Принц-странник - Кирклендские услады

В холл я спустилась как раз в ту минуту, когда в дом вошел Люк. Он был в костюме для верховой езды и так напомнил мне Габриэля, что на какую-то минуту, пока он стоял в тени, я чуть не приняла его за своего покойного мужа. Я тихо ахнула. После случившегося ночью нервы у меня были взвинчены, и, кроме того, я словно ждала, что мне опять что-то привидится.

— С добрым утром, — сказал Люк. — Ну что, больше никакой нечисти не видели?

Он засмеялся, и такое насмешливое равнодушие меня насторожило. Я попыталась ответить как можно непринужденней:

— Да мне и одного раза вполне достаточно.

— Монах в капюшоне! — пробормотал Люк. — Бедная Кэтрин, надо же, чтобы такое померещилось!

— Простите, что я вас разбудила.

— Чепуха! Если впредь вам понадобится помощь, сразу зовите меня. Между прочим, я никогда не симпатизировал монахам. Все эти посты, власяницы, безбрачие… Кому это нужно? Что до меня, я обожаю вкусную еду, тонкое белье и красивых женщин. Уж я в монахи ни за что бы не пошел. Так что если понадобится задать призраку в рясе перца, зовите меня. Я к вашим услугам!

Он явно издевался надо мной, и про себя я уже решила, что лучше всего делать вид, будто эта история меня не слишком трогает. Свое мнение о происшедшем я не изменю, но навязывать его другим не стану. Люк с матерью упорствовали в том, что мне просто приснился какой-то необычный страшный сон. Не стоило убеждать их в противном. Но сама я твердо решила во что бы то ни стало выяснить, кто из живущих в доме так скверно подшутил надо мной.

— Спасибо, Люк, — постаралась перейти на шутливый тон и я, — буду помнить о вашем предложении.

— Прекрасное утро, — продолжал Люк. — Жаль, что вам нельзя ездить верхом. В воздухе пахнет осенью. В такую погоду скакать на лошади одно удовольствие. Ну, впрочем, скоро…

— Ничего, я потерплю, — заверила его я и, проходя мимо, отметила, с какой загадочной улыбкой он на меня смотрит. Будто вспоминает, как я выглядела ночью в неглиже. И мне припомнились слова Хейгар Редверз, что Люк пошел в деда, а сэр Мэтью всегда был неравнодушен к прекрасному полу.

Я вышла на крыльцо. Просто удивительно, какие чудеса творит свежий воздух! Все мои страхи испарились, и, гуляя между клумбами с хризантемами и маргаритками, я чувствовала, что справлюсь с любой угрозой, которая встанет на моем пути.

Я убеждала себя, что все очень просто: если меня кто-то задумал стращать, надо всего-навсего перед сном тщательно осматривать спальню и туалетную комнату и запирать двери и окна. И если даже тогда в комнате кто-то появится, значит, меня преследует нечистая сила. Таким образом я смогу убедиться, права ли я. Однако мне было ясно, что легко так храбро рассуждать в ясное солнечное утро, а вот что со мной будет, когда наступит темнота? Неизвестно. Но я дала себе слово проверить свои подозрения, доказать самой себе, что я права и что в этих злых шутках упражняется кто-то из живых людей.

К ленчу я вернулась домой и позавтракала вместе с Руфью и Люком. Люк что-то сказал насчет привидевшихся мне «кошмаров», и я не стала возражать. Так что ленч прошел вполне обычно, и, как мне показалось, Руфь вздохнула с облегчением. Она сказала, что, судя по моему виду, прогулка пошла мне на пользу. Я и в самом деле ела с аппетитом, так как сильно проголодалась, не поев утром.

Я уже встала из-за стола, когда в столовую вошел Уильям с приглашением от сэра Мэтью. Тот хотел меня видеть, если я найду время навестить его. Я ответила, что, если сэру Мэтью удобно, я тотчас поднимусь к нему.

— Я провожу вас, мадам, — предложил Уильям.

