Вся дрожа, я отправилась на это свидание.
      Я не сказала Дэвиду и маме, куда иду, потому что чувствовала - они начнут меня отговаривать. Может быть, это было и лучше, ведь я не была уверена в гостеприимном приеме.
      Все шторы на окнах были опущены. Дверь мне открыла служанка и провела в небольшую комнату, ведущую в зал. Она сказала, что доложит миссис Трент обо мне.
      Через некоторое время вышла Долли. Ее лицо было омрачено печалью.
      - О, Долли, - сказала я, - мне так жаль! Мое сердце разрывается от горя.
      Ее губы дрогнули:
      - Она ушла. Наша Эви.., ушла навсегда. Я никогда не увижу ее.
      - О, Долли! - Я заплакала вместе с ней.
      - Зачем... - сказала Долли. - С ней было так хорошо.
      - Мы бы позаботились о ней.
      - Я бы позаботилась о ней... и о малыше. Я кивнула:
      - Как это восприняла бабушка?
      - Она не ест и не спит. Она все время думает об Эви.
      - Понимаю. Я бы хотела увидеть ее. Да и мама тоже. Но мы не уверены, захочет ли она принять нас.., сейчас.
      - Да, она хотела увидеть вас.
      - Мне хочется утешить ее. Я думаю, что знаю, как это сделать.
      - Вряд ли можно ее утешить, - сказала Долли. - Но она хотела встретиться с вами.
      - Она в постели?
      - Она наверху.., и, кажется, не понимает, где находится.
      - Я могу подняться?
      - Да. Я провожу вас.
      Миссис Трент вышла из спальни, и мы пошли в небольшую туалетную комнату. Здесь стояли два кресла, и мы сели. Долли остановилась в дверях. На миссис Трент было серое платье, которое она, должно быть, надела на ночную рубашку. Ее лицо покраснело от слез, и глаза опухли. Она уже не была прежней бойкой миссис Трент, которую мы знали.
      Я взяла ее руки в свои и, повинуясь порыву, поцеловала в щеку.
      - О, миссис Трент! Мне жаль. Мы все просто убиты.
      Она кивнула, слишком взволнованная, чтобы говорить.
      - Если бы мы только знали.., мы бы что-нибудь сделали, - сказала я.
      - Я хочу убить его, - пробормотала она, приходя в себя. - Я отвела бы его к этой реке и держала под водой до тех пор, пока он не захлебнется...
      - Я понимаю, что вы чувствуете.
      - Она не могла признаться. Она боялась посмотреть мне в глаза. Я никогда не думала, что такое может случиться. Она должна была прийти ко мне со своей бедой.
      - Вы не должны так говорить, миссис Трент.
      Я знаю, вы всегда бы помогли ей.
      - Я помогла бы... Я учила ее, как правильно жить, и где-то допустила промашку.
      - Вы делали, что могли, миссис Трент. Никто не может винить вас. Вы не должны казнить себя.
      - Я виню его, - яростно сказала она. - Грязная свинья! Он обманул ее, он.., обещал жениться на ней и, когда все произошло, бросил ее и решил жениться на настоящей леди.
      Но она и была настоящая леди, моя Эви.
      - Да, конечно, миссис Трент.
      Она сложила руки вместе, и я поняла, что она представляет, будто схватила за горло Гарри Фаррингдона.
      - И теперь.., преподобный викарий. Он не хочет взять мою Эви. Он говорит, что таких, как она, нельзя хоронить вместе с истинными христианами.
      - Не может быть, миссис Трент!
      - Да. Он сказал, что самоубийц не хоронят в освященной земле. Они похоронят ее на перекрестке, в могиле для самоубийц.
      Я не могу допустить это, только не мою маленькую Эви.
      - С этим что-то надо делать.
      Она посмотрела на меня с надеждой.
      - Я пойду и поговорю с преподобным Мэннингом. Или это сделает мой муж.
      Не беспокойтесь об этом, миссис Трент. Эви, конечно же, похоронят, как подобает.
      - Как вы добры... Ради нее. Вы знаете, кто она. Это отличает ее. я полагаю, от прочих.
