Полагаю, разгадка тут простая. Наверняка прадедушка не бывал в кухонных регионах, не его это дело, и если экономка хотела что-то скрыть от него, проще всего выбрать комнату именно в этой части дворца. Никто ей не мешал, никто не копался в её бумагах, никто не интересовался секретами домашней бухгалтерии. Уж прадедушка точно не интересовался, да и прислуга наверняка тоже. Сомневаюсь, знал ли прадед вообще о наличии у своей экономки такого кабинета.

Я поделилась этими соображениями с месье Дэспленом, и, оказалось, он пришёл к такому же выводу, тем более что, в отличие от меня, познакомился с прежней прислугой и знал, что это за люди. Тем настоятельнее требовал он тщательного осмотра так называемого кабинета покойной экономки, и я вполне разделяла его убеждение, хоть и опасалась ещё не выветрившегося неприятного запаха. Ведь полиция так толком и не проветрила помещение, просто убрав оттуда труп и сделав обыск — или как там это называется, затем плотно заперла двери и даже на двери навесила печати. Правда, они обещали дня через два предоставить нам возможность свободно копаться в кабинете экономки, пока же они собирались проверить там ещё какие-то микроследы, так сказал месье Дэсплен, поэтому вход в желанное помещение пока был невозможен.

Оказывается, теперешняя полиция очень неплохо работает. Вон сколько всего интересного установили, а главное, сделали очень важное, пожалуй, самое важное дело: выяснили, что свидетельство о браке поддельное!

Наверняка ведь у мадемуазель Лера имеются какие-то родственники, паршивая овца в любой семье отыщется, и тогда после её смерти они могли бы рассчитывать на очень хорошее наследство. А не могло так случиться — почему я про паршивую овцу вспомнила, — не могло ли так случиться, что эта овца, какой-нибудь родственничек мадам новоиспечённой графини, узнав о её браке с богатым старикашкой, взял да и ускорил кончину своей — тётки, кузины, двоюродной племянницы или кого там ещё? Интересно, приходило ли в голову полиции такое соображение при розыске ею преступника? Убийца мог и не знать, что весь этот брак с графом его родственницы — фальшивка.

Разобрали мы с нотариусом все документы в кабинете прадедушки, ничего нужного не нашли, но ведь и отрицательный результат тоже результат. И пришло время мне подумать о хозяйственных вопросах. Прежде всего, прислуга. Обе уборщицы, с которыми я впервые увиделась в тот жуткий день, охотно согласились поступить ко мне в услужение, а Мартин Бек, как оказалось, уже успел подыскать кухарку. Я распорядилась приготовить для меня одну из спален и ванную комнату на тот случай, если надо будет провести в доме несколько дней, и наняла прораба, которого тоже порекомендовал мне Мартин Бек. По его словам, человек, достойный доверия, ответственный, а главное, инженер-строитель. Он брался организовать во дворце ремонтные работы и сам согласился нанять рабочих. Мы с ним порешили, что он приступит к делу, как только полиция окончательно покинет дом, чтобы уже ничто не препятствовало проводить ремонт во всем доме.

Тут как-то почти одновременно появились Гастон и Роман, и мы все вместе уселись на террасе за столиком с кофе и вином.

Мы уже несколько минут оживлённо обсуждали мои дела, когда я вдруг поймала себя на том, что давно не отношусь к Роману, как к слуге, тем более просто как к кучеру. Хотя, надо признать, кучером он был отменным. Все окрестные помещики мне завидовали. С лошадьми он управлялся артистически и мог править любым экипажем: каретой, ландо, шарабаном, коляской, дрожками, пролётками, кабриолетами, не говоря уже о простых телегах и всевозможных фургонах.

