Принц-странник - Охотничья луна

— Все от этого зависит?

— Конечно нет. Вас пригласит тетя, и я уже решила сделать это. Вполне достаточно. Но не грех доставить удовольствие Вайолит. Только не будьте слишком усердны в похвалах, она проницательна. Просто посмакуйте, склоните голову набок и скажите «ах». Она такая прелесть, хотя люди не всегда это понимают. Нам нравится ее поддразнивать и доставлять ей удовольствие.

— Спасибо за предупреждение.

— А вот и Вайолит, — сказала я, — и, да, она несет свое пастернаковое вино.

— Это был хороший год, — сказала Вайолит, — а никто не может сделать хорошее вино без хорошего урожая. Конечно, вы это знаете, мистер…

— Мистер Маркем, — сказала я.

— О да, теперь я вспомнила. Мистер Маркем, теперь попробуйте вот это. Тереза, принеси-ка эти печенья к вину.

— Вы меня балуете, — сказал Джон Маркем.

Он с почтительностью взял рюмку и, поднеся ее к губам, вдохнул аромат, словно пробовал вино в подвалах какого-нибудь виноградника, прихлебнул. Стояло глубокое молчание.

Затем он поднял глаза к потолку и сказал:

— Я знал прежде, чем попробовал. Букет превосходен, и это воистину должно быть марочный год.

Вайолит порозовела.

— Вижу, вы из тех, кто знает, о чем говорит.

— Я предложила мистеру Маркему остаться, если захочет, на ленч, — сказала я. — Он остановился в «Королевском Гербе».

Вайолит скорчила гримасу.

— Я слышала, что пища там не ахти. Ну, если бы я знала… но у нас только пастуший пирог и яблочный торт.

— Не могу придумать ничего лучшего, что мне хотелось бы, чем пастуший пирог и яблочный торт.

— Ну, — сказала все еще польщенная Вайолит. — Это будет на радость. Я пойду сервирую еще одно место.

Тереза вошла и была представлена.

К тому времени, когда вернулась тетя Пэтти, Джон Маркем умудрился произвести удивительно хорошее впечатление как на Вайолит, так и на Терезу. Для меня он был братом Лидии и вряд ли казался посторонним.

Он остался на ленч, а потом вернулся в свою гостиницу, но не раньше, чем получил приглашение пообедать с нами.

Я знала, что он глубоко опечален смертью Лидии, но он был не из тех, кто стал бы обременять других своим горем. Мистер Маркем оказался живым и интересным собеседником. Он говорил о банковском деле, своей жизни в Лондоне и на ферме в Эппинге. Он сказал, что его брат Чарльз сейчас в Лондоне. На ферму всегда старались уехать, когда выдавалось время.

— Просто удивительно, какое удовольствие можно получить от сенокоса или уборки урожая… особенно после того, как вы проводили целые дни в офисе, жонглируя цифрами и занимаясь всем тем, из чего состоит жизнь банкира. Не то, чтобы я имел что-нибудь против работы в банке. Я нахожу ее чрезвычайно притягательной. Дело просто в перемене… в удовольствии закатать рукава и влезть в старую фермерскую одежду, сбросить городской лоск на время сельских занятий.

Вайолит, которая выросла на ферме, слушала с жадностью. Я никогда не видела, чтобы она так быстро приняла новичка. У него было столько рассказов о ферме и о том, как в прежние дни он понятия не имел, как и что делать. Все это звучало у него очень забавно.

Тереза с большим интересом слушала его смешные рассказы.

— Мне бы хотелось пожить на ферме, — сказала она. После обеда мы сидели в саду.

— Вечерняя прохлада — лучшее время дня, — сказала Вайолит.

Мы все пошли провожать его до ворот, чтобы там попрощаться, и очень жалели, что его визит подошел к концу.

Но на следующее утро он зашел снова.

Вайолит была в саду и чистила картошку, что она в хорошую погоду часто делала на воздухе, а Тереза рядом с ней лущила горох. Тетя Пэтти была одета для выхода, и я направлялась вместе с ней в деревенскую лавку. И тут появился мистер Маркем. Я увидела его из своего окна и крикнула:

— Привет! Я думала, вы уехали.

