Один из конюших как раз давал Нитвит сена, когда девушки подошли к стойлу. Высокая деревянная створка двери была сверху изгрызена кобылой: наверное, в стойле она чувствовала себя не вполне хорошо. Флоренс подошла спереди, и Нитвит, заметив ее, громко фыркнула носом, обдав ее теплым дыханием. Воспользовавшись отсутствием подруги (та как раз ушла к грумам за снаряжением), Флоренс наклонилась чуть ближе и забормотала:

– Это не моя вина, что тебе придется выносить меня. Давай постараемся понять друг друга...

Кобыла дернула ушами и покосилась на девушку. В глазах у нее не было прежней неприязни.

– Вижу, вы уже договорились, – засмеялась Мэри откуда-то сзади. – Это отлично. Если седлаешь лошадь, лучше всего прийти к соглашению.

Она потеснила Флоренс и приоткрыла дверцу стойла. В ответ на эту бесцеремонность Нитвит коротко заржала и отпрянула в сторону.

– Думаю, стоит вывести ее наружу, – предположила Флоренс. – Там она успокоится, и мы легко наденем на нее сбрую.

– Чепуха! – авторитетно заявила Мэри. – Мы сделаем это здесь.

Девушки вошли в стойло. Через десять минут после того, как Нитвит дважды лягнула Мэри и даже встала один раз на дыбы, они выбрались обратно.

– Давай я приведу грума, – предложила Мэри. – Втроем мы быстрее справимся с этой упрямицей.

– Нет, думаю, это не поможет. Ей явно не по себе в узком стойле. Давай выведем ее наружу, – запротестовала Флоренс. Поняв, что кобыла не благоволит к ее подруге, она сразу расположилась к животному. Было стыдно признаться себе, что хорошее настроение и самоуверенность Мэри ее раздражают.

Давным-давно, когда Флоренс была еще маленькой девочкой, отец сказал ей, что нереализованные потаенные желания – худшие враги человека, потому что разрушают душу. Ее странное влечение к Эдварду сумело настроить ее даже против единственной подруги, на которую она могла рассчитывать. А ведь Мэри Вэнс – чудесная девушка, которой присущи те открытость и порывистость, которых недоставало самой Флоренс. Может быть, поэтому граф охотно принял игру, которую Мэри ему предложила?

Флоренс с ужасом поняла, что ревнует, и очень испугалась этого открытия. Это не повод быть несправедливой к Мэри, которая охотно согласилась стать ее учителем по верховой езде.

И все-таки Флоренс почувствовала удовлетворение, когда ее предположение насчет лошади оправдалось. Выведенная наружу, Нитвит тотчас успокоилась и перестала нервно трясти мордой.

– А теперь заставь ее поднять переднюю ногу. Если она позволит тебе осмотреть свое копыто, значит, вполне тебе доверяет.

Флоренс повиновалась, хотя сердце на мгновение замерло от страха.

– Вот и славно! – воскликнула Мэри, когда Нитвит покорно подняла ногу. – Лошади – понятливые создания. Вот увидишь, она будет послушной.

У юной учительницы Флоренс был такой торжествующий вид, что та с трудом удержалась и не заявила ей о том, какую слабость питают к ней все без исключения животные. Мэри всего лишь хотела подбодрить ее, и надо уметь быть благодарной.

«Я очень благодарна ей за поддержку», – убеждала себя Флоренс, едва не скрежеща зубами.

Проверив копыта Нитвит на наличие мелких камешков, Мэри помогла Флоренс забраться в седло. Но вместо того чтобы позволить ей прокатиться, она велела:

– Сейчас ты должна сконцентрироваться. В седле надо держаться уверенно, а это дано не всем. Вытяни руки в стороны и расслабь ноги. Да не сжимай так ее круп! Вытащи ноги из стремян! – недовольно пробурчала Мэри. – Удерживай равновесие телом. Вот так, голову вперед, спину прямее. Балансируй!

Флоренс отчаянно пыталась удержаться, но малейшее движение приводило к тому, что она начинала соскальзывать вбок.

