Мастерство старинных плотников позволило ему вынести даже более чем тридцатилетнее пребывание на берегу в полном небрежении. Казалось, серебристые доски, вытесанные из диводрева, вспоминали, каким образом их когда-то подогнали одну к другой. Альтия даже позволила себе понадеяться, что, может быть, Совершенный все-таки решил им помочь. Ведь живой корабль мог очень даже неплохо сам о себе позаботиться. Если, конечно, он того хотел!
      Альтия шла по нижним палубам, испытывая довольно странное чувство. Сколько лет она знала Совершенного, сколько раз бывала у него на борту и внутри - и только сегодня впервые палубы у нее под ногами были ровными, без постоянного крена! Деятельность работников не вызвала у нее нареканий, и она посетила знакомые уголки корабля.
      На камбузе царил форменный кавардак. Печка отвалилась от трубы и переползла на другой конец маленького помещения, оставив за собой жирный след сажи. Придется чинить, а то и вовсе менять! Капитанская каюта пострадала нисколько не меньше. Сундуки с вещами Янтарь опрокинулись, некоторые открылись и высыпались. При этом, видимо, раздавился флакончик духов, так что в каюте не продохнуть было от запаха сирени. Альтия оглядела каюту... Очень скоро Янтарь придется забирать отсюда пожитки и переселяться в гораздо более скромное помещение. Как и полагается корабельному плотнику.
      А здесь будет жить Брэшен.
      Альтия пусть нехотя, но смирилась с тем, что капитаном должен быть именно он. Правда, ни один из его доводов не показался ей убедительным, и уступила она ему скорее по личным причинам. Ведь, когда они разыщут Проказницу и отобьют ее у пиратов, она должна будет перейти на нее и принять над нею командование. Будь она к тому времени капитаном "Совершенного", это в немалой степени вывело бы из равновесия корабль, и без того не отличавшийся несокрушимостью духа. Нет уж, капитан "Совершенного" должен был оставаться таковым в течение всего путешествия. Значит, пускай им командует Брэшен.
      И все-таки она с определенным сожалением прикрыла за собой дверь капитанской каюты. "Совершенный" был выстроен в старом стиле. Это, в частности, значило, что покои капитана были намного роскошнее любой другой каюты на корабле. Да еще и Янтарь приложила немало труда, любовно восстанавливая богатую резьбу стенных шкафчиков и обрамлений иллюминаторов. Злополучный люк, который она проделала для соединения с трюмом, был стыдливо прикрыт ковриком. Цветные стекла иллюминаторов местами потрескались, кое-где недоставало кусочков, но это были уже мелочи. Ими займутся в последнюю очередь, а пока деньги будут вложены в такие восстановительные работы, от которых зависела жизнеспособность и мореходность корабля.
      После капитанской каюты Альтия заглянула в жилище старпома. Здесь предстояло обитать ей самой. Эта каюта далеко уступала предназначенной для капитана, но по сравнению с помещениями для команды была, конечно, сущим дворцом. Здесь, по крайней мере, имелась неподвижно установленная койка, складной стол и два шкафчика для вещей.
      Третья каюта - размером чуть поболее не очень тесного чулана - послужит жилищем второму помощнику. А для команды был отведен носовой кубрик: крючки по стенам, на которые матросы повесят свои гамаки, и более почти ничего. Строители прежних живых кораблей всего менее думали об удобстве команды. Побольше места для груза - вот была их главная цель.
      Выбравшись на верхнюю палубу, Альтия увидела Брэшена, беспокойно ходившего туда и сюда. Он, однако, не просто беспокоился, но еще и торжествовал. Заметив Альтию, он сразу повернулся ей навстречу:
      - А ведь держимся!.. Вода еще поступает, но совсем немного: двое на помпе отлично с нею справляются. Думаю даже, что к завтрашнему утру течь должна совсем прекратиться. Есть и некоторый крен, но уложим хороший балласт, и все выправится. - Его лицо было озарено внутренним светом, которого Альтия за ним не замечала со времен плавания на "Проказнице" под началом Ефрона Вестрита. Он расхаживал по палубе широким и пружинистым шагом. - Подумай только, ничто не треснуло, никакие дерева <Дерево, дерева деревянные части конструкции судна.> не сломались! Кругом такое везение, что аж страшно поверить. То есть я знал, что живые корабли очень крепкие, но такое!.. Тридцать лет на берегу!.. Да от обычного судна несчастная гнилушка бы осталась!..