      Но никто и не думает хоронить их не на кладбище.
      Я была рада, что смогу что-нибудь сделать, что воскресит ее, хотя ничто уже не сможет вернуть ей Эви. Я сказала:
      - Я пойду сейчас к викарию и поговорю с ним. Не волнуйтесь, миссис Трент. Я уверена, что все будет в порядке.
      - Спасибо, - сказала она, и в ее глазах блеснула решительность, которую я замечала у нее раньше, до того, как беда обрушилась на нее и превратила в тень былой миссис Трент. - Ради нее, - повторила она твердо.
      Долли проводила меня до двери.
      - До свидания, - сказала я. - Я сделаю все, что смогу.
      Я пошла прямо к викарию. Но все было не так-то просто, как я думала.
      Преподобный Ричард Мэннинг был мужчиной, которого я невзлюбила с первого взгляда: напыщенный, самовлюбленный и, я уверена, лишенный всякого сострадания и воображения.
      Мы редко видели его, ведь он жил не в Эверсли. У нашей семьи была своя часовня, и до сих пор у нас не было священника при доме. Он жил неподалеку, и в случае необходимости мы приглашали его. Обычно он приходил каждое утро, чтобы прочесть молитвы за здравие домашних.
      Юрисдикция нашей семьи не распространялась на Ричарда Мэннинга.
      Я сказала ему, что хочу поговорить о погребении Эви Мэйфер.
      - Самоубийцы... - произнес он, и я почувствовала жестокость в его холодном и педантичном голосе, когда он говорил об Эви.
      - Ее бабушка очень страдает от того, что вы отказались похоронить ее, как всех.
      - Я сказал, что в соответствии с законами церкви она не может быть похоронена в освященной земле.
      - Почему?
      Он удивленно посмотрел на меня:
      - Потому что она поступила против законов Божьих.
      Она совершила грех, убив живое существо.
      - Себя, - сказала я.
      - Это грех в глазах церкви.
      - Значит, все похороненные в этой земле абсолютно безгрешны?
      - Здесь не похоронено ни одного самоубийцы.
      - Но ведь есть большие грехи, чем тот, когда человек находит свою жизнь невыносимой и лишает себя ее.
      - Это грех против законов Божьих, - самодовольно повторил он.
      - Я хочу, чтобы вы поняли, что это ужасный удар для ее семьи. Неужели вы не можете один раз преступить закон и похоронить ее, как остальных смертных?
      Это столько для них значит!
      - Вы не можете меня просить преступить святые законы!
      - Это разве святой закон? Неужели Бог хочет причинить еще большую боль людям, которые и так очень страдают?
      - Вы не понимаете в чем дело, миссис Френшоу.
      - Наоборот, это вы не понимаете. Но пожалуйста, сделайте это из чувства человечности, хотя бы просто из сострадания.
      - Вы не можете просить меня идти против правил церкви.
      - Если таковы законы церкви, то я скажу, что они жестокие, злые и безнравственные. Я ничего не хочу иметь с ними общего.
      - Вы богохульствуете, миссис Френшоу.
      - Я поговорю со своим отчимом.
      - Я не подвластен Эверсли, - заявил он. - Это против моих правил, и я не пойду на сделку с совестью.
      - Тогда ваша совесть, если в ней есть хоть капля человечности, будет всегда мучить вас.
      - Миссис Френшоу, оставьте меня. Я сказал все.
      - Но я могу еще много, что сказать.
      Я вышла из дома в ярости. Мама удивилась, увидев меня в таком состоянии.
      Я рассказала, что случилось.
      - О нет! - вскричала она. - Только не это!
      - Бедная миссис Трент!
      Она так переживает.
      - Я понимаю, - сказала мама.
      - Что мы можем сделать? Он непреклонен.
      - К сожалению, он не подчиняется нам.
      - Я знаю. Он дал это понять. Но надо что-то сделать.
      У меня есть план.
      Я выбрала момент, когда Дикон был один. У нас с отчимом всегда были теплые отношения. Я полагала, что в душе он испытывал обиду, что не он мой отец, ведь он любил маму даже тогда, когда она была замужем за моим отцом.
