Запретный плод

– Тише, – сказал он шепотом и быстро поцеловал оба кулачка.

Его поступок так потряс Флоренс, что она застыла, глядя на него во все глаза, забыв отдернуть руки. Глаза графа лучились весельем и еще чем-то, что можно было принять за нежность, если бы речь шла о другом человеке.

– Позволь мне кое-что тебе пояснить, – произнес он. – Итак, пятьсот человек, верно? И как минимум половина из них – женщины. Причем двадцать процентов окажутся красивее и ярче тебя. Еще столько же будут не так хороши собой, но другим покажутся привлекательными, потому что за них будут сиять их бриллианты и рубины. И поверь мне, многие будут смотреть на эти камни, забывая обо всем. Еще процентов двадцать будут одеты так вызывающе и вычурно, что от них будет сложно оторвать взгляд – особенно мужчинам, как ты понимаешь. И столько же имеют скандальную репутацию и появятся в ореоле слухов и сплетен. Скорее всего тебя тоже будут рассматривать и оценивать, ведь ты красива, а это привлекает взгляды. Но так ли много славы достанется на твою долю?

– Может, человек пятьдесят будут смотреть в вашу сторону, – прикинула Лиззи.

На Флоренс эти подсчеты не произвели особого впечатления.

– Видишь ли... – замялась она, – я умею танцевать только деревенские танцы. То, чему меня учила тетя, я почти не помню. Это была пустая трата времени. Я боюсь опозориться.

Эдвард слегка сжал ее ладони в своих.

– Ты все вспомнишь, поверь мне. Стоит только зазвучать музыке, и все вернется. Так всегда бывает в танцах. Ну же, где та смелая девушка, что очаровала мистера Моубри и даже осмелилась дерзить нашей тетке во время первого визита? Куда подевалась твоя смелость?

– Она вся вышла в ночной горшок, – буркнула Флоренс.

– Э, нет, это был всего лишь ленч, – поправил Эдвард.

– И уж коль он сейчас весь в ночном горшке, значит, нечего опасаться за желудок, – торжествующе заявила горничная.

Флоренс опустила плечи. Она вовсе не стремилась быть сильной и смелой! Сейчас ей больше всего хотелось оказаться слабой и беззащитной и переждать ужасный бал дома. Но, судя по всему, все рассчитывают на нее: и ее Лиз, и герцогиня, и даже этот суровый непонятный человек, сидящий рядом и держащий ее за руки.

– У меня совсем нет выбора? – спросила она жалобно, осторожно высвобождая ладони.

– Похоже на то, – кивнул Эдвард и улыбнулся. Бог знает почему, у него была улыбка победителя.

Флоренс не могла не улыбнуться в ответ.

Глава 4

Пока Флоренс спускалась по витым ступеням, лихорадочный румянец пылал на ее щеках, шее и, казалось, даже на плечах. Эдвард изучающе смотрел на нее снизу, и похоже, он остался доволен увиденным.

– Возможно, – произнес он обычным прохладным тоном, – я немного обманул тебя.

Флоренс не знала, что он имеет в виду. Сейчас она видела только то, какое у него странное лицо. Эдвард никогда не смотрел на нее так, как другие мужчины, – оценивающе и с интересом. Обычно подобные взгляды приводили ее в замешательство и смущали. Сейчас все было точно так же, за исключением того, что внимание графа ей льстило. Это открытие было столь странным, что девушка отнесла подобную реакцию на счет своих взвинченных нервов. Конечно, на самом деле она не желала его внимания! Этот человек был полной противоположностью всему, что она ценила в мужчинах. Он не был нежным и заботливым, и уж точно с ним она не чувствовала себя в безопасности – скорее наоборот. Разумеется, во всем виноваты нервы.

– Обманул меня? – переспросила Флоренс слабым голосом, похожим на мышиный писк.

– Да, – подтвердил Эдвард, взяв ее руку и положив себе на локоть. Рубиновый перстень его отца сверкнул на мизинце. – Боюсь, что ты будешь самой красивой женщиной на балу.

