Пани Иоанна (№13) - Свистопляска

И девушка решилась.

— Мне надо было это сразу же рассказать, но я не хотела говорить Яцеку. Понимаете, для меня очень важно, чтобы он обо мне не думал плохо… Просто не знаю, как лучше объяснить… У него горе, он занят своим делом, я тут лишь маленький эпизод, все понятно, но для меня чрезвычайно важно его отношение ко мне, ведь, возможно.., а вдруг?..

Девушка испытующе глянула на меня, в её голосе звучала надежда. Я все прекрасно понимала. Ответ мой был искренним и честным.

— Думаю, у тебя есть шансы. У него и в самом деле нет отбоя от девушек, каждой лестно захомутать парня, но ни о какой постоянной привязанности я не слышала. Яцек не бабник, это я знаю.

— Ну вот видите… Я сейчас вам расскажу, а уж вы посоветуйте мне, как поступить. Значит, так. Приехал тут из Варшавы один парень, понравилась я ему, он тоже вроде ничего, какое-то время мы были вместе, но недолго. Нет, не тот он человек. Я с ним ещё до каникул порвала, а я ему, видимо, здорово понравилась, никак отстать не желает. Ну, не скажу, что он совсем без ума от меня, топиться в море не станет. Так вот, он как-то тут приехал на один день, как раз мой выходной, мы с ним махнули в Лесничувку, я решила с ним на прощание последний раз переспать, не стану скрывать от пани, да и какое это имеет значение? А в основном мы с ним всю ночь проговорили. Искупались, на берегу сидели, луна светит вовсю, вот я и увидела. Ага, нас не было видно, уж я об этом постаралась, сидели мы в самом тёмном месте. А у лодок крутились двое мужчин, что-то там делали. Я видела, как тянули канат, тот, которым лодки подцепляют к тросу лебёдки, с крюком. Парень говорил не переставая, все меня убеждал, я слушала вполуха и старалась на него не смотреть, вот и глазела на тех, с канатом, хотя они мне были вовсе ни к чему. Вы понимаете, о чем я?

— Прекрасно понимаю.

— Вот я и уставилась на них, ни о чем таком не думая. Хотя не правда, думала — хоть бы он перестал наконец! Ну как не понимает, что между нами все кончено, надо бы расстаться по-доброму, ведь он в принципе парень хороший и не заслуживает плохого обращения, не хотелось делать человеку больно, не знаю, понимаете ли вы…

— Понимаю.

— А он знай своё, а я никак не найду подходящих слов, знаете, как это бывает…

— Знаю.

— Поэтому я молчала и все время пялилась на тех двух. Что-то они там делали, пыхтели, железом бренчали, что-то вроде скрежетало или скрипело, явно металлическое, ночью на пляже звуки далеко разносятся. Сменяя друг друга, они вроде как что-то там откручивали или перепиливали. Что именно — не видно, потому что тоже находилось в густой тени, отчётливо были видны лишь их движения. Ну и эти звуки слышались. И тут вдруг выскочили нудисты, они там ночуют, четверо их было, принялись купаться. Так вот, как только нудисты появились, те сразу перестали скрежетать, это меня и насторожило. Ведь рыбакам все равно, наблюдают ли за ними или нет, правда? Они своё дело могут делать открыто. А эти замерли, будто их там и вовсе нет, не слышно их и не видно, притаились! Только когда нудисты принялись с шумом плескаться, они возобновили прерванную работу, а потом ещё, когда те совсем ушли. О том, что мы сидим поблизости, понятия не имели.

Этот мой бывшенький.., он как ослеп и оглох, ничего не видел и не слышал, только меня агитировал, я, проше пани, чисто из жалости с ним переспала, чтобы парень немного в себя пришёл, пусть, думаю, получит своё последний раз. И в самом деле помогло, он вроде опять человеком стал, его даже заинтересовало, что эти двое там делают. «Вроде как замок сворачивают», — сказал, но близко подходить к ним не стад, не до них ему было. Долго они возились, потом отпилили или открутили то, что хотели, и отбросили в сторону уже ненужный кусок железа. В нашу сторону полетел, в траву у самого подножия дюны…

Я поперхнулась кофе.