      - Клодина, - сказал он, - вот неожиданная честь!
      - Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня.
      - Хорошо, если только в моей власти услужить молодой прекрасной леди, будь уверена, я все сделаю. Чего же ты хочешь?
      - Я хочу, чтобы Эви Мэйфер похоронили на кладбище.
      - Этот старый идиот Мэннинг отказывается?
      - Категорически.
      - Да, конечно. Я не могу припугнуть его потерей места, потому что это не в моей власти.
      Тем не менее, ты можешь что-то сделать. Он тряхнул головой:
      - Нет.
      Если он сказал нет, то так и будет.
      - Бедная миссис Трент лишилась рассудка!
      - Это ужасно. Что за глупышка! Девушки и раньше имели внебрачных детей.
      - Гарри Фаррингдон проявил себя с плохой стороны.
      Дикон пожал плечами:
      - Такие вещи случаются. Она должна была знать, что этот брак едва ли возможен.
      - Думаю, он обещал жениться на ней.
      - Ей следовало убедиться в этом. Ты очень бесчувственный.
      - Нет... я понимаю.
      Я просто думаю, она была глупа, вот и все. Если бы она пришла к твоей матери, та помогла бы ей, и ты бы, несомненно, тоже помогла.
      - Неужели ты не понимаешь, как чувствует себя девушка в таком положении? И ее бабушка, ты хорошо ее знаешь... Ты должен понять, как она хотела внучке добра и всего того, что сама не получила от жизни.
      Он кивнул.
      - Мы должны помочь ей, - сказала я.
      - Обращаться к старому Мэннингу бесполезно.
      - Я знаю, но есть другие пути.
      - Какие?
      - У нас есть свое собственное кладбище, в Эверсли.
      Я имею в виду семейное кладбище.
      - Да.
      - Я хочу, чтобы Эви похоронили там.
      - Среди наших предков?!
      - Дикон, - сказала я, - неужели Эви не одна из нас?
      Он не выказал и тени удивления:
      Ты, должно быть, имеешь в виду небольшую связь между мной и ее бабушкой Эвелиной в далеком прошлом?
      - Да.
      - Хм.
      Это было.
      Тогда Эви - твоя внучка.
      Возможно.
      Эвелина была несколько сварлива.
      - Если Ричард Мэйфер твой сын.., тогда Эви имеет право лежать в нашей земле.
      Я увидела улыбку на его лице.
      - Ты мне нравишься, Клодина, - сказал он. - Ты похожа на свою маму.
      - Дикон, ты разрешишь?
      - Ты знаешь, как мне всегда было сложно отказать молодой красивой девушке в любой просьбе.
      - Дикон, спасибо.
      Большое спасибо.
      Я заплакала. Он снисходительно посмотрел на меня. Вошла мама.
      - Что вы здесь делаете? - спросила она.
      - Твоя дочь только что сделала предложение, которое я принял.
      - Предложение... и она плачет.
      Почему ты плачешь, Клодина? Это не похоже на тебя.
      Я подошла и поцеловала ее:
      - Дикон только что осчастливил меня.
      - О? - сказала она в удивлении, глядя то на одного, то на другого.
      - Этот старый лицемер Мэннинг, - сказал Дикон, - хотел положить Эви Мэйфер в могилу для самоубийц. Требование церкви!
      Старый ханжа!
      - И... - начала мама.
      - Дикон обещал мне похоронить ее на нашей земле.., в Эверсли. О, я так счастлива! Я хочу сообщить миссис Трент сейчас же.
      Мама улыбалась.
      - О, Дикон, - сказала она. - Спасибо. Ты так великодушен!
      Не теряя времени, я отправилась в Грассленд. Меня немедленно провели к миссис Трент, на которой все еще была серая мрачная одежда.
      - Не беспокойтесь, миссис Трент. Все будет в порядке, - сказала я.
      - Ты видела его... этого викария?
      - Не беспокойтесь о нем. Я говорила с отчимом. Эви будет похоронена в Эверсли.
