Стоукс изогнул бровь:
      - Наш? Ты не имеешь к этому никакого отношения, Бруссар. И что, черт побери, я должен делать с этим пером?
      - Отправить его в лабораторию. Сравни с перьями на маске Памелы Бишон...
      - Ренар убил Бишон. То дело не имеет никакого отношения к этому. Здесь поработал имитатор.
      - Отлично, тогда отправь его в лабораторию, заставь Дженнифер Нолан нарисовать ту маску, в которой был насильник, и посмотри, может быть, ты сможешь найти изготовителя. Может быть...
      - Может быть, тебе лучше помолчать, Бруссар? - Стоукс выпрямился. Он завернул собранные волосы в бумажку и положил ее на край унитаза. - Я тебе уже сказал - ты мне здесь не нужна. Убирайся отсюда. Пойди выпиши кому-нибудь штраф. Потренируйся для своей новой работы. Тебя ведь ждет место контролера на платной стоянке. Это все, что тебе светит, дорогуша.
      - Это угроза?
      Стоукс протянул руку и пальцем коснулся синяка на скуле Анни. Его глаза казались осколками холодного матового стекла.
      - Я никому не угрожаю, сладкая моя. - Анни стиснула зубы от острой боли. - И постарайся выучить назубок, что на самом деле случилось с Ренаром прошлой ночью.
      - Я отлично знаю, что случилось.
      Стоукс покачал головой:
      - Ты, цыпленок, ведь ничего не знаешь о чести, правда? Анни отбросила его руку.
      - Я только знаю, что честь не имеет ничего общего с уголовным преступлением. Пойду опрашивать соседей.
      ГЛАВА 9
      Ник стоял в пироге, сосредоточенно глядя на водную гладь. Он не думал ни о чем, кроме собственных медленных, размеренных движений.
      День выдался прохладным, но на лбу Ника выступила испарина, а серая шерстяная безрукавка промокла от пота. Его мышцы сокращались и дрожали при каждом его движении. Напряжение вызывали не упражнения тайци, а желание сосредоточиться.
      "Двигайся медленно... Не напрягайся... Не насилуй себя..."
      И вдруг перед мысленным взором Ника предстал предыдущий вечер. Сердце бешено забилось, вся концентрация полетела к чертям. Ощущение гармонии, которого он пытался добиться, исчезло. Пирога дернулась у него под ногами. Фуркейд рухнул на сиденье и спрятал лицо в ладонях.
      Он сам сделал эту пирогу из кипариса и клееной фанеры, сам выкрасил ее зеленой и красной краской, как это делали много лет назад местные жители. Ник радовался, что снова вернулся на болота. Новый Орлеан был неподходящим для него местом. Оглядываясь в прошлое, он понимал, что всегда чувствовал там душевный разлад. А Ник Фуркейд произошел именно отсюда, с берегов бухты Ачафалайя, где вокруг миллиона акров дикой природы расположилась гирлянда небольших городов, таких как Байу-Бро и Сент-Мартинвилл.
      Ник неохотно поднял весло и направил пирогу к дому. Небо нависло низко, приглушая краски болота, окрашивая все кругом в тусклый серый цвет - и только что появившиеся нежно-зеленые листья тупелы, вытянувшейся из воды, словно часовой; и кружевную зелень ив и каменных деревьев, укрывавших острова; и несколько расцветших желтоголовок, поддавшихся преждевременному теплу и распустившихся слишком рано. День был холодным, но, если снова потеплеет, роскошные цветы очень скоро скроют берега, а белые головки нивяника и яркие маргаритки расцветут у самой воды, смешиваясь с ядовитым плющом, аллигаторовыми водорослями и диким виноградом.
      Весной на болотах всегда кипит жизнь. А в этот день все, казалось, затаило дыхание, ожидая, наблюдая.
      Так же выжидал и Ник. Накануне вечером он запустил маховик. На каждое действие есть противодействие. На каждый вызов есть ответ. Ничего не кончилось, хотя Гас и отослал его домой. Все еще только начиналось.