Какая чушь, подумала она хмуро. Эдак не научишься ничему, кроме как падать с лошади! Краем глаза Флоренс отметила, что пара мальчишек-грумов вытаращились на невиданный спектакль. Хорошо еще, что они больше внимания уделяли не беспомощным попыткам Флоренс удержаться в седле, а обнаженным щиколоткам Мэри.

– У вас неплохо выходит, мисс! – крикнул тот, что был повыше. Второй же, наконец, прекратил созерцать ноги Мэри и стал жонглировать тремя камешками. От этого мельтешения сбоку Флоренс стала крениться еще больше. Нитвит была выше ростом, чем Стрекоза, и земля казалась девушке далекой и очень твердой.

– Ну что, – спросила Мэри, очень довольная успехами Флоренс (весьма сомнительными, на ее собственный взгляд), – ты готова немного проехаться? Только в той же позе!

– Нет! – почти выкрикнула девушка в ужасе.

– Ну да ладно. Сегодня будешь просто сидеть в седле. А прокатишься завтра, договорились?

«Господи, пошли завтра сильнейший ливень, и избавь меня от этих глупых мучений», – взмолилась Флоренс.

Как ни странно, назавтра у нее получилось сидеть в седле куда ровнее и увереннее. Кажется, странная методика Мэри начинала давать плоды и благодаря ей Флоренс стала чувствовать под собой лошадь гораздо более чутко. Спустя еще пару дней она уже каталась на лугу, сначала шагом, потом трусцой и, наконец галопом.

Но стоило Нитвит резко остановиться и прянуть в сторону, как Флоренс самым неграциозным способом съезжала вбок и беспомощно повисала на лошади, не в силах обрести равновесие.

К двум мальчишкам, наблюдавшим за ней в первый день, присоединился третий. Он постоянно грыз яблоки, не оставляя даже палочки, и весело улюлюкал, если Флоренс делала успехи. В моменты, когда она оказывалась не на высоте, мальчишки бодро восклицали:

– Не переживайте, мисс! В другой раз получится! – И от этого Флоренс чувствовала себя и униженной, и благодарной своим зрителям. Ребята были слишком молоды, чтобы осуждать ее неумелую езду, и достаточно зрелы, чтобы не осыпать ее насмешками. Возможно, дело было еще и в том, что проводить все дни на конюшне они считали слишком скучным времяпрепровождением.

– Ты никак не можешь поймать ритм, – втолковывала ей Мэри. – Забудь о трусце. Это для девчонок. Бешеный галоп – вот когда ты сливаешься с лошадью в одно существо! Когда она скачет галопом, ты должна поднимать и опускать бедра в такт ее движениям. Вот так! – И Мэри пустила свою лошадь в галоп.

– Одним существом, одним существом, – твердила Флоренс негромко, пытаясь удержаться в седле.

Мальчишка, грызший сочное яблоко, на мгновение прекратил жевать и заулюлюкал, следя восхищенным взглядом за мисс Вэнс.

Однако только через три дня Флоренс начала чувствовать под собой лошадь. Только тогда ее учительница позволила ей вставить ноги в стремена. И вот тут Флоренс с благодарностью поняла, насколько хорош был метод Мэри Вэнс. С ногами в стременах сидеть на лошади стало легко и удобно, словно Флоренс ездила верхом добрую половину жизни. Даже пустив Нитвит галопом, она держалась уверенно.

Нет, все-таки Мэри Вэнс – гений! Нитвит летела бешеным галопом, и Флоренс, двигавшей бедрами в такт ее движениям, казалось, что копыта кобылы не касаются земли. Впервые в жизни девушка поняла, что значит слиться в одно существо с лошадью.

– Да ты потрясающая ученица! И очень способная! – похвалила Мэри, и Флоренс зарделась от удовольствия.

По пути из конюшни им встретился граф. Флоренс, слишком окрыленная своими успехами, начисто забыла обо всех хороших манерах и бросилась к нему, словно деревенская девчонка.

– У меня получилось! Я могу скакать без стремян! Я просто летела, понимаешь! – затараторила она, радостно улыбаясь.

– Я видел, – тепло улыбнулся Эдвард и дружески пожал ее руку. – Ты здорово управлялась с Нитвит. Думаю, следующим вашим шагом будут акробатические номера на лошади.