— А ты запомнила место?

— Конечно, запомнила. То, где мы сидели. Сорвавшись со стула, я нечаянно сбросила со стола сигареты и пепельницу.

— Едем туда! Немедленно! Закончишь, когда вернёмся.

Мажена неуверенно поднялась с места.

— Да мне ещё много чего надо рассказать.

— Вот и хорошо, расскажешь, но потом. А сейчас едем!

* * *

На пляже в Лесничувке было немного народу, в основном любителей понаблюдать за нудистами, вот они и не сводили с них глаз. Очень кстати!

Мажена уверенно направилась в проход между двумя дюнами.

— Вот здесь мы сидели. А бросили они вон туда… Мы с девушкой спустились ниже, туда, где росли купы жёсткой травы, и принялись шарить в ней. На третьей кочке я обнаружила кусок заржавевшего металлического ломика диаметром минимум двадцать два миллиметра. Как же его взять, чтобы не стереть возможных отпечатков? Не придумав ничего лучшего, я осторожненько ухватила железку двумя пальцами посерёдке и поместила в предусмотрительно захваченный с собой целлофановый пакет. Осторожно подняв его и стараясь не трясти, словно это был готовый взорваться часовой механизм бомбы, я позвала Мажену, и мы отправились назад.

На обратном пути девушка продолжила свой рассказ:

— Потом к ним подошёл третий. Я подумала.., вернее, ничего я тогда не думала, но, если бы думала, решила бы, что это рыбак, оставленный стеречь лодку, или сторож какой. Он подошёл к ним и посветил фонариком, вроде как помогал оценить работу. А потом он ушёл. И мы тоже ушли, через дюны, на пляж не спускались…

— Почему же через дюны? Ведь это же очень неудобно, я уж не говорю о том, что запрещено.

— Так как-то получилось. Мне уже тогда не хотелось, из-за Яцека, чтобы нас кто заметил. На всякий случай, вдруг кто-нибудь и в самом деле заметил бы, а мне ни к чему. Пани права, очень трудно было идти через дюну, но тот, третий, тоже шёл этим путём.

— Почему ты думаешь, что это был тот третий?

— Я по одежде узнала. Он был в чёрной куртке, довольно лёгкой, и в каком-то светлом кашне на шее. На пляже я видела, собственно, лишь его силуэт — отброшенный на спину капюшон, длинные волосы, и сейчас точно такой же силуэт шёл следом за нами к дороге. Лешек.., так зовут моего парня, вернее, звали, так вот Лешек достал сигареты, хотел закурить, уронил их на песок, вернулся, чтобы поднять, я тоже обернулась, и как раз в этот момент тот, третий, поравнялся с нами. Я уже говорила — луна светила ярко, и я разглядела его. Наверное, узнаю, если увижу.

Вот и Крыница. Подъезжая к «Пеликану», я повернулась к Мажене.

— Немедленно… — начала я, желая попросить девушку, чтобы надела тёмные очки, но не докончила. Мажена уже была в тёмных очках. Громадных, закрывавших пол-лица.

— Умница, — похвалила я. — Жаль, что парика при себе нет. На всякий случай следовало бы натянуть. Совсем ни к чему, чтобы тебя кто-нибудь увидел вместе со мной.

Мы опять закрылись в комнате Мажены, и она продолжила прерванный рассказ:

— И у меня создалось впечатление, что я его видела у нас в пансионате. Был в нашем ресторане на обеде. Я тогда ещё подумала — вроде знакомое лицо, потом вспомнила и меня прямо затрясло от страха — да ведь это тот самый!

— Когда ты его видела?

