Пафнутий

Люди так ничего и не поняли, сколько ни ломали голову. Понял лесничий, который на следующей неделе приступил к своим обязанностям. Осмотрев речку и прилегающую к ней территорию, он отгадал загадку. Здесь поработали бобры, никакого сомнения.

Подумав, лесничий сжалился над людьми и внес свои коррективы в работу бобров. Он немного подправил бобровую плотину, пустив тонкую струйку речной воды по старому руслу так, чтобы она по-прежнему заполняла озеро на лугу. Малюсенькая струйка через какое-то время заполнила болотину, опять восстановилось чудесное озерцо, у которого было так приятно посидеть и устроить пикник. Одновременно лесничий врыл на берегу озера столб и прибил на нем щит с грозной надписью, строго запрещающей мытье автомашин.

Хорошо зная людей, лесничий не ограничился столбом, а сделал так, чтобы вода из озера не попадала опять в лесную реку, а если какая часть и направится в том направлении, ей придется пройти через многочисленные препятствия, возведенные лесничим. Препятствия в виде фильтров из песка, земли и гравия.

Услышал лесничий и все россказни о взбесившихся зверях и птицах, прогонявших машины с луга. И может быть, лесничий был единственным из всех людей, кто понял, в чем же дело. Наверное, потому, что хорошо знал животных. Лесничий догадался: просто звери и птицы спасали свой дом.

Прошло еще несколько дней. В прекрасный солнечный полдень на берегу лесного озера сидел Пафнутий, рядом на траве растянулась Марианна. Они не торопясь беседовали.

– Мы все сделали правильно, – говорила Марианна. – Если бы ждали сложа лапы возвращения лесничего, еще неизвестно, чем бы все кончилось. Не исключено, мне бы пришлось искать другое жилище. Ах, какие все-таки ужасные создания эти люди!

Пафнутий пока не поддерживал беседы, торопясь проглотить всю наловленную выдрой рыбу. Впрочем, Марианна и не нуждалась в собеседнике. Ей было что сказать.

– Пафнутий, ты был просто великолепен! До сих пор как вспомню твое внезапное появление на лугу…

Но тут Пафнутий проглотил рыбу и смог вставить свое замечание.

– А мне неприятно вспоминать об этом. Не люблю я никого пугать. Я медведь добрый, мне бы хотелось с людьми подружиться. И если бы они не портили наше озерцо, ни за что бы не взялся их пугать.

– И не надейся подружиться с людьми, – вмешался в разговор старый барсук, который, разумеется, был тут как тут. – Меня еще мой дед предупреждал – держись от людей подальше. Говорил: из тысячи людей хорошо, если хоть один способен подружиться со зверем.

– Наверное, так оно и есть, – вздохнул Пафнутий. – Марианна, помнишь, когда я как-то опять вышел, чтобы заставить людей уехать, ну, второй раз, помнишь?

– Еще бы не помнить! – залилась смехом выдра. – Это было потрясающе, они даже машину бросили, улепетывали без оглядки и беспрерывно кричали.

– Но почему? – чуть не плакал Пафнутий. – Ведь в тот раз я не делал страшного выражения, не рычал грозным ревом, наоборот, собрался сказать речь. Так, мол, и так, давайте дружить, я вас не буду пугать, а вы не будете наше озерцо портить. А они…

– Так ведь у тебя привычка откашливаться, прежде чем начать речь, – напомнил барсук. – И ты так откашлялся, что их как ветром сдуло! А грозной мины и не требуется, достаточно одного твоего вида. Нет, Пафнутий, не советую тебе и пытаться подружиться с людьми. Видишь же, они глупее даже коровы на лугу!

– А не станут ли люди мыть машины в нашей речке, уже в лесу? – спросила с дерева куница, большая любительница говорить гадости.

– Нет, не станут, – ответили дятлы с другого дерева. – Речка довольно далеко, к ней и раньше было трудно пробраться даже зверям, я уже не говорю о машинах. А теперь и вовсе не пройти, потому чтобы бобры, сооружая плотины, оставили множество срезанных деревьев, сучьев и прочий не понадобившийся им строительный материал. Не стали убирать, специально оставили, чтобы лес сделался совсем непроходимым.

