16

Парочка вопросов у него оставалась и к Лукашу Дарко, который прямо из Млавы вернулся домой.

Бежан с Гурским нанесли ему визит, позволив себе по пути сделать несколько очаровательных предположений, которые, впрочем, сразу же пошли коту под хвост.

— Когда она мне сказала, что во Владиславове именно Дарко отключил ей охранную сигнализацию, я едва сдержался, — грустно говорил Бежан. — Она же не дура, эта женщина, дура бы открещивалась от этого знакомства, а она — пожалуйста, сама подсовывает. Я-то думал, что они могли быть сообщниками; не слишком оригинальная мысль, и все же. Убийство по личным мотивам, вот тебе и преступники.

— А Колек все испортила, — подтвердил Роберт.

— Но ты уверен, что Дарко был в Млаве?

— К сожалению, да. Дорожная полиция видела его ещё до Плоньска. То есть, если смотреть с нашей стороны, то за Плоньском.

— Жаль.

— Конечно. Он бы нам подошёл. Да и сюда — тоже. Михалина Колек свидетельствует против Изы Брант, поэтому Дарко убирает её как раз тогда, когда у Брант есть алиби…

— Но они же не могли знать, когда мы у неё будем.

— Следили за нами и за Михалиной…

— Допустим. Красиво все складывалось. И вдруг — пшик. Меня мучают ужасно дурные предчувствия.

17

Лукаш Дарко сам открыл им дверь небольшой виллы. Кроме него, дома никого не было.

Беседа, как и всегда в исполнении Эдика Бежана, проходила в свободной, салонной, чуть ли не в дружеской атмосфере. Уже с самого начала он заявил, что тот вовсе не обязан их впускать и беседовать с ними, он мог бы просто оказать им такую любезность, но может и не оказывать, а сразу же вышвырнуть их за дверь. В результате Лукаш Дарко пригласил их войти. В первые мгновения он казался расслабленным, но слегка неприветливым.

— Я хотел устроить себе вечер отдыха, — честно признался он. — Но вечер ещё только начинается, я могу его перенести на более позднее время. Может, вы голодны или чего-нибудь выпьете?.. Моей матери дома нет, мы можем устроиться в её салоне.

Прошу.

Дом был небольшой, построенный лет тридцать тому назад по тогдашним нормативам, поэтому салон скорее заслуживал названия «салончик». Но зато какой он был красивый!

— Это заслуга моей матери, — пояснил Лукаш. — Она архитектор по интерьерам и для себя сделала все это, когда я только пошёл в школу. Что касается еды, честно признаюсь, делать мне ничего не хочется, но напитки в баре всегда имеются. Что будем пить?

— А где ваш салон? — заинтересовался Бежан.

— Наверху. Точнее говоря, у меня нет салона.

Только спальня с подсобными помещениями. Ещё раз настоятельно спрашиваю, что будем пить? Пиво, вино, что-нибудь покрепче?

Пару секунд Бежан раздумывал, как следует трактовать этот визит. Он здесь по службе, это несомненно, но у кого? У свидетеля, у подозреваемого, у обычного гражданина, который должен помогать бороться с преступностью? У помощника в расследовании? Или у преступника, которого в любом случае необходимо обмануть?

— Если вы ничего не имеете против, то пиво, — решился он. — А что это значит: спальня с подсобными помещениями?

— Комнатки здесь небольшие, поэтому одна стена оказалась лишней. Зато рядом есть ванная, и я могу у себя наверху не только спать, но и принимать гостей. Так что на ваше усмотрение.

— Мы с удовольствием останемся на первом этаже. И сразу же приступим к делу. Тринадцатого числа этого месяца вы были во Владиславове, причём ехали туда как-то странно — не прямо, а по каким-то просёлкам, так?..

— Желание клиента — закон, — философски ответил на это Лукаш и без колебаний пояснил, что он вёз клиента, который хотел ехать именно по такому пути. Пожалуйста, ему все равно, он может ехать и через все эти деревеньки и закоулки, и на каждом перекрёстке ждать по паре часов. Какое ему дело, раз ему за это платят.

— Значит, вы ехали с клиентом. Кто это был?

Лукаш изобразил удивление.

— Минутку. В каком смысле?

— В нормальном. Кто это был: пол, фамилия, адрес, внешний вид…

— Пол мужской, внешний вид могу описать, а остального не знаю.

— Но вы же ездите в радиотакси!