— Вчера. И тогда я твёрдо решила, что обязательно расскажу вам о нем, вообще о том, что тогда видела ночью на пляже. Ведь я же слышала об этом кошмарном несчастном случае, оборвавшийся трос убил человека. А это наверняка связано с преступлением. Яцек меня расспрашивал обо всем, что мне известно о подозрительных лицах, останавливающихся у нас в пансионате, а я сразу подумала — надо рассказать о тех, на пляже, но язык не повернулся. Пришлось бы рассказать и о Лешеке, и о том, что я с ним… Вот я и подумала — расскажу пани, не могу Яцеку признаться, что… Вы понимаете меня?

Я прекрасно понимала сомнения девушки и лихорадочно пыталась найти какой-то выход. Раз она не хочет признаваться в своей связи с Лешеком, надо выдумать что-то другое, что-то другое, что-то умное…

— А ты не могла оказаться на пляже одна? Поехала в Лесничувку, чтобы искупаться…

— На чем бы я поехала? По ночам автобусы не ходят.

— Да черт с ним, с автобусом. Ты могла пойти пешком, по пляжу. Тут всего-то четыре с небольшим километра, от силы пять, не так уж далеко. Я сама сколько раз ходила.

— Вообще-то могла… Да, свободно могла и пешком пойти!

— Ну так порядок! Я сама переговорю с полицией. А если опять увидишь того третьего, приглядись, с кем он тут общается. Может, окажется кто из знакомых. Постарайся запомнить его.

Мажена все не могла успокоиться, было видно, как сильно она волнуется. Вот включила электрический чайник, чтобы угостить меня чаем, и тут же забыла про него, вот полезла за чем-то в шкафчик и, решившись, резко повернулась ко мне.

— О Боже, так и быть, все скажу пани! Влюбилась я в него, влюбилась как последняя идиотка! Мне уже двадцать три года, но такого со мной ещё не случалось. В ухажёрах у меня недостатка не было, я могла выбирать и капризничать, но верьте мне, нравились мне очень немногие, я не из тех, кто по постелям валяется. Я студентка, учусь на экономическом, сюда приезжаю на лето, чтобы на каникулах и отдохнуть, и подработать к стипендии. В прошлом году я работала официанткой в Сопоте, официанткой, слышите, а не проституткой! А он ко мне относится как к шлюхе какой…

Я сразу поняла — речь идёт о Яцеке. И вспомнилось, что он говорил о Мажене.

— Вовсе нет! — горячо возразила я. — Говорил о тебе как о нормальной девушке, очень хорошо отзывался. Но пойми, сейчас ему не до увлечений, бедняга с головой погрузился в вонючее болото, дай сначала ему вылезти из него. Он очень ценит твою помощь, верь, обратил на тебя внимание, так что наберись терпения и подожди немного, он же не дурак, разберётся, что к чему. Очень скоро ты опять его увидишь, а сейчас извини, мне надо поскорее сообщить ментам, вот только бы знать, где их разыскать…

Мои слова явно приободрили Мажену. Девушка пошла меня проводить, по дороге отмахиваясь от трех поклонников. Их общество её не интересовало, это было видно невооружённым глазом. И оставаться в комнате тоже не хотелось. Мне она сказала, что хочет побыть одна, пожалуй, пройдётся по пляжу до Лесничувки. В самом деле, что может быть более подходящим для девушки, переживающей любовные терзания и желающей на просторе предаться мыслям о возлюбленном? Я всячески одобрила её план, в глубине души тихо надеясь на то, что вдруг ей ещё что удастся подглядеть…

Майор куда-то запропастился, пришлось разыскивать сержанта. Отправилась на поиски, и вскоре моё внимание привлекли громкие крики, сопровождаемые всполошённым куриным кудахтаньем. Я правильно сделала, что пошла на шум. Оказывается, сержант занимался расследованием неприятного дела о похищении кур какими-то пришлыми молодчиками. Кричали пострадавшие хозяйки, им вторила уцелевшая птица. Сержант проводил так называемый следственный эксперимент, воссоздавая обстановку похищения, а оставшаяся наседка играла роль похищенной, что ей явно пришлось не по вкусу, вот она и протестовала изо всех доступных ей сил. Переждав следственный эксперимент, за которым вместе со мной наблюдало пол-округи, я перехватила сержанта на полпути к комендатуре и переключила его внимание с кур на более существенные преступления. Торжественно вручив сержанту пакет с вешдоком, я рассказала о показаниях Мажены и, подчеркнув значение бесценного приобретения, попросила как можно скорее заняться отпечатками пальцев на нем.

