– Всем оставаться на местах, – произнес он. – Даже не думайте пошевелиться, ни один, ни другая!

Он выбрался из камина, почистился, стряхнув с себя изрядное количество сажи, и выпрямился в полный рост. Он был очень высок и широк в плечах, а его глаза напоминали маленькие красные огоньки стоп-сигналов.

– Ты допустил ошибку, – сказал он Бедеверу, поворачиваясь и пытаясь вытащить нечто, застрявшее в камине, – предположив, что в эту комнату нет другого входа. Это не так. Я могу войти куда угодно.

Бедевер повернулся к Королеве.

– Простите меня, – сказал он, – но вы знакомы с этим джентльменом?

Королева промямлила что-то невнятное и кивнула. Боже милостивый, сказал себе Бедевер, да она в ужасе! И тут в кодовом замке его мозга щелкнул переключатель.

– Минуточку, – сказал он, – вы, случайно, не.?

– Не произноси! – взорвался фон Вайнахт, сверкая на него глазами. – Твое положение и так незавидно; не усугубляй его. – Он потянул еще раз, и из дымохода вывалился большой мешок, тяжело плюхнувшись на каминную решетку. Из мешка фон Вайнахт достал прозрачный целлофановый пакет с ярко раскрашенной картонкой наверху. В содержимом пакета Бедевер опознал один из тех пластмассовых мечей, что дарят своим детишкам родители, не заботящиеся о соседских нарциссах. Королева тихо взвизгнула.

– К делу, – произнес фон Вайнахт. Он оторвал картонку и вытащил меч. – Две птички одним броском. Ты, – он мотнул в сторону Бедевера своей развевающейся белой бородой, – ищешь Святой Грааль. Ты не найдешь его. А ты… – он оделил Королеву долгим недружелюбным взглядом. – Ты возвращаешься со мной. Я разберусь с тобой позже.

– Простите, – прервал его Бедевер, – но как вы узнали.?

Фон Вайнахт расхохотался.

– Я знаю все, – убежденно произнес он. – Мне известны планы и расположение комнат каждого дома на земле. Я могу прочесть мысли каждого родителя и каждого ребенка, что когда-либо рождался на свет. Разумеется, я знаю, зачем ты пришел сюда, и ты не выйдешь отсюда с этим. Ну, давай мне сюда эту книжку, пока я не забрал ее у тебя силой.

Он стащил с меча пластмассовые ножны и отбросил их прочь, обнажив устрашающего вида блестящий голубовато-стальной клинок. Если это пластмасса, подумал Бедевер, то я сэр Георг Солти.

– Простите, – сказал он вслух, – ничем не могу помочь.

На лице фон Вайнахта появилась отвратительная ухмылка, затем он взревел как бык и взмахнул мечом. По воздуху пронеслось легкое движение в том месте, где была бы голова Бедевера, если бы он не убрал ее; и в то же самое мгновение на стене проявилось пятно цвета меда, превратившееся в дверь, которая распахнулась, и из нее вышел сэр Туркин. Он слегка запыхался; в руке у него был разводной ключ двух футов длиной.

– Ага, – произнес он, – драка. Это хорошо.

Фон Вайнахт крутнулся на пятке и кинул на него яростный взгляд. Туркин вернул взгляд вдвойне.

– Стоп, – произнес он. – Да я тебя знаю. Ты тот грабитель.

На минуту все в комнате застыло, пока две памяти перематывались назад на несколько сотен лет…

…к той ночи под Рождество, как раз перед тем, как Туркину исполнилось семь лет, когда он мирно спал в своей постели в замке Мальдизен, а этот грабитель пытался пролезть в замок через дымовое отверстие в крыше. Отвратительный мерзавец, зачем-то с головы до пят одетый в красное, с огромным мешком, болтающимся на плече. К счастью, отец Туркина к празднику как раз купил сыну арбалет и не стал прятать его слишком далеко…

…к тому ночному кошмару в замке Мальдизен, когда какой-то ужасный ребенок загнал его стрелами под крышу, как крысу в нору, и держал его там десять долгих минут, пока он висел, вцепившись в стропило, и безнадежно пытался вызвать северного оленя…

Туркин опомнился первым.

