— Конечно, мне хотелось бы их посмотреть, но разве сначала нам не следовало бы заняться тем, ради чего я пришла сюда. Что вас беспокоит в отношении Фионы?

— Беспокоит? Несомненно это не беспокойство. Я просто прошу помощи, вот и все.

— Но у вас есть что-то на уме?

Он напряженно посмотрел на меня.

— Мой ум кипит вариантами.

— В таком случае, пожалуйста, позвольте мне услышать о них, и я посмотрю, можем ли мы в школе помочь их осуществлению.

— Для меня это проблема — обязанность заботиться о двух девушках. Особенно теперь, когда они становятся взрослыми.

— Это я могу понять.

— Мужчина… одинокий… это не просто.

— Я понимаю, что если бы ваша жена была жива, вам было бы проще.

— Она мало что могла сделать. В течение многих лет она была инвалидом, вы знаете.

— Да, мне это известно.

— Не сомневаюсь, что мое полное досье было вам представлено… этой старой злобной служащей с почты. Не знаю, зачем я ее там держу.

Я была в достаточной степени шокирована мыслью о том, что миссис Бэддикомб могла быть такой недоброй к хозяину Холла, хотя именно благодаря ему имела средства для проживания, как, полагаю, большинство людей в этом округе.

— А не могли бы вы… — начала я.

— Назначить новую служащую на почту? Несомненно. Здесь у нас что-то вроде маленького королевства, Корделия. Отношения почти настолько же феодальные, как и в те дни, когда мои предки купили земли Аббатства. Владения простираются до городка, который образовался только за последнюю сотню лет или около того. Моего прадеда очень заботило строительство. Он много строил и увеличивал свои владения. Я знаю, что эта злая старуха вместе с марками продает сплетни.

— Вы знаете это и позволяете?

Он рассмеялся.

— Пусть радуется жизни, бедная старая женщина. Веррингеры добавляют остроту в ее скучную диету. Имейте в виду, кое на что она может опереться, а что касается деталей… богатая фантазия.

— Откуда вы знаете обо всех этих сплетнях?

— Вы считаете, что я безразличный ко всему, кроме своих удовольствий, человек, который, как вы воображаете, ходит по балам, игорным клубам и развлекается в компании доступных дам. Удовольствия бывают разные, Корделия. Управление поместьем — одно из них, углубление в прошлое — другое. Видите ли, в моем характере много граней. Я могу мгновенно измениться. Уверяю вас, обо мне еще довольно многое можно узнать.

— В этом я никогда не сомневалась. Не займемся ли мы делом, ради которого я пришла? Скажите, какую дополнительную подготовку вы хотели бы для Фионы?

— Я хочу, чтобы она покинула Академию молодой леди, готовой для света.

— Думаете, мы можем ее такой сделать?

— Думаю, что да.

— Как?

— Я хотел бы, чтобы она вышла… в точности похожей на вас.

Я почувствовала, что краснею.

— Право, я не понимаю…

— Уравновешенной, хорошо умеющей говорить, холодной, вызывающей интерес. С чувством юмора… в сущности убийственно привлекательной.

Я засмеялась, но знала, что глаза у меня сияют.

— Это насмешка?

— Я убийственно серьезен. Если бы мне пришлось вывести в общество вас, я знал бы, что мне предстоит легкая задача.

— Не согласна. Учительница без гроша за душой в обществе далеко не уйдет.

Он подошел ко мне. Взял мою руку и поцеловал. Я сказала:

— Это абсурдно. Если вы будете себя так вести, мне придется уйти сейчас же.

Он озорно на меня посмотрел.

— Вам придется подождать девушек.

Мне пришлось заложить руки за спину, потому что они немного дрожали.

— Я думала, вы меня пригласили с серьезной целью.

— Я очень серьезен.

— В таком случае ваше поведение весьма экстраординарно.

— А я полагал, что очень сдержан.

— Я имею в виду ваши абсурдные комплименты и инсинуации. Пожалуйста, больше не надо. Я нахожу их оскорбительными.

— Я говорил чистую правду. Разве не этому вы учите ваших учениц?

Я села с показным достоинством.

— Подозреваю, что разговор о будущем Фионы не имеет смысла.

— Должен признаться, что тоже не нахожу эту тему очень интересной.

— В таком случае зачем вы просили меня прийти сюда?

— Потому что хотел поговорить с вами.

— Тогда почему же вы не назвали свои истинные намерения?

— Если бы я сделал это, мое желание не было бы исполнено.

— Поэтому вы солгали.

— На самом деле это ложь во спасение. Кому за свою жизнь не приходилось временами к ней прибегать? Возможно, даже вам.

— Скажите, какова же ваша цель.

— Быть с вами.