      Ник Фуркейд провел свою пирогу сквозь строй засохших кипарисов и обогнул острый конец островка, который станет в два раза больше, когда сойдет весенний паводок. Его жилище располагалось в двухстах ярдах к западу, настоящий домик переселенца. Ник сам переделывал дом, постепенно, по одной комнате, возвращая ему былое очарование, заменяя дешевку качественными вещами. Работа руками оказалась весьма подходящим средством против его неуспокоенности, которую он некогда попытался вылечить спиртным.
      Ник сразу же увидел рядом со своим пикапом полицейскую машину. Офицер в белой форме стоял рядом с коренастым негром в элегантном костюме и галстуке. Последний был страшно доволен собой, что бросалось в глаза даже издалека. Ну, как же, Джонни Эрл, глава полицейского управления Байу-Бро.
      Ник подвел лодку к причалу и привязал ее.
      - Детектив Фуркейд, - окликнул его Эрл, направляясь к берегу и выставляя вперед свой золотой значок. - Я Джонни Эрл, начальник полиции Байу-Бро.
      - Здравствуйте, - ответил Ник, - чем могу помочь вам, господин начальник полиции?
      - Я полагаю, вам известно, почему мы здесь, - сказал Эрл. - Согласно жалобе, поступившей этим утром от Маркуса Ренара, вчера вечером вы совершили преступление на территории, подведомственной моему управлению. Хотя шериф Ноблие думает иначе, это дело нашей полиции. Вы арестованы за нападение на Маркуса Ренара. Надень на него наручники, Тарлтон.
      Анни поднялась по лестнице на второй этаж здания суда, пытаясь придумать, как бы ей избежать разговора с Эй-Джеем наедине. Если ей удастся проскользнуть в зал суда в ту секунду, как только объявят о начале слушания дела Ипполита Граньона, а потом сбежать сразу же после того, как она даст показания...
      Сегодня с нее достаточно! Анни не смогла даже заправить машину без того, чтобы не попререкаться с кем-нибудь. Но последней каплей стал визит в полицию Байу-Бро.
      Часовой разговор с Джонни Эрлом показался Анни вечностью. Он лично занимался теперь этим делом и поджаривал ее на медленном огне, словно телячьи ребрышки, пытаясь добиться от нее признания, что она арестовывала-таки Фуркейда на месте преступления. Анни ни шаг не отступала от истории, которую навязал ей шериф, говоря самой себе, что это было не так уж далеко от истины. Она не слышала никакого сообщения о грабителе, потому что его и не было. Она на самом деле не арестовала Фуркейда, потому что никто в офисе шерифа не позволил ей этого сделать.
      Эрл не поверил ни единому ее слову. Он слишком долго проработал полицейским. Но уличить Ноблие в сокрытии преступления было не самым главным. Ему не требовалось чистосердечное признание Анни Бруссар, чтобы представить шерифа не в лучшем свете, и начальник полиции отлично это понимал. На самом деле он вообще прекрасно бы без этого признания обошелся. В таком случае Эрлу предоставлялась возможность заявить, что коррупция в офисе шерифа распространилась и поразила буквально всех. Он мог посчитать помощника шерифа Бруссар участницей всеобщего заговора.
      "Сговор, дача ложных показаний, а дальше что? Насколько низко мне придется еще опуститься? - спрашивала себя Анни, сворачивая в коридор, проходивший мимо старых залов суда. - И еще лжесвидетельство под присягой в зале суда". Ведь рано или поздно ей придется давать показания против Фуркейда.
      В вестибюле оказалось множество юристов, социальных работников и людей, заинтересованных в исходе дела. Дверь кабинета судьи Эдмондса резко распахнулась, чуть не сбив с ног общественного защитника, и на пороге показался Эй-Джей. Его взгляд немедленно уперся в Анни.
      - Помощник шерифа Бруссар, не могли бы мы побеседовать в моем кабинете? - спросил он.
      - Н-но дело Граньона...
      - Уже закончено. Обошлись без твоих показаний.
      - Превосходно, - без всякого энтузиазма откликнулась Анни. - Значит, я могу вернуться к патрулированию.
      Эй-Джей нагнулся к ней:
      - Не заставляй меня, Анни, тащить тебя по коридору. Я так зол, что сделаю это.
      Войдя в свой кабинет, Эй-Джей швырнул кейс в кресло и с треском захлопнул за Анни дверь.
