Глава 16

ПОХИЩЕННЫЕ ДУШИ

Один из отрядов с равнины МэгКата сумел взломать западные ворота и теперь рвался в крепость. Всадники и колесницы, сметая все на своем пути, пробивались к священному саду. Они обходились без факелов. Вступив в крепость, они мгновенно обрели телесный облик и стали уязвимы для железа. Коритани, вызванные из своей казармы, отражали атаки захватчиков с равной яростью.

Колесницы носились кругами, дротики и стрелы с шипением вспарывали ночной воздух. Я увидел, как Уланна бросилась в схватку, надев лишь штаны для верховой езды да обшитый бронзовыми пластинками нагрудник. Она упала на колено и принялись расстреливать захватчиков из лука, посылая стрелу за стрелой с убийственной точностью.

Крик рога с востока оповестил о новом штурме. На стенах Тауровинды загорелись факелы, заблестело оружие.

Я благоразумно держался поодаль и вмешался всего однажды: когда топор, брошенный с седла, заставил Уланну опрокинуться наземь. Всадник мгновенно подхватил оружие и склонился над ней, взмахнув топором над ее головой. Не задумываясь я вызвал огромного свирепого волка, напустил его на воина и смотрел, как зверь вышиб его из седла и вцепился в глотку. Уланна поднялась на ноги, оглянулась в тревоге, меня не разглядела и снова принялась опустошать свой колчан. Покончив с этим, метнулась, пригнувшись, в укрытие.

Я отпустил волка, но он остался над телом! Я глядел, сперва с удивлением, потом с испугом, как зверь проволок свою добычу сквозь сечу, вынес за ворота и по извилистой тропе ушел в ивовую рощу, чтобы там на свободе выпотрошить труп.

Кто завладел моими чарами?

«Радость! Лебедь летит…»

Голос Мунды со смехом обрушился на меня. Ниив здесь! Сумела воспользоваться суматохой и пробраться в крепость. Она здесь, следит за мной, крадет мою силу у меня на глазах!

Мимо с грохотом пронеслись кони, проскрежетала опрокинутая колесница. Рядом вырос Манандун со своей стражей. Мечи наголо, щиты отброшены перед смертельной битвой. Манандун заметил меня и крикнул, отгоняя с дороги:

– Ты видел девушку? Северянку? – прокричал я ему.

Он уже разжигал в себе боевое бешенство: лицо налилось кровью, глаза горели. Но мои слова дошли до него. Он остановился на мгновение, махнул рукой назад.

– Да. Она выкрасила волосы черным, а на плече несет лебедя. Бежала к неметону. Не до нее! – жестко добавил он. – Ворота Рианнон захвачены. Помоги нам, Мерлин. Наколдуй загнать войско мертвецов обратно в могилы!

Он рассмеялся, зная, что я не стану вмешиваться. Он хорошо знал меня, этот старый друг Урты. Он выполнил боевой прием «ноги и меча» и выпустил из узды боевое бешенство, которое откроет ему мгновенный доступ в Страну Призраков, если прервется его дыхание.

Наемники-коритани, хоть и обиженные малой платой за службу, удерживали западные пределы, платя высокую цену, падая обезглавленными под ударами отчаянных мертвецов.

Я обогнул сад, поднялся по лесенке на восточную стену, чтобы осмотреть равнину. Там метались огни, все поле казалось живым. По движению факелов можно было судить о ходе боя, разгоревшегося внизу. Войско подступало к Бычьим воротам, – прорвалось сквозь Бычьи ворота! – пыталось сбить второй ряд тотемных столбов, но завязло.

Вдали ряд всадников неподвижно выстроился перед шатрами, в которых, как ты предполагали, располагался правитель.

Они наблюдали за нами из-под греческих шлемов. Копья опущены, щиты на спинах. Белокрылые соколы рвались, натягивая путы, с рукавиц воинов этого маленького отряда. Я каким-то образом ощутил их беспокойство. Один из всадников с трудом сдерживал горячившегося скакуна, но борьба с конем, кажется, успокоила воина. Он все поглядывал на реку. Его шлем блестел позолотой.

Яркое пламя расцвело над Нантосвельтой. Я видел верхушку корабельной мачты и не сомневался, что к причалу подходит Арго.