— Знаю, не очень-то качественными они получились, но сами понимаете, насколько это важно. К сожалению, я забыла снять с девушки письменные показания, но уверена, она охотно все расскажет ещё раз, сейчас же надо как можно скорее выявить отпечатки пальцев.

Сержант заглянул в целлофановый пакет и озабоченно покачал головой.

— Холера, трудновато будет, — пробурчал он. — Ну да ладно, попробую. А майор будет дома в три часа.

Последние слова я поняла как приглашение принять участие в очередной конференции. До трех оставалось совсем немного времени, но я успела понаблюдать за возвращением Болека после очередного вынужденного заплыва, перекинулась с ним двумя словами и кружным путём направилась к майору.

* * *

На конференцию я пришла первой. Вручила майору перепечатанные на машинке показания свидетеля и в который раз подумала — как хорошо, что в нашем расследовании принимает участие профессионал, пусть и связанный по рукам и ногам. Вот я, например, понятия не имела, как вышеупомянутые показания использовать, разве что завещать внукам, авось когда-нибудь напишут исторический детектив.

Вторым появился Болек, а уже после него пришёл сержант.

— Просто жуть берет, — пожаловался он. — Железка сплошь захватана пальцами, лучше всех вышли ваши пальчики, пани Иоанна, в самой середине единственные два порядочных отпечатка.

Я, само собой, расстроилась.

— И что же, выходит, нам от железки никакой пользы?

— Да нет, кое-что выловим, вот только все отпечатки будут в крапинку, из-за ржавчины. Мне самому с ними ни в жизнь не справиться.

— Отправишь Левковскому в Эльблонг, — посоветовал майор. — С первой же подвернувшейся оказией. Знаешь же, Левковский гений, для него достаточно и тени отпечатка.

Сержант обрадовался и немедленно принялся расхваливать мой ломик.

— Следов множество, весь захватан. Пытались им подковырнуть, но оказался неподходящим, наверное, боялись, что старый и поломается, вот и выбросили. Хотя и в самом деле все в крапинку, гладкий металл сохранился в двух-трех местах, некоторые отпечатки, надеюсь, удастся расшифровать.

А через пять минут наша следственная бригада уже заседала в полном составе, так как подъехал Яцек. Вот интересно, спит ли он вообще когда-нибудь?

— Ну и что нового? — без промедления спросил он майора.

Тот ответил одним словом:

— Бертель.

Кажется, я поняла, что они хотели сказать, но на всякий случай пожелала убедиться в этом.

— Значит, Яцек поехал в Варшаву, а вы, пан майор, лично принялись обрабатывать Неглойду, — сказала я таким тоном, который исключал всякую возможность меня перебить. — Вы показали Неглойде подозреваемого, того самого, который настаивал на пунктуальности. И рыбак его опознал. А ночевал он где?

— Да здесь и ночевал, — кивнул на пол майор, — я ему матрас одолжил.

Я продолжала, ясно давая понять, что меня никто не заставит замолчать.

— Вы наверняка показали рыбаку и Дембика. А напрасно, вторым туристом Дембик не мог быть, ведь именно он шёл тогда по пляжу, и Неглойда мог бы его заметить, что было для преступников крайне нежелательно. А тот, завитой?

— А тот сразу же смылся. Его нанимали на одноразовое выступление, после чего тот должен был исчезнуть. Я его не разыскивал, а даже если бы и нашёл, нам от него мало пользы. Заключение пари не является уголовно наказуемым преступлением.

— Из чего следует, что всю кашу заварил пан Бертель. Неплохой организатор, вы не находите? Вот интересно, кто ему велел убрать Шмагера?

— Тот же, кто поручил Шмагеру убрать Роевского.

