Бросив на меня взгляд обиженной лани, сержант послушался совета. Просто жалость брала смотреть на парня! Видимо, эта жалость и помогла мне прийти в себя. Надо же кому-то и делом заняться.

— Давайте вместе думать, — предложила я. — Иногда рассуждение вслух здорово помогает…

В Лесничувку я отправилась к одиннадцати. До этого в укрытии дожидалась прибытия Яцека со Шмагером, а дождалась Зигмуся. Этот, подобно охотничьей собаке, в поисках меня прочёсывал окрестности, но меня не учуял, все-таки не собака. А Яцек так и не появился.

Болек же в Лесничувке действовал точно по инструкции: появился ровно в полдвенадцатого, спустился к воде, посидел, любуясь морским пейзажем, и полез вверх по склону дюн.

Приблизительно через час, когда немногочисленные загорающие покинули пляж, ибо время близилось к обеду, он опять спустился и принялся пялиться на подплывающий к берегу рыбацкий катер. Полюбовавшись, он повернулся к морю задом, осмотрел пляж, очень стараясь не замечать меня, поднялся на верхушку дюны и исчез где-то в районе бывшего пограничного пункта.

И в самом деле подходила пора обеда, было уже полвторого. За неимением ничего лучшего, я тоже уставилась на приближающийся рыбачий катер с уловом камбалы. На нем было три рыбака. К берегу они подошли легко, чувствовался опыт экипажа катера, да и море было спокойно. Вот один из них спрыгнул в воду и сразу же направился через пляж наверх, на верхушку дюны, где находился механизм, включающий лебёдку для вытаскивания на берег лодок и катеров, и где околачивался в данный момент Болек. Вскоре и второй спрыгнул в воду и на берегу раскопал канат с крючком на конце. Третий рыбак остался на борту судна, которое потихоньку покачивалось у самого берега. Первый рыбак включил наверху механизм лебёдки, второй зацепил за трос крюком своего каната, канат натянулся, и катер медленно вполз на песок, причём винт ещё находился в воде.

Тот рыбак, который прицепился к тросу, вдруг крикнул и принялся кому-то махать, глядя на берег поверх моей головы. Первый рыбак остановил мотор, а второй с присоединившимся к нему третьим подошли и принялись внимательно разглядывать крюк, оживлённо переговариваясь. Потом замахали рукой, призывая первого. Тот, видимо, закрепил трос и сбежал по склону дюны к товарищам. Вот они уже все трое принялись дебатировать над канатом и крюком, а их катер наполовину, кормой, все ещё сидел в воде.

Рыбакам что-то явно не нравилось, что-то тревожило. Они ещё немного посовещались, затем, как видно приняв решение, все трое поднялись наверх, и вскоре я услышала шум автомобильного двигателя. Наверное, сели в машину и уехали. Наполовину вытянутый на берег катер они так и оставили на канате, прицепленном к тросу лебёдки. Из-за какой-то неисправности катер не могли совсем вытянуть на берег, не могли даже подтянуть повыше, но отцеплять не стали, чтобы он не уплыл. Наверное, полагалось кого-то оставить или на катере, или на пляже, но рыбаки почему-то уехали все трое.

А моё внимание уже переключилось на другое, рыбаками я перестала заниматься.

К этому времени пляж совсем опустел, оставалась только я, вдалеке какая-то пара и двое мужчин. Они шли издали и медленно приближались к тому месту, где я сидела. Один тащился по песку со стороны Морской Крыницы, действительно тащился, нога за ногу, как паралитик какой, а второй приближался с противоположной стороны, от Песков. Не дойдя до рыбачьего причала метров тридцати, этот второй остановился и принялся любоваться морем, а первый все тащился, не останавливаясь. Взглянув на часы, я подумала — время Болеку опять подниматься к бункеру за возможными инструкциями. На это у парня уйдёт минуты четыре, может, пять, надеюсь, он тоже потащится туда не спеша, чтобы не привлекать внимания. Правда, непонятно, чьё внимание мог бы привлечь Болек, пляж совсем опустел, а эти явно никем не интересуются. Трое рыбаков уехали, к берегу приближался следующий рыбацкий катер, но был он ещё далеко.

