Бевил Скелтон, новый английский посол в Голландии, как и его предшественник Чадли, был не в самых лучших отношениях с Уильямом. Со дня приезда Скелтона они не доверяли друг другу, и Скелтон отсылал в Англию весьма критические отчеты о поведении Уильяма.
      В это время я не знала, что мой отец, бывший с самого начала против моего замужества, строил планы расторжения нашего брака и занимался поисками для меня другого супруга.
      Обращение со мной Уильяма вызывало в Англии раздражение, и найти причину для нашего развода было бы нетрудно.
      Для Уильяма это было бы крайне нежелательно. Я имела в его глазах большую ценность, хотя, видя его отношение ко мне, со стороны в это трудно было поверить.
      Я написала отцу, что я была довольна своей жизнью. У меня были разнообразные интересы – а главное, у меня было время изучать книги о религии.
      Мой отец представлял себе, что это за книги, и ему это не нравилось. Он по-прежнему видел во мне девочку, которую он некогда обожал, и он был убежден, что, если разлучить меня с Уильямом, мои взгляды изменятся.
      Я узнала позднее, что у отца был план, предполагавший участие в нем Скелтона и моего капеллана доктора Ковелла. В число заговорщиков входили Анна Трелони и моя старая няня миссис Лэнгфорд, потому что считалось, что я скорее прислушаюсь к их мнению, нежели, чьему-то еще. Меня должны были отучить от преданности Уильяму.
      Когда муж изменяет жене, она обычно узнает об этом последней, хотя и является самым заинтересованным лицом.
      Уильям был так серьезен, так чужд любому проявлению легкомыслия, что я никогда бы не подумала, что он способен заводить любовные интриги.
      Однажды, когда у меня были Анна и миссис Лэнгфорд, я заметила, как они переглянулись, словно между ними была какая-то договоренность. Похоже было, что они ждали какого-нибудь вопроса с моей стороны, чтобы завести разговор о том, о чем собирались.
      Наконец миссис Лэнгфорд начала:
      – Ваше высочество, мне трудно сообщать вам об этом, и я надеюсь, что вы не рассердитесь, но…
      Она замолчала и беспомощно взглянула на Анну, которая сказала:
      – Ее высочеству следует это знать. Многие об этом знают, и было бы несправедливо скрывать от нее.
      – Пожалуйста, говорите, – попросила я.
      Миссис Лэнгфорд молчала. Анна посмотрела на ее смущенное лицо и повернулась ко мне.
      – У принца есть любовница. Это продолжается уже некоторое время.
      Я не верила своим ушам.
      – Да, это так. Мы не хотели вас огорчать, но… доктор Ковелл и мистер Скелтон… они полагают, что вас нельзя оставлять в неведении.
      – Это вздор… – начала я.
      Анна покачала головой:
      – Это уже давно продолжается. Вы должны об этом знать. Разве вы не замечали, как нагло ведет себя эта женщина?
      – Эта женщина?..
      – Да. Элизабет Вилльерс.
      – Но она… она косая!
      Анна пожала плечами.
      – Она умна… и хитра. Это началось почти сразу после вашего приезда сюда.
      – Я не верю.
      Они беспомощно переглянулись.
      – Он бывает у нее каждую ночь, – сказала миссис Лэнгфорд.
      – Нет! Не может быть!
      – Ну что ж, – сказала Анна. – Мы исполнили свой долг. Если ваше высочество не верит нам…
      – Не может быть, чтобы Уильям… нет…
      – Таково большинство мужчин.
      – Он не такой, как другие.
      Анна вздохнула:
      – Если ваше высочество не верит нам, то больше не о чем говорить.
      – Но ведь это легко проверить, – сказала миссис Лэнгфорд.
      – Что вы хотите сказать? – спросила я.
      – Если бы вы спрятались неподалеку от лестницы, ведущей в ее апартаменты, вы могли бы увидеть, как он идет к ней.
      – Если не в ту же ночь, то в другую, – сказала Анна. – Он у нее частый гость.
      – Вы хотите, чтобы я… шпионила за ним?
      – Все зависит от того, какую важность вы этому придаете, – возразила Анна.
