Голос призрака

      - Это похоже на правду.
      - Я хочу узнать его как следует, прежде чем он покинет нас.
      - А куда он пойдет?
      - Не знаю.
      Возможно, у него есть здесь друзья. Или он сможет найти тех, с кем бежал.
      Хотя я не слишком высокого мнения о них, раз они бросили его в таком состоянии на берегу.
      Я вступила в разговор:
      - Вы знаете это место, около старого лодочного сарая. Там почти никто не бывает. Эви и Долли Мэйфер совсем случайно обнаружили его.
      - Он мог пролежать там очень долго, если бы не они, - сказала мать.
      - Он бы вообще не выжил в такое время года. - Ну ладно, посмотрим, как пойдет дальше...
      История о том, как мы спасли жизнь молодому человеку, очень заинтересовала Софи. Она пришла к нему, села у постели и заговорила на его родном языке. Я видела, что она глубоко сочувствует Альберику Кларемону.
      На следующее утро Эви вместе с Долли заехали, чтобы справиться о юноше, которого они спасли.
      Я провела их к нему в комнату. Он лежал в постели и уже не был похож на того молодого человека, которого они нашли на морском берегу.
      - Вы - те самые молодые леди, которые нашли меня? - спросил он по-французски.
      Его взгляд остановился на Эви, и она, чуть покраснев, ответила ему по-английски:
      - Мы с сестрой катались верхом. Мы часто спускаемся к морю. Как хорошо, что мы поехали туда вчера.
      Он не вполне понял ее слова, и я сказала:
      - Месье Кларемон плохо знает английский язык, Эви. Не могла бы ты поговорить с ним по-французски?
      Она снова зарделась и, запинаясь, ответила, что очень плохо владеет французским языком.
      - Бабушка требовала от нашей гувернантки, чтобы та учила нас с Долли французскому. Но мы не очень-то преуспели в нем, правда, Долли?
      - Ты делала успехи, - ответила Долли.
      - Боюсь, что не очень.
      - Попробуй, - сказала я.
      Она достаточно владела языком, чтобы составлять простые, понятные фразы, а Альберик Кларемон с явным удовольствием помогал ей. Он пытался говорить по-английски, и они дружно смеялись, в то время как Долли сидела молча, не отрывая глаз от сестры.
      Уходя, Эви спросила, можно ли ей прийти еще. Я ответила, что не только можно, но даже нужно. Матушка заметила по этому поводу:
      - Возможно, Эви в восторге от него, потому что она спасла ему жизнь. Никто не внушает нам большую любовь, чем тот, кто чем-то очень важным нам обязан, а что может быть важнее жизни?
      - С каждым днем ты все сильнее походишь на Дикона.
      - Я полагаю, каждый мало-помалу становится похожим на того, с кем постоянно общается.
      - Прошу тебя, мамочка, не надо уж очень походить на него.
      Оставайся сама собой.
      - Обещаю, - ответила она.
      В течение нескольких дней Альберик совершенно поправился.
      На семейном совете мы обсуждали, что можно сделать для него. Итак, мы помогли молодому человеку поправить здоровье; у него есть с собой французские деньги, но какой прок в них здесь, в Англии? Куда ему идти? Что ему делать? Может ли он найти работу где-нибудь? В это время французов недолюбливали в Англии.
      И тут у Софи созрело решение. Ей нужны слуги. Она как раз набирала их. Что если она предложит Альберику место в своем доме? Кем бы он мог стать? Дворецким? Работать в саду? Не имеет значения, кем он был раньше. Она поговорит с ним и выяснит, что ему больше подходит.
      - Во всяком случае, - сказала она, - он может перебраться в Эндерби и жить там, пока не решит, что ему дальше делать. Возможно, с окончанием этой проклятой революции жизнь во Франции изменится к лучшему. В таком случае те из французов, кто нашел себе здесь убежище, вероятно, захотят вернуться домой.
      На том и порешили. И когда Альберику предложили до лучших времен пожить в Эндерби и поработать у тетушки Софи - ему, безусловно, найдется там дело по душе - он с готовностью согласился.