Все ещё стоявший у двери Яцек пошевелился и подошёл к столу.

— Вот, кстати, и скромное доказательство, — сказал он и выложил на стол не очень толстую пачку зелёных банкнотов, красиво упакованных в прозрачный целлофан. — Пан прокурор получил их от пана председателя. Как всегда, при посредничестве Вежховицкого. Думаю, тут тоже можно обнаружить в изобилии пальчики всех троих.

— Откуда это у вас? — чуть ли не с ужасом спросил майор.

— А я у него из сейфа выкрал. Одно название, что сейф, просто ящик.

— И вы украли?!

— Не совсем, заменил другими.

Осторожно поставив электрический чайник, из которого наливал кипяток в термос с кофе, майор подошёл к стулу и просто свалился на него, словно его не держали ноги.

— Да как же так?!

Яцек поспешил успокоить блюстителя правопорядка:

— Если потребуется, я опять заменю на прежние. Мне просто подумалось, что вам тоже не мешает убедиться…

Майор молча смотрел на зеленые купюры. Он открыл было рот, словно собирался что-то сказать, но опять закрыл, так и не произнеся ни слова. Сержант вопросительно смотрел на старшего по званию.

Поскольку все молчали, я сочла себя вправе задать вопрос.

— А от какого пана председателя?

— Председателя правления банка. Того самого, что дал задание Шмагеру. Фактического убийцы моего отца. Хотя действовал он не один, найдётся парочка сообщников.

— Как же ты это сделал?

Яцек искоса посмотрел на меня, видимо, недовольный бестактным расспросом.

— А вам непременно хочется это знать?

— Всем хочется, да они не решаются расспросить, вот и пришлось это сделать мне.

— Ну да ладно, чего уж там… Пришлось познакомиться с уважаемой супругой пана прокурора. Глупа как пробка, но обладает одним несомненным достоинством: обожает часами сидеть в ванне, независимо от времени суток. По специальности она тоже прокурор, только в воеводской прокуратуре.

Не было времени выработать своё личное отношение к поступку Яцека. Говорят, бывают случаи, когда цель оправдывает средства…

Зато майор успел прийти в себя, пока я расспрашивала героя дня.

— А упаковка тоже их или ваша? — сухо поинтересовался он.

— Моя, можете не подвергать анализу.

— Ничего не скажу, обтяпал пан дельце… Для него это было бы доказательством, в ваших же руках теряет всякий смысл. Вот так любители портят работу профессионалам…

— Да нет же! — гневно перебил майора Яцек. — Вы думаете, он всего одну эту жалкую тысячу получил? Да там лежало десять тысяч свеженьких, а всего, на глазок, с две сотни было. Тысяч. Кое-что я сам проверил, вот это для вас осторожненько отобрал, а остальные и не тронул. А своих пальчиков я там не оставил, я не дебил, внешность обманчива, перчатки у меня найдутся, причём несколько пар и безо всяких особых примет. Только на той пачке, которую подбросил, я специально оставил свои отпечатки пальцев, если надо, смогу доказать, что именно я вот это забрал из сейфа, а ему подбросил подкидыша. А чтобы не приписали отцу, что он тоже давал взятки этому кровососу, так я специально вчера при свидетелях снял деньги со своего банковского счета и велел записать номера банкнотов! Вчера! Значит, мой старик не мог ему платить, разве что после смерти.

— Как же вы успели.., с этим сейфом? — выдохнул сержант, и было видно, что ему, профессионалу, очень интересно это знать.

— Я же сказал — дама любит купаться. А я не терял времени, вам пока не говорил, потому что не знал, насколько мои планы увенчаются успехом, но с самого начала все, что можно, сфотографировал. У меня и снимки готовы, вышли неплохо.

И, вытащив из кармана толстый конверт, Яцек высыпал на стол фотографии. Майор уже обрёл хладнокровие.

— Да, не соскучишься с этими любителями, — недовольно бурчал майор, но в его голосе уже не было прежней уверенности. — Ладно, сержант, давайте обработаем. На плёнку.