      - Почему, черт побери, ты не позвонила мне? - взорвался он.
      - Как же я могла позвонить тебе, Эй-Джей?
      - Ты застала Фуркейда в тот самый момент, когда он пытался убить Ренара, и ты даже не соизволила сообщить мне! Ты даже не была на службе! напыщенно произнес Эй-Джей, воздевая к небу руки. - Ты же сказала мне, что поедешь домой! Как же это случилось?
      - Ирония судьбы, - с горечью ответила Анни. - Я оказалась не в то время и не в том месте.
      - По словам Кадроу, все выглядело совсем иначе. Сегодня утром он устроил небольшой спектакль в кабинете Притчета. Адвокат восхвалял тебя как героиню, единственного человека, радеющего за справедливость в этом коррумпированном департаменте.
      - Нет в департаменте никакой коррупции, - без энтузиазма возразила Анни.
      - Тогда почему Фуркейд сегодня утром не сидел в тюрьме? Ведь ты арестовала его, верно? Кадроу заявил, что он видел рапорт, но в офисе шерифа нет никаких записей об этом. Так в чем же дело? Ты арестовала его или нет?
      - А ты еще спрашиваешь, почему я тебе не позвонила, - пробормотала Анни, глядя мимо него. Лучше рассматривать диплом лос-анджелесского университета, чем лгать Эй-Джею прямо в лицо.
      - Я должен знать, что произошло, - настаивал Эй-Джей, стараясь поймать ее взгляд. - Я волнуюсь за тебя, Анни. Ведь мы же друзья, правда? Ты же сама сказала вчера вечером, что мы лучшие друзья.
      - Ну, разумеется, ты мой лучший друг, - последовал полный сарказма ответ. - Вчера вечером мы были лучшими друзьями. А сейчас ты сотрудник окружного прокурора, а я помощник шерифа, и ты бесишься только потому, что сегодня утром плохо выглядел в глазах своего начальства. Я права, верно?
      - Черт побери, Анни, я говорю серьезно!
      - Я тоже не шучу! Скажи мне, что это неправда, - потребовала молодая женщина. - Посмотри мне в глаза и скажи, что не пытаешься использовать нашу дружбу, чтобы получить информацию, которую тебе не раздобыть никак иначе. Скажи, глядя мне в глаза, что ты подошел бы к любому другому помощнику шерифа в вестибюле здания суда на глазах у десятков людей и поволок бы его сюда, словно провинившегося ребенка.
      Эй-Джей стиснул зубы и отвернулся. Анни испытала жестокое разочарование, не менее гнетущее, чем чувство вины. Прижав пальцы к вискам, она прошла мимо Эй-Джея к окну.
      - Ты даже не представляешь, во что я вляпалась, - прошептала она.
      - Все просто, - отозвался Эй-Джей. Его голос звучал спокойно и рассудительно, когда он встал рядом с ней. - Если Фуркейд нарушил закон, он должен сидеть в тюрьме.
      - А мне придется давать показания против него.
      - Закон есть закон.
      - Черное значит черное, белое значит белое, - кивком головы Анки отметила каждое слово, а потом снова повернулась к Эй-Джею. - Я рада, что для тебя жизнь так проста.
      - Брось. Ты и сама веришь в закон не меньше меня. Именно поэтому ты остановила Фуркейда вчера вечером. Только суд должен выносить приговор, а не Ник Фуркейд. И тебе, черт побери, лучше дать против него показания!
      - Не надо мне угрожать, - спокойно ответила Анни. - Спасибо за сочувствие, Эй-Джей, ты настоящий друг, правда. Я постараюсь не потерять повестку в суд, когда ты мне ее пришлешь.
      - Анни, не надо, - начал было Эй-Джей, но она отмахнулась, проходя мимо. - Анни, я...
      Она захлопнула дверь, отсекая от себя то, что хотел сказать помощник окружного прокурора Эй-Джей Дусе. В ту же самую секунду дверь из кабинета Притчета распахнулась, и в приемной появились четверо рассерженных мужчин во главе с самим окружным прокурором. За ним по пятам следовали начальник полиции, Кадроу и Ноблие. Анни прижалась спиной к стене, пропуская их, и содрогнулась, когда адвокат Ренара кивнул ей.