– Я всегда с огорчением вспоминал эту ночь, ей-богу, – сказал он. – Первый и единственный раз, когда к нам забрался грабитель, – и я упустил его! Впрочем, – прибавил он, – этот чертов арбалет не был толком пристрелян, постоянно забирал вправо…

– Ну, у тебя не так уж плохо получилось, – прошипел фон Вайнахт, поднимая левый рукав и показывая длинный белый шрам. – Три птички, – проговорил он, и его меч засверкал в воздухе голубым фейерверком.

Туркин парировал выпад разводным ключом; раздался гулкий удар, словно они дрались внутри колокола. Головка ключа, отлетев, упала на пол.

Пока фон Вайнахт торжествовал, оглашая воздух отвратительным победным кличем и размахивая мечом над головой, готовясь нанести последний разрушительный удар, Туркин весьма ловко пнул его промеж ног, потом огрел оставшимся у него обломком разводного ключа и пустился наутек.

Фон Вайнахт оправился от удара неожиданно быстро и, взревев как раненый слон, последовал за ним.

Бедевер, пожав плечами, повернулся к Королеве.

– Ну, как бы то ни было, – произнес он, – мне пора. Спасибо за все.

Королева швырнула в него списком акционеров, но промахнулась, и он выскочил за дверь как раз перед тем, как края отверстия стянулись и стена вновь стала целой. Бедевер стоял в коридоре, пытаясь отдышаться. Где-то вдалеке слышались звуки бегущих ног и проклятия. Туда, решил он.

Он несся со всех ног, одной рукой прижимая к себе книгу, а другой ритмично взбивая сбоку воздух, когда коридор превратился обратно в спиральную лестницу.

И разумеется, он полетел вперед, как ему редко доводилось летать. Сначала он врезался головой в потолок, затем его несколько раз швырнуло от стенки к стенке, а потом начались ступеньки. К тому же, словно этого было еще недостаточно, едва он умудрился, растопырив ноги, затормозить свой скоростной спуск, как ему на голову свалилось безжизненное тело королевского помощника, перекатилось через него, успев воткнуть острый локоть ему в диафрагму, и укатилось дальше в темноту.

Ну же, Беддерс, соберись, так дело не пойдет.

Он взгромоздился на ступеньку, потер голову, чтобы удостовериться, что у него не идет кровь, и несколько раз глубоко вдохнул. Вроде бы ничего не сломано, по крайней мере, так ему показалось. Отлично.

Где-то внизу раздался ужасный грохот – было похоже, что там множество людей падают друг дружке на голову, громко ругаясь при этом. Сочувственно улыбаясь, сэр Бедевер поднялся на ноги и начал осторожно спускаться по лестнице.

Королева вывалила содержимое своей сумочки на пол. Она должна быть где-то здесь. У нее всегда была хотя бы одна, как раз для такого случая, как сейчас.

Губная помада. Нет. Лак для ногтей. Нет. Кошелек, кредитные карточки, лейкопластырь, калькулятор, блокнот, дневник. Нет.

Есть!

Она подняла маленькую баночку с кольдкремом, подняла ее над полом и отпустила…

Фон Вайнахт, по всей видимости, потерял сознание, врезавшись в каменную колонну у подножия лестницы. Под ним, расплющенный в лепешку, тихо поскуливал один из помощников Королевы. Несколько хакеров в полубессознательном состоянии неопрятной кучей лежали поодаль. Бедевер улыбнулся с чувством некоторого превосходства, перешагивая через них.

– Тур! – позвал он. – Ты здесь, Тур?

– Я здесь, – послышался ответ, и Бедевер, идя на звук, подошел к низкому дверному проему. Там он и нашел сэра Туркина, сидящего верхом на большом дубовом сундуке, пытаясь подцепить крышку мечом фон Вайнахта.

– Не сейчас, Тур, – сказал Бедевер. – Мне кажется, нам пора уходить, как ты думаешь?

Туркин потряс головой.

– Мы же так и не нашли эту штуковину, правда? – отвечал он. Меч сломался.