– Тогда лесничий уберет, – упорствовала вредная куница. – Он любит наводить в лесу порядок.

– Не уберет, – возразили дятлы. – Мы видели, как он ходил по новому берегу лесной речки, как осматривал весь этот деревянный мусор, и слышали, как он посмеивался себе под нос. Нет, лесничий убирать не станет!

– Конечно, не станет! – уверенно подтвердила Марианна. – Ведь он как раз тот один человек из тысячи – умный, значит. И ему тоже не хочется, чтобы по его лесу принялись разгуливать люди. Ведь никогда неизвестно, что еще придет в их дурацкие головы. Вот ему и не хочется рисковать.

– Никому не хочется, – закончил барсук.

И в самом деле, все обитатели леса, и звери и птицы, были довольны тем, как закончилось дело по спасению лесной реки. Вот разве что одни кабаны были немного недовольны. Не то, чтобы недовольны, ну… немного разочарованы. Они просто не могли забыть, какими потрясающе вкусными были оставленные людьми пикники…

Глава V

ДЕВОЧКА ЗАБЛУДИЛАСЬ

В один прекрасный день к медведю Пафнутию прилетел дятел.

– Послушай, Пафнутий, – сказал дятел. – Тут такое дело. В лесной чащобе сидит человеческий детеныш. И плачет. Горько плачет!

В данный момент Пафнутий был очень занят.

Разыскал его дятел на земляничной поляне. И вся поляна так густо была покрыта красными ягодами земляники, что сама казалась красной. Зеленых листьев почти не было видно. Земляничины же были крупные, спелые, сладкие – сил нет! Поедая их, Пафнутий даже захлебывался от восторга. Сгребал лапой и целую горсть посылал в рот, сгребал и заталкивал в рот, и остановиться просто не было мочи.

Не сразу дошло до медведя сообщение дятла. Но когда дошло и медведь понял: неизвестно почему человеческий детеныш горько плачет в лесной чаще, земляника вдруг показалась медведю уже не такой сладкой. А вскоре он и вовсе оторвался от своего занятия и поднял голову.

– И что? – неуверенно переспросил Пафнутий.

– Вот и я не знаю что, – ответил дятел. – И никто не знает. Собственно, меня к тебе прислала Клементина. Косуля заявила: просто смотреть не может, как убивается детеныш, пусть даже и человеческий, ее сердце не выдержит. Сердце Клементины имеется в виду. И может, ты что-нибудь придумаешь. Ведь ты в нашем лесу самый мудрый.

В данный момент Пафнутий отнюдь не чувствовал себя мудрым, а точно так же, как дятел и Клементина, не знал, что делать. Никогда раньше не доводилось Пафнутию иметь дело с человеческими детенышами, и он не знал, как с ними обращаться. К тому же этот конкретный детеныш горько плакал, следовательно, что-то его огорчило, значит, детеныш несчастный, а Пафнутий всегда очень жалел всех несчастных и старался сделать их менее несчастными. И сейчас сразу же захотелось тоже что-то сделать, но вот что?

Рассудительный и неторопливый медведь не мог вот так сразу принять какое-то решение.

Надо было как следует подумать, возможно, даже посоветоваться с кем-то. В данном случае рядом был лишь дятел. Вот Пафнутий и спросил его растерянно:

– И что же делать?

Дятел хорошо знал Пафнутия и опять терпеливо ответил:

– Не знаю. Возможно, тебе следует самому туда пойти и посмотреть.

– А где это? – поинтересовался медведь.

– Там! – махнул дятел крылом. – В той стороне. Между шоссе и лесным озером. В том месте, где кабанья тропа уходит в непролазные кусты. Ну за той полянкой, с желтыми цветочками.

Тут даже Пафнутий понял, о каком месте говорит дятел.

– Тогда еще до полянки, – поправил он дятла. – Сначала пойдут кусты, а потом уже полянка.

