Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Парижское Танго

ModernLib.Net / Эротика и секс / Холландер Ксавьера / Парижское Танго - Чтение (стр. 7)
Автор: Холландер Ксавьера
Жанры: Эротика и секс,
Эротика

 

 


Спустя несколько недель при выполнении позы «69», которой я его обучила, произошел ужасно неприятный случай. Я показала ему, как надо есть меня, лаская и стимулируя мой клитор пальцами и языком. Любя друг друга таким способом, мы оба очень сильно возбуждались и буквально зверели, и хотя Бибби был довольно осторожен, не кусал и не причинял мне боли, я настолько поддалась страсти, что укусила его член до крови.

В тот же день Бибби сходил к семейному врачу, который с улыбкой сказал, что я почти сделала ему обрезание. Доктор перебинтовал член, приложил мази и рекомендовал холодные компрессы.

Когда Бибби поправился, мы снова, правда, осторожно начали заниматься любовью. Однако, это было больше, чем траханье и вылизывание, которыми я занималась с Феликсом и могла бы заниматься с Бибби или любым другим мужчиной. Здесь было более глубокое чувство… любовь.

Бибби и я стали неразлучны… днем в офисе, вечером в кафе, на концертах, в театре, в парках, а в конце недели — в его комнате.

Иногда мы даже ухитрялись устраивать ночь любви на неделе, но чаще всего любовные встречи приходились на уик-энд. И можете себе представить, насколько взрывными были наши секс-встречи, когда мы давали выход любви и плотскому вожделению, накопившимся за неделю, проведенную в воздержании.

Одно время мы увлеклись театром; сама идея лицедейства и сопровождающая его возбуждающая обстановка заинтриговали меня. К счастью, мне удалось пристроиться к одной из американских кабаре-групп, которая тем летом выступала в Амстердаме. Несколько вечеров в неделю я работала там девушкой на побегушках и объявляла номера, одетая в национальный голландский костюм (включая деревянные башмаки!). Тогда я действительно чувствовала, будто являюсь частью труппы, и это было настолько восхитительно, что вскоре я вступила в еще одну театральную компанию. Там мне пришлось заниматься различного рода мелкой театральной работой, включая гримировку, что мне очень нравилось, и в конце концов я стала даже писать небольшие комедийные скетчи для шоу.

Бибби, бывало, с горделивым видом сидел в зале во время представлений или же просто встречал меня у входа на сцену, всегда с любовью подбадривая меня.

Мы дружили уже около года, и Бибби начинал проявлять все более и более серьезные намерения касательно наших отношений, что как-то пугало меня. Я знала, что еще не готова к пожизненному заключению.

Это было примерно в то время, когда моего отца хватил первый удар. Бибби страдал почти, как и я, от потери общения с моим отцом. Он сильно привязался к нему, испытывал почти сыновние чувства, и изо дня в день, из месяца в месяц ходил навещать отца и катать его в коляске. В жару и в холод, в дождь и в снег Бибби с такой преданностью относился к нему, что временами я, хотя это нелогично и глупо, чувствовала себя заброшенной.

И все же это было прекрасное, беззаботное и счастливое время, я была молода и любила Бибби. Когда я слышу музыку Чайковского, Баха, Брамса или Шопена, эти прекрасные часы всплывают предо мной и я могу разрыдаться, вспоминая, каким добрым, преданным и верным по отношению ко мне был Бибби, как сильно меня любил.

Но все хорошо кончается только в сказках. Бибби был очень чувствителен и слишком легко раним. В результате это начало меня раздражать. Я стала ощущать почти то же, что и в конце моего романа с Феликсом. Однако в то время как Феликс вел себя слишком по-мальчишески, Бибби был излишне серьезен.

Бибби всегда выступал как истинный джентльмен. Сомневаюсь, что у него когда-нибудь были голубые джинсы. Даже по уик-эндам он надевал рубашку, галстук и пиджак или же костюм с жилеткой. Я отдавала должное его изысканности, но иногда мне хотелось встряхнуть его и заставить вести себя по-юношески, быть для разнообразия менее чопорным.