      – Вы никогда не любили Уильяма, – сказала я укоризненным тоном.
      – Не я одна. Многим из нас не нравится, как он с вами обращается.
      – Оставьте меня, – сказала я. – Я хочу побыть одна.
      Они немедленно повиновались.
      Я была ошеломлена. Я не могла поверить услышанному и все же в глубине души знала, что это правда.
      Элизабет Вилльерс! Она была некрасива, не говоря уже о косоглазии. Но она была сильной личностью. Она обладала чувством собственного достоинства. Я думала, что Уильям мог найти в ней много привлекательного.
      И вдруг мной овладела неистовая ревность. Он не желал меня, а ведь меня считали красавицей. Я знаю, так говорят о всех принцессах, но я действительно была хороша. Правда, у меня была склонность к полноте, но все считали, что полнота только украшает меня. И все же он пренебрег мной и выбрал Элизабет Вилльер. Я не могла этого понять.
      А потом я вспомнила рассказы о его юности, когда, опьянев, он разбил стекла во фрейлинских покоях, пытаясь добраться до них. Как и у всякого мужчины, у него были свои потребности. Я не удовлетворяла его, поэтому он обратился к Элизабет Вилльерс.
      «Нет! Нет! Нет!» – твердила я. Но мой внутренний голос издевался надо мной: «А почему нет?» Я подумала о положении, которое она составила себе при дворе. Она стала чем-то вроде наставницы молодых фрейлин. Она всем распоряжалась. Когда ее сестра Анна вышла за Уильяма Бентинка, Вильгельм не возражал. Я вспомнила осложнения из-за Джейн Рот и Зулстайна. Разумеется, Вилльерсы были благородного происхождения… но Бентинк… он был другом Уильяма, и этот брак укрепил связь между Уильямом и Элизабет.
      Я сопротивлялась, я отказывалась верить, но минута пробегала за минутой, и эта история казалась мне все более вероятной.
      Анна явилась ко мне снова.
      – Простите меня, – сказала она. – Я не должна была говорить вам об этом.
      – Если это правда, я должна знать ее.
      – Но это вас глубоко ранило. Я никогда не хотела этого.
      – Я знаю, Анна, – сказала я. – Вы всегда были мне добрым другом. Я верю, что вы им и останетесь.
      Она взяла мою руку и поцеловала.
      – Он проводит с ней почти все ночи, – сказала она. – Если вы проследите за ним, это подтвердится. Да, лучше знать правду, какой бы горькой она ни была. Я долго думала. Но доктор Ковелл находит, что вы должны знать то, что известно всему двору.
      – Доктор Ковелл?
      – Его очень сердит то, как с вами обращаются. Он писал вашему отцу.
      – Мой отец знает… об этом?
      Она молчала.
      – Анна, – спросила я. – Мой отец знает об Уильяме и Элизабет Вилльерс?
      – Да, – отвечала она.
      – А может быть, эти слухи распускают, чтобы повредить принцу в глазах моего отца?
      – Вы можете сами убедиться…
      Я решилась. Я стану шпионить за моим мужем.

* * *

      Мы нашли, где можно спрятаться. Это был большой шкаф возле лестницы, ведущей в комнаты Элизабет Вилльерс. Она помещалась отдельно от остальных дам. Теперь было ясно почему.
      Анна не знала, когда Уильям придет к Элизабет, но в том, что он придет к ней, она не сомневалась. Если не в эту ночь, то в следующую, так как он был здесь частым посетителем.
      Мое поведение было мне противно. Это был такой низкий поступок. Но единственное, что я еще могла сделать, это спросить его самого. К этому я не могла себя принудить.
      Неожиданно Анна схватила меня за руку, и я прислушалась. Я услышала звуки шагов на лестнице, тихих, осторожных. Кто-то приближался к нам, и, когда он прошел мимо, Анна слегка приоткрыла дверцу. Я увидела Уильяма, поднимающегося по лестнице. Я увидела, как он подошел к двери спальни Элизабет и вошел туда.
      Анна повернулась ко мне и прошептала:
      – Теперь вы сами все видели.
      Я молчала, пока не вернулась к себе в спальню. Там я сказала:
      – Да, теперь я сама все видела.