Впрочем, я немного отвлеклась. Сейчас для меня гораздо важнее были преданность Романа и его прекрасное умение ориентироваться во всех сложностях времени, в которое нас вместе перенесла судьба. Нет, не слуга он, а мой друг и опекун, без совета которого я вообще ничего не предпринимала. И было бы дико смотреть на него, стой он столбом тут передо мной, в то время как я, его барыня, лишь пила бы кофий и отдавала распоряжения. А ведь ещё совсем недавно именно так и было! Всего две недели назад.

Роман и начал разговор. Смеясь, он заметил:

— Чего не добьёшься на почве общих предков! Сколько раз я уже убеждался. Вот и теперь удалось договориться с одним из полицейских, а все потому, что докопались до общих предков.

— Роман, вы и в самом деле располагаете каким-то французским предком? — удивилась я.

Все ещё смеясь, Роман возразил:

— Уважаемая графиня, а кто это может знать точно? Знаю лишь, что кому-то из моих польских предков довелось сражаться во Франции, и разве не мог он где-нибудь встретиться с прабабкой этого полицейского? Пришлось кстати вставить фамилию полицейского, которую кто-то поблизости произнёс, вроде бы она мне встречалась в анналах нашего польско-французского рода. И теперь благодаря такой малости наши дела значительно продвинулись.

Я давно замечала, что Роман очень неглуп, но лишь теперь смогла оценить его чрезвычайно высокое умственное развитие. Вот мне, его госпоже, и в голову бы не пришло прибегнуть к столь утончённой уловке! И одёрнула себя — ну сколько можно мыслить категориями госпожа — слуга. Стыдись! Оправдывает меня, разумеется, тот факт, что всю свою сознательную жизнь прожила я в обществе, разделённом на социально неравные категории, но ведь и тогда сколько раз отмечала исключительный ум и сообразительность в прислуге и даже простых мужиках и бабах, и, напротив, просто поразительную тупость у представителей так называемых высших сфер. Насколько лакей графа Дубинского превосходил интеллектом своего аристократического господина. А Эмилька, горничная виконтессы Шмуглевской, умственно на голову превосходила свою дуру барыню с её кругозором курицы.

— Интересно, — произнёс Гастон, — что же вам дало столь отдалённое родство?

— Вот именно, интересные сведения, — подхватил Роман. — Оказывается, месяц назад, а точнее шесть недель назад, именно это отделение дорожной полиции столкнулось с довольно курьёзным делом. В автокатастрофе погибла сотрудница загса, которую, они, впрочем, знали лично, сотрудники таких учреждений в небольших местечках обычно всем известны. Погибшая девушка — а ей и тридцати не было — пользовалась всеобщей симпатией, ибо была доброй, внимательной к людям и старалась по мере сил всем помочь. Расследовали её дело особенно тщательно и пришли к твёрдому убеждению — девушке помогли погибнуть. Подозрение вызвали отпечатки пальцев, обнаруженные в автомашине погибшей. С помощью компьютера им удалось выяснить, что наряду с многими другими неизвестные отпечатки пальцев принадлежали… кому бы, вы думали? Мадемуазель Луизе Лера! Той самой, что впоследствии была убита в нашем дворце.

— О! — вскричала я, мгновенно сопоставив все факты. — В машине сотрудницы загса её пальцы! Так вот откуда такая быстрота в расследовании!

— Так пани графиня тоже что-то об этом слышала?

— Немного слышала. Продолжайте, Роман, прошу вас!

— По этой ниточке двинулась полиция и выяснила, что сотрудница загса недавно занималась делом Луизы Лера в связи с оформлением её брака. Коллеги погибшей сотрудницы рассказали, что очень много у той было хлопот, ибо Луиза Лера выходила замуж за тяжело больного и очень пожилого человека, так что самой пришлось всем заниматься, а это не совсем законно.