– Довольно пустых разговоров! – скомандовала герцогиня. – Ну-ка, отойди на пару шагов, девочка. Я хочу оценить твой сегодняшний наряд.

Флоренс послушно повертелась перед Ипатией. Она знала, что у нее чудесное платье: атлас нежно-желтого цвета, напоминавшего свежий нарцисс, необыкновенно ей шел. Рукавов не было совсем, только тонкие лямки охватывали плечи. Ткань собиралась под грудью, а подол украшали мелкие розочки кремового цвета из тончайшего шелка. Шею обнимало широкое ожерелье из морского жемчуга, сиявшее мягким матовым цветом. Платье было сильно затянуто на талии, и поэтому Флоренс вынуждена была надеть один из присланных портнихой французских корсетов. Теперь он сдавливал ее талию, словно на ребрах лежали две сильные мужские ладони – ощущение показалось Флоренс странно приятным, когда она подобрала это сравнение. Благодаря корсету ее груди приподнялись так высоко, что, казалось, вот-вот выскочат из декольте на свободу.

Герцогиня довольно улыбнулась и коснулась пальцем колье, обвивавшего шею девушки.

– Оно тебе очень идет, – похвалила она. – Всегда считала безвкусицей надевать на шею молоденьким девушкам ленты, словно они декоративные собачки. Чудесное ожерелье!

– Спасибо за честь, тетя, – присела Флоренс в реверансе. Эти жемчуга герцогиня носила сама, когда была в ее возрасте. – Клянусь, я буду осторожна с вашим подарком.

– Я знаю, что ты будешь осторожна, – улыбнулась Ипатия, и Флоренс уловила странный блеск в ее глазах. Возможно, она вспомнила своего обожаемого герцога, который так рано оставил ее вдовой? Или кого-то, кто был после него? Конечно, Флоренс считала неприличным гадать о романах герцогини, но она понимала, что такая интересная женщина не могла быть обделена мужским вниманием.

Ипатия обернулась к лакею, негромко стукнув тростью.

– Ну, Джон, – приказала она, – проводи господ в экипаж.

– Слушаюсь, ваша милость, – с достоинством кивнул лакей, видимо, крайне гордый тем, что изо дня в день прислуживает такой хозяйке, как герцогиня.

Флоренс вспомнились ее сомнения по поводу опекунши. Во что же она ввязалась? Что будет, если она не оправдает доверия тети Ипатии?

Пока экипаж совершал свой путь по улицам Лондона, сердце Флоренс то успокаивалось, то снова начинало пылать в груди, как раскаленный уголь. Как только они подъехали к особняку Вэнсов и пристроились в хвост длинной очереди повозок, сердце ее ухнуло в желудок, заставив его неприятно сжаться. В окошко девушка могла видеть прибывающих гостей. Боже, какое море дорогого шелка и кисеи, мириады драгоценных камней в ожерельях и браслетах, облака дорогой парфюмерии! Сейчас Флоренс мысленно благодарила мадам Виктуар и герцогиню, настоявших на самых дорогих и модных нарядах. По крайней мере она не будет бросаться в глаза дешевой одежкой!

Когда экипаж поравнялся с подъездом, Эдвард соскочил с подножки и помог девушке выбраться наружу. Он буквально подхватил ее за талию, и его руки – удивительно сильные – сдавили ее крепче, чем тиски французского корсета. Казалось, в руках графа Флоренс весила не больше пушинки. Опустив ее на тротуар, Эдвард случайно перехватил ее потрясенный взгляд. Его глаза на секунду вспыхнули, став ярче и глубже, и он резко отвернулся.

– Подвинься немного, – бросил граф, помогая спуститься герцогине.

Втроем они направились к ступеням подъезда. Взволнованная и испуганная, Флоренс рассматривала особняк. На ее неискушенный взгляд, это был настоящий дворец. Пара витых светильников у входа в виде бронзовых нимф, державших в руках светящиеся газовые шары, поразила ее до глубины души. Она так таращила глаза в удивлении, что не расслышала, как дворецкий в ливрее огласил имена прибывших. На нимфах не было почти никакой одежды, за исключением изящных отрезов ткани, раздуваемых ветром и открывавших самые интимные части. Полные груди с маленькими сосками смотрели вперед вызывающе и бесстыдно. Казалось, нимфам нет никакого дела до тех, кто видит их обнаженные тела, и Флоренс на мгновение захотелось дотронуться до бронзовой кожи.