Мы поднялись по лестнице, и он провел меня в комнату, расположенную недалеко от моей. Понемногу я начинала узнавать, где кто обитает. Почти все жили в южном крыле. Сэр Мэтью так же, как и я, — на втором этаже, Руфь и Люк на третьем. На четвертом находились комнаты, где так недолго жили мы с Габриэлем. Сара — единственная, кто не жил в южном крыле. Она не могла расстаться с восточной частью дома, где располагались детские. Все остальные помещения «Услад» теперь пустовали. Но мне говорили, что в прежние дни сэр Мэтью закатывал большие приемы, в поместье бывало много гостей и все комнаты оказывались заняты.

Кухни, пекарни и кладовые были в нижнем этаже пристройки, примыкающей к южному крылу. Слуги жили на втором этаже в западном крыле. Я там еще не была, но мне рассказывала об этом Мэри Джейн. Как мало людей населяло этот огромный дом!

Сэр Мэтью, в ночном колпаке и застегнутом на все пуговицы вязаном жакете, ждал меня, сидя в постели. Когда он увидел меня, глаза у него заблестели.

— Уильям, подай стул миссис Габриэль, — распорядился он.

Я поблагодарила Уильяма и села.

— Слышал, вы провели тревожную ночь, милая, — сказал сэр Мэтью. — Руфь говорит, вам привиделся какой-то кошмар.

— Все прошло, — ответила я.

— Не люблю я эти кошмары. Говорят, вы выскочили из своей комнаты босиком. — Он укоризненно покачал головой.

Уильям возился в соседней комнате, по-видимому гардеробной. Дверь была открыта, и он мог слышать о чем мы говорили. Я представила, как слуги обсуждают ночное происшествие, и предпочла перевести разговор на другую тему:

— А как вы сегодня себя чувствуете?

— Стоило вас увидеть, дорогая, и мне стало совсем хорошо. Но что говорить обо мне! Я старик, и телесной оболочке положено изнашиваться. А вот вы молоды, и нельзя допускать, чтобы вас что-то волновало.

— Да я больше и не подумаю пугаться, — быстро ответила я. — Просто такое случилось со мной впервые…

— Вам надо беречь себя, дорогая Кэтрин.

— Конечно, конечно, я и стараюсь.

— А я ночью ничего не слышал.

— Очень рада. Я бы расстроилась, если бы знала, что и вас побеспокоила.

— Я плохо засыпаю, но, уж если заснул, сплю как убитый. Чтобы меня разбудить, надо кричать во все горло. Спасибо, что зашли, дорогая. Мне хотелось убедиться, что вы такая же бодрая и очаровательная, как всегда. — Он обворожительно улыбнулся. — Только затем я и попросил вас навестить меня в столь ранний час. Воображаю, что вы обо мне подумали — жалкий старик в ночном колпаке!

— Он вам очень идет.

— Не льстите мне, Кэтрин. Ну хорошо, дорогая, помните, что в нашей семье вы теперь очень важная персона.

— Помню, помню, — отозвалась я, — и не сделаю ничего, что может повредить ребенку.

— Мне правится ваша прямота, дорогая. Да благословит вас Бог! Спасибо, что заглянули к старику и к тому же нашли для него добрые слова.

Взяв мою руку, он поцеловал ее, и когда я выходила, то заметила, что Уильям все еще возится в гардеробной.

Весь дом уже знает, подумала я и подивилась, что ко мне до сих пор не наведалась тетя Сара. Уж такие-то дела ей наверняка очень любопытно обсудить.

Вернувшись в свою комнату, я убедилась, что не могу сидеть спокойно. Мне все время представлялось, как шушукаются слуги, и меня огорчало, что скоро слухи о ночном происшествии дойдут до ушей Хейгар и Саймона. Мне не хотелось, чтобы они узнали версию, которая утвердилась в нашем доме. Я очень дорожила мнением Хейгар и подозревала, что она запрезирает меня, если узнает, что я поддалась каким-то выдуманным страхам. Поэтому я решила, что пойду к Редверзам и сама расскажу все, пока меня не опередили и не наговорили им с три короба чепухи. Так я и сделала. И в два часа уже была в «Келли Грейндж».

Доусон провела меня в маленькую комнату на первом этаже и сказала, что доложит миссис Рокуэлл-Редверз о моем приходе.