Узнали же работники загса обо всем от самой сотрудницы, потом погибшей в автокатастрофе, которая направо и налево рассказывала о своём необычном деле и о такой большой любви, прямо до гробовой доски. Судя по документам, Лера оформила брак, никто этим особенно не заинтересовался, загс на то и существует, чтобы браки оформлять, не одна Лера этим занималась, а осложнения бывают разные. Но как-то до сих пор никто из вступивших в брак не убивал сотрудницы, этот брак оформлявшей. И не было причин у сотрудницы загса ездить со своей бывшей клиенткой в украденной автомашине…

— Вы ничего не говорили, что машина краденая! — перебила я Романа.

— Извините, с этого следовало начать. Сотрудница загса разбилась не в своей машине, а в чужой, которую только что объявили в розыск. По этой причине поначалу разыскивали мужчину, не исключено, ухажёра или любовника погибшей, который хотел импонировать даме роскошной машиной. При чем здесь мадемуазель Лера? Пришлось вплотную заняться её замужеством, и выяснилось: никто не видел молодого, ну, в нашем случае правильнее было бы сказать — старого, в общем, будущего супруга. Его подпись оказалась подделанной. Подделаны были подписи и мэра, и свидетелей. Подлинными оказались лишь две вещи: подпись самой мадемуазель Лера и свидетельство о браке, оформленное погибшей сотрудницей загса на основании фальсификатов.

— А метрики?

— Метрики брачующихся настоящие, подлинным было также свидетельство о смерти первой супруги господина графа.

— Моей прабабки…

— Да, вашей прабабки, уважаемая графиня. И если бы мадам Лера, тьфу, надо говорить — или мадемуазель Лера, или мадам Хербле, была жива и предъявила бы свидетельство о браке, никто не мог бы ни к чему придраться, если бы не досадная малость. Оказалось, что церемония в загсе проходила именно в тот момент, когда господин граф испускал последнее дыхание здесь, в Монтийи. Впрочем, возможно, ловкая аферистка выкрутилась бы. В официальных документах проставлены только даты, часы не проставлены, и эта Луиза могла бы утверждать, что расписались они с господином графом в Париже, вернулись домой в Монтийи, через каких-то полчаса его кондрашка хватила, и от всех этих эмоций её свежеиспечённый супруг и скончался. И уже вскоре никто бы точно не вспомнил — скончался граф до или после и вообще был ли он перед самой смертью в Париже или не был.

Мне требовалась ясность.

— Так вы, Роман, утверждаете, что мадемуазель Лера убила в автомашине сотрудницу загса?

— Я ничего не утверждаю, так считает полиция. А она убеждена — да, убила, и сделала это для того, чтобы избавиться от ненужного свидетеля всех её подтасовок и подделок. Ведь сотрудница не могла не знать о них, значит, Луиза Лера заморочила голову несчастной девушке, как я уже говорил — очень доброй и отзывчивой, всегда готовой прийти на помощь ближнему. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, что именно наплела ей экономка графа, скорее всего, била на жалость. А может, и подкупила, и этого нельзя исключить. А впоследствии все махинации Лера могли всплыть, та не захотела рисковать.

— Езус-Мария! — запоздало дошло до меня. — Ведь потом она могла запросто прикончить прадеда, чтобы наследовать все состояние законно, будучи официальной супругой.

— Могла, почему нет? — легко согласился Роман. — Но не прикончила, уж в очень неудобное для неё время он скончался, думаю, она чуть сама не померла, неожиданно заставши супруга уже в гробу. Столько сил и хитрости потратить на получение свидетельства о браке — и на тебе!.. А сразу вернуться из Парижа она не могла, надо было предварительно избавиться от девушки из загса, не могла же она знать, что супруг так скоро дуба даст.