— Не мог, — сказал он.

— Идите в сад. Я сейчас спущусь.

Вайолит изрекла:

— Боже милостивый!

Она порозовела от удовольствия, Тереза тоже.

— В сущности, — сказал он, — я подумал, почему бы не остаться еще на день.

— Мы этому очень рады, — заверила я его.

Тетя Пэтти вышла в сад в своей шляпе с подсолнухами.

— Это приятный сюрприз.

— Это приятный прием, — ответил он.

— Он остается еще на день, — сказала Вайолит. — Тереза сбегай и принеси мне еще три картофелины. Думаю, гороха будет достаточно.

— Спасибо вам, — сказала он, — я надеялся, что вы пригласите меня остаться.

— Когда я думаю о том, что подают в «Королевском Гербе» в обеденной комнате, было бы неправильно не вытащить вас оттуда, — прокомментировала Вайолит.

— Я надеялся, что может быть меня по другой причине пригласят.

— По какой? — спросила Тереза.

— Что вы находите мою компанию достаточно развлекающей, чтобы согласиться потерпеть меня еще один день.

— О, мы находим, — воскликнула Тереза.

— А на обед у нас жареная свинина, — сказала Вайолит.

— Это утверждение или приглашение?

— Зная Вайолит, — вставила тетя Пэтти, — это и то и другое.

— Мне кажется, я пришел как раз, когда вы собирались куда-то, — сказал он, глядя на меня и тетю Пэтти, одетых для выхода.

— Всего лишь в деревенскую лавку. Мы собирались туда съездить на двуколке с пони. Хотите с нами? Пока я буду в лавке, Корделия может показать вам церковь, и мы вернемся вместе. Церковь стоит того, чтобы на нее взглянуть, хотя есть опасность, что колокольня в любой момент может рухнуть.

— А колокола треснули, — вставила Вайолит. — Если бы вы только их услышали, мистер Маркем, или скорее не стоит. Это позор.

— Думаю, будет лучше, если мы уйдем прежде, чем разразится спор о колокольне и колоколах, — сказала тетя Пэтти. — Идемте.

Это было приятное утро. Мы с Джоном Маркемом пошли в церковь, и я показала ему витраж, который славился в окрестностях, и бронзовые изображения знаменитых жителей и имена пасторов, начиная с двенадцатого века. Мы прошли по кладбищу, перешагивая через старинные могилы, надписи на которых были почти стерты временем и непогодой; к тому времени, когда тетя Пэтти к нам присоединилась, я чувствовала, что очень хорошо знаю Джона Маркема.

В этот вечер за обедом он сказал:

— Я должен буду завтра уехать в Лондон, а через неделю отправлюсь на ферму. Там я пробуду целую неделю. Мне хотелось бы, чтобы вы приехали и увидели ее.

— Как! — воскликнула Тереза. — Все мы?

— Там полно места, и мы любим гостей. Старая ферма по-настоящему не используется. У Саймона Бриггса, нашего управляющего, свой дом. Он никогда не пользуется фермой… это только для семьи, и мы всегда говорили, что следовало бы ее больше использовать. Ну так как?

Тетя Пэтти взглянула на Вайолит, а Вайолит на свою тарелку. В обычном случае я ожидала бы, что она начнет придумывать разные возражения. Но она не стала.

Тетя Пэтти, которая любила, когда происходит что-то неожиданное, улыбалась мне.

Тереза сказала:

— О, давайте же…

— Вы уверены? — спросила я. — Нас ведь четверо.

— Для Форест Хилла это пустяки. Старый дом может и двадцать разместить не создавая тесноты. Что вы скажете?

Я ответила:

— Это звучит… приглашающе…

Все засмеялись, а потом мы возбужденно строили планы поездки в дом Маркемов у самого леса.

Неделя, которую мы провели в Форест Хилле, была такой, что надолго останется в нашей памяти.

