О боже, подумал Ноготь, я опоздал. Они уже ушли драться; от них не останется ничего, кроме кучи рваной одежды и центнера шинкованной рыцарятины. Проклятье.

– Мне казалось, ты сказал…

– Они, должно быть, ушли, сэр, – отвечал Ноготь. – Пошли куда-нибудь в другое место, сэр.

– В другое место? – в голосе графа сквозило напряжение, говорящее о том, что было уже достаточно плохо, что они вообще появились в этом месте, и не хватало еще, чтобы они начали бродить здесь туда-сюда, как стадо кочующих оленей. – Куда?

– Куда-нибудь, где достаточно просторно, я полагаю, – сказал Ноготь. – Видите ли, они собирались драться…

Граф откинул голову и раскатисто расхохотался.

– Драться! – проревел он. – Что ж, тогда они пришли как раз туда, куда нужно, а?

– Да, сэр. А вот мы – нет.

– Очевидно. – Граф развернулся к своим пажам и заорал: – Эй, вы! Обыскать замок, живо! Двое опасных рыцарей. Ясно? Приступайте!

И тут в голове у фон Вайнахта что-то с натугой переключилось; он взмахнул рукой и снова сгреб карлика в горсть.

– А ты, – прорычал он, – кто ты тогда такой, интересно знать?

– Ноготь, сэр. Я карлик.

– Это я вижу.

– Я служу этим рыцарям, сэр. Я пришел с ними из Альбиона.

– Понятно, – фон Вайнахт яростно раздул ноздри. – И почему же ты предаешь своих хозяев? – спросил он.

Ноготь слегка поерзал в его кулаке.

– О, без особых причин, – сказал он. – Я просто подумал: почему бы не покончить со всем этим, просто так, – со всей этой штопкой белья и чисткой доспехов. Мне нечего терять, кроме своих цепей, подумал я, и…

– Каких цепей?

– Фигурально выражаясь, сэр.

– Ладно, – сказал граф. – С тобой я разберусь позже. Пошли со мной.

Он отпустил карлика, разнес в щепки кофейный столик для поднятия настроения, и широким шагом вышел за дверь. Ноготь не сразу последовал за ним; он шмыгнул к своему рюкзаку, что-то вытащил из него, и лишь потом помчался за графом со всей скоростью, на какую были способны его ноги.

– Это подойдет? – спросила девушка.

Они стояли в главном дворе замка. Поскольку весь персонал был занят поисками вторгшихся чужаков, двор был совершенно пуст, если не считать заброшенных и на вид довольно помятых саней.

– Да, прекрасно, – сказал Боамунд. – Полагаю, нам лучше начать, не откладывая.

Хотя он по-прежнему горел едва сдерживаемой яростью, он делал это гораздо более умеренно, чем несколько минут назад. Да, действительно, сэр Галахад нанес ему непростительное оскорбление, которое может быть смыто только кровью; но однако, если подумать, это чертовски глупый способ улаживать разногласия – оттяпать голову своему противнику. Или позволить оттяпать голову себе. Тем более, что речь идет о парне, с которым они вместе учились в старом добром колледже. Он не мог избавиться от ощущения, что должен быть какой-то другой способ разбираться с подобными ситуациями. По-настоящему жесткая, агрессивная партия в регби, например.

Галахад снял куртку и производил эффектные тренировочные выпады своим мечом. Девушка уселась на сани. Она достала откуда-то коробку шоколадных конфет и с жадностью принялась за них.

– Готов? – спросил Боамунд.

– Один момент, – отозвался Галахад. – У меня немного сводит правую руку. Ты не против, если я еще немного поразминаюсь?

– Пожалуйста.

– Это очень благородно с твоей стороны, старина.

– Нисколько, Галли. Я подожду, сколько тебе надо.

Высокий Принц проделал еще несколько тренировочных взмахов, затем провел пару пробных ударов. Не то чтобы он не торопился вступить в схватку и задать Сопливчику трепку, на которую тот напрашивался постоянно, с тех самых пор, когда они только познакомились; но спешить ведь было некуда, не так ли? Времени у них было сколько угодно.