– Почему ты решил, что она там?

– А почему ты решил, что она не там? – буркнул Туркин, молотя по висячему замку рукояткой меча. – Я просто хочу проверить все варианты, вот и все. – Замок сломался.

– Взгляни-ка, – сказал Бедевер, – ты случайно не это ищешь? – он вытащил блокнот и поднял его вверх. Если бы перед Микеланджело стояла задача изваять аллегорическую статую Самодовольства, он не смог бы найти лучшей модели.

Туркин взглянул вверх и осклабился.

– Это он, так, что ли? – спросил он.

– Я думаю, да.

– Круто! – Он слез с сундука и поднял крышку. – Но все равно стоит взглянуть, что там внутри, раз уж мы здесь, – произнес он. – Боже мой, тут же полно алмазов и всякой всячины! Вот это повезло так повезло!

Бедевер покачал головой, глядя на него любящим взором.

– Ну что ж, только поторапливайся, – сказал он, – но потом мы сразу же уходим. И не бери золота.

Туркин кивнул.

– Я знаю, из-за всей этой кутерьмы с земной осью, – сказал он. – Все здешнее золото не стоит и старого носка. Только такой штуки и следовало ожидать от груды банкиров. Хочешь взять немного?

Бедевер вспомнил о двадцати тысячах золотоносных акций и кивнул.

– Почему бы и нет? – сказал он. – Ну, ты понимаешь – просто чтобы показать себя.

– Вот именно, – согласился Туркин. Зачерпнув две горсти изумрудов, он протянул их приятелю, и тот распихал их по карманам.

– Готов?

– Сейчас, – ответил Туркин, роясь в сундуке. – Думается мне, эта штучка довольно миленькая, как тебе? – Он вытащил наружу огромный рубин и ногой захлопнул крышку.

– Это не воровство, – пояснил он, – потому что взамен они могут получить вот это.

Он бросил на пол листок бумаги и припечатал его ногой. Бедевер опознал его с первого взгляда.

– «Золотоносные Поля Лионесс»? – улыбнулся он.

– Хуже, – ответил Туркин. – «Акции Треста Роста Капитала Лионесс». Когда я рассказал моему папаше, что я наделал, он чуть живьем с меня шкуру не содрал.

Рыцари понимающе ухмыльнулись друг другу.

– Пора смываться, – сказал Туркин. – Давай-ка сюда, в эту дверь.

Бедевер покачал головой.

– Разве что ты хочешь взглянуть на котельную, – ответил он. – Иди за мной.

– Но мне сдается, что здесь можно срезать…

– Иди за мной!

По дороге Бедевер спросил Туркина, почему он так долго не возвращался в офис.

– Нет, мне это нравится! – воскликнул Туркин. – Честное слово, Беддерс, у тебя хватает наглости… Да если бы не я…

Бедевер пожал плечами.

– Я знал, что могу положиться на тебя, Тур. Просто еще чуть-чуть, и ты бы мог опоздать, вот и все.

Туркин кивнул.

– Знаю, – сказал он. – Когда ты не пошел с нами, я сразу догадался, что у тебя что-то на уме. Нет, разводной ключ-то найти было просто, а вот найти банку…

– Ты пошел на кухню?

– Ну да, и…

– И решил заодно перекусить.

Туркин покраснел.

– Я подыхал от голода, Беддерс. Это совсем не то что в старые добрые времена, когда под рукой всегда есть пажи, сквайры или кто-нибудь еще, кого можно послать в булочную, пока не появился дракон. Лично я не сказал бы, что мне так уж нравится прогресс.

– Да, его действительно несколько переоценивают, – согласился Бедевер. – Ну вот, теперь налево, и мы попадем…

Они встали как вкопанные. Перед ними в дверях стояла Королева, а за ее спиной виднелось около семидесяти тяжело вооруженных клерков.

– Здравствуйте, мальчики! – сказала она.

Бедевер мигнул.

– Черт побери, как ты здесь оказалась? – проговорил он.

– Очень просто, – отвечала Королева. – Я воспользовалась лифтом. Возьмите их, кто-нибудь.