Я часто думала о Джейсоне Веррингере и гадала, как у него дела на континенте в поисках Фионы. Но я думала и о том, что он станет делать, если найдет ее. Если она замужем, он не очень-то может увезти ее домой. И еще мне пришло в голову, что когда он вернется, он может приехать в Молденбери, и мне не хотелось, чтобы это случилось, пока мы в Эппинге, поэтому я написала ему короткую записку, выразив надежду, что он нашел удовлетворительную информацию о Фионе, и что меня в Молденбери не будет, поскольку мы гостим у друзей.

Было много суматохи, когда мы собирались в гости. Вайолит настаивала на том, чтобы сделать небольшую уборку «Просто на тот случай, если что-нибудь произойдет. Мне не хотелось бы, чтобы люди вошли и увидели, что тут все вверх дном».

— Что вы имеете в виду… под «что-нибудь»? — спросила я.

Вайолит сжала губы и не ответила, но будучи Вайолит она подумала о катастрофах на железной дороге, в которых мы все могли погибнуть, или тому подобных крайностях. В любом случае дом должен быть в таком виде, в каком ему полагалось быть для особых гостей.

Мы позволили ей добиться своего. Тереза и я упаковывали сумки, бесконечно обсуждая, что же взять для недельного пребывания на ферме. У тети Пэтти были три шляпных картонки, в каждой по две шляпы. Мы ничего по этому поводу не сказали, зная, что тетя Пэтти и ее шляпы неразлучны.

Джон Маркем встретил нас в Лондоне, мы отправились на место, и с момента прибытия влюбились в ферму.

Из-за жаркого лета уборка урожая началась рано, и мы играли в ней свою роль: с беспокойством вглядывались в небо, выискивая признаки надвигающегося дождя; Тереза и я носили бутылки с холодным чаем и хлеб с сыром для рабочих, садились вместе с ними в тени и слушали их разговоры. Мы с Терезой и я совершали верховые прогулки по лесу. Иногда мы гуляли пешком. Лес был красив, но деревья уже начали окрашиваться в осенние краски, так что буки, вязы, березы и платаны были оттенены желтым; а дубы начинали приобретать красновато-коричневый цвет. Я помню запах жимолости, которая обильно разрослась у дверей фермы. Даже сейчас этот запах возвращает мирные воспоминания.

По ночам я лежала в своей комнате и смаковала удовольствие от физической усталости и опьянения солнечным светом и свежим воздухом. Я спала лучше, чем когда бы то ни было после получения анонимного письма, и была потрясена тем, что за весь день не думала ни о нем, ни о слухах и скандалах; я была так утомлена, так полна впечатлениями дня, что не могла уже переживать те же злые предчувствия и ужас, которые охватывали меня раньше. Я ощущала, что исцеляюсь.

В середине дня мы ели за большим деревянным кухонным столом, раскрыв окна настежь, чтобы доносился запах свежескошенного сена, и участвовали в разговоре об уборке урожая.

— Какая жалость, что вас здесь не будет при окончании жатвы, — сказал Джон.

Он казался совсем другим, чем тот безукоризненный джентльмен, который посетил нас в Молденбери. Я чувствовала — и видела, что другие тоже это ощущали — что знаю его очень давно.

— Может быть, мы могли бы, — с надеждой начала Тереза.

— Тереза, — сказала я, — нам скоро придется возвращаться в школу.

— Не говорите об этом, — мрачно заявила она. Джон рассказал нам об окончании жатвы и о празднике по этому поводу.

— Это лучшее время года. Когда все собрано, дети делают кукурузных куколок.

— «Дабы не начались зимние бури», — процитировала Вайолит.

— И мы развешиваем их на стенах. Это талисманы, дающие надежду получить хороший урожай на будущий год.

— Мы дома это тоже делали, — сказала Вайолит.

— Это общий обычай, — добавил Джон. — И мне кажется, он идет еще из средних веков.

— Люблю, когда поддерживают старые обычаи, — заявила Вайолит.