Удивленная собственным желанием, девушка поняла, что с радостью поменялась бы ролями с чудесными скульптурами, которые не могут испытывать стеснения и страха на виду у сотен людей. Она коснулась бедра одной из нимф и удивилась тому, что оно оказалось таким холодным.

– Флоренс, – окликнула ее герцогиня. Смутившись, девушка заспешила за Ипатией. О чем это она думала только что! Нет никаких сомнений, что от страха перед балом у нее помутился рассудок!

Дом Вэнсов напугал и потряс ее не меньше, чем железнодорожный вокзал Лондона, где она чуть не заблудилась в толпе. Особняк в Найтсбридже, архитектором которого был сам Роберт Адам, был оформлен в классическом стиле. Мраморные колонны, позолота и мозаичные окна под лепными высокими потолками внушали трепет и невольное восхищение. Пока прислуга провожала ее в женскую уборную, Флоренс рассматривала картины на стенах – ничуть не хуже тех, что выставлялись в Академии искусств.

Уборная, в которой дамы могли снять накидки и поправить прически, оказалась просторной светлой комнатой со множеством зеркал, перед которыми крутились и щебетали женщины. Горничная помогла Флоренс найти местечко в уголке, где можно было посидеть в одиночестве и прийти в себя. Скрытая от других перегородкой из живых растений, девушка коснулась мясистого листа фикуса. Какое счастье, что в этом огромном доме есть место, где можно перевести дух!

Она говорила себе, что все получится, что ей необходимо собраться с мыслями и принять этот вечер как неизбежное зло. Хотя почему зло? Разве не она сама хотела найти себе обеспеченного доброго мужа? Как только она встретит достойного джентльмена и выйдет за него, то сможет сполна отплатить герцогине за ее заботу. И как, интересно, ей это удастся, если она проторчит в углу весь бал?

Она почти уже убедила себя в том, что пора выйти из укрытия и присоединиться к гостям, как за зеленой изгородью мелькнули три юные леди, остановившиеся поболтать. Скрытая цветочной стеной, Флоренс осталась незамеченной. Две девушки были одеты в голубые кисейные платья немного разного оттенка, и Флоренс узнала в них сестер Уэйнрайт. Они стояли так близко, что осторожно выскользнуть из уголка не представлялось возможным. Придется подождать, пока юные сплетницы уйдут. Мысленно Флоренс обозвала себя трусихой, но так и не сдвинулась с места.

– Говорят, он очарован ею! – хмыкнула недоверчиво одна из сестер. Грета, так, кажется, ее звали. А младшую Минна.

Обе девушки были молоды и красивы, с сияющими глазами и чудесными волосами, аккуратно уложенными в прическу, оставлявшую свободными несколько локонов, послушно спускавшихся по шее к плечам. Как Лиззи ни билась, добиться такого же послушания от густых волос Флоренс она не смогла. Весь вид сестер Уэйнрайт говорил о том, что они знают свое место в обществе и на этом балу, поэтому они томно закатывали глаза, щебеча, и всплескивали руками. Если тетя Ипатия действительно желала, чтобы ее воспитанница затмила их собой, то она просчиталась.

– Уверена, что речь не идет ни о каких чувствах! – заявила третья девушка, которую Флоренс так и не узнала. – Все же знают, что он просто рожден для флирта. Здесь та же история! Скорее всего он просто согласился вывести в свет «драгоценную кузину».

– Может, ты и права, – произнесла мисс Минна холодным, хищным тоном. – Зато второй кузен даже на это не согласился, уверяю вас. Мы с сестрой видели, как он резко прикрикнул на нее, потому что она не смогла справиться с лошадью. Он ускакал так быстро, словно бежал от чумы, а эта безнадежная дурочка разревелась – представляете! – прямо в парке.