— Ну и что? Бывают и случайные клиенты. Все знают, что я люблю дальние рейсы, мужик взял меня со стоянки. Фамилии, а уж тем более адреса не сообщил.

— И вы так запросто поехали с чужим человеком?..

— Видите ли, пан начальник, извините" не разберу вашего звания, не получается возить одних только знакомых. Даже когда едешь по заказу, то, если выбросишь квиток, фамилии не запомнишь. Заплачил он вперёд, так что, по мне, у него вообще могло бы не быть никакой фамилии.

— А не могли бы вы рассказать мне об этой поездке все, что вам запомнилось?..

Лукаш, недоуменно пожав плечами, без малейшего сопротивления начал рассказывать. Все, что он говорил, идеально совпадало со сведениями, собранными сержантом Вильчинским. Да, в Заленже клиент действительно захотел постоять и подождать, не известно чего, так как даже не вылез из машины. Минут сорок пять они так стояли, а потом действительно поехали в Дыбы и останавливались в лесу, ненадолго — клиент потребовал — приспичило ему. Он удалился в лес, через какое-то время вернулся, и они поехали дальше. До Владиславова добрались в шесть часов вечера, а уехали оттуда около полуночи, и это все.

— Надо же, как хорошо вы запомнили именно эту поездку! — в свою очередь искренне удивился Гурский, вовсе не притворяясь.

Лукаш усмехнулся.

— Это из-за женщины, — коротко сказал он.

Бежана женщина, понятное дело, заинтересовала, и тогда он услышал историю приезда богатых родных к бабе, которой нечем было заплатить, причём Лукаш вовсе не скрывал, что в то время возил мафию. Тогда ему это было выгодно. Налоги выше, зато меньше работы. Почему-то эта женщина ему запомнилась, так бывает, а потом он столкнулся с ней в том самом Владиславове, его это даже обрадовало — она уже отнюдь не девочка, но за семь лет абсолютно не изменилась. Нет, конечно, изменилась. В лучшую сторону. Что-то в ней было этакое, притягательное. Они познакомились, поболтали, вроде бы ничего особенного, а почему-то запала она ему в душу. Наверное, он попробует с ней ещё раз встретиться.

Все это было настолько по-человечески понятно, обычно, естественно, такой вот мужской разговор, прямо-таки признание, что Бежан заколебался. Таинственная сила в глубине его души настаивала, что где-то тут должно быть двойное дно, но он никак не мог его обнаружить. У него был нюх следователя, именно поэтому он и стал работать в милиции, а затем и в полиции, он умел разнюхать и распутать самые запутанные дела, умел делать выводы, умел почувствовать правду и ложь, и если бы не это умение, этот природный дар, он бы сейчас оставил этого таксиста в покое и пошёл бы ломать себе голову где-то в другом месте, но именно этот нюх и не давал ему этого сделать. Придирался. А атмосфера явно не способствовала таким придиркам.

— Как вы думаете, — ненароком проговорил он, — вы видели эту женщину второй раз в жизни, но в такой же неловкой ситуации. То есть вроде бы вы с ней уже знакомы. Если бы она, допустим, несколько часов назад убила человека, она бы вела себя точно так же? Как вам кажется?

Лукаш Дарко на долю секунды окаменел. Что-то неуловимое промелькнуло по его лицу, вроде бы как сдерживаемая молния, но повёл он себя, можно сказать, совершенно естественно. Он с интересом взглянул на Бежана.

— Насколько мне подсказывает память, — медленно ответил он, — я в жизни ещё не видел кого-то, кто прямо перед этим убил человека. Так что у меня по этой части нет опыта. Но если она за несколько часов до нашей встречи кого-то убила, то я до самой своей смерти не перестану удивляться. Она должна была бы совершенно об этом забыть, хотя склеротичкой явно не выглядит. Разве что она убила его без своего ведома.

— А разве можно убить кого-то без своего ведома?

— Не знаю… Ну, скажем, баба моет окно, у неё падает цветочный горшок и мужику прямо по башке, а она этого даже не замечает. Как пример. И идёт себе в магазин за сметаной, вполне довольная жизнью.

А ведь она его убила, правда?

— Ну, в общем, да. Там по пути было такое местечко, Лесная Тишина, может быть, вы обратили внимание?

— Лесная Тишина? Минутку… Нет, не знаю. Бывает, какие-то небольшие указатели проезжаешь по дороге, но не все можно заметить. Не могу сказать ни да ни нет. Не помню.

