Наши раны были ужасны, но Армия залечила их и отправила нас в Рай на побывку. Ну и вручила кругленькую сумму, чтобы мы там не скучали особо.
      Самый дорогой и трудно заменяемый компонент боевого скафандра - это солдат, который находится в нем, а потому если он изувечен так, что уже не может продолжать бой, то скафандр старается спасти то, что от этого солдата осталось. В случае Уильяма скафандр автоматически ампутировал раздробленную ногу и перевязал обрубок. В моем случае это была правая рука, отрезанная чуть выше локтя. Говорят, что для женщин лучше терять руку, чем ногу. Как они это определили - это уж их трудности.
      А вот что действительно удивительно, так это то, что ампутации нам были сделаны одновременно, а это значило - мы будем вместе.
      Дело было во время кампании на Тета-2, которая окончилась полной неудачей, и мы с Уильямом провалялись, накачанные наркотой до ушей, тогда как другие ребята погибали кто как мог во время разгрома на Алеф-7. В результате этих двух сражений из всего отряда пятьдесят два были убиты, тридцать семь стали калеками, двое повредились в уме, и лишь двенадцать кое-как держались в строю и продолжали, стало быть, пылать чистым энтузиазмом.
      Двенадцать для продолжения боевой операции, к сожалению, маловато, а потому наш корабль «Кровь и победа» получил приказ лететь к госпитальной планете Рай.
      Чтобы добраться до Рая, времени надо немало - целых три гиперпространственных прыжка. При одном прыжке таурианцы еще могут надеяться вас перехватить, если, конечно, находятся в нужном месте и в нужное время. При двух прыжках это практически невозможно, а при трех - этого просто не может быть никогда.
      (Слова «не может быть никогда» на самом деле, возможно, являются своего рода амулетом, отводящим несчастья. Из-за релятивистских искажений, вызываемых переходом через гиперпространство, встретив противника, вы никогда не знаете, откуда он: из вашего собственного времени, из будущего или из прошлого, отделенных от вас целыми столетиями. Вполне возможно, что через парочку тысячелетий враги уже сумеют отслеживать наши корабли на протяжении даже трех гиперпространственных прыжков, так сказать, по оставленным «отпечаткам следов». И в этом случае они перво-наперво разнесут в пыль Рай. А потом и Землю.)
      Рай как две капли воды похож на Землю, только не изуродованную человеческой созидательной деятельностью и человеческой же алчностью. Первобытные леса, луга, горы. Но в определенном смысле это памятник человеческой предприимчивости. И даже алчности.
      Когда вы поправитесь (тут нет места слову «если», ибо вы не попали бы сюда, если б у врачей не было полной уверенности, что вас починят), вы снова окажетесь в рядах Армии, но только сказочно богатым. Ведь даже жалованье рядового и то превращается в огромное состояние, ибо оно автоматически растет в течение всех тех столетий, которые отделяют одно сражение от другого.. Одна из функций Рая заключается в том, чтобы вернуть эти миллионы обратно в экономику. Поэтому тут нет конца всяческим развлечениям, и все они чертовски дороги.
      Когда мы с Уильямом выписались, нам дали шесть месяцев «на поправку и отдых в Раю». Фактически же я вышла из госпиталя двумя днями раньше Уильяма и болталась поблизости, занимаясь преимущественно чтением. Тут все еще существуют книги, предназначенные для тех старомодных солдат, которые не хотят бросаться с головой в приключения или погружаться в экстаз по цене нескольких тысяч долларов за минуту. Пока я тут томилась в ожидании Уильяма, мои карманы оттягивали 529 755 012 долларов, поэтому я вполне могла бы погрузиться в море наслаждений, даруемых бесконечным разнообразием наркоты. Но мне говорили, что этого удовольствия я хлебну с избытком, когда буду заниматься тренировкой перед следующим назначением. Эта штуковина называется КИУЖС - Компьютерная Имитация Угрожающих Жизни Ситуаций. Здесь вас обучают множеству вещей, заставляя справляться с ними в виртуальной реальности. И все это повторяется снова, снова, снова и снова, пока вы не наловчитесь справляться с трудностями без промаха.
      Уильям имел денег раза в полтора больше, чем я, поскольку по стажу обгонял меня на несколько столетий, но я болталась у госпиталя вовсе не для того, чтобы запустить когти в его богатство. Думаю, что ждала бы его даже в том случае, если б не любила безумно. Ведь мы двое были тут единственными людьми, которые родились еще в двадцатом веке. Даже из двадцать первого века и то почти никого не было. Причем из них лишь очень немногие в свободное от службы время говорили на понятном мне языке, хотя, как и все солдаты, они владели так называемым домодерновым английским, который служил в Армии своего рода «lingua franca»

. Кое-кто даже называл свой родной язык английским, но слова произносились с бешеной скоростью, и мне казалось, что на бегу они теряли большую часть своих гласных. Неужели же Пилигримам

мое произношение тоже показалось бы странным? Разрешите усомниться.
      (А любопытно было бы притащить сюда одного из этих Отцов Пилигримов и показать ему, куда эволюционировало общество от их мрачной религиозности и тупого трудолюбия! Религии на нынешней Земле - анахронизм и встречаются еще реже, чем гетерогенный секс. В Раю же вообще отсутствует понятие Бога, а на мужчин и женщин, которые влюбляются в лиц противоположного пола или занимаются с ними сексом, глазеют как на подверженных архаичным извращениям.)
      Еще до выписки Уильяма из госпиталя я успела заказать в Скае (это такой плавающий над поверхностью планеты курорт) роскошный номер для новобрачных, и там мы с ним провели невылазно почти пять суток, вполне архаично наслаждаясь друг другом. Потом мы арендовали флаер и отправились знакомиться с этим миром.
      Уильям охотно подчинился моему желанию изучить физические или, если угодно, дикие аспекты жизни планеты. Мы разбивали бивак в пустынях, в джунглях, в арктических тундрах, на горных вершинах и необитаемых островах. У нас были приборы, формирующие защитные силовые поля, которые отпугивали диких зверей, но позволяли наблюдать за ними с близкого расстояния. А фауна в это время отчаянно пыталась понять, что за штуковина мешает ей добраться до вкусного завтрака. Надо сказать, что эти зверюги были вполне впечатляющие - здешняя эволюция не привела к полной победе млекопитающих над рептилиями, и оба класса создали немало колоссальных и стремительных хищников, характеризующихся бесконечным разнообразием то очаровательных, то крайне устрашающих форм.
      Потом мы пустились в путешествие по городам, которые различались лишь немного меньше, чем местная живность. Некоторые, подобные затерянному в сельве Тресхолду, где мы отращивали и упражняли свои новые конечности, очень гармонировали с окружающей их природой. Эстетически они соответствовали вкусам двадцать второго столетия, но на современный взгляд казались слишком уж спокойными и незатейливыми. Новейшие города типа Ская создавали свою неповторимость искусственно.
      Мы оба чувствовали себя не слишком уютно в Атлантисе, под давящей тяжестью километровой толщи воды, где огромные светящиеся чудовища с разгона кидались на силовые поля, причем делали это безостановочно круглые сутки - и в темные дни, и в еще более темные ночи. Возможно, это было излишне точное метафизическое олицетворение нашей жизни в Армии: тоненькая броня крейсеров и боевых скафандров, сдерживающих напор темной пустоты и невидимых чудовищ, стремящихся всеми силами добраться до нас.
      У подавляющего большинства здешних городов была лишь одна функция: освободить карманы солдат от их денежек, так что вне зависимости от имевшихся различий во внешности по своей внутренней сути эти города были совершенно одинаковы. Накачивайся наркотой, обжирайся, лакай спиртяру, торчи, занимайся сексом или любуйся, как им занимаются другие.
      Секс казался мне куда более завлекательным, чем Уильяму. Ему претило зрелище гомиков. Мне же представлялось, что их действия не так уж разительно отличаются от того, чем занимались мы с Уильямом. В то же время наши взгляды не столь сильно расходились, чтобы стоило накачиваться специальной эротической наркотой, а потом подключаться к машине, которая доставит тебе прямо в постель образ идеального партнера да утром еще уберет не слишком аппетитные следы вашего времяпрепровождения.
      И все же Уильям пошел со мной на лесбиянское шоу, после которого с неожиданной страстью занимался со мной любовью. Мне показалось, что тут имело место что-то большее, чем искусственное возбуждение, и что он пытался доказать мне нечто очень важное. Мы долго поддразнивали друг друга: «Я буду Тарзаном, а ты - Джейн» или «Я Тарзан, а ты - Хитчклифф». И никто, кроме нас, в этом мире не смог бы понять, чему мы так весело смеемся.
      Проституция тоже обзавелась кое-какими новшествами, например наркотиками, благодаря которым между клиентом и подателем сексуальных услуг возникали на время контакта очень глубокие эмоциональные связи. Они прекращались одновременно с прекращением действия наркоты. Думаю, это новшество возникло в результате необходимости конкурировать с электронными средствами сексуального возбуждения.
      Мы оба решили, что не станем пользоваться такими наркотиками, хотя я и испытывала некоторое любопытство, так что наверняка попробовала бы, будь я одна. Уверена, Уильям на это дело не пошел бы, так как это психотропное средство не действует при контактах мужчин с женщинами. Во всяком случае, нам так намекнули, при этом стыдливо отводя глаза. Подумать только!
      Вот и пролетели шесть месяцев спокойной близости, перемежавшейся взрывами дикой и иногда даже какой-то отчаянной погони за удовольствиями. У нас еще оставалась куча денег, когда внезапно все кончилось. Мы как раз завтракали в одном из элегантных ресторанчиков Ская, любуясь, как вспыхивают солнечные блики на спокойной поверхности океана почти под самыми нашими ногами, когда в зал вошел солдат, явно чувствовавший себя не в своей тарелке, отдал нам честь и вручил запечатанные конверты с новыми назначениями.
      Нас направляли в разные места! Уильям получил назначение на Сейд-138, что вблизи Черной дыры в Магеллановом Облаке. Меня же загнали на Алеф-10 в созвездии Орион.
      Уильям получил звание майора и должность командира подразделения Йоуд-4 спецназа, а я стала капитаном, помощником командира на Алеф-10 по административной части.
      То, что с нами случилось, казалось чем-то совершенно не реальным, даже сюрреалистическим, а главное - глупым и несправедливым. Мы были вместе с самого начала - пять лет или полтысячелетия, причем ни я, ни он не принадлежали к тому типу, из которого получаются лидеры. Даже хорошими рядовыми нас и то назвать было трудновато! Уж на этот-то счет у Армии хватало доказательств! И тем не менее Уильяму предстояло вылететь через неделю на Старгейт и стать командиром множества мужчин и женщин, тогда как мой отряд спецназа должен был прибыть на орбиту вокруг Рая для доукомплектования и переобучения. И там мне тоже предстояло стать лидером!
      Мы с ним тут же вылетели в Тресхолд, находившийся от нас чуть ли не на другом полушарии, и прибыли туда как раз к началу работы отдела кадров. Уильям пустился во все тяжкие, включая угрозы и подкуп, чтобы проникнуть к начальству и добиться, на худой конец, моего перевода помощником по административной части в его собственный отряд. В самом деле - какая разница, ведь все равно многие из тех людей, кем ему суждено начать командовать, в Старгейте, еще даже не родились на свет!
      Но логика к этому делу отношения не имела. Все упиралось в чисто протокольный вопрос. А ни одна армия в мире еще не упиралась рогами в протокол так упрямо, как наша. Да и тот, кто эти назначения подписал, вполне возможно, еще не успел родиться, а может быть, уже благополучно скончался.
      Та последняя ночь, которую мы провели вместе, честно говоря, оказалась довольно паршивой. Мы долго ломали голову, а не сбежать ли нам: планету мы знали прилично, деньги у нас еще оставались. Только планета эта все равно принадлежала Армии. Ни в одном городе мы бы не чувствовали себя в безопасности, а заберись мы в дебри, нас бы там быстренько обнаружили - ведь существовать в джунглях без защитных полей нельзя, а отыскать их с воздуха - плевое дело.
      Дезертиров, разумеется, приговаривают к смертной казни, и мы долго обсуждали шанс покончить жизнь таким странным способом, превратив двойное самоубийство в знак протеста и неповиновения. Но нам претила даже мысль отдать свои жизни этой Армии без сопротивления. Уж лучше швырнуть их в рожу таурианцам!
      Наконец, измученные разговорами, гневом и слезами, мы провели остаток ночи и начало утра в любовных объятиях. Мне хочется надеяться, что таким способом нам все же удалось поддержать друг друга.
      Когда Уильям проводил меня до дезинфекционного отсека за три часа до отлета, мы глядели друг на друга с тем чувством, с которым смотрят близкие люди на своих дорогих усопших. Ни один поэт из тех, кто живописал подобные прощания, не мог и вообразить, что врата Смерти способны захлопываться столь плотно и безнадежно. Ведь даже в том случае, если бы мы оба отправились, скажем, на Землю с разрывом в несколько дней, то геометрия гиперпространственных прыжков такова, что наше прибытие туда состоялось бы с промежутком, равным десяткам, а может, и сотням лет!
      А тут-то речь, шла вовсе не о Земле. Между Сейд-138 и Алеф-10 лежит пространство 150 ООО световых лет. Говорят, что абсолютный масштаб расстояний ничего не значит в геометрии гиперпространственных Прыжков, осуществляемых через Черные дыры. Но если бы Уильям погиб во время обстрела бомбами типа «нова», то крохотная искорка света, знаменующая его уход, тащилась бы через Вселенную пятнадцать тысяч столетий, прежде чем достигла Ориона или Земли. Такие масштабы расстояний и такие масштабы времени даже и представить-то невозможно.
      Космопорт Рая, разумеется, расположен на экваторе, на острове, который тут называют Прощ, что значит Прощание. Это высокая скала с искусственно выровненной вершиной. Она торчит над лежащим к востоку заливом, где еще так недавно мы с Уильямом проводили ленивые дни, постясь и предаваясь медитации.
      Уильям сказал, что вернется туда и поглядит на взлет шаттла. Я же надеялась, что сяду у иллюминатора и увижу хотя бы остров.
      Мне и в самом деле удалось добраться до окна, хотя нас и набилось в шаттл, что сардин в банку. Но с уровня моря скалу не увидать, а когда двигатели взвыли и невидимая мощь вжала меня в подушки, глаза наполнились слезами, а на то, чтобы их вытереть, сил уже не осталось.
 