      ***
      В конце февраля Софи переехала в Эндерби. Она была очень довольна Альбериком, устраивал он и Жанну. Он оказался неутомимым работником и так был благодарен Софи за предоставленный кров, что даже изъявлял готовность умереть за нее.
      Дикон цинично заметил:
      - Если бы благородному молодому джентльмену предоставилась возможность выполнить свое обещание, получился бы настоящий роман. Вообще же, оставив в стороне французскую трагедию, он выглядит приличным юношей. А так как Софи искала себе людей, то одного она уже нашла. Кроме того, он ее соотечественник и это может оказаться очень полезным.
      В начале марта Джонатан уехал в Лондон. Я всегда испытывала облегчение в его отсутствие. По мере того как ребенок рос во мне, он полностью поглощал мое существо, и, мне кажется, все остальное тогда мало трогало меня.
      Мы с матерью проводили много времени вместе. Поскольку мы обе нуждались в отдыхе, то часто лежали бок о бок на ее постели и она рассказывала о своей жизни: о том, как вышла замуж за моего отца, о его смерти, о том, как она поняла, что всегда любила только Дикона.
      - К моей матери, так же как и ко мне, поздно пришло настоящее счастье, - рассуждала она. - Мне думается, в таком возрасте хорошо обрести счастье. Тогда его больше ценят; и, кроме того, в зрелые годы не так легко добиться его, как в юности.
      Когда вы молоды, вы верите в чудо. Вам кажется, стоит только поймать его - и оно ваше. С возрастом вы начинаете понимать, что чудеса случаются редко, и, если вам вдруг улыбнется счастье, как нежно вы будете лелеять его, как высоко ценить!
      Я прониклась ее спокойствием, и оно давало мне силы противиться, что я так же счастлива, как и она.
      Мы обсуждали грядущие заботы:
      - Представим себе, что у одной из нас появилась двойня, - говорила она. - В нашем роду случались двойни. А если так: двойня у тебя и двойня у меня. Подумай только!
      И мы дружно смеялись.
      В тот месяц Сабрина простудилась и долго болела. Она лежала в постели и выглядела очень маленькой и изможденной.
      Дикон проводил с ней много времени, и это доставляло ей огромную радость.
      В последние годы мы следили за ее здоровьем зимой, и теперь понимали, что она умирает. Она любила, чтобы мать или я сидела с ней, когда Дикона не было. Она обычно брала мою руку и начинала рассказывать о былом, вновь и вновь вспоминая, какую огромную радость она испытала, когда Дикон привел в дом мою мать.
      - Он полюбил ее еще ребенком. Но твоя бабушка противилась их браку. О да, она добилась своего, и в результате милую Лотти, твою мать, разлучили с нами. Дикон женился, а она вышла замуж, но теперь случилось то, что и должно было случиться, - они соединились. Чудесно, что у них ожидается потомство. Теперь у меня осталось только одно желание - увидеть новорожденного. Но боюсь, моя дорогая Клодина, мне до этого не дожить.
      - Обязательно доживете, - убеждала я. - Так вам велел Дикон, а ведь вы все сделаете, чтобы порадовать его.
      - Он внес в мою жизнь радость. Когда его отца убили в жестокой битве при Каллодене, я считала, что для меня все кончилось, но появился Дикон, и я вновь ожила.
      - Понимаю, - сказала я. - Дикон сделал вас счастливой.
      - Он самый лучший из людей, Клодина. Он и его сыновья. А скоро у него появится еще один отпрыск.., и у вас тоже. Наш род продолжается. Это очень важно, Клодина. Мы приходим в этот мир и уходим из него, каждый из нас живет своей жизнью и оставляет свой след. И я считаю, что каждый из нас должен сыграть свою роль. Потом мы уходим. Но семья остается. Так продолжается род из поколения в поколение.
      Я говорила, что ей нельзя утомлять себя слишком долгим разговором, но она отвечала, что ей от этого становится гораздо лучше.