      – Мне так жаль! – Анна обняла меня. – Но это лучше, чем оставаться в неведении.
      – И люди знают об этом, – сказала я. – Доктор Ковелл, мистер Скелтон… и мой отец.
      – И многие другие, – сказала Анна.
      – Что же мне делать?
      – Ваш отец посоветует вам.
      – Нет. Я не могу написать ему об этом. Может быть, когда принц узнает, что мне все известно… он перестанет видеться с ней.
      Анна сочувственно взглянула на меня.
      – Я должна подумать, – сказала я.
      – Не переживайте так сильно. Мало кто из мужчин отличается верностью.
      – А теперь оставьте меня, Анна, – сказала я. – Я пришлю за вами, когда вы мне понадобитесь.
      Когда она ушла, меня снова охватило недоверие. Этого не может быть. Другие мужчины изменяют своим женам, но не Уильям. И не из-за какой-то щепетильности, просто он не придает значения любви, женскому обаянию, физическим ощущениям. И уж, конечно, он не станет красться по лестницам ночью. Мне было известно о похождениях покойного короля, и моего отца, и многих придворных в Уайтхолле, но я всегда думала, что Уильям непохож на них. А теперь я обнаружила, что он такой же, как все. У меня сложилось о нем такое впечатление, потому что я не привлекала его, и поэтому я воображала, что он равнодушен и к другим женщинам.
      Я провела бессонную ночь. Я думала о том, как все они обсуждают мое положение, жалеют меня и увиваются вокруг Элизабет Вилльерс – теперь-то я знала почему.
      Чем она соблазнила его, с ее косоглазием и отсутствием привлекательности?
      Я вспомнила ужины во фрейлинских апартаментах. Я поняла, что она была не только его любовницей, но и шпионкой. Она трудилась для него, выспрашивая всяческие подробности о жизни при английском дворе у приезжавших оттуда земляков и передавая их ему. Для этой цели и устраивались ужины.
      Мне стало дурно от ужаса.
      Я увидела Уильяма только во второй половине следующего дня. Он зашел ко мне, и, когда я оказалась с ним лицом к лицу, меня охватил такой гнев, что я не выбирала слова, они лились у меня потоком.
      – Я знаю, что у вас есть любовница, – сказала я. – Я изумлена и поражена. Вы… притворяясь таким добродетельным… прокрадываетесь по черной лестнице в покои Элизабет Вилльерс. Не пытайтесь отрицать. Я следила за вами. Я вас видела.
      Он поднял руку, чтобы прекратить мои излияния, но выражение его лица изменилось, он поджал губы, и на щеках его выступила краска.
      – О чем вы говорите?
      – Я полагаю, что все ясно. У вас любовница. Это Элизабет Вилльерс. Это продолжается уже очень долго. Поэтому она так и заносится. Можно подумать, что она и мной может командовать, как и вами.
      – Вы – истеричка, – сказал он.
      – А вы – прелюбодей. Изображаете из себя добродетельного, щепетильного человека, которому несвойственны человеческие слабости…
      – Я никого из себя не изображаю. Если вы себе что-то придумали, так это по неопытности и неспособности здраво рассуждать.
      – Так вы отрицаете все? – спросила я гневно.
      – Нет, – отвечал он.
      – Вы признаете, что она ваша любовница?
      – Для людей в нашем положении такие вещи не имеют значения.
      – Для меня они имеют значение.
      – Прошу вас, будьте благоразумны.
      – И сделать вид, что мне безразлично, что вы прокрадываетесь по ночам в спальни моих фрейлин?
      – Кто вам об этом сказал?
      – Какое это имеет значение? Достаточно того, что я об этом знаю.
      – Это все дело рук Скелтона. Я все это выясню. Я не потерплю шпионов при моем дворе.
      – Мои друзья знают об этом, и им не нравится, как со мной обращаются.
      – Вы – моя жена, – сказал он.
      – А вы влюблены в Элизабет Вилльерс.
      – Меня удивляет, – сказал он с нетерпеливым жестом, – что, будучи воспитаны при самом распутном дворе в Европе, вы поднимаете из-за этого такой шум.