— Если она отдыхает, пожалуйста, не беспокойте ее. — попросила я. — Я могу подождать.

— Сейчас узнаю, мадам, — ответила Доусон.

Вскоре она вернулась и сказала, что миссис Рокуэлл-Редверз просит меня подняться к ней.

Хейгар сидела в том самом кресле с высокой спинкой, в котором принимала меня, когда я пришла к ней впервые. Я поцеловала ей руку, как на моих глазах сделал тогда Саймон, и тем словно признала право на дружбу. Меня больше не страшило, что она, чего доброго, отнесется ко мне надменно. Теперь мы чувствовали себя равными и могли разговаривать друг с другом без всякой натянутости.

— Очень хорошо, что заглянули, — сказала миссис Рокуэлл-Редверз. — Пришли пешком?

— Ну, здесь же совсем близко.

— Когда вы у нас были в последний раз, вы выглядели гораздо лучше.

— Я неважно спала сегодня.

— Это никуда не годится! Вы поговорили с Джесси Данкуэйт?

— Тут дело в другом. Мне хотелось скорее рассказать вам, что со мной произошло нынче ночью, прежде чем вы услышите об этом от других. Я хочу, чтобы вы узнали мою версию.

— Вы волнуетесь, — ровным голосом проговорила миссис Рокуэлл-Редверз.

— Может быть. Но по сравнению с ночью, когда это случилось, я уже совсем успокоилась.

— Так расскажите же, что произошло. Мне не терпится услышать.

И я рассказала ей все, ничего не пропуская. Она внимательно слушала. Потом решительно кивнула.

— Все ясно, — сказала она. — Кто-то в доме задумал вас попугать.

— Но это же глупо!

— Не так уж глупо, если для этого имеются веские причины.

— Ну какие тут могут быть причины?

— Застращать вас. Лишить вас надежды родить ребенка.

— Все это очень странно. Да и кому могло прийти в голову такое?

— Возможно, это только начало. Думаю, нам следует держать ухо востро.

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнула миссис Редверз, и в комнату вошел Саймон.

— Доусон сказала, что у нас миссис Кэтрин, — проговорил он. — Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

— Я-то нет, — ответила его бабушка. — А как вы, Кэтрин?

— Да нет… не возражаю.

— Звучит не слишком уверенно, — улыбнулся он.

— Дело в том, что Кэтрин пришла кое-что обсудить. Не знаю, захочет ли она обсуждать это при тебе.

Я посмотрела на Саймона и подумала, что никогда еще не встречала человека более энергичного, кто так хорошо разбирался бы во всем. Сразу видно, что он — воплощение здравого смысла.

— Нет, — повторила я, — я не против, чтобы и вы обо всем узнали.

— Тогда давайте расскажем ему, — предложила Хейгар и начала излагать все сначала.

Я испытала большое облегчение, услышав, что она повторяет мой рассказ слово в слово. Она ни разу не сказала: «Кэтрин думает, что увидела…» или «Кэтрин показалось, что…», нет, она говорила только: «Кэтрин увидела…» и «тут случилось…». За одно это я была ей бесконечно благодарна. Саймон внимательно слушал.

— Ну, что ты скажешь? — спросила Хейгар, закончив.

— Кто-то в доме решил подшутить над Кэтрин.

— Вот именно, — согласилась Хейгар. — Но зачем?

— Думаю, все это связано с предстоящим появлением на свет наследника.

Хейгар торжествующе взглянула на меня:

— Для бедной Кэтрин это было тяжелое потрясение.

— Почему вы не попытались поймать шутника? — спросил Саймон.

— Пыталась, — негодующе возразила я. — Но пока я опомнилась, его и след простыл.

— Вы говорите «его». У вас есть основания полагать, что призрак был мужского пола?

— Не знаю. Но надо же как-то его называть. Легче сказать «он», чем «она». К тому же он оказался очень проворным, как молния пронесся по коридору.

— А куда дальше делся?

— Не представляю. Если бы он спустился вниз, я бы его увидела. За это время он не успел бы сбежать по лестнице в холл. Не знаю, как ему удалось так быстро миновать коридор.