Думаю, именно она поражала нас больше всего. Ей по-настоящему нравилось в Форест Хилле. Она приняла на себя кухню. Жена управляющего, которая обычно приглядывала за хозяйством, когда семья наезжала сюда, была только рада передать ответственность, а Вайолит была как рыба в воде. Рассказывая о своем детстве, она становилась совсем сентиментальной.

Несмотря на то, что мы счастливо проводили время, я не могла выбросить Лидию из головы, и когда Джон сказал мне: «У вас спальня Лидии!» — мне показалось, что я ощущаю ее там, и раз или два она мне снилась.

Мне казалось, что во сне я слышу ее голос: «Ты не должна обо мне беспокоиться, Корделия, я мертва».

Я проснулась, и эти слова продолжали звучать в моих ушах. Легкие занавески развевались за окном, поскольку поднялся ветер, а окно было распахнуто. Резко вырванная из сна, я вообразила, что там стоит привидение.

— Лидия! — воскликнула я и села в постели. Потом я поняла, что это, и, встав, полуприкрыла окно. Было довольно прохладно.

Я вернулась в постель, но уснуть не могла. Я переживала заново давние дни, вспоминая Лидию.

Но утром я о ней забыла, вышла в поле и смеялась вместе со всеми.

Джон приехал в Лондон с нами. Он направился в Кенсингтон после того, как посадил нас на поезд в Молденбери.

— Это была чудесная неделя, — сказала Тереза. — О, Джон мне так нравится.

Наши каникулы подходили к концу. На следующий день мы с Терезой должны были уезжать в Колби.

В эту последнюю ночь, после того как все разошлись, тетя Пэтти пришла ко мне в комнату с одной из своих бесед.

— В конце концов это оказались очень счастливые каникулы, — сказала она. — Маркемы мне понравились.

— Да, такая милая семья. Конечно, они все ощущают потерю Лидии.

Несколько мгновений тетя Пэтти молчала. Потом сказала:

— Думаю, Джон Маркем на полпути к тому, чтобы в тебя влюбиться, Корделия.

— О, тетя Пэтти, я знаю его так мало. Вы очень романтичны.

— Я знаю, что ты считаешь меня в этих делах полной невеждой, потому что я живущая в деревне старая дева. Но я ведь читаю свои трехтомные романы, и то, что в них происходит, открывает глаза даже глупой старой холостячке вроде меня.

Я обхватила ее руками и поцеловала.

— Я не позволяю делать о вас уничижительных замечаний, даже если вы сами их произносите.

— Это был такой милый дом, — она выглядела несколько мечтательно. — Я часто думаю о том, как бы ты вышла замуж и у тебя были бы детки. Ты знаешь, мне бы очень хотелось малышей.

— О дорогая тетя Пэтти. Мне очень жаль, что я не могу вам угодить.

— Когда-нибудь ты это сделаешь, не сомневаюсь. Просто я думала о том, какая это милая семья… как там все по-дружески и легко со всеми ладить. Я думаю, Джон Маркем такой хороший человек. Ему можно довериться. Ты бы знала, что на него всегда можно положиться при необходимости… что он поступит наилучшим образом.

— Я уверена, что это все так.

— Смею сказать, мы будем теперь его видеть больше.

Я засмеялась.

— Вы лелеете романтические мечты, тетя Пэтти.

— Думаешь, это всего лишь мечты? Я вижу признаки. Ты улыбаешься. Это потому, что ты думаешь о моей нехватке опыта в такого рода делах. Я не совсем невежественна. Было время, когда я могла выйти замуж… только все пошло не так.

— Вы никогда мне не говорили.

— Об этом не стоило говорить. Он встретил другую.

— Какой он, должно быть, глупец.

— Кажется, он был очень счастлив. Жизнь в том, чтобы выбрать правильный путь в подходящий момент. Момент очень важен… случайность тоже… они должны совпасть. Важно узнать счастливую случайность, когда еще есть время. Корделия, когда подойдет момент, ты должна будешь сделать правильный выбор. Спокойной ночи, драгоценное мое дитя.

Она крепко прижала меня к себе.

— Я всегда утешалась, когда вы вот так меня обнимали, — сказала я. — Вы сделали это, когда я приехала в первый раз. Я помню шляпу и запах лаванды… и тогда все было таким же.