      – Это касается меня… моего мужа… – начала я, и глаза у меня налились слезами.
      Он заметил это и, подойдя ко мне, положил руку мне на плечо.
      Он улыбался.
      – Мэри, – сказал он, – вы еще во многом ребенок. Когда я увидел вас, я решил на вас жениться.
      – Из-за того, что я могла вам дать корону Англии! Я это знаю.
      – Я не женился бы на девушке, которая мне не нравилась, а когда я увидел вас, я сказал себе: вот подходящая для меня жена. Поймите, я не таков, как те мужчины, каких вы знали при дворе вашего дяди.
      – Оказывается, вы больше похожи на них, чем я думала.
      – Это пустяки. Такое случается повсюду, и в Гааге гораздо реже, чем при других дворах. Это неважно… просто эпизод, и ничего больше.
      – Так вы не будете с ней больше видеться? Вы отошлете ее в Англию?
      Он нахмурился, потом засмеялся:
      – Вы поймете, что это не имеет значения. О таких вещах не стоит беспокоиться. У людей может создаться превратное впечатление. Мы должны думать о нашем положении.
      Мне страстно хотелось, чтобы меня успокоили. Он был более мягок, чем когда-либо. Меня переполняло желание лишить Элизабет Вилльерс его привязанности, и я уже начинала верить, что вся эта история – пустяки. Ее преувеличили. Это было просто увлечение. С мужчинами так бывает. Я должна относиться к таким вещам с пониманием. Мне доставляли удовольствие его усилия умиротворить меня.
      – Мой отец знает… – сказала я.
      Выражение его изменилось:
      – Кто вам сказал?
      Я колебалась, не желая вмешивать в это Анну Трелони.
      – Я слышала, – сказала я. – Он очень недоволен.
      Уильям задумался. Потом он обнял меня.
      – Мне очень жаль, что мы с вами так мало виделись последнее время.
      – Зато вы встречались с Элизабет Вилльерс.
      – Забудьте о ней. Мы могли бы поехать на несколько дней в Диерен. – Он нежно поцеловал меня. – Не забывайте, что вы – моя жена, что я люблю вас.
      Это было откровение. Я еще никогда не слышала от него слов любви. Он хотел отвлечь мои мысли от Элизабет Вилльерс. Я понимала это. Поэтому он и выказал нечто вроде нежности. Я знала, из каких это делалось соображений, но я все же немного смягчилась.

* * *

      Мой покой был нарушен. Показная нежность Уильяма произвела на меня впечатление. Я вновь и вновь вспоминала его слова. Я понимала, что то, что я обнаружила его связь с Элизабет, встревожило его. Но меня утешало то обстоятельство, что он взял на себя труд разуверить меня. Временами мне казалось, что я ненавидела его, но я была не уверена. Моя ненависть была ожесточенной потому, что он пренебрегал мной. Мне хотелось, чтобы он обращал на меня внимание. Я хотела иметь значение для него как женщина, а не из-за короны, которую я могла принести ему.
      Двумя днями позже я заметила, что с того вечера, когда я убедилась в неверности Уильяма, я не видела ни Анну Трелони, ни миссис Лэнгфорд. Я послала за Анной. Она не пришла. Вместо нее явилась Анна Вилльерс – теперь Анна Бентинк.
      – Мистрис Трелони нет, ваше высочество, – сказала она.
      – Где она? – спросила я.
      – Она… она уехала.
      – Уехала? Куда уехала?
      – В Англию. И миссис Лэнгфорд. Доктор Ковелл тоже уехал.
      – Я не понимаю, – сказала я. – Как они могли уехать без моего ведома?
      – Их отослали, ваше высочество.
      Анна Бентинк казалась расстроенной. Она никогда не отличалась жесткостью своей сестры и очень смягчилась после свадьбы.
      – Отослали? Я не понимаю.
      – Ваше высочество, принц отдал им приказание немедленно уехать. Это произошло вчера вечером.
      – Вы хотите сказать… что их выслали?
      – Да, ваше высочество. Им приказали уехать.
      – Не сообщив мне? Они были в моем штате.
      – Это был приказ принца.
      – Почему? Почему?