      - Будь счастлива, Клодина, - говорила она. - В мире так много несчастий. Никогда не забудь того чувства вины, которое жило во мне с детства. И только выйдя замуж за отца Дикона, я начала по-настоящему жить. А потом я потеряла его и оплакивала бы до конца жизни, но вскоре родился Дикон и я обрела счастье.
      Сидя у ее постели и слушая, я, наконец, поняла, что мне делать. Не только ради себя, но также и ради всех остальных. Поскольку никак не определить, кто отец моего ребенка - Дэвид или Джонотан, я решила для себя впредь считать отцом Дэвида. Я постараюсь больше не ворошить прошлое и стать счастливой.
      ***
      Прошел март, наступил апрель, и воздух наполнили весенние запахи.
      Казалось, Сабрина все-таки пережила еще одну зиму. Но этого не случилось. Однажды утром в начале апреля ее горничная принесла, как обычно по утрам, горячий шоколад и не смогла ее добудиться. Она умерла во сне легко и спокойно.
      Смерть в доме. Несмотря на то что Сабрина умерла спокойно, и смерть ее не явилась для нас неожиданностью, перенести это было нелегко. Сабрина жила тихо, как бы в тени; бывало, мы по несколько дней не видели ее; но она была частью этого дома, и вот теперь ушла.
      Дикон был убит горем. Она боготворила его и находила смысл своего существования в том, чтобы любоваться его достоинствами, прощать недостатки и утверждать в нем веру в собственную безупречность. Моя мать, как могла, утешала его, но и она тоже переживала утрату.
      Джонатан находился в это время в отлучке, и Дикон приказал послать за ним, чтобы он приехал домой на похороны. Я думала, что он в Лондоне, но посыльного отправили в Петтигрю, и вместе с Джонатаном пожаловали лорд и леди Петтигрю, а также Миллисент.
      Сабрину отпевали в нашей часовне и похоронили в фамильном склепе. Священник, который венчал нас с Дэвидом, прочитал заупокойную молитву, а потом траурная процессия направилась к склепу.
      Я была удивлена, заметив Гарри Фаррингдона в компании местных жителей, по-видимому, случайно пришедших на похороны. Среди них я увидела Эвелину Трент с двумя внучками. После похорон все направились к нам в дом, где были накрыты столы для поминок.
      Как и положено, произносились траурные речи, и каждый подчеркивал многочисленные добродетели Сабрины, и, конечно, все мы говорили, как нам будет ее не хватать.
      - По крайней мере, она легко умерла. - Таково было общее мнение. - Она так радовалась ожидаемому прибавлению семейства.
      Я заметила, что Гарри Фаррингдон беседует с Эви, которая раскраснелась от волнения, и подумала: "Хорошо, если у них все было бы хорошо. Для Эви это прекрасная партия, а она - приятная девушка, совсем не такая, как эта их противная бабушка. Бедная девушка, не повезло ей с родственниками..."
      Я утомилась и присела отдохнуть, считая, что в моем состоянии это простительно.
      Я не долго оставалась одна. К моему огорчению, не кто иной, как Эвелина Трент, подошла и села рядом. - Приятно дать отдых ногам, - сказала она, усаживаясь. - Кажется, вам становится тяжело ходить. Сколько уже.., месяца четыре, да?
      - Да, - ответила я.
      - То-то будет радости в Эверсли.., а еще ведь и ваша матушка! Такое забавное совпадение, вам не кажется?
      - Для нас обеих это очень удобно. Она хитро прищурилась.
      - О, вы счастливая молодая леди. Такой хороший муж, а теперь у вас очень скоро появится маленький. Как говорится, боги благоволят к вам.
      - Благодарю вас.
      - Как жаль, что я немного могу сделать для моих девочек.
      Я очень беспокоюсь, миссис Френшоу.
      - О чем же?
      - Ну, взгляните на мою Эви.
      Просто картинка. Она уже достаточно взрослая и ей пора бывать в обществе. А что я могу для нее сделать?
      - Она выглядит вполне счастливой.