      - Помощник шерифа Бруссар, - обрадовался он, - возможно, вы присоединитесь к нам...
      Ноблие оттер его в сторону:
      - Отвали, Кадроу. Мне нужно переговорить с моим помощником.
      - Ну, разумеется, вам это необходимо, - хмыкнул Кадроу. - Стоит ли мне напоминать вам, шериф, что давление на свидетеля это серьезное преступление?
      - Меня от вас тошнит, господин адвокат, - прорычал Ноблие. - Вы добились освобождения убийцы, а теперь открыли сезон охоты на полицейских. Кому-то надо взять вас за задницу и встряхнуть как следует.
      Кадроу покачал головой, с его лица не сходила улыбочка.
      - А вы не устаете проповедовать насилие. Я представляю, как насторожатся журналисты, когда это услышат.
      - У него прогнили не только кишки, - прорычал Гас Ноблие, когда Кадроу покинул приемную. - Адвокат совсем сорвался с цепи. Он насел на Притчета. Шериф словно разговаривал сам с собой. - Это моя вина. Мне следовало самому позвонить окружному прокурору еще вчера вечером. А теперь Притчет вбил себе в голову, что я пытаюсь вставлять ему палки в колеса. У этого парня собственное "я" больше, чем хрен моего дедушки. А тут еще этот Джонни Эрл... Не знаю, кто насыпал перца ему на хвост. Этот парень все делает наоборот. Ни черта не смыслит в местной жизни. Вот что происходит, когда городской совет нанимает чужаков. Он считает меня ленивым, испорченным расистом. Как будто за меня не проголосовали тридцать три процента негров на последних выборах.
      Наконец Гас Ноблие обратил свое внимание на Анни. С ухмылкой, не предвещавшей ничего хорошего, он увлек ее в кабинет Притчета.
      - Я же приказал тебе не разговаривать с Кадроу.
      - Я с ним не говорила.
      - Тогда почему он несет какую-то чушь о рапорте по поводу ареста Фуркейда? - зловеще прошептал Ноблие. - И почему сержант Хукер сообщил мне, что видел вас вдвоем на парковке всего в нескольких шагах от здания?
      - Я ничего ему не сказала.
      - Именно это ты повторишь на проклятой пресс-конференции, помощник шерифа Бруссар.
      Анни с трудом сглотнула:
      - На пресс-конференции?
      - Идем, - скомандовал Ноблие и двинулся к выходу.Представление начал Притчет, сказав о якобы имевшем место нападении на Маркуса Ренара. Он заявил, что детектив Ник Фуркейд был арестован полицейским управлением города Байу-Бро. Окружной прокурор пообещал во всем разобраться и выразил негодование по поводу того, что кто-то попытался взять на себя роль вершителя правосудия.
      Кадроу напомнил всем присутствующим о весьма сомнительном прошлом Фуркейда и потребовал справедливости.
      - Я снова заявляю о невиновности моего подзащитного. Его вина не доказана. На самом деле, пока Маркус Ренар лежал в больнице, куда его отправил Фуркейд, настоящий преступник разгуливал на свободе и смог совершить новое злодеяние.
      А потом начался сплошной кошмар.
      Вопросы и комментарии журналистов оказались колючими и насмешливыми. Ведь все они так или иначе обыгрывали историю Ренара в течение трех месяцев, но все-таки не смогли получить весомых доказательств его вины или невиновности. Репортеры не нашли в себе сочувствия к полицейским, поэтому обрушились на них со всей яростью.
      - Шериф, это правда, что еще одна женщина была изнасилована прошлой ночью?
      - Без комментариев.
      - Помощник шерифа Бруссар, это правда, что вчера вечером вы арестовали детектива Фуркейда?
      Анни зажмурилась от света переносного юпитера, но тут Гас Ноблие подтолкнул ее вперед.
      - Мне нечего сказать.
      - Но ведь именно вы вызвали "Скорую помощь". Вы же привезли в офис шерифа детектива Фуркейда.
      - Без комментариев.
      - Шериф, если Ренар лежал в больнице во время нападения на другую женщину, разве это не доказывает его невиновность?
