III. Марсия

Я была слегка удивлена, что победила так легко, ибо после этого проблем больше не возникало. Девушки были в тех постелях, в каких полагалось, и хотя Шарлотта меня игнорировала, а Юджини была несколько угрюма, остальные были вполне очаровательными, Тереза же ясно показывала, что рабски мне предана.

Я знала, Шарлотта дразнит ее тем, что она пресмыкается предо мной, и Юджини ей ясно показывала, что презирает ее, но как ни странно, Тереза — несомненно оттого, что была уверена в моей поддержке, — выработала в себе несколько больше смелости и казалась способной справляться с их колкостями.

У меня был очень дорогой моему сердцу предмет — английская литература, и мне было очень интересно читать мою любимую Джейн Остин и пьесы Шекспира с большим вниманием, чем раньше, читать их вместе с девушками, анализировать их и искать скрытый смысл. У меня на эту тему было четыре урока в неделю, и таким образом в течение недели я занималась со всеми девушками школы, а это означало, что на двух уроках присутствовали Шарлотта и Юджини. Шарлотта работать отказывалась, и Юджини — она была младше подруги на год или около того и находилась под сильным ее влиянием — тоже попыталась, но мне было забавно обнаружить, что она по-настоящему любила литературу и не могла полностью подавить свой интерес. Тереза же изо всех сил старалась угодить мне. Это действительно доставляло мне удовольствие.

Возможно светские занятия были менее успешны. Мы обсуждали различные темы, и девушки должны были учиться, как ходить и действовать грациозно — точно так же, как нам приходилось в Шаффенбрюккене. Все это было довольно забавно.

Собрания в согревательной мне нравились. Иногда к нам присоединялась Дейзи. Конечно, когда ее не было, мы были свободнее и спокойнее. Я узнала, что Дост-Шарлотта — как ее иронично прозвали — для всех была сущим наказанием.

— «Путы путам», — сказала мисс Паркер, которая гордилась откровенностью своих высказываний. — Я была бы очень рада увидеть Дост-Шарлотту в путах.

Тереза — мышка, говорили они. Глупенькая робкая малышка.

Я защищала ее и отмечала, что это из-за ее семейных обстоятельств.

Юджини — чистый кошмар, таков был комментарий мисс Паркер.

— Она — Веррингер, а это почти худший ярлык, какой только можно кому-либо привесить. Фиона, однако, славная девочка.

Мэтт Гринуэй, учитель верховой езды, который случайно присутствовал при разговоре, добавил, что трудно поверить, что они обе из одной конюшни.

— Совершенно разные по внешности и по характеру, — сказала Эйлин Экклз. — Потрясающе. А еще говорят о наследственности. Думается, большое значение имеет окружение.

— Предполагается, что окружение у них одно, — отметила я. — Очевидно, они обе воспитывались в Холле.

— Ну, говорят, их мать была милой и послушной. Скорее похожа на Фиону, мне кажется. Что же касается Юджини, так в ней сидит дьявол Веррингеров.

Мне нравились эти сборища, приправленные сплетнями, они очень помогали мне лучше узнать девушек, а это было огромным преимуществом при общении с ними. Возможно, Эйлин Экклз люди интересовали больше, чем других, так что она давала много информации.

— На лето, как я понимаю, нам опять оставят Терезу, — сказала она. — Ее родственники написали, что будут отсутствовать несколько месяцев.

— Бедное дитя, — сказала я. — Должно быть, ей одной здесь все лето очень скучно.

— Полагаю, было бы бессмысленным ожидать, что ее родители пришлют за ней из Родезии. Как только она оказалась бы там, ей пришлось бы отправляться обратно. Мне жаль девушку.

О Терезе я думала много. Когда я выходила из класса после урока, она часто предлагала мне помочь нести мои книги. Я видела надменно-презрительные взгляды Шарлотты, но казалось, что Терезу это не трогало, хотя, как я поняла, раньше она ее боялась.

Разговоры о девушках Веррингер продолжались.

— Юджини, — сказала мадмуазель, в ужасе взмахивая руками. — Она очень гадкая маленькая девушка.

Фрейлейн Кутчер выразила мнение, что Веррингерам вообще оказывается слишком много почтения. Это их выделяет.

— Думаю, в этом что-то есть, — сказала Эйлин Экклз. Вмешался Мэтт Гринуэй:

— Юджини будет настоящей наездницей. — Словно это компенсировало все остальные недостатки.

— Они будут очень богаты… эти две девушки, — сказала Эйлин.