– Эх, – сказал Туркин, – вот сейчас и поразвлечемся. Ну, кто первый?

Было что-то в его голосе, что, по-видимому, показалось клеркам весьма красноречивым. Во всяком случае, они стояли, слушая его, как будто он был Марией Каллас.

Королева легонько клацнула зубами – это напоминало звук заряжаемой винтовки.

– Ну давайте же, мальчики, – промурлыкала она. – Не стоит так уж осторожничать. Возьмите их.

Это было еще более красноречиво – словно Мария Каллас была отодвинута в сторону Элизабет Шварцкопф и Джоан Сазерленд. Клерки колонной двинулись вперед, не спеша, но решительно, в то время как Туркин протянул руку назад, и словно по волшебству[8] в ней оказалось тридцать дюймов толстой железной трубы. С мягким, но тяжелым звуком он похлопал ей по ладони левой руки.

– Прошу прощения, – произнес Бедевер.

Никто не обратил на него ни малейшего внимания. Человек из кожи вон лезет, чтобы разрядить обстановку, – но с тем же успехом он мог бы не вылезать из постели. Бедевер нахмурился и вытащил что-то из кармана.

– Прошу прощения, – повторил он, и на этот раз каждый из присутствующих прекратил делать то, что он делал, и воззрился на него. Было так тихо, что можно было услышать, как падает иголка. И они услышали это.

– Все в порядке, – продолжал Бедевер, выставляя напоказ гранату, которую держал в левой руке. Надо признаться, это был великолепный экземпляр; если бы Фаберже выпускал гранаты, они, должно быть, выглядели бы не хуже. – Пока я не отпущу этот рычажок, – сказал он, стараясь, чтобы его слова звучали как можно убедительнее, – она не взорвется. Итак…

Туркин пихнул его в бок так сильно, что он чуть было не выронил гранату.

– Ради всего святого, откуда ты взял эту штуку, Беддерс? – прошептал он.

Бедевер повернулся к нему и мягко улыбнулся.

– Ты сам мне ее дал, Тур. Ты вытащил ее из того сундука, который ты взломал, помнишь? Итак…

Рука Туркина быстро обежала карманы, раздалось тихое позвякивание.

– А у меня все как было, – сказал он. – Только алмазы, сапфиры и…

– Правда? – Бедевер прищелкнул языком. – Ну да впрочем, у тебя всегда было довольно ограниченное воображение. – Он опять повернулся к клеркам – как раз вовремя, чтобы не дать им разбежаться.

– Итак, – произнес он, – игры закончены, так что если вы внимательно меня выслушаете, то мы сможем разобраться с этим делом и вернуться к нашим насущным проблемам, вместо того, чтобы играть в ковбоев и индейцев. Вы довольны?

«Довольны», наверное, было не тем словом, какое выбрал бы Флобер, но по крайней мере, Бедевер завладел вниманием аудитории. Он поднял руку – другую руку – и откашлялся.

– Соберитесь вокруг меня и выслушайте, пожалуйста, – сказал он. – Благодарю вас, вот так. Прежде всего – о главном. Это действительно настоящая ручная граната, которую я сделал из алмаза, около десяти минут назад, с помощью… – он запустил правую руку во внутренний карман и вытащил переплетенную в кожу книжечку, – …вот этого. Это Персональный Органайзер Знаний. Обратите внимание на эту маленькую золотую застежку – она сделана, разумеется, из золота-337, и отсюда это превращение весьма изящной, но бесполезной формы углерода в высшей степени практичный фейерверк. Неплохо, а?

Клерки зашаркали ногами. Если возможно быть напуганным до потери сознания и одновременно с этим утомленным чьим-либо занудством, то именно это происходило с ними.

– Во-вторых, – продолжал Бедевер, – мы не хотим сделать вам ничего плохого, честное слово. Все, что нам нужно – это вот этот маленький блокнот. Это не для нас, а для нашего друга. Я понимаю, что таким образом мы выносим из Атлантиды некоторое мизерное количество золота-337; да, это будет означать небольшой сдвиг земной оси. Ну и что с того? По моим вычислениям, это приведет к некоторому сжатию земной орбиты, и нам больше не придется возиться с високосными годами – так это же…

– Эй, послушай, – прервал его Туркин, – я же родился в високосный год!