 
      К счастью, у меня получилась шестичасовая передышка между посадкой на космической станции «Афина» и временем начала тренировки КИУЖС. Этого должно было хватить на приведение в порядок нервишек,.особенно ежели прибегнуть к помощи парочки успокоительных «колес». Я отправилась в свой крохотный бокс, достала и проглотила пилюли, а потом просто спокойно полежала на койке. Затем отыскала кают-компанию и долго любовалась вращающейся внизу планетой - зеленой, белой и голубой. На орбите совсем рядом с нами болталось еще одиннадцать кораблей, среди которых был один большой крейсер, надо думать, тот самый «Боливар», который доставит меня к Алеф-10.
      Кают-компания была большая и почти пустая. Еще две женщины в незнакомой мне бежевой форме (предположительно из команды станции) сидели за столиком и болтали на странном, очень быстром языке «ангелочков». Я прислушивалась к ним, но мозг работал медленно и явно не поспевал за их беседой.
      Пока я получала кофе, в зал вошел мужик, одетый в зеленовато-коричневый камуфляж, точно такой, как у меня. В этой уютной комнате, выдержанной в «земных» тонах и обитой деревянными панелями, наши камуфляжи, как и камуфляжи женщин, не слишком-то годились для мимикрии.
      Мужчина подошел ко мне и тоже взял чашку кофе.
      - Вы капитан Поттер? Меригей Поттер?
      - Угадали. Вы с Беты?
      - Нет, я работаю на станции, хотя и служу в Армии. - Он протянул мне руку. - Майкл Даби. Можно и просто Майк. Полковник. Я ваш временный начальник, ответственный за переориентацию.
      Мы отнесли наши чашки к столику.
      - Вы, я полагаю, должны помочь мне понять расклад будущего, исходя из современного настоящего?
      Он кивнул.
      - Подготовить вас к взаимодействию с людьми, которыми вы будете командовать, а также с другими офицерами.
      - К чему я никак не могу привыкнуть, так это к мысли, что буду кем-то командовать. Я ведь не солдат, полковник.
      - Майк. На самом деле вы солдат куда лучший, нежели считаете. Я видел и ваше личное дело, и ваши психологические профили. Вы участвовали во многих схватках и все же умудрились сохранить здоровую психику. Даже те ужасные события на Земле и то не сумели сломать вас.
      (Мы с Уильямом гостили на ферме моих родителей, когда на нее напали какие-то подонки. Они убили маму и отца.)
      - Разве это есть в моем личном деле? Ведь тогда я уже не была солдатом. Мы оба уволились.
      - Ну, там много чего- есть. - Он поднес к губам свою чашку, продолжая внимательно всматриваться в меня поверх края чашки. - Не желаете ли узнать, что думал о вас ваш классный наставник в школе?
      - Ну вы и тип, однако!
      - Это в ваше время так говорили. Теперь говорят «тифус». Я рассмеялась.
      - Похоже на название болезни.
      - А это и есть болезнь. - Он вытащил из кармана говорящую записную книжку. - Последний раз вы были на Земле в 2007 году. Вам там так не понравилось, что вы вторично завербовались в Армию.
      - А теперь там стало получше?
      - Было хуже, потом лучше, потом еще лучше. Как всегда. Когда я отбыл оттуда в 2318 году, атмосфера была, во всяком случае, более миролюбивой.
      - Тоже завербовались по новой?
      - Только не совсем так, как сделали это вы. Я ведь еще десятилетним мальчонкой знал, кем буду. Теперь, впрочем, такое известно всем.
      - Как? Вы уже тогда знали, что будете временным офицером по переориентации?
      - Ага, - Он улыбнулся. - Я точно не знал, что это за штуковина такая, но ненавидел это дело сильнее, чем дьявол - ладан. Мне ведь пришлось пойти в специальную школу, чтобы овладеть языком - солдатским жаргоном. Причем у меня на это ушло целых четыре года - вдвое больше, чем у большинства солдат.
      Думаю, что на Земле сейчас расквартировано куда больше наших войск. Конечно, усилен контроль над населением, но и жизнь стала безопаснее. Преступность и анархия, столь характерные для вашего времени, теперь стали достоянием истории. Большинство людей живут счастливой, наполненной жизнью. - Гомосексуалы. Семей-то нет!
      - О, у нас есть и семьи, и родители, только семьи складываются не наугад, не по воле случая. Чтобы сделать численность населения Земли стабильной, как только один человек умирает, его место тут же занимает продукт ускоренного созревания. Новорожденного отдают паре, члены которой выросли вместе и с самого детства знали, что они наделены талантом воспитания детей. Каждой такой паре разрешается брать на воспитание до четырех ребятишек.
      - «Продукт ускоренного созревания» это что - дети из пробирки?
      - Из инкубаторов. Никакой родовой травмы. Никакой неуверенности по части будущей судьбы. В Армию теперь поступает исключительно разумное и трезвое пополнение.
      - Ну и как же оно отнесется ко мне? Не будут ли эти люди недовольны тем, что им отдает приказания гетеросексуальная деревенщина? Так сказать, динозавр?
      - Они изучали историю. Они не станут обвинять вас в том, что вы такая, какая есть. Но если вы попробуете вступить в сексуальную связь с одним из мужчин, могут начаться неприятности.
      Я покачала головой:
      - Этого не случится. Единственный мужчина, которого я люблю, потерян для меня навеки.
      Майк уставился в пол и прочистил горло. Неужели этот профессионал и в самом деле способен испытывать смущение?
      - Уильям Манделла. Как бы мне хотелось, чтобы они этого не делали… чтобы обошлись без ненужной жестокости.
      - Мы надеялись изменить назначение и прикомандировать меня к его подразделению.
      - Из этого не вышло бы ничего хорошего. Парадокс, но куда денешься. - Майк двигал кофейную чашку, следя за игрой отражающихся на покрытии стола зайчиков. - Вы оба слишком долго пробыли рядовыми. И объективно, и субъективно. Так что начальство было просто вынуждено дать вам обоим офицерские звания. Но отдать вас под команду Уильяма было невозможно. Даже отбросив в сторону проблему гетеросексуальности, он все равно заботился бы о вашей безопасности больше, нежели о выполнении своего задания. Солдаты заметили бы это, и такая ситуация им определенно пришлась бы не по душе.
      - А в вашем великолепном новом мире такого никогда не случается? Неужели ваши командиры не влюбляются в своих подчиненных?
      - Конечно, такое случается. Бывает и у гетеро, бывает и у гомо. На то она и любовь. Их разлучают, иногда даже наказывают, но чаще дело ограничивается выговором. - Майк жестом отмел в сторону эту дискуссию. - Все это теория. Если нет шума и грязи, то кому какое дело. Но в вашем с Уильямом случае ситуация могла бы стать источником постоянного раздражения.
      - Большинство ваших солдат, как я понимаю, никогда в глаза не видывали гетеросексуалов?
      - Никто не видел. Этот порок определяется еще в детстве и легко поддается излечению.
      - Поразительно! Может, вы и меня полечите?
      - Нет. Боюсь, это делается только в детском возрасте. - Майк расхохотался. - Извините, я не понял, что вы меня просто разыгрываете.
      - А вы не думаете, что моя гетеросексуальность подорвет мой командирский авторитет?
      - Нет. Как я уже говорил, солдаты знают, какими люди были раньше. Кроме того, подразумевается, что рядовым не положено анализировать чувства своих офицеров. Их дело маленькое - выполняй приказ. И еще им известно про КИУЖС, и они скоро поймут, как великолепно вы подготовлены.
      - Но я ведь не вхожу в число офицеров, которым положено брать на себя командные функции. Я же административный состав.
      - Однако если все, кто стоит над вами, будут убиты… Такое, знаете, тоже бывает.
      - Вот тогда-то Армия и поймет, какого маху она дала. Только поздно будет.
      - Сами убедитесь, во что вы превратитесь после КИУЖС. - Майк поглядел на часы. - А она начнется уже через пару часов.
      - Не угодно ли вам перед этим поужинать со мной?
      - Хм… Нет. Я предполагаю, что ужинать вам не захочется. Перед КИУЖС вас основательно прочистят. Так сказать, с обоих концов.
      - Звучит впечатляюще.
      - Это всех впечатляет. Кое-кому даже нравится.
      - Вы меня к числу таких не относите? Майк помолчал.
      - Давайте об этом поговорим потом, когда все будет уже позади.
 