— Ну, не знаю, пожалуй, я с вами не соглашусь, — задумчиво произнёс Гастон. — Сразу после заключения брака убивать сотрудницу загса и тем самым привлекать ненужное внимание к ней? Правда, она, я говорю о Луизе Лера, не знала о своих пальчиках в машине, но для неё и без того нежелательна была скоропостижная смерть девушки. Может быть, какое-то время спустя, когда коллеги погибшей уже забыли бы всю историю с оформлением свидетельства о браке…

— Не стану возражать, — согласился Роман. — Думаю, просто Луизу тревожили болтливость девушки и её общительность. Видимо, боялась, как бы на следующий же день не вздумала выяснять какие-то свои сомнения, советоваться со старшими коллегами, ведь отдавала себе отчёт в нарушениях правил, ну, хотя бы в отсутствии жениха на оформлении брака, да мало ли что ещё. Экономка боялась и шантажа со стороны сотрудницы загса, сейчас трудно вычислить мотивы её поступка. А может, все получилось случайно…

— Не понимаю…

— Ну, пока Лера не собиралась убивать девушку, но тут ей неожиданно представился удобный случай, и она им воспользовалась.

— Как была организована катастрофа? — спросил Гастон.

Роман опять рассмеялся. Что-то он слишком весел стал последнее время…

— Прямо по сценарию леди Дианы, — смеясь ответил он. — Машину вела она сама, врубилась в опору туннеля со стороны пассажира. Ночью, ясное дело. Ехала с небольшой скоростью, ведь сама намеревалась остаться в живых. Не исключено, что и сотрудница загса тоже бы не погибла, но потом её для верности стукнули бы по голове — и дело с концом. И эта аналогия с гибелью принцессы Дианы тоже заставила полицию призадуматься.

А я задумалась о том, какую замечательную подругу жизни выбрал себе прадед на старости лет. Ведь пятнадцать лет прожил с ней, сколько раз мне писал — какого ангела Господь ему послал, а вот что выясняется: убийца, преступница, безжалостная и очень предприимчивая.

Роман, однако, ещё не все высказал.

— И все же у полиции остаются сомнения. Очень напаскудил им некий клошард, бездомный бродяга. Допрошенный в качестве свидетеля, он клялся и божился, что машину украл мужчина. Мадемуазель никак не могла сойти за мужчину, даже если бы не только переоделась, но приделала себе усы и бороду, её выдала бы фигура…

— А вы откуда знаете? — удивилась я. — Разве доводилось с ней встречаться?

— Ну как же, в прошлое наше пребывание у господина графа. И вы, мадам графиня, должны были её видеть… Простите, не могли вы её видеть, ваш прадедушка всеми силами скрывал от вас свою любовь…

Роман смутился, и причина мне была ясна: прошлый раз — это более ста лет назад, тогда я была ещё молоденькой девушкой, и правила, принятые в нашем обществе, совершенно исключали информирование меня о столь пикантных вещах, как любовница, конкубина тогда говорили, и вообще все, что касалось взаимоотношений мужчины и женщины. В те времена девушка была невинна, как ангелочек, во всяком случае, таковой должна была выглядеть. Хотя… как же так, разве мадемуазель Лера в те отдалённые времена и мадемуазель Лера сейчас — один и тот же человек?

И опять, как только подумала о путанице с временами, так и во всем остальном запуталась, голова опять пошла кругом. Вот, например, когда эта самая мадемуазель Лера совершала свои преступления — ещё в те времена или уже в эти?

Поскольку рядом сидел Гастон, не могла я прямо спросить об этом Романа, он, может быть, и разъяснил бы мои сомнения. А мне очень не хотелось, чтобы мой обожаемый Гастон заподозрил, будто имеет дело с женщиной не совсем нормальной.

К счастью, Роман сообразил, что ступил на скользкий путь, и с честью вышел из затруднения.

— Ну да не будем отвлекаться, для нас — и для полиции — важно то, что погибшая «графиня» была особой не только просто полной, но прямо-таки тучной. Причём типично по-бабски, толстой в тех местах, которые никак не скроешь. Тут никакие переодевания и грим не помогут. Даже издали последний дурак никак не примет её за мужчину. Ну и к тому же отпечатки её пальцев в машине. И вообще отпечатки пальцев в краденой машине доставили полиции много хлопот. Слишком их много оказалось. Владелица никак не могла вспомнить, с кем же она в последнее время ездила в этой машине, опять же какие-то непонятные микроследы в ней обнаружили, но всего идентифицировать не удалось. Не вызывает, однако, сомнения тот факт, что за рулём в момент катастрофы сидела Луиза Лера, а со всем остальным — масса неясностей и сплошные сомнения.