      Его ликование оказалось очень заразным. Альтия последовала за ним и тоже стала покачивать руками поручни, проверяя, сильно ли расшатались, открывать и закрывать крышки люков - плотно ли прилегают. Работы на "Совершенном" оставалось еще поистине выше крыши, но все надо было просто приводить в порядок, а не переделывать заново.
      - Пока останемся около баржи, - сказал Брэшен. - Пусть его обшивка как следует пропитается и разбухнет. Потом перешвартуем его к западному молу для окончательных доделок.
      - Туда, где... другие живые корабли? - спросила Альтия. Ее радость немного померкла, эта мысль не радовала.
      Брэшен почти с вызовом повернулся к ней лицом:
      - А куда еще? Он - живой корабль, и все тут!
      Она ответила столь же откровенно:
      - Я тоже боюсь того, что они могут наговорить ему. Хватит одного дурацкого замечания, чтобы он опять впал в неистовство.
      - Альтия, этого не избежать, - сказал он. - А значит, чем раньше мы начнем над этим работать, тем и лучше. - Он шагнул к ней, и ей показалось, что вот сейчас он возьмет ее за руку. Но он лишь жестом пригласил ее с собой и направился к носовому изваянию. - Думаю, - проговорил он на ходу, - как мы взяли да и плюхнули его в воду, так же надо взять и плюхнуть его сразу в обычную жизнь. Будем обращаться с ним, как обращались бы с любым самым обычным живым кораблем. И посмотрим, как он к этому отнесется. А то чем больше мы тут вокруг него на цыпочках бегаем, тем больше он будет нам на голову садиться!
      - Ты в самом деле думаешь, будто все произойдет так просто? Начать поступать с ним по-обычному, и он сразу поведет себя, как положено приличному кораблю?
      Брэшен улыбнулся углом рта:
      - Нет, конечно, не думаю. Но надо же с чего-то начать! Начать - и надеяться на лучшее...
      Альтия помимо воли расплылась в ответной ухмылке. Что-то в ней отзывалось ему, что-то столь глубинное, что разум отказывался постичь. Влечение, которое она испытывала к этому человеку, никакими рациональными понятиями объяснить было нельзя. Равно как и отменить. Она просто наслаждалась, видя, что он двигается и разговаривает точно как прежде, - и все. Циничный, обиженный на весь свет проходимец, которого сообща сотворили Кайл Хэвен и Торк, подевался неизвестно куда. Перед ней снова был тот человек, что ходил у ее отца старшим помощником.
      Они вместе поднялись на бак и подошли к поручням. Брэшен свесился вниз:
      - Эй, Совершенный! У нас все получилось, дружище! Ты опять на плаву, и пусть все, кому интересно, придержат рукой челюсти, покуда не потеряли!
      Носовое изваяние не пожелало ответить. Брэшен слегка передернул плечами и покосился на Альтию, выгнув бровь. Похоже, даже и это его пронять не могло! Он прислонился спиной к поручням и стал смотреть на густой лес мачт, которым издали казалась гавань Удачного. Потом на его лице возникло какое-то далекое выражение, и он вдруг спросил:
      - Ты за это меня ненавидишь?
      В первый миг она готова была решить, что он снова разговаривал с кораблем. Однако потом перехватила его вопросительный взгляд. Она даже растерялась:
      - За что?..
      Он повернулся прямо к ней и заговорил с грубоватой честностью, которую она так хорошо помнила:
      - За то, что стою тут... на что я, признаться, даже и не рассчитывал. Что стою на палубе своего корабля и именую себя капитаном Брэшеном Треллом с живого корабля "Совершенный". Что занял место, от которого ты сама бы не отказалась...