– Уф, нет, – смутилась Флоренс, краснея. – Я бы не освоила эту науку, даже если бы пожелала.

– Не слушай ее, Эдвард, – оборвала ее Мэри. – Она очень способная. Под маской скромницы скрывались невероятная сила воли и энергия!

Граф вдруг вспомнил, что в его руке по-прежнему лежит ладонь Флоренс, и тотчас выпустил ее пальцы, словно мог обжечься.

– Вы тоже неплохо поработали, мисс Вэнс, – поблагодарил он Мэри. – Конюшие в восторге от ваших таланов. Не говоря уже о тех трех ребятах, что почти неделю не чистят стойла, потому что повсюду следуют за вами.

– Из Мэри вышла отличная учительница, – подхватила Флоренс, слишком возбужденная своими успехами, чтобы ревновать. – Сначала я думала, что мне ни за что не постичь эту науку. Но мне так хотелось стать хорошей наездницей!

– Любая женщина может стать хорошей наездницей, – усмехнулась Мэри и стрельнула глазами в сторону графа. – Особенно если у нее будет хороший учитель. Такова женская природа.

Даже Эдвард не ожидал такой двусмысленной фразы и не сразу нашелся что ответить. Затем произнес осуждающе:

– У вас острый язычок, мисс Вэнс.

– Для вас я Мэри, – бросила девушка, направляясь к дому. Проходя мимо Эдварда, она оглядела его быстрым оценивающим взглядом. – Боже! Ты создал мужчину столь же совершенного телом, сколь и чопорного в поведении, – хмыкнула Мэри, удаляясь.

Флоренс посмотрела на Эдварда, озадаченно следившего за уходящей Мэри, и ее пронзила ужасающая догадка. Мэри Вэнс сразу же приняла предложение графа погостить в Грейстоу вовсе не потому, что жаждала увидеться с ней, Флоренс, и не потому, что по молодости лет находила скучным светское общество! Она стремилась сюда совсем по иной причине. И этой причиной был Эдвард Бербрук, граф Грейстоу.

Словно почувствовав два взгляда, обращенные на нее, Мэри оглянулась. Похоже, потрясение откровенно читалось в лице Флоренс, и мисс Вэнс, улыбнувшись плутовской улыбкой, подмигнула подруге. Сердце Флоренс сжалось: в конце концов, здесь они были в одной лодке.

В памяти тут же всплыла фраза, брошенная Мэри по приезде в поместье. Речь шла об Эдварде:

– Впервые я встретила его в Таттерсоле. О, у меня просто все волоски на шее встали дыбом, так он был хорош! Возможно, будь я постарше, я смогла бы добиться его. Но я не уродина, и он находит меня забавной и интересной. Мужчины порой клюют и на меньшие достоинства.

Это точно, подумала Флоренс тогда.

– Но ты все-таки слишком молода для него. Подумай, ведь он уже зрелый мужчина. С такими стоит быть осторожнее.

Мэри то ли усмехнулась, то ли фыркнула в ответ – звук, означавший, что она находит Флоренс ханжой и недовольна ее нравоучениями. Для нее Эдвард был не просто зрелым мужчиной. Он был мужчиной в самом настоящем смысле этого слова, опасным, сильным, жестким. Пожалуй, такие, как он, и заставляли женщин, встретившихся на их пути, совершать безумные, опрометчивые поступки, позабыв об общепринятых правилах, светском воспитании и всех когда-либо произнесенных обетах. Возможно, что Флоренс пала жертвой этой привлекательной мужественности, как Мэри, как любая другая на ее месте; эта мысль успокаивала, позволяя думать, что странное увлечение графом – некое наваждение, которое постепенно рассеется и будет забыто.

