которую, по ее словам, обманом лишили Ричмондского дворца, пересилилась в Кокпит. Я по-прежнему сожалела о нашем разладе с ней и часто вспоминала о том времени, когда она старалась во всем подражать своей обожаемой старшей сестре.
      Маленький Уильям рос живым, умненьким и занятным ребенком, хотя здоровье его все еще и давало порой основания для беспокойства. Миссис Пэк по-прежнему была при нем, и любовь к ней возрастала. Анна не поддавалась убеждениям Сары, настаивавшей, чтобы миссис Пэк уволили. Анна была поглощена заботами о ребенке и его благополучии; в этом проявилось все ее природное упрямство, так что ради сына она была готова поссориться с Сарой.
      Миссис Пэк и Сара были заклятыми врагами. Мне было забавно наблюдать бесконечные неудачные попытки Сары взять верх над кормилицей.
      Я часто делала мальчику подарки. Он проявлял ко мне большой интерес, вероятно потому, что слышал, что я – королева.
      Он повелительно подзывал меня к себе, желая показать мне какую-нибудь картинку или дворец из кубиков.
      – Королева, – кричал он, – иди сюда, королева, посмотри!
      Анна говорила о его уме – против обыкновения, очень многословно. Сара теряла терпение, но на Анну это не производило никакого впечатления, и она с тем же восторгом продолжала превозносить достоинства своего ребенка.
      У мальчика был собственный экипаж, запряженный самыми маленькими пони, каких только можно было найти.
      Люди подходили к парковой ограде, чтобы взглянуть на ребенка. Они приветствовали его. Он важно оглядывал их и потом приветливо махал им рукой. При этом все смеялись, и приветствия звучали еще громче. Это так нравилось ему, что он подпрыгивал от восторга.
      Маленький герцог пользовался популярностью, как и Анна, ее любовь к нему трогала сердца. Где бы она ни появлялась, было видно, что народ расположен к ней. Ко мне тоже хорошо относились. Только Уильяма встречали молчанием.
      Мальборо отправился в Ирландию, где на юге начались беспорядки. Он успешно справился с ними, и, когда он вернулся, я услышала, что Сара настаивала на награде для него.
      Анна заговорила со мной об этом:
      – Сара считает, что заслуги ее мужа должны быть оценены по достоинству. Он должен получить или орден Подвязки, или герцогский титул.
      – Так ведь его уже сделали графом.
      – Но подумай, сколько он уже совершил с тех пор.
      – Он выполнял свой долг, я согласна.
      – Сара говорит, что верная служба должна быть вознаграждена.
      – Сара не пишет в этой стране законы, – сказала я резко, – хотя, несомненно, ей бы этого хотелось.
      Анна, по обычаю, погрузилась в угрюмое молчание, так что я начала говорить о маленьком Уильяме, которого она никогда не уставала обсуждать.
      Я рассказала об этом разговоре Уильяму.
      – Мальборо считает, что он заслуживает вознаграждения, – сказала я. – Поскольку скоро представится место для еще одного кавалера ордена Подвязки, он рассчитывает получить его.
      – Орден Подвязки! Мальборо! – воскликнул Уильям. – Об этом и речи быть не может.
      – Я так и думала, что вы не согласитесь. В сущности, это идея его жены.
      – Эта женщина вмешивается повсюду, и это уже слишком.
      С этим мнением я от души согласилась.
      Уильям сказал мне, что скоро намерен отправиться в Голландию и предоставит правление мне.
      Это уже не напугало меня так, как раньше. Перспектива занять первое место и принимать решения вызывала у меня прилив энергии. Я начала понимать, что, несмотря на все тревоги, сопутст– вующие этому положению, власть возбуждает меня.
      – Я должен присутствовать на конгрессе европейских стран, – сказал он. – Французов следует больше опасаться, чем Якова, а так как и он сейчас во Франции, мы должны удвоить осторожность. Он слаб, но Франция сильна, и все те, кто против нее, должны объединиться. Мы обсудим это на конгрессе.
      За несколько дней до его отъезда был обнаружен заговор. Это был предел безрассудства. Заговорщики обещали помочь отцу вернуться, если он даст торжественное обещание управлять Англией как протестантской страной. Он должен был собрать отряд во Франции, который помог бы ему произвести высадку на английском берегу. После этого французов следовало отправить обратно во Францию. А тогда его друзья в Англии поддержали бы его и помогли вернуть ему трон.
      Было наивно с их стороны полагать, что отец сдержит такое обещание, даже если бы он его и дал.