      Он пытался говорить совершенно серьезно, но лицо само так и растягивалось в улыбке. И было что-то в этой улыбке, отчего у нее слезы так и подступили к глазам. Она поспешно отвернулась, пока он ничего не заметил. Как он жаждал этого момента! Как давно он его жаждал!
      - Нету у меня к тебе никакой ненависти, - тихо ответила она. И сама поняла, что сказала правду. А самое удивительное, что она не чувствовала в душе ни единой царапающей занозы, именуемой ревностью. Напротив - она всем сердцем разделяла его торжество. Она плотно обхватила рукой поручни "Совершенного":
      - Здесь ты на своем месте, Брэшен. И он тоже! Впервые за столько лет он угодил в хорошие руки! И после этого я должна ревновать?.. - Она украдкой посмотрела на Брэшена. Ветер шевелил его темные волосы, а лицо показалось ей таким скульптурно-красивым, что, право, он сам мог бы быть носовым изваянием корабля. - Полагаю, - сказала она, - мой отец сейчас от души хлопнул бы тебя по спине и сердечно поздравил. А также предупредил со всей откровенностью: как только подо мной окажется моя дорогая "Проказница", ты только и увидишь, что буксир с нашей кормы! <"Буксир с нашей кормы..." - имеется в виду жест шутливого вызова: показывание с кормы буксирного троса судну, которое обгоняет более быстроходный корабль. Дескать, не взять ли вас на буксир, тихоходы?>
      И она улыбнулась ему - широко, искренне и открыто.
      ***
      Совершенный слышал, как они подходили, слышал, как они разговаривали... Он знал: они перемывали ему косточки. Слухи, сплетни, кривотолки... Все они одинаковы. Они предпочитали говорить о нем, но не с ним. Они держали его за дурака. Они не видели смысла в том, чтобы с ним о чем-нибудь побеседовать. Поэтому он слушал их разговоры и не чувствовал себя так, будто подслушивает. Теперь, когда его днище купалось в соленой воде, он гораздо острее ощущал их присутствие. И воспринимал не только слова, которые ветер доносил до его слуха, но и сами их чувства.
      Сам он сперва ощущал раздражение, но оно быстро исчезло, смытое любопытством и чуть ли не благоговением. Да!.. Теперь он чувствовал их со всей ясностью. Почти так же, как чувствовал бы члена своей собственной семьи. И он потянулся к ним навстречу. Очень, очень осторожно. Он не хотел, чтобы они, в свою очередь, заметили его духовное присутствие. Для этого еще не настало время.
      Они так и лучились сильными переживаниями. Брэшен был просто пьян от восторга, и Альтия ликовала с ним вместе. Но было и еще что-то - нечто, клубившееся и перетекавшее между ними. Он никак не мог определить "это" для себя, подобрать нужное слово. Самым близким было ощущение соленой морской воды, впитывавшейся в его доски, отчего каждая постепенно занимала свое должное место. Все линии, так или иначе искаженные, постепенно выправлялись и выпрямлялись. Примерно так же и между Альтией и Брэшеном что-то становилось на место. И даже напряжение, витавшее и звеневшее между ними, они признавали и принимали. Оно было вроде противовеса воцарившейся легкости. Как бы еще выразиться?.. Да. Вроде ветра в парусах. Не будет силы, приложенной к полотнищам парусов, и с места не сдвинешься. Такого напряжения не избегать надо, а всячески стремиться к нему!
      А они? Избегали или стремились?..
      Только когда Брэшен нагнулся через поручни и заговорил с ним, Совершенный сообразил, до какой степени они стали близки. Он до того тонко ощущал их обоих, что даже не заметил, как сократилось физическое расстояние.
      Тем не менее отвечать ему все равно не захотелось.
      Но потом и Альтия наклонилась через фальшборт, и его окончательно захлестнула волна сопереживания. От Брэшена к Альтии, от Альтии к Брэшену... не минуя и его самого. Он был включен в их круг.