— А откуда вы знаете, что этот указатель маленький?

— Большой-то я бы заметил. Да и о самом таком местечке я не слыхал, так что это явно не метрополия. Разные деревни случаются в этой стране, но всех их я точно не знаю.

— Хоть и ездите в такие дальние концы?

— В основном в крупные города.

— И в этой Лесной Тишине вы не видели… А вы были знакомы с Домиником Домиником?

— Не могу сказать, — ответил Лукаш с полнейшим равнодушием, совершив тем самым ошибку. — Не исключено, что где-то я слышал что-то в этом роде, но это все. Не помню.

— А лошадь, которую вы напугали, вы помните?

— О холера, а ведь я так старался осторожненько мимо неё проехать! Издалека было видно, что конь молодой и вроде бы норовистый, так что я как раз не хотел его напугать. Надеюсь, с ним ничего не случилось?

— С лошадью — ничего, всадник перенервничал.

И ещё одна мелочь. Вы были сегодня в Млаве. Тоже с клиентом?

— Скорее — за клиентом. Меня послали забрать у входа в гостиницу типа по фамилии Северин. Сейчас, одну минуточку, не требуйте от меня слишком многого, я не знаю, фамилия это или имя. Северин и все. Я забрал, привёз, конец заказа.

— А куда вы его привезли? По какому адресу?

— Если это можно назвать адресом… Вылез он на площади Конституции, рядом со Снядецкими, точного места не называл, я мог остановиться где угодно.

Вылез, заплатил, когда я отъехал, он стоял на тротуаре и глазел. Что он делал дальше, я понятия не имею.

— А как вас послали?

— Со стоянки. Подошёл какой-то тип, оговорили условия, он дал задаток и пошёл себе ко всем чертям.

— Как он выглядел?

— Трудно даже описать. Обыкновенно. В целом, такой средний мужик, без особых примет. Не мафия.

— Откуда вы знаете, что не мафия?

— Я их узнаю. Естественно, имея несколько лет опыта. Когда ко мне садится жульё, я это сразу вижу.

— И вы не боитесь?

— Я вообще-то не из пугливых.

На этом Бежан решил закончить вопросы. Допил пиво, встал, сообщил, что, возможно, захочет ещё раз с ним побеседовать, и они вышли, дружески распрощавшись.

— Врал, как заведённый, — мрачно выразил свою точку зрения Гурский, садясь в машину.

— А, ты тоже заметил? — обрадовался Бежан. — А ведь я уже готов был ему поверить, если бы не этот Доминик. Так не бывает, чтобы человек не заинтересовался таким двойным именем или фамилией. Похоже, что он его знал.

— Или, по крайней мере, слышал о нем. Каждый, кто не слышал, спросил бы, не заикаетесь ли вы.

— И ещё его добили подозрения в адрес Изы Брант. Не влюбился же он в эту бабу с первого взгляда, между ними ничего там не было…

— Может, ещё будет?

— Дай им Бог. Впрочем, она тоже врала…

Бежан на секунду задумался, а Роберт ждал с лёгким напряжением. Его не было при беседе с Изой Брант, так что он не мог составить себе собственного мнения.

— Но она врала как-то по-другому, — задумчиво продолжал его начальник. — Не про себя и не про эту Лесную Тишину, а вот про Доминика — да. Точнее говоря, не врала, а просто умолчала. Не сказала всей правды, уходила от этой темы, насколько это возможно. Скользила по поверхности.

— Прижать её?

— В том-то все и дело. На мой взгляд, при своей родне она все равно ничего не скажет, а семейство сидит там у неё на шее. Не можем же мы ждать, пока они уедут, это ведь ещё почти месяц.

— Вызвать её к нам?..

— Глупо. Конечно, можно. Но я там понял, что родственники не выпустят её из когтей, ей придётся их принимать и возиться с ними, секунды покоя они ей не дадут. Так зачем создавать бабе лишние неприятности?

Оба снова довольно долго раздумывали.

— Если она его не убила, то в приятельской беседе она скорее откроется, — решил наконец Бежан. — А вот силой из неё ничего не выжмешь. Я так думаю… У неё есть мобильник. Номер я знаю. Должна же эта родня хоть когда-то спать…

— Ночью, — обрадовался Роберт. — Уговорим её на ночное свидание!