— И всегда будет, Корделия, — сказала она. Потом она поцеловала меня и вышла.

X. Тревожное открытие

Новый семестр начался. Дейзи созвала обычное предварительное совещание перед занятиями, и мы все собрались в ее кабинете.

— Мы сделаем все возможное, — заявила она, — чтобы забыть происшедшее в прошлом семестре. Девушки должны находиться под более строгим надзором, когда они вне стен… даже во время конных прогулок. Еще хорошо, что вовлеченной в это событие оказалась Фиона Веррингер и что в конце концов она сбежала из собственного дома, а не из школы. Если бы это был кто-то другой, могли бы быть неприятные осложнения с родителями. Однако мы должны предотвратить подобные происшествия. Со слов сэра Джейсона Веррингера я поняла, что он не имеет понятия о местопребывании Фионы и ее мужа, хотя он даже поехал на континент, пытаясь их разыскать. Что ж, будем надеяться на более мирный семестр. Мы не хотим, чтобы среди девушек было слишком много сплетен. Об этом инциденте говорить не следует. Девочки склонны восхищаться теми, кто совершает глупости. Еще один побег был бы катастрофой для школы. Таким образом… это дело закрыто. Было бы неплохо для начала нацелить наших учениц на подготовку к рождественским забавам. Может показаться, что рано думать об этом, но это займет девушкам головы. Скажем, сцены из Шекспира… маленькие отрывки, которые они могли бы сыграть перед всей школой. Это вызовет возбуждение и игру воображения. Мисс Грант, я помещаю Шарлотту Маккей в одну комнату с Юджини Веррингер. Они с самого начала были вместе и дружили. Я думаю, это поможет Юджини. Должно быть, ей недостает сестры. Она провела каникулы в доме Маккеев близ Бервика. Я не хочу, чтобы Юджини слишком тосковала по сестре. Это было хорошей идеей позволить ей уехать к Маккеям, лучше, чем оставаться в Холле, где все напоминало бы о том, что ее сестры там нет. У нас новая девушка, Маргарет Кийз. Она кажется милым созданием. Она будет жить с Патрицией Картрайт.

Дейзи продолжала обсуждать другие аспекты семестра и в конце концов отпустила нас, чтобы мы могли пойти в свои комнаты «устроиться», как она это назвала.

В этот вечер я делала свой обход. Все были в постелях и казались достаточно смирными, даже Шарлотта и Юджини, хотя Шарлотта и наградила меня торжествующим взглядом, словно чтобы напомнить мне о той первой ночи в школе, когда у нас были осложнения из-за того, кто в чьей комнате будет спать.

Первые несколько дней прошли без происшествий, пока однажды ночью меня не разбудил кто-то, стоящий у моей постели, и я не услышала голос, который с нетерпением произносил: «Мисс Грант, мисс Грант!» Я подскочила. Это оказалась Шарлотта.

— Шарлотта! — воскликнула я. — Что случилось?

— Юджини, — сказала она. — Ей плохо.

Я поспешно надела халат и тапочки и последовала за ней. Юджини лежала на спине и была очень бледна; на лбу у нее выступили капельки пота. Он был холодным и липким на ощупь. Я сказала:

— Сейчас же иди к мисс Хетерингтон. Шарлотта, которая казалась по-настоящему испуганной, быстро повиновалась.

Вскоре Дейзи появилась у постели, ее седые волосы, заплетенные в две косы, были перевязаны бледно-голубой лентой, но выглядела она такой же хозяйкой положения, как и всегда.

— Юджини больна? — спросила она и склонилась над девушкой.

— Думаете, нужно позвать доктора? — спросила я. Она покачала головой.

— Пока нет. Вероятно, это просто печеночная колика. Не нужно, чтобы девушки узнали. Они так все преувеличивают. В моей комнате есть нюхательные соли. Будьте любезны, сходите и принесите, Шарлотта. В буфете справа.

Шарлотта ушла.