Бедевер раздраженно повернулся к нему.

– И что? – спросил он.

– И мне все еще четыреста шестнадцать, – отвечал Туркин. – Я просто подумал, может, тебе интересно.

Бедевер кивнул и опять повернулся к клеркам.

– Ну, как бы там ни было, – сказал он, – если мы уйдем, вы ровным счетом ничего не потеряете; вы сможете продолжать обдирать бедняков и делать деньги, мы станем продолжать нашу работу, никто не пострадает; понимаю, это тяжело, но это действительно наилучшее решение в сложившейся ситуации. Если же вы попробуете остановить нас и не дать нам уйти, мы кинем эту гранату в вас. Кто-нибудь здесь чувствует себя счастливчиком?

По всей видимости, никто. Бедевер кивнул и указал на Королеву.

– Прекрасно, – сказал он. – Чтобы нам всем было проще, ты поведешь.

Королева небрежно взглянула на него, словно он был одуванчиком, и сделала несколько шагов. Она не ушла далеко.

С яростным ревом, словно динозавр, которому поставили пломбу, граф фон Вайнахт возник в коридоре у них за спиной.

– О черт! – вздохнул Бедевер. Он отпустил рукоятку гранаты, досчитал до трех, и с криком «Лови!» швырнул гранату графу, который одной рукой поймал ее и сунул в свой мешок. Секунду спустя раздался отдаленный глухой удар.

За которым тут же последовал более близкий и звонкий удар тридцатидюймовой трубы, которым Туркин стер улыбку с его лица и ринулся прочь, по пятам сопровождаемый Бедевером, Королевой и клерками.

Для протокола: Клаус фон Вайнахт очнулся десятью минутами позже, взглянул на отпечатки ног на своей накидке и дыру, прожженную в боку его мешка, и решил, что на сегодня с него достаточно. Он соорудил камин, взобрался вверх по дымоходу и исчез. Много часов спустя, отходя ко сну, Королева обнаружила на стуле у своей кровати большой чулок, полный скорпионов, и открытку, где слово «счастливого» было зачеркнуто и заменено на «наихудшего»; и то, и другое она выкинула в мусоропровод.

– Он мне понравился, – сказал Туркин на бегу. – Никаких хождений вокруг да около, сразу берет быка за рога. Ему бы еще рефлексы получше, и был бы вполне пригодный боец.

У Бедевера не хватило дыхания, чтобы ответить, что, возможно, было и к лучшему. Они опять были в коридоре, но здесь пол уже был покрыт ковром, а по бокам на одинаковом расстоянии друг от друга попадались двери с матовыми стеклами. Другими словами, они снова были наверху, у Капитанов.

– Давай попробуем сюда, – предложил Туркин.

Бедевер, который все равно уже не мог бежать дальше, кивнул; они навалились на дверь и влетели в небольшой офис.

Если бы у них было время прочесть надпись на двери, они бы увидели, что она гласила:

Финансовые службы Атлантиды гордятся тем, что к ним до сих пор не поступило ни одной жалобы ни от одного из их клиентов. На это есть три причины:

1. Финансовые пакеты группы компаний «Лионесс» приспособлены для того, чтобы удовлетворять все ваши насущные потребности с помощью специальной экспертной группы с более чем двухтысячелетним опытом работы во всех видах финансового планирования.

2. Отдел менеджмента инвестиций группы компаний «Лионесс» постоянно следит за всеми капиталовложениями и страховыми портфелями в интересах своих клиентов и немедленно сообщит вам, если возникнет необходимость изменения инвестиционной стратегии.

3. Под ковриком за дверью отдела жалоб находится такой специальный люк, который открывается прямиком в звуконепроницаемый бункер.

– Тур!

– Что?

– Это ведь ты сказал «давай попробуем сюда», правда?

– Ну да.

– Хорошо. Я уж было начал бояться, что потерял чутье.