— Лучше использовать оба способа, — предложил Яцек. — У меня аппарат с собой.

Из другого кармана он извлёк фотоаппарат размером со спичечный коробок. Только теперь я обратила внимание на одежду Яцека. На нем была летняя куртка, сплошь в карманах — и открытых, и застёгивавшихся на кнопку, и запиравшихся на молнии. Невольно позавидовала — очень бы и мне пригодилась такая куртка. Судя по выражению лица Болека, не я одна испытала зависть.

У сержанта, как известно, всегда были при себе необходимые для работы инструменты, и он немедля взялся за дело.

Теперь наступила моя очередь, и я в подробностях передала полученные от Мажены сведения. Внимательней всех слушал Яцек.

— А что же она ночью делала в Лесничувке? — холодно поинтересовался он.

— А тебе какое дело? — огрызнулась я. — Ладно, потом тебе, так и быть, скажу на ушко.

Естественно, на меня тут же выжидающе уставилось восемь глаз, даже сержант оторвался на минуту от своих долларов.

Пришлось давать объяснения во всеуслышание, и я столь же холодно отрезала:

— Переживала. У девушки нелёгкая жизнь, сами понимаете, неприятно порядочной девушке оказаться в двусмысленном положении то официантки, то горничной в пансионате, каждый смотрит на неё как на девицу лёгкого поведения, поди докажи, что ты не такая. Она бы не так переживала, но, когда к такому же выводу приходит дурак, в которого она имела глупость влюбиться, совсем худо дело. Но это, так сказать, к слову, об этом потом. Тогда же ей просто хотелось подумать обо всем, попереживать, а в таких случаях общество нежелательно. Имеет право человек на переживание? Имеет. А когда думает о своём, не замечает, как прошагает несколько километров до Лесничувки и обратно. Я и то удивляюсь, как она до самых Песков не промчалась, свободно могла и не заметить. Наверное, на пустынном ночном пляже оказались люди, она и вынуждена была присесть на песочек. В сторонке.

— Очень правильно сделала, что присела, — похвалил Мажену майор. — А вот сумела ли разглядеть тех людей в темноте?

— Одного разглядела.

— Почему же не сказала нам сразу?

— Потому что только потом сопоставила события, а до этого думала — те люди просто рыбаки, что-то чинили у своей лодки, а не портили. Да и теперь не уверена, мне сказала просто на всякий случай.

Яцек слушал с величайшим вниманием, и что-то подсказывало мне, что при встрече с Маженой он станет говорить не о подозрительных рыбаках. Возможно, теперь, когда свежо ещё воспоминание о жене прокурора, сравнение было явно в пользу девушки.

— Канат уже обработали, — сообщил сержант. — Вот где черт ногу сломит, его и трос, похоже, весь свет перещупал. Тоже отправить Левковскому?

— Тоже, — решил майор.

Мне же в голову пришла тревожная мысль, и я взволнованно спросила Яцека:

— Слушай, а прокурорша тебя знает?

— В каком смысле? — осторожно уточнил Яцек.

— Ну кто ты, твоя фамилия…

— Да вы что? — возмутился Яцек. — Я самый обычный искатель приключений, сюда приехал из Ломжи, уж не знаю, почему назвал именно её. Фамилию позабыл, но она должна помнить. Холера, меня всего так и переворачивало, когда расплачивалась за меня в ресторане…

— В таком случае нечего и говорить об этом, — пресёк майор лишние разговорчики и повернулся к Болеку:

— А что у вас?

Болек, до сих пор молча сидевший со своим стаканом пива в уголке, вздрогнул и набрал воздуха в лёгкие.

— Ничего особенного. В открытом море, правда, поднялся сильный ветер, хорошо, что я умею управляться с парусом, волна большая, а эта дрянь на буксире мешает, как может. Завтра я выплываю в последний раз, медведя мне передадут ещё сегодня, инструкции получил в письменном виде, наконец, по всем правилам. И трех минут не прошло, как написанное улетучилось. Вот, смотрите.