      - Освященная земля Эверсли! - воскликнула она, удивление отразилось на ее опустошенном лице.
      - Да, - подтвердила я. - Он обещал это.
      - О, спасибо, миссис Френшоу. О таком я и не мечтала.
      - Хорошо, этот маленький инцидент закончен.
      Она кивнула.
      - Спасибо, спасибо, - сказала она. Она замолчала на несколько секунд и затем продолжила:
      - Я беспокоюсь.., я так беспокоюсь о Долли.
      - С Долли все будет в порядке, - заверила я ее.
      - Если со мной что-либо случится, что станет с ней? Я считала, что, когда Эви выйдет замуж, Долли будет жить с ней.
      Все изменилось сейчас.
      - Я присмотрю, чтобы все было хорошо, миссис Трент.
      Не беспокойтесь о Долли.
      - Как в одной семье, - сказала она.
      Я чувствовала себя почти счастливой. Как замечательно было дать ей хоть немного радости.
      ***
      Настал день похорон Эви. Влажный и жаркий воздух был неподвижен, не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Стояла гнетущая тишина, и даже люди переговаривались шепотом.
      Дикон обещал прийти в часовню попозже, и мы с Дэвидом и мамой отправились вместе. Я была уверена, что это обрадует миссис Трент.
      Утром к нам пришел посетитель. Я собирала розы в саду, чтобы положить их на могилу Эви. У меня забилось сердце. Я подбежала к нему.
      - Ты не должен был приходить! - воскликнула я. Это было странное приветствие. Он выглядел бледным и обезумевшим.
      - Я узнал... - сказал он, - Я был так поражен.
      - Неудивительно.
      Я ненавидела Гарри Фаррингдона, несмотря на его раскаяние. Я не могла забыть, что, если бы не он, Эви была бы сейчас жива.
      - Я не мог не прийти, - сказал он.
      - Было бы лучше, если бы ты не приходил.
      - Но я любил ее.
      - Это обернулось несчастьем для нее.
      - Я не могу поверить, что я...
      - Гарри, - сказала я, - не заходи в дом.
      Думаю, будет лучше, если тебя никто не увидит. Уходи сейчас же. Я не знаю, что будет, если бабушка Эви увидит тебя.
      Уверена, что она попытается убить тебя.
      - Я плохо поступил.
      - Конечно.
      - Но это правда... что я слышал о ребенке?
      - Да, - сказала я. - Это правда. Эви была на третьем месяце и не могла пережить позор.
      - Ты веришь, что я... был этому причиной? Я сердито посмотрела на него.
      - Нет, нет! Это не правда, Клодина. Клянусь тебе. Я не мог.
      Между нами ничего подобного не было.., никакой близости.
      Ты думаешь, этому кто-нибудь поверит?
      - Да, потому что это правда.
      - Мы все знали, что ты увлечен ею.
      - Да.
      Она мне очень нравилась.
      - Настолько, что бросил.
      - Мы встречались очень часто.
      Ты не любил ее. Ты заставил ее поверить, что твои чувства сильны... и потом это свершилось.
      - Уже несколько месяцев я не видел ее. Это не мой ребенок, Клодина.
      - Она была такой чистой, нежной девушкой. Пожалуйста, не пытайся очернить ее, Гарри.
      - Я бы сделал для нее все, что мог.
      - Не очень ценное признание, если учесть, что она больше не нуждается в твоей помощи.
      - О, Клодина! Ты обвиняешь меня!
      Конечно, я обвиняла его! Мы не слышали, чтобы у нее был другой возлюбленный и сразу же узнали бы, если бы он появился. Кто же это мог быть еще? Я представила Гарри, тайно приезжавшего в Грассленд, их тайные встречи, уговоры стать его любовницей, без сомнения, с обещанием жениться. Это обычная история.
      - Гарри, ради Бога, не показывайся здесь.
      Дело сделано.
      Ничто не вернет ее к жизни.
      - Но я любил ее, - начал он.