Тот мужчина, что шёл со стороны Крыницы, добрался-таки до каната, который удерживал катер и перерезал ему путь, и засомневался — перешагнуть или обойти. Полный кретин, я бы ни за что не стала рисковать, обошла бы стороной, однако крикнуть, предупредить кретина не могла, ибо, во-первых, он был ещё довольно далеко от меня, а во-вторых, ветер все равно дул в другую сторону и отнёс бы мой крик в море. И тут вдруг мне послышался шум мотора кем-то включённой лебёдки. Что такое? Точно, застучал мотор испорченной лебёдки! Туг уж я с тревогой взглянула на кретина, который теперь стоял и пялился вдаль, действительно кретин, я невольно тоже взглянула туда, куда тот смотрел. Там стоял второй мужчина, который в этот момент повернулся и как-то подчёркнуто демонстративно взглянул на наручные часы. Идиот вдруг решился и перекинул ногу через канат, я вскочила с матраса, собираясь все-таки закричать, и в этот момент трос лебёдки с силой дёрнулся.

Глаза я закрыла на мгновение позже, чем следовало бы.

Стальная змея совершила нечто чудовищное. Завиваясь спиралями, её серебристая петля с быстротой молнии стегнула воздух, со свистом рассекая его. И не только его…

К несчастному я не бросилась. Не только потому, что он уже ни в какой помощи не нуждался, но просто не могла двинуться с места. Ноги не повиновались и казалось, вот-вот потеряю сознание. А рядом с тем, что осталось от пострадавшего, оказались двое мужчин, одним из них был тот, что шёл со стороны Песков. Увидев случившееся, причаливавшие рыбаки поторопились и кто-то из них прыгнул в воду, не дожидаясь, пока катер подойдёт к берегу. По склону дюны скатился какой-то голый мужчина, завернувшись в купальное полотенце, примчалась замеченная мною вдали пара. Сверху спустился Болек.

При виде его я сумела взять себя в руки и тоже бросилась к месту катастрофы. Там, стараясь не глядеть на останки несчастного, я прошипела Болеку в ухо:

— Смывайся, идиот! Именно это они задумали! Теперь пришьют тебе, ведь это ты пустил в ход лебёдку! Смывайся, но сначала надень цветастые плавки! Марш отсюда!

Невозможно было несколькими словами передать все, что хотела, отсюда и логические пропуски, но Болек понял меня. Бледный, с трясущимися губами, он с трудом удержался, чтобы не кинуться на помощь пострадавшему, хотя это и не имело никакого смысла. Прошептав в ответ: «Это не я!» — как будто я и без него не знала! — он развернулся и собрался подняться наверх, откуда только что сбежал.

— Да не туда! — дёрнула я его за рубаху. — Там тебя перехватят. Через дюны!

Невзирая на испытанное потрясение, Болек не растерял кондиции и моментально исчез с глаз долой, а я так и не могла понять, как ему удалось взлететь по отвесному склону дюны, не оставив следов.

Но взлетел!

Тут к нам подбежали рыбаки с причалившей наконец лайбы. Одного из них я предложила подбросить в полицию, чтобы сообщил о случившемся. Он попросил меня сделать это, быстро объяснил, как добраться до ближайшего полицейского отделения. И пусть они вызовут «скорую», напомнил он. Я кинулась к машине, только тут вспомнила, что у меня есть радиотелефон Яцека. Вытащив его из бар-дачка, я набрала нужный номер. Возвращаясь, увидела джип, мчавшийся к рыбачьей пристани. Наверное, тот, на котором уехали рыбаки с первого катера. Только почему-то их теперь было двое.

О том, что произошло, я узнала уже вечером того же дня. Комендант полиции прекрасно понимал, для какой цели одолжил нам сержанта Гжеляка, и не гнал меня из комендатуры. Произошло же следующее.