Гастон не скрывал своего восхищения пронырливостью Романа.

— Поражён — так много вам удалось узнать! Полиция обычно не слишком болтлива.

— Помог тот самый полицейский с общими предками, — пояснил Роман. — Он недавно в полиции, работает в Отделе убийств, его включили в бригаду, расследующую как раз это автодорожное происшествие, и ему очень хотелось отличиться. Мы разговорились «случайно», сначала я рассказал о себе, а потом и о деле заговорили. Признаюсь, версию о том, что это не просто случайное автопроисшествие, а умышленное убийство, высказал я. Небрежно, мимоходом, не подчёркивая своего авторства. Парень же за неё сразу ухватился. Я у него ни с какой стороны не мог вызвать подозрений, ведь недавно приехал с другого конца света, из Польши, о которой он столько слышал в семье, и с радостью установил какие-то родственные связи наших далёких предков. Затем я как опытный и со стажем водитель высказал несколько предположений, а он быстренько намотал их на ус, стараясь не показать, насколько считает важными мои соображения. Ничего особенного, любой более опытный водитель-полицейский и сам бы обратил внимание на такие детали. Паренёк шустрый, не очень сообразительный правда, услышав мои версии, принялся размышлять вслух, ненароком выдавая лишь полиции известные сведения. Мне же и полсловечка достаточно. Вот только о дополнительных микроследах я не понял всего. И ещё тех, которые были обнаружены на месте преступления. Ну да я надеюсь со временем и о них разузнать. Мы теперь с Антуаном подружились.

В ходе дальнейшей беседы выяснилось, что Антуан был не единственным источником информации. У Романа оказалось множество знакомых, а у тех были свои знакомые, и даже не проводя официального полицейского допроса можно было из одних слухов составить кое-какое мнение о покойной мадемуазель Лера. Сплетни кружили, разумеется, в основном среди прислуги дворца. Ещё бы, отношения богатого престарелого графа и экономки, моложе его на целых пятьдесят лет, не могли не вызывать интереса. Богатый старец, состоявший в любовной связи много лет с нестарой ещё женщиной — прекрасная пища для перемывания косточек. Прадед мой, надо признаться, всегда славился особым пристрастием к прекрасному полу и, видимо, это пристрастие сохранил и в преклонные годы. Сама идея экономки женить на себе хозяина ни у кого не вызывала удивления, это в порядке вещей. Но было тут и ещё что-то, а именно — вроде бы экономка нашла себе любовника помоложе и в сговоре с ним обдумывала преступные планы по отношению к своему хозяину. Слухи все росли, и наконец о таких планах сообщили даже господину Дэсплену, поверенному графа. Донесли в такой форме: мадемуазель женит на себе графа, потом немного подождёт, унаследует все графское состояние и опять спустя какое-то время оформит официально свои отношения с любовником. И будут они вместе жить долго и счастливо, в достатке и согласии. А то завещание, которое уже написано графом и хранится у месье Дэсплена, автоматически лишится силы после официального оформления брака экономки с хозяином.

И господин Дэсплен мог не верить в заключение брака графом без его ведома, как он мне сказал, люди продолжали судачить, видя, сколь великую власть над графом имеют пышные прелести экономки.