Итак, он продолжал оставаться идеальным джентльменом с безукоризненно подобранной одеждой, чистюлей, всегда добрым и внимательным по отношению к своей матери и братьям и любящим меня, а я чувствовала возраставшую подавленность. В его мире я не могла совершить какой-нибудь неправильный поступок. Он водрузил меня на пьедестал, а мне там не хватало воздуха. Он не давал возможности расслабиться. Я должна была обещать выйти замуж за него, а я еще не была готова к оседлому образу жизни.

Хотя я и не хотела быть разрушительницей нашего счастья, я вскоре поняла, что наши отношения угасают. Однажды под влиянием настроения я заявила:

— Думаю, что поеду в Америку, Бибби. Я решила, что на сегодняшний день между нами все кончено.

Он ничего не сказал. Он побледнел. Затем сел на свою «Веспу» и поехал домой.

В два часа ночи мне позвонил его старший брат.

— Бибби чуть не погиб в аварии. Ночью в темноте он врезался на мотороллере в дерево. Чтобы поправиться, ему придется провести в больнице несколько недель.

Узнав об аварии, я чувствовала себя отвратительно. Я знала, что он не заслуживает такого расставания со мной. И, что было еще хуже, пока Бибби лежал в больнице, я спуталась с сильным властным мужчиной, которого звали Питер. У него была комната в городе, и вскоре мы уже регулярно трахались. Кроме того, я ушла из кофейной фирмы.

Бибби поправился, и я снова стала его девушкой, хотя все чаще и чаще встречалась с Питером, и делала вид, будто продолжаю любить Бибби, что в какой-то степени было правдой. Но я уже разрушила все его надежды с женитьбой. Я просто не была женщиной, удел которой тихая спокойная жизнь на окраине города в окружении соседок, сплетничающих о погоде. Из нашего общения исчезло чувство возбуждения, радости, ощущение молодости; общей осталась только привязанность к музыке и искусству.

После нашего примирения Бибби еще больше привязался ко мне, а я бессознательно причиняла ему боль. Мы с Питером продолжали трахаться и вылизывать друг друга досуха чуть ли не каждый день, как это делают монашки в своих кельях по ночам. Бибби же был в Буссуме со своей матушкой и братьями.

Я все еще не рассказала Бибби о существовании Питера.

Однажды Питер и я, обнявшись, гуляли по набережной. Я забыла, что наступил час ленча, и мы прохаживаемся поблизости от конторы Бибби, который также мог выйти на прогулку. Когда я его увидела, было уже поздно. Он заметил нас и изменился в лице. Мне ничего не оставалось делать, как познакомить обоих моих любовников.

Питер пожал Бибби руку и вопросительно взглянул на меня. Бибби сник от крепкого рукопожатия, извинился и сказал, что ему нужно срочно уйти, а затем со слезами на глазах попросил позвонить ему попозже. Я позвонила, и мы договорились встретиться вечером. Подразумевалось, что это будет наша прощальная встреча.

Мы встретились в доме его дядюшки в Амстердаме, потому что мне не хотелось ехать в Буссум. В нашем распоряжении была тихая комната на шестом этаже. Стоял теплый, спокойный вечер, и окно, выходящее на улицу, было открыто.

Бибби стоял у окна. Он тихо плакал, когда я ему говорила, что наша связь практически кончилась. Неожиданно он бросился к окну. Я схватила его за пиджак, но он высвободился. Одной ногой он влез на подоконник и почти полностью свесился наружу.

— Бибби, пожалуйста, не делай этого, — умоляла я, — не делай глупостей.

— Мне незачем жить, — хныкал он. — Я потерял тебя. Ты женщина моей мечты. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой и матерью моих детей. Но ты отвергла меня. Для чего же мне жить?

— Бибби, — сказала я, — я не достойна этого, не достойна, чтобы ты умер из-за меня.