На ловлю камбалы рыбаки отправились вдвоём, никакого третьего с ними не было, и все тут! Всегда они ловят вдвоём, они здешние, их все знают, всегда справляются вдвоём, зачем им третий? Вернулись они, значит, с уловом, один выскочил на берег, прицепил их канат к тросу лебёдки, поднялся к мотору, включил, потянул. Тут выскочил на берег второй, увидел, что петля у крюка перетерта, три канатные волокна лопнули, остальные еле держатся, того и гляди тоже лопнут. Непонятно с чего, ещё вчера все было в порядке. Он крикнул напарнику, тот остановил лебёдку, вдвоём они помчались за другим канатом и инструментами, катер оставили, как стоял, боялись тронуть, а отцепить — в море унесёт. Ну, они и смотались в момент, а когда вернулись, застали от человека одно мокрое место. И понятия не имеют, кому в башку пришло включить лебёдку. Когда уезжали, пляж был пустой, только у бывшего пограничного пункта околачивался какой-то посторонний тип, ну да они на него внимания не обратили, незнакомый, зачем он им? Они торопились.

Голый в простыне ничего не видел, ничего не знает, загорал себе на склоне дюны, услышал страшный крик, слетел вниз и увидел весь этот ужас. Думал, может, какая помощь понадобится. На вопрос, сколько народу столпилось у катера и пострадавшего, ответил, что не считал, думает, человек пять. Потом ещё набежали. Одна женщина была, он, голый, видел, как бегом бежала вверх по склону, наверное, чтобы позвонить в полицию. А больше он ничего не знает.

Рыбаки со второго катера сразу поняли — беда случилась, они-то сообразили — трос лопнул. Издалека видели, как по песку какой-то мужчина шёл к этому месту, но потом его скрыл из глаз первый катер, и сам момент несчастного случая они не видели, заслонял катер, они ещё надеялись, может, обошлось. Да, подплывая к берегу, они видели трех мужчин, кроме пострадавшего. Один перед этим на пляже торчал, второй выскочил откуда-то из-за дюн, полотенцем обернулся, а третий сверху сбежал. И вот этот третий наверняка должен знать, кто же запустил мотор лебёдки, скорее всего, он сам это сделал.

Показания того, который шёл по пляжу со стороны Песков, получить не удалось, ибо он исчез ещё до появления полиции. Это неудивительно, мало приятного оказаться свидетелем несчастного случая.

Исчез и тот, что сверху сбежал. Как метеор блеснул и исчез. А прибежавшей издали молодой паре показалось, что с горушки спустились двое, один сразу, а второй попозже. Первый даже помог вытащить второй катер, вытягивали его руками, в создавшейся ситуации ни у кого не хватило духа включить лебёдку. А второй куда-то подевался. Ни одного из них молодые люди не знали, но готовы поклясться, что оба были с бородами.

Ознакомившись со всеми протоколами опроса свидетелей, я заявила:

— Чистую правду сказали только рыбаки, что приплыли на втором катере. Те, что приплыли на первом, врут как сивые мерины, а остальные перепутали все, что можно. Бородатый сверху вовсе не сразу прибежал, а перед Болеком, а Болек вообще явился последним.

— Зато пани была единственным свидетелем, который все видел с начала и до конца, — отрешённо заметил комендант. — И я не знаю, что мне с пани делать.

— Придушить! — посоветовала я.

— Да нет, я думаю — обнародовать ваше присутствие или нет. Третьего рыбаки наверняка взяли на борт без ведома боцмана и теперь не признаются, потому что это запрещается. Очень пригодился бы свидетель, который выведет их на чистую воду, но, может, лучше не говорить о наличии такого свидетеля.

Я взяла в руки один из протоколов.

— Минутку, а что показывают рыбаки со второго катера?

— Они были ещё далеко от берега, когда причалили первые, и не все видели, занятые своими делами. Очень интересует меня тот, третий. И вообще сбежало в общей сложности три свидетеля. Одного из них вы знаете.