Мы все с большим интересом осмотрели чистый листок бумаги в клеточку. Клеточка осталась, от написанного же и следа не сохранилось.

Болек уныло закончил отчёт:

— А что будет дальше — не знаю, ведь я так и не сумел отгадать, каким именно образом они собираются прикончить меня…

В моем воображении опять возник, как живой, придуманный мною курьер-посланец, вот он, лежит с ножом в груди, в каком-то глухом переулке… А что, если он сломает ногу, выбегая из дому? Может человек оступиться, сходя с крыльца, да и просто на мостовой поскользнуться? Лежит беспомощный, бедняга, прижимая к груди драгоценный пакет с нарезанными газетами, никому не отдаёт, столпившиеся прохожие вызывают «скорую помощь», а он… Минутку, а что он? Он думает лишь о том, как сообщить о случившемся отправителю или получателю, как связаться с ними, как передать драгоценный конверт. Если конверт ему отдавала я, что я сделаю? Немедленно примчусь за конвертом, заберу его, а потом мне придётся всю операцию провернуть с самого начала. Все организовывать заново. Хуже, если дойдёт до получателя. Увидев газеты, тот сразу заподозрит, что дело нечисто. Курьер сломал ногу, выбегая из моего дома, на моем пороге или перед моей дверью, значит, не было у него возможности украсть денежки или заменить их на макулатуру. Получатель неминуемо придёт к выводу, что именно я собиралась облапошить его, после чего наверняка перестанет меня любить…

И я принялась так и сяк вертеть в воображении курьера со сломанной ногой. А если он сломает её по дороге к моему дому? Ещё до получения опасной посылки? Другого у меня нет, доверяла я только вот этому, он один годился на роль козла отпущения. Планы мои рухнули, приходится отложить их до другого удобного случая…

И опять подумала я о получателе, которому не понравилось бы откладывание драгоценной посылки до удобного случая. Наверняка и при таком раскладе он будет недоволен, наверняка у него возникнут подозрения, наверняка я не стану пользоваться у него прежним доверием…

Тряхнув головой, я с трудом прогнала завлекательные образы. Оказывается, мои сообщники оживлённо обсуждают возможность гибели Болека в автокатастрофе, даже сержант подключился. Он успел покончить с долларами и теперь опять аккуратно складывал их пачкой, чтобы завернуть в целлофан.

— Достаточно малюсенькой бомбочки…

— Бомбочку могут обнаружить!

— Да кто будет обнаруживать-то? Погиб в автокатастрофе, несчастный случай, а то вы не знаете.

— Тогда сразу и тормоза, и система управления. Если они выйдут из строя, хана!

— А он вдруг как раз едет по прямому пустому шоссе? Тогда у него есть шансы…

— Так он же не знает, что они вышли из строя, И на первом же повороте…

Вконец удручённый Болек выдвинул своё предложение:

— Самое лучшее, чтобы машина просто сама собой разлетелась на куски. Вот только не знаю от чего… И загорелась! Взорвалась?

— А от чего она может загореться?

— Придётся им за тобой ехать со спичками в руках…

— Хватит вам! — раздражённо потребовал майор. — С ума с вами сойдёшь! Я всегда приветствовал помощь общественности, всю жизнь, боюсь, теперь изменю мнение.

— А разве это наша вина, что вам не дают нормально работать? — гневно выкрикнула я. — Ну ладно, в самом деле, успокойтесь, кажется, я что-то придумала. Вот послушайте. У меня получается, что Болеку надо улучить подходящий момент и сломать ногу…

* * *

День склонялся к вечеру, но до наступления темноты было ещё далеко. Закончилось время, отведённое для ужина организованных курортников, и у своего дома я напоролась на поджидающего меня Зигмуся, о котором за хлопотами совершенно забыла. Как всегда, кузена распирали энергия и энтузиазм, и он ещё издали приветствовал меня победными возгласами:

— Успех, полный успех! Тайная встреча-встреча! Я проследил-проследил! Скоро-скоро начнётся операция! Точно-точно!