Сейчас уже рыдали мы оба. Я просила его простить меня за ту боль, которую причинила ему.

— Не в моей натуре причинять боль людям, потому что мне не нравится, когда причиняют боль мне, — объяснила я. — Но хотелось, чтобы хоть иногда ты обращался со мной, как сильный, взрослый мужчина!

Бибби глядел на меня, и в его больших синих глазах стояли слезы. Он походил на побитую собаку. Он наконец-то понял, что наступил конец. Он отвез меня домой, и я не могла уснуть всю ночь. Чудились кошмары. Интуиция подсказала, что в Буссуме не все в порядке. Бибби совершил что-то страшное. Во сне я чувствовала острую боль в запястьях, как будто мне их порезали острой бритвой. Потом приснилась разбрызганная повсюду кровь, и в ужасе я проснулась.

Когда Бибби не позвонил на следующий день, я сказала Питеру, что очень волнуюсь.

— Не звони ему, — велел Питер, — пусть он переживет все это сам.

Через два дня от Бибби все еще не было никаких известий, и я позвонила ему на работу.

— Бибби здесь нет, — сказали мне, — он заболел. Мы не знаем, что с ним, но его не будет довольно долго.

Я продолжала волноваться. Наконец я позвонила ему домой. Ответила мать, ее голос был тускл и печален.

Она сказала, что я не смогу поговорить с Бибби. Я умоляла рассказать, что же случилось.

— Ты превратила нашего Бибби в развалину, — пожаловалась она.

— Что вы имеете в виду? — спросила я.

— Ты помнишь, что случилось в тот вечер, когда ты в первый раз порвала с ним, тот вечер, когда произошла авария с мотороллером? Бибби не хотелось жить. Авария не была случайной. Он сделал это сознательно… А в этот раз, когда ты порвала с ним окончательно, прошлым вечером, он…

— Не надо говорить! — вскричала я. — Это — меч?

— Как ты узнала?

— У меня ночью был кошмар. Я знала, что он делает что-то ужасное, я хотела позвонить ему и остановить.

— Ксавьера, — вздохнула она, — повзрослеть очень трудно. В молодости у меня не было таких переживаний. Я вышла замуж, когда мне исполнилось семнадцать, и муж был для меня единственным мужчиной. Но, вы, молодые, предпочитаете прыгать с одних коленок на другие. Знаешь ли ты, как хотел жениться на тебе Бибби? Он неплохой парень, а ты нам нравилась. Ты у него была первой девушкой, и он был счастлив с тобой. Зачем ты заставила его так страдать?

Когда она выговорилась, я попросила у нее прощения.

— Я не хотела сделать ему больно, но я была вынуждена прекратить наши отношения. Я не настолько любила его, чтобы выйти за него замуж. У нас все шло не так, как надо.

— Я позволяла вам делать все что угодно во время уик-эндов, — сказала она. — Ты могла ночевать у нас в доме. Я никогда не выпроваживала тебя. Я никогда ничего не запрещала Бибби. Вы запирались в его комнате с пятницы до воскресенья. Иногда это ставило нас в неловкое положение! Но должна сказать, что ты пришлась нам по душе, ты была, как счастливая искорка, в этом доме. Почему же ты бросила моего Бибби? А вообще-то, Ксавьера, ты хозяйка своей жизни.

— Скажите же мне, — умоляла я, — что случилось с Бибби?

— Братья отвезли его в больницу. Он порезал себе руки и истекал кровью. Хорошо, что он не до конца выполнил свое намерение умереть. Он сильно порезался. Теперь у него на всю жизнь останутся шрамы на руках. Сейчас он почти псе время лежит в своей комнате в полной темноте.

Я чувствовала себя очень виноватой, будто это я втянула его в жуткую историю.

— Пожалуйста, Ксавьера, — упрашивала его мать, — будет лучше, если ты исчезнешь из его жизни. Дай ему поправиться. Дай ему возможность обрести себя. Иди своим путем, Ксавьера, но не разрушай чужие жизни. Не позволяй влюбляться в себя, если не полюбишь также крепко, иначе ты только причинишь боль возлюбленному.