Пришлось признать:

— Знаю, сшивался наверху, и теперь на него станут валить. Попытаются обвинить его в случившемся, правда, пока не представляю, каким образом. Я уже и раньше догадывалась, что из него собираются сделать козла отпущения, и пожалуйста, не спрашивайте, почему и зачем, сама не знаю. Но могу поклясться — в роковой момент его у лебёдки не было, это я точно знаю, на часы смотрела, а у них все точно по часам было расписано. Немного сумбурно я объясняю, пан комендант, но уж поверьте, так оно и было.

Комендант неплохо соображал и, невзирая на сумбур, все понял, ведь история с Болеком хорошо ему была известна с моих слов.

— Ясное дело, его там не было, — согласился он. — Им понадобилось в данный момент вашего подопечного в другое место отвлечь, иначе тот бы увидел настоящего преступника. Ведь как ловко все было задумано! Я бы и сам запутался, если бы не узнал от вас кое-какие детали. Итак, насколько я понял, мы столкнулись с умышленным, заранее запланированным убийством и фрагментом какого-то крупного дела. И надо признаться, организовано все у них прекрасно. Как им такая точность удаётся?

— Мне и самой интересно, но хоть понятно теперь, зачем велели Болеку бегать туда-сюда с часами в руках. А убитый кто? Удалось установить его личность?

Комендант вытащил из картонной папки лист бумаги и прочёл:

— Некий Хенрик Шмагер из Варшавы. Пани эта фамилия о чем-то говорит?

Да, фамилия мне многое говорила, а вот я зато ни слова произнести не могла. Горло перехватило.

Сержант наконец пришёл к каким-то выводам и перестал размешивать кофе.

— Мне кажется, этому Роевскому надо бы сюда приехать, — сказал он. — Шмагеру удалось от него ускользнуть, а вот почему он оказался на пляже в Лесничувке — пока не знаю. И вообще, все концы начинают сходиться в одно, сдаётся мне, что из этого образуется одна грандиозная афёра.

— Уже образовалась, — поправила я полицейского. — И вы, надеюсь, обратили внимание на скорость? Четыре часа! Понадобилось всего четыре часа, чтобы дело закрыли, всего-навсего обыкновенный несчастный случай!

— Комендант предвидел это, — согласился со мной сержант, — поэтому он так и торопил нас поскорее снять свидетельские показания.

— Вот именно. Предполагается, что тех рыбаков было двое, канат выстрелил сам по себе, потому что оба рыбака отправились за новым канатом и инструментами, а кто-то включил мотор лебёдки, не ведая, что творит. Увидел лодку, наполовину вытащенный катер, захотелось ему вытащить, а когда произошло несчастье — испугался и сбежал. Сделал это не профессионал, не рыбак, а какой-то случайный кретин. потому как включил резко, не переждал, пока человек пройдёт по пляжу. Нет, все говорит за то, что этим кретином был Болек. Он уже давно здесь сшивался, брался помогать рыбакам, услужливый молодой человек, псякрев! Однако, учитывая, что дело прекращено производством, не он был тут главной фигурой, а погибший Шмагер. Для мерзавцев важнее было отправить Шмагера на тот свет, чем подставить Болека. Болека они пока ещё подержат…

— Целиком и полностью согласен с вами, — сказал сержант.

А я продолжала:

— В таком случае положите перед собой какую-нибудь официальную бумагу, держите наготове ручку, а если при вас имеются наручники, то и их положите на видное место, потому что того и гляди примчится Зигмусь, а мне одной не по силам избавиться от него.

Сержант не сразу понял, о ком я говорю.

— Зигмусь, Зигмусь… А, это тот тип, что тогда был с вами? Понял, не беспокойтесь, вдвоём справимся. А что касается тех двух рыбаков, которых в самом деле было трое, то я не успел ещё вам сообщить. Они признались. Можно сказать, последнее известие. Сразу же как вы ушли, комендант уже на свой страх и риск поприжал их, а я при этом присутствовал.

— И что же они сказали?