— Вероятно, она что-нибудь съела, что ей не подходит, — сказала Дейзи. — Время от времени это бывает. Что у них было на ужин?

— Рыба. А потом молоко и печенье перед сном.

— Должно быть, это рыба. Подождем полчаса. Если к тому времени ей не станет лучше, я приглашу доктора.

Шарлотта вернулась с нюхательными солями.

— Ну вот, — сказала Дейзи, — так оно лучше.

Юджини открыла глаза.

— Теперь вы лучше себя чувствуете, моя дорогая? — спросила Дейзи своим решительным голосом, который требовал утвердительного ответа.

— Да, мисс Хетерингтон.

— Вы почувствовали себя плохо, не так ли?

— Да, мисс Хетерингтон… тошнота и головокружение.

— Что ж, лежите спокойно. Мисс Грант и я останемся здесь, пока вы не заснете и пока не будем уверены, что с вами все в порядке.

— Спасибо, — сказала Юджини.

— Шарлотта, вам следует лечь в постель. Вы можете приглядывать за Юджини, но мы здесь побудем какое-то время. Это просто обычная печеночная колика. Вероятно, рыба ей не подошла.

Как она была великолепна, наша Дейзи! Ни один генерал не мог придать больше уверенности своим войскам. Все знали, что с Дейзи у руля все должно идти в соответствии с планами.

И однако… был побег. Но с другой стороны, она об этом ничего не знала, пока он не стал совершившимся фактом.

Юджини закрыла глаза. Она дышала уже легче и выглядела гораздо лучше.

— Мне кажется, она спит, — сказала Дейзи. Она потрогала лоб Юджини. — Температуры нет, — прошептала она. Через пять минут она поднялась и сказала:

— Я думаю, теперь мы можем вернуться в свои постели. Шарлотта, если Юджини что-нибудь понадобится, вы разбудите мисс Грант. А если необходимо, придете за мной.

— Да, мисс Хетерингтон.

— Спокойной ночи, Шарлотта. Мы рассчитываем на то, что вы присмотрите за Юджини.

— Да, мисс Хетерингтон. Спокойной ночи. Спокойной ночи, мисс Грант.

За пределами комнаты Дейзи задержалась.

— Утром с ней все будет в порядке. Как я и предположила, небольшая колика. Шарлотта молодец. Вы знаете, я думаю, если бы этой девушке было чем заняться, она была бы существенно лучше. Если бы она чувствовала себя полезной… Как вы думаете?

— Я уверена в этом.

— Что ж, нам следует наблюдать за ними обеими, — сказала Дейзи. — Не думаю, что сегодня нас опять побеспокоят.

Я отправилась в постель и скоро заснула.

Утром Юджини было лучше — она почти пришла в норму, но я считала, что ей следует отдохнуть. Но она не хотела, почти стыдясь того, что заболела.

— На самом деле у меня все в порядке, мисс Грант. Не знаю, что это было, просто я немного странно себя чувствовала.

— Думаю, вам сегодня днем следует прилечь.

— О нет, мисс Грант.

— Да, Юджини. Такого рода приступы ослабляют больше, чем вы предполагаете. Я настаиваю на том, чтобы вы сегодня днем отдохнули. Вы можете почитать или, может быть, Шарлотта сможет с вами побыть.

Она довольно неохотно согласилась.

Должно быть, было около трех часов, когда я шла в свою комнату и, вспомнив, что Юджини должна отдыхать, решила посмотреть, выполняет ли она мои указания.

Дверь была закрыта, но за ней я слышала смешки. Я догадалась, что Шарлотта с ней.

Поколебавшись, я решила зайти и постучала в дверь. Последовало короткое молчание, я открыла дверь и вошла.

Юджини лежала на своей постели, Шарлотта вытянулась на своей, на стуле сидела Эльза.

— О, — удивилась я.

— Вы сказали мне, чтобы я отдыхала, — ответила Юджини.

— Мы пришли ее подбодрить, — ухмыляясь, сказала Эльза.

— Несомненно, именно этим вы и занимаетесь. Как вы чувствуете себя, Юджини?

— Нормально, — ответила она.