Но что-то странное носилось в воздухе, таинственно светился эфир, пространства крепости и священной рощи сдвигались, сливались. Потом в ночном воздухе разлился явственный запах северной колдуньи: эти духи я узнал бы где угодно. Я обернулся, ожидая увидеть ее за спиной, но она еще таилась. «В сад», – сказал Манандун, и, пройдя вдоль частого плетня ограды, я без труда обнаружил пролом – не больше лисьей норы, – оставленный девушкой.

Она пряталась на другом конце священного сада и, съежившись, затаив дыхание, ждала меня. Но вместо того чтобы направиться к ней, я поставил на место сломанный плетень. Она явственно проворчала что-то в досаде. В тот же миг ограда прогнулась наружу под яростным ударом. Второй удар проломил прутья, и темноволосая девица с пылающим взглядом встала передо мной в гневе – и тут же бросилась вперед.

– Мерлин! Не уходи. Ты мне нужен!

– Наверно, больно было, – заметил я, указывая на проломленный плетень, и взял ее за руку. Костяшки пальцев были разбиты в кровь. Но одни ее слабые руки не проломили бы толстые прутья.

– Ты по-прежнему растрачиваешь силу попусту, – устало проговорил я. Это была правда. Она растрачивала свою молодую жизнь. А так важно уметь сдержать и сохранить силу волшебства, особенно такую малую силу, какой обладала столь мелкая колдунья, как Ниив.

– Не важно, – отмахнулась она, цепляясь за мое плечо. – Ясон здесь. Корабль… – она понизила голос до шепота, – корабль задержал нас. Я заметила, что он не торопится. Но теперь он здесь. Он думает, тебе известно, где спрятан Маленький Сновидец. Он потерял одного сына и не согласится потерять второго. Если ты ему поможешь, может, он тебя не убьет!

– Он меня не убьет.

– Убьет! Он может! Он думает, ты в союзе с Медеей.

Я бы рассмеялся, если бы не боль, которую всколыхнули воспоминания о ее коварстве.

Ниив крепко держала меня. Ее трясло.

– Позволь мне остаться с тобой. Я обещаю больше не заглядывать в твое будущее. Не совать нос в твои дела.

– Поэтому ты отправила моего волка из крепости?

– Прости, – сказала она. – Не удержалась. Я просто хотела тебя подразнить, дать знак, что я здесь.

Она была опасна. И отнюдь не беззащитна. И отнюдь не правдива. Но мне вспомнились слова киммерийского вождя, которого я некогда знавал: «Не спускай глаз с тех, кому не доверяешь».

Мне не дали времени помусолить это рассуждение. Вопли бушевавшей внизу схватки сменились изумленным ропотом. От ворот Рианнон прозвучал горн, и едва ли не все население крепости бросилось к стенам, откуда открывался вид на Нантосвельту. Мимо, сжимая лук и пустой колчан, пробежала Уланна. Настороженно покосилась на Ниив, потом на меня и крикнула:

– Они отступают! В чем дело?

Со сторожевой башни прогремел голос Урты:

– Мерлин! Арго! Скорей!

Я догадывался, что означают эти три слова, и по лесенке выбрался на гребень стены. Ниив не отставала. Если я рассмеялся, когда мне открылась равнина, то лишь от изумления и восхищения старым мудрым кораблем.

Ночное войско пришло в смятение. Тропа шествий, вьющаяся от Нантосвельты к крепости, превратилась в поблескивающую реку! Арго плыл по ее извилистому руслу, весла поднимались и опускались под медленные удары барабана. В барабан бил Рубобост. Он стоял на корме, лицом к холму, вглядываясь издалека в склонившиеся к нему лица в поисках знакомых черт. Если наши глаза встретились, то лишь на мгновение.

Ниив задыхалась:

– Миеликки! Моя Госпожа протянула реку к воротам!

Но не Миеликки создала эту ожившую сказку, а, как мне кажется, сам мудрый Арго, дух корабля, годами превосходивший даже меня. Он, как я недавно убедился, умел проплыть по ручьям не шире упавшего ствола. Он умел подчинить себе мир вод. Он был полон волшебством от трюма до мачты, от носа до кормы, и двигавшие его весла были ногами и крыльями, плавниками и пальцами, переносившими его туда, куда он желал попасть.

И он знал, что делает. Едва корабль торжественно вступил на тропу, ставшую рекой, войска духов собрались кланами, подхватили оружие и, кто вскачь, кто бегом, пустились прочь с равнины МэгКата. В рядах устрашенных и недоумевающих призраков царило смятение и отчаяние.