– Нет, это был я.

– Хорошо.

Крыса, вылезшая было из своей норки, заколебалась на пороге, поднялась на задние лапки и понюхала воздух. Пахло как-то не так.

Дернув хвостом, она повернула назад, неопровержимо доказывая, что животные гораздо более чувствительны к атмосфере, нежели человеческие существа. Если бы она была настолько глупа, чтобы сделать еще несколько шагов, не оставалось никаких сомнений, что Туркин поймал бы ее и съел.

– Я хочу есть, Беддерс, – в семисотый раз пожаловался он. – То есть, я хочу сказать, тюрьма – это одно, тут не стоит особенно возникать, если ты загремел в каталажку; это входит в игру. Тебя сажают, папаша приносит выкуп, ты возвращаешься домой – и все, финиш. Но предполагается, что тебя кормят, пока ты там. Это записано в какой-то конвенции или где-то еще.

Бедевер беспокойно пошевелился. Он пытался удержать друга от мыслей о том, почему они здесь оказались, – он боялся, что это может его расстроить.

– Тур, – спокойно произнес он, – мне кажется, что ты не вполне понимаешь, что происходит. Я думаю, что эта тюрьма создана не для того, чтобы из нее выходили.

Туркин рассмеялся.

– Не будь ослом, Беддерс, – сказал он. – Не существует таких тюрем, которые созданы для того, чтобы из них выходили. В этом-то вся и штука с тюрьмами. Они предназначены, чтобы хранить то, что в них помещают, как коробки для обуви.

– В точку, – согласился Бедевер, глядя вверх, туда, где должен был быть потолок, но видя лишь темноту. – Только в случае с твоими… твоими традиционными тюрьмами тебя сажают туда на какой-то ограниченный срок – ну там, пока не заплатят выкуп, или пока ты не отсидишь положенное время, или еще что-нибудь. Но почему-то мне кажется, что это не такая тюрьма.

– Почему?

– Здесь нет двери, – ответил Бедевер. – Единственный вход сюда – тот люк, в который мы провалились. Мне кажется, что те, кто здесь сидит, скорее… ну, остаются здесь, что ли.

Туркин поерзал на соломе.

– Да нет, разумеется, нет, – сказал он. То есть, не обращай внимания на то, что нет двери. Здесь, похоже, вообще не очень-то обращают на них внимание. Это напоминает мне один офис, куда я как-то приносил пиццу, – там тоже были только какие-то перегородки, и…

– Нет, погоди-ка минутку, – прервал Бедевер. – Видишь ли, я основываю свое предположение на наличии всех этих, э-э, скелетов.

– Скелетов?

Вместо ответа Бедевер постучал друг о друга двумя берцовыми костями.

– Не думаю, что они сидели на диете, Тур. Сдается мне, что их просто не кормили. Не кормили довольно долго.

– О-о.

– Фактически, – продолжал Бедевер (и по мере того, как он говорил, в нем зарождалось ощущение, что если он не собирался тревожить друга попусту, то, возможно, он взялся за это не с того конца), – сдается мне, что их вообще не кормили. Понимаешь?

– Вроде как да, – отвечал Туркин. – Но это как-то не вдохновляет, правда?

– Вот именно.

– Это как-то неправильно.

– Пожалуй.

Туркин добрался до одного из скелетов и начал забавляться, изображая из себя чревовещателя, – занятие, которое Бедевер нашел несколько раздражающим. Все же, сказал он себе, если это хоть немного займет его мозги, то я могу и потерпеть. Туркиновы мозги, как он знал по долгому опыту, чем-то напоминали ядерную войну: когда в них зарождалась какая-нибудь идея, на некоторое время вокруг становилось довольно шумно и неприятно, но очень скоро все заканчивалось. Он откинулся на спину и попытался придумать что-нибудь умное.

Пирамида из человеческих тел, чтобы добраться до люка? Нет, у него слишком мало людей.

Может быть, магия? Он нашарил в кармане Персональный Органайзер, но золотая застежка не была даже теплой. Здесь, внизу, не было магии, которую он мог бы распознать, или, если была, то она была другой версии. А возможно, это место было заблокировано, как зарегистрированный офис.