— Им не на пользу знать это, — вставила мадмуазель.

— Но они знают, — настаивала Эйлин, — и это, кажется, вскружило голову мисс Юджини.

— Насколько они богаты? — спросила я.

— Бесконечно, — со смехом ответила Эйлин. — Я действительно слышала, что их дядюшке нравится загребать деньги.

— Дядюшке? Вы хотите сказать, сэру Джейсону?

— Разумеется, моя дорогая, если уж вам хочется называть его полагающимся титулом.

— Так значит, он богат?

— Как Мидас… или Крез, если вам так больше нравится. Но вы же знаете, как действуют деньги на некоторых людей: чем больше у них имеется, тем большего они хотят. С тех самых пор, как король оказал им милость и наделил землями Аббатства, они копили деньги. То же самое и с нашими двумя маленькими наследницами. Когда они станут совершеннолетними или выйдут замуж, они разделят состояние своего отца. И мне кажется, что если Фиона умрет, все отойдет к Юджини, а если Юджини посетит ту речушку, откуда ни один путешественник не возвращается, тогда все берет Фиона.

— Да, — сказала я. — Я, право, согласна с тем, что это ошибка, когда молодые люди знают о своем богатстве. Хотя Фиона кажется очень милой и скромной девушкой.

— Это потому что вы сравниваете. В сравнении с Юджини большинство людей покажутся милыми и скромными.

Мы все засмеялись.

— О, я уверена, что Фиона такова.

Да, дни проходили приятно. Я открыла, что могу делать то, чего от меня ожидают, и Дейзи была довольна моим вкладом в школьную жизнь. Она была уверена в том, что мои уроки с каждым днем становились все более похожими на уроки в Шаффенбрюккене.

Мне очень нравились занятия верховой ездой. Энтузиазм Мэтта Гринуэя передался девушкам, и большинство из них обладали природным пониманием лошадей, присущим женщинам.

Когда мы отправлялись на верховую прогулку, я всегда была готова приятно провести время. Даже Дост-Шарлотта на коне казалась сносной; словно она наконец нашла нечто, что уважала больше собственной персоны. Она обожала свою лошадь; и Юджини почти так же фанатично относилась к своей.

— Это интересно, — отметила я в согревательной, — насколько человечнее становится Дост-Шарлотта, когда она верхом.

Две из учительниц частенько сопровождали девушек. Дейзи считала, что это лучше, чем одна, чтобы был кто-то, облеченный властью, в голове и в хвосте группы.

Я выезжала с группой дважды в неделю, поскольку девушки тренировались каждый день. Потом Дейзи позволила брать лошадь, когда мне будет угодно, лишь бы это было не во время занятий, и я оценила это соглашение как счастливое.

Я написала тете Пэтти, что привыкаю, что работа доставляет мне удовольствие и что расскажу ей все подробно, когда приеду домой на летние каникулы.

Когда у меня между уроками выпадал свободный час или около того, у меня вошло в привычку брать лошадь, на которой я обычно ездила, и обследовать окрестности. Я любила ходить пешком, но, естественно, дальше определенного расстояния не уйдешь, а верховая езда давала мне гораздо большие возможности.

В своих пеших прогулках я предпочитала оставаться в пределах Аббатства, и мне никогда не удавалось это сделать без жутковатого чувства, что я вступаю назад в прошлое. Даже при самом ярком солнечном свете атмосфера была подавляющей, и я ловила себя на том, что мне чудятся звуки шагов, следующих за мной по плитам. Однажды мне показалось, что я слышу пение. Но я убедила себя, что это свист ветра. Бывали периоды, когда к чувствовала, что меня непреодолимым порывом тянет в руины; в такие моменты я действительно ожидала увидеть там какие-то проявления прошлого.

Эйлин Экклз, которая сделала много рисунков различных участков развалин, сказала, что ощущает то же самое. На некоторых своих рисунках она поместила наброски одетых в белое фигур.

Я думала, что это довольно странно, поскольку в целом она была довольно прозаической личностью. Однако верно было и то, что ни один человек, будь он сколь угодно прозаичным, не мог жить рядом с такой древностью и не подвергнуться ее влиянию.

Эйлин часто выводила свои классы в разные части Аббатства, и можно было встретить их с этюдниками в руках, устроившимися в каком-нибудь местечке с хорошим видом.

Мисс Хетерингтон хотела, чтобы девушки по-настоящему оценили свое окружение, ибо именно оно выделяло Академию из массы остальных школ.