– Только ради всего святого, не надо меня осуждать! – взмолилась Мэри, ухватив Флоренс за локоть. – Все мои лондонские знакомые считают меня чересчур откровенной и невоспитанной. Их ложная скромность раздражает меня. Ведь ты же не такая, как они. Скорее всего Фред уже успел украсть у тебя пару жарких поцелуев в какой-нибудь беседке! Бедняжка, быть прикованным к постели на столь долгий срок! А ведь он мужчина из плоти и крови, и у него есть свои мужские потребности. Будь я на твоем месте (разумеется, если бы на месте Фредди был его старший брат), уж я бы не дала ему скучать. Я бы стала такой сиделкой, о какой истинный джентльмен мог бы только мечтать!

Флоренс тотчас представила, как несчастный Эдвард лежит, прикованный к кровати кандалами, полуодетый и обездвиженный, а нахальные руки Мэри... нет, ее собственные руки – она отчетливо увидела свои руки – гладят обнаженную грудь, чувствуя, как ходят под смуглой кожей гладкие сильные мышцы. Флоренс почувствовала, как между ног стало влажно и горячо, и еле сумела подавить удушливую волну, накатившую на лицо и грозившую залить его малиновым румянцем смущения. Она высвободила локоть из пальцев Мэри, благодаря Бога, что людям не дано читать мысли.

– Ты права, Фредди – истинный джентльмен.

И он никогда не позволил бы себе сделать что-то, что может спровоцировать леди и бросить тень на ее репутацию, – проговорила она самым нравоучительным тоном, на какой была способна.

– Ну разумеется, – лукаво согласилась Мэри, которую слова Флоренс ничуть не убедили. – Как может быть иначе!

Флоренс вспомнились поцелуи, которые украл у нее в беседке не жених, а совсем другой мужчина. И все-таки покраснела.

Она часто наблюдала украдкой за Мэри и Эдвардом, когда те бывали вместе. Граф вел себя так, словно ему было очень легко в обществе юной гостьи, он вполне искренне смеялся ее шуткам, позволял втягивать себя в глупые споры, и больше того – позволял Мэри взять в них верх.

Флоренс с тоской думала, что Мэри права. Действительно ли Эдварду требовался только маленький толчок, чтобы увлечься ею? Или все-таки нет? Он не был похож на мужчину, которому вскружили голову и поймали в сети, уж в этом она могла поклясться. Но ведь он так не похож на других, что, если и в этом он ведет себя иначе?

Флоренс изводила себя день за днем. Она ревностно следила за тем, как рука Мэри как бы случайно касается руки Эдварда, как граф улыбается ей в ответ, какие взгляды бросает на спутницу. И сравнивала. Сравнивала с тем, как он смотрел на нее саму, как касался ее, как редко, но искренне смеялся. Когда она ловила его взгляд, то замечала, что из его глаз словно летели искры, и после этого оба бывали не в своей тарелке – ничего общего с открытыми, добродушными взглядами, которыми граф одаривал Мэри.

Не в силах разобраться в происходящем, Флоренс в отчаянии таращилась прямо между ног Эдварда, чтобы понять, возбуждает ли его близкое присутствие Мэри. Ей так и не удалось ничего разглядеть, зато в один ужасный момент это заметил сам Эдвард. Он так странно посмотрел на нее, что она резко отвернулась, кусая губы от смущения.

Она пыталась приказать себе не думать о нем, убеждала себя в том, что его амуры ее не касаются. Все было тщетно. Она продолжала жить день за днем в созданном ею самой аду. Теперь она боялась не только своей подруги, но и самой себя – ей было страшно, что однажды она ненароком выдаст свой секрет, не в силах с ним справляться в одиночку.

И она не знала, что произойдет, когда ящик Пандоры откроется.

Флоренс уговорила кухарку позволить ей кормить Фредди и теперь поднималась наверх с подносом, прижав его к груди. Бедняга Найджел и так слишком долго выполнял обязанности, которые больше присущи невесте, чем управляющему. Теперь она позволит ему немного отдохнуть – взбить подушки и принести завтрак больному не так уж и обременительно.

Кроме того, она чувствовала себя виноватой перед Фредом. Она слишком увлеклась уроками верховой езды и почти позабыла о нем, хотя он дорожил ею и стал хорошим другом.

– Ты не должен этого делать! – услышала она голос Найджела из-за двери.