Он взвешивал в уме возможность использования костей, чтобы соорудить из них временную лестницу, когда туркиновское чрево разразилось утробным истерическим хохотом. Лучше положить этому конец немедленно, подумал он, иначе глазом не успеешь моргнуть, как бедняга слетит с рельсов, а это никак не облегчит ситуацию.

– Ладно, Тур, хватит, – сказал он как мог мягче. – Прекрати это, ладно? Мне уже начинает казаться…

– Э-э.

– Тур?

– Беддерс. – В голосе Туркина была нотка, которой Бедевер у него не слышал ни разу за все годы, что они знали друг друга. Ужас. Что ему больше всего нравилось в старине Туре – это то, что он никогда не поднимал панику. Если бы у него спросили, что означает слово «ужас», он скорее всего подумал бы немного и ответил, что так литовцы называют ужа.

– Тур?

– Э-э, ты не мог бы подойти сюда и попросить эту, э-э, леди перестать болтать? Меня она не хочет слушать, а…

Вот оно, сказал себе Бедевер. Крыша у парня уже поехала. В первую очередь это моя вина – нельзя было позволять ему зацикливаться на этом.

– Не глупи, Тур, – сказал он, на четвереньках продвигаясь по соломе. – Ты же знаешь, что это ты сам говоришь, а совсем не череп, так что тебе надо просто…

Раздался новый взрыв смеха, и Бедевер вздрогнул. Такой смех мог означать только одно. И тут он кое-что понял.

Туркин разговаривал с черепом своим собственным голосом, прося его – даже умоляя – заткнуться. А череп отвечал раскатами хохота. Либо Тур был чертовски хорошим чревовещателем (а он им не был: рыбы не летают), либо говорил действительно череп.

– Тур! – заорал он, – прекрати это немедленно, слышишь?

– Оставь его в покое.

Тишина. В гулкой темнице раздался лишь стук захлопываемой дверки в крысиную нору и возня, когда крыса приваливала к ней изнутри большой кусок угля.

– Простите?

– Я сказала, оставь бедного парня в покое, ты, тупой верзила.

– Я…

– Иди и подбери себе кого-нибудь более подходящего тебе по габаритам.

Прекрасно, подумал Бедевер, просто замечательно. Вот и я тоже уезжаю помаленьку. Если я когда-нибудь выберусь отсюда, я буду пинать недомерка-Сопливчика отсюда до самого Бенвика.

– Прошу прощения, – сказал он.

– Да?

– Не могли бы вы сказать, с кем я имею честь?

Снова послышался смех, и Бедевер обнаружил, что это уже начинает ему немного надоедать. Он многозначительно кашлянул.

– Не задирай так высоко нос, молодой человек. Я достаточно стара, чтобы годиться тебе в прабабушки.

– Вообще-то, – не смог удержаться Бедевер, – я в этом очень сильно сомневаюсь.

– И не перебивай, когда говорят старшие.

– Видите ли, – пояснил Бедевер, – дело в том, что мне больше пятнадцати сотен лет.

Раздалось пощелкивание, словно катались игральные кости или – но об этом не стоило слишком задумываться, – и у черепа распахнулась челюсть.

– Не пытайся разыгрывать меня, молодой человек, поскольку…

– По чести говоря, – сказал Бедевер, – видите ли, я был одним из рыцарей короля Артура, а сюда пришел, чтобы исполнить…

– Короля Артура?

– Да.

– О-о. Да, понимаю.

– Ну вот.

– Прости, если была несколько невежлива.

– Пустяки.

– Кстати, меня зовут Машо.

– Сэр Бедевер Огэльский.

– Я слышала о тебе. Это не ты тот рыцарь, который…

Но Бедевер перебил ее. Имя звучало знакомо, а голос… бог мой, мог ли он забыть этот голос? Но нет, конечно, нет. Это невозможно.

– Ты сказала – Машо?

– Именно, – отвечал череп. – Машо де Виллежардин.

Голос Бедевера дрогнул:

– Матрона?