Они бежали на юг, подальше от Нантосвельты, растаяли в болотах, затерялись в густых ивняках, тянувшихся отсюда насколько хватал глаз. Я успел заметить, что жестокие полки Мертвых свернули в одну сторону, в то время как Нерожденные на своих могучих скакунах удалились в другую.

Остались лишь отборные воины с белыми соколами.

Когда равнина опустела, они спустили своих птиц, развернули щиты и галопом пустили коней к медленно продвигавшемуся вперед Арго. Ясон повернулся им навстречу, взялся за меч. Но у самого борта всадники, кроме вождя, развернулись и вслед за своими бежавшими товарищами исчезли на юге. Оставшийся метнул копье. Оно полетело прямо и ударило Ясона, отшвырнув его к борту. Но он ожидал удара, и грудь его была прикрыта толстыми слоями кожи и дерева. Он выдернул застрявшее в нагруднике копье и метнул обратно в тот самый миг, когда нападающий, с криком ярости, разворачивал вздыбившегося коня. Копье ударило того в бок, и снова было выдернуто из раны и вскинуто в угрозе.

– Ты не тот! – прокричал молодой голос на древнем наречии Греции. – Не тот! Не тот!

Четыре колесницы, разбрасывая за собой искры факелов, вырвались из Бычьих ворот и, взметнув фонтаны колдовской воды, погнали воина-призрака с поля МэгКаты. Он легко оставил их позади.

Река текла теперь сквозь ворота. Арго замедлил ход, но не остановился. Весла легли вдоль бортов. Ясон, закинув плащ на плечо, спрыгнул на берег. Рубобост также выскочил на сушу, а за ним, сняв с бортов свои щиты, последовали трое аргонавтов. И все же Арго продолжал двигаться. Он прошел в ворота и погрузился в склон холма, уйдя в землю так легко, как утренний туман скрывается в лесу.

Стало вдруг очень тихо.

Ниив дрожала. Она цеплялась за мое плечо, робко выглядывала из-за моей спины.

– Скажи ему, что он хочет знать, – уговаривала она.

Она могла думать только об одном, и меня это не удивляло. Я спросил, видела ли она, что произошло.

– Видела. Ясон отыскал тебя. Арго сотворил чары. Мерлин, тебе грозит опасность!

Они месяцами осаждали Тауровинду. И пропали, как блуждающий огонек, едва Арго открыл старой реке дорогу к крепости. Что спугнуло их? Корабль? Человек? Что взломало замкнутое кольцо? Что обратило в бегство воинство ночи?

– Ты встревожен. – Девица сжала коготками мое плечо.

Я смахнул ее руку. Ясон в сопровождении пары колесниц вводил своих людей в крепость. Его приветствовали хриплые голоса рогов и мелодичное пение женщин. Урта, облачившийся в серый меховой плащ, окликнул меня. Он успел спуститься с башни и поджидал меня внизу. Рядом стоял гордый наследник Кимон.

– Во имя доброго бога, что творится, Мерлин? – выкрикнул Урта.

– Время покажет.

– Открой глаза! Мне нужно знать.

Ниив расхохоталась:

– Всем нужен Мерлин! Мерлин, видящий сквозь холмы!

Мне это не понравилось. Она была права: в такие минуты от меня вечно ждали чудес – волков, волшебных копий, прозрения. Иногда у меня получалось, иногда нет, но все это стоило дорого, и я совершенно не собирался платить такую цену по чужому приказу. Властный голос Урты разгорячил мне кровь гневом, и Ниив – несчастная нимфа – тут же поймала меня на человеческой слабости. Я не собирался допускать ее в себя. Не желал, чтобы ее пальцы шарили по моим костям, выпытывая тайны рождения.

Следовало рассудить спокойно. Замешательство Урты объяснимо. Он просто не может понять, почему победоносное войско бежало с поля боя. Он одновременно в восторге и в гневе, обрадован – и недоумевает. Как и я, между прочим. Но с какой стати он решил, что я подчиняюсь его капризам? Кажется, все уже было решено по дороге в Дельфы.

Придется напомнить.

Но когда я приблизился, готовый к спору, Урта опустил руку мне на плечо:

– Кимон сейчас сказал мне, что ты опасаешься Ясона. Не тревожься, дружище: в этих стенах никакой длинноволосый мохнобородый грек не оскорбит моего избранного гостя. Но что здесь происходит?