Дятел не стал спорить.

– Возможно, – согласился он. – Это зависит от того, с какой стороны смотреть. Наверняка человеческий детеныш пришел со стороны шоссе, а тогда сначала угодил на полянку, а потом уже пошли непролазные кусты. Птицы мне рассказали об этом. Они видели, как детеныш туда шел.

– Вот теперь понятно, – сказал Пафнутий.

Он сразу понял – по дороге к детенышу встретится ему то самое лесное озеро, в котором живет его лучший друг, выдра Марианна. И значит, у него будет возможность посоветоваться с ней. А уж Марианна обязательно посоветует что-нибудь умное. А кроме того, Марианна непременно угостит его свежей рыбкой из озера.

Облизнувшись при одном воспоминании о рыбке, Пафнутий съел еще несколько пригоршней земляники и сказал:

– Ну, хорошо. Пожалуй, и в самом деле пойду туда, посмотрю.

– А я тоже слетаю туда и тоже посмотрю, – ответил дятел, вспорхнул с ветки и улетел.

Пафнутий отправился в путь. Пока не дошел до конца земляничной поляны, шел очень медленно: никак не мог оторваться от сочных, сладких ягод. Но все-таки шел, заставлял себя идти, хотя это и стоило ему больших усилий. По полянке Пафнутий двигался не прямо, а зигзагом, в зависимости от того, где больше было кочек с густо покрывавшей их земляникой. Она просто притягивала его с неимоверной силой. А когда медведь добрался до конца полянки, притягивать уже было нечему, так что продвижение медведя значительно ускорилось.

Марианну Пафнутий застал на берегу озера, где она грелась на солнышке.

– О, Пафнутий! – вскричала выдра при виде друга. – Как я рада тебя видеть! А я уже собиралась кого-нибудь послать за тобой. Тут птицы наперебой сообщают мне: в лесу что-то случилось. Но такие легкомысленные, ни одна толком так и не прощебетала, что же именно случилось. Может, ты знаешь?

– Да, знаю, – ответил Пафнутий. – Как раз туда и иду.

– А что случилось? – спросила Марианна и затаила дыхание в ожидании ответа.

– Сказали мне: в лесной чаще сидит человеческий детеныш, – был ответ.

– Это как же понимать? – вскричала Марианна. – Где именно сидит? И откуда в лесу взялся человеческий детеныш? Только детеныш? Или другие люди тоже сидят?

Пафнутий рад бы ответить на все выдрины вопросы, да не мог. Вдруг выяснилось – ответить он может только на один. Пафнутий знал о полянке с желтыми цветочками, о кабаньей тропе, о непроходимых кустах. Потому знал, что дятел обо всем этом сказал. А о том, что интересовало Марианну, не сказал.

Потому Пафнутий выдал последнюю известную ему информацию и замолчал.

– И кажется, этот детеныш горько плачет, – сказал Пафнутий.

– Ох! – вырвалось у сердобольной Марианны.

Какое-то время они с Пафнутием молча смотрели друг на друга. Смотрели молча, но оказалось, думали об одном и том же.

– Тогда детеныш наверняка один-одинешенек, – произнесла наконец Марианна. – Непонятно, откуда он там взялся, но тебе и в самом деле не мешает сходить посмотреть. Возможно, надо будет что-то сделать.

– Вот именно! – оживился Пафнутий. – Я думал… я надеялся, может, ты скажешь, что надо сделать.

– Откуда мне это знать, если нет никакой информации? – взорвалась импульсивная выдра. – Вот ты и сходи, узнай, что да как, придешь, расскажешь мне, тогда и будем решать. А чтобы поскорей сходил туда и вернулся, я тебя потом как следует покормлю. Наловлю тебе прорву рыбы, пока ты ходишь. Так что по дороге не отвлекайся на еду. Помни, я тебя очень жду! И рыба тоже.