– Прошу прощения, – произнесла девушка, – но почему вы не начинаете?

Рыцари взглянули на нее.

– Мы еще не готовы.

– С такими вещами нельзя торопиться.

– Это было бы неспортивно.

– О, – девушка пожала плечами. – Понимаю. Простите.

Рыцари выжидающе кружили вокруг друг друга. Один-два раза они произвели несколько очень осторожных выпадов, но не раньше, чем спросить другого, приготовился ли он к атаке. Графиня тем временем прикончила свои конфеты и начала хлопать – довольно неуверенно.

В отчаянии, Боамунд предпринял попытку провести двойную обратную мандиритту левой рукой – дьявольски изощренный и трудный маневр, который, как он вспомнил только когда уже начал, ему никогда не удавался как следует. Он включал двойной финт в правую часть головы, медленный переход к левой части тела, и наконец – длинный выпад, при котором фехтовальщик становился на одно колено, а его левая рука проходила позади спины, пока не касалась внутренней стороны его правого колена.

– Помоги мне, – сказал он. – Я застрял.

– О, какая неудача, – воскликнул сэр Галахад, кидая меч в ножны и помогая ему подняться. – Так лучше?

– Кажется, я растянул запястье.

– Ну, тогда закончим, – поспешно сказал Галахад. – Нет ничего хорошего в том, чтобы драться, если не чувствуешь себя на все сто процентов. Это просто неправильно.

– Абсолютно.

– Жаль, конечно, – продолжал Галахад, – но что есть, то есть. Будем считать, это ничьей, я полагаю.

– Да, наверное. – Боамунд поднялся на ноги, поморщился и поднял свой меч. – А ведь мы как раз начали как следует разогреваться!

– Ну, тут уж ничего не поделаешь, – сочувствующе сказал Галахад. – Эй, а куда подевалась эта чертова девчонка?

Оба осмотрелись по сторонам. Они были одни.

– Наверное, ей стало скучно, – презрительно сказал Боамунд. – Все они такие, девчонки. Мне никогда не попадалось ни одной, которая действительно интересовалась бы Состязаниями.

Прогрохотав по главной лестнице в Большой Зал, граф обнаружил на ступенях трона свою дочь, плачущую в маленький носовой платочек. Он выронил топор и подбежал к ней.

– Что случилось, дорогая? – спросил он. – Расскажи папе все.

– Эти глупые рыцари, – всхлипнула графиня. – Они не стали драться. Они просто стояли там и болтали.

– Ну, ну, – сказал граф. – Не стоит расстраиваться из-за пары глупых рыцарей. Они этого не стоят.

– А я думала, они оба такие храбрые, – продолжала девушка. На ее щеках, как жемчужины, застыли слезинки. Она громко высморкалась.

– Ха! – граф презрительно фыркнул. – Рыцари! Да они даже не знают, что значит это слово!

– И они просто оставили меня сидеть там, – сказала графиня, – после того, как я угощала их чаем и все такое.

– Мерзавцы, – согласился фон Вайнахт. – Ничего, я поучу их хорошим манерам.

Глаза девушки засияли, она улыбнулась.

– Я люблю тебя, папа, – сказала она.

– Я тоже люблю тебя, Попси, – хрипло пробормотал фон Вайнахт. – Ладно, так где же эти рыцари? Карлик!

Ноготь, который, стоя на стуле, смотрел во двор, спрыгнул на пол и подбежал к нему.

– Да, сэр?

– Ты имеешь какое-нибудь представление, где эти рыцари могут быть?

– Во дворе, сэр. Они не дерутся, – прибавил он задумчиво.

– Куда подевался этот чертов карлик? – сказал Боамунд. – Он постоянно где-то бродит, как я заметил.

– Естественно, – отозвался Галахад, надевая куртку. – Особенно когда для него есть работа.

– А ведь у него весь багаж.