      - Она хорошая девушка. Но мне бы хотелось, чтобы она не упустила свой шанс.
      - Каким образом?
      - Одним единственным! Я мечтаю о том, чтобы она сделала хорошую партию, устроила свою жизнь.
      - Я полагаю, она выйдет замуж.
      - Да... Но брак браку рознь. Хотелось бы выдать ее за человека с положением. - Она устремила взгляд на Гарри Фаррингдона. - Такой приятный молодой человек. Полагаю, он очень богатый.
      - Вы имеете в виду Гарри Фаррингдона? Мне не известно финансовое положение его семьи.
      - А-а! Вы считаете, что я слишком высоко замахнулась, не так ли? Возможно, вы правы. Но я забочусь об Эви. Я воспитала ее как настоящую леди. Дала ей прекрасное образование... Это было нелегко. Понимаете, Грассленд - это не Эверсли. Мой Ричард.., царствие ему небесное, к несчастью, был азартным игроком. Он спустил почти все, что мне оставил мой первый муж, Эндрю. Правда, мы и раньше не шли ни в какое сравнение с Эверсли. Понимаете, я всегда с трудом сводила концы с концами, но все-таки твердо решила дать Эви все, что могу.
      - По-моему, вы отлично ее воспитали.
      - Она вполне может стать украшением любого богатого дома.
      - А что она сама об этом думает?
      - Она? Она романтичная девушка. Молодежь больше мечтает о любви, чем о прочном положении. Миссис Френшоу, вам не кажется, что мистер Фаррингдон увлекся ею?
      - Да, миссис Трент, возможно.
      - Видите ли, я не могу давать и устраивать приемы в Грассленде. Такие, как они хотели бы. Но все-таки хочется дать ей шанс.
      - Понимаю, - заметила я.
      Она тронула мою руку холодной и костлявой рукой; я невольно поежилась.
      - Не помогли бы вы мне, миссис Френшоу?
      - Помочь?
      - Я имею в виду Эви.
      - Безусловно, помогла бы, но я не знаю, как...
      - Ну, есть много способов. Вы могли бы.., э-э.., свести их вместе.
      Вы понимаете, что я имею в виду. Устроить им свидание, ну и все такое. Понимаете меня?
      - Но...
      Она легонько толкнула меня локтем.
      - Я знаю, вы сможете, если захотите.
      Вы могли бы пригласить его.., и в это же время пришла, как бы случайно, Эви.
      Поминаете?
      - Но пока мы не собираемся никого у себя принимать.
      - О, совсем не обязательно устраивать грандиозный прием. Пусть просто он придет, а у вас как раз в гостях моя Эви. Придумайте что-нибудь в этом роде.., постарайтесь.
      - Я думаю, они не нуждаются в сводничестве.
      - Но все-таки никогда не повредит слегка помочь. - Она посмотрела на меня в упор. - Имеются некие причины, почему вам следует помочь мне, миссис Френшоу.
      - Причины?
      Она кивнула, хитровато усмехаясь, и у меня нервно забилось сердце. На что она намекает?
      - Знаете, - продолжала она, - в жизни так много необычного. Случаются такие вещи.., вы бы никогда не поверили, если бы не знали, как было на самом деле.
      - О чем это вы? - спросила я резко.
      Она наклонилась ко мне:
      - На днях я вам все объясню. Тогда, я думаю, вы станете более сговорчивой и сделаете все возможное для моей Эви.
      В этот момент меня позвала мать, и я сказала:
      - Прошу извинить меня, миссис Трент.
      - Конечно, конечно. Надеюсь, вы не забудете наш разговор, не так ли?
      Сделайте для Эви все, что в ваших силах.
      Думаю, до некоторой степени это и в ваших интересах.
      Наконец я сбежала от нее.
      - Я поняла, что эта ужасная женщина прилипла к тебе, - сказала мать, и решила тебе помочь.
      - Спасибо, - сказала я, - очень мило с твоей стороны.
      Я не могла выбросить ее из головы, и, помнится, той же ночью она явилась мне во сне.