      - Нет.
      - Следовательно, вы подтверждаете, что нападение имело место?
      - Помощник шерифа Бруссар, вы подтверждаете, что брали показания у мистера Ренара в больнице Милосердия вчера ночью? И если так, то почему сегодняшнее утро детектив Фуркейд встретил не в тюрьме?
      - Гм... Я...
      Гас наклонился мимо нее к микрофону:
      - Детектив Фуркейд принял сообщение о том, что в этом районе разгуливает грабитель. Помощник шерифа Бруссар уже закончила работу и не слышала вызова. Она увидела ситуацию, показавшуюся ей сомнительной, взяла все под свой контроль и вместе с детективом Фуркейдом вернулась в офис шерифа.
      Я немедленно отстранил детектива Фуркейда от службы, отложив дальнейшее расследование. Моему департаменту нечего скрывать и нечего стыдиться. Если окружной прокурор полагает, что дело должна расследовать полиция, я только приветствую его бдительность. Я знаю моих людей на сто процентов, и это все, что я могу сказать.
      Притчет подошел к микрофону, намереваясь закрыть пресс-конференцию и оставить за собой последнее слово, а Гас Ноблие повел Анни со сцены к двери. Она шла за ним по пятам, словно верная собачонка, и думала, насколько была лицемерной. Анни ожидала, что шериф станет защищать ее, а не Фуркейда.
      Исполненная отвращения к самой себе, к своему боссу, к этим стервятникам, набросившимся на нее в тот момент, когда она выходила из здания суда и шла к своей патрульной машине, Анни молчала и смотрела только прямо перед собой. Наконец толпа рассеялась, некоторые репортеры побежали вверх по лестнице, потому что там появился Кадроу, другие осадили Ноблие. Кое-кто последовал за Анни до самого служебного входа в ведомство шерифа.
      За стойкой дежурного стоял Хукер и наблюдал за происходящим, сложив руки на внушительном животе.
      - Где твой рапорт о вандализме на кладбище?
      - Я сдала его еще два дня назад.
      - Черта с два, его нет! - констатировал Хукер. - Напиши еще один рапорт. Сегодня же.
      - Слушаюсь, сэр. - Анни закусила губу и подавила желание назвать сержанта лжецом. - Противно возиться с бумажками даже один раз, - бормотала она себе под нос, входя в комнату. - А мне еще приходится делать это дважды.
      - Что тебе приходится делать дважды, Бруссар? - хихикнул Маллен. Они с Прежаном стояли в коридоре и пили кофе. - Трахаться со своим дружком-извращенцем Ренаром? Я слышал, когда он берется за дело, ему нет равных... в обработке туш. - Мерзкая ухмылка обнажила его кривые зубы.
      - Очень смешно, Маллен, - заметила Анни. - У тебя такой тонкий юмор. Возможно, ты смог бы работать в похоронной конторе - вставать из гроба и веселить публику.
      - Уж если кому и придется вскоре искать другую работу, то точно не мне, Бруссар, - парировал он. - Мы слышали, что ты намереваешься перейти в другое ведомство и там сосать кое-что Джонни Эрлу.
      - Мне жаль разочаровывать тебя, но я сюда попала не по своей воле, и мой бывший начальник не слишком радовался, когда я уходила.
      - Не смогла даже отсосать как следует, да?
      - Тебе-то этого точно никогда не узнать.
      Анни оглянулась на Прежана. Тот всегда поддерживал ее улыбкой и острым словцом, когда Анни удавалось срезать Маллена. Но сейчас Прежан смотрел на нее так, словно видел впервые в жизни. Ей стало больно от унижения.
      - Все в порядке, Прежан, - заметила Анни. - Ведь это не я тебя прикрывала, когда твоя жена работала в ночную смену, а тебе требовалось чуть больше времени на ленч, чтобы, скажем так, удовлетворить свой аппетит.
      Прежан молча разглядывал носки своих ботинок.
      Анни покачала головой и пошла дальше. Ей требовалось побыть одной хоть десять минут, чтобы прийти в себя. Десять минут, чтобы справиться с разочарованием и страхом, зарождавшимся в ней. Она попала в глубокий колодец, и никто не протягивает ей руку, Чтобы помочь выбраться. Напротив, мужчины, которых Анни считала своими товарищами, стояли вокруг и были готовы утопить ее.