Двое рыцарей оглядели просторный двор.

– Он может быть где угодно, – сказал наконец Галахад. – Замок большой.

– Правда, мрачноватый.

Они не торопясь зашагали в направлении главного зала.

– Думается мне, – произнес Галахад, – что нам надо найти этого графа фон Вайнахта, заставить его рассказать нам, где находятся Носки, и сваливать отсюда. Как тебе такой план?

– Вполне разумно, – отвечал Боамунд. – Откуда начнем?

– Может быть, вон оттуда?

– Пойдет.

Они распахнули двери главного зала и вошли внутрь. Их глаза широко раскрылись.

– Ноготь? – в один голос сказали они.

Перед ними, распростертый на каминном коврике подобно кипе ярко-красного постельного белья, лежал граф фон Вайнахт. Огромных размеров датский топор валялся неподалеку от его правой руки. А над ним, ухмыляясь и держа в руке баночку с аэрозолем «Химическая Палица», стоял карлик.

– Полагаю, – произнес граф, – мне стоит начать с самого начала.

Это был долгий день. Сразу же по получении информации он ринулся в Атлантиду, чтобы найти Рыцарей Грааля; там его дважды избили и спустили со спиральной лестницы; он разбил свои сани посреди арктической пустыни; вернувшись, он обнаружил, что в его доме по колено рыцарей, после чего был опрыскан «Палицей» и связан кушаком от собственного халата. Вполне достаточно, чтобы начать плеваться.

– А это необходимо? – зевнул Галахад. – Я просто…

– Да, – отрезал граф. – Это непосредственно относится к делу. Начинать?

– Что ж, выкладывай, – отвечал Высокий Принц. Он откинулся на спинку кресла, поставил ноги на чучело медведя и взял с блюда большую сочную гроздь винограда.

Симон Маг перевернул страницу и поудобнее пристроил очки у себя на носу.

«Печальная история Графа Рождество», – прочел он.

Он полез за своим блокнотом.

Это была чертовски интересная история. Если она не была величайшей из когда-либо рассказанных историй, то лишь потому, что граф был не совсем в том настроении, чтобы рассказать ее как следует.

…О том, как две тысячи лет назад он оставил свою многообещающую карьеру стихийного божества для того, чтобы изучать астрологию в университете в Дамаске. О том, как он, глядя вместе с тремя приятелями-студентами в университетскую электронную астролябию, обнаружил нечто, что они на первый взгляд приняли за пятнышко грязи на линзе, поняв затем, что это была совершенно новая звезда.

О том, как они пустились в путь, чтобы понаблюдать за ней из оборудованной по последнему слову техники университетской обсерватории под Иерусалимом. О том, как произошла неизбежная путаница с зарезервированными местами в отеле, в результате которой, когда они одной холодной дождливой ночью прибыли в Галилею, они обнаружили, что их комнаты заняты компанией странствующих страховых агентов из Тарса, и им остается только заночевать внизу, в конюшне.

И о том, как, когда их четверка хлюпала по грязному двору, бормоча угрозы о возбуждении против кое-кого уголовного дела, молодой Мельхиор случайно поднял голову и заметил, что звезда висит точнехонько над их головами, и что несколько пастухов, только что вышедших из конюшни, выглядят весьма озабоченными…

– И вот еще что, – сказал пастух с безумной улыбкой. – Не знаю, суеверные вы люди или как, но если да, то лучше не ходите туда. Понимаете… в общем, там по колено ангелов.

– Ангелов?

– Мне не хочется об этом много говорить.

И пастухи поспешили прочь, оставив Каспара, Мельхиора, Балтазара и Клауса стоять под дождем.

– Я не ослышался, этот человек сказал, что там внутри Ангелы? – спросил Балтазар.

– Вроде бы так.

Они застонали. Словно мало было вещей, с которыми им пришлось мириться, теперь им предстоит делить свое спальное помещение с бандой грязных, одетых в кожу, сквернословящих, пахнущих верблюдами хулиганов.