 
      Сама прочистка оказалась не таким уж ужасным испытанием, поскольку еще до того, как она завершилась, меня успели накачать успокоительной наркотой. Так что я пошевелиться не могла - лежала, как бревно с глазами. Меня побрили, да так, что я стала совсем как новорожденная. Побрили и руки, и ноги. И только начали крепить на мне кучу всяких датчиков, как я ушла в отключку.
      Когда же очнулась, то была голой и куда-то мчалась изо всех сил. Толпа таких же голых людей неслась за мной и моими друзьями, швыряя в нас на бегу камни. Тяжелый булыжник больно ударил меня под лопатку, я задохнулась и упала. Коренастый неандерталец схватил меня и дважды стукнул чем-то по голове.
      Я понимала, что все это иллюзия, сон, но одновременно знала, что мой обморок вполне реален. Когда через мгновение я очухалась, неандерталец с силой уже раздвигал мой ноги и готовился насиловать. Я вцепилась ему в глаза и откатилась в сторону. Он потянулся за мной с теми же намерениями, но моя рука уже нащупала его дубинку. Я взмахнула ею, сжимая обеими руками, и раздробила неандертальцу череп. Оттуда брызнула кровь и полетели ошметки мозга. Он издох, колотя ногами по земле и содрогаясь. При каждом спазме сперма толчками выбрасывалась наружу. Господи, я же понимаю, реальность- вещь необходимая, но разве нельзя было избавить меня от кое-каких деталей?
      А теперь я стояла в рядах фаланги, держа в руках щит и длинное-длинное копье. Перед нашим рядом стоял еще ряд мужчин, вооруженных более короткими копьями. Все стальные наконечники были под одним и тем же углом наклонены в сторону несущихся на нас коней, образуя стену сверкающего железа, Это было не самое трудное. Просто стой себе крепко, а там что бог пошлет - победу или смерть. По мере приближения детали легкого вооружения персов делались все более легко различимыми. Трое из этих воинов должны были оказаться поблизости от меня в том случае, если мы убьем их лошадей или если кони сами остановятся.
      Лошадь, что скакала левее от меня, прорвалась. Та же, что была правее, попятилась и попыталась умчаться обратно. Той, которая шла прямо на меня, два копья вонзились в грудь, и когда она рухнула, древко моего копья переломилось. Лошадь билась, дергалась, разбрызгивая во все стороны кровь и издавая какое-то странное, ни на что не Похожее тонкое ржание. При падении она придавила мужчину, стоявшего непосредственно передо мной. Выбитый из седла перс упал на мой щит и сшиб меня с ног в ту самую минуту, когда я пыталась вытащить из ножен мой короткий меч. Рукоять меча уткнулась в ребра, и я чуть было не поранилась, когда, вскочив на ноги, наконец обнажила его.
      Перс потерял свой круглый щит, но его меч уже падал на меня, описывая широкую дугу. Я приняла удар клинка на край щита и, как меня учили, рубанула, целясь в незащищенную кисть руки и предплечье. Перс увернулся, но конец клинка задел ему локоть - видимо, удачно, - перерезал сухожилие или что-то в этом роде. Воин выронил меч и, пока он нашаривал его другой рукой, я полоснула его по лицу, нанеся страшную рану от глаза до рта. Он завопил, и лоскут кожи оторвался от лица, обнажив окровавленные кости и зубы. Я уже готовилась мощно ударить его сбоку прямо в открывшееся передо мной горло, но тут что-то больно ударило меня в спину и окровавленный наконечник копья вышел из моей груди чуть повыше соска. Я рухнула на колени, умирая, но тут же почему-то удивилась, обнаружив, что у меня нет грудей. Я была мужчиной, вернее, юношей.
      Было темно и холодно, окоп провонял дерьмом и гниющей человеческой плотью. «Еще пара минут», - пробормотал сержант театральным шепотом. Я услышала, как дважды булькнула фляжка. Потом сержант передал ее мне - со степлившимся джином. Мне удалось не закашляться, и я отдала ее следующему. В темноте я ощупала себя. Грудей опять не было, а поискав между ног, я получила весьма странное ощущение. Меня затрясло, но тут я услышала, как мой сосед начал отливать, и мне захотелось немедленно последовать его примеру. Левой рукой я начала расстегивать пуговицы ширинки, а правой держала винтовку. Еле-еле я успела вынуть свой прибор, как горячая моча потекла прямо по пальцам. «Примкнуть штыки», - прошептал сержант, и хотя я еще не кончила, но инстинкт все же победил: левой рукой я нащупала защелку под мушкой моего «энфилда», а правой вытащила из-за спины висевший на поясе штык, который тут же с легким щелчком сел на ствол моей винтовки.
      - Когда-нибудь я достану тебя даже в аду, сержант Симмонс, - вполне миролюбиво сказал мой сосед.
      - Это может случиться довольно скоро, Рец. Еще тридцать секунд.
      Пулеметный расчет немцев находился от нас в восьмидесяти ярдах. Чуть-чуть правее меня. Там у них был еще по меньшей мере один Очень хороший снайпер и, похоже, артиллерист-наблюдатель. Мы рассчитывали, что нас в 1 час 17 минут поддержат наши пушки, что и будет сигналом для начала атаки. Если артобстрел не начнется, что вполне вероятно, мы все равно пойдем: впереди два неполных взвода стрелков, за ними - гренадеры. Похоже, конечно, на самоубийство, но если сдрейфить - верная смерть.
      Я вытерла руку о грязные засаленные брюки и сняла большим пальцем предохранитель. Обойма полная, патрон заслан в магазин.
      Поставила левую ногу на что-то вроде приступочки, правой уперлась покрепче в дно окопа. Колени дрожали, а задница судорожно сжималась, пытаясь предотвратить приступ медвежьей болезни. Я чувствовала, как застилают слезы глаза, как сохнет в глотке, как во рту крепнет металлический привкус. Но ведь это все не всамделишное! «Пошли!» - тихо скомандовал сержант, и я перешагнула через край окопа, выстрелила с руки в общем направлении противника и бросилась бежать туда же, передергивая затвор, непонятно, где ощущая смутную гордость, что все еще не наложила в штаны. Потом плюхнулась в грязь и стала прицельно стрелять, ориентируясь на звук пулеметных очередей, не видя мушки. Стрелять я перестала, когда второй взвод пробежал мимо нас.
      Какой-то гренадер упал рядом со мной, и хотя успел крикнуть мне «пошел!», но тут же застонал - пуля ударила в него. А я уже поднялась и бежала, в винтовке была новая обойма. Еще четыре в запасе. Тут меня ранило в ногу и, сделав один чертовски болезненный шаг, я рухнула на землю.
      Я ползла, стараясь не забить ствол грязью, затем скатилась в мелкую воронку, наполненную водой и разложившимися лохмотьями человеческой плоти. Услышала, как заработал еще один пулемет. Дышать в воронке было нечем. Я попыталась, подтянувшись на руках, поднять голову повыше, чтобы вдохнуть хоть немного чистого воздуха, но тут пуля ударила меня прямо в рот, кроша зубы.
      Никакой хронологии не было. Отсюда я попала в туман, окутывавший Бридс-Хилл, где дралась на стороне англичан в сражении при Банкер-Хилле

, как его зовут американцы. Потом была палуба корабля, где мы отбивались от пиратов под горящими парусами. Еще потом - другой корабль, где, оглушенная артогнем, я пыталась сбить самолет камикадзе, камнем падавший на нас.
      Я летала на бипланах с крыльями, обтянутыми брезентом, и на сверхскоростных истребителях. Я стреляла из лазеров и из луков, я уничтожала города простым нажатием кнопки, убивала людей пулями и кинжалом «боло», не говоря уж о закодированных десятитысячных десятичных дробях. И каждую секунду я знала, что это тренировка, но ощущала и ужас, и боль, и тоску, и ощущения эти длились минуты или часы в зависимости от обстоятельств, Я спала примерно столько же времени, сколько бодрствовала, но отдыха как такового не было вообще, так как во время сна мозг загружался историческими сведениями, уставами и прочими данными, относящимися к воинской службе.
      Когда через три недели меня отключили, я-в буквальном смысле находилась в кататоническом состоянии. Впрочем, это была норма, и с помощью специальных психотропных лекарств меня вернули к действительности. Эти лекарства срабатывали в 90 процентах случаев. Остальные 10 из сотни погружались в небытие.
 

 
      После КИУЖС мы все получили по две недели для отдыха . и реабилитации - к сожалению, на орбите, а не в Раю. И пока мы исходили потом в офицерском спортзале, я познакомилась с командным составом нашего подразделения - такими же слабыми и нервными после пребывания в насыщенном кислородом жидком фтористом углероде, после всех этих пыток, членовредительства и запоминания наизусть целых томов.
      Наши тела превратились в морщинистую массу плоти после первого же дня занятий, а вся цель первых упражнений заключалась в том, чтобы поднять руки над головой, да еще попытаться встать и сесть без посторонней помощи. После сауны морщины стали исчезать, но разговаривать между собой мы могли только односложными фразами. Больше всего мы походили на огромных розовых мускулистых младенцев. Должно быть, все эти три недели нас брили или подвергали депиляции ежедневно или даже чаще.
      Среди нас было трое мужчин, что оказалось весьма поучительным. Голых мужиков я навидалась предостаточно, а вот полностью бритых - никогда. Догадываюсь, что мы все выглядели чем-то вроде учебных экспонатов, предназначенных для демонстрации особенностей человеческого тела. У Окаявы произошла эрекция, и Моралес долго подначивал его, однако, к моему облегчению, дальше дело не пошло. И все равно в общественном, так сказать, смысле ситуация была весьма своеобразная.
      Наш командир - Анжела Гарсия - по абсолютному возрасту была на десять лет старше меня, хотя по календарю - на несколько столетий моложе. Она была резковата и казалась очень сдержанной и спокойной. Я с ней была немного знакома, правда, знакомство шапочное - она командовала взводом, хотя и не тем, в котором воевала я, во время нашего поражения на Тета-2. Обе ее ноги имели такой же новый вид, как моя рука. В Рай мы прибыли одновременно, но отращивание новых ног требовало втрое большего времени, чем отращивание руки, а потому там мы не встретились. Мы с Уильямом выписались раньше, чем Гарсия смогла выходить в общую комнату отдыха.
      Уильям появлялся во многих моих сновидениях во время КИУЖС в виде неясной фигуры где-то в толпе. Иногда там бывал и мой отец.
      Мне сразу понравилась Шарна Тейлор - военный врач. Она ко всему относилась с насмешливым фатализмом и, пока находилась в Раю, развлекалась до упора, нанимая одну за другой самых красивых девиц, охотно соглашавшихся помочь ей растратить весьма значительное состояние. Деньги у нее кончились за неделю до конца отпуска, и Шарне пришлось вернуться в Тресхолд, чтобы жить на армейском пайке и торчать от слабенькой наркоты, которую тут выдавали бесплатно. Ее трудно было назвать красивой - в результате страшного ранения она потеряла левую руку и грудь, а также левую часть лица. Все это Шарне вернули, но новые ткани не слишком хорошо сочетались со старыми.
      Она относилась к этому просто, как и надлежало врачу, испытывая профессиональное восхищение перед чудесами, которые могла творить медицина: по календарному времени Шарна окончила медучилище 150 лет назад.
      Ее КИУЖС радикально отличалась от наших: она главным образом совершенствовалась в лечении раненых, а не в способах уничтожения людей. «Большая часть операций производится теперь машинами, а не хирургами», - сказала она мне, когда мы без всякого удовольствия пощипывали нечто, весьма отдаленно похожее на пищу, каковое, как считалось, должно способствовать нашему быстрейшему выздоровлению. «Я могу обрабатывать раны на поле боя, стараясь сохранить жизнь человека до тех пор, пока он не будет отдан на попечение машин. Однако большинство современных видов вооружения не оставляет почти ничего, что стоило бы спасать». Тут Шарна криво улыбнулась.
      - Мы не знаем, каковы будут наши нынешние противники, - сказала я, - хотя и подозреваю, что им не потребуется такая уж значительная модернизация, чтобы превратить нас в пар.
      Мы захихикали, но тут же резко оборвали смех.
      - Интересно, чем они нас сейчас пичкают,- вдруг сказала Шарна. - Это не похоже на напиток счастья. Я чувствую, как у меня чешутся подушечки пальцев и обостряется периферийное зрение.
      - Временное воздействие на подсознание для улучшения настроя?
      - Будем надеяться, что временное. Надо будет тут кое с кем перекинуться словечком.
      Шарна выяснила, что в нашей пище просто содержалась добавка, вызывающая слабую эйфорию. Без этой добавки резкое прекращение КИУЖС могло вызвать тяжелую депрессию. А я бы, подумала я, пожалуй, все же выбрала бы депрессию. Ведь в конце-то концов все мы тут обречены на гибель. Все, кроме одной, были участниками минимум одного сражения в войне, где средняя выживаемость в битве составляла примерно 34 %.
      Если даже очень верить в удачу, то все равно приходилось считаться с тем, что свои шансы выжить в будущей схватке мы уже почти исчерпали.
      Космическая станция на ближайшие восемь дней была предоставлена в наше полное распоряжение. На десять офицеров приходилось тридцать человек обслуживающего персонала «Афины», и все это только для одной цели: вернуть нам силы. Постепенно налаживались дружеские отношения. Было очевидно, что в нескольких случаях они даже вышли за пределы просто дружеских. Чане Нгуен и Аурелло Моралес с первого дня почти не расставались и ходили как приклеенные.
      Райза Дарни, Шарна и я, по логике вещей, были обречены образовать тесное дружеское трио. Главным было то, что все три не занимали командных должностей. Райза по возрасту немного превосходила нас с Шарной, она имела докторскую степень по инженерным системам. Выглядела же Райза молодо и казалась крутой, хотя родилась и воспитывалась в Раю. Конечно, напомнила я себе, по-настоящему-то она не рождалась. И еще она не имела боевых ранений.
      КИУЖС у Райзы была по профилю сходна с моей, только ей она казалась увлекательной, а не страшной. Странно, но она даже чуточку стыдилась этого. Дело в том, что, будучи с детства взращенной на применении психотропных средств, привыкнув к этому и к вытекающим из такой ситуации проблемам, Райза никак не соотносила кровавые схватки, снившиеся ей, со своим жизненным опытом.
      Обе - и Райза и Шарна - обожали всяческую похабень, а поэтому моя гетеросексуальность их дико интриговала, так что, пока мы валялись в койках в состоянии легкой наркотической эйфории, они вытянули из меня почти весь запас информации, имевшейся у меня по данному вопросу.
      Когда я впервые завербовалась в Армию, мне пришлось подчиниться обычаю «трахаться по списочному составу». Так что я переспала с каждым рядовым в нашей роте уж никак не меньше одного раза. Хотя сам глагол «спать» в общем не подразумевает, что ты обязательно должна трахаться, но отказ партнеру считался неспортивным поведением. Ну а мужики, они и есть мужики. Каждый считает своим мужским долгом влезть на бабу, даже если ему самому это дело до лампочки.
      И на борту корабля, где обычай списочного состава переставал действовать, частая смена партнеров была делом обычным. Конечно, чаще всего я была с Уильямом, но ни я, ни он строгой верности друг другу не хранили, ибо у нашего поколения подобное поведение считалось по меньшей мере странным. Все мы были бесплодны, так что шансы на случайную беременность равнялись нулю.
      Упоминание проблемы беременности чуть не довело Райзу и Шарну до рвоты. Ведь беременность - это такая штука, которая бывает только у животных. Шарна видела учебные фильмы, когда слушала курс истории медицины. Обо всех ужасающих подробностях данного процесса она шепотом сообщила нам. Мне пришлось сказать им, что меня родили именно таким способом и что хотя я причинила тем самым своей матери уйму неприятностей, но она все же почему-то простила меня.
      Райза совершенно серьезно возразила, что виновником всего все же был мой отец. И нам показалось, что это невероятно смешно.
      Однажды утром, когда мы сидели с Райзой вдвоем, любуясь от нечего делать из окна кают-компании видом на Рай, она вдруг заговорила со мной о том, что и без того казалось очевидным.
      - Ты об этом не упоминала, но я пришла к выводу,.что ты никогда не любила женщину. - Она нервно откашлялась. - Я хочу сказать, что ты не была с ней в половой связи. Свою мать, как я поняла, ты обожала.
      - Нет. - Я не знала, как выбраться из этой запутанной ситуации. - В наши времена такое было редкостью. Я хочу сказать, что, конечно, видела девушек и женщин, которые.,, бывали вместе. Ну в том смысле, что…
      - Что ж, - она похлопала меня по руке, - тогда знак,
      - О да.~ Я хочу сказать, что поняла. Спасибо, но…
      - Я хотела сказать тебе, знаешь ли, что мы с тобой равны по чину. Так что это было бы вполне допустимо… - И она нервно хихикнула. - Хотя следует признаться, что если бы и другие армейские правила нарушались с таким энтузиазмом, как это, Армия давно превратилась бы в собрание непослушного сброда.
      Я не знала, что ей ответить. До тех пор, пока она не обратилась ко мне напрямик, я думала о подобной возможности как о чем-то в высшей степени абстрактном.
      - Я все еще тоскую по Уильяму…
      Райза кивнула, еще раз похлопала меня поруке и быстрыми шахами вышла из комнаты.
      Конечно, кроме воспоминаний об Уильяме, тут было еще кое-что. Например, я никак не могла зрительно представить себе Райзу и Шарну, занимающихся сексом. Разумеется, мне приходилось видеть женскую любовь и на сцене, и по трехмерному «ящику», но я никогда не могла поставить себя на место этих женщин. Вот с мужиком могу, особенно с таким, как, например, С ид - Исидор Жульпа. Он такой тихий, вечно погруженный в себя, смуглый и прелестный. Однако он слишком уравновешен, чтобы впасть в сексуальное извращение, трахаясь со мной.
      Я все еще не могла разобраться в происходящем - путалась между виртуальным миром, реальным и искусственно наведенными воспоминаниями.
      Я твердо знала, что никогда не убивала кого-либо ножом или дубинкой, но мое собственное тело таило в себе воспоминания об этом, причем воспоминания более реальные, нежели просто картинка, воспроизведенная мозгом. Я все еще ощущала прикосновение к своим несуществующим пенису и мошонке, свою безгрудость, поскольку в большинстве боевых заготовок КИУЖС были задействованы главным образом мужчины. Конечно, подобные ощущения должны казаться куда более странными и чужеродными, нежели те, которые возникают, когда ты ложишься в постель с другой женщиной. Когда я в течение целых двух суток дожидалась выписки Уильяма из госпиталя после его заключительных лечебных процедур и занималась бесконечным чтением чуть ли не все эти дни и ночи напролет, у меня возникла мысль: не прибегнуть ли мне к специальной наркоте, симулирующей лесбийские отношения и предназначенной именно для одиноких женщин?
      Исходя по меньшей мере из двух соображений, я этого не сделала, а теперь уже поздно. Все наркотики, которые существуют на «Афине», принадлежат КИУЖС. А сейчас они мне вот как пригодились бы. Мне трудно обойтись только словесной формулой «Я то-то и то-то потому, что мои сотоварищи выращены в другой системе ценностей», понимая при этом, что снисходительно поглядываю на них с высоты пьедестала собственной якобы нормальности.
      Норма. А я ведь буду заперта в космической жестянке со ста тридцатью мужчинами и женщинами, для которых моя личная интимная жизнь является столь же экзотичной, как каннибализм. Столь экзотичной, что у них для этого нет даже названия. Впрочем, я уверена: что-что, а название-то они подберут очень скоро.
 