      Трое заговорщиков, лорд Престон, майор Эллиот и некий мистер Эштон, должны были обратиться к французам с таким предложением. Их действия возбудили подозрения, и, прежде чем их небольшое суденышко покинуло устье Темзы, его задержали и письма, адресованные отцу, были перехвачены.
      В результате все трое оказались в Тауэре.
      Уильям был доволен, что все это обнаружилось до его отъезда.
      Но тут возникла еще одна проблема. Принц Георг выразил желание служить во флоте.
      – Разве нельзя это ему позволить? – спросила я Уильяма.
      Муж посмотрел на меня презрительно.
      – Мы не можем обременять флот людьми, от которых нет толку.
      – Но все же можно было бы найти ему какой-то пост?
      – Это должен быть важный пост, подобающий его сану. В этом вся сложность. Вспомните Торрингтона.
      – Торрингтон был способный человек. Ему просто не хватало судов.
      – Способный человек преодолевает трудности.
      – Для этого ему необходима удача. Торрингтону не повезло.
      Уильям явно не желал обсуждать Торрингтона. Он был озабочен ситуацией с Георгом. Он презирал Георга, бывшего ему противоположностью; и он был твердо намерен не допускать его на службу. Как помешать ему? Что-то нужно сделать.
      – Во флот он не пойдет. Это я решил окончательно. Но лучше было бы убедить его самого отказаться, чем запрещать ему.
      – Запрещать? – воскликнула я.
      Лицо Уильяма приняло ожесточенное выражение.
      – Да, если это окажется необходимым. Во флоте должны служить лучшие. Неспособным там не место.
      – Но кто убедит его?
      – Анна, я думаю.
      – Она не станет этого делать.
      – Тогда вы убедите ее сделать это. Привлеките на свою сторону эту Черчилль. Я слышал, что вы умеете обращаться с людьми.
      – Это будет нелегко.
      – Иметь дело с дураками всегда трудно.
      На следующий день он отбыл в Голландию.
      Я беспокоилась, потому что была плохая погода, но он не пожелал откладывать свой отъезд. Ему было необходимо побывать в стране, где народ ведет себя благоразумно, где люди понимают его, а он их.
      Бедный Уильям! Я подумала уже в который раз, насколько он был бы счастливее, если бы не его мечта о короне.
      Утешительно было узнать, что он добрался благополучно, если не считать простуды. Голландцы тепло его приветствовали.
      Передо мной была сложная задача убедить Георга, что флот не для него.
      Я сделала несколько попыток поговорить с Анной, но каждый раз, когда я упоминала об этом, на лице Анны появлялось упрямое выражение.
      – Значит, – сказала она, – ему не дадут никакой должности! Он обречен только спать, пить и сидеть без дела. Король обращается с ним пренебрежительно.
      С Анной мне ничего не удалось. Единственно, что оставалось делать, это последовать совету Уильяма и заставить Сару убедить Анну.
      С некоторыми опасениями я обратилась к Саре.
      – Леди Мальборо, – сказала я, – я знаю, что вы имеете большое влияние на мою сестру, и поэтому я желаю поговорить с вами.
      – Принцесса удостаивает меня своей дружбы, – отвечала Сара.
      – Я знаю, что она всегда прислушивается к вам. Это очень деликатный вопрос. Принц Георг решил, что он может командовать флотом.
      – Я слышала об этом, ваше величество.
      – Но это невозможно, и я хочу, чтобы вы убедили принцессу, что это ему не подходит.
      – О! – Сара с невинным видом широко раскрыла глаза.
      Я попыталась использовать лесть, к которой Сара была, как мне известно, неравнодушна:
      – Если кто-нибудь может убедить принцессу в разумности такого шага, так это только вы. А когда принцесса это поймет, она убедит принца. Это все, о чем я вас прошу, леди Мальборо.
      Сара поколебалась какое-то мгновение, видимо прикидывая, как ей выгоднее поступить.
      – Прошу прощения за мою откровенность, ваше величество, но я состою при принцессе Анне и считаю за честь мой долг служить ей. Я только могу ей передать, что, по вашему мнению, принцу не следует служить во флоте и вы просили меня убедить ее в этом. Я вынуждена буду сказать ей, что это ваше повеление, потому что я обязана сказать ей, откуда оно исходит. Я полагаю, ваше величество понимает меня.
      – Я вас очень хорошо понимаю, леди Мальборо, – сказала я, поднимаясь.
      Она тут же встала, так как не могла сидеть в моем присутствии, когда я сама была на ногах.