      Я с негодованием посмотрела на него:
      - Гарри, уходи. Тебя не должны видеть здесь. Тебя разорвут на части озлобленные люди. Зачем раздражать людей? Не хватало еще скандала на похоронах.
      Это было бы последней каплей.
      - Я хочу, чтобы ты поверила мне, - сказал он. - Клодина, клянусь всем самым святым для меня, что это не мой ребенок.
      - Хорошо, Гарри, но уходи. Не нужно, чтобы кто-нибудь видел тебя здесь. Хорошо еще, что ты не зашел в дом.
      - Эти розы для Эви? - спросил он. Я кивнула.
      - О, Клодина, как жаль, что я не смог ей помочь!
      - Поздно говорить об этом, Гарри.
      Пожалуйста, уходи.
      Он пошел прочь, и, когда я смотрела на его удаляющуюся фигуру, мои руки дрожали.
      Я всегда чувствовала в нем какую-то слабость. Он никогда не был способен к решительным поступкам. Что бы он не говорил, я все же считала, что Эви забеременела от него. А теперь его мучили угрызения совести. Так и должно было быть.
      Какое счастье, что я увидела его! Все могло случиться, если бы он появился на кладбище.
      После скромного отпевания в нашей часовне тело Эви отвезли на катафалке из Эверсли на кладбище, где мы и похоронили ее.
      Мы молча стояли вокруг могилы, слушая, как земля падает на крышку гроба. Когда я положила розы, собранные в то утро, то заметила, как миссис Трент взяла Долли за руку и крепко ее сжала.
      Покидая кладбище, я увидела за кустами мужскую фигуру. Я узнала Гарри Фаррингдона. Значит, он все-таки не смог не прийти.
      ПЯТОЕ НОЯБРЯ Наступил август. Со дня похорон Эви прошло уже несколько недель. Я часто ходила на ее могилу и приносила цветы. Я обратила внимание, что кто-то посадил там розы, интересно, кто?
      Я вполне могла понять, что сломило ее. Кому, как не мне, были доступны ее переживания? Я часто задумывалась, как жестока жизнь к одним людям и снисходительна к другим. Я совершила более тяжкий грех, чем Эви, - изменила мужу, а между тем пострадала она, а я осталась безнаказанной, если не считать угрызений совести.
      "Как несправедлива жизнь! - думала я. - Если бы только Эви доверилась мне, я сумела бы ей помочь! Быть может, я и для себя нашла бы в этом утешение. Какие душевные муки должен испытывать человек, чтобы решиться покончить с собой, не видя иного выхода!"
      Миссис Трент почти все время находилась дома, и я редко виделась с ней. Несколько раз я заходила к ней, но, думаю, встречи со мной особенно живо напоминали ей об Эви, и решила не беспокоить ее.
      Тетушку Софи потрясло случившееся. Она вообще всегда сочувствовала чужому несчастью и переживала чужое горе как свое собственное. Жанна говорила, что она беспрестанно заводит речь о смерти Эви и о безнравственности мужчин, которые предают женщин.
      Малышка Долли проводила с ней очень много времени.
      - Бедное дитя! - говорила Жанна. - Для нее это ужасный удар. Она обожала сестру. Долли стала более замкнутой, чем раньше. Но они с мадемуазель находят радость в общении друг с другом.
      - Со временем все уляжется, - сказала я. - Так всегда бывает.
      Жанна согласилась со мной.
      - Со временем, - повторила она, - даже в случае с мадемуазель и малышкой Долли.., все уляжется.
      В воздухе носился дух перемен. События шли своей чередой, и было ясно, что происходящее на континенте обязательно коснется нашей жизни. Англия действительно была глубоко втянута в противостояние.
      В июне в Темпле скончался юный дофин. Ему было двенадцать лет от роду. Теперь короля Франции не существовало. Я часто задумывалась об этом мальчике. Какой печальной была его жизнь! И как, должно быть, он страдал, разлученный со своей матерью, вынужденный выдвигать против нее жестокие и даже непристойные обвинения. А затем.., умереть. Как он умер? Мы точно не знали этого.
      О, каким жестоким стал этот мир!