Господи Боже, да они обсуждают ее и Эдварда! Она приподнялась со скамьи и снова села, так и не решившись выйти, сгорая от стыда. Какое счастье, что эти сплетницы так увлечены перемыванием ее косточек, что ничего не замечают вокруг! Как раз сейчас третья девушка что-то жарко шепчет Минне прямо в ухо. И как гадко она хихикает при этом! У младшей сестры Греты даже локоны задрожали от раздражения.

– А вот это уже настоящая чушь! – хмыкнула она. – Фредди Бербрук просто легко увлекается. Об этом знают все девушки нашего круга. В любом случае не вижу причины обсуждать подобное ничтожество, как эта простушка! Да если бы ее не приняла под свое крылышко эта старая высохшая драконша, ее бы вообще никто не заметил!

– Почему же! Она привлекательная, – вставила Грета с неудовольствием. Саму себя она, похоже, считала эталоном красоты.

– Н-да, как молодая молочница с румяными щеками! – поставила точку Минна. – Да кто поверит, что она не нарисовала себе эти щеки перед балом! Наверняка на деле она бледная немочь!

Если бы три девушки могли видеть Флоренс в этот момент, они бы сразу убедились в обратном: ее румянец был самым что ни на есть настоящим, даже уши стали малиновыми от стыда и бессильного гнева. Она с облегчением заметила, как трио движется к двери, ведущей из уборной в гостиную. И как заключительный аккорд прозвучала реплика Греты:

– Этакий животный магнетизм. Свеженькая, как дичь, на которую нацелился хищник. Мужчины любят таких... вы понимаете, в каком смысле. На большее она не годится!

Флоренс прижала пальцы к пылающим щекам. Неужели люди могут быть такими злыми? И что им за дело до нее?

Низковатый мелодичный смех прервал ход ее мыслей. Флоренс подняла взгляд. Худенькая девушка со светлыми волосами и мелкими веснушками на носу и щеках весело смотрела на нее. Веснушки были такими задорными, разбегаясь по ее лицу, словно играли на нем в увлекательную игру.

– По ужасу, который выдает твоя поза, я поняла, что ты и есть печально известная мисс Фэрли? – спросила девушка.

Это были такие простые и искренние слова, что Флоренс невольно рассмеялась. Она поднялась и присела в неглубоком реверансе.

– Да, это я. «Молодая молочница с румяными щеками».

– А я Мередит Вэнс, «невоспитанная дочь хозяина дома и самая аппетитная дебютантка сезона», – заявила девушка в тон Флоренс и протянула ей руку для вполне мужского приветствия. – Мне кажется, сейчас самое время объединиться и пройтись по залам, чтобы показать этим драным кошкам, что «молодая молочница» и «аппетитная дебютантка» еще отобьют у них всех женихов!

Флоренс не встречала мисс Вэнс раньше, но слышала, что она не только дочь хозяина особняка Найтсбридж, но и наследница герцогского титула. Такой приятный и могущественный союзник ей точно пригодится.

– Почту за честь составить вам компанию, мисс Вэнс, – улыбнулась Флоренс.

– О, зови меня Мэри, – предложила та, сморщив нос, отчего веснушки смешно собрались в кучку. – Все мои друзья зовут меня так, а мне кажется, мы подружимся.

У Флоренс перехватило дыхание. С тех самых пор, как она покинула свою деревеньку, никто не предлагал ей свою дружбу как ровне, да она и не ждала ничего подобного. Впрочем, и в Кезике ее друзьями были пожилые леди, знакомые приходского священника, которым было все равно, с кем общаться.

Но предложение мисс Вэнс означало также, что Флоренс придется покинуть надежный, скрытый от глаз уголок, в котором она пряталась. С другой стороны, не сидеть же ей там до конца бала!

– Сейчас я представлю тебя своим братьям, они не дадут тебе скучать, – сказала Мэри и, подхватив Флоренс под локоть, повлекла ее прочь из уборной.

Флоренс не знала, как отнестись к этому заявлению. Но скучать ей и вправду немного надоело.