В конюшне было темно. Масляная лампа трепетала на легком сквозняке. Внезапно все четверо почувствовали настоятельную потребность встать на колени.

– Эй, – позвал Балтазар. – Есть здесь кто? Слушайте, парни, мне это не нравится, как-то мне здесь не по себе…

Стало светлее; мягкое золотистое сияние исходило от дальних яслей.

– Ш-ш, тише, – раздался женский голос. – Он спит.

Мельхиор заговорил первым. Очень осторожно он пробрался к яслям, заглянул в них и отшатнулся, словно его ударили. Потом он опустился на колени и покрыл голову полой своего плаща.

– Госпожа, – сказал он.

Лицо женщины оставалось в тени.

– Привет тебе, – произнесла она. – Блажен будешь ты вовеки, ибо ты первый из взглянувших в лицо Сыну Человеческому.

Мельхиор раскачивался взад и вперед, сидя на пятках.

– Госпожа, – повторил он, – позволено ли нам предложить дары твоему сыну?

Женщина улыбнулась и кивнула, и тогда Мельхиор порылся в своей сумке и достал маленькую сверкающую коробочку. Женщина наклонила голову, словно ожидала этого.

– Золото, – объяснил Мельхиор. – Золото – дар, подобающий царю.

Женщина взяла коробочку, не взглянув на нее, и положила ее на землю рядом с яслями. Каспар сделал шаг вперед, упал на колени и протянул женщине маленький алебастровый сосуд.

– Ладан, госпожа, – застенчиво сказал он. – Чтобы помазать Того, Который будет коронован тернием.

Женщина кивнула и положила сосуд рядом с коробочкой. Бальтазар шагнул вперед на трясущихся ногах, преклонил колени и вытащил серебряный фиал.

– Миро, госпожа, – прошептал он, – чтобы умастить Того, кто никогда не умрет.

И вновь тень улыбки показалась на губах женщины. Она взяла фиал из рук Балтазара, несколько мгновений смотрела на него и затем положила рядом с другими дарами.

Почему они не сказали мне, пробормотал Клаус про себя. Проклятые ублюдки. Почему они хотя бы не намекнули?

Последовала минутная пауза, в течение которой остальные трое смотрели на него. Он решил действовать по вдохновению. Он вытащил первое, что попалось под руку, из своей сумки, выдрал страницу из какой-то книги, чтобы завернуть это (книга была трактатом по орнитологии, и на вырванной им странице были нарисованы малиновки), и шагнул вперед.

– Э-э, – произнес он, суя пакет в руки женщине.

Она пристально посмотрела на него и медленно развернула пакет.

– Носки, – сказал он. – Как раз то, чего Ему всегда не хватало.

Выражение ее лица говорило о многом, когда она вытаскивала на свет пару длинных, по колено, чулок. Клаус поморщился.

– Они, возможно, сейчас немного великоваты для него, – сказал он как мог небрежнее, – но это ничего, он ведь скоро вырастет.

Женщина снова взглянула на него пристальным, жестким взглядом; потом она скатала носки в трубочку и уронила их на землю.

– Ты можешь идти, – сказала она.

– Спасибо, – промямлил Клаус, пятясь задом. – О да, разумеется, поздравляю с… э-э… поздравляю с праздником, как бы то ни было.

Он ударился головой о балку, все так же задом вышел за дверь и, повернувшись, ударился бежать.

– Две недели спустя, – рассказывал граф, тяжело дыша, – я получил пакет. В нем была пара носок и письмо. Его доставил ангел.

Он помедлил, прикрыл глаза и продолжал.

– Письмо было не подписано, но, собственно, в этом не было нужды. Не буду утомлять вас пересказом первых трех абзацев, поскольку в них речь шла в основном обо мне. То, что можно назвать деловой частью письма, заключалось в нескольких последних строчках.