 
      Кают-компания относилась к типу так называемых пластичных помещений, то есть могла по соответствующему распоряжению принимать другие функциональные формы. Кто-то из экипажа «Афины» вручил мне выносной миниатюрный пульт управления - для выполнения первого поручения в качестве начальника административного отдела.
      Когда взводные шаттлы выстроились снаружи станции для посадки, я нажала на пульте кнопку снадписью «Аудитория», и уютная деревянная обшивка стен превратилась в скромную краску цвета слоновой кости, мебель погрузилась в пол, а на ее месте появилось три ряда стульев, укрепленных на полого поднимающихся пандусах. Пульт задал вопрос: сколько кресел следует поставить на сцене. Я сказала, что шесть, потом пересчитала и поправилась - семь. Ведь с учетом торжественности мероприятия коммодор Сидоренко тоже будет присутствовать.
      Наблюдая, как наше подразделение спецназа заполняет ряды стульев в аудитории, я одновременно попыталась отсортировать ветеранов от «ангелочков». Последних оказалось очень мало - всего 14 из 130 родились в Раю. Объяснение было очевидно, но весьма тревожно.
      Майор Гарсия подождала, пока заполнятся все места, потом помолчала еще пару минут, пристально вглядываясь в лица сидящих и, вероятно, проделывая ту же отборочную работу, которой только что занималась я сама. Затем она встала и представила аудитории коммодора и остальных офицеров, кончая мной. После чего тут же приступила к делу.
      - Я уверена, что вы уже успели нахвататься всяческих слухов. Так вот, один из них, безусловно, справедлив. - Тут она вытащила из кармана мундира карточку и поставила ее на пюпитр. - Сто шестнадцать из вас уже участвовали в боях. Все они были ранены и все побывали в Раю. Для лечения и отдыха, разумеется.
      Вы понимаете, конечно, что подобная концентрация ветеранов в подразделении - вещь весьма необычная. Армия высоко ценит опытных солдат и старается распределять свою элиту равномерно. В таком подразделении, как наше, обычно бывает около двадцати ветеранов. Разумеется, из сказанного следует, что перед нами стоит особенно сложное и опасное задание.
      Мы будем атаковать самую старую из известных нам вражеских баз. - Тут Гарсия помолчала. - Тауриане впервые появились на портальной планете в одном гиперпространственном прыжке от Алеф-10 примерно лет двести назад. Мы атаковали ее дважды и все без толку.
      Она не сказала, сколько человек пережили эти атаки. Но я-то знала, что таких не было вовсе.
      - Если, как мы надеемся, тауриане в течение последних столетий не имели контакта со своей родной планетой, то сейчас мы обладаем перед ними большими преимуществами технологического плана. Детали этих преимуществ не подлежат обсуждению до тех пор, пока мы не доберемся до нашего места назначения,
      (Абсурдная, но с точки зрения соблюдения секретности стандартная предосторожность. Тауриалский шпион имел не больше шансов замаскироваться и заявиться на наш корабль, нежели, скажем, лось. А подкупить кого-нибудь из наших они тоже не могли. Обе расы не обменивались друг с другом ничем, кроме реактивных снарядов.)
      - Мы находимся в трех гиперпространственных прыжкам от Алеф-10, так что у нас будет одиннадцать месяцев, чтобы ознакомиться с новыми системами вооружения, благодаря которым мы… победим тауриан. - Гарсия позволила себе холодно улыбнуться. - К тому времени, когда мы до них доберемся, мы, вполне возможно, попадем в их четырехсотлетнее будущее. Примерно такой же промежуток времени отделяет разгром Великой Армады от первой атомной войны на Земле.
      Разумеется, законы относительности отнюдь не дают каких-либо преимуществ одной расе над другой. Вполне возможно, что тауриане на Алеф-10 к этому времени могли уже не раз принять гостей из будущего своей планеты, прибывших к ним с дарами своей технологии.
      Солдаты сидели тихо, почтительно вбирая в себя те крохи информации, которые майор Гарсия сочла возможным им уделить. Готова спорить, многие из них прекрасно понимали, что им хотят представить картину в чересчур розовом свете. Возможно, это соображали даже некоторые «ангелочки». Майор выдала им еще несколько жизнерадостных общих мест, а потом распустила солдат по их временным кубрикам. Нам же - офицерам - было сказано, что мы встретимся с майором через два часа за ленчем.
      Образовавшееся у меня свободное время я посвятила визитам во взводные временные помещения, а также разговорам с сержантами, которые фактически командовали взводами в обычное время. Я уже познакомилась с их личными делами, но встречалась только с Кэт Вердо, вместе с которой когда-то лежала в терапии. Нам обеим сделали новые левые руки, и общие повседневные упражнения заключались в отработке приемов рукопашной, после чего мы долго извинялись друг перед другом за причиненную весьма ощутимую боль. Кэт очень обрадовалась новой встрече и сказала, что обязательно позволила бы мне иногда побеждать себя, если б только знала, что я так лихо обгоню ее по званию.
      Офицерская кают-компания тоже была «пластичной», чего я не знала. Раньше это было утилитарное помещение, служившее для коротких встреч, где специальные автоматы снабжали вас простейшей закусью и выпивкой. Теперь же эта комната была отделана темной древесиной и замысловатой мозаикой, на столах лежали льняные скатерти и стояла хрустальная посуда. Разумеется, древесина на ощупь была как две капли воды похожа на пластик, а льняное полотно - на бумагу. Но нельзя же иметь все, чего хочется, верно?
      Девять офицеров явились в точно назначенный час, а майор вошла двумя минутами позже. Она поздоровалась с каждым из нас, а затем нажала на кнопку. Коки Сенифф и Джингай появились тут же» таща натуральную жратву и пару графинов вина. Ароматные, прекрасно поджаренные овощи, а также зони, видом напоминавшие крупных креветок.
      - Давайте наслаждаться жизнью, пока можем, - сказала майор. - В самом недалеком будущем нам предстоит вернуться к синтетической пище класса А из восстановленной органики.
      Видимо, на «Афине» хватало места даже для такой роскоши, как гидропонные оранжереи и рыбные пруды.
      Майор попросила нас представиться в том порядке, в котором мы сидели за столом. Я уже кое-что знала о каждом из офицеров, так как мой архив содержал основные данные по всему спецназу и подробные досье на офицеров й нижних чинов нашего подразделения. Все же кое-что оказалось сюрпризом. Я знала, что майор пережила пять сражений, но то, что она четыре раза побывала в Раю - своеобразный рекорд, - было новостью. Знала, что первый заместитель майора - Чане Нгуен - был уроженцем Марса, но не имела представления, что он принадлежал к поколению детей первопоселенцев и был первым марсианином, записавшимся в Армию. По этому поводу разгорелась своего рода дискуссия, так как сепаратисты на Марсе считали, будто Вечная война - дело сугубо земное. Но в те времена Земля была еще в состоянии перекрыть Марсу кислород. Теперь-то Красная планета самодостаточна, говорил Чане, но сам он там не был лет сто и не знает, какова там ситуация сегодня.
      Лилиан Матес покинула Землю только двадцать лет назад (столько времени ей понадобилось для гиперпространственного прыжка), и она сказала, что сейчас вербовка на Марсе не производится. Судебный процесс по этому делу все еще тянется. Так что, возможно, Чане - единственный офицер-марсианин в Армии.
      У него странная манера двигаться и странная походка: осторожная и точная, будто он плывет по волнам невесомости. Мне он рассказал, что тренировался целый марсианский год, таская на себе все больший и больший груз. Только после этого он смог отправиться на Старгейт за своим первым назначением.
      Все офицеры были и хорошо образованны, и прекрасно развиты физически, но только Сид - Исидор Жульпа - действительно мог похвастаться, что он и профессиональный ученый, и профессиональный спортсмен. Он чуть ли не целый сезон профессионально играл в бейсбол, но потом бросил, чтобы писать докторскую по социологии. Он получил должность младшего профессора как раз за день до того, как ему пришла повестка из Армии. Кожа у Сида черна до синевы. Со своими точеными чертами лица он выглядел как какой-то жуткий африканский бог. А на самом деле тих и застенчив - мой любимец.
      Я разговаривала преимущественно с ним и с Шарной, болтая о чем угодно, кроме нашего ближайшего будущего. Когда все было съедено и выпито, пришли оба кока со своими тележками, убрали со стола, оставив лишь кофе и чай. Гарсия подождала, пока все нальют себе и пока рядовые покинут комнату.
      - Конечно, мы не имеем ни малейшего представления о том, что нас ждет на Алеф-10, - сказала майор. - Единственное, что нам удалось выяснить и чего вы, вероятно, не знаете, это то, как погиб второй десант спецназа.
      Да, это что-то новенькое.
      - Там было нечто вроде минного поля. Сетка из мощных водородных бомб типа «нова» образовывала как бы пояс по экватору портальной планеты. Мы предполагаем, что этот пояс и сейчас еще там.
      - А они не сумели вовремя обнаружить эти бомбы и избежать контакта с ними? - спросила Райза.
      - Это была активная система. Бомбы буквально гонялись за кораблем. Четыре из них взорвались, догоняя корабль, в непосредственной близости, пятая - накрыла его. Беспилотный разведчик, регистрировавший все происходящее, едва избежал той же судьбы. Одна бомба последовала за ним даже в первый гиперпространственный прыжок.
      Мы теперь можем кое-что противопоставить этой системе. Нам будет предшествовать отряд «разумных» беспилотных разведчиков, которые одновременно взорвут все бомбы, формирующие этот пояс. На планете после этого станет жарковато, а наш подход к ней будет прикрыт.
      - А что случилось с первым десантным кораблем, нам известно?
      Гарсия покачала головой:
      - Беспилотный разведчик не вернулся. Наверняка мы знаем только одно - они погибли как-то иначе.
      - А это откуда известно?
      - Алеф-10 хорошо видна с Земли. Она находится от Земли в восьмидесяти световых годах. Сто двадцать лет назад земляне уже обнаружили бы взрыв «нова», если бы таковой имел место. Можно предположить, что атака велась по стандартной программе, как и гласил приказ, и что десант был уничтожен. А возможно, имела место авария в пути.
      Ясно и ежу: никаких сообщений на Землю или на Старгейт десантники отправить не могли. Мы бы и теперь этого делать не стали. Боевые действия ведутся только на портальных планетах вблизи коллапсаров