После этого я долгое время ничего не слышала о Бибби. Как-то наши общие знакомые сказали, что он выздоровел, но он сторонился девушек и полностью ушел в себя. Помимо работы его единственным увлечением была музыка.

Иногда я писала Бибби оттуда, где находилась… Южная Африка, а затем Соединенные Штаты… но почти безответно. Если же он и отвечал, то это было просто вежливое признание получения моего письма. Тон его ответов оставался холоден и отчужден или заведомо нейтрален. Временами между строчек проскальзывала сентиментальность, но общий смысл письма сводился к тому, что ему нечего сказать мне. Возможно, страдания его были так сильны, что ему было стыдно признаться в этом? Надеюсь, что дело было не в последнем.

Он все еще продолжал общаться с моей матерью и добросовестно навещал отца в больнице.

Мама сообщала мне, что он добился больших успехов в бизнесе и обзавелся любовницей, которая была старше его на пятнадцать лет.

Бедный дорогой Бибби… каждый из нас мог так много дать другому, но просто у нас был разный химический состав.

Через несколько лет я влюбилась в Карла, моего американского жениха, и когда он бросил меня, я очень сильно переживала и только тогда поняла, что сделала с Бибби.

Если бы я знала тогда, то что знаю сейчас, думала я… и все же я поступила бы точно так же. Идеалы Бибби были нереальны для меня, и если бы мы поженились, то все равно наш брак был бы обречен на неудачу. Где-нибудь и когда-нибудь произошел бы срыв, и чем раньше мы расстались, тем лучше. Ведь между любовью и ненавистью, хорошими и плохими чувствами такая тонкая грань. Я всегда буду сожалеть о том, что наша любовь с Бибби в конечном счете принесла только боль.

12. СОВСЕМ НЕ ГОЛЛАНДСКОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО

Возвращение в Голландию и жизнь там после столь долгого отсутствия воистину привнесли значительные изменения в мое существование.

Болезнь отца, воспоминания о таких друзьях, как Пия или Бибби, а также мрачная и тоскливая погода, все, казалось, объединилось, чтобы привести меня в состояние депрессии. К тому же Амстердам представлял собой разительный контраст по сравнению с Нью-Йорком, так что моя социальная жизнь стала совершенно иной. Конечно, я много времени проводила дома, и матушка баловала меня, счастливая, что ее беспутная дочь наконец-то очутилась у нее под крылышком.

Большинство моих друзей, как я узнала, счастливо устроили свою судьбу, и у нас мало что оставалось общего. Но Мария, девушка, с которой я вместе ходила в школу, все еще оставалась незамужней и однажды вечером пригласила меня прогуляться по городу. Я была рада сбежать из дома на вечерок, поэтому сразу же согласилась. Мы назначили свой выход в свет на следующий день.

Мама предложила нам свою машину, и я этим воспользовалась, чтобы проехаться по родному городу. Я слышала, что он сильно изменился, но сейчас у меня появилась возможность убедиться в этом воочию. Я заехала за Марией, и во время поездки она вновь знакомила меня с городом.

Если вам известна история США, то вы помните, что первоначально Нью-Йорк назывался Новым Амстердамом. А сам Амстердам звали Северной Венецией. Некоторые сравнивают его с Бостоном из-за кривых улочек и стиля барокко в архитектуре. Но Амстердам неповторим — это Амстердам.

Аналогия с Венецией основывается, конечно, на главной достопримечательности города, которой является сеть многочисленных каналов, пронизывающих весь город. Лучшее средство для туристов осмотреть их — поездка в застекленных речных трамвайчиках, где гид-полиглот познакомит с различными историческими и архитектурными памятниками.

До того, как отцы города воздвигли вдоль каналов ограждения высотой в один фут, любимым занятием амстердамцев было вылавливание из каналов машин… особенно после бурно проведенных пятниц.