— Придётся. Но прежде всего мы поедем к Михалине Колек и осмотрим все её экспонаты. А потом ещё покопаемся в бумагах Доминика. Так что ты не слишком-то радуйся ночному свиданию, эти сверхурочные тебе ещё боком выйдут…

18

Вопреки ожиданиям наиболее разговорчивым оказался дядя Игнатий.

По неизвестным мне причинам его дико заинтересовала двустволка с обрезанным дулом. Он желал непременно переговорить со мной с глазу на глаз, что у него катастрофически не получалось. Моя поделённая на части гостиная, являющаяся одновременно и столовой, давала, правда, возможность спящим в ней людям уединиться от остального дома, но, к сожалению, не заглушала звуков. То есть шёпотом ещё можно было поговорить, особенно на кухне, точно также можно было, не нарушая интимности огромной, трехспальной в разложенном виде тахты, на цыпочках прокрасться через холл в ванную, на лестницу, идущую наверх, и в мою спальню, однако звуки беседы, если вести её более или менее нормальным голосом, слышны были на нижнем этаже повсюду.

Наверху-то слышно не было, поэтому ни бабушка, ни тётка Иза с дядей Филиппом не представляли особой опасности, а вот тётя Ольга обладала слухом поистине кошачьим, собачьим, змеиным, вороньим, в общем слухом настоящего дикого зверя из джунглей, бдительно улавливающего малейший шорох.

Теоретически она уже отправилась спать, однако уши её оставались начеку.

— Что ты там говоришь, Игнатий? — послышался из гостиной её голос. — Какой патрон? Какая лампа может интересовать тебя в подобной ситуации?

Дядя имел в виду вовсе не патрон, а патроны, но он говорил шёпотом, и тётка не расслышала. Я ничего не имела против того, чтобы оказать ему услугу, хочет поговорить — ради бога, поэтому я ухватилась за эту лампу, как за якорь спасения.

— Все в порядке, тётя, дядя предложил мне помочь поправить контакт в моей настольной лампе.

Там что-то отходит. Это мелочь, но я в электричестве не разбираюсь. Пойдёмте, дядя, это там…

— Игнатий, тебе нельзя переутомляться!

Дядя подхватил идею и успокоил тётку: ну конечно, о чем речь, он вовсе не будет переутомляться, это мелочь, он лишь кое-что подкрутит. Он поспешно последовал за мной в мою спальню-кабинет.

Настольная лампа у меня действительно была, и на этом правда кончалась. Подкручивать в ней было нечего.

— Потому что в этом случае, девочка моя, точность стрельбы заметно снижается, — начал он убеждать меня, едва переступив порог. — Можно попасть только с близкого расстояния, причём пулей, а дробь — она что? Патрон с дробью даёт разброс, и кому это надо? Так почему дуло, даже два дула, почему их обрезали? Это очень подозрительная вещь, это обрезание дула, разве тебя такая вещь не насторожила?

Ты не должна бросать на себя подозрений, тебе нельзя быть соучастницей преступления. Так что же тогда все это значит?

Беспокойство так и било из него фонтаном, кроме того, явно было видно, что он все больше расходится и того и гляди припишет мне убийство Доминика, поэтому я постаралась увести его в сторону от этой темы.

— Меня это, видите ли, дядя, совершенно не касалось. И не касается. А если кому-то нравятся подобные вещи, если он коллекционирует разные там выкрутасы, то и пусть себе обрезает, что хочет. Убитый как раз это любил. У него дома были различные фокусы…

— Но ведь ты с ним не имела дела, так откуда ты знаешь, что у него было дома? Ты же сказала, что никогда не была у него дома?

— Я действительно не была. Это факт.

Дядя подозрительно оглянулся на закрытую дверь и придвинулся ко мне ещё ближе.

— Мне ты можешь сказать правду, — озабоченно шептал он. — Я на твоей стороне, и Филипп тоже, одна только Иза. Изе ты лучше ничего не говори, она лично заинтересована Особенно, если ты кого-то убила, то я помогу тебе это скрыть…

Вот тебе и на, мы опять вернулись к убийству.

— Дядя, я никого не убивала, честное слово. Я вообще не знаю, где это, где находится его нынешний дом. А что это значит, что тётя Иза лично заинтересована?

Дядя явно смутился и снова бросил взгляд на дверь.