Жутко раздражала его манера повторять слова, теперь же, взбудораженный и донельзя взволнованный, он и вовсе не мог по-другому выражать свои мысли. Интересно, что же такое, Господи Боже, отмочили пан Януш с адвокатом Кочарко и примкнувшим к ним номером третьим? А казалось бы, такие порядочные люди…

И я поспешила заткнуть кузену рот предложением немедленно отправиться в кафе, чтобы за чашечкой кофе обсудить создавшееся положение. Опять же, выберем столик на открытом воздухе, есть шансы понаблюдать за членами преступной шайки. Не исключено, что они могли собраться б.., ну, например, в «Ракушке», так что имеет смысл отправиться именно туда. Зигмусь принял моё предложение с восторгом.

И ещё по дороге принялся докладывать о своих успехах. Я не мешала, понимая, что иначе он и лопнуть может от распиравших его чувств.

— В самом деле, в самом деле, видел я такого чёрного-чёрного, как ты говорила! Ты умница-умница, видел скелет, одни кости-кости, роскошная женщина! На пляже сблизились, вместе ушли-ушли, номер первый и второй общались-общались, появился ещё один-один, назовём его номер четвёртый…

— Как выглядел? — перебила я.

— Высокий. Худой. Рыжеватый. Очки. Бритый. Нос большой, губы сжатые, челюсть. Весь острый-острый, вылитая ласка-ласка…

Нет, определённо кузену не откажешь в наблюдательности, мужа Выдры он описал очень ярко. Оказывается, этот ласкоподобный муж знакомил друг с другом две группировки. С одной стороны, пана Януша и адвоката Кочарко, с другой — Выдру и Северина. Ну как же я забыла, ведь муж Выдры знаком с паном Янушем, встречались и в казино, и на бегах, оба азартные игроки. Видимо, муж Выдры соблазнился возможностью поиграть в покер. Как же я не предвидела этого, бросая Северина Зигмусю на заклание? Идиотка безмозглая!

А Зигмусь вошёл в раж и шпарил без остановки:

— Расстались, разошлись в разные стороны-стороны, но я успел-успел! Номер первый — на ужин в «Альбатрос», номер второй — к ребёнку-ребёнку, совести нет использовать для камуфляжа невинное дитя-дитя! Я установил, это дитя — мальчик. Остальные — в «Пеликан-Пеликан». Я поужинал быстро-быстро и выследил-выследил! Вот номер первый, идут вместе-вместе, второй их нагоняет-нагоняет. И все в «Альбатрос», сейчас там все-все!

Тем временем мы добрались до «Ракушки» и отыскали свободный столик.

— Кто-кто? — вырвалось у меня. Дурной пример заразителен! И я уточнила:

— Кто именно собрался сейчас в «Альбатросе»?

Обстоятельный Зигмусь, желая избежать ошибок, заглянул в свои записи. И зачитал:

— Номер первый. Номер второй. Номер четвёртый. Прибывает номер третий. Все вместе-вместе!

Понятно, пан Януш, муж Выдры и таинственный третий номер сговорились сыграть партию в покер в апартаментах адвоката Кочарко. Я бы сама охотно присоединилась к ним.

Вслух, естественно, я сказала совсем другое.

— Молодец, — похвалила я кузена, — ты мастерски раскрыл их замыслы, но время ещё не пришло.

Сам видишь, не хватает чернявого. Возможно, один из них передаёт сообщникам его инструкции. Совещаются-совещаются, тьфу!

— Четвёртый номер? — предположил Зигмусь.

— Наверняка! — подтвердила я. — Но сам видишь, одно руководство, ты ещё не выследил исполнителей. Пока они наверняка там, в «Альбатросе» намечают первые жертвы, объекты ограбления. Очень хорошо бы установить личности бандитов-исполнителей, но учти, они могут производить впечатление благонамеренных обывателей, порядочных людей. Не исключено, они явятся к главарям, собравшимся сейчас в «Альбатросе». Предупреждаю, их совещание может затянуться.