— Вроде бы ничего особенного. Прибился к ним какой-то незнакомый мужчина, не то турист, не то рыбак. Наговорил с три короба, вроде бы живёт и рыбачит на Мазурских озёрах и очень ему хочется посмотреть, как ловят камбалу в море. Напросился, в общем. И в самом деле, не новичок в рыбацком деле, даже пригодился им в море, только вот из-за него пришлось сделать крюк и приблизиться к русской границе, очень просил, хотелось ему, видите ли, на русский берег взглянуть. Это именно он выскочил на берег вторым, прицепился канатом к тросу, и он же заметил, что петля перетерта. Вместе с рыбаками поехал за новым канатом, но в городе исчез, а рыбаки не стали его разыскивать, времени у них не было. И больше ничего о нем не знают. Как его зовут, не помнят, хотя тот и называл фамилию, не то Недойда, не то Чамайда.

— Ясно, сообщник преступников, проследил, чтобы все прошло по графику, минута в минуту. Надо бы его разыскать.

— И чем скорее, тем лучше, — согласился со мной сержант, — иначе и с ним могут так же расправиться, как со Шмагером. А он многое может знать.

И тут раздался стук в дверь. Нет, это был не Зигмусь, а Яцек.

— Сорвался с моего крючка, — без предисловий начал он. — И примчался сюда. Поехал добровольно, это мне известно, и я не понимаю…

Может, и несправедливо с моей стороны, но я вдруг испытала по отношению к Яцеку нечто вроде претензии: почему он не смог хотя бы вчера этого Шмагера перехватить и избавить меня от душевного потрясения? Вот почему грубо и безжалостно, тоже без предисловий, выложила:

— А чего тут не понимать? Прикончили его, пока он не успел проболтаться.

— Что?!

— То, что слышишь. Прикончили и все тут, так что нет у нас больше свидетеля. Садись и слушай, а потом станем думать.

Оторвавшись от дверного косяка — а Яцек, как вошёл в комнату, так и остановился в дверях, — он пошарил в карманах, извлёк сигареты, потом передумал, спрягал сигареты и вытащил плоскую бутылочку с бренди. Подойдя к столу, плеснул немного в стакан, спокойно произнёс «Холера ясна» и проглотил напиток. Жестом пригласив нас с сержантом последовать его примеру, он опять же почти спокойно сказал:

— Единственная ниточка, которая была у нас в руках. Что произошло?

Дальнейшие события развивались словно по заранее намеченному плану. Не успели мы просветить Яцека, как в окно влез Болек. Ну прямо настоящий пленум, что идёт точно по графику.

— Сказать по правде, я теперь тоже не один действую, — признался Яцек. — Один майор из Главного управления…

— И я даже догадываюсь, какой именно, — пробормотала я неразборчиво.

— ..посоветовал мне обратиться к одному из ихней братии. Вы были правы, проше пани, нашим ментам тоже не всем по душе теперешний беспредел. А поскольку я располагал информацией, мы с моим новым помощником поделили алфавит, я взял себе всех на буквы начиная с «А» и кончая «М», а он остальных. Не скажу, что было легко, одна баба даже собаку на меня натравила, но так уж получилось, что эту собаку я знал лично и она меня признала, а баба нет. И везде я снимал отпечатки пальцев — то под видом огородника, то сантехника, как получится. Шмагер оказался четырнадцатым сряду. Я их нумеровал, проше пани, чтобы не перепутать, а отпечатки по мере получения тут же сравнивал с полученными от вас, чтобы времени даром не терять, и как я на Шмагера вышел, прекратил поиски. Он из Варшавы уехал, пришлось ждать, наконец его жена проговорилась — к морю муженёк укатил, я тут же сообразил — к какому, и прилетел. И опоздал, псякрев!

— Когда же ты успел столько дел провернуть? Небось не спал?

— Когда уж тут спать…

— И ещё время на дорогу потратил…

— Да, часа полтора в общей сложности.

— Всего?

— У меня же вертолёт, а в Новом Дворе, под Гданьском, я на всякий случай вторую машину держу. Сюда я не рискнул на вертолёте лететь, не хотелось привлекать внимание. Устроил развлечение для пацанов в Новом Дворе.