, а они по большей части безжизненны и пустынны - голый камень. Ну а для того чтобы превратить в пыль Старгейт, хватило бы и одной бомбы типа «нова», а уничтожить жизнь на Земле можно и тремя. Так разве можно давать врагу карту, пользуясь которой, они могут туда добраться?
 

 
      Большая часть учений в течение ближайших одиннадцати месяцев была связана с освоением самых примитивных видов оружия, почему, видимо, среди сюжетов КИУЖС было так много эпизодов с луками, стрелами, копьями, ножами и всякой подобной всячиной. Оказывается, у нас теперь есть такая новинка - «силовое поле стасиса». Находясь под защитой его «пузыря», можно орудовать только простейшим оружием, так как оружие с энергетической подпиткой тут отказывает.
      Больше того, внутри стасисного поля законы физики действуют плохо, а химии - вообще не срабатывают. Например, там ничто не может двигаться со скоростью более 16,3 м/сек.,'включая элементарные частицы света. Внутри поля видеть можно, но это не свет, а« своего рода свечение. Если подвергнуться воздействию поля без специального скафандра, то тут же у человека наступает мозговой паралич - не действуют электрические цепи. Да и вообще через несколько секунд вы превращаетесь в глыбу льда. Поэтому нам выдавались скафандры, сделанные из чего-то вроде прочной потрескивающей алюминиевой фольги. Они набиты всякими уникальными прибамбасами и аппаратурой для полной переработки отходов жизнедеятельности. Внутри стасиса можно жить вечно. Вернее, до того времени, пока вы не спятите там от тоски.
      Но только одна-единственная дырочка в скафандре от булавочного укола… и вы умираете мгновенно.
      По этой причине учения с применением примитивного оружия в стасисе категорически воспрещались. И если во время учений «якобы в пузыре» вы оставляли на скафандре партнера хоть крохотную царапину, вам предоставлялась возможность поразмыслить об этом печальном факте в течение суток, проведенных в строгом одиночном заключении. Правило распространялось даже на офицеров. Мое небрежное обращение с наконечником стрелы обошлось мне в бесконечно тянувшийся день пребывания в полной темноте.
      В гимнастическом зале одновременно мог работать только один взвод. Поэтому сначала я тренировалась с любым составом в те часы, которые у меня оказывались свободными от выполнения моих прямых обязанностей, но потом я так перестроила свое расписание, чтобы работать постоянно с четвертым взводом. Мне нравился и командир взвода Аурелло Моралес, и его штабной сержант Карл Хенкен. Но больше всех мне нравилась Кэт Вердо.
      Не помню той минуты, когда обычная дружба переросла в половое чувство. Не было ни тщательно обдуманного предложения, ни мгновенной вспышки страсти. С самого начала мы ощущали какое-то физическое сродство благодаря общим воспоминаниям о Тресхолде. Потом мы совершенно естественно стали партнерами по рукопашному бою, так как абсолютный возраст у нас был одинаковый, да й физическое состояние - тоже. Такие тренировки воспитывают чувство грубоватой интимности, а тот факт, что офицеры и младший комсостав пользуются отдельными душевыми, привел к интимности уже другого рода. Аурелло и Карл занимали одну кабинку, а мы с Кэт - другую. Сначала намыливали друг дружке спину, а потом перешли и к противоположной стороне тела.
      Будучи просто сержантом, Кэт не располагала отдельной каютой. Она спала в уголке кубрика вместе с остальными женщинами своего взвода. Однажды ночью Она постучалась в мою дверь вся в слезах, вызванных той странной проблемой, с которой мы обе столкнулись. Дело в том, что наши новые руки иногда стали ощущаться как нечто чужое, не свое. Они повиновались командам, но так, будто были отдельными существами, привитыми к тебе. Ощущение чужеродности было сильнее попыток победить его умом. Я впустила Кэт, позволила ей выплакаться у себя на плече (том - здоровом), а потом разделила с ней свою узкую койку. Мы не делали ничего такого, чего не делали уже много раз в душевой, но теперь это уже была не просто шалость. И когда Кэт уснула, положив голову мне на грудь, я еще долго лежала без сна.
      Я все еще любила Уильяма, но если не произойдет чуда, я больше никогда его не увижу. То, что я чувствовала к Кэт, было куда больше простой дружбы. Ни по мнению Кэт, ни по взглядам других офицеров, в этом не было ничего извращенного или порочного. Да при этом - отсутствие даже самой маленькой надежды, что у меня может получиться что-то с Сидом или с кем-нибудь из других мужчин.
      Когда я была еще девчонкой, то мы, бывало, напевали насмешливую и одновременно грустную песенку, звучавшую примерно так:
 
 
Если с милым своим не смогу я лежать,
Если мы с ним навеки в разлуке,
То придется, пожалуй, немилому дать,
А не то околеешь от скуки.
 