      ***
      Фаррингдоны уехали сразу же после похорон, а Петтигрю остались у нас на несколько дней.
      Через несколько дней после похорон Сабрины до нас дошли известия о казни Жоржа Жака Дантона, одного из вождей революции, Дикон мрачно острил по этому поводу.
      - Ирония судьбы, - говорил он, - в том, что именно тот революционный трибунал, который он учредил, приговорил его самого к смерти.
      - Очевидно, - комментировал лорд Петтигрю, - что революция подходит к концу.
      - Но пока еще остается Робеспьер.
      - Вам не кажется, что его дни сочтены?
      - Было бы чудесно, - с горечью заметила мать, - если бы все они прекратили наводить смуту и Франция вернулась к нормальной жизни.
      - Жизнь во Франции никогда больше не станет такою, как прежде, сказал Джонатан.
      Все с ним согласились.
      - Да, головы падают быстро, - комментировал Дэвид. - Подумать только, Дантон всего лишь на шесть месяцев пережил королеву. Это показывает, какая идет борьба за власть. Смею напомнить, что все началось с идеалов. Возможно, кто-то из них действительно хотел бороться за права людей. А потом они захватили власть.., и стали бороться за еще большую, а когда уничтожили тех, кого считали врагами, они начали грызться друг с другом. Это - битва гигантов. Дантон и не подозревал, что его ждет.
      - Робеспьер избавился от Дантона, но дойдет очередь и до него, пророчил Дикон. - А когда это случится, наступит конец революции.
      - Их военные успехи просто поразительны, - сказал лорд Петтигрю. Сейчас идет молва об одном военном... Наполеон Бонапарт, так, кажется, его зовут... Уверен, что он сделает себе имя на военной службе.
      - Я слышал о нем, - сказал Дикон. - Он - правая рука Робеспьера. Если падет Робеспьер, то и этому инициативному молодому вояке придет конец.
      - События развиваются быстро, - вставил лорд Петтигрю. - Я думаю, мы еще увидим перемены к лучшему.
      - Что будет очень приятно для нас всех, - сказала мать. - За этим столом ни о чем больше не говорят, кроме как о французской революции.
      - Я тоже подумывал, не пора ли переключиться на тех благословенных инфантов, которые вскоре присоединятся к семейному кругу. Это более приятная тема, - уступил Дикон.
      - Чудесно... - добавила леди Петтигрю.
      Мы с матушкой привыкли отдыхать часок в полдень после еды и потом чувствовали себя свеженькими до вечера. Мы часто проводили время вместе. Лежа на ее большой постели, мы обычно болтали о текущих делах. Иногда одна из нас дремала, а другая лежала тихо рядом. Нам и молчать вместе было приятно. В тот раз разговор начала матушка:
      - Наконец-то. Они бы уже давно объявили о помолвке, если бы не траур в нашей семье.
      - Кто и что? - спросила я.
      Она засмеялась:
      - О... Джонатан и Миллисент.
      - Правда?
      - Ну, мы всегда надеялись на это. Я так рада. Это отвлечет Дикона от мысли о матери. Он относится к этому очень серьезно, значительно серьезнее, чем кажется.
      Он всегда хотел породниться с семейством Петтигрю.
      - Денежные интересы? - еле вымолвила я.
      - Они в некотором смысле соперничали.
      Соединившись вместе, они станут, как я думаю, самыми влиятельными людьми в нашей стране. Именно к этому они стремятся, как семейство Петтигрю, так и Дикон.
      - Понимаю.
      - Ты получила Дэвида... а Джонатан остался.
      - Дорогая мама, - сказала я, - какой ты стала практичной. Ты говоришь так, словно заключение брака - это всего-навсего передвижение шашек на доске. Одного берут, другой приносит банковский капитал.
      - Ничего подобного. Посмотри, Джонатан и Миллисент любят друг друга. Уверяю тебя, никого из них не пришлось уговаривать.
      - Я полагаю, Джонатан всегда будет уверен в собственном превосходстве. А Миллисент - в своем. Они должны составить идеальную пару.