Всех интересовало — кто же любовник. О нем ходили самые противоречивые слухи. Понятно, этот человек до поры до времени скрывался, чтобы не мешать матримониальным планам экономки. Однако после счастливого осуществления этих планов, а главное, после кончины графа этому человеку следовало бы появиться наконец, чтобы пожинать плоды своих задумок. Особенно после того, как обнаружилась трагическая смерть его любовницы, Луизы Лера. А таинственный её любовник так и не проявился, что дало повод новым слухам и подозрениям — а не он ли, случайно, убийца? Вот и шушукались люди, хотя какая логика в таких подозрениях? Зачем ему убивать свою сообщницу и любовницу, не оформив предварительно с нею официально отношений, чтобы законным образом унаследовать графское имущество?

Очень хотелось мне, как советовал месье Дэсплен, покопаться в бумагах, которыми был битком набит кабинет покойной экономки, но срочные дела не позволили. Пришлось расстаться с этими криминальными сенсациями в Монтийи и отправляться в Париж, чтобы осмотреть подобранные месье Дэспленом временные апартаменты для проживания в столице. Требовалось также выкроить время для того, чтобы украдкой учиться у Романа водить машину. Я уже не говорю о том, что в разгар сезона страшно хотелось покупаться и позагорать в Трувиле, а также накупить себе множество вещей, без которых не могла обойтись. Надо было выкраивать время для просмотра фильмов, чтения книг и журналов, справочной и исторической литературы, чтобы наверстать своё более чем столетнее отставание во всех этих областях, а главное — в области нашей с Гастоном любви.

Квартиру я выбрала ещё в тот же вечер, на улице Фобур-Сент-Оноре. Небольшая, пятикомнатная, но очень миленькая, а главное, в этом же доме на последнем этаже отыскалась свободная двухкомнатная квартирка для Романа. Консьержка с радостью приветствовала такую щедрую квартиросъемщицу, которая не стала с ней торговаться, договариваясь об услугах. Я велела на следующий же день купить и привезти мебель, чтобы сразу можно было поселиться в столь удобной квартире, в том числе и территориально — довольно тихий и комфортабельный район и в то же время недалеко от главных бульваров и площадей Парижа.

Я совсем распоясалась, распорядившись купить не только телевизор, но и компьютер.

Все эти дела мы проворачивали вместе с Гастоном, он теперь не отходил от меня ни на шаг.

В Трувиле меня с нетерпением дожидалась Эва. Газеты сообщили об обнаружении трупа в моем доме в Монтийи. К счастью, полиции и господину Дэсплену удалось ограничить лавину информации, которую газеты надеялись выплеснуть на читателей, ограничив её тоненьким ручейком. Этот ручеёк никак не устраивал Эву, а зная, что я оказалась в самом центре тайфуна, она места себе не находила от нетерпения в ожидании моего приезда.

Мне и самой хотелось поделиться с близкой подругой и новостями, и своими соображениями, но делать это я собиралась лишь с глазу на глаз, без посторонних.

Два дня меня не было в Трувиле, и на первый взгляд здесь все было без изменений. Арман, как он сразу же дал понять, вовсе не отступился от меня, стал лишь более сдержанным в своих ухаживаниях, поневоле уступая первенство Гастону. Держался он гораздо спокойнее, и все равно я чувствовала в его присутствии каждый раз какую-то неосознанную внутреннюю тревогу. На меня словно что-то давило. Нет, не доверяла я ему.

Собственно, у меня не было никаких причин для этого, но я предпочитала в его присутствии не обсуждать никаких своих дел. Он, как и все, накинулся на меня с расспросами, и я дала, можно сказать, всем своим трувильским знакомым общее краткое интервью, повторив практически то, о чем писали газеты. Общество было недовольно, требовало подробностей, я же ссылалась на всем известную сдержанность полиции, которая даже мне ничего толком не сказала.

Потом, наедине, обо всем рассказала Эве. Она была потрясена.

— Знаешь, это похоже на чудо! Ты хоть осознаешь, что убийца Луизы Лера оказал тебе грандиозную услугу? Ведь смотри, если бы её не убили, никто не обратил бы внимания на её пальчики, никто не стал бы проверять бумаги в загсе, обнаружив, что свидетельство — незаконное, никто бы не проверял там все эти подписи. Признали бы свидетельство о браке законным документом — и прости-прощай прадедушкины миллионы! Все отошло бы ей.