      Анни направилась к раздевалке. Но еще не войдя туда, она поняла, что ее убежище кто-то осквернил. Тошнотворный запах ударил ей в нос, как только она повернула ручку. Анни зажгла свет и едва успела зажать рот ладонью, чтобы не закричать.
      С лампочки без абажура свешивалась мертвая мускусная крыса. С нее содрали кожу от хвоста до головы, и она болталась на макушке зверька. Анни смотрела на мертвое животное, и к горлу подступала тошнота. Подозревая, что ее мучитель наблюдает в дырку из мужской раздевалки, Анни подошла к крысе, внимательно осмотрела ее, прочла надпись на листке бумаги, пришпиленном к трупику гвоздем.
      Записка гласила: "Сука-отступница".
      ГЛАВА 10
      - Бруссар тебя предала, - заявил Стоукс. Он вцепился в сетку, ограждающую камеру. - Парень, я просто поверить не могу, что она так с тобой поступила. Ну, то есть я хочу сказать... Она не хочет спать со мной, это одно. Встречаются такие мазохистки среди женщин. Но заложить другого полицейского... это низко.
      Стоукса никто не должен был пускать в камеру временного содержания городской тюрьмы, куда доступ имели только адвокаты задержанных. Но, как всегда, у Чеза Стоукса нашелся знакомый и здесь, и он уговорил надзирателя сделать для него исключение.
      - Черт побери, как думаешь, может, она лесбиянка? - вдруг пришло ему в голову.
      Ник Фуркейд мерил шагами камеру, и тут образ Анни Бруссар возник перед ним - широко раскрытые, чуть раскосые глаза, легкий румянец на щеках.
      - Мне плевать, - ответил он.
      - Тебе-то, может, и плевать, а вот меня она чем-то зацепила, признался Стоукс. - Меня всегда тянуло к лесбиянкам, правда, только к хорошеньким, - уточнил он. - Ты никогда не представлял себе двух красоток, занимающихся сексом? Парень, у меня от этого стоит.
      - Бруссар меня арестовала, - безучастно констатировал Ник. Стоукс его уже достал. Просто сексуально озабоченный кретин.
      - Ага, точно, теперь она будет плохой лесбиянкой в моих фантазиях. Этакая сучка с хлыстом, затянутая в черную кожу, яростная мужененавистница.
      - Как Бруссар там вообще оказалась? - поинтересовался Ник.
      - Тебе просто чертовски не повезло, это точно.
      Ник никак не мог понять, радоваться этому или огорчаться. Если бы Анни Бруссар не оказалась рядом, он бы точно убил Ренара. Если быть честным, то она просто спасла Ника от самого себя, и за это он был ей благодарен. Но мотивы ее поступка волновали Фуркейда. Его опыт подсказывал, что обычно людьми движет только один мотив - личная выгода. Так на что могла рассчитывать Анни Бруссар?
      - Эта девица просто заноза в заднице, - пожаловался Стоукс. - Я приехал по вызову на стоянку трейлеров, что по дороге к Лаку. И что ты думаешь? Она уже была там и во все лезла. "Вы собираетесь послать этот волос в лабораторию? - передразнил он Анни высоким фальцетом. - Может быть, он принадлежит насильнику. Возможно, этот парень убил и Бишон. А вдруг он и есть тот Душитель из Байу"?
      - С чего Бруссар взяла, что это дело связано с убийством Бишон?
      Глаза Чеза стали совсем круглыми.
      - Насильник был в маске. Можно подумать, что это очень оригинально. Господи боже, - пробормотал он, - и кто это додумался принимать мочалок на работу в полицию? - Стоукс оглянулся через плечо, проверяя, нет ли кого в дверях. Городской тюрьме исполнилось уже сто лет, и здесь не было никаких камер наблюдения за заключенными. Городским полицейским приходилось просто по старинке подслушивать разговоры. - Эта Бруссар считает, что ты должен за все заплатить, - прошептал Чез. - Сам Господь не стал бы с тебя спрашивать. Око за око, ты понимаешь, к чему я клоню?