      Конечно, я догадывалась. Анна и миссис Лэнгфорд рассказали мне, что Элизабет Вилльерс была любовницей принца. Доктор Ковелл писал об этом в Англию. оэтому их уволили. И это сделал Уильям.
      Анна пыталась утешить меня.
      – Анна Трелони – моя лучшая подруга, – сказала я жалобно. – Мы с ней дружны с детства.
      – Я знаю. Но она нанесла оскорбление принцу. Он сказал, что, если они в заговоре против него, это значит, что они против его страны.
      – Он выяснил, что это Анна сказала мне… то, о чем он не хотел, чтобы я узнала.
      Она кивнула. Новости быстро распространяются при дворе. Я могла представить себе, какие велись разговоры. Принцесса обнаружила, что принц проводит ночи с Элизабет Вилльерс.
      Лучше бы они ничего мне не говорили. Лучше бы мне было оставаться в неведении, чем потерять тех, кого я любила больше всех.

* * *

      Я была поражена. После того как я уличила Уильяма в том, что у него есть любовница, я ожидала, что он оставит ее. Он сказал, что любит меня, что с момента нашей первой встречи он решил, что женится на мне, что, если бы я не нравилась ему, он не женился бы на мне даже ради короны. Естественно, что я восприняла это как просьбу о прощении и обещание забыть Элизабет Вилльерс.
      На самом деле не было ничего подобного. Он продолжал видеться с ней, и положение нисколько не изменилось. Единственным результатом стала для меня потеря моих друзей – даже моей любимой Анны, которая была при мне так давно, что стала частью моей жизни.
      Я была оскорблена и сбита с толку. Неожиданно мне пришла в голову отчаянная мысль. Я действовала под влиянием момента. Я уверена, что, подумай я об этом как следует, у меня не хватило бы духа так поступить.
      Последние несколько дней я редко видела Уильяма. Он говорил, что занят государственными делами, но я случайно узнала, что он встречается с Элизабет Вилльерс.
      Как я была глупа, позволив так легко успокоить себя и поверив всему, что он говорил. Я была очень разгневана, а в его отсутствие я всегда становилась смелее. Своим присутствием он внушал мне страх.
      Он собирался уехать на несколько дней в Брюссель и по дороге еще и поохотиться.
      Когда я узнала, что Элизабет не сопровождает его, мне и пришла в голову эта идея.
      Я не продумала все достаточно четко. Теперь я никого не могла попросить помочь мне. Если бы Анна и миссис Лэнгфорд были при мне, все было бы по-другому; теперь же мне не на кого было положиться.
      Уильям выслал моих друзей. У меня не было возможности оспорить его решение. Дело было сделано до того, как я об этом узнала. Теперь я была намерена поступить так же с ним. Меня лишили моей лучшей подруги, так и я лишу его любовницы.
      Я послала за Элизабет Вилльерс. Ей пришлось ко мне явиться. Она была моей фрейлиной, пусть даже и будучи любовницей моего мужа.
      Когда она вошла, я сказала:
      – У меня к вам важное поручение, Элизабет, которое вы, несомненно, выполните с присущим вам умением. Поэтому я и выбрала вас. Необходимо передать письмо моему отцу в собственные руки, и как можно скорее. Я желаю, чтобы его доставили ему вы.
      Она смотрела на меня с изумлением.
      Я чувствовала себя сильной и храброй, дочерью своего отца, наследницей английского трона. Если мне достанется корона, я буду очень важной особой – важнее Уильяма. Семейство Вилльерс всегда знало, кому следует угождать, и в данном случае им приходилось послужить мне.
      Я полагаю, Уильям сказал Элизабет, что мне известно об их отношениях; следовательно, она могла подумать, что это была месть с моей стороны. Но она не могла в присутствии придворных отказаться повиноваться мне. Уильяма же не было рядом, чтобы освободить ее от этого поручения.
      Она улыбнулась, но я знала, что эта улыбка была притворной.
      Ее изобретательный ум изыскивал какой-нибудь способ уклониться от моего поручения, но я была не намерена позволить ей это.
      – Вас будет сопровождать эскорт до пакетбота и по дороге в Уайтхолл. Там вы вручите письмо моему отцу. Вы должны передать его ему в руки. Приготовьтесь отправиться завтра утром.