Ни слова не говоря Пафнутий поднялся и бодро двинулся в лес. Предложение Марианны было во всех отношениях достойно внимания. Не так уж долго пришлось ему идти. Вскоре до Пафнутия донеслись издалека какие-то странные звуки. У зверей вообще очень острый слух, они на большом расстоянии способны расслышать

самые негромкие звуки. Пафнутий понял: звуки раздаются не очень близко, но все равно остановился и принялся внимательно слушать.

Звуки были странные, ни на что не похожие. То более сильные, то послабее, то есть разной громкости. Послушав, Пафнутий опять двинулся вперед, так ничего насчет звуков и не решив. Шел, озабоченно посапывая, пока его не остановила косуля Клементина. В этом месте непонятные звуки слышались уже совершенно отчетливо.

– Наконец-то ты явился! – приветствовала Клементина Пафнутия. – Стой, перестань топать и не прись прямо туда! Там сидит человеческий детеныш!

Пафнутий послушно остановился, хотя и не совсем понял приказание косули.

– И что? – с тревогой поинтересовался он. – А почему мне надо стоять здесь?

– Так ведь тебя люди ужасно боятся! – нервно проговорила Клементина. – Не можешь ты вот так внезапно вылезти из кустов. Человеческий детеныш тебя наверняка испугается. А он и без того несчастен.

– А почему ты думаешь, что несчастен? – спросил Пафнутий.

– А ты сам понюхай.

Медведь втянул в себя воздух – ветер дул со стороны человека – и ясно почувствовал: тот очень несчастный.

Пафнутий совсем растерялся.

– Тогда уж я и совсем не понимаю, что мне делать, – откровенно признался он.

– И я не знаю, – тоже откровенно сказала Клементина. – Может, как-нибудь осторожненько выглянешь, чтобы он тебя не заметил. Надо же тебе его увидеть.

Пафнутий кивнул и осторожно, на цыпочках, подкрался к самому краю небольшой полянки.

Остановившись за большим развесистым кустом, он отвел в сторону ветку и выглянул.

Источник непонятных звуков оказался прямо перед ним. На маленькой полянке сидела маленькая девочка в желтом платье. Обхватив ручонками низенький пенек, она горько-горько плакала. Слезы обильно капали на пенек, а девочка, всхлипывая, время от времени жалобно приговаривала:

– Мамочка! Где ты, мамочка? Мне страшно, мамочкааааа…

И опять горькие слезы капали на совсем уже мокрый пенек.

Пафнутий стоял, смотрел, как убивается это маленькое человеческое существо, и ему стало так жаль малышки, что он чуть было не выбежал из кустов, чтобы ее утешить, пожалеть. Хорошо, Клементина его вовремя остановила.

– Стой, ты куда? Погоди, давай подумаем. У меня самой сердце разрывается, глядя на горе этого детеныша. Ты тоже считаешь – это девочка? Как подумаю, что моя Грация могла одна-одинешенька оказаться в каком-нибудь незнакомом месте, как бы она испугалась, как тоже стала бы плакать и звать меня, так места себе не нахожу. Ой, а где же Грация? Грация, доченька, где ты?

Грация была рядом. Стояла за соседним кустом, тоже испуганная, и большими глазами смотрела на несчастного человеческого детеныша, готовая сама заплакать. Как жаль его! Услышав слова матери и поняв, что девочка горюет из-за того, что ее мама где-то потерялась, Грация забыла обо всем на свете, в том числе и о своей робости и незаметно для себя стала потихоньку, шаг за шагом, подходить к плачущей девочке, вытянув вперед шею как можно дальше.

– Сдается мне, девочка что-то говорит, – глубокомысленно изрек Пафнутий. – Хорошо бы ее понять. Ведь это девочка, я прав?

– Наверняка девочка, я это сразу поняла, – подтвердила Клементина. – И в самом деле, понять бы, что она говорит.

– Ремигий! – вспомнил медведь. – Пусть кто-нибудь немедленно слетает за лисом Ремигием, он один понимает человеческий язык. Пусть послушает и скажет нам, из-за чего плачет девочка.

Над головами медведя и косули меж тем уже собрались птицы. Кроме дятла, на ветках сидели дрозд и зяблик. Услышав слова Пафнутия, все три одновременно вспорхнули.