Первые каналы прорыли около четырехсот лет тому назад, и иногда я задаю себе вопрос, не сохранилась ли в них вода еще с тех времен. Самое вежливое, что я могу о ней сказать, это то, что она имеет цвет кофе. Говорят, по ней, яко посуху может пройти даже безбожник!

Каналы показались мне знакомыми, но я забыла про шумное, неорганизованное движение транспорта. В Амстердаме гораздо безопаснее передвигаться пешком, чем ехать на машине или, что еще хуже, на велосипеде. Поэтому я припарковала машину, и дальше мы пошли пешком.

Когда мы оказались на площади Рембрандта, одной из главных площадей города и наиболее любимой мною, я просто не могла узнать ее. Куда ни посмотри, везде хиппи всех рас и народов, молодые мужчины и женщины; это неудивительно, поскольку я слышала, что Амстердам стал мировой столицей хиппи. Когда мы шли по площади, я заметила, что многие из них, несмотря на длинные волосы, были довольно привлекательны, казалось, им было на все наплевать, и они были настроены добродушно. Еще я заметила, что некоторые были не старше шестнадцати — семнадцати лет, что сначала меня поразило, но затем я вспомнила свою юность и тягу уехать куда глаза глядят. Я даже смогла частично восхититься их находчивостью и способностью путешествовать так далеко при столь ограниченных финансах.

— Ну и какие чувства испытывают добрые отцы города к толпам этих юнцов? — спросила я Марию.

— О, конечно, сначала их не встретили на «ура», однако вскоре к ним привыкли и подозреваю, что некоторые горожане даже втайне гордятся, что эти юнцы избрали Амстердам в качестве своей Мекки… Сейчас в нашем городе чего только не встретишь.

Я могла убедиться в этом своими глазами, потому что Амстердам помимо того, что служил для хиппи местом промежуточной остановки, как и для ласточек, перелетающих в Капистрано, быстро превращался в столицу «веселых» всего мира. Мария рассказала мне, что каждую неделю в аэропорт прибывают самолет за самолетом, битком набитые «веселыми» парнями и девушками, жаждущими насладиться свободой, которую предоставляет город тем, кто разделяет их наклонности. Их присутствие ощущалось всюду: десятки «веселых» баров, клубов, отелей по всему городу, и, казалось, никто не приходил в расстройство при виде всех этих весельчаков и явно не голландских лесбиянок. К стандартным определениям, характеризующим голландцев — «надежные, честные, стоические, опрятные, предприимчивые» — по моему мнению, нужно добавить — «терпеливые».

— Наркобизнес тоже процветает, — сказала Мария, — с нашествием хиппи и опять-таки в связи с терпимой полицией Голландии.

С чувством удивления Мария добавила, что ежедневно по голландскому радио передают цены на наркотики на черном рынке!

Я поняла, что для одного дня встреченной антикультуры вполне достаточно. Амстердам также является крупным центром торговли, и поскольку время было еще раннее, я предложила Марии пройтись и посмотреть витрины — и, может быть, даже купить что-нибудь — на любимых мною торговых бульварах Калверстраат и Рокин Лейдесестраат. Поэтому мы туда направились и приятно провели там час или около того. Мы засматривались на выставленные в сверкающих витринах торгового дома Бонебаккера бриллианты, которые в Амстердаме можно купить с выгодой для себя, если в них понимаешь толк; эта фирма уже в течение трехсот лет специализируется на торговле бриллиантами. Мы восхищались великолепным делфтским фарфором в витринах магазинов фирмы Фоке и Мельцер, особенно необычными, уникальными изделиями. Цены на некоторые из них были предельно высоки, но надо иметь в виду, что каждое делфтское изделие раскрашено вручную по глазури.