Эдвард прислонился плечом к стене, не отрывая взгляда от Флоренс. В руке он держал бокал с пуншем, ежеминутно отпивая из него. У мисс Фэрли не было отбоя от поклонников. Она постоянно танцевала, и, хотя она оказалась права в том, что танцует не слишком хорошо, ее партнеров это совершенно не смущало. Они, все как один, смотрели на нее наивными щенячьими глазами и что-то говорили в надежде, что она все же поднимет на них глаза. Даже пожилые джентльмены пытались развеселить Флоренс, захваченные ее красотой и молодостью. Но пока это никому не удавалось.

Преуспел только Фредди. Он появился намного позже других, рассыпавшись в извинениях, и незамедлительно увлек Флоренс в середину зала на вальс. Прошло не более полминуты, как она уже смеялась над его шутками и что-то говорила в ответ. Ее ослепительная улыбка, открывавшая жемчужные зубки, и радовала, и беспокоила Эдварда. Они так хорошо смотрелись с Фредом! Даже когда он подвел ее к своим друзьям, она тотчас увлеклась разговором, ничуть не смущаясь. Стоило Фредди только появиться в зале, как от ее страха не осталось и следа! Похоже, теперь помощь графа ей совсем не требовалась, и это его злило.

Он запустил руки в карманы, угрюмо глядя на танцующих. Не стоит так таращиться на нее! Он только распаляет себя. Но разве можно не смотреть на нее, такую живую и яркую, такую удивительно естественную? Сейчас с ней Питер Вэнс танцует какую-то веселую польку, и ему наплевать на то, что Флоренс порой наступает ему на ногу и сбивается с ритма. Ее не слишком изящные движения очаровывали графа больше, чем если бы она оказалась прирожденной танцовщицей. Ее юбки в очередной раз обвили ноги Питера, и она взглянула на них, опасаясь, что запутается. То, как она наклонила при этом голову, заставило Эдварда затрепетать. Господи, как удивительно порозовели ее щеки, когда Вэнс шепнул ей на ухо слова утешения. Графу тотчас захотелось оттолкнуть его от Флоренс.

Эдвард стиснул зубы. Что он за идиот! Полный дурак! Наваждение, которым стала для него эта девушка, было просто безумием. Оно только мешает и ему, и брату, и самой Флоренс.

– Говорят, вы сделали ей строгий выговор, – раздался озорной, какой-то мальчишеский голос за его спиной.

От неожиданности Эдвард чуть не столкнул бокал с пуншем, стоявший на полочке, и обернулся. Ему пришлось опустить глаза, чтобы увидеть обладательницу задорного голоса. А, младшая дочь Вэнса! Граф встречал ее раньше в одной из известных лондонских конюшен, где она выбирала себе кобылу. Насколько он помнил, девушка была без ума от лошадей.

– Мисс Вэнс, – учтиво сказал он, кивнув головой. – Прошу прощения, что не сразу заметил ваше появление.

Она махнула у него перед лицом кружевным веером, напомнив своей фамильярной манерой Ипатию, и недовольно оборвала его:

– Вы что, не слышали меня? Гости говорят, что Флоренс Фэрли вам активно не нравится.

– Вы знакомы с Флоренс? – Его позабавило выражение «активно не нравится».

– О да, – призналась девушка. – Я предложила дружбу вашей кузине, едва только услышала, как эти ведьмы Уэйнрайт говорят о ней разные колкости. Бедняжка стала алой, как маков цвет, узнав, какого они о ней мнения.

Эдвард выпрямил спину. Кто-то посмел обидеть Флоренс? Кто-то осмелился обидеть Флоренс?!

– Ведьмы Уэйнрайт? – переспросил он, с трудом сдерживая гнев.

Его голос, в котором Мэри отчетливо услышала нотки глухого бешенства, позабавил се, и она рассмеялась.

– Те самые ведьмы, чья мамаша давно мечтает заполучить для одной из них ваш титул и состояние.

– Ах эти, – брезгливо ответил Эдвард. – Грета и Минна.