      Она засмеялась.
      - У вас с Дэвидом настоящая любовь, и я рада за вас. Такая идиллия бывает далеко не у каждого. Но это совсем не значит, что нельзя выработать взаимовыгодные условия.
      - Они поселятся здесь после свадьбы?
      - Скорей всего. В конце концов это родовое имение. Так принято, что сыновья приводят своих жен в дом, который впоследствии перейдет к ним. Я понимаю, ты думаешь, что у нас в доме окажется три хозяйки, хотя и двух вполне достаточно, не так ли?
      - Ты моя мать. В этом разница...
      Она задумалась.
      - Миллисент довольно энергичная молодая дама, - размышляла она. - Да, ситуация необычная. Два брата-близнеца.., и Эверсли принадлежит им обоим. Фактически здесь нет старшего сына, хотя Джонатан родился чуть-чуть раньше Дэвида.
      Дикон не любит об этом говорить.
      Наверное, он считает, что добра на обоих хватит, когда придет время, молю Бога, чтобы оно пришло, как можно позже. А Эверсли всегда останется фамильным домом.
      Клодина, не беспокойся об этой женитьбе. Все будет хорошо. Я останусь здесь. А они, я думаю, по большей части будут жить в Лондоне Ведь именно там сосредоточены интересы Джонатана. Он вообще редко задерживается здесь подолгу.
      Последний раз это было.., как раз перед Рождеством. Не помню, чтобы он раньше оставался здесь так долго.
      У меня неровно забилось сердце, и я снова чуть не поддалась порыву во всем ей признаться. К счастью, это прошло.
      - Они вскоре объявят о своей помолвке, - продолжала мать. - Им пришлось на время отложить свадьбу из-за смерти Сабрины.
      Но, конечно, можно скромно отметить свадьбу в именье Петтигрю.
      Я закрыла глаза.
      - Ты устала, да? Сегодня было довольно напряженное утро. И все эти разговоры за столом о Дантоне. До чего мне они надоели.., и всегда действуют угнетающе.
      Они пробуждают тяжелые воспоминания.
      - Дорогая мама, не думай сейчас об этом. - Я криво улыбнулась и сказала ей то, что она не раз говорила мне:
      - Это плохо для ребенка.
      Я увидела улыбку на ее милом лице. Она сжала мою руку, и мы закрыли глаза. Я подозреваю, что, несмотря ни на что, она не могла забыть то ужасное время, когда она попала в руки негодяев и, как сказочный рыцарь, явился Дикон, чтобы спасти ее. А мои мысли были о Джонатане и Миллисент, которые будут жить здесь, в Эверсли; в глубине сознания смутно вырисовывались хитрые глазки миссис Трент, говорящей мне, что она уверена я захочу помочь Эви, когда она объяснит... Что она имела в виду?
      Который раз я почувствовала гнетущую тяжесть собственной вины.
      ***
      Стоял теплый день. Я прогуливалась по лужайке и опустилась на скамейку около пруда, вокруг которого колыхались на легком ветру желтые нарциссы.
      Я взглянула на прекрасные цветы и подумала, наверное в сотый раз, насколько лучше я бы себя чувствовала, будь я верной и добродетельной женой.
      Сзади неслышно подошел Джонатан и встал за моей спиной. Когда он положил руку на мое плечо, я повернулась и встала.
      - Нет, - проговорил он. - Сядь. Мне надо поговорить с тобой.
      Он жестом усадил меня и сам сел рядом.
      - Не нужно так волноваться. Ну что в этом плохого? Брат и невестка сидят рядышком на скамейке в саду и обмениваются любезностями. Решительно ничего плохого.
      - Мне пора домой, - сказала я.
      - Нет. Сейчас ты останешься и мы немного поболтаем. Я хочу тебе кое-что сказать.
      - Я знаю. Ты помолвлен с Миллисент Петтигрю.
      - Значит, ты знаешь.
      - Мне сказала мама. Вы собирались объявить об этом, но из-за траура отменили.
      - Ты не должна думать, что из-за этого что-то изменится.