– Мы поищем Ремигия! – прощебетали они. – Неизвестно, где он сейчас, полетим в разные стороны и поищем его. Постараемся поскорее разыскать!

Вспорхнули они и защебетали так громко, что даже плачущая девочка их услышала, вздрогнула, подняла голову и на мгновение перестала плакать. А потом опять положила головку на пенек и заплакала еще сильнее.

Грация сделала вперед еще один шажок.

– Может, девочка плачет от голода? – предположил Пафнутий, с состраданием глядя на несчастное человеческое дитя.

Клементина ответила:

– Не знаю, голодна ли она сейчас, но уверена – скоро очень проголодается. Ох, как это ужасно! Малое дитя не только испугано, но еще и голодное! Какой ужас! Пафнутий, а ты чувствуешь, что она очень испугана? Чувствуешь?

Пафнутий молча кивнул. Испуг девочки чувствовался отчетливо, тут не было никакого сомнения. Надо бы ее успокоить, объяснить, что бояться не стоит. Но кто сможет это сделать, раз люди его всегда боялись?

Тут откуда-то сверху послышался голос куницы. Оказывается, она, услышав о происшествии, тоже прибежала и устроилась на ветке дерева над головой Пафнутия.

– Чего же эта девочка боится? – немного раздраженно спросила куница. – Никто ее не обижает, ничего плохого с ней не происходит. Никто из нас ее не пугает, шума мы не поднимаем. Напротив, это она шумит, плачет на весь лес! Знаете, мне это надоело. Откуда она вообще тут взялась?

– Птицы говорят – пришла со стороны шоссе, – ответила кунице Клементина. – Шла и собирала землянику, птицы видели. А потом перестала собирать и, наверное, хотела вернуться к шоссе, да заблудилась.

– В лесу заблудилась? – не поверила куница. – Как такое возможно?

– Я тоже удивляюсь, – призналась косуля. – Но птицы говорят – наверняка заблудилась, потому что вдруг остановилась и не знала, в какую сторону идти. И еще она собирала цветочки.

– Не вижу я никаких цветочков у нее, – возразила куница, предварительно поглядев на девочку.

Клементина пояснила:

– А она их потеряла. Птицы рассказывали: сначала девочка шла себе и шла, потом остановилась и принялась осматриваться по сторонам, потом заплакала и бросилась бежать. И потеряла цветочки. А сама все что-то кричала и плакала. А потом пришла сюда, вот на эту полянку, и тут осталась.

– Да, очень похоже на то, как ведут себя люди в лесу, – презрительно заметила куница. – Глупее и не придумаешь. Сначала лезут в наш лес, а потом хотят из него выйти и не могут. Очень умно, ничего не скажешь! А что она говорит?

– А мы не знаем, – печально ответил Пафнутий. – Послали за Ремигием, он знает человеческий язык, может, поймет и нам скажет.

Тут вдруг прилетела сорока. Летела она откуда-то со стороны шоссе.

– А, так эта потерявшаяся девочка тут сидит! – застрекотала сорока. – Надо же, так далеко от шоссе ушла! А уж там паника, а уж там крик стоит, все ее ищут! А она здесь!

Услышав сообщение сороки, все звери встревожились. Очень не любили они, когда люди приходят в их лес. Вот и теперь, не дай бог, аж сюда доберутся.

– А где они ее ищут? – нервно поинтересовалась Клементина.

– А там, возле шоссе, – ответила сорока. – И вообще они жутко напуганы. Уедут, наверное.

– А ты не могла бы попонятнее объяснить? – раздраженно поинтересовалась куница.

Одновременно Пафнутий, очень расстроенный случившимся с девочкой несчастьем, спросил сороку:

– А ты не знаешь, почему девочка сюда пришла?

Почувствовав себя в центре всеобщего внимания, сорока жутко возгордилась, вся распушилась и важно произнесла:

– Знаю, а как же, я все знаю! Своими глазами видела, как все происходило.