Череп опять рассмеялся, и на этот раз Бедевер подхватил его смех.

– Ты помнишь меня, Матрона? – восклицал Бедевер. – Я был на одном курсе с Агвизаном и Борсом, и Гахерисом-младшим.

– Разумеется, помню! Ты еще держал жуков в обувной коробке в спальне юниоров.

– Послушай… – это был Туркин, и в его голосе звучала нотка раздражения. – Не хочу прерывать, но может быть, ты все-таки представишь меня?

Повисла озадаченная пауза, затем Бедевер произнес:

– Прости, Тур, совсем забыл. Матрона уволилась как раз перед тем, как ты поступил. Матрона, это сэр Туркин ле Сабль. Он тоже учился в нашем добром старом колледже.

– Весьма польщена.

– Я также. Послушай, Беддерс, ты не мог бы мне объяснить, что здесь происходит, а то…

– Заткнись, Тур, будь так добр. Прости, Матрона. Ну, так как же ты поживаешь?

Последовало долгое молчание.

– Я умерла.

– Да не может быть!

– Тем не менее, это так.

– Понимаю. Как печально это слышать, Матрона! Я…

Бедевер прервался на полуслове. Ему послышалось, или он здесь чего-то недопонял?

– Умерла? – переспросил он.

– Мертва как ржавый гвоздь, – подтвердила Матрона. – И я бы не сказала, что это мне очень нравится, могу тебя уверить.

– Неудивительно.

– Видишь ли, – продолжала Матрона, – когда я увольнялась, колледж выказал ко мне необычайную щедрость – гораздо больше, чем я рассчитывала, я была действительно очень тронута, – и разумеется, я захотела обеспечить себе маленькое гнездышко на старость. И тогда мне повстречалась эта очаровательная молодая леди – она сказала, что она старшая сестра одного из мальчиков…

Бедевер почувствовал, как в его горле набухает комок.

– «Акции Треста Роста Капитала Лионесс»? – спросил он.

– Нет, «Облигации Управляемых Доходов Лионесс», – отвечала Матрона. – Не прошло и шести месяцев с тех пор, как я получила полис, как ко мне пришло это письмо, в котором говорилось, что вся контора подлежит ликвидации, и как они сожалеют о случившемся. У меня просто кровь вскипела в жилах, можешь себе представить. Так что я пришла прямо сюда и… и вот я здесь. Но если мне когда-нибудь приведется добраться до этой маленькой прохвостки, до этой торговки тухлыми яйцами… что ж, пусть она поостережется – это все, что я могу сказать!

– Это ужасно, Матрона, – сказал Бедевер. – Так обмануть тебя, да потом еще и убить – это… это просто ужасно. Им нельзя позволять делать такие вещи.

– Слушайте, слушайте! – пробормотал Туркин, добавив что-то относительно необходимости поднимать мертвецов из могил, чтобы понять такую очевидную вещь, – что Бедевер посчитал довольно дурным тоном. Он шикнул на него и почесал в затылке.

– Прости, что спрашиваю, – сказал он после минутного раздумья, – но как получилось, что ты все еще можешь, э-э, разговаривать? Мне казалось, что для этого нужно…

Череп защелкал зубами.

– Некоторые люди позволяют себе исчезнуть до последней капли, когда уходят, – произнесла Матрона. – Но не я. Как я всегда говорила вам, мальчики, главное в человеке – это сила воли, сила воли и решимость. Я была исполнена решимости не дать себе потерять форму, и это сработало.

– Вижу, – отвечал Бедевер и добавил: – У тебя неплохо получилось. – Но тем не менее он продолжал чувствовать, что здесь чего-то не хватает. Например, объяснения. Однако было бы невежливо продолжать расспрашивать, тем более что Матрона всегда была особенно чувствительна к таким вещам. Он сменил тему, и некоторое время они болтали о других мальчиках из бедеверова класса. Это заняло их на некоторое время; плохо было только, что все эти мальчики были уже в могиле, и был риск, что разговор станет несколько загробным, чтобы не сказать однообразным. Очень осторожно Бедевер вернулся к прежней теме.