– Да, эти. Кстати, если вы не соизволите пригласить мисс Фэрли хотя бы на один танец, то они повсюду разнесут весть о том, что вы ненавидите вашу кузину. – Ее глаза чуть сузились и пытливо уставились в лицо графу. – Ведь это не так? Мне неприятна даже мысль, что такую девушку, как Флоренс, можно ненавидеть. Она чудесная и очень подходит вашему брату. Вы поступите жестоко, если проигнорируете мои слова, и это сильно ухудшит мое мнение о вас, граф.

Эдвард весьма удивился, что эта девушка вообще имеет какое-то мнение на его счет, но промолчал. Мисс Вэнс, похоже, и не ждала от него никакого ответа, потому что схватила обе его руки своими маленькими ладошками и потащила за собой на середину зала. От удивления граф только приподнял брови. Удивительно бесцеремонная девушка! И такая настойчивая!

– Мы будем танцевать рядом с ней, – пояснила Мэри, вытягивая вверх руки, чтобы высокому графу было удобнее с ней танцевать. – Сейчас с Флоренс танцует мой брат Питер, а это уже третий их танец. Еще немного, и моя мать решит, что он ею увлекся. Поэтому, когда мы приблизимся, он уступит ее вам.

Эдвард ожидал, что эта юная девушка, такая порывистая и несдержанная, едва ли сможет сделать несколько нужных па, но ошибся. Оказалось, что мисс Вэнс чудесно танцует, хотя и несколько более энергично, чем следовало.

Ему даже показалось, что это она ведет танец, а не он.

Весь мир Флоренс замкнулся на одном человеке, стоявшем напротив. Эдвард. Высокий. Сильный. С яркими синими глазами и красивым изгибом рта. Питер Вэнс словно растворился, хотя всего лишь отступил на шаг, предоставляя ее графу. Девушка видела только его и пугалась своих ощущений.

– Э... – пробормотала она, догадываясь, как глупо это звучит. – Эдвард.

– Флоренс, – невозмутимо сказал граф, поклонившись ей. Когда он выпрямился, девушка снова подивилась ширине его плеч и росту. – Могу я пригласить тебя на танец?

Она удивленно моргнула.

– Меня? Ты хочешь пригласить меня на танец?

Граф недовольно хмыкнул, так мрачно, как всегда, и это вернуло Флоренс на землю.

– Да, я хочу танцевать с тобой. Или ты возражаешь, кузина?

– О нет, – забормотала смущенная Флоренс. – Почту за честь.

– Вот и отлично.

И словно специально оркестр заиграл вальс. По коже Флоренс пробежала волна мурашек, когда Эдвард притянул ее к себе решительным жестом. Каким-то внутренним чутьем она поняла, что этот вальс будет совсем другим, чем с Фредом. Граф вел се безупречно, словно всю жизнь провел в танце, и это внушало ощущение надежности, но рука, лежавшая на талии, так смущала ее, что девушка приподнималась на цыпочки.

– Перестань сверлить глазами носы моих туфель, – прошептал Эдвард. При этом его щека чуть коснулась ее щеки, и кровь странно побежала быстрее, бурля и клокоча.

– Ты божественно танцуешь, – шепнула Флоренс в ответ. – Как никто другой.

Эдвард так рассмеялся, что девушка даже зажмурилась на мгновение. Какой удивительный смех! Она всего дважды слышала, как он смеется, и, наверное, ей очень посчастливилось. Как зачарованная она смотрела в глаза графу. Его рука, лежавшая на ее талии, чуть сжалась, и неожиданно Флоренс оказалась прижавшейся к груди Эдварда. Так было даже лучше – удобнее и надежнее, и она совсем перестала следить за своим шагом. Все получалось как-то само собой. Его ноги, сильные и длинные, обласканные тканью ее юбок, иногда прижимались к ее ногам, и от этого у нее пресекалось дыхание.

– Мне кажется, я парю, – улыбнулась она.

Эдвард был весьма доволен тем, что не только его брат может заставить Флоренс улыбнуться.

– Это вальс. Именно таким он был задуман.