— Прекрасно, вы можете встать, когда захотите.

— Спасибо, мисс Грант.

Когда я вышла и закрыла за собой дверь, смешки продолжались.

Я думала об Эльзе. Конечно, она вела себя не так, как подобает служанке, и, как в других случаях, я задумалась, должна ли приструнить ее за то, что она общается с девушками так, словно она одна из них, а не горничная. Но ей всегда удавалось взглядом напомнить мне о прежних временах в Шаффенбрюккене, когда она вела себя со мной и моими друзьями так же, как теперь с Юджини и Шарлоттой. В моем положении не было преимуществом присутствие того, кто знал меня школьницей. Трудно было порицать других за то, что сам делал. Возможно, самым невероятным было то, что Шарлотта, известная нам как сноб, дружила со служанкой. Однако я не слишком задумывалась об этом.

Я получила письмо от Джона Маркема. Он спрашивал, как я чувствую себя по возвращении в школу после каникул.

Это была незабываемая неделя, — писал он. — Я чувствовал, что мы знаем друг друга много лет. Ну почему Лидия никогда не приглашала вас на каникулы? Мы могли бы познакомиться раньше. Как мне хочется снова вас увидеть. Посещение школы это табу? Полагаю, это будет рассматриваться как не совсем соответствующее правилам. Нет ли чего-то вроде середины семестра? Вы домой ездите? Возможно, это слишком далеко для такого короткого срока. Однако Лондон не так далеко. Мне хочется познакомить вас с моим братом Чарльзом. Может быть, вы с Терезой могли бы нас посетить? Пожалуйста, подумайте об этом.

Я и думала, и это было довольно соблазнительно. Я не говорила об этом Терезе, потому что это возбудило бы ее надежды, а я не была уверена, что следует поехать.

Я все еще переживала мою встречу с Джейсоном Веррингером в Логове дьявола в Колби Холле. Это тревожило меня даже больше, чем я предполагала вначале. Я не могла перестать думать о нем, и в моих мыслях возникали картины того, что могло произойти, если бы я не совершила драматичный жест, разбив руками стекло. В любом случае это был безнадежный жест. Я ни за что не могла бы ускользнуть от него, если бы он был решительно настроен меня поймать. И даже если бы мне удалось выбраться через окно, прыгнула бы я с вершины башни? Мой поступок говорил о том, что я скорее предпочту смерть, чем покорюсь ему. Это было безрассудно. Однако это его отрезвило. Он и правда был потрясен, увидев кровь на моих руках.

Перестань о нем думать, приказывала я себе. Забудь его. Это всего лишь неприятное происшествие, из которого мне удалось выбраться невредимой. Даже шрамы на руках уже зажили. Но в Колби меня окружали руины прошлого со всеми мрачными легендами и ужасными страданиями, которые видели эти стены, и меня охватывала атмосфера катастрофы и рока.

Тут происходили странные вещи. Джейсон Веррингер, казалось, никогда не был от них далек. Что на самом деле произошло с его женой? Где Марсия Мартиндейл? Там, где Джейсон, всегда будут вопросы. Он — человек темных тайн. Можно было почти поверить, что одним из его предков был дьявол.

И как же все это отличалось от Эппинга — солнечного света, запаха зерна, простоты образа жизни, людей. Было чисто и свежо, и понятно. Мир… именно его мне предлагали… а мир казался в данный момент очень соблазнительным. Мне хотелось быть там, и однако же… почти против собственной воли меня притягивали темные башни Колби Холла и развалины Аббатства.

То, что в конце концов убедило меня принять приглашение Джона, было еще одно письмо. Его переслала мне тетя Пэтти, и оно было от Моник Делорм.

Дорогая Корделия, — писала она по-французски. — Я больше не мадмуазель Делорм, но мадам де ла Крезез. Да. Я вышла замуж за Анри. Жизнь чудесна. Мы едем в Лондон. Друзья Анри одолжили нам дом на неделю. Так что мы будем в вашей столице с третьего числа будущего месяца. Было бы замечательно повидаться с тобой. Напиши мне туда. Даю тебе адрес. С нетерпением меду твоего сообщения. Обязательно приезжай.