— Может быть, он спрятался в одной из комнат? Вы никуда не заглядывали?

— Нет.

— Зря.

— Тут как раз вышла Руфь.

— А Люк появился позже, — с ударением сказала Хейгар.

— Вам не показалось, что Люк запыхался?

— Вы подозреваете Люка?

— Нет, я просто рассуждаю. Полагаю, что это был кто-нибудь из живущих в доме. Если вас требовалось запугать, значит, это могли быть либо Люк, либо Руфь, либо Мэтью или Сара. Вы всех их видели ночью?

— Мэтью и Сару — нет.

— Ага!

— Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь из них нарядился монахом и среди ночи бродил по дому.

Саймон нагнулся ко мне и сказал:

— Все семейство Рокуэлл слегка помешалось на своих древних традициях. — Он улыбнулся и взглянул на Хейгар. — Все до единого, — добавил он. — Если речь идет об их любимых «Усладах», никому доверять нельзя. Они все живут прошлым. Да и как может быть иначе, раз они обитают в древней крепости? Это же не дом, а мавзолей. Всякому, кто даже недолго поживет в «Усладах», сами собой полезут в голову странные мысли.

— Вы считаете, что такое случилось и со мной?

— Нет-нет. Вы же не Рокуэлл. Вы лишь породнились с нашим семейством, выйдя замуж за Габриэля. Вы трезвая йоркширка и сумеете вдохнуть здравомыслие в эти старые заплесневелые стены. Знаете, что происходит с мертвецами, если их извлекают на свежий воздух? Они превращаются в прах!

— Я рада, что вы мне поверили и не думаете, будто я выдумала эту историю. В «Усладах» все держатся так, словно я — жертва расстроенного воображения. И называют то, что случилось, «ночным кошмаром».

— Ну да! А тому, кто взялся за такие проделки, только того и нужно.

— Ничего, в следующий раз я его перехитрю.

— В следующий раз он придумает что-нибудь другое. Можете не сомневаться.

— Ему не удастся. С сегодняшнего дня я буду запирать свою комнату.

— Смотрите, он попробует напугать вас как-нибудь иначе, — предостерег меня Саймон.

— Пора выпить чаю, — заявила Хейгар. — Позвони, Саймон, пусть Доусон подаст чай сюда. Выпьем все вместе. А потом ты отвезешь Кэтрин в «Услады». К нам она пришла пешком, а возвращаться так же ей будет утомительно.

Принесли чай, и мне снова, как в первый раз, было доверено его разливать. Я уже чувствовала себя значительно лучше. Просто удивительно, до чего успокоил и ободрил меня разговор с этими двумя людьми — бабушкой и внуком. Они мне поверили, не сочли слабонервной истеричкой, и этого было довольно. Как мне хотелось, чтобы наше чаепитие никогда не кончалось! Помешивая чай, Хейгар сказала:

— Помню, и надо мной однажды так подшутили — мой брат. Мэтью тоже явился ко мне в спальню. Правда, похоже на ваше происшествие. Только у меня занавес вокруг кровати был задернут. Дело было зимой, в Рождество. Восточный ветер нагнал метель, снег так и валил. Гостей к нам собралось немного — только те, кто успел приехать до непогоды. Считалось, что из-за снежных заносов им придется жить у нас и после Рождества. Разве что наступит оттепель, и тогда они разъедутся. Нам, детям, разрешили посмотреть рождественский бал с галереи менестрелей. Зал был празднично украшен, все блистали роскошными туалетами — замечательное зрелище! Но разговор не об этом. Наверное, нас перекормили рождественским пудингом — мы пришли в большое возбуждение и начали ссориться. Мы — это, разумеется, Мэтью и я, Сара в наших ссорах никогда не участвовала. Короче говоря, я пустилась в рассуждения о наших предках, а Мэтью заявил, что не прочь пощеголять в роскошных шляпах с плюмажем и в кружевных воротниках, какие носили во времена «кавалеров»( Во время Гражданской войны в Англии (1640 — 1653) враждующие партии — роялисты и сторонники парламента — имели прозвища «кавалеры» и «круглоголовые»). «Хочешь быть похожим на сэра Джона? — возразила я. — Только скажи, что он хоть чуточку тебе правится!» — «А вот и нравится, хочу быть в точности таким же», — ответил Мэтью. «Терпеть не могу этого сэра Джона! — закричала я. „А мне он нравится!“ — не уступал Мэтью и стал выворачивать мне руку. А я расквасила ему нос и вопила, что сэр Джон был трус.