После такой длительной прогулки нам с Марией захотелось немножко отдохнуть, поэтому мы вернулись к автомобилю и доехали до главной площади Амстердама Лейдсплейн. Там мы прошли в кафе при гостинице «Америкой Хотел», когда-то любимом месте встречи подающих надежды молодых моделей, писателей, художников, журналистов, стюардесс и секретарш. Я скоро поняла, что состав толпы изменился. У входа стоял пожилой крутого вида мужчина, проверявший посетителей; когда-то преобладавшая здесь богемная обстановка была уничтожена требованием для мужчин обязательно быть при галстуке.

Но несмотря на требования к одежде, находившиеся внутри юнцы вели себя в основной своей массе шумно и развязно, у них отсутствовала «изюминка». Главным образом они были заняты разглядыванием посетителей и отпусканием глупых шуточек в их адрес.

— Привет, как поживаете, мадам X, — обратились они ко мне. — Снова в Голландии? Не кажется ли вам, что вы рискуете своей удачей?

Я презрительно улыбнулась им в ответ.

Мария, будучи приятной в компании, но не самой яркой из моих знакомых женского пола, вскоре начала флиртовать с одним из этих болтунов, выглядевшим более-менее прилично. И вскоре два повесы без всякого приглашения подсели за наш столик.

Один из них, с длинными, жирными волосами, в рубашке с грязным воротничком и закапанном кофе галстуке, перегнулся через стол и неподвижно уставился на меня. Когда вернулся официант с нашими напитками, мой остолбеневший почитатель пошевелился настолько, чтобы громко заказать порцию виски для себя и более крепкий напиток для своего приятеля.

Затем к нам присоединился третий тип и заявил, что учился со мной в школе. Я не могла вспомнить его имя, но лицо показалось мне слегка знакомым. Он тоже уселся за стол, и вскоре мы с Марией очутились в окружении толпы парней в возрасте от 25 до 35 лет, и ни один из них не отличался робостью или вежливостью.

Кое-кто из них был знаком с моей книгой или читал в журналах о моих похождениях, и они втянули меня в глупый разговор.

— Мы твои большие почитатели, большие! Ты уже сейчас, наверное, миллионерша, а? Потрясная книга, но бьюсь об заклад, что ты и гроша ломаного здесь не заработаешь, занимаясь древнейшей профессией!

— Вам, парни, не по карману мои цены, — рассмеялась я в ответ. — Поэтому я и делаю ставку на сочинительство сексуальных книг. Однако чихаю я на ваши мнения, — добавила я. — Почему бы вам не оставить меня в покое?

К этому времени стол ломился от выпивки и закуски, заказанной парнями. Мария, казалось, получала удовольствие от всего происходящего, я же хотела побыстрее избавиться от этих подонков. Если они не исчезнут, тогда уйду я.

Ну и вот, как только я предложила Марии оплатить наш счет и пойти куда-нибудь в другое место, длинноволосый юнец вскочил и сказал:

— Ох, одну секунду. Мне нужно позвонить, однако я скоро вернусь, хорошо?

— Эй, а мне нужно сходить отлить и заодно купить газету, — воскликнул второй и последовал примеру первого. Третьему нельзя было отказать в прямолинейности.

— Встретимся попозже. Спасибо за выпивку и закусь, — и он возглавил массовое бегство из-за стола.

— Что же это такое? — воскликнула я. — Что здесь происходит?

Официант подошел и рассмеялся.

— Они вас надули, не так ли?

— Что вы имеете в виду?

— Это в их стиле. Мы не можем не пускать их, потому что они одеты, как требуют правила, даже если их одежда иногда и грязная. Но это шайка паразитов, наживающихся за счет девушек. Сейчас я узнал вас. Вы Ксавьера, которая недавно приехала из Штатов! Правильно?

Я утвердительно кивнула.

— Должно быть, они вообразили, что вы миллионерша, — мягко сказал он. — Во всяком случае, они оставили вам свой счет для оплаты.

Я была дружелюбно расположена к этому приятному пожилому мужчине, который относился ко мне с уважением и пониманием, но затем и он огорчил меня.

— Извините, мисс Холландер, — сказал он двусмысленно ухмыляясь, — поскольку я был уверен, что вы за них заплатите, я все включил в один счет.