Флоренс вошла в комнату, залитую солнцем, и успела заметить, как раскраснелось лицо управляющего. Похоже, мужчины снова спорили, и она появилась как раз вовремя. Несчастному Найджелу необходима передышка.

– Дорогая! – воскликнул Фред смущенно. На коленях у него лежала подушка, и он поспешно провел рукой по влажным волосам. Лицо у него резко просветлело, словно сам вид Флоренс порадовал его. – У тебя превосходное чувство времени. Этот тюремщик изводит меня!

– Я вас оставлю, – кивнул Найджел с каменным лицом. В этот момент он напомнил ей графа.

– Ты не должен утомлять несчастного мистера Уэста, – покачала головой Флоренс, как только за управляющим закрылась дверь.

– Утомлять? – переспросил Фред, недоумевая. Лицо у него стало смущенным, как у ребенка, пойманного на воровстве сладостей из буфета.

– Я понимаю, что тебе нелегко смириться со своим положением. И ты не привык, когда с тобой спорят. Быть может, мистер Уэст не прирожденная сиделка, но ведь он желает тебе только добра. Перестань третировать его.

Фредди молча мигнул, словно не понял ни слова из того, что она сказала. Флоренс тем временем распечатала фольгу на запеченной говядине и положила в чашку тушеного ячменя.

– Я слышала, как вы спорили, поэтому не отрицай этого, – погрозила она пальцем Фреду. – Поэтому у мистера Уэста было такое красное лицо?

Почему-то Фред тоже покраснел. Несколько секунд он крутил в руке вилку.

– А... это... да-да, мы поспорили, ты права. Насчет регулярных ванн. Найджел считает, что с меня пока достаточно и обтираний. Но я вполне могу уже мыться, как культурный человек! Вот мы и ругались...

Флоренс подала Фреду салфетку. Смущение, отражавшееся на его лице, явственно говорило ей, что он сожалеет о случившемся. Но все равно ей было жаль управляющего.

– Думаю, это решать не тебе, а Дженкинсу. Только он может ставить диагноз, так что вины Найджела здесь нет.

– Ну да, ну да...

Фред отрезал кусочек говядины, но не стал его есть. Вместо этого он погладил Флоренс по щеке. Движение было полно нежности и тронуло девушку. Когда он произнес ее имя, все негодование Флоренс улетучилось. Разве можно его не любить, спросила она себя. Конечно, она не тосковала по нему так, как по Эдварду, но ведь любовь бывает разной. Она любила Фреда ровной дружеской любовью и была уверена, что эта любовь выдержит любые испытания.

Девушка улыбнулась и накрыла ладонь, лежавшую на простыне, своей маленькой рукой.

– Ты самая лучшая девушка, ты знаешь это? Даже когда ругаешься на меня. – Почему-то тон Фредди был тоскливым.

– Я расстроила тебя. – Флоренс почувствовала себя виноватой. – И даже не поняла, чем именно. Что тебя печалит?

Виконт покачал головой, убирая руку с ее щеки. Теплый след, оставленный ею, тотчас растаял.

– Я недостоин тебя, дорогая. Ты хочешь связать свою судьбу с жалким, никчемным существом.

– Что за глупости ты говоришь? Никакой ты не жалкий. Разве что немножко пострадал и теперь обездвижен. – Флоренс улыбнулась. – Но с этого момента я буду приглядывать за тобой, и ты скоро поправишься. А мистер Уэст поможет мне заботиться о тебе.

– О да, – протянул Фред и стал еще мрачнее. – Мистер Уэст... он и так заботится обо мне сверх меры. Друг семьи, мой друг...

Флоренс казалось поведение жениха все более странным, но прежде чем она успела спросить, что его заботит, он стряхнул наваждение и прижал ее ладонь к губам, а затем поцеловал каждый пальчик. Конечно, у нее не «встали дыбом все волоски на шее», но так ли это обязательно? Она всего лишь чувствительная дочь викария, а не прирожденная плутовка и жизнерадостная девчонка, как Мэри Вэнс.

Она будет счастлива с Фредом. И этого достаточно.

И как только Флоренс сказала себе это, тяжелый камень, лежавший на сердце, разросся и заполнил собой все ее существо.