      "Капитан Брэшен Трелл с живого корабля "Совершенный"!" - долетел голос, полный ненаигранной гордости, и его эхо странным образом пустилось гулять по всему кораблю. Ибо Брэшен говорил не только с гордостью, но и с любовью. А еще был в его голосе восторг обладания. Брэшен вправду давно хотел назвать его своим. Не просто ради того, чтобы спустить на воду. И не потому, что он был доступен и дешев. Нет. Он хотел быть именно его капитаном. Капитаном "Совершенного"...
      С некоторым недоумением корабль ощутил, что и Альтия испытывает такое же чувство. Они оба в самом деле верили, что отныне он на своем месте!
      И глубоко в душе Совершенного вдруг распахнулась некая дверца, давным-давно стоявшая запертой. В непроглядной темноте загорелась крохотная звездочка самоуважения.
      - Буксир с кормы?.. Только об заклад смотри не бейся, Вестрит, проговорил он негромко. И ухмыльнулся, почувствовав, как они оба вздрогнули и одновременно перегнулись через поручни, силясь рассмотреть его лицо. Его руки оставались скрещенными, но лицо он спрятал, не без некоторого самодовольства уткнувшись в грудь бородой. - Ты думаешь, вы с Проказницей так легко нас уделаете? Только ведь и у нас с Треллом есть кое-какие штучки в запасе... Не говори "гоп!" - ты еще и половины не видела!
      ГЛАВА 26
      КОМПРОМИССЫ
      - По-моему, все в точности как надо! - с нескрываемым удовлетворением проговорила Кефрия.
      - Сидит просто бесподобно, - прочувствованно отозвалась Рэйч. Пожалуйста, повернись еще разик кругом! И чуть побыстрее, чтобы юбки немножко приподнялись от движения. Я хочу проверить, что край подрублен ровно по всей длине, и тогда уже все пришью накрепко!
      Малта осторожно подняла руки, чтобы не уколоться о булавки, и повернулась. На ногах у нее не было туфелек, только чулки. Кругом на полу в беспорядке валялись клочки и куски ткани: изготовление бального платья было в самом разгаре. От старинных нарядов отпарывали кружева. А яркие вставки, красовавшиеся в разрезах роскошных рукавов, составляли некогда юбки давно отложенных платьев.
      - Ах! Прямо как водяная лилия, когда ее качает легкий летний ветерок! торжествовала Рэйч. - И быть бы красивей, да некуда!
      - Улыбнется - тогда и станет красивее, - негромко заметил Сельден. Он сидел в уголке на полу и вместо того, чтобы задачки решать, строил из счетных палочек замки. Малта пристально наблюдала за ним. Однако пребывала в слишком скверном настроении, чтобы наябедничать матери - дескать, бездельничает.
      - А твой братик прав, Малта, - сказала Кефрия. - Никакое платье не украсит тебя так, как простая улыбка. Ну скажи, что не так? Ты все еще дуешься, что мы шьем сами, а не поручили твое платье модной портнихе?
      "Дуешься"!.. И как только мать могла слово-то такое употребить? Когда они с Дейлой годами - годами! - обсуждали свой первый летний бал и как они пойдут туда уже не девочками, но юными дамами. Они заранее рисовали немыслимые платья, обсуждали украшения, туфельки и, конечно, портних. Ибо им предстояло удостоиться со стороны Удачного такого внимания, которое потом не повторится уже никогда. Ну и что же в итоге?! В этот звездный час ее жизни все увидят ее в платье, сшитом руками домашних, и в бальных, с позволения сказать, туфельках, переделанных из старья!!! Лето шло своим чередом, и не было такого мгновения, чтобы она не мечтала о чуде. И это при том, что она не могла даже вслух высказать свои чувства. Чтобы мать снова расплакалась, а бабка принялась объяснять, как она должна гордиться жертвами, которые принесла?.. Спасибочки. Она же понимала, что лучшего они для нее все равно сделать не могут. Ну и какой смысл обсуждать разочарование, выпавшее на ее долю?