– Если б я знал, сказал бы тебе. Если бы знал способ увидеть, постарался бы увидеть. Но вокруг нас завеса, Урта, завеса, мешающая видеть и понимать.

Я следил за ним. Он на миг насупился, потом, кажется, понял:

– Нас морочат? Все не такое, каким видится?

– Я сам не мог бы выразиться удачнее.

Он сделал вывод, с которым мне спорить не приходилось:

– Твоя огнеглазая девка, Медея.

– Моя прежняя возлюбленная, – более изысканно выразился я. – Во всех этих странностях, безусловно, чувствуется ее ручка. Но и Ясон принес с собой бурю. Пока что все обернулось в нашу пользу, но ты должен дать мне время, чтобы во всем разобраться.

Урта хмыкнул, взглянул на сына. Сын взглянул на отца. Одно выражение на двух лицах: жесткое, терпеливое, немного презрительное. Одновременно пожали плечами и перевели взгляд на меня.

– А пока, – начал Урта и замолчал, заметив внезапно навалившуюся на меня усталость. – Что такое?

– Ты хотел сказать: пир? По случаю приема гостей?

Он опешил:

– Среди ночи? Не луна ли тебя поцеловала?

– И на том спасибо доброму богу.

Я порадовался за кабанью семейку, поселившуюся на южном конце Тауровинды. Мне уже начинало казаться, что коритани пируют непрерывно, если только не сражаются.

– Пир состоится завтра к вечеру, – закончил Урта. – А пока я должен побеспокоиться о твоей безопасности. И устроить, как приличествует, Ясона с его людьми. Не избавить ли тебя от этой стервятницы? – Он пристально взглянул на спрятавшуюся ко мне за спину Ниив. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – добавил он.

Я не знал.

В ту же минуту ворота Рианнон распахнулись, и грозноликие аргонавты в сиянии факелов вступили в крепость.

Я наблюдал за ними, не показываясь на глаза. Как заметил еще глазами чайки (как давно, кажется, это было!), в некоторых из закутанных в плащи воинов таилось что-то зловещее, что-то глубоко неправильное. Вот Рубобост выглядел точно таким, как мне помнилось, разве что голоден и утомлен. Еще четверо, вступая в гостеприимно распахнувшиеся ворота, настороженно оглядывались, словно высматривая врага, хотя, вероятнее, они просто искали место, где бы выспаться.

Остальные шестеро – напряженные, жесткие, с темными взглядами и оливковой кожей – лишь наполовину живые. Шестеро сумрачных. Мне понадобилось не больше минуты, чтобы проникнуть в их мысли и понять, что сотворил Ясон. Один из них ощутил мое присутствие и ответил сердитым взглядом. Я отступил поглубже в тень, думая лишь об одном: «Как он умудрился? Сам бы не сумел, кто-то ему помогал. О сладостнодышащая Афина, только бы не Ниив, не эта глупая, наглая, хищная девчонка… она не могла по доброй воле ступить на самый край гибели!»

Ниив распознала мой страх и попыталась ускользнуть. Я поймал ее за руку и подтянул к себе:

– Если это твоя работа, маленькая дуреха, ты потеряла все. Все!

– Не моя, клянусь. Я знала, кто они. Но ничего не делала, честно.

– Тогда как он этого добился? Как?

– Не знаю.

Я выпустил девушку, и она шмыгнула в темноту: спасающийся от охотника зверек. Урта приветствовал Ясона в соответствии с обычаем гостеприимства. Его дом – дом Ясона; и всем его людям найдется место для ночлега.

Ясон ответил обычными словами благодарности, затем спросил:

– Он здесь?

– Да. И, как и ты, гость под моим кровом. Я храню мир в своем доме, друг Ясон. Если ты попытаешься убить его, сам будешь убит.

– Прямые слова, друг Урта. Ты можешь забыть тревогу. У меня нет намерения его убивать.

Он всмотрелся в освещенную факелами ночь и вскоре встретил мой взгляд. Выдержал его несколько мгновений и отвернулся. Я расслышал, как он сказал Урте:

– Здесь со мной еще несколько старых друзей Мерлина. У него с ними много общего.

– Мы обсудим это позже. Теперь же мне не терпится узнать, отчего вид Арго заставил наших врагов разбежаться по могилам.