Я выхватила счет из его руки и взглянула на него — около семидесяти гульденов или двадцати пяти долларов; к счастью, у меня в кошельке было достаточно денег, чтобы заплатить. Но этот урок знакомства с паразитирующими голландскими парнями обошелся мне дорого. В хорошие старые времена им бы это даром не прошло. Я чувствовала себя вправе вывалять этих дешевок в дерьме с головы до ног. Да и себя с Марией тоже за то, что мы так дешево купились.

Мы немедленно ушли, и я предложила Марии сходить в «Парадизо» («Рай»), который когда-то служил местом сбора амстердамской богемы. Но она сказала, что все переменилось и бар превратился в любимое пристанище хиппи всех мастей. Мы завершили свой поход в «Шерри Бодега», пропахшем вином трехэтажном заведении, открытом с четырех до семи вечера. Затем Мария привела меня в дискотеку отеля «Хилтон». Велосипед являлся главной темой в оформлении дискотеки: даже вход был выполнен в форме велосипедной рамы. Это хороший бар с хорошей дискотекой, привлекающий хорошую публику. Мы потанцевали там с несколькими одиночками-мужчинами, ожидавшими приключений, но, должна признаться, большинство из них не показалось мне привлекательными. Я узнала кое-кого, знакомого по дням моей юности и кто, как мне сообщили, был женат или по меньшей мере был когда-то женат, а сейчас вышел на охоту. Вскоре мы покинули дискотеку и пошли в другую — «Вум-Вум».

Хотя в Амстердаме клубы открыты допоздна, мы не получили фантастического удовольствия от их посещения, поэтому закруглились пораньше, и я подвезла Марию до ее дома.

Вернувшись вечером домой, я чувствовала себя подавленной — подавленной тем, как ко мне отнеслись люди, которым я не причинила никакого вреда, эти грубые, неопрятные и непривлекательные типы в барах и на улицах. Голландцы, казалось, ничуть не изменились и продолжали оставаться такими же, неуклюжими, как подростки, в отношениях с женщинами; и я сомневаюсь, что они когда-нибудь повзрослеют и поумнеют.

Несколько следующих дней я провела дома, занимаясь чтением и сочинительством. Я наслаждалась тишиной и покоем и в то же время скучала по многочисленным друзьям, телефонным звонкам и вечеринкам, к которым привыкла в Нью-Йорке.

В пятницу я опять выбралась в город и встретила Неда, чей телефонный номер мне дали друзья в Нью-Йорке. А Нед привел меня к Лео.

Остальное вы знаете. Хоффманы и я быстро стали большими друзьями, а вскоре мы отбыли в Париж.

Мы вернулись в Амстердам и почти месяц регулярно встречались друг с другом. Но я все еще продолжала жить дома, что, честно говоря, действовало на меня угнетающе. Май сменялся июнем, и мне нужна была отдушина. И Лео с Марикой снова оказали мне услугу.

13. КСАВЬЕРА НА РИВЬЕРЕ

Сен-Тропез на французской Ривьере!

Кем бы ни был старый добрый святой Тропез, я сомневаюсь, что он когда-нибудь мог вообразить, что его имя украсит один из самых фешенебельных курортов Европы.

Он был, как я выяснила, христианином-центурионом в первом веке нашей эры. За свою веру он был обезглавлен по приказу императора Нерона, затем его тело вместе с собакой и петухом бросили в лодку. Замысел заключался в том, что петух и собака сожрут останки христианина… но они этого не сделали. Лодку, обезглавленное тело, собаку и петуха выбросило на берег французской Ривьеры. Тропез был немедленно возведен в ранг святых за мученическую кончину и успешный вояж, а место, куда была выброшена лодка, назвали Сен-Тропез.

В начале июня Лео и Марика взяли меня с собой из Амстердама на юг Франции, и мы провели целый месяц в доме их друзей, известной французской свинг-пары, которую звали Марсель и Брижитт. У них была сказочная вилла в Раматюэлле, в двадцати минутах езды от Сен-Тропеза.