Я взглянула на Болека. Тот восхищённо слушал отчёт Яцека. Как видно, сердцу парня были близки такие проявления разбушевавшейся энергии.

— А ты что видел?

— Г…! — не задумываясь ответил парень — Если бы я хоть что-то видел!

— Но ты же находился наверху, рядом с механизмом лебёдки.

— Правильно, и слышал — там кто-то крутился, но ведь мне это было до лампочки. То есть трех рыбаков, что поднялись с берега, я видел, сели они в свой джип и уехали. Перед этим ящик с механизмом на ключ заперли.

— Ты это точно видел? — живо заинтересовался сержант.

— Так я ж стоял, почитай, рядом с ним.

— Значит, поступили по инструкции. А как выглядел третий?

— Откуда мне знать, который из них третий.

— Тот, который не вернулся. Уехали трое, а вернулось двое, так нас интересует тот, которого не было.

— А меня самого уже в тот момент не было. Я дал деру через дюны, как пани Иоанна велела, и ихний джип видел издали.

— Куда же ты направился?

— Через лесок вышел к морю и по берегу до самой Крыницы шёл, как пани Иоанна велела, босиком и в одних плавках.

Сержант огорчился.

— Выходит, и манипуляций с лебёдкой не видел?

— Издалека. Не до них мне было, я не спускал глаз с часов. Видел, правда, на пляже какого-то типа, но сзади, ни в жизнь не опознаю. Зато успел разглядеть того, который шёл по пляжу от Песков…

— ..и тоже с часами в руках дожидался катастрофы, — вставила я.

— А потом исчез, — закончил сержант.

— Так вот, тут я уверен — это один из моих патронов, — продолжал Болек. — Тот, который бритый. Пан сержант выявил его личность.

— Анджей Дембик, — подтвердил сержант. А Болек закончил неожиданным заявлением:

— Но официально я ничего не видел и не знаю. Мне уже успели передать — я слепой, глухой и немой и чтобы не смел рта раскрыть!

— Что ж, все логично, — мрачно подвела я итоги. — Одна шайка. Шмагера пришили, а то, не дай Бог, в минуту слабости выдаст работодателя. Так что ты, Яцек, можешь считать — за тебя расправились с убийцей отца.

— Ещё что! Он только орудие, а где рука, что его направляла?

Как ответ на этот риторический вопрос в дверях возник Зигмусь. Может, он и стучал, да мы за разговором не услышали. В глазах у меня потемнело, и я издала слабый стон.

— Привет-привет! — с обычной радостной энергией приветствовал нас кузен. — Кого я вижу! Пан Яцек!

Оба парня вздрогнули и уставились на него. Яцек от неожиданности, а Болек с опаской. Разумеется, восклицание Зигмуся относилось к Болеку.

— Рад-рад вас видеть! — разливался соловьём Зигмусь. — Вы разрешите, господа? Присяду-присяду, такое приятное общество. А мы так и не успели все обсудить, вот теперь-теперь…

Мне наконец удалось под столом пнуть Яцека. Вообще-то я хотела привлечь внимание сержанта, но промахнулась. Яцек опять вздрогнул и вопросительно взглянул на меня. В ответ я ему послала полный немого отчаяния взгляд. Если сейчас вдруг выяснится, что Болек — не Яцек, претензии обманутого в своих надеждах кузена примут размеры стихийного бедствия, на меня обрушится смерч упрёков и циклон поучений, которых хватит, чтобы отравить мне всю оставшуюся жизнь. От такой перспективы кровь заледенела в жилах.

Сержант, как загипнотизированный, не отрывал взгляда от щебечущего Зигмуся и даже не мигал. Положение спас Болек. Парень встряхнулся, сделал над собой сверхъестественное усилие и почти спокойным, но твёрдым голосом произнёс:

— В другой раз. В настоящий момент я, как бы это поточнее выразиться.., недееспособен.

Молодец парень! Я бы сама лучше не придумала!

— Как это, как это? — встревожился Зигмусь. — Что с вами?