Найджела в кабинете не было, вероятно, он снова был у Фреда. Эдвард собирался посмотреть с ним последнюю почту. Хотя это дело не было столь необходимым, он разозлился из-за того, что не застал управляющего на месте. Необходимо было полностью погрузиться в работу, чтобы выкинуть из головы мысли о Флоренс.

Он думал о ней не переставая. С момента того разговора на скамейке прошло уже много дней, а он все никак не мог собраться с мыслями. Казалось, все его существо распалось на сотни мелких осколков, и каждый из них тянулся к Флоренс, как железные опилки к магниту. Почему он тогда так разоткровенничался? Ведь никогда ни с кем он не обсуждал отца, даже с братом. Шок от пережитого потрясения? Или просто пара сочувствующих ушей, так вовремя подвернувшихся для созревшего признания?

Пара изящных ушек Флоренс. Конечно, он знал, что Флоренс милая и добрая девушка, но после ее мудрых слов он не находил себе места. До сих пор ему казалось, что он все еще чувствует ее нежное прикосновение на щеке, похожее на ласковый поцелуй. Она стала для него наваждением, горячкой, завладевшей его телом и не желавшей отпустить его.

Дьявол шептал на ухо: «Ты небезразличен ей, Эдвард, ты, и только ты можешь дать ей настоящее счастье. Что Фредди! Забудь о нем и думай о себе! Твоя любовь к Флоренс оправдает твой эгоизм!»

Взбешенный собственным бессилием, граф с размаху стукнул кулаком по стене. Служанка, которая вышла из-за угла и направлялась в обеденную комнату для прислуги, вскрикнула от неожиданности и чуть не выронила поднос.

– Я не ужасный монстр, не надо так пугаться, – пробормотал Эдвард раздраженно и виновато одновременно, поправляя поехавшие вбок тарелки.

– Нет-нет, – забормотала девушка, отступая назад и закатывая глаза от ужаса. – Конечно, нет... вовсе не монстр...

Проклятие, подумал Эдвард, когда служанка скрылась в конце коридора, и побарабанил пальцами по дверной притолоке. Ничто не приносило облегчения. Граф Грейстоу мог получить любую женщину от Ланкашира до Лондона, мог утолять свою жажду день за днем, но она становилась все сильнее и непреодолимее.

Эдварду была нужна только одна женщина, но получить ее он не мог.

Ему хотелось запереть Флоренс в своей спальне, привязать к кровати и не выпускать долго-долго. От заката до рассвета он ласкал бы ее, а она касалась бы его везде, где захочет, возбуждая все сильнее. Ее шелковистые волосы скользили бы по его голой груди, щекоча и гладя. Он приподнимал бы ее бедра, разводил бы колени в стороны, и раз за разом она принадлежала бы только ему. И эти полные груди, и длинные ноги, и рот, сладкий и манящий, – вся она.

Если бы только она могла принадлежать ему!

Острые осколки, на которые разлетелась его душа, кололи и мучили, причиняя почти физическую боль. Эдвард прислонился спиной к стене, пытаясь унять лихорадку.

Склонив голову, он заметил несколько пар обуви, начищенной и ждущей, пока се отнесут хозяевам. Темные мужские ботинки, громоздкие, но не лишенные изящества туфли герцогини и маленькие, изящные туфельки Флоренс. Крохотные, словно детские.

Повинуясь внезапному порыву, граф поднял одну туфельку. Кожа была почти новой, хотя обувь была уже ношеной. Плоский каблучок, изящная застежка – Эдвард провел пальцем вдоль подошвы. Память услужливо подкинула картину, увиденную им через глазок в доме портнихи: Флоренс в одних панталончиках и сорочке, пряди, выпавшие из прически, и обнаженные ножки с маленькими пальчиками. Пальчиками, которые хочется целовать и ласкать языком.

Тихий стон, который он издал, привел его в чувство. Эдвард выронил туфельку, словно горящий уголек. Да он извращенец, если даже обувь вызывает у него такие сильные эмоции!

Он закрыл глаза и сжал руки в кулаки. Так можно запросто сойти с ума. Это должно прекратиться! Хотя бы на день, хотя бы на час, молил он.