Коротко говоря, я был проклят. До скончания времен, говорилось в письме, пока Младенец не придет вновь, чтобы судить живых и мертвых, моя работа должна будет заключаться в том, чтобы доставлять подарки всем детям в мире – каждый год, в годовщину моего… в канун Рождества. Подарки столь же несообразные, нежеланные и бесполезные, как тот, что я счел подходящим преподнести Царю Царей. И чтобы окончательно прояснить вопрос, на тот случай, если я не до конца уловил, что к чему, отныне в каждую рождественскую ночь каждый ребенок в мире будет также считать подходящим вешать в изножье своей постели самый длинный, самый грубый шерстяной носок, какой сможет найти, в качестве вечного напоминания.

Повисло тяжелое молчание.

– Н-да, – произнес Галахад, собираясь с мыслями. – Ну да как бы то ни было, при чем здесь эти Носки?

– Носки? – Клаус фон Вайнахт взглянул на него и засмеялся. – До тебя еще не дошло? Те носки, за которыми ты и твой друг пришли сюда, и есть эти самые Носки. Поэтому они так и называются, – добавил он с горьким смешком. – Неужели ты всерьез веришь, что я могу отдать их тебе просто так, за здорово живешь?

Боамунд придал своему лицу выражение, которое, как он надеялся, можно было счесть бесстрастным.

– Для тебя лучше, чтоб ты смог, – произнес он, – иначе тебе будет только хуже.

Фон Вайнахт повернул голову и взглянул на него.

– Пожалуйста, – добавил Боамунд.

– Нет. – Граф скривил губу. – Не думай, что я не был бы счастлив избавиться от них, – да я только об этом и мечтаю! Я ненавижу самый их вид. Но они мне не принадлежат, чтобы я мог отдать их кому-либо. По крайней мере, не тебе, – добавил он.

Боамунд внезапно почувствовал, что в ребра ему что-то тычется, и взглянул вниз.

– Что там у тебя? – спросил он. – Ты что, не видишь, что мы очень заняты?

– Это не займет и минуты, – ответил Ноготь. – Просто отойди сюда, чтобы он нас не слышал.

Боамунд пожал плечами и поднялся на ноги. Они отошли к очагу.

– Он рассказал тебе не всю историю, – сказал Ноготь, – я готов поручиться за это.

– Правда? – Боамунд приподнял бровь. – Тогда это, должно быть, действительно длинная история, поскольку…

Ноготь покачал головой.

– Все, что он рассказал, – истинная правда, про Носки и так далее. Но есть еще что-то. Я знаю, что есть.

– Ты знаешь?

– Да.

Боамунд поразмыслил. Он всегда знал, что все вокруг, даже слуги, знают гораздо больше него обо всем, что происходит, и так оно и должно быть. У рыцаря есть гораздо более важные занятия, нежели заниматься ерундой, узнавая о разных вещах. С его точки зрения, если голова набита знаниями, она становится слишкой большой, чтобы помещаться в шлеме. Тем не менее, разве не предполагалось, что все это предприятие держится в секрете?

– Откуда ты это знаешь? – спросил он.

Ноготь посмотрел вокруг.

– Я просто знаю, и все. Может быть, потому, что я карлик.

– А это-то здесь при чем?

– Расовая память, – объяснил Ноготь. – Это и еще то, что уши у карликов находятся ближе к земле. Слушай, просто спроси его о Граале и посмотри, как он отреагирует. Давай, попробуй.

Боамунд кивнул. У всех великих героев, насколько ему было известно, были преданные и мудрые советчики, неизменно стоящие ниже по социальному статусу, но тем не менее ужасно умные; и самое приятное здесь было то, что их имена обычно выпадали из истории на относительно ранней стадии.

Он повернулся к графу, сдвинул брови, чтобы отразить на лице работу мысли, и медленно пошел обратно через зал.

– Ты чего-то не договариваешь, не так ли? – сказал он. – Давай-ка, выкладывай все начистоту.

– Мимо кассы.

– И не говори со мной в таком тоне, – отвечал Боамунд. – А как насчет Грааля? Ты мне об этом расскажи.