      - Понимаю. Предполагается, что я ангел-мститель.
      - Черт, тебе надо было быть человеком-невидимкой. И никто бы ничего и не узнал, если бы Бруссар не сунула свой нос. Ренар бы сейчас поджаривался в аду, и дело было бы закрыто.
      - Так вот о чем ты тогда думал? - негромко спросил Ник, подходя к решетке. - Когда ты пригласил меня в бар "У Лаво", ты предполагал, что я отправлюсь в фирму "Боуэн и Бриггс" и убью его?
      - Ты что, сдурел? - зашипел Стоукс. - Говори тише!
      Фуркейд прижался теснее к сетке, продев в нее пальцы как раз над пальцами Стоукса.
      - В чем дело, напарник? - прошептал он. - Боишься, что тебя обвинят в соучастии?
      Стоукс дернулся назад. Он выглядел пораженным, оскорбленным, даже обиженным.
      - Соучастие? Черт возьми, парень, мы просто пили и трепались. Даже когда я позвонил тебе и сказал, что Ренар еще в офисе, я и подумать не мог, что ты на такое решишься! Я просто сказал тебе, что не стал бы тебя обвинять, если бы ты с ним разделался. Счастливое избавление, так сказать... Прав я или нет?
      - Именно ты захотел пойти в этот бар.
      - Да потому, что там никто из наших не болтается под ногами! Не думаешь же ты, что я решил тебя накрутить? Господи, Ники! Мы же товарищи по оружию, парень. Не представляю, как такое вообще могло прийти тебе в голову. Ты сделал мне очень больно, Ники, правда.
      - Я еще сделаю тебе больно, Чез. Если я узнаю, что ты подставил меня, то ты пожалеешь, что твои мамочка и папочка не остановились на первом свидании.
      Стоукс отошел от камеры.
      - Просто ушам своим не верю. Ничего себе! Да не будь ты таким долбаным параноиком! Я тебе не враг. - Чез постучал себя в грудь указательным пальцем. - Я нашел тебе адвоката. Парни за тебя заплатят. Они все согласны...
      - Я сам за все заплачу. Что за адвокат?
      - Уайли Тэллант из Сент-Мартинвилла.
      - Этот ублюдок...
      - ...скользкий как угорь, - закончил за Фуркейда Чез. - Этот сутяга может самого Люцифера представить как непонятого, заброшенного ребенка из неблагополучной семьи. К тому времени, как он со всем разберется, вполне вероятно, что тебе вручат благодарственное письмо и ключи от города, чего ты как раз и заслуживаешь.
      Стоукс снова приблизил лицо к решетке, сунул руку за пазуху и словно волшебник извлек оттуда сигарету.
      - А именно этого я и хочу, напарник, - сказал он, просовывая сигарету сквозь сетку. - Я хочу, чтобы все получили по заслугам.
      Анни простояла в раздевалке минут двадцать, пытаясь прийти в себя. И все это время она смотрела на ободранную тушку мускусной крысы.
      Узнать, откуда взялось мертвое животное или кто его подвесил к лампе, не представлялось возможным. Для этого требовалось задавать вопросы, искать свидетелей, поднимать шум. Маллен был бы первым на подозрении, но Анни знала еще десяток, помощников шерифа, ставивших капканы для дополнительного заработка. И все-таки ободрал тушку скорее всего Маллен. Анни всегда казалось, что такой, как он, в детстве отрывал крылья бабочкам.
      Стараясь не вдыхать тошнотворный запах, Анни перерезала веревку карманным ножом и поморщилась, когда крыса шлепнулась на пол. Потом порвала записку, незаметно стянула пустую коробку из кладовой и использовала ее в качестве гроба. Анни даже не думала нести крысу к Ноблие. И так уже все плохо, а станет еще хуже. Уйти она тоже не могла. Написав еще раз рапорт о вандализме на кладбище и отдав его сержанту, Анни взяла коробку, свой рюкзак и вышла из здания. Она собиралась выбросить крысу в лесу, когда доберется до дома.