      - Неужели? А я-то думала, что положение женатого человека отличается от положения холостого.
      - Я имел в виду, разумеется, нас с тобой. Я по-прежнему тебя люблю.
      - Джонатан, - ответила я. - Не думаю, что ты когда-либо любил кого-то, кроме самого себя.
      - Честно говоря, мне кажется, что большинство из нас всю жизнь признается в любви к самим себе.
      - Но некоторые любят еще и других.
      - Как раз об этом я тебе и говорю. Я всегда любил тебя, и ничто не заставит меня изменить отношение к тебе.
      - Неужели ты не понимаешь, что все кончено? Я считала, что достаточно ясно дала тебе это понять.
      - Безусловно, ты изменилась, стала отчужденной. Но это естественно.
      Все дело в беременности.
      - Ты ничего не понимаешь. Я глубоко сожалею о случившемся. Я поддалась своей слабости и вела себя глупо и подло.
      - Ты была восхитительна. Ты страстная женщина, Клодина. У тебя есть желания, как и у всех остальных, и вполне естественно, что тебе хотелось их удовлетворить.
      - Я совершенно удовлетворена тем, что имею. Ей-Богу, лучше бы никогда не случилось того, что было.
      - Ты забываешь ту радость, которую мы давали друг другу.
      - Это не имеет значения.
      - Все обойдется, Клодина. Просто в тебе проснулся материнский инстинкт. Все изменится, когда родится ребенок.
      И тогда ты вернешься ко мне.
      - Интересно, что бы сказала Миллисент, узнав, что ее суженый пытается назначить свидание чужой жене как раз накануне официального объявления о помолвке.
      - Ты что, собираешься сказать ей об этом?
      - Нет, не собираюсь. Но я также не намерена встречаться с тобой наедине.
      - Ты слишком драматизируешь положение. Все - твоя французская кровь. Пройдет время, и ты почувствуешь себя иначе.
      - Ты просто циник.
      - Нет, я - реалист.
      - Ну, конечно, если разврат называется реализмом...
      - Я понимаю, ты предпочитаешь жить в мире своих фантазий. Ты странная девушка, Клодина. Наверное, поэтому я и люблю тебя. Ты можешь быть практичной и в то же время идеалисткой. Вспомни голоса, которые тебе слышались.
      - Я их постоянно вспоминаю.
      - Именно с них и пошла наша размолвка. У тебя тогда начались приступы угрызений совести.
      - Похоже, что ты никогда не страдал этой болезнью.
      - Как странно, - сказал он, - наши отношения и раньше такими были... мы постоянно пикировались друг с другом.
      До того самого момента в Эндерби, когда ты перестала притворяться и сказала правду. Помнишь?
      - Я делала все, чтобы забыть, Джонатан. Прошу тебя лишь об одном. Пожалуйста, позволь мне забыть.
      Он пристально посмотрел на меня. Я увидела свет в его глазах, но совсем не тот ярко-синий, который я сравнивала с пламенем. Этот свет был холодным и расчетливым. Я понимала, что в тот момент я со своей грузной фигурой и так называемым "материнским инстинктом" не возбуждала его, но все же он помнил прошлое и с присущим ему тщеславием верил, что мог бы воскресить во мне огонь желания, временно притушенный моим положением.
      Он сказал:
      - Ты еще не искушена в жизни.
      - Если ты являешься примером зрелого человека, то хотелось бы мне никогда не взрослеть.
      Ты сейчас просто наседка, мамаша. Не узнаю в тебе той страстной молодой девушки, которую я знал.
      - Ты никогда больше не увидишь ее.
      - Я найду ее. Уверен в этом.
      - Зато я уверена совершенно в обратном: ты никогда ее не найдешь, потому что она ушла навсегда.
      - Это стало бы таким тяжким бедствием, которого мне не перенести. Поверь мне. Я найду ее. Я вытащу ее из убежища.
      - Интересно, как отнеслась бы к этому твоя будущая жена? О, смотри, она идет сюда. Не обсудить ли нам это с ней?