 
      По-моему, этим все сказано.
      Я отправилась к Элси Дьюрак - психологу нашего подразделения спецназа, который помог мне разобраться в кое-каких моих комплексах. Потом мы вместе с Кэт навестили Октавию Полл - консультанта по проблемам женского секса. Этот визит закончился смешной четырехсторонней дискуссией совместно с Данте Норелиусом - консультантом по сексу мужскому, результатом чего явилось некое механическое приспособление, над которым мы постоянно хихикали, но которым частенько пользовались, что делало для меня эти отношения более приемлемыми и близкими к норме.
      Кэт смирилась с моим желанием держаться за прошлое и не обижалась, что я, лежа с ней, думаю об Уильяме. Она считала это извращением, но романтичным.
      Я даже решила обсудить свою проблему с майором, но она подняла меня на смех и выгнала. На борту корабля- все, кто хочет знать, знают, и это было приятно, так как теперь я им не казалась такой страшной и чужой. Если бы я числилась во взводе Кэт или она находилась бы в прямом моем подчинении, ее бы автоматически перевели в другой взвод, что иногда делалось на моей памяти в таких случаях.
      Логика подобных решений ясна, но она заставила меня подумать о самой Гарсии. Если бы она влюбилась в другую женщину на корабле, то способа вывести любовницу из непосредственного подчинения майора не существовало. Насколько я знаю, у нее никого и не было.
      Кэт в известном смысле переехала ко мне. Может, кому-то это пришлось не по душе, но гораздо больше было таких, которые радовались, что их сержант не следит за ними ежечасно и ежеминутно. Обычно она оставалась со своим взводом до первого отключения света, а затем отправлялась по коридору к моей каютке, по пути встречая других солдат, спешивших по таким же делам. В космической жестянке таких вещей в секрете не удержишь, да никто особо и не пытается это делать.
      В наших отношениях с Кэт присутствовал терпкий привкус обреченности - будто обреченные на неминуемую гибель души стремятся слиться в одну, пользуясь истекающими днями жизни. Но ведь это относится ко всем любящим, если, конечно, они не принадлежат к типу людей, живущих по принципу «день прожит, и ладно». Если верить средним показателям, то только у тридцати четырех процентов из нас был шанс на будущее после «Элефанта» - так мы почти все называли Алеф-10, когда дело подошло ко второму гиперпространственному прыжку.
      Уильям безропотно пытался объяснить мне физический смысл этого процесса в те времена, когда мы с ним готовились к нашему первому прыжку. Однако математика не давалась мне еще в колледже, а дифференциальное исчисление окончательно и навсегда пригвоздило меня к специализации на английской филологии. Что-то там связано с ускорением. Если вы падаете в коллапсар, то есть в Черную дыру, как это бывает с другими материальными телами, то вы обречены. Но почему-то и вы, и другие окружающие вас люди могут падать туда целую вечность. А с точки зрения окружающего мира, вы выныриваете из этой дыры в другом месте и в другое время и вроде бы сами за это время даже чихнуть не успели.
      Что-то в этом роде. Хотя, как мне кажется, подобного эксперимента никто еще не проделывал. Итак, вы разгоняетесь в направлении воображаемого горизонта коллапсара, который заменяет ему поверхность, до заранее рассчитанной скорости, причем проделываете это под определенным углом, благодаря чему выскакиваете из совершенно другого коллапсара в скольких-то световых годах от точки вхождения - может, в пяти, а может, в пяти миллионах. Тут очень важно правильно рассчитать угол, ибо вернуться назад и все начать сначала никому не удастся.
      (Мы надеялись, что именно это произошло с первым десантом спецназа на Элефант. Тогда, вполне возможно, они сейчас торчат где-нибудь в другом конце галактики, колонизируя симпатичную маленькую планетку. Учитывая подобную возможность, каждый крейсер располагает некоторым числом установок, имитирующих женскую матку, а также ясельным оборудованием, хотя наш майор смущенно закатывала глаза, описывая это хозяйство. Оно, говорила она, необходимо для укрепления морального уровня, но вряд ли находится в рабочем состоянии. Я еще подумала: а не придется ли в таком случае этим несчастным людям сжать крепче зубы и делать детишек старым добрым способом?)
      Поскольку мы отправились от Рая, нам нужно было сделать по меньшей мере два гиперпространственных прыжка, прежде чем мы обретем Элефант. На это требовалось два сто-
      летия объективного времени, ежели, конечно, считать, что подобная штука вообще существует. Для нас же это время уложится в одиннадцать исключительно тяжелых месяцев. Кроме тренировок со старинным оружием, солдатам приходилось осваивать боевые скафандры и специальные системы вооружения, которые прилагались к ним на тот случай, если поле стасиса откажется работать или если оно окажется беспомощным перед усовершенствованной технологией врага.
      А тем временем я прилежно занималась своей административной работой. Какую-то часть ее составлял бухгалтерский учет, но на корабле, куда ничто не поступает снаружи и ничто не уходит, учет становится делом простым. Большая же часть моего времени шла на поддержание морального уровня бойцов.
      К этому я была не слишком хорошо подготовлена, возможно даже, хуже кого угодно на борту. Их музыка казалась мне вовсе не похожей на музыку. Их игры, на мой взгляд, были лишены смысла, даже когда они терпеливо пытались объяснить правила. Кино казалось мне чуть более интересным, особенно с антропологической точки зрения. Что же касается еды и напитков, то тут вкусы изменились сравнительно мало, зато сексуальная жизнь солдат была для меня полна загадок, несмотря на увлечение Кэт и даже оргазмы, которые я время от времени испытывала. Если мимо меня проходили мужчина и женщина, то меня в первую очередь интересовал мужчина. Так что хоть я и любила женщину, но как настоящей лесбиянке цена мне была грош.
      Иногда это обстоятельство действовало на меня успокаивающе, как бы укрепляя связь с Уильямом и с моим прошлым вообще. Но чаще я еще острее ощущала свою непохожесть и невозможность полного слияния с этими людьми.
      У меня было восемь добровольных помощников и один подчиненный - Кади Уайт. Вот его никак нельзя было назвать находкой. Думаю, что правила вербовки, разработанные на Земле и закрепленные в акте об элитных войсках, в Раю начисто забыты. Я готова даже пойти дальше с учетом того, что никто на корабле не поймет, о чем я говорю, и заявить, что в его появлении на корабле было нечто такое, что мог бы описать только великий Мильтон. Уайт был изгнан из Рая за невиданное высокомерие и потрясающую гордыню. Гордиться, правда, ему было совершенно нечем, за исключением мускулатуры и прекрасного лица. Что же касается ума, то его развитие остановилось у Уайта где-то на уровне хомячка. Выглядел он как греческий бог, но для меня это обстоятельство обернулось одним: каждый раз, когда я в нем нуждалась, Уайт болтался в гимнастическом зале, накачивая мускулы на тренажерах. Или в укромном местечке, где какой-нибудь временный возлюбленный, которому разговоры были ни к чему, трудился над его прямой кишкой. Но читать и писать Уайта все же научили, так что я вскоре сообразила, что могу заставить его не путаться у себя под ногами, засадив за оформление моих еженедельных отчетов о проделанной работе. Он мог мою заметку о том, что «эта неделя ничем не отличалась от предыдущей», превратить в эпическую поэму, исполненную невероятной тягомотины.
      Я продолжала радоваться, что не вхожу в число строевых командиров. Вы без конца гоняете людей, готовя их к боевым операциям, затем набиваете их в космическую жестянку на одиннадцать месяцев… Для чего? Для новых боевых учений! Кому такое понравится? Ясное дело, люди начинают огрызаться.
      Мужики, конечно, еще хуже баб. Вернее сказать, если женщина срывается с нарезки, то дело обычно ограничивается яростной перебранкой и редко переходит в кулачную потасовку или в избиение ногами. Правда, у Кэт во взводе была парочка бабенок, являвшихся исключением из этого правила, так что дело дошло почти до смертоубийства. Прямо в столовой для рядовых.
      Случилось это за несколько дней до нашего последнего гиперпространственного прыжка. К тому времени почти весь личный состав уже дошел до точки кипения. Сцепились Лейн Мейфейр и Крошка Кеймо - огромная девка, способная уложить в рукопашной почти любого из наших мужиков. Лейн попыталась перерезать ей горло, напав сзади, а Крошка, сломав ей руку в локте, всерьез стала душить ее, надеясь убить раньше, чем сама истечет кровью. Все присутствовавшие разбежались по углам, но тут выбежал наш повар Джи-Джи, который и оглушил могучую Крошку тяжелой сковородкой.
      Пока обе девушки находились еще в больничке, собрался военный суд. При наличии показаний более чем сорока свидетелей у майора Гарсии не было выбора. Она приговорила
      Лейн Мейфейр к смерти за попытку умышленного убийства. И сама сделала ей смертельный укол.
      Мне пришлось стать свидетелем этого события и прямо скажу: я не считаю его своим главным достижением в тот день. Мейфейр была прикована к койке и, как мне кажется, находилась под воздействием легкого наркотика. Гарсия объяснила ей, почему суд вынес такой приговор, и спросила, не хочет ли Мейфейр воспользоваться привилегией самой принять яд. Мейфейр ничего не ответила, она только рыдала и трясла головой. Двое солдат схватили ее за плечи, а Гарсия взяла руку Мейфейр и воткнула в нее иглу. Мейфейр страшно побледнела, глаза ее закатились. Несколько секунд тело девушки сотрясали конвульсии. Потом она умерла.
      Во время исполнения приговора Гарсия даже глазом не моргнула, но когда все кончилось, она еле слышно прошептала, что будет у себя в каюте, если кому-то понадобится, и быстро ушла.
      Мне досталось распоряжаться при ликвидации тела. Двое санитаров завернули его в простыню и положили на каталку. Мы выкатили ее в коридор, где уже выстроился весь личный состав. Все молчали. Я помогла санитарам внести тело в воздушный шлюз. Оно уже начало коченеть, хотя еще и не вполне остыло.
      Один из моих друзей прочел молитву на языке Мейфейр. Инженер по моей команде довел давление в шлюзе до максимума, а затем открыл наружную дверь. Труп Мейфейр стремительно вылетел в бесконечную одинокую могилу.
      Потом я вернулась в больничку, где нашла безутешную Крошку. Они с Мейфейр были любовниками еще со Старгейта. И вот все пошло наперекосяк, все потеряло смысл, но почему, почему, почему? Мой ответ был краток - попросила Шарну дать больной транквилизатор. И сама тоже проглотила одно «колесо».
 

 
      Мы выбрались из коллапсара Элефанта буквально через минуту после вылета оттуда защитной фаланги - десяти скоростных «разумных» беспилотных устройств, вооруженных множеством боеголовок, запрограммированных на уничтожение минного поля портальной планеты, которое состояло из бомб типа «нова».
      Тут нас ожидал первый сюрприз: никакого минного поля не было. Второй сюрприз заключался в том, что тауриан тоже не было. Их база показалась нам целой, но давно заброшенной, мертвой.
      Мы решили разрушить ее водородной бомбой, но сначала послать туда один взвод на разведку. Гарсия приказала мне отправиться вместе с ним. Это был взвод Кэт. Что ж, вполне завлекательная совместная прогулочка, ежели допустить, что там нет никаких ловушек, начиненных бомбами, способными сдуть нас с поверхности планеты. Например, ловушкой может оказаться сама брошенная база.
      Водородную бомбу нам предстояло тащить с собой. Моралес или я были обязаны взорвать ее и в том случае, если взвод попадет в ситуацию, которая покажется нам безнадежной. То же самое могла сделать и Гарсия прямо с орбиты. Я считала, что у нее-то рука не дрогнет. А вот насчет себя и Моралеса у меня такой уверенности не было.
      Но пока мы на складе натягивали свои боевые скафандры, на нас обрушился третий сюрприз. Самый главный. Я потом видела подлинную запись. Куб трехмерного видения, находившийся в рубке, вдруг засветился и в нем возникло плоскостное изображение юноши в старинной форме. Изображение все время, пока юноша говорил, менялось от двухмерного к трехмерному и обратно.
      - Хелло, корабль землян! Вы работаете все на той же частоте? И все еще говорите на том же языке?
      Он радостно улыбнулся.
      - Конечно, сначала вы не захотите мне ответить. Я бы на вашем месте и сам так поступил. Ведь исключить возможность ловушки нельзя. Поэтому мы решили воспользоваться длинными волнами. Я говорю с вами с совершенно другой портальной планеты, которая находится в 12,23 миллиона километров от вас. Орбита этой планеты наклонена на 0,54 радиана по отношению к коллапсару. Впрочем, вы, надо думать, уже вычислили это.
      Я - потомок первых десантников, высадившихся в этих местах почти тысячу лет назад. Жду ваших вопросов. - Он поудобнее уселся в кресле, стоявшем в комнате с закругленными углами. Скрестил ноги, взял блокнот и стал листать его.
      Мы немедленно получили изображение его портальной планеты, сделанное оптикой с большой разрешающей способностью. Планета невелика, как это часто бывает, холодна и лишена атмосферы за исключением территории самой базы. Это скорее городок, чем военная база, он совершенно очевидно выполняет функции маяка. Купола над городом не видно, надо думать, воздух удерживается каким-то силовым полем. Освещается искусственным солнцем, плавающим в нескольких километрах над поверхностью планеты.
      На орбите висел старинный крейсер. Его подчеркнуто обтекаемое изящество вызвало у нас чувство неловкости и стыда за функциональную неуклюжесть нашей коробки. Кроме него, на орбите находилось еще два таурианских военных крейсера. Никаких видимых повреждений они не имели.
      Когда мы вступили в этот контакт, в рубке находились пятеро наших офицеров. Напротив Гарсии сидел коммодор Сидоренко. Он был старше по званию, но сейчас командовала майор, так как дело касалось не корабля, а планеты. А планета - ее прерогатива.
      Я чувствовала себя крайне неловко, так как явилась сюда прямо из отсека подготовки к десантированию. Все офицеры были в полной форме, а я - в так называемой контактной сетке боевого скафандра и выглядела так, будто меня голую покрыли тонким слоем серебряной краски.
      Гарсия обратилась к сидящему в кресле юноше:
      - Как ваше имя и какой у вас чин?
      На то, чтобы вопрос дошел до него, потребовалось сорок секунд и еще столько же на получение ответа.
      - Меня зовут Человек. Званий у нас нет. Здесь я нахожусь потому, что владею старым стандартным английским языком.
      Разговор тянулся медленно. За это время вполне можно было сыграть партию в шахматы, не потеряв при этом ни одного произнесенного слова.
      - Но ваши предки каким-то образом победили тауриан, не так ли?
      - Нет. Тауриане взяли их в плен и поселили на этой планете. Потом, несколько поколений назад, произошла еще одна битва. После нее мы больше тауриан не видели и о них не слышали.
      - Но ведь то сражение мы проиграли. Наш крейсер погиб вместе со всем отрядом спецназа.
      - Об этом я ничего не знаю. Их планета находилась по другую сторону коллапсара, когда началось то сражение. Люди наблюдали только яркие вспышки света, искаженные перепадами гравитации. Мы всегда считали, что нападающими были роботы, так как после окончания битвы мы не имели сведений ни с той, ни с другой стороны. Мне жаль, что погибло так много людей.
      - А что произошло с таурианами, которые оставались с вами? Они все еще живы?
      - Нет. Их не было тогда, нет и теперь. А до сражения они время от времени появлялись.
      - Но вон же… - начала было Гарсия.
      - А, вы имеете в виду таурианские корабли, что на орбите? Они тут висят уже несколько сот лет. И наш крейсер тоже. У нас нет средств, с помощью которых можно было бы добраться до них. Наша колония экономически самодостаточна, но ведь это просто тюрьма.
      - Я свяжусь с вами после того, как посоветуюсь со своими офицерами. - Куб потемнел.
      Гарсия развернула свое вертящееся кресло. То же сделал и Сидоренко, который заговорил впервые за все время.
      - Не по душе мне это. Вполне возможно, что этот парень - просто запись.
      Гарсия кивнула.
      - Тогда из этого можно сделать ряд выводов. И первый - они о нас знают куда больше, чем мы о них.
      - Это очевидно. Четыреста лет назад они, видимо, уже обладали средствами построить базу, чтобы поселить пленников. Не думаю, что мы бы не смогли создать подобную запись с участием тауриан, располагая двумя сотнями пленных и временем для научных изысканий.
      - Я согласна. Поттер, - сказала Гарсия, - идите вниз и скажите четвертому взводу, что наши планы слегка меняются, но людям надлежит находиться в полной боевой готовности. Я думаю, что самое лучшее для нас - это отправиться к той планете и вступить с ними в физический контакт как можно скорее.
      - Точно, - отозвался Сидоренко. - Мы потеряли элемент неожиданности, но никакой нужды торчать тут и снабжать их новой информацией, которая позволит им внести изменения в стратегию, у нас нет. Разумеется, если полагать, что там есть тауриане.
      - Приготовьте своих ребят к пятикратным перегрузкам, - отдала мне приказ Гарсия. - Вы должны добраться туда за несколько часов.
      - За восемь, - уточнил Сидоренко. - Мы от вас отстанем примерно часов на десять.
      - Нам висеть на орбите? - спросила я, впрочем, не сомневаясь в ответе.
      - Решайте сами. А теперь ступайте к шаттлам.
      Мы ретранслировали голографическое изображение базы вниз и разработали довольно простое стратегическое решение. Двадцать два бойца в боевых скафандрах, вооруженные до зубов, включая водородную бомбу «нова» и поле стасиса, окружат базу и вежливо постучатся в дверь. В зависимости от ответа мы или зайдем попить чайку, или сровняем базу с землей.
      Добраться туда будет не так уж трудно. Конечно, выдержать пятикратные перегрузки в течение четырех часов не может никто без специального оборудования. Поэтому нам надлежало наглухо закрыть свои боевые скафандры, накачаться снотворным и включить системы жидкостного гидравлического обеспечения. Восемь часов глубокого сна, еще час на то, чтобы стряхнуть сонливость и снова стать солдатом. Или гостем, приглашенным на файв-о-клок.
      Кэт и я обошли битком набитый солдатами боевой шаттл, проверяя, все ли в порядке, хорошо ли прилажены скафандры и таймеры. Потом выбрали минутку, чтобы обняться перед тем, как занять свои места.
      Я присоединила систему влагообмена к патрубку на бедре скафандра, и чувство страха исчезло тут же без следа. Тело как бы повисло в невесомости, им овладела приятная истома. Я позволила мягкому рыльцу штуцера обхватить ноздри и рот. Я все еще отчасти сохраняла сознание и понимала, что он начинает выжимать из моих легких весь запас воздуха, а вместо воздуха накачивает туда какую-то весьма плотную жидкость. Но если говорить об ощущениях, то было лишь одно - долгий, но очень постепенный оргазм. Я знала, что подобное ощущение нередко приходит к людям в момент, когда их истребитель внезапно начинает разваливаться на куски. Однако на войне есть множество куда худших способов помереть. И еще задолго до того, как бешеное ускорение вжало нас в кресла, я уже спала. Во сне мне снилось, что я рыба и плаваю в теплом тяжелом море.
 