Хейгар рассмеялась. От воспоминаний у нее заблестели глаза.

— Видите ли, Кэтрин, сэр Джон владел «Усладами» во время Гражданской войны. Марстон-Мур как раз перешел в руки Кромвеля и Ферфакса (Томас Ферфакс — генерал, командовавший парламентскими войсками.), принц Руперт (Принц Руперт — племянник короля Карла I) находился в бегах, а сэр Джон был, разумеется, роялистом и похвалялся, что не пустит Кромвеля в «Услады», скорее погибнет, защищая свой дом. «Услады» никогда не сменят хозяев, ими всегда будут владеть Рокуэллы! Но когда сторонники парламента вошли в Киркленд-Мурсайд, в «Усладах» никого не оказалось. Сэр Джон исчез со всеми домочадцами. А представляете, что сделали бы с ним солдаты Кромвеля, застань они его в «Усладах»? Повесили бы на первом же дубе. Но его и след простыл! Каким образом ему и всем обитателям «Услад» удалось бежать, когда «круглоголовые» уже заняли Киркленд-Мурсайд, непонятно! Это — одна из загадок «Услад». Сэр Джон сумел захватить с собой и все ценности. После реставрации вся семья вернулась. Вот я и заявила Мэтью, что сэр Джон был трус, он не стал сражаться за «Услады», а спокойно бросил их врагам на растерзание. Мэтью начал спорить. В тот день он готов был ссориться из-за каждого пустяка. И сэр Джон стал поводом.

Хейгар задумчиво помешивала в чашке. И куда только делась вся ее надменность? Взгляд был устремлен в прошлое.

— Ну так вот, Мэтью решил меня проучить, — продолжала она. — И сыграл со мной злую шутку. Я проснулась от того, что занавески у моей кровати раздвинулись, и на меня уставилась страшная ухмыляющаяся рожа в шляпе с плюмажем. А хриплый голос просипел: «Это ты посмела назвать меня трусом? Ты пожалеешь о своих словах, Хейгар Рокуэлл! Я — сэр Джон и теперь не дам тебе покоя!» Я еще не успела опомниться от сна и на какую-то секунду поверила, что мои опрометчивые высказывания и впрямь выманили нашего незадачливого предка из могилы. Но тут же я узнала голос Мэтью и разглядела, что это его рука держит свечку. Я соскочила с кровати, схватила шляпу, нахлобучила ее ему на нос, надрала ему уши и вышвырнула вон из моей спальни. — Хейгар вновь рассмеялась, но тут же виновато посмотрела па меня: — Конечно, с вами совсем другое дело, но мне невольно припомнился этот случай.

— Откуда он взял шляпу с плюмажем? — поинтересовалась я.

— В доме полно сундуков, набитых старьем. Не исключено, что шляпа относилась к другому периоду. Помню, нас обоих развели по нашим комнатам и посадили на целый день на хлеб и воду за то, что мы расстроили гувернантку.

— Разница еще и в том, что вы задержали вашего шутника, — напомнил Саймон. — Хотелось бы мне дознаться, кто же этот ряженый монах!

— Ну, по крайней мере, — заметила я, — теперь меня врасплох не застанут.

Саймон заговорил о другом, и мы перешли к обсуждению дел в их поместье, которому в скором времени надлежало стать его собственностью. Саймон рассказывал о прилегающей к «Келли Грейндж» ферме, которой он управлял, и о хозяйствах мелких фермеров, живущих на землях поместья. Было ясно, что и он, и Хейгар очень пекутся о своих владениях. Но совсем не так, как хозяева «Услад» о своих. Тех занимал только сам дом, для них он был святыней. Я никогда не слышала, чтобы Рокуэллов интересовали дела фермеров, чьи хозяйства находились на их земле, и не сомневалась, что сэра Мэтью нисколько не заботит, не пострадал ли кто-нибудь из арендаторов во время пахоты и не ждет ли чья-то жена очередного ребенка.