— Месье Дэсплен с самого начала чувствовал — дело нечисто, подозревал обман и подделки…

— Мог бы себе до посинения подозревать, никто бы не занялся этим делом, если бы не убийство. Ну, заставил бы по своей линии проверить, представляешь, сколько времени все это бы тянулось? Нет, решительно её кокнул какой-то твой поклонник. Признайся же!

Догадки ближайшей подруги меня так ошарашили, что я и не знала что сказать. Наконец в голову пришёл аргумент.

— Тогда ему пришлось бы блюсти мои интересы долгие годы и… как это говорится? Держать руку на пульсе, чтобы подключиться в самый подходящий момент. Да такого человека вообще не существует.

— А твой Роман?

— Исключено. В момент убийства он был вместе со мной в Секерках.

— Подумаешь, большое дело! Сел в самолёт, прилетел во Францию, прикончил вредную бабу и в тот же день вернулся. Ты бы и не заметила его отсутствия.

У меня чуть не вырвалось — да месяц назад никаких самолётов ещё не было и дорога до Парижа занимала три недели! Ну, ездовой верхом, сменяя лошадей, мог бы доскакать за четыре дня. Вовремя прикусив язык, я сказала другое:

— Полиция установила точную дату смерти экономки — двадцать третьего июня была Собутка[9]. Вспомни, не совсем же ты от польского фольклора отбилась! Помнишь, что это такое? Венки, песни, прыжки через костёр. А ко мне понаехало множество гостей. Без Романа я бы с ними не справилась, он — моя правая рука, и весь день был на виду. У меня на глазах! И нечего глупости болтать. Это не Роман.

Эва особо и не настаивала на кандидатуре Романа. Оставив его в покое, она эмоционально принялась обсуждать положительные для меня стороны убийства экономки.

— Обрати внимание, она ведь запросто могла ещё и обокрасть тебя! Ну, не тебя, твоего старикана прадедушку. Могла заранее вынести из дому и припрятать вещи поценнее, в первую очередь — драгоценности. Но наверняка этого не сделала, рассчитывая, что и без того все ей достанется. То есть, считай, её идея женить на себе старикана, прости, прадедушку, тебе же принесла пользу. А тебе сказали, что не будь тебя тогда во Франции, ты была бы первой кандидаткой в убийцы?

— Ну что ты болтаешь! И без того голова кругом идёт. Мне уже начинает казаться — это я придумала женить прадедушку на Луизе Лера. А ведь когда я узнала о наличии свидетельства о браке, честно скажу, была очень огорчена. Нет, я не бедная родственница, но прадедушкино наследство мне очень пригодится.

— А как она выглядела? — заинтересовалась вдруг Эва.

— Чёрная.

— Негритянка?!

— Да нет, просто брюнетка, я говорю о глазах и волосах. В спальне прадеда стояла на столике её фотокарточка. Очень толстая, но такая… приятная полнота, аппетитная. Впрочем, я видела её всего раз в жизни, ещё в детстве.

— Очень меня интересует её любовник.

— Он всех интересует. Полицию в первую очередь.

— А как вообще узнали о нем?

— Роман сказал — слухи ходили, в основном среди прислуги и рабочих конюшен. Кто-то видел экономку с каким-то незнакомым мужчиной, раза три видели, но издали, никто его толком не разглядел. Кроме того, когда все во дворце уже давно спали, она принимала какого-то гостя или несколько раз на ночь глядя уезжала на своей машине. А поскольку никто ничего не знает, сразу же заговорили о любовнике, которого она прячет ото всех. А ведь тем мужчиной мог быть кто угодно, ну, скажем, какой-нибудь её бедный родственник, которого она втайне подкармливала.