      Кое-где в нашей стране происходили волнения, вызванные высокими ценами на продовольствие. "Не приложил ли руку к смуте Леон Бланшар? - спрашивала я себя. - Джонатан был прав. Подстрекателей необходимо уничтожать - даже таких молодых людей, как Альберик".
      Когда Испания заключила мир с Францией, возникли опасения, что все наши союзники оставляют нас, так как понимают, что Франция во главе с этим корсиканским авантюристом Наполеоном Бонапартом, как бы ни была истерзана революцией, представляет собой силу, с которой следует считаться.
      Была середина дня. Возвращаясь из сада, я увидела на лужайке Грейс Сопер с малышками. Джессике был уже год. Амарилис - чуть меньше. Они повсюду ползали и даже могли сделать несколько неуверенных шагов. Скоро они должны были начать вовсю бегать.
      - Вот тогда за ними нужен будет глаз да глаз, - сказала Грейс Сопер. Честное слово, эта мисс Джессика прямо-таки маленькая дама. Подайте ей то, подайте это, и вот что я вам скажу, миссис Френшоу, она не успокоится, пока не получит то, что ей захотелось. А мисс Амарилис - такая хорошая девочка.
      Моя мать так же гордилась своенравием Джессики, как я - послушанием Амарилис; в наших глазах они обе были совершенством.
      Я заглянула в маленькую коляску, в которой они рядышком спали. Джессика, с ее темными волосами, длинными пушистыми ресницами и легким румянцем на щеках, была поразительно красива. "Она может стать похожей на мою мать, - подумала я, - за тем исключением, что у нее были темные глаза, а у моей матушки - ярко-голубые".
      - Должно быть, они у нее от кого-нибудь из ее пылких французских предков, - сказала моя мать.
      - Эверсли тоже иногда могут быть пылкими, - ответила я.
      С этим она согласилась.
      - Амарилис выглядит, как маленький ангел, - сказала она.
      Так оно и было - светлые волосики, голубые глаза и некоторая хрупкость в облике, которая иногда беспокоила меня. Но Грейс Сопер говорила, что причиной тому тонкая кость и что здоровье у моей Амарилис такое же прекрасное, как и у крепышки Джессики.
      Должно быть, прошло около получаса, когда я услышала пронзительные крики, доносившиеся из сада. Я поспешила вниз и увидела Грейс Сопер и свою мать: обе были в смятении. Матушка только и смогла произнести:
      - Этого не может быть... Как такое случилось? Что это значит?
      Грейс так дрожала, что едва могла говорить:
      - Малышки...
      Моя мать заплакала:
      - Джессика...
      Ее там нет...
      Я заглянула в коляску. Меня охватило огромное облегчение, так как Амарилис была на месте и крепко спала. Но затем до меня дошел весь ужас случившегося: Джессики не было.
      - Как это случилось?! - закричала я.
      - Они спали, - запинаясь, пробормотала Грейс. - Я зашла в дом. Меня не было всего лишь пять минут...
      - Она где-нибудь поблизости, - сказала матушка.
      - Она могла сама выбраться из коляски? Грейс покачала головой:
      - Они были привязаны лямками. Я всегда слежу за этим.
      - О, Господи, помоги нам! - взмолилась я. - Кто-то выкрал Джессику.
      К счастью, Дикон был дома и в своей спокойной манере взялся за поиски.
      - Лямка могла ослабнуть, и Джессика развязала ее.
      - Даже в этом случае ей было бы нелегко выбраться, - возразила мама. Кто-то взял ее. О, Дикон.., кто?
      Кто?
      Мы должны найти ее.
      - Мы ее найдем, - сказал Дикон. - Сейчас же нам, прежде всего, нужно тщательно обыскать сад и все вокруг. Возможно, она сама выбралась. Она могла заползти куда-нибудь в кусты. Там мы ее найдем. Не будем больше терять времени.
      Из дома тем временем выбежали слуги. Все были глубоко потрясены случившимся. Начались поиски; однако, хотя сад тщательно прочесали, никаких следов Джессики не нашли.