      - Трудно нынче улыбаться, маменька, - только и сказала она. - Я всегда мечтала войти на свой первый летний бал под руку с папой...
      - И я мечтала о том же, - негромко ответила Кефрия Вестрит. - У меня сердце разрывается, когда я думаю, как скверно все получилось, Малта. Я ведь тоже помню свой первый взрослый бал... Когда обо мне объявили, я так распереживалась, что думала - вот сейчас упаду! И тогда папа взял мою руку и положил на свой локоть. Так мы с ним и вошли... Он очень мною гордился... Кефрия вдруг задохнулась и быстро сморгнула. - Где бы ни был твой папа, родная моя, я уверена - он тоже все время о тебе думает.
      - Иногда мне кажется, что это не правильно - мечтать о летнем бале и всяких вечеринках, беспокоиться о платьях, шляпках и веерах, пока он сидит в плену на Пиратских островах, - сказала Малта. - Может, отложим мое представление еще на год? К тому времени он уже, наверное, вернется.
      - Теперь уже поздно думать об этом, - подала голос бабушка. Она сидела в кресле у окна, где было светлее всего, и пыталась смастерить веер из оставшейся ткани. - А ведь я здорово умела когда-то это делать! - сердито пробормотала она. - Должно быть, пальцы стали уже не так ловки, как в молодости...
      - Думаю, родная, твоя бабушка права. - Мать возилась с кружевами на рукавах. - Все уже ждут, что ты будешь представлена. И потом, если отложить дело, наши отношения с семьей Хупрусов станут еще более двусмысленными...
      - А Рэйн мне все равно перестал нравиться. Если бы я была ему вправду небезразлична, он обязательно еще приехал бы меня повидать! - Малта повернулась к Кефрии, тем самым мешая Рэйч должным образом примерить на нее шляпку. - Его мать больше никаких писем не присылала?
      Рэйч взяла ее за подбородок, поворачивая голову как надо, и стала шпильками прикалывать к волосам шляпку.
      Кефрия, присмотревшись, нахмурилась:
      - Шляпка получилась великовата. Не по лицу. Надо сделать ее поизящней. Снимай, в другой раз попробуем! - Рэйч принялась вытаскивать шпильки, и Кефрия спросила:
      - А что еще она могла нам написать? Она очень сочувствует нашему горю, и все они молятся, чтобы твой отец счастливо вернулся домой. А Рэйн с нетерпением ожидает летнего бала... - Тут Кефрия вздохнула и добавила:
      - И еще она намекнула, со всей мыслимой деликатностью, что недели через две после бала следовало бы обсудить вопросы дальнейшей выплаты нашего долга.
      - Что в переводе означает: она желает посмотреть, как у нашей девочки с Рэйном все пойдет на балу, - хмуро высказалась бабушка. Она щурясь разглядывала премиленький веер, который все же сумела соорудить. - Им, как и нам, тоже приходится считаться с внешней стороной приличий, Малта. Если Рэйн примется слишком часто навещать тебя еще прежде, чем ты будешь представлена взрослому кругу, люди в этом усмотрят не слишком-то приличную спешку. Опять же и от Чащоб до Удачного путь не настолько близкий, чтобы без конца туда-сюда ездить.
      Малта еле слышно вздохнула. Точно то же самое и она сама себе не раз говорила. Вот только ей все равно упорно казалось, что Рэйн в итоге счел ее недостойной своего сватовства. Может, и драконица сыграла какую-то неблаговидную роль... Со времени ее первого появления драконица стала часто ей сниться. Сны были разные: от просто беспокоящих до кошмарных. Иногда драконица говорила о Рэйне. Она сказала, в частности, как глупо было со стороны Малты дожидаться его. Он все равно не придет и не поможет. А значит, у Малты осталась единственная надежда - самой отправиться туда, где пребывала драконица, и освободить ее. Малта вновь и вновь пыталась объяснить ей: это невозможно.
      Когда ты так говоришь, - однажды высмеяла ее драконица, - на самом деле ты рассуждаешь о невозможности выручить твоего отца. Ты вправду так думаешь?