— Не верю я в бедных родственников и доброе сердце экономки, — упорствовала Эва. — Я верю в хахаля! И очень жалею, что ничего толком не знаю. Арман тоже.

Я так вся и всколыхнулась.

— Что Арман тоже?

— Тоже очень интересуется твоим трупом. Выпытывал у меня, но я ведь сама толком ничего не знала и ему ничего не могла сказать.

— И впредь не говори, умоляю тебя! Все сказанное — сведения лишь для тебя. Умоляю!

Эва удивилась.

— Так ведь многие кроме меня знают! Твой Роман, к примеру. И Гастон. И даже Филипу ты рассказывала…

— Только в общих чертах! А тебе с подробностями! И собственные соображения выложила! Неужели не понимаешь?

— Ладно, ладно, не кипятись. Шарлю тоже без подробностей?

— Шарлю можешь рассказать, насколько я понимаю, он не слишком дружен с Арманом.

— И что ты так вцепилась в Армана? — пыталась успокоить меня подруга. — Ну, ухлёстывает за тобой, но даже я заметила — уже не так рьяно, понял: ты предпочитаешь Гастона. Наверняка уверен, что сумеет его одолеть.

— Может распроститься со своими иллюзиями! Если Арман мне и нравился, то лишь с самого начала и то недолго, пока не появился Гастон. А Армана, признаюсь откровенно, я даже боюсь. Не знаю почему, просто интуитивно боюсь.

Эва задумалась.

— Знаешь, в этом что-то есть, — сказала она, помолчав. — Ты его не просто интересуешь, и даже… даже если предположить, что он голову потерял, все равно что-то не так. Он от тебя ни на шаг, ты заметила? Где ты, там и он, хотя знает, что тебе это неприятно. Вот ты появилась в Трувиле — и он тут как тут, а тебя не было — и его я не видела. Да вот взгляни, вроде бы не лезет к тебе, а глаз не сводит.

Мы с подругой лежали в тени зонтика на пляже, настырный преследователь расположился по соседству.

— Знает, сейчас подойти к нам бестактно, ждёт, когда я в воду полезу, там обязательно пристанет, — раздражённо заметила я. — А выкупаться страшно хочется, солнце невыносимо припекает. И куда подевались все наши мужчины? Где твой Шарль?

— Пошёл отдать плёнку, чтобы проявили и отпечатали. Кажется, вместе с Гастоном пошли. А Филип здесь. Пригласим его окунуться?

Любой хорош, лишь бы не оставаться наедине с Арманом. И Эве я чистую правду сказала — я побаивалась Армана, сама не знаю почему. Не скажу, что панически боялась, но страх какой-то испытывала точно, а это было очень неприятное ощущение.

Захватив Филипа и Эву, я бросилась в море. Арман, ясное дело, сразу вскочил и устремился за нами. К его большому разочарованию, я не поплыла подальше от берега, осталась плескаться с друзьями на мелководье, хотя для меня это не удовольствие и не купанье, но зато лишила Армана возможности побыть со мною наедине.

Вот уж не ожидала, что мою неприязнь к Арману и даже исходящую от него неясную угрозу полностью разделяет Роман.

Воспользовавшись пребыванием в Трувиле, Роман приступил к систематическому обучению меня вождению машины. Он настаивал на том, чтобы это делалось втайне ото всех моих друзей. Ездить мы должны были на рассвете, едва взойдёт солнце, якобы по той причине, что в столь раннее время все окрестные дороги пусты, машин нет и полиция нас не отловит. Ведь по законам ученику полагалось ездить с дипломированным инструктором, в особой машине с большой буквой L на крыше. Все эти сложности нам ни к чему, согласна, но, с другой стороны, не могла же я ограничиться умением водить машину лишь в пустыне, следовало считаться с тем, что гораздо чаще придётся лавировать среди других машин и транспортных средств, не говоря уже о пешеходах.