      Сомневаюсь, чтобы она видела меня такой величественной, какой я могла выглядеть, когда я напоминала себе о своем положении; только Уильям подавлял меня, и мысль о том, что я была вне пре– делов его досягаемости, придала мне мужество, в котором я так нуждалась.
      – Я буду готова отправиться завтра утром, – отвечала она кратко.
      Я поразилась, как легко все это обошлось, и пристыдила себя за свою обычную покорность. Стоило мне только напомнить им своим видом, кто я, и все они тут же изъявили свое почтение.
      Я торжествующе улыбнулась, хотя и ощутила некоторую дрожь, подумав о возвращении Уильяма и о том, что он скажет, узнав, что я отослала его любовницу. Но в тот момент я чувствовала себя победительницей.
      Ночью я написала два письма отцу. В первом, которое я пересылала с Элизабет, не было ничего важного, а во втором, которое я вручила надежному курьеру, я излагала отцу всю историю и просила его задержать леди Вилльерс в Англии.
      На следующее утро Элизабет уехала.
      Только тогда я осознала всю отчаянность моего поступка и с волнением стала ожидать возвращения Уильяма.

* * *

      Он отсутствовал почти неделю. Я увиделась с ним на следующий день после его возвращения, и, к моему удивлению, отношение его ко мне нисколько не изменилось.
      Я ждала. Скоро он обнаружит, что произошло, поскольку несколько человек знали, что я отправила Элизабет с поручением в Англию. Я очень нервничала, сама не понимая, как я осмелилась так поступить.
      Шло время, однако муж даже не заговаривал со мной об Элизабет. Могло ли быть, чтобы он не знал о ее отсутствии? В таком случае, связь между ними была не столь уж прочной. Я поторопилась с выводами.
      Прошло около десяти дней, но об отъезде Элизабет никто не сказал ни слова. Никто из моих придворных дам не упоминал о ней. Они знали, конечно, что я выслала Элизабет. Обычно они знали о моих делах не хуже меня самой.
      Однажды Джейн Зулстайн пришла ко мне в некотором возбуждении.
      – Ваше высочество, сегодня я видела Элизабет Вилльерс, – сказала она.
      – Видели ее? – воскликнула я. – Где?
      – Во дворце. Она быстро прошла мимо. На голове у нее был шарф, так что было трудно разглядеть ее лицо, и она шла, опустив голову. Она направлялась в апартаменты Бентинков.
      – Вы, наверно, ошиблись, – сказала я.
      – Нет, ваше высочество, я уверена, что это была она.
      Я была потрясена. Апартаменты Бентинков находились рядом с покоями Уильяма, и сестра Элизабет, Анна, была женой Бентинка. Если Элизабет находилась в Голландии, это было единственное место, где она могла скрываться.
      Мой отец должен был принять во внимание мое письмо. Он был сердит на Уильяма за его обращение со мной и в любом случае сделает все, чтобы помочь мне.
      В течение нескольких дней я пыталась убедить себя, что Джейн ошиблась. Она обозналась, увидев похожую на Элизабет женщину, входившую в апартаменты Бентинков.
      Я поняла, что случилось, когда пришло письмо от отца.
      Он ожидал приезда Элизабет. Он уверял меня, что, если бы она приехала, ей не позволили бы вернуться. Но дело в том, что она не приехала. Он навел справки, и выяснилось, что, прибыв в Харвич и сходя с пакетбота со своим спутником, она остановилась и сказала, что забыла какую-то вещь и должна вернуться за ней. Ее спутник предложил сделать это сам, но она отказалась. Она покинула его, и больше он ее не видел. В дальнейшем обнаружилось, что она незаметно сошла на берег и затем села на другой пакетбот, отправлявшийся в Голландию.
      Это объяснило многое. Глупо было надеяться, что мне удастся перехитрить эту женщину.
      Одна из сестер Вилльерс недавно вышла за месье Пюисара, сына маркиза де Тоар, и они жили в Гааге. Элизабет жила у них и время от времени наведывалась во дворец, чтобы увидеться с Уильямом.