— Ну, понимаешь… Это наследство.., тебе не следовало бы об этом знать… Очень симпатичная у тебя эта квартира… Твоя бабушка немного капризничает, но на самом деле все было бы в порядке, вот только…

Ну, ни к чему это все… Убийство как раз сейчас…

— Что поделать, дядя, не везёт. Обычное невезение. Впрочем, как легко догадаться, если бы я кого-то убила собственными руками, то вполне могла бы подождать с этим до конца каникул, не так ли?

Дядя начал нервно вертеться на стуле, который едва ли был достаточно удобным для человека его комплекции.

— Вот именно, вот именно. Но Иза… Возможно, он мог бы тебе чем-то навредить, этот убитый… Чтото разгласить.., какую-нибудь компрометирующую тайну. И тебе пришлось…

От всего этого здорово запахло семейными интригами, о которых я не имела ни малейшего понятия. И что этой тётке Изе в голову пришло? По какой такой причине она на меня ополчилась? Я с удивлением смотрела на дядю, который стал крутиться ещё интенсивней и попытался опереться локтем о небольшой столик рядом со стулом.

Вполне возможно, что я сумела бы узнать ещё что-то, если бы в моей комнате и в самом деле не было крайне тесно. Книги, чужие рукописи, многочисленные научные справочники, атласы, компьютерные распечатки, разные документы и чрезвычайно обширная переписка никак у меня не помещались в ящиках и на полках, столик также был весь завален, так что дядя столкнул локтем солидную стопку каталогов декоративных растений. Растения рухнули с таким грохотом, словно все они полностью одеревенели. Сердито вопрошающий окрик тётки Ольги долетел до нас даже сквозь закрытую дверь, и дядя смертельно перепугался.

— Никому не говори, что я тебе что-то рассказал!.. Сейчас я тебе помогу…

Если учесть, что он немедленно споткнулся о ботанические развалины, заодно перевернув стул и чуть не разбив лампу, которая и послужила предлогом для его визита, его предложение не показалось мне лучшим выходом из ситуации. Я подхватила качающийся столик и категорически отказалась от предложенной помощи. Я обратила его внимание на крик тётки, он заколебался, вылез из каталогов и, расстроенный и обеспокоенный, рысью покинул негостеприимное помещение.

Я подумала, что невезение преследует меня гораздо сильнее, чем тётка Иза. У меня был шанс раскрыть семейную тайну, и вот — фиг тебе!

19

Сотовый телефон зазвонил как раз в тот момент, когда я уже засыпала.

— Простите, что я звоню так поздно, — сказал майор Бежан, которого мне не пришлось узнавать по голосу, так как он сразу же представился, — но я понимаю, что у вас дома сейчас довольно сложная ситуация, и не хочу её ещё больше усложнять. Как бы нам переговорить с вами с глазу на глаз, не вызывая ненужных проблем.

Я ещё не совсем заснула, поэтому моментально пришла в себя.

— Видимо, мне пришлось бы, пан майор, тайком выйти из дома поздно ночью.

— Как, например, сейчас?..

— Даже ещё попозже. Но мне было бы удобней договориться с вами заранее и быть наготове, чтобы три раза не переодеваться. Я уже легла спать.

— Значит, договоримся на завтра?

— Пожалуйста. Я выйду украдкой в полночь под предлогом того, что нужно поставить машину в гараж. Пойдёт?

— Договорились…

20

Бежан положил трубку в квартире покойной Михалины Колек и посмотрел на Роберта Гурского.

— Ах, эти долгие ночные разговоры поляков… — пробормотал он. — Лучше всего поговорить с ней завтра, а не сегодня — к тому времени мы будем знать больше.

— И так уже неплохо, — оптимистично возразил Роберт, указывая на небольшую стопку различных бумаг. — Половина из этого уже утратила силу, но остальное — просто золото.

— Точно. Шестеро убийц один к одному.

Прямо от Лукаша Дарко они приехали в дом жертвы, и не прошло и часу, как им стали известны все её секреты, так как в квартире царил образцовый порядок. Бумаги занимали там сравнительно мало места, и найти их было легко. Две записные книжки с номерами телефонов, календари за последние пять лет, немного статей и фельетонов, вырезанных из периодической печати, несколько номеров иллюстрированных журналов, несколько копий судебных постановлении, личные документы, начиная с метрики, и немного писем, несомненно важных, исключительно от её божества, Доминика. Кроме того, два небольших альбома и коробка с фотографиями. Ни одной книги, если не считать телефонного справочника двухлетней давности.