— Но почему?

— Вы должны понимать, что я нахожу вас неотразимо привлекательной.

— Разве так должен жених говорить с другой женщиной? Я сочувствую миссис Мартиндейл.

— Не стоит. Это женщина, которая бесконечно способна позаботиться о себе. Вы считаете, что мы с ней собираемся пожениться. Дело в этом? Горячие новости неутомимой миссис Б. с почты. Корделия, я не собираюсь и никогда не собирался жениться на миссис Мартиндейл…

— Но как же ребенок…

— Вы имеете в виду ее дочь? О, неужто говорят, что это мой ребенок? Снова миссис Б. Ей следовало бы писать романы.

— Так… Ну, это меня не касается. На самом деле вы, должно быть, считаете меня довольно дерзкой за то, что я так говорила. Пожалуйста, простите меня.

— Более чем охотно.

— Вам нечего сказать о Фионе, и вы удовлетворены обучением, которое она получает в настоящее время?

— Она и впрямь кажется несколько бесцветной, но это не вина школы. Она такая по природе. А Юджини склонна быть агрессивной. Им обеим не хватает шарма, но, возможно, я сравниваю их с… другими. На самом деле я хотел поговорить об Аббатстве и предстоящих празднованиях. Это не только костюмы. Я думал, что вы заинтересуетесь отчетами Аббатства и что вам покажется интересным рассказать девушкам что-нибудь об этом. Меня ужаснуло невежество Фионы и Юджини в этом вопросе. А тут еще будет этот маскарад. Я рылся в архивах и нашел вот это. У нас здесь много отчетов о более ранних периодах. Очевидно, когда мои предки приобрели Аббатство, многое оставалось в сохранности, включая массу записей, которые были помещены в нашу библиотеку. Я подумал, вам будет интересно их посмотреть.

— Мне было бы крайне интересно.

— Тогда подойдите к столу, и я покажу вам кое-какие старые планы этого места. Есть очень хорошие чертежи, выполненные монахами лет за сто до Ликвидации.

Он придвинул к столу два стула. Я села, и он взял большой том.

— Что вы знаете о монахах Колби? — спросил он.

— Что они были цистерцианцами… больше почти ничего.

— Тогда я вам немного расскажу. Орден сформировался что-то около двенадцатого века, а наше Аббатство было построено в 1190-х годах. Вы знаете, откуда взялось их название?

— Нет.

— От Сито, очень пустынного и почти недоступного леса на границе Шампани и Бургундии. Вот старая карта. Святой Бернар, основатель, был аббатом в Клэрво, первом из монастырей.

Я посмотрела на него. Он и в самом деле изменился. Что его интерес к Аббатству необъятен, было очевидно, поскольку он сбросил с себя манеру светской пресыщенности. Он выглядел моложе, почти мальчишкой в своем энтузиазме.

— Это была благородная компания мужчин, — сказал он. — Их целью было посвятить себя религии полностью. Возможно, благороднее идти в мир и попытаться его улучшить, чем отгородиться от всего в размышлении и молитве. Как вы считаете?

— Да, я считаю, что более смелый путь — идти в мир. Но немногие люди его улучшают, когда так поступают, и любовь к власти становится между ними и их благородными намерениями.

— Честолюбие, — сказал он. — Из-за этого греха пали ангелы. Люцифер был горд и честолюбив, и, как я уже говорил вам, считается, что он был членом нашей семьи. Спросите миссис Бэддикомб.

Я засмеялась.

— Пожалуйста, продолжайте. Это завораживает.

— Целью цистерцианцев было жить как можно проще. Все должно было быть простым. Они всегда строили в пустынных местностях, вдали от городов. Должно быть, когда-то здесь тоже было изолированное место. Можете вы себе это представить? Территорию огораживали крепкими стенами и строили всегда возле воды. Некоторые монастыри были построены по обе стороны потока. У нас рядом река, и это обеспечивает водой наши драгоценные рыбные пруды: монахам нужны были запасы свежей пищи. На стенах были сторожевые башни. Полагаю, им приходилось остерегаться грабителей. Посмотрите. Вот карта. Вы многое здесь узнаете. Вот амбары, зернохранилища, бойни, мастерские. Это внутренний равелин, а это внешний.

— О да, — сказала я. — Это действительно можно узнать.

— Вот дом настоятеля; дом для гостей рядом с ним. Люди всегда приходили в Аббатство, и никого нуждающегося в пище и убежище не прогоняли. Взгляните на неф. Там было одиннадцать ниш. На этой карте вы можете ясно это увидеть. Вы входите через нартекс. А вот поперечный неф. Взгляните на хоры, которые когда-то были разделены перегородкой… монахи с одной стороны, а послушники с другой. Часть их помещений сейчас используется для Академии: они были не так сильно повреждены, как остальные здания Аббатства.