В этот раз у меня не было уроков до трех тридцати, и поскольку полуденная трапеза заканчивалась, в два часа, оставалось полтора часа для верховой прогулки.

Это был прекрасный день, середина июня, и мне с трудом верилось, что я пробыла в школе так долго. Мне действительно казалось, что я ее давно знаю. Можно было оглянуться на прошедшие недели с удовлетворением. Я достаточно хорошо выполняла свою работу. Уроки английского языка были настолько удачны, насколько я вообще могла надеяться; одна или две девушки проявляли большой интерес к литературе, и к моему изумлению Юджини Веррингер была одной из них. Дост-Шарлотта продолжала быть трудной и досаждать мне сотней способов — перешептывалась во время уроков, подбивала других к неповиновению, мучила Терезу Херст, стараясь всячески навредить; а ведь у нее были подружки и кроме Юджини. Однако это все были досадные мелочи и неизбежная доля любого обучающего. Учителю следует ожидать, что он будет мишенью, особенно когда он не намного старше своих учеников.

Очевидно, я нашла верный способ держать Шарлотту в рамках приличия, и была очень благодарна ее преданности лошадям, которая давала мне оружие против нее. Она не позволяла себе совершить поступок, который лишит ее хоть на короткий срок общения с любимой лошадью.

Таковы были мои мысли, когда я выехала верхом в тот июньский день. Я напомнила себе — как часто это делала — о том, как заблудилась во время своей первой вылазки, и поскольку это больше не должно было повториться, я всегда хорошенько примечала путь, по которому ехала. Может статься, что на сей раз некому будет показать мне дорогу. Хотя нельзя сказать, чтобы сэр Джейсон в тот раз так уж помог. Я утвердилась в своих подозрениях с тех пор, как понемногу стала сама ездить по окрестностям, и знала теперь, что он вел меня в город самым длинным окольным путем.

Зачем? — думала я. Он ведь понимал, что я очень хочу вернуться обратно. Потому что он извращен? Потому что знал, что я беспокоюсь? Потому что он хотел, чтобы я чувствовала себя заблудившейся и зависящей от него? На самом деле он не был приятным мужчиной, и я надеялась, что мне не придется часто видеть его. Какая жалость, что школа так близко от Холла!

Я повернула прочь от города и последовала по дороге, по которой раньше не ездила, запоминая приметы, чтобы знать дорогу обратно. Я проехала мимо дерева с голыми ветвями, которое резко выделялось среди своих покрытых листвой собратьев. Должно быть, в него ударила молния или произошло еще что-то. Оно было мертво. Но как же оно было красиво! Странно, в каком-то отношении оно со своими обнаженными воздетыми к небу ветвями выглядело призрачным, жутковатым, даже угрожающим.

Это был хороший ориентир.

Я поднялась по подъездной аллее и оказалась около дома. Рядом с ним я заметила большие вязы и взглянув наверх, рассмотрела высоко на деревьях гнезда грачей!

В этом было что-то знакомое. Я слышала об этом месте.

И вот я была перед домом — простым, но красивым — явно построенным в те времена, когда архитектура была самой элегантной: незагроможденный, с длинными симметрично расположенными на кирпичных стенах окнами, очень простой, так что дверь с каннелированными дорическими колоннами и стеклянным веерообразным окном казалась особенно красивой. Дом был скрыт сложным переплетением решетки, которая походила на кружево и казалась совершенным обрамлением для этой очаровательной резиденции.

Я не могла не остановиться, чтобы полюбоваться ею, и когда я собралась ехать дальше, дверь открылась и вышла женщина. Она держала за руку ребенка.

— Добрый день, — крикнула она. — Вы не можете ехать дальше. Это тупик.

— О, спасибо, — ответила я. — Я исследовала окрестности и остановилась, чтобы полюбоваться вашим домом.

— Он довольно приятен, не так ли?

— Очень.

Она шла к ограде.

— Вы ведь из школы?

— Да. Как вы догадались?

— Ну, я видела большинство из них, но вы новенькая.

— Я приехала в начале семестра.

— В таком случае вы, должно быть, мисс Грант.

— Верно, это я.

— В таких местечках слышишь многое, — сказала она. — Как вам нравится школа?

Она стояла уже рядом с изгородью. В своем платье из лилового муслина она была поразительно красива. Высокая, тонкая и гибкая, она двигалась с почти заученной грацией. Ее густые рыжеватые волосы были высоко уложены на голове; огромные, светло-карие глаза обрамляли густые ресницы.