Французская Ривьера, как вам известно, представляет собой южную часть страны на побережье Средиземного моря. В нескольких сотнях миль находится уютное княжество Монако и итальянская граница, а к югу, в море, лежат острова Корсика и Сардиния.

Климат Лазурного Берега, отражающий все великолепие Средиземноморья, субтропический и пользуется успехом круглый год. Трудно поверить, что здешние места расположены на одной широте с Чикаго и Торонто! Причиной такого контраста является сирокко, горячий ветер, дующий через все Средиземноморье из Северной Африки и круглый год поставляющий туда горячий воздух.

Мы приехали в Сен-Тропез до открытия «горячего» сезона, поэтому он не был так переполнен отдыхающими, как летом. Город сам по себе невелик и является центром притяжения для богатых умников, свингеров-владельцев яхт и прекрасно сложенных тел любой наклонности.

В Сен-Тропезе возможно все и всякое; самое выходящее за рамки приличия поведение не вызовет даже удивленного поднятия бровей.

Наши хозяева, Марсель и Брижитт, были изящны и приветливы. Марсель спокойный, уравновешенный бизнесмен, в возрасте пятидесяти лет, а его веселой жене — около тридцати восьми. Хотя они женаты давно, дети у них появились довольно поздно — мальчик пяти и девочка двух лет.

Всю неделю Марсель и Брижитт ведут относительно спокойный образ жизни со своими детишками в Ницце, фешенебельной столице Ривьеры. По уик-эндам они выезжают в загородную виллу в Раматюэлле на окраине Сен-Тропеза, там и происходит главное действо.

На протяжении всего уик-энда их дом с обильными ленчами и обедами для друзей открыт настежь. Иногда приемы переходят в игры на свежем воздухе на террасе или вокруг бассейна, а марокканский садовник предпочитает делать вид, что не замечает творящееся вокруг. Все расхаживают голышом, и атмосфера весьма непринужденная и расслабляющая.

Марсель и Брижитт могли побыть с нами ровно столько, сколько потребовалось, чтобы убедиться, что мы чувствуем себя как дома, а затем им нужно было возвратиться в Ниццу. Поэтому, к несчастью, я не смогла близко узнать их.

В наш первый вечер Лео и Марика повели меня пообедать в весьма известный в Сен-Тропезе ресторан «Лестница», расположенный у самой кромки воды. Они даже приготовили для меня сюрприз — к нам присоединился Гюнтер.

Я была очень рада вновь встретиться. Мы с ним уже трахались (пятью или шестью различными способами) во время массовой оргии в Париже. Из-за анонимности всего там происходившего, он был для меня всего-навсего еще одним членом в толпе, но позднее я призналась Марике, что он был вежливым и привлекательным мужчиной, и я не возражала бы против того, чтобы узнать его получше. Она заметила, что частенько встречала его в Сен-Тропезе и предположила, что, по всей вероятности, мы наткнемся на него.

Очевидно, у Марики была не только хорошая память, но и склонность к сводничеству, потому что она связалась с Гюнтером и пригласила его на обед.

Это приятной внешности, стройный немец с прекрасными чертами лица. Ему где-то около тридцати пяти лет, он свободно изъясняется на пяти языках; его репутация всемирно известного дизайнера мебели прочно устоялась.

Когда мы вчетвером болтали у стойки бара, подошла сногсшибательная блондинка. На ней болтался легкий хлопчатобумажный костюм, под которым явно ничего не было. Она остановилась позади Гюнтера и начала обрабатывать его, как это делается в старых фильмах. Она погрузила пальцы в его волосы, обняла за плечи, налицо весь набор трюков! Казалось, она серьезно втрескалась, но он остался совершенно безразличным к ее приставаниям. Зато Хоффманы и я, естественно, не остались безразличны к ее красоте, и поэтому не могли не пригласить ее присоединиться к нам.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23