— Это чудесная карта!

— Так все было в те дни. И у меня есть другая, показывающая, как все выглядело после Ликвидации. Мои предки приказали сделать. Смотрите, вот согревательная, дневная комната.

— Теперь наша общая комната.

Он повернулся ко мне и сказал:

— Я рад, что вам так интересно.

— Все это зачаровывает.

— Так много людей влюблены в настоящее и никогда не хотят оглядываться на прошедшее. И однако именно изучая то, что произошло, мы можем лучше справляться с сегодняшними событиями.

— Да, полагаю, это верно. Слава Небесам, теперь никто не придет и не разрушит нашу школу.

— Хотел бы я увидеть, как кто-нибудь посмел бы, когда командует мисс Дейзи Хетерингтон.

Я засмеялась.

— Она прекрасная женщина.

— Мы подумаем вместе о маскараде и придумаем, как придать зрелищу по-настоящему достоверный оттенок.

— Я думаю, вам следует посоветоваться с мисс Хетерингтон.

Он испуганно взглянул на меня, и мы оба снова принялись хохотать.

— Это было очень поучительно, — сказала я.

— И вы удивлены, что я могу интересоваться столь серьезным предметом.

— Я уверена, что вы можете быть очень серьезны. В поместье наверняка много работы.

—Оно требует постоянного внимания.

— Однако вы можете надолго покидать его.

— Покидал, не так ли? Я нечасто это делаю. У меня есть хорошие люди… один очень хороший человек — Джеральд Ковердейл. Вам следует с ним познакомиться.

— Сомневаюсь, чтобы он нашел, о чем со мной говорить.

— Вам было бы интересно послушать о поместье. Это маленькое независимое общество, как город… даже больше, как королевство.

— А вы — король.

— «Стеснена голова, носящая корону».

— Я уверена, вы никогда не будете стеснены.

— Вы ошибаетесь. Вам еще так много нужно узнать обо мне. Вы отвергли меня как человека легкомысленного, аморального, склонного только искать удовольствия. Это лишь часть меня. Если подумать, у меня есть некоторые очень хорошие черты.

— Говорят, что наши хорошие черты должны открывать другие, а не мы сами.

— Кто это сказал? Мисс Корделия Грант, могу поспорить. Это звучит как одна из нотаций, из тех, что вы читаете своим классам.

— Верно, что школьных учителей можно узнать, где бы они ни были.

— Возможно, в этом что-то есть.

— Мы склонны поучать и делать вид, что все знаем.

— Иногда это может быть очаровательно.

— Я вижу, вы твердо намерены сегодня мне льстить. Расскажите о поместье — этом королевстве с королем со стесненной головой.

— Нам приходится держать его в рабочем состоянии. Фермы и фабрики.

— Фабрику? Что за фабрика?

— По производству сидра. У нас служат большинство из живущих здесь людей в той или другой должности.

— Так что их заработки зависят от вас?

— От поместья скорее, чем от меня. Я просто унаследовал его, так вышло. Веррингеры всегда серьезно относились к своему долгу по отношению к поместью, и хотя я и говорю это о своей семье, мы были хорошими помещиками. Мы вменили себе в обязанность заботиться о своих людях. Поэтому лет сто назад и открыли сидровую фабрику. Случались плохие урожаи, и фермы не окупались. Было похоже, что работы для многих не будет. Фабрика сидра показалась неплохой идеей. Большинство из здешних жителей делали его у себя дома, вот мы и начали, и теперь у нас работает около сотни человек.

— Вы своего рода благодетели.

— Нам всегда нравилось так о себе думать.

— Люди должны быть благодарны.

— Благодарны? Только глупцы ожидают благодарности.

— Я вижу, снова появился циник.

— Если правда — это цинизм, то она никогда не прячется глубоко. Я всегда люблю смотреть фактам в лицо. Это странное свойство человеческой природы, но люди не любят тех, кто им помогает.

— О нет.

— О да, моя дорогая Корделия. Только подумайте. Кто был всегда самым ярым противником Веррингеров? Люди вашего поместья. Кто приписал нам сатанинские черты? Они же. Учтите, я не говорю, что мы не обладаем этими дьявольскими привычками, но именно наши собственные люди и есть наши самые злые критики, а когда наши подвиги их недостаточно шокируют, они преувеличивают. Дело в том, что люди ненавидят ощущение, что они кому-то чем-то обязаны, и хотя принимают помощь, сами себя ненавидят за то, что оказались в положении, когда вынуждены ее принимать. А поскольку самое трудное дело на свете — ненавидеть себя, эта ненависть переносится на помогающего.