Вместо ответа фон Вайнахт взревел как бык и яростно заметался, пытаясь разорвать кушак от халата, которым он был привязан к креслу. Галахад, нахмурившись, потянулся за скалкой, которую он нашел на кухне.

– Ну-ка прекращай это, – прикрикнул он. – Ей-богу, некоторые люди…

– Рыцари! – плевался фон Вайнахт. – Проклятые рыцари! Все как один. Попадись только мне в руки кто-нибудь из вас двоих…

Галахад ударил его скалкой. Это, по-видимому, возымело некоторый терапевтический эффект, поскольку он перестал рычать и ограничился убийственными взглядами. Боамунд кивнул.

– Спасибо, Галли, – сказал он.

– Не стоит благодарности, Бо. Это было для меня удовольствием.

Боамунд подвинул к себе кресло и сел.

– Начнем сначала, – сказал он. – Итак, насчет Грааля.

Фон Вайнахт высказал несколько предложений относительно того, что Боамунд может сделать с Граалем, когда и если он найдет его. Скалка еще раз рассекла воздух.

– Грааль, – повторил Боамунд. – Что насчет него?

На этот раз фон Вайнахт решительно хранил молчание, и двое рыцарей посмотрели друг на друга.

– Не думаю, что его можно бить только за то, что он ничего не говорит, – заметил Галахад. – Наверное. Как ты думаешь?

– Наверное, нет, – согласился Боамунд. – Жаль, но это так. Что будем делать?

Галахад пожал плечами.

– Искать Носки, я полагаю. Эй, ты, – сказал он, наклоняясь к графу и помещая скалку у него перед носом. – Носки. Где?

Фон Вайнахт сделал попытку укусить скалку, и Галахад быстро отдернул ее.

– Интересно, что он имеет против рыцарей, – задумчиво проговорил он. – Это относится только к нам или к рыцарям per se?

– Мне кажется, что он вообще не очень-то любит людей, – отвечал Боамунд. – Довольно странно, принимая во внимание характер его работы. Казалось бы, тот, кто всю свою жизнь только и делает, что доставляет на Рождество…

Фон Вайнахт издал волчий вой. Рыцари переглянулись.

– Похоже, ему не нравится, когда ты произносишь это слово, – отметил Галахад.

– Похоже, ты прав, – ответил Боамунд. – Рождество! – прошипел он графу в ухо, и тут же в испуге отскочил. Он никогда бы не поверил, что человеческое существо способно производить такой невообразимый шум.

– Ну что ж, – сказал Галахад с нехорошей усмешкой на лице, – это сильно меняет дело, не правда ли? Не правда ли? – проорал он в ухо графу.

– Чтоб тебя раскорячило!

– Думается мне, – проговорил Галахад, настало время спеть песенку, ты согласен?

Это была сцена, которую Ноготь не сможет забыть до самой смерти. Граф, корчащийся и извивающийся в своем кресле, ревущий так, что, казалось, его связки вот-вот лопнут; и по обе стороны от него – два рыцаря, поющие «Омелу и плющ», «Тихую ночь», «Там, в яслях», «Бог да пребудет» и «Рудольф, красноносый олень». Последняя песня переполнила чашу.

– Ладно, – всхлипывая, произнес граф. – Свиньи вы, бесчеловечные свиньи. Я буду говорить.

Радульф нетерпеливо схватил переносной телефон.

– Муу, – буркнул он в трубку, со щелчком сложил антенну и наклонил рога. Три пажа, вооруженные алебардами, тотчас возникли у подножия лестницы.

Они должны быть где-то здесь. Два рыцаря и сверхъестественное существо не могут просто так исчезнуть с лица земли…

Думай головой, Радульф. Зачем эти рыцари здесь? Предположим – просто предположим, – что они умудрились каким-то образом взять над ним верх и вынудили его показать им тайник. Ну разумеется! Это должно быть именно так.

Единственная проблема заключалась в том, что тайник, как бы это выразиться, – держался в тайне.

– Там?