      Миллисент, и вправду, пересекала лужайку по направлению к нам.
      - А, вот вы где, - проговорила она. - Я тебя искала. Какой приятный денек!
      Она опустилась на скамью по другую сторону от Джонатана и как собственница взяла его под руку.
      ***
      Софи обосновалась в Эндерби. Этот дом соответствовал ее мрачному расположению духа. Казалось, она не замечала его таинственной атмосферы, а если и замечала, ее это не беспокоило.
      Альберик Кларемон оказался великим благом, и она, несомненно, была от него в восторге. Он обладал веселым характером и особым даром заводить друзей, чем очень отличался от Софи. Нас всех приятно удивило, что она так благоволила к нему. Он быстро освоился с ролью домоправителя, работая вместе с Жанной, которая, к счастью, не только не обижалась, но даже поддерживала его. Жанна сделала бы что угодно, лишь бы облегчить жизнь Софи, и, конечно, она понимала, что интерес к этому юноше поможет Софи отвлечься от собственных тяжких воспоминаний.
      Еще одна частая гостья бывала в доме - Долли Мэйфер. Это вполне понятно. Долли, подобно Софи, была обезображенной, а подранков Софи особенно опекала, ведь они помогали ей преуменьшать собственные несчастья, в то время как другие, например, моя мать - красивая и любимая, имеющая детей, постоянно напоминали Софи, что ее жизнь не удалась.
      Ко мне у нее было особое чувство, и она интересовалась моими делами. Я стала более других желанной гостьей в доме, и однажды, в порыве откровенности, столь необычном для нее, она сказала, что часто думает обо мне как о своей дочери.
      - Если бы не трагический фейерверк, то никогда бы не произошло бы несчастья в ту ночь на площади, и я бы сейчас жила совсем иначе. Впереди меня ждало замужество. Я собиралась выйти замуж за твоего отца, и вы с Шарло стали бы моими детьми.
      Я не заостряла ее внимание на том, что моя мать тоже кое-что сделала для моего появления на свет, и уверена, будучи дочерью Софи, я выросла бы совсем иным человеком.
      Она говорила о Леоне Бланшаре, которого она полюбила много позже. Я помнила его. Он появился в нашем замке в качестве домашнего учителя для Шарло и Луи-Шарля, и мы все очень полюбили его. Потом он исчез. Помнится, у него было какое-то романтическое увлечение Софи. Потом оказалось, что он вовсе не учитель и проник в наш замок, чтобы шпионить за нами; к тому же он призывал народ к революции.
      Бедная Софи, жизнь обошлась с ней жестоко.
      А сейчас у нее собственное хозяйство в Эндерби, где она строит жизнь со своими подранками - несчастным Альбериком, бежавшим из Франции, и печальной малышкой Долли.
      Стоял июль. К тому времени я сильно отяжелела, но все еще ходила гулять, когда могла, и расстояние до Эндерби как раз подходило мне, в частности потому, что я имела возможность там отдохнуть, прежде чем пуститься в обратный путь.
      Подходя к дому, я увидела у входа Эви и Долли. Я тут же вспомнила разговор с миссис Трент на похоронах и подумала: "Интересно, поддерживает ли Эви отношения с Гарри Фаррингдоном. Должно быть, это довольно трудно, учитывая, что они живут далеко друг от друга и не принадлежат к одному и тому же кругу семейств, чтобы иметь возможность наносить друг другу визиты". По-видимому, у них было что-то вроде легкого романа. Не удивительно, что миссис Трент хотела его ускорить.
      - Привет, миссис Френшоу, - сказала Эви. - Долли пришла повидаться с мадемуазель д'Обинье. Ее пригласили.
      - А тебя? - спросила я.
      - Нет.., не приглашали. Только Долли.
      Вероятно, такая красивая девушка, как Эви, напоминает Софи о собственном несчастье. Как печально, что кто-то видит жизнь только в таком свете. Бедная Софи! Но кто я такая, чтобы осуждать ее за человеческие слабости?
      - Я тоже зайду к ней, - сказала я.