И Эдвард закружил ее еще быстрее. Остальные пары расступались, давая им место, и Флоренс стало казаться, что она летит над волнами, которые плещутся и танцуют у ее ног. Девушка прижалась к груди графа и прикрыла глаза.

– Ты похожа на цветок майской розы, – прошептал Эдвард ей на ухо и притянул к себе еще ближе. У него были обжигающие ладони и сильная широкая грудь, поднимавшаяся при каждом вздохе. От его дыхания легкий локон, выбившийся из прически Флоренс, чуть подлетал и опадал. От волшебных звуков музыки шумело в голове. Каждое движение вызывало странные, ни на что не похожие ощущения – словно ожидание чего-то нового и незнакомого. Чего она ждет? Что граф прошепчет ее имя? Что прижмет еще крепче, так, что прервется дыхание? Его большие руки сжимали ее талию, и ей хотелось закричать: «Да, да, обними меня!» Поймав себя на таких мыслях, Флоренс залилась таким румянцем, что краска бросилась ей не только на щеки и шею, но, кажется, даже в глаза, расплывшись багрово-черными кругами. Внезапно она пошатнулась. Граф едва успел поймать ее прежде, чем она упала.

– Боже, – постаралась выговорить Флоренс как можно бодрее, но голос был глухим и чужим. – Кажется, от всех эти поворотов у меня закружилась голова.

Впервые мрачное выражение Эдварда носило следы озабоченности. Он очень бережно обнял ее за талию и повлек прочь из зала.

– Давай-ка выйдем наружу. Тебе необходим глоток свежего воздуха. – На ее слабые попытки возразить он не обратил ни малейшего внимания.

Они прошли через гостиную, затем по узкому коридору мимо других комнат в оранжерею, причем Эдвард практически тащил Флоренс за руку. Оранжерея располагалась в восточном крыле, и здесь было тихо и безлюдно. Диковинные растения увивали стены и даже потолок, свешиваясь с резных балок длинными плетьми. Кадки с пальмами и клумбы с цветами наверняка чудесно выглядели днем, когда сквозь огромное витражное окно были залиты солнечным светом. Сейчас же, когда горели лишь несколько тусклых фонариков, Флоренс казалось, что она попала в тропический лес.

Эдвард потянул ее за собой мимо теплицы с разноцветными лилиями, источавшими приторный аромат, вдоль короткой аллеи апельсиновых деревьев с узкими темными листьями и лужайки, заросшей стрельчатыми папоротниками, пока они не оказались в небольшой беседке, увитой декоративной розой.

– Отдохни здесь. – Граф усадил девушку на удобную деревянную скамеечку с железными ножками. Здесь были полумрак и прохлада, воздух был напоен ароматом роз. – Откинься на спинку и дыши поглубже. – К ее удивлению, он присел рядом и взял ее за руку. – Лиз слишком сильно затянула твой корсет, да?

– Господи, нет! – воскликнула Флоренс, удивленно уставившись на него. – Тетя Ипатия следила за тем, как она меня одевает. Она сказала, что это не слишком туго. Я думаю, все дело в танцах и во всех этих переживаниях. Мы чудесно танцевали, но в какой-то момент мне стало невероятно жарко и как-то... странно.

Брови Эдварда нахмурились, отчего глаза стали темнее. Выражение его лица было озадаченным.

– Значит, тебе стало жарко. И странно.

– Ну да, – кивнула Флоренс, боясь смотреть в его странное лицо и потому с преувеличенным вниманием рассматривая бутон белой розы, оплетавшей беседку. – Просто ужасающе жарко. И при этом странная дрожь по коже. Как ты думаешь, я не больна?

Она с надеждой взглянула на Эдварда. Нет, конечно, этот бал оказался не таким уж страшным, она даже пользовалась успехом. Но все равно она предпочла бы отправиться домой.

– Думаю, ты не больна, – усмехнулся Эдвард и неожиданно коснулся ее щеки тыльной стороной ладони. Флоренс чуть заметно вздрогнула.

– Смотри, опять то же самое. Настоящая дрожь. Отчего?