 
      Химические препараты обладают свойством ослаблять память о том, как к тебе возвращалось сознание, что, надо думать, само по себе не так уж и плохо. Мои диафрагма и пищевод горели огнем и саднили от рвоты, с помощью которой организм очищался от жидкости. Кэт выглядела жутко, а я старалась не смотреть в зеркало, пока мы вытирались полотенцами, надевали контактные сетки, забирались в свои боевые скафандры и готовились к высадке.
      Наша стратегия, какой бы она ни была на самом деле, по мере приближения к портальной планете казалась все менее соблазнительной. Два таурианских крейсера действительно принадлежали к устарелым моделям, но они в сотни раз превышали размерами нашу миноноску и поскольку были задействованы на синхронную орбиту, то так и висели над базой, и нам, чтобы добраться до базы, надо было обязательно пройти под их огнем. Нам, однако, разрешили приблизиться, не делая попыток сбить меткими залпами, что делало рассказ Человека более заслуживающим доверия.
      Возможно, они понимали, что наше главное предназначение - вызвать на себя огонь базы и крейсеров. Если бы они нас аннигилировали, то «Боливар» наверняка применил бы другую стратегию.
      Когда Моралес решил, что мы идем на посадку и приземлимся на полосе, примыкающей к базе почти вплотную, я пробормотала: «А не все ли равно, за что быть повешенным - за козленка или за овцу». Кэт, бывшая со мной в связке, спросила, кому это нужно - вешать овец. Я ответила, что объяснять долго. Так говаривал мой отец, но если он и объяснил мне смысл этой поговорки, то я его все равно позабыла.
      Посадка сопровождалась диким грохотом, но оказалась на удивление мягкой. Мы переключили боевые скафандры с режима транспортировки и попробовали передвигаться по поверхности планеты, где сила тяжести составляла всего треть g.
      - Сюда надо было послать Коя, - сказала Кэт. Так мы привыкли называть марсианина Чанса Нгуема. - Он бы чувствовал себя тут как дома.
      Нам пришлось поторапливаться: люди стремились побыстрее занять боевые позиции. Кэт отправилась на другую сторону базы. Мне же предстояло сопутствовать Моралесу в его миссии стучать в дверь. У офицеров есть свои привилегии - либо нарваться на пулю, либо на приглашение пожаловать к столу.
      Здания базы выглядели так, будто ее сконструировал какой-то очень трудолюбивый и серьезный ребенок. Блоки без окон, выложенные в строгом геометрическом порядке. Все, кроме одного, выкрашены в песочный цвет. Мы направились к серебристому кубу штаба. Во всяком случае, на его двери большими буквами было написано «ШТАБ».
      Сверкающая дверь со свистом взлетела вверх подобно готовому сейчас же обрушиться вниз ножу гильотины. Мы вошли в проем, стараясь без особого успеха сочетать быстроту с достоинством. Дверь, лязгнув, тут же опустилась. Этот «нож», он же дверь, отличала массивность, так что даже в вакууме мы услышали этот лязг благодаря вибрации пола, переданной подошвам наших сапог.
      Раздался свист воздуха - его мы услышали уже по-настоящему, и минуту-другую спустя вторая дверь шлюза открылась сама собой. В нее мы прошли боком - мешали габариты наших боевых скафандров. Я думаю, мы могли бы прекрасно пройти и прямо, по дороге расширив дверной проем. Могу сказать, что я даже совершенно серьезно рассматривала такую возможность, пока лезла боком - по-крабьи. Это лишило бы хозяев возможности пользоваться шлюзом до тех пор, пока ему не сделают изрядный ремонт.
      Дальше была еще одна дверь - металлическая, предохраняющая от взрывной волны, толщиной в полметра. Медленно она распахнулась перед нами. За простым круглым столом сидели Человек и женщина, похожие друг на друга, как близнецы. На обоих были одинаковые голубые мундиры.
      - Приветствую вас в Алькатрасе, - сказал Человек. - Это название берет начало от очень древнего анекдота*. - Он жестом указал на четыре пустующих кресла. - Почему бы вам не снять скафандры и не расслабиться?
      - Это было бы не слишком умно, - ответил Моралес.
      - Вы же окружили базу. Даже если бы я захотел причинить вам вред, то вряд ли решился бы на такую глупость.
      - Это ради вашей безопасности, - поспешила вмешаться я. - За четыреста лет вирусы могли подвергнуться сильнейшим мутациям. Вы сами не захотите дышать одним воздухом с нами.
      - Ну, это не проблема, - ответила женщина. - Поверьте мне. Мои тела куда более эффективны, нежели ваши.
      - Мои тела? - спросила я недоумевая.
      - А, да ладно!
      Она сделала жест рукой, который показался мне лишенным смысла. Две двери, находившиеся в разных концах комнаты, открылись одновременно. Из той, что была ближе к женщине, вышла процессия женщин. Все - точные копии сидевшей за столом. Из второй двери так же молча вышли копии Человека.
      Их было штук по двадцати каждого сорта. Они посмотрели на нас одинаково пустыми глазами, а затем сказали хором:
      - Мы ждали вас.
      - И я - тоже! - В комнату вошла пара полуобнаженных тауриан.
      Наши вооруженные лазерами пальцы мгновенно нацелились в их сторону. Выстрелов, однако, не последовало. Я отцепила от пояса метательный нож и метнула его. То же сделал и Моралес. Оба существа с легкостью уклонились от ножей. Скорость их движений была куда больше, чем у людей.
      Я приготовилась к смерти. Живых тауриан я не видела со времени кампании Йод-4, но во время КИУЖС я билась по меньшей мере с четырьмя сотнями таких. В тех случаях, когда речь идет о возможности прикончить человека, вопрос о собственной гибели для них просто не существует. Однако эта парочка почему-то нападать не торопилась.
      - Тут многое придется объяснять, - сказал один из тауриан тонким прерывающимся голоском. Его голосовое отверстие то расширялось, то сокращалось. Тела тауриан были лишь чуть прикрыты свободными мундирами, похожими на людские. Они скрывали только часть морщинистой оранжевой кожи, странные члены и ребристую муравьиную грудь.
      Оба медленно в унисон мигали, что, возможно, было каким-то социальным или эмоциональным сигналом. Почти прозрачная мембрана, влажно блестя, прикрывала их фасеточные глаза. Дрожание складки мягкой кожи на месте носа лучше бы не сопровождало каждое мигание глаз.
      - Война кончилась. Кончилась почти повсюду. Снова заговорил Человек:
      - Теперь люди и тауриане совместно используют Старгейт. На Земле есть представитель тауриан, на их планете - Дж'ардкух - Человек.
      - Люди - такие же, как ты - распечатанные машиной?
      - Я действительно рожден машиной, но она живая, называется матка. До тех пор, пока я и в самом деле не превратился в одного, мир наступить не мог. Ведь когда нас - очень непохожих друг на друга - миллиарды, идея мира вообще не может быть воспринята.
      - И Что же - сейчас на Земле все вот такие, как ты? - спросила я. - Означает ли это, что сохранился только один вид людей?
      - Нет, кое-где во Вселенной еще существуют изолированные участки, где длится Вечная война. Там есть такие же, как вы, - ответила мне женщина. - А вообще-то существует лишь один Человек, так как я могу быть по желанию и мужчиной, и женщиной. И есть лишь один таурианин. Я создана (или создан) по образу и подобию реального человека - его звали Кхан. А я зовусь Человек.
      Вот какая штука, значит, получилась: считалось, что мы сражаемся за спасение человеческой расы, а оказалось, что она уже заменена новой и улучшенной моделью.
      Где-то справа и слева от меня послышались звуки, напоминавшие отдаленный гром. Однако мой личный коммуникатор молчал.
      - Ваши люди атакуют, - сказал Человек, - несмотря на то что я предупредил их о бессмысленности подобных действий.
      - Дайте мне поговорить с ними! - закричал Моралес.
      - Не получится, - ответила ему женщина. - Они собрались под полем стасиса сразу же, как только увидели, пользуясь вашими глазами, тауриан. В действие приведено их автоматическое оружие. Когда они поймут, что оно не работает, то попытаются прорваться сюда с помощью поля стасиса.
      - Такое случалось и раньше? - спросила я.
      - Не здесь. В других же местах бывало. Результаты неоднозначны.
      - Ваше поле стасиса, - вмешался таурианин, - было нам хорошо известно уже сотню лет назад. Мы воспользовались его улучшенной моделью, чтобы помешать вашей стрельбе.
      - Вы сказали, что результаты неоднозначны, - обратился к женщине Моралес. - Значит ли это, что иногда сражение выигрываем мы?
      - Даже если вы убьете меня, это не будет победой. Теперь некого побеждать. Нет, единственная неопределенность заключается в том, какое число ваших людей выживет.
      - Вполне возможно, что нам придется уничтожить ваш крейсер «Боливар», - снова вмешался таурианин. - Насколько я понимаю, там следят за нашими переговорами. В настоящее время он находится в нескольких световых минутах от нас. Если они не выскажут намерения кооперироваться с нами, у нас не будет другого выбора.
      Гарсия ответила через минуту. Ее изображение возникло за спиной таурианина.
      - А почему бы нам не призвать вас действовать в духе дружбы и доброжелательности? Если ни один из наших людей не пострадает, то и с вами случится то же самое.
      - Это не в моей власти, - отозвался Человек. - Ваше автоматическое оружие атакует. Мое - защищается. Я полагаю, что ни то, ни другое не запрограммировано на милосердие.
      Женщина продолжила:
      - То, что ваши люди еще живы, ясно говорит о мирном характере наших намерений. Мы ведь могли бы деактивировать прямо отсюда ваше поле стасиса. - Тут раздался мощный звуковой удар, и стол Человека подпрыгнул на несколько дюймов. - И тогда большинство ваших погибло бы в одно мгновение.
      Гарсия помолчала.
      - Тогда объясните, почему вы этого не сделали.
      - Одна из моих директив, - ответил ей Человек, - требует минимизировать число жертв среди вас. Существует программа диверсификации генофонда, подробные сведения о которой вы можете получить на Старгейте.
      - Ладно, - решилась Гарсия. - Поскольку я не могу связаться со своими людьми напрямик, я разрешу вам деактивировать поле стасиса, но вам придется одновременно отключить свои автоматические средства защиты. Иначе все наши погибнут.
      - Значит, вы предлагаете, чтобы вместо них погибли мы? - отозвался Человек. - Я и двое ваших представителей?
      - Я прикажу своим немедленно прекратить огонь.
      Весь этот разговор происходил с перерывом между фразами в двадцать секунд, следовательно, слово «немедленно» означало, что приказание будет выполнено в пределах этого лага.
      Не произнеся ни слова, оба таурианина исчезли, а сорок человеческих дубликатов двумя цепочками покинули зал переговоров.
      - Хорошо, - сказал Человек. - Возможно, нам удастся преодолеть этот двадцатисекундный лаг. Кто из вас двоих старше по званию?
      - Я, - ответила я.
      - Большинство моих индивидуальностей вернулись в подземное убежище. Я отключу ваше стасисное поле и наши оборонительные вооружения одновременно. Скажите своим сотоварищам, что они должны прекратить огонь немедленно. Если мы погибнем, то оборонительные установки включатся автоматически, а у ваших солдат уже не будет защиты в виде поля стасиса.
      Я переключила коммуникатор на командную частоту, чтобы оказаться автоматически в прямом контакте с Кэт и сержантом Хенкеном, когда поле стасиса исчезнет.
      - Мне это не нравится, - сказал Моралес. - Вы что же - можете включать и выключать вооружение с помощью мысленного приказа?
      - Верно.
      - Но мы же так не умеем! Когда Поттер отдаст свой приказ, сержантам потребуется какое-то время, чтобы понять его и начать действовать.
      - Но ведь для этого нужно только повернуть выключатель, не так ли?
      Раздался еще один громовой удар, и слева от меня на стене появилась паутина трещин. Человек поглядел на нее, но не выказал никаких эмоций.
      - Значит, сначала полдюжины людей должны разобраться в приказе, а потом согласиться выполнить его?
      Человек и женшина поглядели друг на друга и кивнули головами.
      - Готово!
      Крошечные - размером с ноготь большого пальца - лица Кэт и Карла возникли на экране коммуникатора рядом с таким же изображением Моралеса.
      - Кэт! Карл! Немедленно отключите автоматы! Немедленно!
      - Что происходит? - орал Карл. - Куда исчезло наше поле стасиса?
      - Они его отключили. Война кончилась!
      - Точно! - раздался голос Моралеса. - Прекратить огонь! Кэт уже отдавала приказ своим отделениям, а Карл, .все
      еще смотревший на нас с непомерным удивлением, наконец обратился к своим.
      Поздно! Левая стена взорвалась, на ее месте возник водопад кирпичей, известки и кусков металлической арматуры. Оба Человека превратились в кровавые лохмотья плоти, разлетевшиеся по комнате. Моралеса и меня сшибло с ног обломками стены. Мой скафандр где-то порвался, но сигнал тревоги звучал лишь секунд десять - столько времени потребовалось для автоматического устранения повреждения.
      Вакуумная тишина. Светильник на противоположной стене потускнел, потом погас. Через дыру размером с доброе окно, проделанную нашим снарядом, можно было видеть залитое звездным светом безмолвное поле боя.
      Три крошечных изображения на экранчике коммуникатора исчезли. Я снова переключилась на командную частоту.
      - Кэт? Карл? Моралес?
      Потом я включила фонарик на шлеме скафандра и увидела, что скафандр Моралеса распорот, а лохмотья легких и сердца торчат между ребрами - серые, покрытые уже высохшей кровью.
      Я стала искать хоть какую-нибудь работающую частоту и услышала с десяток голосов, которые орали что-то невразумительное.
      Значит, Кэт скорее всего убита, Карл - тоже. Или у них разбиты коммуникаторы.
      Какие-то секунды ушли на обдумывание этой мысли. Я то надеялась, то тут же теряла надежду, прислушиваясь к звукам все еще длившегося сражения. И только тогда сообразила, что если я слышу этих капралов и рядовых, то и они должны услышать меня.
      - Это Поттер, - сказала я. И заорала: - Капитан Поттер! - Оставаясь на той же частоте, я попыталась объяснить сложившуюся дикую ситуацию. Пятеро решили остаться снаружи, а остальные встретили меня под желтым светом, светившим с верхушки мощной черной двери, торчавшей из пола под углом сорок пять градусов, совсем как в нашем домашнем убежище от торнадо - где-то там, тысячи, лет назад и сотни световых лет отсюда. Дверь скользнула вверх, и мы вошли внутрь, неся четыре боевых скафандра, чьи хозяева не отвечали нам, но на наш взгляд не были безнадежно мертвы.
      Одной была Кэт. Я узнала ее сразу же, как только мы оказались на свету в закрывшемся воздушном шлюзе. Затылок ее шлема обожгло взрывом, но мне все же удалось разобрать надпись - «Вердо».
      Выглядела она ужасно. Не хватало ноги и руки, оторванной у плеча. Они были ампутированы самим скафандром, точно так же, как моя рука на Тета-2,
      Выяснить, жива ли Кэт, было невозможно, так как индикатор, помещающийся на затылочной части шлема, сгорел. У скафандра был свой биометрический счетчик, но до него мог добраться только медик, а наш медик вместе со своим скафандром уже превратился в атомную пыль.
      Человек проводил нас в большую комнату, в которой стояли койки и стулья. Там же находились еще трое Человеков, а тауриан не оказалось вовсе, что было с их стороны, пожалуй, весьма разумно. Я сняла свой скафандр и не умерла, так что и все остальные последовали моему примеру. Солдаты, перенесшие ампутацию, были оставлены в своих наглухо запечатанных скафандрах. Они или умерли, или погрузились в счастливое забытье. Если первое, то смерть наступила уже так давно, что везти их обратно бессмысленно, если же второе, то для них же будет лучше очнуться в хирургической палате «Боливара». Крейсер сейчас находился от нас в двух часах лета, но мне они показались бесконечными.
      Как оказалось, Кэт выжила, но я ее все равно потеряла благодаря релятивистским законам. Она и другие калеки были погружены, все еще спящими, на другой крейсер и отправлены прямо в Рай. Туда они добрались за один гиперпространственный прыжок, так как причины соблюдать секретность отсутствовали, а мы на «Боливаре» тоже одним прыжком достигли Старгейта. Когда я побывала тут в последний раз, то Старгейт был обыкновенной космической станцией. Теперь же он вырос раз в сто - огромный искусственный планетоид. Построенный таурианами и Человеками.
      Это мы теперь их всех так называем: Человеки.
      Для тех, кто смотрит на него изнутри, Старгейт - громадный город, в сравнении с которым любой сохранившийся в моей памяти земной город казался карликом. Впрочем, говорят, что сейчас на Земле уже есть города, в которых живет по миллиарду тауриан, людей и Человеков..
      Несколько недель мы провели здесь в размышлениях о том, какое решение нам следует принять, чтобы получше прожить остатки наших жизней. Первое, что я сделала, это навела справки об Уильяме. Чуда, однако, не произошло: его подразделение спецназа так и не вернулось с Сейд-138. Правда, не вернулся и таурианский отряд, посланный для их уничтожения.
      Меня совсем не устраивала перспектива болтаться в Стар-гейте, дожидаясь возвращения Уильяма. По самому благоприятному сценарию их отряд мог прибыть сюда эдак лет через триста. Ждать Кэт тоже не было смысла. В самом лучшем случае она могла оказаться в Старгейте через тридцать пять лет. Она-то была бы еще молодой, но мне бы стукнуло все шестьдесят. И это еще при том условии, что ей захотелось бы выбрать Старгейт, а не воспользоваться правом остаться в Раю.
      Конечно, я могла бы сама попытаться разыскать ее в Раю, но тогда бы она оказалась лет на тридцать пять старше меня. Ну а что, если наши космические трассы вообще разминутся?
      Но один-единственный шанс у меня все же был. Была такая возможность обмануть проклятые законы относительности.
      В списке возможных мест поселения ветеранов имелся Мидлфингер - планета, вращающаяся вокруг Мицара. Номинально она предназначалась для гетеросексуалов: быть ли гетеро или гомо теперь было делом свободного выбора - Человеки могли сделать вас таким или этаким за какой-нибудь час.
      Сначала я подумывала, не стать ли мне лесбиянкой не только по выбору, но и по склонности. Но мне все еще нравились мужики. Мужики, а не Человеки. К тому же Мидл-фингер давал мне надежду получить того единственного мужика, которого я любила.
      Пять ветеранов сообща купили старый крейсер, решив использовать его в качестве машины времени. Этот Шаттл Времени, как они его наименовали, должен был шмыгать на релятивистских скоростях туда и сюда между Мицаром и Алькором, так что каждая неделя корабельного времени становилась равной двум годам объективного. Я могла купить себе место в этой компании, закупив на свои ветеранские премиальные топливо из антивещества, необходимое для полетов. Добраться до Мидлфингера можно было за два гиперпространственных прыжка, оставив весточку для Уильяма, и если он жив, то я могла бы соединиться с ним через несколько месяцев Или лет.
      Решение было столь легким, что его и решением назвать трудно. Так что я оставила ему весточку:
 