Я разделял недоумение короля. В беспокойстве, не желая спать под одной крышей с Ясоном, бродил по стене до рассвета. Равнина МэгКата осветилась. Ни следа призраков: трудно было поверить, что войско силой более трех сотен воинов стояло на этом поле чуть ли не все лето.

Они, казалось, бросили свои шатры, но и это временное жилище словно кануло в землю.

Лестница за моей спиной содрогнулась под тяжелыми шагами. Рубобост. Он успел урвать немного еды и немного сна и выглядел много лучше. Я протянул руку, чтобы помочь тяжеловесному даку подняться на мостки. Пальцы, словно железные тиски, сжали мою ладонь.

– Ты был бы славной парой Гераклу, – сказал я ему.

– Жаль, я его не знал. Он славится в моей стране. Голыми руками прокопал ущелье в холмах. Там и теперь течет река. Мы зовем ее именем, которое означает «струя героя».

– Охотно верю.

– Рад снова увидеть тебя, Мерлин.

– И я рад тебя видеть, хотя уже видел на той стороне. Как вы перебрались через реку? Арго, надо полагать?

– Путь открыла Миеликки. Странное дело: я мог бы поклясться, что слышал в той странной земле твой голос. На нас напали всадники. Один здорово сердитый, бешеный парень…

Я объяснил ему, что был там и видел схватку на поляне.

– А куда подевался твой конь? Рувио?

Скакун Рубобоста отличался невероятной силой. Конь и человек были словно созданы друг для друга.

– Мы оставили его близ Страны Призраков, в подходящем местечке. Он выдержал долгий путь, а там у леса пасутся дикие кобылы и трава хороша. Рувио умеет так на меня посмотреть, что я и не пробую спорить. Отпустил, и теперь он заряжает кобылиц жеребятками: пригодятся со временем.

Солнце внезапно зажгло искры на вершинах леса. Рубобост умолк, совершая священный рассветный ритуал с поспешностью, граничившей со святотатством. Мне пришло в голову, что неплохо бы тоже помолиться, но если я и умел когда-то, так давно забыл. Когда солнце выплыло в небо, яркое, неожиданно пронзительное, во мне шевельнулись тысячи воспоминаний – и все не слишком возвышенного свойства.

– Пока остальные не проснулись, – заговори дак, закончив, – тут есть шестерка друзей, которые никогда не спят и не отказались бы повидать тебя. Друид впустил их в яблоневый сад. Не посмел отказать.

Я оглянулся на окруженный плетнем неметон. Глашатай прошлого стоял перед воротами, сжимая в руках ореховый посох, словно готовился защищать свой драгоценный сад от новых осквернителей. Он был мрачен и выглядел совершенно несчастным.

– Как удалось Ясону их поднять? – поспешно спросил я у дака, но тот только передернул широкими плечами.

– Он их поднял раньше, чем отыскал меня. Я возвращался домой после той драки в Македонии на пути в Дельфы, помнишь? Но передумал. Захотелось новых приключений, Мерлин! А ты, поди, сам знаешь: чего-чего, а приключений вокруг этого холодного грека всегда хватает. Я нашел его и новую его дружину у подножия холмов, близ реки Даан, где они спрятали Арго перед походом в Македонию. Те шестеро уже были с ним. Знаю только, что он воззвал к давней клятве. Ты, кажется, тоже там был тогда. Узы чести, завязанные в том плавании за золотым руном.

Слова дака удивили меня, но не поразили. Я немало времени провел с Ясоном в знаменитом плавании Арго семь веков тому назад. Он заключил тогда множество договоров. Я начинал понимать, что произошло.

Посоветовав Рубобосту, невзирая на усталость, последовать примеру коня и заняться творчеством, поскольку Урте в ближайшие годы понадобятся сильные воины, я покинул его для более сложного разговора.

Он поразмыслил с минуту и крикнул мне вслед:

– Поясни-ка, ты не кобылами ли мне советуешь заняться?

– Конечно же нет!

– Но здесь все женщины на вид такие свирепые! Даже девицы.

– Нежные звуки арфы, любовная песенка… немного ласки…

– Благодарствуй, – язвительно ухмыльнулся он. – Только я не пою и не играю на арфе. Спасибо.