Фон Вайнахт кивнул.

– Желаю удачи, – добавил он.

Боамунд не очень-то понял эту реплику, но понимание вещей никогда не было его сильным местом, если эти вещи не были гончими. В этом он был довольно силен, при условии, что на дороге попадалось не очень много препятствий.

Он ухватил выдвижной ящик за ручки и потянул.

Носки. Ящик был доверху полон носками…

– Мой Бог, – сказал Галахад с тихим благоговением, – здесь, должно быть, несколько сотен пар!

Фон Вайнахт испустил сухой смешок.

– Одна тысяча сорок одна, – произнес он. – Неплохая идея, правда?

– Полагаю, – сказал Галахад, – что ты не собираешься сообщить нам, какие из них те, что нам требуются?

– Совершенно справедливо.

Галахад ухмыльнулся.

– А слышал ли ты песенку про Доброго Короля Венцесласа? – вопросил он. Но граф был наготове. С неожиданной силой он разорвал хватку Галахада и бросился головой на дверной косяк, после чего осел на пол в беспамятстве.

– Эй! – воскликнул Высокий Принц. – Это не по правилам!

Боамунд подобрал горсть носков и уронил их обратно в ящик.

– Ты только посмотри на это, – сказал он. – Я никогда не видел такого количества носков за все время, что я живу на свете.

– Я тоже.

– Ну ладно, – вздохнул Боамунд, – я думаю, нам придется просто взять с собой всю кучу и попытаться разобраться в них потом. Ноготь, добудь нам какой-нибудь мешок побольше.

Карлик покорно пожал плечами и вышел. Боамунд и Галахад вдвоем вытащили ящик и вывалили его содержимое на пол.

– Полагаю, вот эти, у которых на ярлыке написано «Сент-Майкл», мы можем не брать в расчет, – сказал Галахад. – Правда, он мог нашить фальшивый ярлык для маскировки. Он умен, зараза, нельзя не признать.

Боамунд кивнул.

– Лучше мы возьмем их все, Галли, – повторил он. – Вот ведь, ей-богу! Кто бы подумал, что носки могут быть такими тяжелыми?

– Песок тоже тяжелый, – отозвался Галахад, – когда его много. Слушай, ты уловил, в чем там суть насчет Атлантиды, и оффшорных банков, и всей этой ерунды?

– Не очень, – признался Боамунд, – вещи такого рода как-то проскальзывают мимо меня. Но я вроде как понял, что Грааль был у него какое-то время, а потом этот, как его, Иосиф…

– Иосиф Аримафейский.

– А знаешь, – сказал Боамунд, – я где-то уже слышал это имя… Ну, как бы то ни было, этот Иосиф взял Грааль себе и куда-то с ним делся, так что мы в любом случае не очень-то продвинулись вперед. Ну, правда, это не имеет большого значения. Когда у нас будет Передник и Персональный Органайзер и мы разберемся со всеми этими носками, это уже не будет иметь значение, правда ведь?

– Надеюсь, – сказал Галахад. – По мне, чем все проще, тем лучше. Куда подевался этот треклятый карлик?

Они огляделись вокруг.

– Заблудился, наверное, – предположил Боамунд. – С ними это случается.

– Вряд ли это такая уж проблема – найти здесь мешок, – отозвался Галахад. – Здесь только и ждешь, что наткнешься на какой-нибудь мешок. Скорее всего, с подарками. Помню, как-то однажды у меня целый год не было работы, и я устроился дедом-морозом в один из этих больших супермаркетов. Разумеется, в мешке у меня были только старые газеты и мятые картонки.

Боамунд взглянул на неподвижную фигуру на полу.

– Может, попытаться привести его в чувство? Спеть ему что-нибудь, к примеру.

– Можно попробовать, – согласился Галахад, но без большой уверенности. Не то чтобы Боамунд откровенно фальшивил, – это несомненно звучало лучше, чем пневматическая дрель, – но никто не мог гарантировать результат, а он не хотел еще раз заполучить себе головную боль. Поэтому он продолжил:

– А может, попробовать найти еще кого-нибудь, кто посвящен в секрет? Должен же быть такой человек, – добавил он.