Из личных документов следовало, что Михалина Колек закончила среднюю школу и какие-то таинственные партийные курсы, фигурировавшие под названием «специальный курс для работников аппарата». После чего вышла замуж за сотрудника МВД, с которым неизвестно что произошло, так как решение суда о разводе, принятое перед самой сменой общественного строя, говорило о полном распаде супружеской жизни без малейшего упоминания о самом супруге и причинах распада оного. В тот же период она начала получать пенсию по инвалидности III группы, что привело и Бежана, и Гурского в неописуемое изумление. Что же это, Езус-Мария, за инвалидность такая, что за болезнь могла мучить эту могучую, пышущую здоровьем кариатиду?..

Иллюстрированные издания были в основном посвящены моде и секретам макияжа, половина фотоснимков представляла саму Михалину в разном возрасте и различных ситуациях, почти половина — посторонних людей, и где-то около одной сотой части снимков — Доминика, впрочем, плохо различимого. Статьи из прессы и судебные материалы также затрагивали людей посторонних, никоим образом, казалось бы, с Михалиной не связанных, а записные книжки и календари были целиком заполнены информацией, вполне возможно, — абсолютно бесценной.

Бежан с Гурским моментально отделили зёрна от плевел и занялись тем, что представлялось наиболее важным, в самую первую очередь обратившись к переписке. Много читать там нечего было, хватало всего лишь одного взгляда.

— «Найди Мариушка», — прочёл Роберт. — Чудесное письмо. Кратко, содержательно, однозначно…

Кто это такой, этот Мариушек?

— Это мы ещё выясним, — заверил его Бежан. — «Не появляйся до вторника». Тоже красиво. Во, а тут ещё лучше: «Веток весь вторник». Причём «весь» подчёркнуто. Хорошо бы ещё узнать, не делал ли он орфографических ошибок. Потому что, возможно, это нужно читать раздельно: «В сток». Но все равно непонятно.

— Ну то, что это не любовная переписка, и так ясно. Взять на заметку этого Мариушка?

— Не задавай глупых вопросов, у нас мало времени…

Между судом и прессой царило полное единодушие: почти все материалы касались компрометации уже сходящих со сцены партийно-правительственных руководителей, а из их круга выделялись шесть фамилий людей, все ещё находящихся у власти. Так что на основе документов Михалины шести людям можно было при желании запросто поломать карьеру, а то и саму жизнь. Бежан ничуть не сомневался, что ещё больше подобных материалов находится в бумагах Доминика, однако, чтобы кто-то из подозреваемых мог решиться на такую вещь, как убийство собственными руками, — в это все-таки трудно было поверить. Они не слишком-то увлекались физическим трудом, для этого у них имелся соответствующий персонал.

А вот таинственного Мариушка Роберт нашёл. Так, во всяком случае, можно было полагать. Какая-то очень дряхлая копия судебного решения информировала об условном освобождении из исправительной колонии некоего Мариуша Ченгалы, шестнадцати лет, с назначением ему опекуна в лице… И на этом месте, к сожалению, кусок листа отсутствовал. Они с Бежаном единодушно предположили, что куратором должен был стать Доминик Доминик, однако тут же решили, что выдают желаемое за действительное.

— Точно так же это мог бы быть Степан Колек, бывший муж Михалипы, — недовольно сказал Бежан. — Дело-то было шестнадцать лет назад. Даже если мы теперь знаем, кто такой Мариушек, то на кой черт это нам нужно?

— Иза Брант, — беспомощно подсказал Роберт.

— Она была одиннадцать лет назад. Но ничего, завтра мы её спросим. Берись-ка за записные книжки, нужно хотя бы просмотреть, ведь мы их все равно заберём с собой.

Несколько минут царило молчание, так как оба проглядывали густо исписанные записные книжки, сразу же вычёркивая лиц, уже перенёсшихся в лучший мир. Они сидели под единственным торшером, окна квартиры были наглухо зашторены. Ни Бежану, ни Гурскому это вовсе не было нужно, но, по-видимому, Михалина Колек явно заботилась о том, чтобы никто с улицы не мог увидеть, что там у неё происходит, так что ни малейший луч света не проникал через это затемнение, достойное времён войны, авианалетов и бомбардировок. А поскольку они не собирались наблюдать за прохожими в скверике, то и оставили её ужасающие шторы в том же положении.