Завидев меня, друид ощерился. Свои короткие волосы он вымазал глиной, так что они топорщились на голове кривыми шипами, подчеркивая гневную мину обтянутого кожей лица. Пятна глины усеивали и черный плащ, перевязанный на левом плече. Ореховый посошок копьем нацелился в меня. Поистине, этот человек был не в себе, притом явно опасался за свою жизнь.

– В саду шестеро мертвых, – хриплым шепотом предупредил он. – Ни шагу дальше!

– Мы с Мертвыми воюем, – напомнил я ему, – а эти шестеро на нашей стороне.

– Эти Мертвые – не то, что Мертвые. Те Мертвые еще живы, Тени Героев! Эти же – мертвы! Подняты против воли. Они не наши.

– Однако ты впустил их в сад?

– Лучше уж им быть здесь, близ Нантосвельты, чем в иных местах. Больше надежды, что уйдут, не причинив зла. И корабль тот теперь под землей, в сердце холма. Они принадлежат кораблю. Кто они, Мерлин?

– Еще не знаю. Знаю, что из аргонавтов Ясона, из прежних его соратников. Пропусти меня. Тебе они не опасны, жизнью ручаюсь.

– Речь не о моей жизни, – пробормотал Глашатай Прошлого, отступая с дороги. – Речь о крепости, и только о ней.

Я шагнул мимо него в сад, а он провел наконечником посоха вдоль моей спины. Малые чары, незамысловатые, отчасти защитные, отчасти следящие, коснулись моих костей. Я оставил их там. Этому человеку я доверял, к тому же лучше, если он узнает известное мне и уверится, что шестеро «оживленных против воли» не угрожают его твердыне.

Они разбрелись по роще. Каждый нашел себе место в тенях раннего утра и застыл там, но, стоило мне войти в сад, все они обернулись, насторожившись. Я вышел к зеленому цветущему пригорку, в который превратился курган, насыпанный над могильным колодцем Дурандонда и его королевы. Один из старых аргонавтов приблизился, снял шлем, открывая лицо.

В его глазах стоял потусторонний ужас – но и радость, и жажда – быть может, жажда понимания или жажда услышать голос старого знакомца.

– Тисамин… Мог ли я забыть тебя! Ты оставался с Ясоном до его смерти. Ты был лучшим из них, храбрейшим…

Ужас не исчез из его глаз, горевших на сером стальном лице.

– Был?.. Что толку. Я видел его смерть в Иолке. Но все вернулись проводить Арго с его телом. Все наши. Помнишь, мы выстроились на утесе над бухтой? И бросали факелы в море. Чудесный миг. Луна поглотила прекрасный корабль. А теперь он вернулся. И ты, Антиох, Антиох, как сумел ты сохранить жизнь и тепло?

На Арго меня знали как Антиоха.

Приветствуя старика, я взял его руку в свои. Она была прохладной – не холодной. И он был в смерти силен – не хрупок. Ясон нашел способ влить жизнь в жилы его трупа.

– Ты всегда знал, что я из другого времени, из другой эпохи, – напомнил я.

– Знал? Забыл…

– Кто еще с тобой? Кто вы, шестеро?

– Гилас, Кефей Аркадец, Линкей из Арены и Леодок из Арга. И Аталанта.

Говоря языком местных кельтов, это было одно из «семи ужасных откровений» моей жизни.

Случались потрясения прежде, будут, несомненно, и впредь, но не скрою: хотя имя Гиласа – слуги, любовника, копьеносца Геракла, доброта которого так помогла мне в первые трудные дни на Арго, – вызвало судорогу боли в моем изрядно окаменевшем сердце, услышать имя Аталанты оказалось больнее.

Гиласа Геракл, озабоченный самим собой, довел до изнеможения, и Ясон сговорился с остальными аргонавтами спрятать парнишку от этого чудовища, а того заверить, будто его похитили водяные нимфы – соблазнили и увлекли на дно по пути в Колхиду. Геракл уничтожил озерцо, погубившее, как он считал, его любимца, и отправился за новыми подвигами. Гилас же вернулся тайком на Арго. Он покинул нас позже, в устье реки Ахерон. Я надеялся – для долгой и более спокойной жизни.

Нелегко будет снова встреться с ним.

С Аталантой было иначе. Я не упоминал о ней до сих пор, потому что, по правде сказать, в плавании за руном она держалась сама по себе. Не любила праздных разговоров, и хотя делила удовольствия с иными из нас, как делали мы все в этом долгом плавании, – но не разделяла дух корабля. У нее имелась своя цель. Она была хорошей спутницей и хорошей охотницей, а ее женское и моряцкое чутье не раз сослужили нам добрую службу в том походе.