Но безжалостное небо было глухо к его мольбам.

Что ж, думал граф, шагая к конюшне, меня может спасти изнурительная скачка на Самсоне.

В помещении не было ни единого человека – в этот час у слуг был обед. Сегодня это оказалось как нельзя кстати. Для того чтобы оседлать Самсона, графу не требовалась помощь грума. И даже если бы требовалась, Эдвард не стал бы ни к кому обращаться. Его состояние было близким к помешательству, сердце билось так сильно, словно пыталось пробить грудную клетку, все тело казалось наэлектризованным.

Безумец!

Самсон коротко заржал, заслышав его шаги. К разочарованию Эдварда, черный жеребец был в стойле не один.

– Мисс Вэнс, – с сожалением произнес Эдвард.

Девушка, обернувшись, улыбнулась. От графа не укрылось то, что улыбка вышла натянутой. Интересно, размышлял он, сколь сильно мое лицо выдает гнев от ее присутствия? Эдвард постарался надеть привычную вежливую маску.

Мэри нервно вытянула руки почти на армейский манер. На ней были все те же узкие бриджи. Эдвард не раз задавался вопросом, как горничная может позволять своей хозяйке надевать подобный наряд. Впрочем, та была такой старой, что слабое зрение могло подводить ее. Скорее же всего горничная и вовсе не знала, что носит ее госпожа.

– Вы снова забыли мое имя? – спросила она. Лицо ее было очень серьезным. – Вот для меня вы Эдвард, а не граф.

Не зная, что ответить, он предпочел сменить тему.

– Собирались на верховую прогулку? – спросил граф. Про себя он решил, что ни за что не составит мисс Вэнс компанию. Не то чтобы она не нравилась ему – скорее, наоборот. Но ее напористость и откровенность смущали его, потому что Мэри была почти ребенком, пусть и испорченным. Она любила играть с огнем, и эта опасная привычка скорее раздражала его, чем забавляла.

Тем более сейчас, когда Эдварду так требовалось одиночество.

– Я не отказалась бы немного... верхом. – Мэри пыталась флиртовать, но в этот раз стыдливый румянец залил ее лицо, скрывая под собой веснушки. – А вы?

Думая о своем, Эдвард не сразу понял подтекст, и только когда Мэри сделала шажок к нему и обвила руками его шею, чуть отшатнулся. Девушка потянулась к нему губами, одновременно расстегивая рубашку. Не прошло и секунды, как она уже водила пальцами по волоскам на его груди. Эдвард еще не успел возразить, как его тело откликнулось на прикосновение: слишком долгое воздержание, попытки обуздать себя привели к тому, что волна возбуждения пробудила каждую клеточку его тела, не слушая голоса разума.

– О, – шептала Мэри, прижимаясь к широкой груди. – Я даже представить себе не могла, что ты такой... такой огромный и сильный! Ты похож на молодого греческого бога, Эдвард.

Даже звук собственного имени не разрушил опьянения, владевшего графом. В какую-то секунду он попытался отстраниться, но Мэри обхватила руками его талию и стала тереться о его бедра, как кошка. Эдварда окатила такая волна жара, что потемнело в глазах. Девушка уткнулась носом ему плечо, в то время как соски на ее маленьких грудях терлись сквозь тонкую ткань рубашки Мэри о его грудь и живот.

– Мисс Вэнс, – тихо предупредил ее Эдвард. – Мэри, остановись, пока не поздно.

– Я знаю, что не слишком красива для тебя. – Она отчаянно покусывала его в разных местах, усиливая лихорадку. – И не слишком опытна, как женщины, которых ты предпочитаешь. Но я... – Она опустилась на колени, целуя уже его живот и спускаясь все ниже. – Я могу сделать все, что ты пожелаешь. Позволь мне...

Эти слова словно плеснули виски в огонь, бушевавший в крови Эдварда. Он чуть не застонал, когда она коснулась руками его восставшей плоти. Где столь юное создание, как Мэри Вэнс, могло научиться быть настолько откровенным и испорченным?

– Я ведь нравлюсь тебе, я знаю, – шептала девушка, лаская его.