      Я взяла Амарилис на руки, чтобы она была поближе ко мне. Бедняжка Грейс Сопер совсем пала духом, она во всем винила себя, а мы убеждали ее, что это не так. Она была великолепной няней и с усердием ухаживала за малышками. Она всего лишь только на пять минут оставила их спящими в коляске.
      Осмотр лямок ничего не дал. Они были в полном порядке, и это привело нас к единственному выводу: Джессику похитили.
      Дикон сказал, что, скорее всего, теперь у нас потребуют выкуп.
      - Если бы так, - причитала матушка. - Если бы так... поскорее... все, что угодно, лишь бы вернуть мою крошку.
      Дикон лично возглавил поиски и опросил всех в имении.
      Не знаю, как мы дожили до конца этого дня. Мама была вне себя, да, думаю, и все мы тоже. Это случилось так неожиданно.
      Дикон немедленно распорядился повесить в городе афиши с объявлением награды за любые сведения о его дочери. Он разослал гонцов во все соседние города и порты.
      К концу дня все мы были в изнеможении от тревоги. Наступила ночь, и по-прежнему никаких признаков ребенка. Мы знали, что ничего не можем поделать, и, безмолвные и отчаявшиеся, сидели в пуншевой.
      Грейс Сопер была наверху, в детской. Она ни за что не пожелала идти спать и несла вахту у постели Амарилис. Дикон сказал:
      - Можете не сомневаться, что утром все прояснится. Они тянут время, чтобы измотать нас. Я знаю этих людей. Вот увидите, они известят нас.
      Мы просидели так всю ночь. Матушка, прижавшись к Дикону, неподвижно смотрела прямо перед собой. Время от времени, пытаясь утешить ее, он шептал:
      - Вот увидишь, мы что-нибудь услышим утром. Я знаю, как поступают такие люди.
      - Но что они с ней сделают... с моей крошкой? Она ведь проголодается...
      - Нет, нет. Они позаботятся о ней. Вот увидишь. Утром...
      Узнаем ли мы что-нибудь утром? Меня одолевали сомнения.
      Дэвид обнял меня одной рукой. Он знал, что я боюсь за Амарилис.
      ***
      Мы прождали весь следующий день. Никаких новостей не поступило. Пошли обычные слухи, так как вся округа знала об исчезновении Джессики. Кто-то видел незнакомку с младенцем, которая торопливо шла по главной улице города. Дикон и Дэвид бросились наводить справки, а когда эту женщину отыскали, оказалось, что она навещала в городе родственников, естественно, что многие ее знали.
      Я никогда не забуду выражения безнадежности в глазах матушки, когда он вернулся.
      Мне кажется, что в таких обстоятельствах труднее всего переносить чувство безысходности, полнейшей беспомощности из-за незнания, что делать.
      - Как можно быть настолько жестокими, чтобы так поступать? - в который раз произнесла я. - Разве они не думают о матерях...
      Дэвид утешал меня.
      - Дикон прав. Им нужны деньги. Они потребуют выкуп.
      - Мы заплатим, и они вернут ее. Ты действительно так думаешь?
      - Они знают, что отец - богатый человек. Никакой другой причины быть не может. И какой может быть смысл плохо обращаться с Джессикой?
      Я покачала головой:
      - Не понимаю, почему люди хотят мучать других.., без причины?
      - Причина всегда есть. В данном случае это деньги. Вот увидишь, Дикон заплатит. Он что угодно отдаст ради семьи.., и в особенности ради твоей матери.
      Я знала, что это так. Но это ожидание.., и тревога.., кошмарный страх неизвестности.., как тяжко было их переносить!
      Матушка была похожа на привидение. Казалось, из нее высосали все соки. Я попыталась убедить ее отдохнуть, и мне-таки удалось заставить ее ненадолго прилечь. Я села у ее кровати, но слова, которые могли бы утешить ее, не приходили в голову. Она тихо лежала, неподвижно глядя перед собой, а затем встала, сказав, что не может больше ничего делать, хотя что еще мы могли предпринять?