— Видите же, даю показания!

Тут я снова пнула Яцека, знала уже, какую ногу надавить под столом, и глазами показала ему на загипнотизированного представителя власти. Яцек незаметно толкнул в бок сидящего рядом с ним сержанта, тот стряхнул с себя чары, солидно крякнул и по возможности внушительно поднялся со стула, видимо, для пущей официальности.

— Прошу извинить, — заявил он не терпящим возражения тоном, и в голосе его прозвучал металл, а в устремлённом на Зигмуся взгляде, клянусь, сверкнула молния. — Пан нарушил процедуру. В данный момент я провожу допрос, посторонним присутствовать не положено. Личные дела пан обсудит позже, а сейчас прошу покинуть помещение!

Не на того напал, Зигмуся голыми руками не возьмёшь!

— Как это, как это? — возмутился он. — Допрос в квартире моей кузины? По какому праву? Но и сержант уже полностью оправился.

— Да, снимаю свидетельские показания по важному уголовному делу. Полиция предпочла это сделать здесь, а не в комендатуре, где ваша кузина может столкнуться с упомянутым уголовным элементом. Пан желает, чтобы его кузина столкнулась носом к носу с бандитами?

— Нет, не желаю, — пошёл на попятную Зигмусь. — А какое отношение имеет к бандитам моя кузина? По какому праву… Тогда нужен адвокат-адвокат, я сейчас…

— Никакого адвоката не надо! — загремел сержант. — Ваша кузина ни в чем не обвиняется, даже ни в чем не подозревается, она только допрашивается в качестве свидетеля, а таковые показания может дать и без адвоката как особа совершеннолетняя. А если вы настаиваете, поехали в комендатуру!

Зигмусь нашёл возможным согласиться с полицейским.

— Да нет, да нет, я понимаю, я понимаю и не настаиваю. Так лучше-лучше, полностью с паном согласен! Но я забочусь о кузине, может, мне остаться-остаться?

И он бросил на меня такой взгляд, что я не могла больше отмалчиваться.

— Да нет, не беспокойся, просто мне не повезло, но ничего страшного. Иди, не волнуйся за меня. Завтра я тебе все расскажу.

Зигмусь капитулировал. Кивнув на прощанье всего три раза — явно с кем-то не захотел проститься, но с кем — непонятно, думаю, с вредным сержантом, — оскорблённый в лучших чувствах кузен покинул помещение, недовольно бормоча:

— Вынужден-вынужден подчиниться, понимаю-понимаю, моё почтение, итак, до завтра, до завтра…

И он закрыл за собой дверь. Сержант сел на место и с ужасом спросил меня:

— Вы что?

— А пан и поверил? — возмутилась я. — Вынуждена была ему пообещать, иначе он бы отсюда ни за что не ушёл. Перескажу ему завтра один из своих детективов, и делу конец. Ну, поехали дальше!

— Минутку, — не согласился Болек. — А как мне от него избавиться? Прицепился ко мне как клещ, я же понятия не имею, чего он от меня хочет, но наверняка невозможного. Мне-то что делать?

Меня и без того мучила совесть, что я напустила на парня кузена, и я нашла выход. Не иначе как в приступе отчаяния.

— Не волнуйся, я скажу, что ты все состояние потерял! По глупости.

— А неплохая мысль, — обрадовался Болек.

— Может, мы наконец приступим к делу? — призвал нас к порядку Яцек.