И в этот же момент он опомнился.

– Верно, нравишься, – подтвердил Эдвард почти спокойным тоном и перехватил руки Мэри. – Но это не значит, что я хочу спать с тобой.

– Твое тело говорит другое. – Мэри ткнулась носом и губами между его ног, поскольку руки ее были в плену тисков.

Эдвард усмехнулся и чуть отодвинул бедра.

– Что ж, это верно. Я хочу тебя. Но ты слишком молода для меня. А твое благородное происхождение не позволяет мне сделать то, чего ты добиваешься.

– Все дело в том, что у меня не слишком пышные формы, да? – почти по-детски спросила Мэри, и в ее голосе граф расслышал обиду. – Ты не хочешь видеть меня голой, да?

– Боже всемилостивый! – Эдвард закатил глаза, но улыбнулся. Затем он поднял Мэри на ноги. – Мне не нравятся пышные формы, и я нахожу твою фигуру вполне привлекательной. Думаю, многие мужчины, включая меня, многое бы дали, чтобы увидеть тебя без одежды, милая. Но у меня нет ни малейшего желания портить столь юное существо, а затем раскаиваться в совершенном. – Он жестом остановил Мэри, готовую заверить его, что никто не узнает об их романе. – Сохрани этот подарок для того, кто оценит его, Мэри. Пусть это окажется человек, который будет тебя любить. Для него ты будешь самой красивой и желанной, и то, что ты подаришь ему, тоже будет красиво и правильно.

– Ты говоришь сейчас, как мой папочка, – фыркнула Мэри недовольно.

– Вот и отлично. – Эдвард чуть не рассмеялся. – Лучше я останусь для тебя строгим отцом, чем потенциальным любовником.

Уперев руки в бока, Мэри смерила его нахальным взглядом от шеи до пят, задержавшись на развилке ног. Так могла бы посмотреть Имоджин. Сам себе удивляясь, Эдвард почти покраснел.

– Я никогда, слышишь, никогда не смогу думать о тебе как об отце! – упрямо провозгласила девушка.

На сей раз граф не смог удержаться и даже не рассмеялся, а расхохотался. «Нет, – подумал он, – эта девчонка создаст будущему супругу массу проблем!»

Флоренс украдкой пробиралась на конюшню. В руке у нее было зажато ароматное яблоко – угощение для Нитвит. Ей не нужны были свидетели завязывающейся между лошадью и хозяйкой дружбы.

Чмокнув кобылу в теплый влажный нос, девушка протянула ей лакомство. Нитвит раздула ноздри, словно недовольная фамильярностью, затем аккуратно взяла яблоко с ладони Флоренс. Задумчиво прожевав его, она ткнулась мордой в плечо своей наезднице. Тронутая, Флоренс чуть не прослезилась. Она на цыпочках подошла к дверце стойла, чтобы выглянуть наружу и убедиться, что никто не видел этой сцены.

В этот самый момент она и заметила Эдварда и Мэри чуть дальше по коридору. Эти двое обнимаются! И – о Боже! – что они делают?!

Мэри опустилась перед графом на колени. Руки ее ловко задирали его рубашку, тогда как губы скользили по голому животу.

Обнаженному животу Эдварда... с этими широкими кубиками мышц и темной полоской волос, спускавшейся от пупка! Когда рубаха поднялась еще выше, взгляду Флоренс открылась мощная грудная клетка, поросшая мягкими – даже на вид! – волосками, и с маленькими напряженными сосками.

До этого момента Флоренс как-то не задумывалась над тем, что у мужчин тоже есть соски. Нет, конечно, она знала об этом, но никогда их вид – ей же случалось видеть деревенских мальчишек, щеголявших под солнцем в одних шароварах, – никогда их вид не удивлял ее так сильно, как в этот раз. Боже, что за потрясающее зрелище! Такие крохотные на такой широкой груди!

Прижавшись плечом к косяку, Флоренс постаралась унять дрожь и поняла, что ее собственные груди напряглись так, что ткань платья трет соски. Пытаясь подавить всхлип, девушка прижала ладонь к самому горлу. Под пальцами бешено стучал пульс.