– Врешь, небось! – не поверила сороке подозрительная куница.

– А вот и не вррру! А вот и не вррру! – застрекотала обиженная сорока. – Я сидела на высокой-высокой березе. Когда люди приезжают на обочину дороги, к нашему лесу, я всегда прилетаю и смотрю, что они делают. Очень интеррресно! Достают разные вещи, иногда такие крррррасивые, блестящие, прррросто пррррелесть! Вот я и подкарауливаю, может, и мне что перепадет… может удастся…

– Укррррасть! – передразнила сороку куница.

– Унести вещь в гнездо – вовсе не значит укрррррасть, – с достоинством возразила сорока и продолжала: – Но на этот раз они много чего блестящего вынесли, а сами все не уезжают и не уезжают. А тут приехала еще одна машина, в ней как раз вот эта девочка была. Сначала девочка не вылезала из машины, хотя все остальные вылезли. А эта девочка внутри машины спала, я видела. Люди занялись своими делами, собрались у первой машины, а девочка проснулась и вылезла из машины. И пошла в лес. И увидела землянику. И стала ее собирать. Шла и шла, я уже ее и не видела, честно говоря, там такая была чудесная вещь, такая блестящая, я с нее глаз не сводила, ну сил не было оторваться…

– От какой-то побрякушки не могла глаз оторвать, а что детеныш на произвол судьбы брошен – так это ее не волнует! – возмутилась косуля Клементина.

– Да что вы хотите от этой ненормальной! – презрительно бросила куница.

Тут уж сорока обиделась не на шутку.

– В конце концов, каждому свое, о вкусах не спорят! – заявила она и в свою очередь набросилась на куницу: – Скажешь, лучше красть яйца из наших гнезд, как это делаешь ты? Или, скажем, мыши… Да я такую пакость в рот не возьму…

– Не надо ссориться! – вмешался Пафнутий, который не терпел ссор. – Сорока, рассказывай, что потом было!

Сорока, однако, рассердилась не на шутку и заявила, что словечка больше не проронит, если куница тут же не извинится перед ней за нанесенное оскорбление. Поскольку и Пафнутий, и общественность сочли требование сороки справедливым, куница поспешила принести сороке свои извинения. Ей и самой хотелось знать, что же было дальше.

Сорока все никак не могла успокоиться, и собравшиеся птицы и звери в один голос повторили: о вкусах не спорят, каждый имеет право носить в собственное гнездо, что ему заблагорассудится, а если кто-то обожает блестящие предметы, пожалуйста, путь собирает их, его дело. Такая поддержка разнокалиберной лесной общественности вполне удовлетворила сороку, и, еще немного поворчав для виду, она продолжила свой рассказ:

– Люди и не знали, что их ребенок пошел в лес. Они были заняты машиной, возились вокруг нее и ничего не замечали. Продолжалось это довольно долго. Наконец, по всей видимости, сделали с машиной что хотели, потому что принялись опять собирать разбросанные вещи. И тут увидели, что их птенца нет. Сразу принялись бегать, кричать, в лес сунулись, там тоже поискали. Мне и самой было интересно, куда ребенок подевался, потому как нигде его не было видно. А люди все дальше и дальше проникали в лес, да, на счастье, волки появились. Молодежь, не самые маленькие волчата, а средние, еще прошлогодние. Ох, легкомысленная эта молодежь, заигрались и допустили неосторожность – показались людям. А может, нарочно это сделали, молодежь ведь нынче пошла сами знаете какая, пошутить захотелось, попугать людей. Те и в самом деле перепугались ужасно, опять сбежались на шоссе, к своим машинам, залезли в них. Думаю, до сих пор сидят, еще не уехали. Не знают, что делать, а в лес войти боятся. Вот если бы их еще Пафнутий малость попугал…

– Ну уж нет! – решительно отказался Пафнутий. – Не буду!

– Не хочешь – не надо, – не стала упорствовать сорока, – они и без тебя не осмелятся войти в лес. А поскольку все вещи пособирали и больше ничего не блестело, я и прилетела сюда, поглядеть, куда же дитя подевалось.