      Обычно возвращение домой на машине всегда успокаивало ее после трудного дня. А теперь Анни только сильнее ощутила свое одиночество. Солнце уже село, уступив место странно-серым сумеркам, словно пришедшим из плохого сна. Лес казался неприступным и суровым. Поля сахарного тростника выглядели как большие зеленые озера. В домах, мимо которых проезжала Анни, уже зажгли свет. Семьи собирались за ужином, смотрели телевизор.
      В такие моменты Анни наиболее остро осознавала, что у нее нет настоящей семьи. Конечно, у нее были дядя Сэм и тетя Фаншон, и Анни очень их любила. Но в глубине ее души оставалось ощущение собственного сиротства, ее отчужденности от других людей... Такой же отчужденной была ее мать. И это чувство останется с ней навсегда. И сейчас оно охватило ее с новой силой.
      Анни свернула к Углам. На засыпанной гравием стоянке стояли три машины - пикап дяди Сэма, ржавая "Фиеста" работавшего в вечернюю смену продавца и, чуть в стороне, сверкающая каштановая "Гранд-Ам". Анни даже застонала. У дяди с тетей сидел Эй-Джей.
      Она сидела какое-то время, рассматривая место, которое всю жизнь называла своим домом. Простое двухэтажное здание под рифленой жестяной крышей, широкое переднее окно служит витриной с десятком вывесок и объявлений о продуктах и услугах. Красная неоновая вывеска над пивной, объявление "Здесь говорят по-французски" и надпись от руки фломастером-маркером: "Горячая кровяная колбаса и шкварки".
      На первом этаже дома разместился магазин Сэма Дусе, которому он отдал сорок лет. Со временем скромный магазинчик превратился в целый комплекс с местом отдыха для туристов, кафе и магазином с большим ассортиментом товаров.
      В квартире на втором этаже здания Сэм и Фаншон жили в первые годы после свадьбы. Процветающий магазин позволил им выстроить кирпичный дом неподалеку, и в 1968 году они сдали квартиру Мари Бруссар. Как-то днем она появилась у них на пороге беременная, несчастная, но такая же загадочная и отрешенная, как обычно.
      - Неужели ты приехала домой, дорогая! - окликнул Анни дядя Сэм, выглядывая из-за второй, затянутой сеткой двери.
      Анни вылезла из джипа, закинула рюкзак на плечо, а другой рукой подхватила коробку.
      - Что у тебя в коробке? Ужин?
      - Не совсем.
      Дядя вышел на веранду, босой, в джинсах и белой рубашке с закатанными до локтя рукавами, обнажавшими мускулистые руки. Он был невысок ростом, но и в шестьдесят с хвостиком его фигура излучала силу.
      - У тебя сегодня будет компания, дорогая. - Дядя широко улыбнулся, и его глаза превратились в щелочки. - Приехал Андрэ, - Сэм всегда называл Эй-Джея на французский манер, - и он хочет видеть тебя. - Он заговорщически понизил голос, когда Анни ступила на веранду. Его лицо раскраснелось от удовольствия. - У вас с ним шуры-муры, верно?
      - Мы не любовники, дядя Сэм. И к тому же это не твое дело. Я тебе уже тысячу раз об этом говорила.
      Сэм вздернул подбородок, он выглядел оскорбленным.
      - Как это не мое дело?
      - Я уже взрослая, - напомнила ему Анни.
      - Значит, у тебя хватит ума, чтобы выйти замуж за этого мальчика, или нет?
      - Ты когда-нибудь смиришься?
      - Как знать, - дядя широко распахнул перед ней дверь. - Может быть, и смирюсь, когда ты сделаешь меня дедушкой.
      На прилавке рядом с кассой стоял букет красных роз, выглядевший так же неуместно, как выглядела бы ваза династии Мин. Продавец, работавший в вечернюю смену, - худосочный рябой парнишка, чья кожа цветом напоминала лакрицу, - смотрел по видео фильм "Скорость".
      - Привет, Стиви, - поздоровалась Анни.
      - Привет, Анни, - откликнулся он, не отрывая глаз от экрана. - А что в коробке?
      - Отрубленная рука.
      - Круто.
      - Разве ты не поздороваешься с Андрэ? - В голосе дяди Сэма послышалось раздражение. - Он проделал такой путь, прислал цветы...