      Я пошла в детскую, чтобы поиграть с Амарилис. Мне было так радостно, что она в безопасности. Однако сам вид ее еще острее напоминал об ужасной утрате.
      Бедняжка Грейс Сопер продолжала винить себя. Она нуждалась в утешении. Она говорила, что кто-то должен присматривать за Амарилис днем и ночью и что она позаботится о том, чтобы никто не добрался до нашей дорогой крошки.
      Долгое утро закончилось, и начался не менее долгий, тягостный день.
      Новостей не было. "Скорее бы что-нибудь произошло! - молилась я, - Мы так долго не выдержим".
      Дикона и Дэвида не было весь день. Они обшарили все, где, как им казалось, она могла бы быть; они встречались со всеми, кто хоть чем-то мог помочь им, а когда они возвратились, то даже Дикон был удручен. Его предположение о том, что у нас потребуют выкуп, не сбылось.
      В эту ночь мы сделали вид, что отправляемся спать, но всем нам было не до отдыха.
      Мы с Дэвидом провели всю ночь в бессвязных разговорах. Джессика отсутствовала уже два дня, и мы начинали опасаться самого худшего.
      Мне пришла в голову жуткая мысль. Я ничего не сказала матери, но с Дэвидом все же поделилась ею, так как хотела, чтобы он разубедил меня, сказав, что это не так.
      - Дэвид, у твоего отца, должно быть, много врагов.
      Дэвид задумался.
      Я продолжала:
      - У человека с его положением они наверняка должны быть. Он богат, а богатым завидуют. Это может быть своего рода местью.
      Слова Дэвида повергли меня в ужас.
      - Я уже думал над этим, - сказал он. - Он связан со многими... и не только в нашей стране, но и за границей. И, должно быть, многие хотели бы тем или иным образом навредить ему.
      - Я знаю, что существуют всякие тайные дела, в которых участвуют они с Джонатаном.
      - Это так. Ты помнишь тех людей, которые пришли переночевать? Им было нужно что-то в его кабинете. Какой-то секретный документ. И они нашли его. Если живешь опасной жизнью, то необходимо быть готовым к тому, что враги нанесут удар там, где ты этого не ожидаешь.
      - Значит, кто-то выкрал Джессику... чтобы отомстить Дикону?
      Несколько секунд Дэвид хранил молчание. Я знала, что ему хочется успокоить меня, однако врожденная честность не позволяла ему солгать. Наконец, он сказал:
      - Это возможно.
      Но не стоит думать о худшем, скорее всего, они потребуют выкуп, и мы с этим, наверное, сможем справиться.
      - Но почему же похитители не требуют его? Чего они медлят?
      - Потому что хотят подержать нас в напряжении.
      - Ты думаешь, они заботятся о Джессике?
      - Да, обычно в таких случаях поступают именно так.
      Живой ребенок представляет для них большую ценность, чем мертвый.
      Так мы разговаривали, и, наконец, от крайнего утомления я задремала, но вскоре очнулась от страшного кошмара. Мне приснилось, что я прижимала Амарилис к себе, а кто-то пытался вырвать ее у меня.
      - Все хорошо, - донеслись до меня слова Дэвида. - Все хорошо.
      Я открыла глаза.
      - Думаю, лучше не спать, - сказала я.
      Мы смотрели, как наступает рассвет. "Еще один день! Еще одно тягостное бдение! Что оно принесет?" - спросила я себя и задрожала, пытаясь прогнать мысли, которые родились у меня в голове.
      Я ощутила внезапную потребность выйти из дома, пройтись по саду, поискать еще раз.
      - Я не могу здесь оставаться! - закричала я. - Пойдем в сад.
      - Хорошо, - произнес Дэвид. Он накинул мне на плечи плащ.
      - На улице холодно, - сказал он, - и трава сырая.
      Мы открыли дверь и вышли на крыльцо. Там что-то лежало. Мне показалось, что это сон. Затем меня охватила волна радости. Завернутая в одеяло, там лежала Джессика. Я подняла ее. Дэвид не отводил от нее глаз. Она открыла заспанные глазки, взглянула на меня, широко зевнула и снова закрыла их.