      Как они были умны! Какие они были хитрые! И как смеялись над моими слабыми попытками расстроить их планы.
      Самое странное заключалось в том, что Уильям никогда не упомянул обо всей этой истории, и его отношение ко мне нисколько не изменилось.

      Примерно в это время в Голландию приехал чело век, которому суждено было оказать на меня большое влияние. Я достигла такого периода в моей жизни, когда я находилась в неопределенности. Я жаждала идеального брака. Многие черты в Уильяме восхищали меня, но я была глубоко уязвлена его обхождением со мной. Я не могла разобраться в своих чувствах к нему; все они смешались и перепутались. Долгое время в моей жизни кумиром был для меня отец. Теперь этот облик потускнел. Я была в растерянности. Мне было необходимо руководство, и я получила его от Гилберта Бернета.
      Бернет был исключительно одаренный человек. Он блестяще знал латынь и греческий, изучал историю и правоведение. Его отец предназначил ему духовную карьеру, и он прошел курс богословия.
      До приезда его к нам он вел жизнь, полную приключений, и его обширный опыт воспитал в нем терпимость.
      Это был в высшей степени необычный человек, в особенности, если принять во внимание его звание. Он был высок, с карими глазами и густыми почти черными бровями. И, несмотря на серьезность его интересов, он был весельчак.
      Даже Уильям принял его приветливо, так как Бернет не одобрял происходившего в Англии и считал меня и Уильяма будущими монархами.
      Он был убежден, что мой отец сам рыл себе яму, и находил, что Уильям и я должны быть готовы взять на себя бразды правления. По его мнению, этого недолго оставалось ждать. Этот человек сблизил меня с Уильямом и помог мне понять моего мужа лучше, чем я когда-либо его понимала. И я думаю, что он повлиял в таком же смысле и на Уильяма.
      Гилберт Бернет умел говорить о серьезных вопросах шутливо, не уменьшая в то же время их серьезности.
      К своему большому удивлению, в беседах с ним я обнаружила, что разбираюсь в теологии, так как во время своего уединения я много читала. Теперь я могла рассуждать об этих вопросах с пониманием, что произвело на Гилберта впечатление. Он сообщил об этом Уильяму, и я уловила после этого в отношении мужа ко мне оттенок уважения, почти неуловимый, но все же заметный.
      Мой отец был недоволен присутствием Гилберта Бернета в Гааге, и по этому поводу между нами велась длительная переписка.
      Отец более чем когда-либо желал, чтобы я приняла католичество. Теперь уже можно было почти наверно знать, что я унаследую корону, а он не мог вынести мысли о том, что его преемница сведет на нет все его усилия насадить католицизм в Англии.
      Его безрассудство пугало и раздражало меня. Я любила его по-прежнему, но мне казалось, что он вел себя как капризный ребенок.
      Мои письма к нему начали удивлять меня. Я долго считала себя необразованной. Теперь я поражалась легкости, с какой я могла выразить мои чувства в длинных письмах к отцу, который, хотя он и не соглашался с моими взглядами, оценил мои познания.
      Я много говорила с Гилбертом Бернетом. Все это время мне очень не хватало Анны Трелони. Я привыкла делиться с ней своими чувствами, которые я могла поведать только ей одной. С Гилбертом Бернетом все было по-другому. Конечно, мы не сплетничали с ним, как с Анной, – удивительно, сколько можно узнать из сплетен, – но мои беседы с Гилбертом просвещали и утешали меня.
      Он разъяснил мне, что, хотя разрыв с Римом, это величайшее событие прошлого века, произошел из-за похотливости короля, он явился для страны большим благом. Англия не должна более никогда подчиняться Риму, а именно по этому пути и пытался повести страну мой отец.
      Читая между строк письма отца, я убеждалась, насколько нереальны были его мечты. Он не шел к своей цели, как Уильям – тихо, осторожно, тайно; его планы рождались у него не в уме, а в сердце. Он был фанатически религиозен. Я вспомнила о моем великом прадеде, французском короле Генрихе IV, гугеноте, изменившем свою религию ради мира. Он, наверно, походил на моего дядю Карла. «Париж стоит мессы», – сказал он, и народ его признал за это, и началось его славное царствование.