      Помнится, услышав этот вопрос, она просто утратила дар речи.
      Однако она не сдалась, нет, она не сдалась! За последнее время она очень, очень многое узнала о мужчинах. И оказалось, что именно тогда, когда ей более всего нужна была их сила или власть, они тихо линяли. И Сервин, и Рэйн попросту испарились, стоило ей попросить одного и другого о чем-то большем, нежели побрякушки или горстка конфет. А коли так, пришлось ей, пускай и с величайшей неохотой, признать следующую посылку. Ее собственный папа. Как раз когда его сила и власть были ей нужнее всего, он взял да и уплыл из ее жизни. И пропал где-то. Да, да, конечно, она понимала - не по своей вине. Только что от этого менялось? Малта уже сделала вывод: нельзя рассчитывать на мужчин. Даже на облеченных взаправдашней властью. Даже на тех, кто тебя действительно любит.
      Чтобы спасти отца, ей самой придется обзавестись властью. И применить ее так, как она сочтет нужным.
      А применив, она удержит ее. Она свою власть никому не отдаст.
      Тут ее осенила еще одна мысль, и она спросила:
      - Мама! Но если папы здесь не будет и он не сможет повести меня на летний бал... Тогда кто?
      - Ну... - Кефрия даже поежилась. - Давад Рестар предлагал свои услуги, конечно... Сказал, что почтет за честь... Мне сдается, он полагает, будто мы ему до некоторой степени обязаны, ведь он устроил покупку "Совершенного"...
      Она замолчала. Вид у нее был извиняющийся.
      Рэйч фыркнула - едва слышно, но с отчетливым презрением. И принялась разрывать непрочные швы шляпки так, будто рвала на части ненавистную физиономию торговца Рестара.
      - Ничем мы ему не обязаны! - твердо заявила Роника Вестрит. Подняла глаза от шитья и посмотрела на внучку:
      - Так что и у тебя, Малта, нет перед ним никаких обязательств. Никаких!
      - Ну... тогда... если нет папы... Тогда я хотела бы войти туда одна.
      - Деточка моя, - забеспокоилась Кефрия. - По-моему, это будет не вполне хорошо!
      - Хорошо или нет, но к нашему случаю очень даже подходит, - сказала Роника. - Пусть делает так, как сочтет нужным.
      Малта в изумлении уставилась на бабку. Роника почти с вызовом смотрела перед собой.
      - Удачный оставил нас пропадать или выживать в одиночестве, продолжала Роника. - Пусть видят, что мы еще держимся на ногах! Все, вплоть до нашей наследницы! - Они с Малтой встретились глазами, и нечто вроде понимания блеснуло у обеих в зрачках. Роника негромко добавила:
      - И пусть в Дождевых Чащобах тоже это увидят!
      ***
      Альтия шла по причалам восточной стены гавани. И через два корабля на третий мало не спотыкалась, путаясь в юбках. На некоторое время она придерживала шаг, но потом забывалась и опять чуть не падала. Пока возились с "Совершенным" на берегу, она слишком привыкла к роскоши свободных штанов. Но теперь, когда он стоял, как порядочный корабль, у причала, ей приходилось в большей степени считаться с общественным мнением. Вот только взаимоприемлемого компромисса так и не получилось. Она облачалась в юбку из грубого хлопка, предназначенную для работы. Эта юбка приводила Кефрию в ужас, Альтии же казалась слишком сковывающей движения. Как хотелось ей поскорее назад, в море!.. Там хоть одеваться можно будет, как душа пожелает...
      - Альтия!.. - прогудел Кендри.
      Она тотчас остановилась, улыбаясь живому кораблю.
      - Доброе утро! - И она помахала ему рукой. Сейчас он высоко сидел в воде, но к вечеру ему предстояло осесть под тяжестью груза, который он затем повезет вверх по реке. Уже сейчас, пока они разговаривали, на борт Кендри по широкому трапу полными тачками закатывали дыни. На берегах реки Дождевых Чащоб было слишком мало земли, пригодной для земледелия. Поэтому и съестное было в основном привозным. Вот Кендри и занимался тем, что поставлял в верховья реки пищевые продукты. А обратно привозил то, чем богаты были Чащобы.