Если Хейгар и вздыхала по уходящим в далекое прошлое традициям, настоящее иитересовало ее ничуть не меньше. Пусть она тоже вынашивала мечту владеть «Усладами» и видела Саймона их хозяином, но и «Келли Грейндж» ей не был безразличен. По-моему, больше всего ей хотелось объединить эти два поместья. Что же до Саймона — человека трезвого и практичного до мозга костей, то для него дом значил не больше, чем камни, из которых он был построен. И я не сомневалась, что, по его мнению, традиции призваны служить людям, а не люди — традициям.

Меня многое в нем раздражало. Я не могла забыть, как он заподозрил, что я вышла за Габриэля из корыстных побуждений. Но в этот раз меня выручил его холодный, ясный ум, и я была ему благодарна. Они оба внушили мне спокойствие и смелость, в которых я так нуждалась. Я знала, что, оставшись ночью одна в своей спальне, буду вспоминать об их вере в меня и это поможет мне не падать духом.

Саймон отвез меня в «Услады» в пять часов. И когда я услышала, как затихает стук колес отъезжающего экипажа, и повернулась, чтобы войти в дом, начинающий тонуть в опускающихся вечерних сумерках, я почувствовала, что моя отвага тает.

Но я заставила себя думать о Хейгар и Саймоне и, поднимаясь к себе в спальню, ни разу не оглянулась, хотя меня так и подмывало проверить — не крадется ли кто за мной следом.

За ужином мне казалось, что сэр Мэтью, Люк и Руфь исподтишка за мной наблюдают. Сара же, как ни странно, ни словом не обмолвилась о случившемся. Сама я, по-моему, вела себя совершенно непринужденно.

После ужина к нам заглянули на огонек доктор Смит и Дамарис. У меня не было сомнений, что доктора пригласила Руфь, сообщив ему о ночном происшествии. Когда тетушка Сара поднялась наверх, а Дамарис и Люк начали шептаться о чем-то своем, Руфь увлекла сэра Мэтью в сторону, и доктор подошел ко мне:

— Я слышал, ночью здесь был небольшой переполох?

— Да нет, пустяки! — поспешила я успокоить его.

— Ну, значит, вы уже оправились, — заметил он. — Миссис Грэнтли сочла нужным известить меня, я ведь просил ее присматривать за вами.

— Не было никакой нужды посвящать вас в эту ерунду.

— Вам, кажется, привиделся кошмар? Миссис Грэнтли выразилась именно так.

— Если бы мне что-то просто привиделось, я бы не бросилась прочь из комнаты и не стала будить весь дом. Я уверена, что это не был сон. Я не спала, а бодрствовала.

Доктор взглянул на остальных и понизил голос:

— Вы бы не могли рассказать обо всем по порядку?

И мне пришлось снова рассказывать все с самого начала. Он внимательно слушал, но своего мнения не высказал.

— Может случиться, что вы и сегодня будете неважно спать.

— Не думаю.

— Приятно видеть такую здравомыслящую юную леди.

— Я решила запирать на ночь двери и окна. Так что шутнику не удастся ко мне проникнуть. Следовательно, я буду в полной безопасности.

— А не хотите ли вечером принять снотворное?

— В этом нет необходимости.

— Но запаситесь им на всякий случай. Не стоит вам в вашем положении плохо спать две ночи подряд. Я захватил с собой лекарство.

— Мне оно не нужно.

— Иметь при себе снотворное нелишне. Поставьте пузырек рядом с кроватью и, если не сможете заснуть, выпейте содержимое. Сами не заметите, как заснете глубоким, крепким сном.

Я взяла крохотную бутылочку и опустила ее в карман.

— Спасибо, — сказала я.

— Не бойтесь, — продолжал доктор с улыбкой, — приняв снотворное один раз, вы, поверьте мне, не пристраститесь к нему. А для вас очень важно хорошо спать, побольше отдыхать и правильно питаться. Так что не воображайте, будто проявляете героизм, отказываясь от снотворного. Помните, что вы нуждаетесь в отдыхе и покое ради будущего ребенка.