      – Прошу вас, не говорите ничего принцессе, поскольку я вижу, что от этого не будет никакого проку.
      Я оставила эту наглую женщину. Я поняла, что наш разговор принес больше вреда, чем пользы. Теперь придется отказать принцу Георгу напрямик, что и следовало сделать с самого начала.

* * *

      Одной из моих неприятных обязанностей в это время было подписание смертного приговора. Мне было ужасно знать, что кто-то умер потому, что я написала свое имя на бумаге и приказала убить его.
      Разумеется, я должна была повиноваться закону, и было трое заключенных, обвиняемых в измене. Это было тем тяжелее для меня, что измена заключалась в преданности моему отцу. Эстон, майор Эллиот и лорд Престон были схвачены с изобличающими их документами. Поэтому другого выхода не было. Они должны были умереть.
      Это тяготило мою совесть. Я жалела, что Уильяма не было в это время. Он бы подписал приговор без колебаний. Он бы презирал меня за мою слабость.
      Я много читала о моей предшественнице, королеве Елизавете, которой я восхищалась. Она обладала сильным характером и правила деспотично. Она говорила о своей гордой отваге и никогда бы не уступила мужчине частицу своей власти.
      А я – владычица этого королевства – уступила преимущественное право мужу. Елизавета презирала бы меня, и, быть может, была бы права.
      Я помнила, как она терзалась угрызениями совести, подписывая смертный приговор Марии Стюарт.
      Эти трое изменников не были мне близки. Я их не знала, но тяготилась тем, что должна была сделать, и многое отдала бы, чтобы это бремя было с меня снято.
      Я полагаю, что народ понимал мои чувства. Может быть, они и считали меня слабой, но они любили меня, как они никогда не любили Уильяма.
      Мои переживания еще более усилились после одного тягостного случая.
      Это произошло в Кенсингтонском дворце, принимавшем все более прекрасный вид. Когда Уильям и я купили дворец, в большом зале висел портрет моего отца, выглядевшего великолепно при всех регалиях. Он по-прежнему оставался на месте.
      Однажды, спускаясь по лестнице, я заметила молоденькую девушку, сидящую на последней ступеньке и пристально вглядывающуюся в портрет моего отца.
      – Что вы здесь делаете, дитя мое? И почему вы так смотрите на этот портрет? – спросила я.
      Она встала и сделала реверанс.
      – Ваше величество, – сказала она. – Это ваш отец. – Печально глядя на меня, она добавила: – Мой отец в Тауэре. Он – лорд Престон. Его казнят. Прискорбно, что мой отец должен быть предан казни за то, что очень любил вашего.
      Я была потрясена. Девушка сделала реверанс и убежала. Я хотела позвать ее, вернуть ее, сказать ей, что ее отец будет помилован. Вместо этого я пришла в свои апартаменты и стала молиться, как я всегда это делала в тяжелые минуты. Но молитва принесла мне мало облегчения.
      Когда я вспомнила опять об этой встрече, я сообразила, что кто-то подучил девочку оказаться на этом месте, когда я должна была там пройти, и сказать то, что она сказала. Они знали, что я не так жестока, как Уильям. Как я хотела освободить этих людей, но переделать закон было не в моей власти.
      Я испытала облегчение, узнав, что лорд Престон назвал имена своих соучастников, что было неблагородно, но это спасло ему жизнь, и мне стало легче.

* * *

      Из Голландии пришли дурные известия. Казалось, что французы повсюду берут верх. В Англии все более ощущалось недовольство. Народ желал слышать о победе, а не о поражении; так что как только приходили плохие новости, люди спрашивали себя, зачем они обменяли одного неудачного правителя на другого, столь же неудачного.
      Вспоминали доброе старое время при Карле.
      «Как ему это удавалось? – часто думала я. – Как ему удавалось избегать неприятностей?»
      Единственное, чем я была довольна, так это тем, что сумела успокоить жен моряков в Уоппинге.
      Денег в казне было мало из-за войн. Происходили задержки с выплатой жалованья, и поэтому жены моряков решили обратиться в парламент с петицией, где излагали свои жалобы.
      Я решила, что так продолжаться не может. Долги должны были быть уплачены, хотя бы из сумм, предназначенных на личные расходы короля. Бедняки не должны страдать. Важно было, чтобы первыми получили деньги наиболее нуждающиеся.
      Произошло замешательство, когда во время заседания правительства из Уоппинга прибыли разгневанные жены моряков.
      Такая ситуация могла легко вылиться в мятеж, за которым последуют и другие. Дело должно было быть улажено немедленно.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17