Всегда любящая и верная подруга Моник.

Я сказала Дейзи, что получила приглашение от друзей, которых мы навещали летом. Их дом расположен в Лондоне, но мы провели с ними неделю в деревне. Я могла бы поехать в середине семестра. Это лишь на пять дней, включая уик-энд. Я подумала, что могла бы этим воспользоваться.

Дейзи призадумалась.

— Немногие девушки поедут домой. Конечно, уроков не будет. Не думаю, чтобы кто-то еще из учителей планировал уезжать. Да, думаю, вы можете это сделать.

— Тереза тоже приглашена.

— О, это будет для нее приятным сюрпризом.

— Значит, я могу строить планы?

— Да. Думаю, да. Давайте.

Так я и сделала. Джон ответил, что он в восторге, Тереза с ума сходила от радости. По адресу, который был в письме, я написала и Моник, пообещав зайти к ней, когда буду в Лондоне.

Джон встретил нас на Пэддингтонском вокзале, и очень скоро мы продвигались рысцой в кэбе к его дому в Кенсингтоне. Это был высокий дом на площади, его охраняли два свирепых на вид каменных льва; белые ступени, ведущие к тяжелой дубовой двери, сияли, а бронза сверкала как золото.

Когда он своим ключом открыл дверь, в прихожей нас встретил высокий молодой человек.

— Это Чарльз, — сказал Джон. — Ему не терпится познакомиться с вами. Он много слышал о том, как мы проводили время на ферме.

У Чарльза было такое же открытое лицо и красивая внешность. Он мне понравился сразу.

Появилась горничная.

— О да, Сара, — сказал Джон. — Дамы захотят пройти к себе. Тереза, ваша комната по соседству с комнатой Корделии.

Мы поднялись по богатой, устланной алым ковром лестнице и вышли на площадку. Горничная открыла дверь, и я оказалась в жизнерадостной спальне с большой кроватью с колоннами, нисколько не похожей на ту с тяжелыми бархатными занавесями, что была в Холле. У этой кружевные занавески были задрапированы на каждом из торцов и подхвачены бантами бледно-лиловых атласных лент, бронзовые шарики и спинки сияли, и казалось, что она светится свежестью. В комнате была легкая элегантная мебель, которая напоминала Францию восемнадцатого века. Я подошла к окну и выглянула в маленький мощеный сад, в котором стояли горшки с зеленью. Она наверное буйно цвела летом и весной. Сейчас у серой кирпичной стены отцветали хризантемы и маргаритки.

Вошла Тереза. Она сияла. У нее была чудная маленькая комнатка, и между ее спальней и моей была дверь. Я вошла и огляделась. Очевидно, это была гардеробная.

— Ну разве не замечательно? — воскликнула Тереза.

Она была счастлива не только вырваться из школы, но и встретиться здесь с Джоном, поскольку была из тех людей, кто прочно привязывается, когда находит объект для восхищения. Она обратилась ко мне в отчаянии, и благодаря нашей дружбе в ее жизнь вошли люди, которых она полюбила. Я. Тетя Пэтти. Вайолит. А теперь она в эту компанию добавила Джона. Это было потрясением для нее: не было никого и вдруг появилось множество близких.

Я боялась, что Тереза склонна к драме: я не могла забыть, как она бросила в пруд серьгу Марсии Мартиндейл. Она была так молода, так плохо управляла своими эмоциями и, будучи неопытной, видела во всех дьяволов и ангелов… и ничего в промежутке. Ей придется учиться, но в течение следующих нескольких дней она будет с теми, кого любит и кем восхищается, и радовалась этому.

Обед в тот вечер прошел чрезвычайно интересно. Столовая была изысканной комнатой с высокими окнами, выходящими на улицу. Во время еды мы слышали цокот проезжающих мимо лошадиных упряжек, а иногда крики продавца вечерних выпусков газет.

Мы говорили о проведенной в деревне неделе, о школе, о Лондоне и о том, что будем делать во время нашего визита в столицу.