Когда она сошла на берег и решила остаться, так и не добравшись до Колхиды, нам всем долго ее недоставало.

Я знал ее мало и не слишком хорошо. Зато я знал ее далекую праправнучку. Уланну, новую супругу Урты. Уланна, скифка, сильная, преклонялась перед своей легендарной прародительницей…

Нелегко будет их познакомить.

Мудрый Тисамин, возможно, распознал мою тревогу. Он сказал:

– Мы – сильный отряд, даже в чужом времени. Мы здесь ради Ясона, ради данных ему обетов, и не обязательно сводить нас с другими. А когда Маленький Сновидец окажется в его объятиях, мы все сможем вернуться домой. К чему этот озабоченный взгляд, Антиох?

– Где ваш дом, Тисамин? Чем убедил вас Ясон оставить его?

Старик взглянул на меня и почти улыбнулся, но тяжесть чуждого времени стянула мышцы его прекрасного лица.

– Дом там, где широкая равнина, свежая вода, смолистое вино, куда порой приходят в гости предки, не столь старые, чтобы задержаться надолго, и не столь молодые, чтобы соскучиться за вином и беседой.

– Так вот чего ты хотел от жизни?

– А разве не все хотят того же?

– Не знаю, Тисамин. Я сам – из числа гостей.

– Ты – да. Теперь я вспомнил. Но это может перемениться. Если твое будущее так же долго, как прошлое, ты еще, может, успеешь построить башню до луны. В юности я слыхал, на востоке нашлись люди, затеявшие такое дело.

– У них ничего не вышло, – поведал я ему. – Слишком из многих стран собрались строители. Слишком много языков, слишком много начальников, слишком много торговли и дешевой извести.

– Башня рухнула?

– Они всегда рушатся.

– Ничего не меняется…

– Даже ты, хотя тебя и выдернули из могилы.

– Не говори «могила», Антиох. В могилу уходит тело.

– Но это твое тело. Разве нет? – Я ущипнул его прохладную кожу.

– Взятое взаймы.

– На каких условиях?

В ответ прозвучал шепот, темное лицо еще потемнело, брови сошлись в страхе, словно сам ответ нес в себе проклятие.

– Колоссы, колоссы…

Мне потребовалось всего мгновение, чтобы осознать значение этих слов. Все, что я знал о Ясоне, потеряло смысл. Холодная ярость взорвалась в груди. Я не постигал до сих пор, как много значила для этого человека добыча, как много он успел прибрать к рукам. Да я просто не знал его! Мне, ошеломленному, казалось, что меня предали. И где же он припрятал сокровища своей алчности?

– Я сумею вам помочь, – сердито сказал я Тисамину.

Он, тень старого друга, угадал, что у меня на уме, и упрашивал отказаться от этой мысли. Моя торопливость напугала его.

– Не спеши, не спеши. Кто знает, что будет. Имей в виду, мы отдали колоссы по своей воле. Не понимая, что он может с ними сделать, но он в своем праве. Таково было соглашение.

– Он мерзавец! Он одурачил вас!

– Он отдал нам в обмен свой колосс, – пытался успокоить меня Тисамин. – Нам он был ни к чему, и мы давно выпустили его. Но все добровольно.

– Слушай. Нынче ночью я вызвал волка, чтобы защитить женщину по имени Уланна – из новых аргонавтов Ясона. Это волшебство обошлось недорого. Быть может, лишний седой волос, минута жизни. Я скупо трачу свой талант. Но случается, отдаю его не задумываясь и с радостью. Что-то подталкивает меня, и я никогда не противлюсь порыву. Вот и сейчас мне хочется это сделать. Тисамин, я могу помочь тебе. Всем вам! Этот мир тебе чужд, и ты ничем не заслужил, чтобы тебя так расчетливо использовали. И он еще смел обвинять меня в предательстве! Он алчен, слеп к чужому страданию, поглощен собственными страстями. Он – волк, терзающий труп прошлой жизни, бросается, как на добычу, на всякого, в ком чует память о ней. Его смерть будет стоить мне дорого. Я состарюсь. В холода станут ныть кости. Но ради вас я убью его с радостью. Скажи мне только, где он скрыл колоссы. Не зная, я ничего не смогу сделать.