Ребенок с интересом рассматривал меня.

— Это Миранда, — сказала женщина.

— Хелло, Миранда, — сказала я.

Миранда продолжала, не мигая, смотреть на меня.

— Не хотите ли войти? Я показала бы вам дом. Он довольно интересен.

— Боюсь, что у меня нет времени. В три тридцать урок.

— Может быть, в другой раз. Я — Марсия Мартиндейл.

Марсия Мартиндейл! Любовница сэра Джейсона. Значит, это его ребенок. Я почувствовала, что немного отпрянула, но понадеялась, что она этого не заметила. Я испытывала к ней огромную жалость. Должно быть, чрезвычайно неприятно быть женщиной в ее положении. Конечно, она сама себя в него поставила, но при каких обстоятельствах? Моя неприязнь к сэру Джейсону Веррингеру в этот момент увеличилась. Что же это за человек, который может поселить любовницу так близко к своей семье, причем в отдельном доме и вместе с их ребенком?

— Спасибо, — услышала я свой голос. — В другой раз…

— Я была бы очень рада видеть вас в Грачином Стане.

Я взглянула на высокие вязы.

— Птицы вас своими криками не беспокоят?

— К ним привыкаешь. Без них чего-то не хватало бы.

— Это красивый дом. Он выглядит невозмутимым… и даже я сказала бы отстраненным… почти современным в сравнении с Аббатством и Холлом.

— Он очень удобен, и я его люблю.

— Я полагаю, вы давно в нем живете?

— Нет. Я приехала сюда как раз перед рождением Миранды. Он принадлежит Веррингерам. Что ж, большинство земель в округе принадлежит им.

— Да, — невозмутимо сказала я.

— Пожалуйста, приходите еще. Я люблю слушать про школу. Приходите, когда будет время. Выпьете чашечку чаю или стаканчик чего-нибудь… что вам понравится. Я слышала, что вы успешно справляетесь в школе.

— О, где вы могли это услышать?

— Разное слышишь…— она повернулась к ребенку. — Не думаю, что нам удастся уговорить даму войти, Миранда, — сказала она.

Миранда продолжала не отрываясь смотреть на меня.

— По крайней мере она кажется заинтересованной мною, — заметила я.

— Миранду интересует все, что ее окружает, и особенно люди. Пожалуйста, обещайте, что придете навестить меня. Я так люблю встречаться с людьми и вижу их так мало.

— Спасибо. Я приду. Придется подождать, когда у меня будет свободный день. Это не часто случается, но все-таки иногда бывает.

— Да, пожалуйста.

— До свидания, — сказала я.

Она стояла и махала мне рукой, подняв другой девочку и побуждая ее делать то же самое.

Я быстро выехала из подъездной аллеи мимо мертвого дерева, которое вздымало свои руки к небу — в отчаянии, как мне теперь казалось.

«Какая дружелюбная женщина! — думала я. — Она по-настоящему красива. Как же могла она так уронить свое достоинство? И любовница… носила его дитя, возможно в надежде, что поскольку для нее доступно такое достижение, он женится на ней, когда будет свободен. Ну что ж, теперь он свободен».

Мое отвращение к нему возрастало с каждой минутой. Я знала, что он высокомерен. Неужели он действительно убийца? Создавалось впечатление, что он считал себя вправе брать то, что хочет, независимо от того, как это подействует на тех, кто будет у него на пути.

Думая об этой женщине, я чувствовала себя очень подавленно. Лучше бы мой дневной отдых не приводил меня к Грачиному Стану.

Июнь почти кончался, а в конце июля должны были начаться каникулы. Я очень ждала возможности увидеть тетю Пэтти в ее новом доме, хотя конечно она писала часто и рассказывала мне подробности о своих новых дружеских связях, шалостях и неудачах, которые для нее превращались в чрезвычайно смешные приключения.

В тот день после полудня у меня не было занятий, и я взяла девушек на верховую прогулку. Вместе со мной должна была ехать мисс Барстон. Я предпочла бы, чтобы меня сопровождала Эйлин Экклз или мисс Паркер, потому что мисс Барстон была не лучшей наездницей и, как мне казалось, верхом на лошади нервничала больше, чем следовало.

В прошлый раз она отпросилась, так что я не была удивлена, когда Дейзи пригласила меня в свой кабинет, как раз когда мы собирались выезжать.