Я молчала. Я думала о миссис Бэддикомб, которая была обязана средствами существования тому, что ее назначили на почту в поместье Веррингеров, и которая не могла скрыть яд в своем голосе, когда обсуждала их.

— Возможно, вы и правы… в некоторых случаях, — сказала я. — Но не во всех.

— Никто не бывает прав во всех случаях. Должны же быть исключения.

Мы улыбнулись друг другу, и я ощутила сияние счастья. Я была рада, что девушки отправились испытывать лошадей, и надеялась, что они вернутся еще не сейчас.

— Это удовольствие — иметь возможность поговорить с вами разумно… серьезно. Раньше наши встречи были словесными битвами. Забавными, бодрящими, но этот разговор для меня огромное удовольствие. Я хочу поговорить с вами о поместье. О том, какие улучшения я хочу ввести. Какие у меня для него планы.

— Сомневаюсь, что смогу это понять.

— Поэтому я и хочу рассказать вам… чтобы объяснить… И рассказать о своей жизни и о себе. Вы знаете, сегодня был мой самый счастливый день, какой я знал до сих пор.

Я засмеялась. Он разрушил чары.

— Это уже слишком, — сказала я.

— Вы смеетесь. Но вы не правы. В прошлом у меня были моменты, когда я был счастлив. Но счастье это всего лишь мгновения, не так ли? С того момента, как я вошел в эту комнату и нашел вас здесь, я ощущал счастье. Должно быть, это продолжалось минут двадцать. Вполне солидный промежуток времени.

— Мне он кажется очень коротким.

— Я знал, что с вами будет приятно говорить. Я знал, что вы поймете. Вы заставляете меня иначе смотреть на жизнь. Как я желаю, чтобы мы могли встречаться чаще!

— Это было бы нелегко. Мисс Хетерингтон отнеслась бы к этому весьма неодобрительно.

— Почему, во имя Неба?

— Я служу у нее, и было бы неприлично одной из ее учительниц быть в слишком дружеских отношениях с лицом противоположного пола и живущим по соседству, особенно…

— С мужчиной моей репутации. Сомневаюсь, чтобы миссис Бэддикомб тоже одобрила. Но с другой стороны, какая для нее сенсация!

Мы снова засмеялись.

— Корделия, — серьезно сказал он, — вы знаете, я влюбляюсь в вас.

Я встала, но он оказался рядом. Он обнял меня и поцеловал. Я пыталась заставить себя вырваться и не признавать, что мне хотелось оставаться в его объятиях.

— Этого не следует делать, — начала я.

— Почему?

— Потому что я не…

— Я люблю вас, Корделия. Это началось в тот миг, когда я увидел вас на облучке рядом с Эмметом.

— Я должна идти. О, где же эти девчонки?

Словно в ответ на мой вопрос я услышала их голоса. Я отстранилась и отошла к окну.

— Они идут.

— Мы еще поговорим об этом, — сказал он. Я покачала головой.

— Думайте обо мне, — сказал он.

— Я вряд ли могу этого не делать.

— Попытайтесь понять. Я хочу счастливой семейной жизни. У меня ее никогда не было. Крушение моих надежд, мое разочарование сделали меня таким, какой я есть. Я хочу быть другим.

Сейчас он говорил серьезно.

— Я хочу проводить жизнь здесь со своей женой и детьми, которые у нас будут. Я хочу сделать поместье лучшим в стране, но больше всего я хочу жить в мире.

— Я считаю, что эти ваши желания вполне естественны, однако…

— Тогда помогите мне достичь этого. Выходите за меня!

— Выйти за вас! Но совсем недавно вы собирались жениться на Марсии Мартиндейл.

— Нет. Это версия миссис Бэддикомб.

— Вы не можете говорить это серьезно. Вы просто забавляетесь на мой счет.

— Я серьезен.

— Нет… когда миссис Мартиндейл живет так близко. И я знаю, что вы с ней…

Девушки ворвались в комнату. Юджини сияла.

— Они превосходны, дядя Джейсон, — воскликнула она. — Я опробовала их обеих.

— Мы отсутствовали слишком долго? — спросила Фиона.

— Нет. Могли бы остаться и подольше, — с иронией сказал он.

— Я умираю хочу чаю, — сказала Юджини.

— Тогда позвони, чтобы его принесли, — сказал он.

Она позвонила, и чай принесли. Фиона разливала. Юджини все время болтала о лошадях, но я не слушала. Уверена, что он тоже.

Я была одновременно страшно возбуждена и ужасно скептически настроена, когда мы вернулись в школу. Юджини все еще болтала о лошадях и говорила, что возьмет с собой Шарлотту Маккей, чтобы показать их ей.