– Флоренс! – Его рот изогнулся в усмешке. – Я ни за что не поверю, что ты настолько-наивна.

– Ну, я... – Она замялась, заметив его улыбку. – Я, конечно, встречала разных мужчин. Но ни один из них не действовал на меня таким странным образом. Поэтому я не уверена, что мое состояние связано с... тобой.

– Ни один? – Его голос был вкрадчивым и мягким, тогда как сам он напряженно сверлил ее взглядом. – Значит, никогда прежде ты не испытывала этого жара, охватывающего всю тебя и проникающего в самые интимные уголки твоего тела? И никогда тебе не хотелось застонать, чтобы тебя прижали и шептали на ухо безумные слова?

Граф наклонился ближе, и теперь его губы двигались почти по щеке Флоренс, не касаясь, но обжигая дыханием.

– Эдвард, – пробормотала девушка обеспокоенно. Озноб превратился в настоящую лихорадку. – Ты не собираешься меня целовать, так ведь?

– Ну, разумеется, нет, – усмехнулся граф, и это было похоже на мурлыканье разнежившегося хищника. Но он не отодвинулся: наоборот, губы вдруг коснулись щеки, почти незаметно, но Флоренс чуть не умерла от накатившей волны слабости. – Поверь мне, у меня и в мыслях этого не было. Здравый смысл никогда мне не изменял. Есть еще правила приличия и много других причин. Кроме того, наверняка мой брат не одобрил бы этого.

О чем он говорит? Как еще расценивать то, что он делает, если не как поцелуй. Его губы скользили по ее рту нежно и почти не касаясь, Флоренс чувствовала его дыхание. Она даже положила руки ему на грудь, намереваясь оттолкнуть от себя, но странным образом забыла это сделать, слова и губы Эдварда словно околдовали ее. Льняная рубашка была жесткой и гладкой, и пальцы сами собой стали гладить ткань на груди.

– Вот черт! Останови же меня, Флоренс! – зло пробормотал граф. Почему-то он не ожидал, что зайдет так далеко и что остановиться самому будет так трудно.

– Сделай это сам! – так же резко ответила Флоренс, не переставая гладить ладонями его грудь и даже забираясь пальцами под смокинг.

Но граф не разозлился, как ожидала девушка. Он запрокинул ей лицо, приподняв пальцами подбородок, и сделал то, чего не позволял себе ни один мужчина до него. Его язык коснулся ее нижней губы, словно пробуя на вкус, а затем губы чуть пососали ее. Движение было нежным, но таило странную угрозу, и сердце застучало часто и неровно. Так бьется сердце лисы, загнанной в нору охотничьей собакой. Флоренс чувствовала, что ей не хватает воздуха, и захотелось лизнуть в ответ его язык и губы. Пальцы, не слушаясь доводов разума, гладили крепкие плечи.

Она не должна вести себя так смело, так неправильно. Нельзя отзываться на опасные ласки!

– Позволь мне это сделать, – услышала она сквозь шум в ушах, когда попыталась отстраниться. – Господи, Флоренс, я сойду с ума, если не поцелую тебя.

И снова лихорадочный огонь взметнулся в ее груди, и стало так жарко, как никогда прежде. Теперь она знала причину этой лихорадки: ее влекло к Эдварду, и сопротивляться этому было невозможно. Его губы хранили вкус выпитого пунша, сладкий и грешный.

– Один поцелуй, – шептал дьявол-искуситель, и грубые пальцы нарисовали завиток на ее шее. – Всего один. Он нужен нам обоим. Никто не узнает. Я не позволю, чтобы нас заметили.

Флоренс пыталась думать о тете Ипатии, о том, как ужаснулась бы герцогиня, узнав, что происходит в увитой розами беседке. Она старалась взывать к рассудку, напомнить себе, что искала себе мужа, а не это безумное, дикое чувство, что у мужчины, который увлек ее сюда, черное холодное сердце, что она раздражает его своей провинциальной простотой, но это не мешает ему целовать ее.

Все было тщетно.

– Всего один? – слабо спросила она, проклиная его жестокость и свою податливость.