Обо всем увиденном мною на пляже в Лесничувке я рассказала сообщникам как можно подробнее, ведь никогда не известно, какие мелочи могут пригодиться. Преступники строили замысел на точном соблюдении времени, преступление было расписано по секундам, и, наверное, именно для этого им понадобился свой человек на рыбачьем катере. Русским берегом любовался, как же, просто глядел на часы и следил за соблюдением графика. Выбрали удобное время, когда в обеденную пору пляж опустел, договорились о встрече со Шмагером в точно назначенное время, так же как и с Болеком, предназначенным на отстрел. Когда и как удалось им привести в негодность петлю на канате — неизвестно, но, по словам сержанта, дело нехитрое. Приближавшийся со стороны Песков к порту Дембик контролировал ситуацию. Остановился он специально для того, чтобы Шмагеру пришлось перелезть через канат, если тот собирался подойти к нему. Второй сообщник наверху без труда отпер ящик с механизмом лебёдки и в нужный момент, по сигналу, включил её. Этого Болек видеть не мог, ибо в соответствии со своим графиком в данный момент должен был находиться в будке. Все предусмотрели! Оба сообщника, когда несчастье уже произошло, поспешили к жертве не для оказания помощи, а для того, чтобы добить несчастного, если бы в этом оказалась нужда. Не оказалась, за них всю работу сделал трос. После чего оба исчезли бесследно.

— А не мог запустить лебёдку тот самый третий? — предположила я. — Пока рыбаки возились с новым канатом и инструментами, мог незаметно вернуться. Болек!

— Исключено! — категорически заявил Болек. — Никто туда не шёл, ничего не ехало. И говорю вам, кто-то там заранее прятался за зданием наверху, я слышал.

— Свидетели видели, как сверху сбежали два бородатых, — напомнил сержант, искоса поглядывая на бородку Болека.

— Отпечатки пальцев! — вырвалось у меня.

— Думаете, я сам не догадался? — обиделся сержант. — Хотя не очень верю в успех, ящик с механизмом деревянный, ну, кое-где железо. Посмотрим, чего добьются в лаборатории, они вообще бы не взялись за такую работу, не будь у меня там дружка. Может, третий и в самом деле приехал с Мазурских озёр, но я все равно попытаюсь его разыскать.

— Это он обратил внимание настоящих рыбаков на перетёртую петлю, — напомнил Яцек, внимательно слушавший наш обмен информацией. — Как вы думаете, по собственной инициативе или ему велели?

— Если бы ему велели не обращать внимания, сразу же насторожился бы, если он не из их шайки. Каждый знает, чем грозит надорванная петля каната.

— Если он тоже член шайки, наверняка привлёк внимание рыбаков к петле, сделал, так сказать, рекламу, чтобы дальше все шло в соответствии с графиком.

— Наверняка он из той же шайки! — настаивали мы с Болеком. — Пан сержант сумеет найти его?

— Вряд ли помогут объявления по телевидению, — скептически заметил сержант.

— Рыбаки говорили — он и в самом деле рыбак. Может, имеет смысл начать поиски на Мазурах? Что вам стоит? Может, у него и вырвалось правдивое словечко, а у нас в случае неудачи хоть Мазуры отпадут.

— Да, здорово складываются дела, — задумчиво произнесла я. — Одного убили, чтобы не болтал лишнего, второго припрягали, потому как помогал прикончить первого. Распоряжается всем таинственная личность, официально никто не должен этим интересоваться, сплошные несчастные случаи, а из-за чего все — хоть убейте, понятия не имею. Невозможно ведь, чтобы все правительство нашей несчастной страны состояло из одних преступников?!

Многозначительное молчание было мне ответом. Я удивилась. Мой Бог, и в самом деле ни одного порядочного человека?

— И что теперь? — растерянно спросил Болек. Яцек пожал плечами.

— Теперь уже ясно — твои наркотики и мой отец — звенья одной цепи. Я и раньше пришёл к такому выводу, вот только не успел вам сказать, а теперь и вовсе убедился в этом. Одни и те же люди, и одно место действия — Морская Крыница. Отец знал о готовящемся именно здесь каком-то грандиозном преступлении, может, как раз твой фокус с медведем… Надо будет расширить поиски, до сих пор я зациклился на Шмагере, остальное лишь немного копнул. Теперь займусь ими всерьёз. Дела этого так не оставлю, уж это я твёрдо обещаю!

Во взгляде сержанта выразились симпатия, восхищение и благодарность. И он признался с тяжёлым вздохом:

— А я скажу — вы и не представляете, как тяжело вести расследование одному, в свободное от основной работы время, без помощи полицейского аппарата…