      11 окт. 2878 Уильям!
      Это послание ляжет в твое личное дело. Зная свойственное тебе разгильдяйство, я уверена, что в любом другом случае ты способен его куда-нибудь засунуть. Поэтому я сделала все от меня зависящее, чтобы это письмо ты получил.
      Как ты догадываешься, я выжила. Питаю надежду, что ты тоже. Приезжай.
      Из служебных материалов я узнала, что тебя отправили на Сейд-138 и что ты оттуда выберешься не раньше чем через парочку столетий. Ничего, перебьемся.
      Я направляюсь на планету, которая называется Мидлфингер. Она пятая от Мицара. Отсюда это два гиперпространственных прыжка, то есть десять месяцев субъективного времени. Мидлфингер - что-то вроде заповедника для гетеросексуалов. Его еще кличут «Граница, где кончается действие законов евгеники».
      Черт с ними. На это ушли все мои сбережения и все денежки еще пяти ветеранов, но мы купили развалюху-крейсер у Международного Космического Флота. И будем его использовать как Машину Времени.
      Так что сижу в релятивистском шаттле и жду тебя. Все, что он делает, - это полет на расстояние пяти световых лет и возвращение обратно к Мидлфингеру. За каждые десять лет я старею примерно на один месяц. А потому, если ты еще числишься в списках и жив, мне будет только 28, когда ты вернешься. Торопись!
      Я так и не завела себе других дружков. Кроме тебя, никто мне не нужен. И меня не интересует, будет ли тебе девяносто или тридцать. Не смогу быть любовницей, буду сиделкой.
      Меригей.
 
      Вырезка из газеты «НОВЫЙ ГОЛОС», Пакстон, Мидлфингер 24-6
 
      14/2/5143
      У ВЕТЕРАНА РОДИЛСЯ ПЕРВЫЙ СЫНОК
      Меригей Поттер-Манделла (24 Пост-роуд, Пакстон) родила в пятницу отличного мальчишку весом 3,1 кило.
      Меригей претендует на то, что она вторая по счету старейшая жительница Мидлфингера, ибо родилась в 1977 году. Она участвовала в Вечной войне почти с ее начала и до самого конца, а затем ждала своего любимого еще 261 год, сидя в Шаттле Времени.
      Малыш, который еще не окрещен, родился в доме родителей. Посильную помощь в родах оказала друг дома Диана Олсевер-Мур.
 
       «А Separate War*. ©Joe Haldeman, 1999. ©Перевод. В.П. Ковалевский и Н.П. Штуцер, 2001.
 
      

Lingua franca - распространенный жаргон, составленный из слов, относящихся к различным языкам Средиземноморья. - Примеч. пер.
 
      

Отцы Пилигримы - группа английских пуритан, основавших в 1620 году первую английскую колонию на территории будущих штатов Новой Англии. - Примеч. пер.
 
      

Отцы Пилигримы - группа английских пуритан, основавших в 1620 году первую английскую колонию на территории будущих штатов Новой Англии. - Примеч. пер.
 
      

Коллапсары, или Черные дыры. - Примеч. пер
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

23.02.2009