— Вы очень внимательны, доктор Смит.

— Я очень хочу, чтобы у вас все было благополучно. Буду за вами приглядывать.

Вернувшись в свою комнату, я, как и обещала доктору, поставила пузырек у постели. Затем обыскала все углы и заперла двери. Улегшись в постель, я, вопреки ожиданиям, никак не могла заснуть. Начинала дремать и, вздрагивая, просыпалась, а мои глаза тут же обращались туда, где предыдущей ночью стоял монах.

Меня нельзя назвать слабонервной истеричкой. Просто со мной случилось странное происшествие, а после таких потрясений даже самые хладнокровные люди не сразу приходят в себя. Где-то в глубине дома часы пробили полночь, и я все же решила выпить лекарство доктора Смита. И вскоре уже спала глубоким, крепким сном.

Через несколько дней я совершенно оправилась, но продолжала быть начеку. Ничего похожего на случившееся в ту ночь больше не повторялось. Я запирала все двери и спокойно спала, уже не просыпаясь каждую секунду, чтобы оглядеть комнату — не прячется ли где призрак.

В доме больше не упоминали о происшедшем, а слуги, наверное, посудачили, посудачили — и успокоились на том, что с беременными женщинами чего только не бывает.

Тем не менее, я была полна решимости выяснить, кто же изображал того монаха, и, размышляя об этом как-то утром, вспомнила, что Хейгар говорила о сундуках, набитых старой одеждой. Вдруг в одном из них спрятана монашеская ряса? Если я ее найду, я окажусь на полпути к разгадке. А помочь мне в этом могла тетушка Сара. Так что я решила ее навестить. И вот после ленча, — а к столовую Сара не вышла, — я направилась к ней в восточное крыло.

Я постучалась в дверь комнаты, где она обычно вышивала, и с удовольствием услышала, что она у себя. Тетушка Сара очень обрадовалась моему приходу. Она не ждала, что я явлюсь сама, без приглашения.

— Ах, — воскликнула она, обойдя меня и встав между мной и дверью, как и в первое мое посещение, — вы пришли проведать мои вышивки!

— И вас, — ответила я.

Ей было приятно это услышать.

— Работа продвигается, — сказала она и подвела меня к скамье у окна, на которой лежало голубое шелковое покрывало для колыбели. Тетя Сара его штопала. — Почти закончила. — Она расправила его, чтобы мне было лучше видно.

— Какая тонкая работа! — восхитилась я.

— А я уж боялась за него, — заметила тетушка Сара.

— Боялись?

— Если бы вы умерли, вышло бы, что я зря потратила время.

Видимо, на моем лице выразилось изумление, и тетя Сара пояснила:

— Вы же выскочили босиком. Могли простудиться, заболеть и умереть.

— Выходит, вы знаете о том, что со мной случилось? — удивленно воскликнула я.

— А сколько я извела голубого шелка!

— Что вы думаете насчет… насчет этого ночного происшествия?

— Что все мои труды могли пойти прахом.

— Кто же рассказал вам?

— Ну ничего, покрывало пригодилось бы какому-нибудь другому младенцу. Младенцы рождаются часто, за ними дело не станет. — Глаза Сары расширились. — Может, теперь кто-нибудь у Люка родится. Как по-вашему, у него будут нормальные дети?

— Пожалуйста, перестаньте говорить так, будто моему ребенку не суждено родиться! — резко оборвала я старушку.

Тетя Сара отшатнулась, словно я ее ударила.

— Вы рассердились! Чего вы боитесь? — воскликнула она. — Когда люди боятся, они всегда сердятся.

— Я ничего не боюсь.

— Но вы сердитесь!

— Сержусь, когда вы так говорите о моем ребенке.

— Значит, вы все-таки боитесь! Сердятся те, кто боится.

Я поспешила перевести разговор на другую тему:

— Это покрывальце просто прелесть. Представляю, как оно будет нравиться моему ребенку.

Явно довольная, тетя Сара улыбнулась.

— Несколько дней назад я была у вашей сестры. Она мне рассказала, как однажды в Рождество, когда вы еще были детьми, Мэтью нарядился сэром Джоном.