      - И тебе, милая, доброго утра! - Носовое изваяние уперлось кулаками в борта корабля, точно это были его бедра. Кендри смотрел на нее сверху вниз с шутливым осуждением:
      - Ты так похожа на девку-поломойку, что я тебя аж прям не сразу признал!
      Добродушная подначка заставила ее улыбнуться шире.
      - Кому знать, как не тебе! - отозвалась она. - Много надо девок-поломоек, чтобы держать в чистоте замарашек вроде вас, живых кораблей!.. А если по правде, так я к вечеру знаешь какая буду от масла и смолы? Бьюсь об заклад, вот тогда-то ты меня мигом узнаешь...
      Ваятель, создавший Кендри, придал ему облик очень симпатичного юноши. Доброжелательная улыбка и большие голубые глаза сделали его всеобщим любимцем на здешних причалах. С Альтией он давно держался запанибрата, и она к этому привыкла.
      Он сказал ей:
      - Смотри всю кожу с себя не сдери, когда будешь отмываться ради летнего бала.
      Вот это уже не было поводом для веселья. Ей пришлось немало поспорить с матерью и сестрой, но все-таки она настояла на своем.
      - Я не пойду на летний бал, Кендри. Потому что, надеюсь, до тех пор мы уже отчалим. И потом, даже если бы я пошла, - кто же согласится танцевать с поломойкой?
      Она таки попыталась обратить все в шутку.
      А Кендри огляделся и медленно, со значением подмигнул.
      - Я знаю одного моряка, которого вовсе не приведет в трепет подобная мысль, - сообщил он ей таинственным шепотом. - Так что, если захочешь переслать в Трехог записочку, я с радостью ее отвезу.
      Вот, значит, как. Стало быть, Грэйг Тенира все еще прятался в городе Дождевых Чащоб... Альтия чуть не покачала головой, но в последний момент передумала:
      - Может, и вправду напишу ему, если ты не возражаешь передать!
      - Всегда рад услужить другу. - И, указав движением головы на дальнюю часть причала, он доверительно поинтересовался:
      - А как твой второй друг поживает?
      Альтия подавила раздражение.
      - Даже лучше, чем ожидалось, - сказала она. - Конечно, переживает всякие трудности. Ты же знаешь, он очень долго был совсем один и совершенно заброшен. А теперь - новая оснастка, новая команда... не говоря уже о том, что ни души кровных родственников на борту!
      Кендри пожал широкими нагими плечами.
      - Ну, если бы он в свое время не поубивал столько родни, может, нашелся бы какой-нибудь Ладлак, чтобы плавать на нем... - Альтия нахмурилась, и он рассмеялся:
      - Я просто говорю тебе, девочка, как это с моей точки зрения выглядит. Так что можешь рожи мне не корчить. Нет ни единого корабля в этой гавани, который бы не считал, что большинство своих несчастий он сам на себя накликал... Это, впрочем, не значит, будто мы добра и удачи ему не желаем. Я, например, ничего так не хочу, как увидеть, что он берется за ум и наконец-то превращается в достойный корабль! Но, - тут Кендри со значением поднял палец, - полагаю все же: не стоит он того, чтобы молодая дама так собой рисковала. Вот мой тебе совет: если ко времени его отплытия будут хоть какие-то сомнения относительно его поведения, пускай плывет без тебя! - И он откинулся к форштевню своего корабля, точно мальчишка к нагретой солнцем стене. - А еще лучше, может, вверх по реке со мной отправишься? Спорим, я уговорю своего капитана, чтобы с тебя и денег не взял?
      - Не буду спорить, и так знаю, что ты его уговоришь. И спасибо тебе за это предложение. Но, когда "Совершенный" отчалит, я буду там, на борту. Мы же, в конце-то концов, мой семейный корабль отправляемся отбивать... А кроме того, я верю, что он будет вести себя как надо! - И Альтия посмотрела на солнце. - Надо мне торопиться, Кендри... Береги себя!