На соседнем дереве зашелестели ветки, упала шишка и появилась белка.

– Девочку напугали кабаны, – сказала белка. – Ведь этот человеческий детеныш – девочка? Я правильно догадалась?

– Правильно, – ответила чрезвычайно огорченная Клементина. – О кабанах пока еще никто не говорил. Расскажи, что они ей сделали.

– Ох, да ничего особенного, – стала рассказывать белка. – Как всегда, были заняты поисками пищи, ни на что не обращали внимания. А девочка шла и шла. И вдруг что-то крикнула. Только тогда они ее увидели. Ну, как водится, переполошились и бросились в лес. С топотом и треском, знаете ведь, какой шум поднимается, когда бегут кабаны. Вот и перепугали бедняжку. Она с криком бросилась бежать в другую сторону, даже не оглядываясь, даже не заметила, что кабаны давно убежали. Бежала, не разбирая дороги, пока вот на эту полянку не прибежала, тут свалилась на траву у пенечка, так и сидит. Надо бы как-то помочь детенышу, правда?

– Лучше всего отдать ее людям, – сказала куница.

– И я так считаю, – поддержала куницу косуля Клементина, сама многодетная мамаша. – Но вот как это сделать?

А маленькая девочка, обхватив пенек, все плакала и звала маму.

Тут в кустах промелькнула рыжая молния. Это прибежал лис Ремигий. Лис был очень недоволен.

– Что тут у вас опять стряслось? – ворчливо поинтересовался Ремигий. – Прилетели птицы, оторвали меня от еды. Таакая утка… жирненькая. Ну, что тут у вас?

Лис глянул на полянку и увидел девочку.

– О, человеческое дитя! – удивился он. – Откуда оно тут взялось?

Пафнутия очень обрадовало появление лиса, самого крупного в лесу специалиста по людям.

– Рад, что ты уже пришел, Ремигий! – приветствовал он лиса. – Видишь ли, у нас вот человеческий детеныш появился…

Ремигий проворчал:

– Это я и сам вижу. Откуда он у вас? Вернее, она, ведь это девочка.

– Мы и сами поняли, что девочка, и она что-то говорит, – пояснил Пафнутий. – То есть, мы в этом не уверены, но нам кажется, что она что-то говорит. Может, ты ее поймешь. И посоветуешь, что с ней делать.

Пожав плечами, Ремигий подкрался поближе к девочке и прислушался. Потом вернулся к зверям и доложил:

– Маму зовет. Плачет и одно твердит: «Мамочка, мамочка».

– Ох! – вырвалось у Клементины, и она сама чуть не расплакалась от сочувствия.

Ремигий огляделся.

– И где же ее мамочка? Что-то я не вижу тут никого из людей. И пока ничего не понимаю. Правда, по дороге птицы пытались мне что-то рассказать, но я мчался стрелой и не расслышал. Она что, одна тут, в самой чаще леса? Люди ее отпустили одну? Это на них не похоже. Да говорите же толком!

Куница, сорока и Клементина, перебивая одна другую, принялись рассказывать лису, каким образом девочка оказалась одна в этой чащобе. Белка тоже пыталась вставить в их рассказ свои замечания. Четыре рассказчицы очень мешали одна другой, но Ремигий был лисом умным, знал людские привычки и повадки и понял, в чем дело.

А девочка на полянке все плакала и плакала.

Грация, маленькая дочка косули Клементины, не принимала участия в разговорах взрослых. Не сводя любопытного и сочувственного взгляда с человеческой девочки, Грация шаг за шагом незаметно для себя все приближалась к ней. Не заметила, когда совсем вышла из скрывавших ее раньше кустов, и вот уже стояла на полянке.

Плачущая девочка внезапно подняла голову и увидела перед собой маленького олененка. Плач прекратился, как ножом отрезало.

Удивленные звери взглянули на полянку и увидели удивительную картину: Грация стояла перед девочкой, а та смотрела на нее без страха и не плакала. И маму перестала звать. Зато непонятно почему вдруг воскликнула:

– О, Бэмби! Как хорошо, что ты пришел!