Сара прикрыла рот рукой и рассмеялась:

— Они так поссорились! Хейгар разбила ему нос. Даже кровь шла, вся куртка была в крови. Гувернантка очень рассердилась. Весь день их держали на хлебе и воде. Понимаете, он нарядился… чтобы испугать ее… — Тетя Сара посмотрела на меня, нахмурилась, и я поняла, что ее поразило сходство этих двух происшествий.

— Ну и что… что ты собираешься делать, Хейгар? С этим… монахом?

Я не стала напоминать ей, что меня зовут Кэтрин. Вместо этого я сказала:

— Хочу попробовать разыскать монашеский костюм.

— Я знаю, где спрятана шляпа. Мэтью нашел ее при мне.

— А где монашеская ряса?

Тетушка Сара удивленно обернулась ко мне:

— Ряса? Рясы я никогда не видела. Там ее нет. Мэтью нашел шляпу и сказал, что напугает Хейгар, когда она ляжет спать. На этой шляпе такие красивые перья! Она и сейчас в сундуке.

— А где этот сундук?

— Хейгар, ну ты же сама знаешь! В маленькой комнате рядом с классной.

— Пойдемте заглянем в него.

— Теперь ты решила нарядиться и напугать Мэтью, да, Хейгар?

— Нет, я не собираюсь никого пугать. Просто хочу посмотреть на эти старые платья.

— Хорошо, — сказала она. — Пойдем.

И пошла вперед. Мы миновали классную комнату и детские и подошли к двери в конце коридора. Тетушка Сара открыла ее. В кладовке пахло затхлостью, будто в нее не заглядывали годами. Я увидела несколько больших сундуков, старую мебель и прислоненные к стенам картины.

— Когда мама поселилась в «Усладах», она везде поменяла обстановку, — объяснила тетя Сара. — Она говорила, что дом загроможден старой мебелью. Кое-что она велела спрятать здесь, кое-что перенесли куда-то в другое место. С тех пор все здесь так и стоит.

— Давайте покопаемся в этом сундуке.

Я заметила, что все вещи в кладовке покрыты топким слоем пыли, и внимательно огляделась. Ведь если кто-то недавно сюда наведывался, должны остаться следы. Но след был только на крышке сундука, у которого стояла тетушка Сара, и она сокрушенно глядела на свои руки.

— Какая пыль! — проговорила она. — Сюда давно никто не заглядывал. Может, даже с тех пор, как мы были детьми.

Поднять крышку оказалось не так-то просто. Она была тяжелая и ни за что не хотела поддаваться. Но все таки совместными усилиями мы с ней управились. Я стала рассматривать сложенную в сундуке одежду — плащи, туфли, длинные платья — и наткнулась на шляпу, при виде которой Сара испустила победный крик. Она надела ее на голову, и сразу показалось, будто она сошла с одного из портретов в картинной галерее «Услад».

— Воображаю, как Хейгар испугалась, — сказала я.

— Хейгар так просто не напугаешь. — Сара пристально смотрела на меня. — Некоторых запугать трудно. Сначала испугаются, а потом… потом оправятся и перестают бояться. Вот ты так, Хейгар.

Внезапно я ощутила, как душно в кладовке, какая странная эта стоящая передо мной женщина. Взгляд ее по-детски голубых глаз то казался блуждающим, то пронизывал насквозь. Нагнувшись над сундуком, она вытащила и набросила на себя шелковую мантилью. Голову ее все еще украшала шляпа.

— Ну вот, — произнесла она, — теперь я чувствую себя кем-то другим. Не самой собой, а кем-то, кто жил в этом доме давным-давно. Наверное, если надеваешь одежду других людей, сам становишься таким, как они. Впрочем, мантилья женская, а шляпа-то мужская! — Она рассмеялась. — Интересно, если надеть на себя монашескую рясу, почувствуешь себя монахом?

— Тетя Сара, — спросила я, — так где же эта ряса?

Она замолчала и словно бы глубоко задумалась. Так что на какой-то миг я возомнила, что нахожусь на пути к раскрытию тайны. Потом тетушка Сара проговорила: