Оказалось, что Луиза уступила в самый подходящий момент, так как Людовик XIV собирался вот-вот начать войну, в которой, по условиям Дуврского договора, Карл обещал ему помочь.

Луиза приняла французского посла, до ее сведения были доведены пожелания короля Франции: она должна была обеспечить выполнение королем Англии условий своей сделки. Луиза была счастлива. Она была довольна своими успехами. Она не уступала королю до того момента, когда уже становилось опасным дальнейшее выжидание. Она не сразу поняла, что самой серьезной ее соперницей может оказаться обычная маленькая артистка Нелл Гвин, просто потому, что ее аристократический рассудок отказывался воспринимать тот факт, что выросшая в переулке Коул-ярд особа может быть ее соперницей. Но со временем до нее до шло, что эта артистка, несмотря на ее происхождение, обладала определенными качествами, которые могли иметь решающее значение. Ее хорошенькое, задорное личико было не самым главным ее оружием. Если бы Нелл Гвин получила хотя бы элементарное образование, соперничать с ней было бы просто невозможно. При теперешнем же положении дел к ней следует относиться с уважением…

Французские солдаты переправились через Рейн и вторглись в Голландию. Доблестные голландцы, застигнутые врасплох, на короткое время растерялись. Но — лишь на короткое время. Они смело поднялись против агрессоров. Чернь на улицах Гааги в бешенстве разорвала на куски братьев де Виттов, которые проводили до этого политику умиротворения. Голландцы взывали к Вильгельму Оранскому, чтобы он повел их на врага, заявляя, что они будут драться до последнего. Они были готовы открыть плотины, что произвело желаемый эффект на захватчиков, показав французам, что легкой победы в войне с голландцами им не видать.

Луиза в конфиденциальном разговоре с королем убеждала его, что благоразумно было бы выполнить обязательства, принятые по договору. У Карла не было намерения уклоняться от выполнения этого пункта договора. Он слишком нуждался во французском золоте, поступающем в его казну, чтобы обмануть Людовика так возмутительно. Поэтому Карл решил послать в помощь французам экспедиционные силы в составе шести тысяч человек.

Монмут навестил короля и просил его о возможности поговорить с ним наедине. У Карла находилась Луиза, герцог и любовница короля смотрели друг на друга с некоторым подозрением. Оба они, снискавшие расположение короля, ревновали Карла один к другому. Но до сих пор они не знали, чья сила влияния действеннее. Для несогласия между ними была одна важная причина: Луиза была католичкой, Монмут — протестантом. Монмут знал — он не сам это понял, а ему говорили об этом такие люди, как Бекингем и его сторонники, весьма заинтересованные в том, чтобы убедить короля сделать его законным наследником, — что Луиза честолюбива и ее надежды простираются гораздо дальше положения любовницы короля. Этим она и была опасна. Монмут ни секунды не сомневался, что Карл не разведется с королевой Екатериной; но если бы королева умерла и Луиза смогла бы окончательно пленить короля — то, кто знает, что бы могло случиться? Луиза уже забеременела и была довольна, что это так. Если бы она доказала, что может рождать королю сыновей, то король, поскольку она благородная дама, мог бы жениться на ней. Мысль о том, что вынашиваемый ею ребенок может когда-нибудь получить все, чего он сам так страстно желал, была для Монмута невыносима.

Луиза считала внебрачного сына короля выскочкой. Происхождение матери Монмута было не намного выше происхождения актрисы, к которой был так привязан король. Маленький Карл Боклерк имел столько же прав надеяться получить корону, сколько и этот ублюдок.

— Можете говорить так, как будто мы наедине, — сказал король.

Монмут волком глянул на Луизу, которая, гордясь своей воспитанностью, была достаточно умна, чтобы понимать, что король так очарован ею еще и потому, что мог быть уверен, что она пристойно справится с любой ситуацией. Луиза была полна решимости внушить Карлу, что ее манеры безукоризненны.

И вот она грациозно склонила головку и сказала со спокойным достоинством:

— Я вижу, что милорд герцог хотел бы поговорить с вашим величеством наедине.

Карл с благодарностью посмотрел на нее — так что она была вознаграждена. Она улыбалась, оставляя отца и сына вместе: в любом случае она вскоре узнает, что такое хотел сообщить отцу его повеса-сын.

Монмут хмуро проводил ее взглядом.

— Итак, — сказал Карл, — успешно избавившись от дамы, расскажите мне теперь, прошу вас, о своем секретном деле.

— Я хочу отправиться с армией в Голландию.

— Сын мой, не сомневаюсь, что это можно устроить.

— Но как сын короля хотел бы иметь достойный меня чин.

— Ах, Джемми, вы больше думаете о своем достоинстве, нежели о своих достижениях.

Красивое лицо Монмута вспыхнуло от гнева.

— Со мной обращаются, как с мальчишкой, — запротестовал он.

Карл положил руку на плечо сына.

— Хотите поправить дело, Джемми? В таком случае скорее взрослейте.

— Только одно положение достойно вашего сына, сир, — сказал он. — Положение командующего армией.

— Вы можете командовать ею, Джемми. Но со временем… со временем…

— Сейчас как раз время, отец. Армиями командуют во время войн.

— Верно, в такие времена можно пожать славу Но позор тоже бывает уделом командующего — после неудач…

— Я не потерплю неудач, отец. Мне всегда хотелось стоять во главе армии. Прошу вас, дайте мне такую возможность.

Он бросился на колени перед Карлом, взял руку отца и несколько раз поцеловал ее. Темные глаза с густыми черными ресницами смотрели умоляюще. В этих глазах снова ожила Люси. Карл подумал:» И почему он не законный мой сын? Какая это была бы удача, если бы он был им! Тогда он и воспитан был бы иначе. Тогда у него не было бы постоянного стремления подчеркивать свое достоинство. Мы бы сделали из Джемми веселого короля. Брат Иаков мог бы продолжать спокойно поклоняться своим идолам, и никому бы до этого не было никакого дела, а между ними не было бы этой враждебности. Господи, что я за несчастный отец! Но насколько более несчастлив этот мой миловидный мальчик!».

— Встаньте, Джемми, — сказал он мягко.

— Ваше величество удовлетворит эту мою маленькую просьбу?

— Вы недооцениваете ее, Джемми. Она отнюдь не маленькая.

— Отец, я клянусь, вы будете гордиться мной. Я приведу ваши войска к победе.

— Вы знаете нрав наших врагов? Вы видели, как воюют голландцы?

— Я знаю их, отец. Это враг, победа над которым делает честь победителю.

— Джемми, командующий огромной армией должен больше заботиться о своих солдатах, чем о себе.

— Я это знаю, и я готов это делать.

— Он должен быть готов разделить испытания, к которым он призывает своих солдат.

— Да, я готов встретить смерть, — но чтобы выиграть сражения, которые будет вести моя страна.

— А себе добыть славу?

Монмут мгновение колебался, а потом нехотя ответил:

— Да, сир, и славу себе. Карл рассмеялся.

— Вы искренни, Джемми, и это мне приятно.

— А то, о чем я прошу вас?..

— Я подумаю, Джемми. Я подумаю об этом…

— Отец, только не отделывайтесь от меня обещаниями, как вы это делаете с другими. Я — ваш сын.

— Временами я думаю, что вам было бы лучше быть сыном какого-нибудь другого любовника вашей матери.

— Нет! — воскликнул Монмут. — Я бы предпочел лучше умереть, чем иметь другого отца.

— Вы слишком любите мою корону, Джемми.

— Вас, государь.

— А я только что сказал комплимент о вашей искренности! Нет, не надо обижаться. Это естественно, что от короны кружится голова. Мне ли этого не знать? В течение всех лет моего изгнания у меня тоже кружилась голова при мысли о короне.

— Отец, вы переводите разговор на другую тему. Мой дядя Йорк командует флотом. И если по справедливости, то я, ваш сын, должен стоять во главе армии.

— Ваш дядя является законнорожденным сыном короля, Джемми. В этом и состоит разница. Кроме того, он намного старше вас: у него большой опыт. Он доказал, что он великолепный моряк.

— А я докажу, что я великолепный солдат. Карл какое-то время молчал. Он никогда не видел, чтобы Джемми так страстно чего-то желал. Это был хороший знак; по крайней мере, он просит дать ему возможность доказать, что он достоин короны. Ведь прежде он думал главным образом об обладании ею.

— Больше всего, — сказал Карл, — я бы, пожалуй, хотел видеть вас во главе армии.

— Значит, вы?..

— Я сделаю все возможное.

Монмут был вынужден удовлетвориться таким результатом беседы, но не скрывал, что недоволен им. Он прекрасно знал, как легко его отец раздает обещания.

Но Карл решил что-нибудь сделать. Он обсудил это дело с Луизой, и она согласилась, что юному герцогу следует дать какие-нибудь обязанности.» Кроме того, — продолжала она размышлять, — если его отправят с армией, то там он может покрыть себя позором или даже может быть вовсе убит…»Луизе казалось, что это прекрасный способ выдворить беспокойного юнца из королевства хоть на какое-то время.

Карл послал за Арлингтоном.

— Позволим герцогу Монмуту заботиться об армии, — сказал король, — но не командовать ею. Назначим его командующим; но лишь номинально. Посмотрим, какой из него получится вояка.

Арлингтон был вполне со всем согласен. Ему не хотелось портить отношения с таким близким к королю человеком, как герцог; ему было очевидно, что Монмут может избавить его от множества хлопот, не лишая его ни власти, ни доходов. Поэтому, когда экспедиционные силы отправились из Англии, Монмут отправился с ними.

А Карл, как всякий любящий отец, стал ждать вестей о том, как выполняет юноша свое обещание.

Война продолжалась. Она была популярна, несмотря на то что вербовщики на флот и в армию хватали протестующих рекрутов прямо на улицах, заглядывали для этого в таверны и во все людные места. Приходили новости о победах, одержанных Людовиком с помощью Монмута. Карл с гордостью узнал, что Джемми оказался смелым и отчаянным в боях, досаждая врагу так же самозабвенно, как он когда-то нападал на невинных горожан Лондона.

Несколько придворных щеголей, обсудив победы Монмута, собрались отправиться с группой волонтеров за границу, чтобы присоединиться к герцогу. Беспокойный Бекингем, всегда стремившийся быть там, где он мог бы привлечь наибольшее внимание к собственной персоне, просил короля разрешить ему отправиться на континент в качестве главнокомандующего.

Карл обсудил и это с Луизой, как он обсуждал с ней большинство дел.

Луиза улыбнулась, она представила себе герцога, с триумфом возвращающегося в Лондон. Было похоже на то, что и другой герцог, Монмут, также может вернуться завоевателем. Два герцога-протестанта проезжают по улицам как герои-победители! Это никуда не годится. Кроме того, у нее были старые счеты с Бекингемом.

— Нет, — сказала она. — Не посылайте милорда Бекингема. Он подобен флюгеру. Он вертится туда-сюда в зависимости от веяний. Вам никогда не приходило в голову, Карл, что благородный герцог — самый ненадежный человек в вашем королевстве?

— Ах, Джордж — добряк в душе. Временами он буйствует и мы не всегда ладим, но я никогда не сомневался в том, что Джордж мне друг. Мы росли вместе и вместе жили в одной детской комнате. Я испытываю такие же добрые чувства к Джорджу, как и к брату Иакову.

— Но у него не такое доброе сердце, как у вашего величества. И не забывайте, что он протестант.

Карл рассмеялся.

— Как и большинство моих подданных и как я сам… пока еще.

— Пока еще, — спокойно согласилась Луиза. — Но вы им не останетесь.

Король насторожился. Он знал, что Луиза изредка проводит время в обществе французского посла, и не сомневался, что от Людовика она постоянно получает инструкции.

— Я объявлю о своем переходе в другую веру в удобное для меня время, — сказал Карл. — А время это еще не пришло.

— Нет, конечно, но может быть, после того, как война будет удачно завершена…

— Кто может сказать, когда это будет! Эти голландцы — упорные ребята. А мы говорили о желании Джорджа возглавить отряды волонтеров…

— Я страстно хочу, чтобы вы, ваше величество, стали истинным католиком и в мыслях и в делах.

— Ваши желания совпадают с желаниями моего доброго брата Людовика, что, конечно, не удивительно, так как вы являетесь его подданной.

Луиза опустила глаза и тотчас ответила:

— Любящему всегда хочется иметь много общего с любимым человеком. Особенно это касается такого дорогого для человека предмета, как вера.

— Для честного человека обретение веры является одной из самых больших трудностей, — заметил король, не задумываясь. — Так пойти мне навстречу желанию Джорджа? Сделаем из него бравого вояку?

Последний вопрос был многозначителен.

— Перестаньте говорить о моем обещании публично заявить о принятии католичества, а я пойду навстречу вашему желанию относительно Бекингема.

Луиза нежно улыбнулась.

— Если милорд Бекингем покинет Англию, леди Шрусбери будет безумно по нему скучать, — сказала она. — Не жестоко ли так поступать с ее сиятельством?

Король рассмеялся. Она закончила серьезный разговор остроумной шуткой, и это ему понравилось.

Он послал за Бекингемом.

— Вы не будете командовать волонтерами, Джордж, — сказал Карл, — так как мы не может допустить, чтобы у Анны разбилось сердце. Поэтому мы не намерены лишать ее вашего общества.

Лицо Бекингема побагровело от сдерживаемого гнева. Луиза счастлива была видеть, что его планы расстроены. Ей было важно, что он не понимал, что это она помешала осуществлению его желаний. Луизе нравилось действовать скрытно. Ее целью было уничтожить человека, который когда-то позволил себе отнестись к ней пренебрежительно, а не наслаждаться преходящим удовольствием просто досаждать ему.

Потом пришли вести о сражении в заливе Саутуолд. Оно не было решающим, но унесло много человеческих жизней. После этого вербовщики стали действовать более жестоко, а матери и жены постоянно пребывали в страхе, едва молодой, здоровый сын решался выйти из дома.» Что это за война?»— начинали спрашивать люди. Англичане, убежденные протестанты, воевали с протестантской же Голландией на стороне католической Франции. Они несли тяжелые потери. И зачем? Чтобы распространить католическую веру по всей Европе? Брат короля, командующий флотом, — почти определенно католик. Первая любовница короля — католичка. А сам король так беспечен, что примет, того гляди, любую веру, если его как следует об этом попросить.

Разрастались скандалы и в самом королевском дворе. В июле того года Барбара Каслмейн родила дочь, а отцовство пыталась навязать королю, хотя все знали, что это ребенок Джона Черчилля. Несмотря на то что Барбара без конца надоедала ему просьбами, король отказался признать девочку своей дочерью.

Сын Луизы родился в том же месяце. Его назвали Карлом. На этом имени настаивала Луиза, хотя король слегка противился этому, напоминая, что это будет уже четвертый Карл среди его сыновей, и он боится, что будет путаться, который из них чей.

— Мой Карл, — проговорила Луиза, — не будет похож на остальных.

В чем — в чем, а уж в этом она была уверена и просто рассвирепела, когда увидела младшего из королевских Карлов, маленького Карла Боклерка, забавлявшего отца своим своеобразным поведением — смесью манер придворных и манер лондонских трущоб.

Луиза не могла надышаться на своего Карла. Он, верила она, будет и красивее и изящнее всех Ему будут под стать самые знатные титулы государства.

— Так как я отличаюсь от других, — сказала она Карлу. — Я не любовница ваша. Я ваша жена и королева Англии. Именно таким я вижу свое положение.

— Пока никто, кроме вас, не видит этого, дела по этой части обстоят довольно удачно, — беспечально ответил король.

— Не вижу причины, почему бы вам, Карл, не иметь двух жен. Разве вы не защитник веры?

— Иногда я выступаю в роли защитника неверующих, — ответил Карл беспечно.

Он думал о Барбаре, которая, после того как он отказался признать своим ребенка Джона Черчилля, повысила свои требования в интересах тех детей, кого он признал своими. Она хотела, чтобы ее Генри, которому было девять лет, без промедления был возведен в звание пэра. Она полагала, что ему следует дать титул графа Юстонского; в таком случае он будет достоин того, чтобы жениться на дочери милорда Арлингтона, очаровательной маленькой наследнице большого состояния. Карл ей напомнил, что ее старший сын уже стал графом Саутгемптонским, а более юный Джордж стал лордом Джорджем Фитцроем.

— Я никогда не была матерью, которая любит одного из своих детей, — ответила Барбара, как добропорядочная мать. — А что с дорогими бедняжками Анной и Шарлоттой? Я должна просить вас позволить им иметь гербы.

Карла осаждали со всех сторон.

Луиза была не так деликатна в своих требования, как Барбара. Но Карл знал, что и она будет не менее настойчива. И это соответствовало действительности. Луиза вынашивала гораздо более дерзкие планы, чем те, которые когда-нибудь возникали у Барбары. Королеве нездоровилось — и небольшие косящие глазки Луизы насторожились.

Ей было нелегко скрыть свое удовлетворение по поводу все ухудшающегося здоровья королевы. Если бы королева умерла, Луиза тотчас бы добилась, выйдя замуж за короля, того, чтобы ее малыш Карл стал законным сыном. Маленькая девушка из Бретани, которой неимоверно трудно было получить место при французском королевском дворе, стала бы королевой Англии.

Карл в разговорах с Луизой подчеркивал, что он не может воздать ей почести, равные почестям Барбары, так как она все еще является подданной короля Франции, что не дает ей права на английские титулы. В связи с этим Луиза поторопилась обратиться к Людовику. Она должна стать подданной короля Англии, так как Англия стала теперь ее домом. Людовик какое-то время колебался. Он раздумывал, не станет ли удовлетворение ее просьбы отказом от права использовать ее как свою шпионку. Луиза заверила его через посла, что, какое бы подданство она ни взяла, она всегда сохранит преданность своей родине.

У Луизы были далеко идущие планы. Она полагала, что знает, как управлять королем. Она ему доказала, что в состоянии родить сыновей. Она обладала всеми привлекательными качествами, которые должны быть у королевы. А королева была больна. Как только Людовик согласится на то, чтобы она сменила гражданство, она станет обладательницей благородных титулов, а знатные титулы приносят богатство. Но она будет постоянно иметь в виду свою главную цель — разделить трон с Карлом…

Одной из досадных мелочей, раздражавших ее, было присутствие при дворе продавщицы апельсинов.

Она подозревала, что король часто ускользал из ее общества, чтобы провести время в обществе Нелл Гвин. Он обычно заявлял, что чувствует себя усталым, и удалялся в свои апартаменты, но она знала, что он незаметно выходил из дворца и перелезал через стену сада при дворе на Пел Мел.

Луиза знала, что за глаза ее часто называли косоглазой красоткой из-за легкого косоглазия в одном глазу и плакучей ивой из-за того, что, когда она собиралась о чем-нибудь попросить, она делалась печальной-печальной и в глазах ее стояли слезы. Оба этих прозвища были даны ей бойкой комедианткой, которая не делала секрета из того, что считала себя соперницей Луизы. Для Нелл косоглазая красотка ничем не отличалась от Молл Дэвис, Молл Найт или любой другой девки — их всех надо было перехитрить ради драгоценного внимания короля.

Она, бывало, выкрикивала Луизе, когда их кареты, встретившись, проезжали мимо:» Рада сообщить вам, что его величество чувствует себя хорошо. Никогда еще он не бывал в лучшей форме, чем вчера вечером «.

Луиза делала вид, что ничего не слышит.

Тем не менее у Нелл были причины для волнений. Дети Барбары щеголяли своими титулами; поговаривали, что король ждет лишь принятия Луизой гражданства, чтобы пожаловать ей титул герцогини, а вот Нелл по-прежнему оставалась просто мадам Гвин и двух ее малышей звали попросту — Карл и Иаков Боклерки.

Когда король навещал ее, она с возмущением спрашивала его, почему к другим он так благоволит, в то время как два самых красивых мальчика в королевстве обойдены его вниманием?

Юный Карл, которому теперь было уже почти два года, сосредоточенно и серьезно смотрел на отца, и старший Карл чувствовал себя неуютно от этого пристального взгляда.

Он поднимал мальчика на руки. Маленький Карл неуверенно улыбался. Он понимал, что его мама гневалась, и не знал, как вести себя с человеком, который вызвал ее гнев. Маленький Карл очень ждал приходов отца, но его веселая мама, которая смеялась, танцевала джигу и пела для него, была самым замечательным человеком на свете, и он не собирался любить даже своего обворожительного отца, если он так огорчает его маму.

— Ты не рад встрече со мной, Карл Боклерк? — спросил Карл Стюарт. — Ты меня не поцелуешь?

Маленький Карл посмотрел на маму.

— Ответь ему, — подсказал Нелл, — что ты так же скуп на поцелуи для него, как он щедр на почести, раздаваемые другим.

— Ах, Нелли, я вынужден быть осторожным, вы же знаете.

— Ваше величество всегда осторожничали с мадам Каслмейн, как я понимаю. На тех, кого вы по доброте душевной считаете своими детьми, хотя так никто больше не считает, сыплются почести. А для тех, которые несомненно являются вашими сыновьями, у вас не находится ничего, кроме доводов о своей бедности.

— Всему свое время, — ответил озадаченный король. — Говорю вам, у этого мальчика будет титул не хуже, чем у других.

— Настолько не хуже, что никто не сможет его назвать просто хорошим, в этом я не сомневаюсь!

— Я вижу, что на этот раз Нелли по-настоящему рассвирепела. Защищаете детеныша, а?

— Да, — ответила Нелли. — И уже не первый год, милорд король.

— Я бы хотел, чтобы вы поняли, что этого я пока еще не могу сделать. Если бы вы были благородного происхождения…

— Как мать принца Задаваки? Карл невольно улыбнулся тому прозвищу, которое она дала Джемми. Он сказал:

— Люси давно умерла. Джемми уже юноша. А этому маленькому Карлу еще расти и расти. Потом, я думаю, у него будет такой же великолепный титул, как у любого из его братьев.

— Что же, его матери остается теперь лишь умереть, — драматически воскликнула Нелл. — Что — в реку мне прыгнуть? Или пронзить себя мечом?

Юный Карл, смутно угадывая настроение матери, поднял горький плач.

— Успокойся, успокойся, — успокаивал король. — Твоя мама не умрет. Это она так играет, сынок.

Но юный Карл никак не мог утешиться. Нелл выхватила его у короля.

— Нет, нет, Карлуша, — говорила она, — это все была игра. Папа прав. Нас может беспокоить лишь одно: величие твоего отца дает тебе право на высокое положение, но шлюха-мать обрекает тебя на унижение.

Тут она рассмеялась и принялась плясать по комнате джигу вместе с ним, пока он не засмеялся, — и король смеялся вместе с ними.

Ему так понравилась эта сцена, что он не смог удержаться и пообещал Нелл, что он подумает, что можно сделать для мальчика. Кроме того, он вспомнил, что ее сестра Роза бедствовала, и ей он обещал пенсию в сто фунтов в год, о которой Нелл для нее просила.

Что касается самой Нелл, то ему было так хорошо с ней даже тогда, когда она ссорилась ради своего сына, что он сделает ее герцогиней; правда же — сделает!

— Герцогиней?.. — повторила Нелл слова короля, и глаза ее засияли. — Это мне будет здорово приятно. Маленьким Карлуше и Джемми, у которых отец король, конечно, следует иметь мать-герцогиню, не меньше.

Король уже пожалел, что был так неосторожен, но Нелл продолжала:

— Я могла бы быть герцогиней Плимутской. Этот титул кто-нибудь в конце концов получит. Почему бы не Нелли? Барбаре повезло не меньше.

— Всему свое время, — смущенно сказал король.

Но Нелл была счастлива. Герцогиня Плимутская — это почетно и для ее мальчиков. А почему бы и нет? На самом деле, почему и нет?!

Нелл не стала герцогиней Плимутской. Она смело попросила соответствующие документы, которые закрепили бы ее право на этот титул, но ей было заявлено, что они не могут быть предоставлены.

Король ей сказал, что он сделал это предположение в шутку; он попросил ее понять положение страны. Она вела войну, которая потребовала больше расходов, чем предполагалось; голландцы были полны решимости отстоять свою страну; не достигнув желаемого результата открытием плотин, которое вызвало лишь краткое замешательство у захватчиков, юный, но решительный Вильгельм Оранский, правитель и капитан-генерал, проявлял и дальше свои блистательные способности полководца.

— Кто бы мог ожидать таких способностей от этого моего молодого неповоротливого племянника?! — восклицал Карл. — Никогда не забуду его пребывание при моем дворе. Небольшой бледный паренек, который боялся танцевать, чтобы не запыхаться из-за своих слабых легких. Он был угрюмым, и мне пришлось что-то предпринять, чтобы взбодрить его, вот я и попросил Бекингема усиленно поить его вином, и что, вы думаете, вышло? Он впал в оцепенение? Только не он! Тут-то и проявился его подлинный характер. Прежде чем ему успели помешать, он разбил окна в апартаментах фрейлин — так он к ним рвался.» Дорогой племянник, — сказал я ему, — у нас при дворе принято прежде всего просить позволения у дам. Возможно, на ваш взгляд, нудный английский обычай, но, боюсь, что его тем не менее следует уважать «. Ох! Я мог бы предвидеть скрытые достоинства в молодом человеке, который казался таким чопорным, а после нескольких бокалов проявил себя как развратник. Тогда он был пьян от вина. Ныне он пьян от честолюбия и желания спасти свою родину. Снова мы убеждаемся, что этот мой племянник может проявить себя по-настоящему замечательным молодцом.

— Мы говорили о герцогине Плимутской, а не о герцоге Оранском, — напомнила ему Нелл.

— Ну да, мы говорили о герцогине Плимутской, — согласился король. — В таком случае позвольте вам объяснить, что война обходится дорого. Люди недовольны вербовщиками и налогами, но и те и другие необходимы для поддержания нашего морского флота. Когда люди злы, они ищут кого-нибудь, на ком можно свою злость выместить.

Когда их просят платить налоги, они отвечают:

« Пусть король платит налоги, пусть поменьше тратится на своих женщин, и, может быть, эти деньги пригодятся для обеспечения флота «. Нелли, я пока ничего не могу сделать. Клянусь вам, я не забуду наших сыновей. Клянусь, я не забуду и о вас.

— Джентльмены так легко дают клятвы!.. — заметила Нелл. — А король — первый джентльмен страны.

— Тем не менее это обещание я непременно сдержу. Вы знаете, как я отношусь к мальчикам. Их невозможно было бы не любить. Нет, Нелл, потерпите. Ну, развеселите меня. Ибо, имея голландцев, с одной стороны, французов — с другой, а парламент — за спиной, я нуждаюсь в легкой разрядке.

Тут Нелл смягчилась, так как она его действительно любила — его лично, этого самого доброго из людей, хотя подчас и дававшего обещания, которые он не мог сдержать, она, кроме того, помнила слова милорда Рочестера: она должна успокаивать короля.

Если она будет донимать его своим язычком, как это делала Барбара, она оттолкнет его от себя. Ей, маленькой продавщице апельсинов и артистке, следует быть такой же умной, как эта гранддама из Франции, самая значительная из ее соперниц.

Карл очень беспокоился. Он считал, что его подданные не будут продолжать поддерживать ведение войны. Он понимал, что надо действовать. Людовик захватил большие участки Голландии и даже расположил суд в Утрехте, но Карлу было ясно, что, как только Людовик разобьет голландцев, он обратит свои взоры на другие страны и попытается сделать своего союзника Карла рабом.

Поэтому он планировал заключить с Голландией сепаратный мир, сделав все, что было в его силах, чтобы они согласились на условия, которые не вызвали бы недовольства Людовика.

Вильгельм Оранский был все же его племянником, и это не годится, заявил он, что между ними идет борьба.

Он решил послать в Голландию двух эмиссаров, чтобы разузнать о намерениях молодого Вильгельма, он выбрал Арлингтона, одного из самых компетентных членов» кабального» совета министров, и преисполненного энтузиазмом Бекингема, на которого он все еще возлагал большие надежды. Кроме того, ему хотелось компенсировать бедняге Джорджу столь нелюбезный отказ по поводу его просьбы.

Он был уверен, что Вильгельм, этот молодой человек двадцати одного года, будет склонен заключить мир на его условиях. Он не требовал слишком многого: он хотел признания требования Англии, чтобы ее флоту салютовали все суда других государств; он требовал субсидии в двести тысяч фунтов стерлингов в счет военных расходов; он, наверное, к тому же потребует контроля над портами Слейс, Флашинг и Брилл: субсидию для ловли сельди; новых правил, касающихся английской и голландской торговли в Ост-Индии; возможности для английских плантаторов в Суринаме не торопясь продать свою собственность и уехать; а так как Вильгельм был его племянником, он помог бы ему обеспечить благоприятные условия в его собственной стране.

Бекингем, всегда готовый участвовать в любой новой опасной затее, был рад довести до сведения принца Оранского эти условия, Он высадился в Голландии в качестве кроткого миротворца; его и Арлингтона радостно приветствовал народ, так как эти два члена совета министров были протестантами и голландцы надеялись, что они искренне поддерживали их сторону. К ним присоединился Монмут, а все знали, что внебрачный сын короля тоже был убежденным протестантом — хотя только потому, что его дядя, предполагаемый наследник престола, подозревался в приверженности к католицизму.

Но вдовствующая принцесса Амалия, бабка Вильгельма, имевшая прочное влияние в стране, не испытывала доверия к английским эмиссарам и не скрывала этого.

Даровитый Арлингтон был подавлен и сокрушен, Монмут молчал, но Бекингем изо всех сил пытался уверить ее в их доброжелательности.