      - Это ты себя береги, маленькая. И помни, что пообещала. Не тяни с записочкой! А то я завтра еще до полудня от пристани отвалю...
      Альтия весело помахала ему на прощание и продолжила путь. Она про себя называла их "доброжелателями" - все тех, кто желал ей удачи и тут же спешил предостеречь насчет "Совершенного". И даже Трелл!.. Иногда ей требовалось усилие, чтобы внушить себе: они были доброжелателями в самом прямом смысле этого слова!
      Работы на корабле между тем продвигались успешнее, чем кто бы то ни было ожидал. Денег было по-прежнему мало, но вместо них работало таинственное влияние Янтарь. Дошло до того, что помогать им добровольно вызвался парусный мастер, да не кто-нибудь, а сам великий Ноул Флэйт. Альтия не могла взять в толк, что такого знала Янтарь о Ноуле Флэйте, что помогло заставить зловредного старикашку столь щедро уделить им свое драгоценное время. Уж верно, пообещала разгласить какой-нибудь грязненький секрет, касавшийся его прошлого!.. И это был не единственный случай. Не далее как вчера им привезли двадцать бочек корабельных галет, причем даритель категорически пожелал остаться неизвестным. Опять рука Янтарь?.. Альтия не знала наверняка, но крепко подозревала.
      Но всех полезнее оказались добровольцы-рабы, которые по наущению резчицы тихо проникали на борт под покровом ночной темноты и яростно вкалывали почти до рассвета. А потом исчезали так же тихо и незаметно, как появлялись. Люди с татуированными лицами очень мало говорили и очень много делали. Альтия старалась не думать о том, на какой риск они шли, сбегая от своих хозяев каждую ночь. Она, впрочем, нимало не сомневалась, что в момент отплытия основная часть команды будет прятаться под палубами. При том, что они официально наберут полный комплект воинов и моряков... Как все это будет организовано на деле, Альтия не знала, да и знать не хотела. Однажды вечером Брэшен попытался вовлечь ее в ряды заговорщиков. Она в ответ плотно зажала уши руками и напомнила ему:
      "Тайна, которую знают двое, - уже не тайна..." И тем, кстати, порадовала его.
      Альтия улыбнулась, вспомнив тот случай. И покачала головой сама себе в укоризну. Да с какой стати ее будет волновать, доволен он ею или не доволен?.. Сам-то он предпринял очень мало усилий, чтобы порадовать ее этим своим последним постановлением. Ах, какой великолепный спор мог бы у них получиться!.. Но Брэш, поганец, взял и настоял на своих привилегиях капитана.
      Спасибо и на том, что хоть вызвал ее в свои корабельные апартаменты и там уже сообщил ей великолепную новость. Там хоть никто не видел ее перекошенного гневом лица. Правда, выбитое окошко так пока и стояло незаделанным, то есть всякий мимохожий человек мог слышать их повышенные голоса. Брэшен, помнится, этак беззаботно устроился за столиком для карт. И разглядывал исчерканные обрывки парусины, вытащенные из сумки.
      "Я осуществил свое право капитана, - заявил он ей. - Нанял себе старпома. - И так склонил голову набок, глядя на нее, что ей немедленно захотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым. - А ты бы на моем месте сделала по-другому?"
      "Нет, - прошипела она. - Но я бы тебя, гада, и наняла! Потому что думала - мы, договорились!.."
      "Ни о чем мы не договаривались, - ответил он задумчиво. Разложил на столе очередной клочок, некоторое время разглядывал его и наконец решил, что набросок лежал вверх ногами. - Не договаривались мы с тобой об этом. Речь шла только о том, что ты идешь со мной в плавание... в смысле, на "Совершенном". И ни о чем более. Если припоминаешь, я был даже против того, чтобы ты работала вместе с мужчинами, учитывая, что за типов мне приходится нанимать..."