Девочка только заговорила, сама же не пошевелилась, по-прежнему уцепившись за пенек. Грация совсем не испугалась и тоже продолжала стоять неподвижно. Жутко взволнованная, ее мать Клементина внимательно наблюдала за обоими детенышами, человеческим и своим собственным.

А девочка не очень уверенно переспросила:

– Ведь ты Бэмби? Правда?

Звери затеребили Ремигия:

– Что она говорит? Переведи.

– Не понимаю, – смущенно ответил Ремигий. – Но насколько я знаю людей… Она не испугалась Грации и хотела бы с ней пообщаться. Поэтому назвала ее новым именем, ведь не знает, как ту зовут.

– Почему? – не поняли звери.

– Сам не знаю. Уж слишком много вы от меня требуете. Люди способны на самые непредсказуемые поступки.

Грация совсем не боялась девочки, но не знала, что делать дальше. Как всегда в затруднительных случаях, обернулась за советом к маме. А та хорошо понимала: ее дочери не грозит никакой опасности, поэтому не подзывала ее к себе, а сама тоже взяла да и высунулась из кустов.

Девочка от удивления выпустила пенек из рук.

– Бэмби, это твоя мамочка? – спросила она.

– Глядите, соображает! – перевел слова девочки Ремигий. – Обращается к Грации и спрашивает, Клементина – это ее мама или нет. Но Грацию почему-то называет «Бэмби».

– А что такое на человеческом языке «Бэмби»? – спросила куница.

– А мне откуда знать? – огрызнулся Ремигий. – Но девочка соображает, это точно. Уже хорошо, бывают ведь совсем глупые люди.

Клементина с дочкой стояли перед девочкой неподвижно, а та глядела на них в полном восторге. Слезы моментально высохли. Это очень понравилось зверям. Белочка захотела рассмотреть девочку получше, сейчас этому мешали ветки сосны, на которой она сидела. Спустилась по стволу сосны ниже и уронила большую шишку, которую держала в лапках. Шишка упала, ударившись о землю. На шум девочка обернулась и вскочила на ноги.

– О, белочка! – воскликнула она. Пугливые косули, не выносившие малейшего шума, одним прыжком скрылись в кустах.

Услышав шорок листьев, девочка опять повернулась к ним и жалобно закричала:

– О, Бэмби! Не оставляй меня! Мамочка…

И плача, девочка бросилась следом за косулями. Очень нелегко было человеческому детенышу пробраться там, куда без труда проскользнули обе косули. Девочка с трудом пробиралась сквозь кусты, спотыкалась на кочках и падала, и опять бежала вслед за косулями.

– Она хочет, чтобы Грация осталась с ней, – перевел крики девочки Ремигий. – И белку узнала, сразу поняла, что это белка. Похоже, обрадовалась ей, белки она не испугалась. Грации тоже не боится. А в таком темпе, как сейчас, ей далеко не уйти.

– Знаете что, пожалуй, я расскажу обо всем этом Марианне, – вдруг решился Пафнутий. – Она обязательно что-нибудь придумает. Прямо сейчас к ней и побегу. А потом постараюсь поскорее вернуться сюда. Марианна обязательно что-нибудь придумает. Ждите меня здесь!

А Марианна уже заждалась Пафнутия. Обещал вернуться поскорее, а сам пропал. Сто лет прошло, сколько можно ждать? Скрасить ожидание лучше всего помогает работа, вот Марианна в нервах и наловила для Пафнутия большую кучку рыбы, навалив ее на берегу. Пафнутий уже издали разглядел аппетитную кучку и припустился к ней бегом.

Пафнутию очень повезло. Следом за ним к озеру прибежала куница, иначе неизвестно, хватило бы у Марианны выдержки дожидаться, пока Пафнутий утолит голод. Он получил возможность спокойно есть, а новости принялась рассказывать куница. Медведю тоже ведь вряд ли бы хватило выдержки рассказывать на голодное брюхо.