— Мисс Барстон говорит, что у нее много подготовительной работы, она хочет иметь образцы к следующему занятию. Она планировала сделать это сегодня. Ни у кого больше нет свободного времени.

— Ничего, — сказала я. — Я справлюсь. Это старшие девушки, и большинство из них — хорошие наездницы. Дейзи испытывала явное облегчение.

— Я так рада, что вы обладаете и этим достоинством вдобавок ко всем прочим.

— Верховые поездки очень приятны, — сказала я.

Вот так и получилось, что в этот день группа отправилась в путь под присмотром лишь одной учительницы, и это была я.

Всего было десять девушек, и среди них Тереза. Я знала, что она будет держаться поближе ко мне. Она так и не избавилась от своей нервозности, но, казалось, чувствовала, что я — нечто вроде талисмана или приносящего удачу амулета. Здесь же была Шарлотта вместе с обеими сестрами Веррингер.

Мы в полном порядке проехали по аллее, Шарлотта с Фионой и Юджини в арьергарде. Во мне часто возникали опасения, что когда Шарлотта в группе, она попытается как-то продемонстрировать свое превосходство и создаст неприятности. Она была вполне способна подбить некоторых подруг, не обладающих ее умением, пойти на риск. Я предупредила ее об этом с обещанием единственного наказания, которого она опасалась: если ее поведение не будет безупречным, она обнаружит, что ездить приходится не так уж часто.

Тереза ехала рысцой со мной рядом, слегка не в своей тарелке, но улучшение в ее состоянии было поразительным. Я была уверена, что со временем ее нервозность исчезнет. Мы говорили о деревьях и растениях — предмет, которым Тереза очень интересовалась и которым, несомненно, великолепно владела; она была в совершенном восторге, когда могла назвать растения, о которых я никогда не слышала.

Впереди показался Холл — внушительнейшее здание в стиле тюдор, но казавшееся более ранним, поскольку вместо привычных взору красных кирпичей оно было сложено из серого камня, причем большая часть строительного материала была взята из Аббатства, и это придавало зданию исключительность. Широкую низкую въездную арку по обеим сторонам обрамляли высокие восьмиугольные башни. Множество фронтонов и башенок радовали взгляд — и над всем этим возвышалась привратницкая.

Мы подъехали ближе, и вдруг на дороге появился легкий экипаж. Две великолепные серые лошади неслись с опасной скоростью и, казалось, прямо на нас. Я велела девушкам замедлить аллюр и отъехать к обочине. Экипаж был рядом, и вдруг я услышала, как Тереза вскрикнула, и ее лошадь понесла наперерез экипажу и через дорогу к Холлу.

Я пришпорила свою лошадь и галопом кинулась следом за ней.

— Не бойся, Тереза, — крикнула я…

Конечно, она меня не услышала.

Я догнала ее как раз в тот момент, когда ее вышвырнуло из седла на траву перед Холлом. Я спешилась и подбежала к ней. Она лежала неподвижно и была очень бледна.

— Тереза…— воскликнула я. — О Тереза…

К моему огромному облегчению она открыла глаза и посмотрела на меня. Я возблагодарила Бога за то, что она жива. Экипаж остановился рядом, и мужчина, который правил лошадьми, соскочил на землю и подбежал к нам.

Это был Джейсон Веррингер.

Тогда самой сильной моей эмоцией была ярость.

— Так это были вы, — крикнула я. — Сумасшедший… Это дитя…

Он не обратил на меня внимания, но стал на колени и склонился над Терезой.

— Послушайте, — сказал он. — Вы упали с лошади. С нами со всеми это время от времени случается. Ничего не сломали? Давайте посмотрим, можете ли вы встать.

Тереза отшатнулась от него.

— Мисс Грант, — прошептала она. Я сказала:

— Все в порядке, Тереза. Я здесь, и я позабочусь о тебе. Не похоже, чтобы ты серьезно пострадала. Давай посмотрим, можешь ли ты встать.

Джейсон Веррингер помог ей подняться. Было ясно, что она может стоять, не ощущая боли.

— Не думаю, что есть переломы, — сказал он. — Я немедленно приглашу врача взглянуть на вас. А сейчас я отнесу вас в дом, — сказал он Терезе.

Она умоляюще взглянула на меня.

— Я буду с тобой, — сказала я. — Не бойся, Тереза. Я останусь с тобой.

Тут я вспомнила, что отвечаю за группу. Я увидела, что всадницы с ужасом наблюдают за происшедшим.

Моя лошадь спокойно щипала траву, лошадь Терезы ускакала.