– Например?

– Ну, – робко предложил Галахад, – есть эта ужасная кровожадная девица, для начала.

– Которая не видит смысла в Состязаниях?

– Да, она довольно нетерпелива. Ставлю что угодно, она знает, какая пара – та самая.

Боамунд горячо закивал.

– Блестяще! – произнес он. – Где она?

Галахад уже начал говорить, что не имеет об этом ни малейшего представления, когда дверь отворилась, и внутрь вошла девушка собственной персоной.

Она была одета просто, но привлекательно: на ней была ситцевая блузка с кисейными оборочками на булавках и круглым отложным воротничком и светло-сиреневая хлопковая юбка, а в руках она держала винтовку.

Автомат для пинбола совершенно вывел Аристотеля из себя.

– Это специально так подстроено, – раздраженно бормотал он, обшаривая карманы в поисках мелочи. – Каждый раз, когда я перехожу за триста тысяч, открываются эти маленькие воротца и шарик как-то просачивается сквозь них. – Он с силой ударил по автомату ладонью.

– Ты просто не используешь как следует свои верхние флипперы, – спокойно заметил Симон Маг.

– А ты-то что об этом знаешь, черт побери?

– Прости, – отвечал Симон Маг, – я просто хотел помочь. Ты нигде случайно не видел мою жену?

– Нет, – Аристотель дернул рукоятку и пустил в игру первый шарик. В течение некоторого времени он напряженно давил на обе кнопки со скоростью около сотни раз в десять секунд, а шарик безошибочно прыгал по столу, направляемый челюстями автомата.

– Опять где-нибудь бродит, – вздохнул Симон Маг. – Странные существа эти женщины.

– Вот именно, – яростно фыркнул Аристотель. – К тому же я бы не сказал, что они особенно уместны в кампусе, если ты спросишь моего мнения.

– Тогда я не буду спрашивать, – отвечал Симон Маг. – Спасибо за предупреждение.

Аристотель пробурчал что-то себе под нос и приступил ко второй игре, а Симон Маг побрел в кафе. Но и там никто не знал, куда подевалась Машо.

Наконец, он наткнулся на нее на балконе. Она держала в руках огромный бинокль и смотрела в него куда-то в направлении Северного Полюса.

– Там что-то происходит, – произнесла она.

– Да, – отвечал ее муж, – я знаю.

Она обернулась к нему.

– Правда? А что? Это как-то связано с тем квестом, который выполнял молодой Бедевер?

– Можно сказать и так. Ты не одолжишь мне свой бинокль на минутку?

Он подкрутил окуляры и некоторое время стоял неподвижно; затем опустил бинокль и в задумчивости покусал губу.

– Ну-ну. Впрочем, я полагаю, сейчас уже слишком поздно что-либо с этим делать, – произнес он.

– Что ты имеешь в виду?

– Очень похоже на то, что я выбрал не того человека для этой работы, – отвечал он. – Помнишь мальчика по имени Боамунд? Он из этих нортгэльских парней – такой тощий, долговязый, немного неуклюжий.

– Разумеется, помню, – сказала Машо. – Другие ребята называли его Сопливчик. Не очень благозвучное прозвище, но вполне подходящее.

– Ну так вот, – продолжал Симон Маг, – он был одним из моих Спящих. Это дельце, которое там сейчас разворачивается, – я сделал его ответственным за него. И он поначалу вполне неплохо справлялся, пока… Ох, боже мой!

Машо отобрала у него бинокль.

– Что случилось?

– Девчонка.

– Да ну? Никогда не думала, что он из таких, по правде говоря.

– Такие, как он, как правило, хуже всего, – отвечал Симон Маг. – Но сейчас дело не в этом. Черт! – добавил он раздраженно.

– Ничего, – поспешила утешить его Машо, – не всегда все получается, как этого хочешь.