Я забрала у него одолженные материалы по бегам, заботливо проверив, все ли они отдали.

— Уж за неделю-то можно было узнать хоть что-нибудь новенькое? Портки убийцы своим чередом, но ведь Вы же кого-то допрашивали, нет?. И что?

— И похоже на то, что все были уверены, что всем управляет ломжинская мафия, что тем более странно, так как они страшные примитивы. Каждому виден их интеллектуальный уровень, и прямо-таки трудно понять эту веру в их руководящую роль. Они располагают только двумя преимуществами: физической силой и деньгами. Послушный получает деньги, упрямый — мордобой, метод весьма несложен…

— Эйнштейн для него не требуется, — критически согласилась я. — Может, так оно и действеннее. Их шмотки обследовали?

— Никто из них не ходил в те заросли, они отчитались за субботнее утро с точностью до минуты; Но они вообще-то устраивают такие вещи через посыльных. Остальные шайки состоят каждая из трех человек, и ты это должна знать лучше нас…

— Сарновский, Бялас и Вишняк — вот вам одна, а вторая иностранцы: Батька, Глушкин и такой тип, в этом году приехал. Как его там.., а, Бабалиев, но он плохо ездит. Об этом все знают. Индивидуальная трудовая деятельность — это Замечек и Ровкович, а также Щудловский, чтоб он лопнул. Я все время на него ставлю, а он не приходит. Ученики участвуют в этом от случая к случаю… А, вот именно! Такой вот Верковский мог бы вам пригодиться.

— Верковский? Почему?

— Ссадили его. Ходит и канючит, что позволил уговорить себя и взял дурацкие пять миллионов, а карьера теперь загублена. Ему оставался один заезд до повышения, не хотел брать деньги, собирался выиграть, но ему просто всунули насильно, а комиссия вдруг прозрела. Вишняка, который придержал фаворита, они вообще не заметили. Верковского же заметили сразу и влепили ему запрет ездить до конца сезона. В отчаянии и под влиянием высокоградусных напитков он мог бы рассказать вам побольше других.

— И ты не могла этого раньше сказать?

— Я думала, это вы и сами узнаете. Кроме того, правду говоря, он у меня совсем из головы вылетел.

— Малиновский что-нибудь говорит?

— А, пардон… Его фамилия совсем не Малиновский, это Метя с Марией так его окрестили, чтобы его фамилию языком не трепать. В конце концов, это человек известный и на высокой должности. Но настоящий лошадник.

Я сказала, как на самом деле фамилия Малиновского. Януш странно посмотрел на меня.

— Ты что, действительно ещё не поняла, что именно в этих высших сферах и следует искать Василя? Ты просто не отдаёшь себе отчёт, что этот ваш Малиновский замечательно подходит.

— Может, и подходит, но это не он. Он бросается всем в глаза, а Василь сидит в укрытии. К тому же это порядочный человек, а не какая-то там свинья. Да, он много знает, но, может, у него просто рефлекс такой — все скрывать.

— Что касается рефлекса, можешь быть спокойна. Ладно, Верковский… Возьмутся и за него. Ты присмотрись, что там дальше будет…

— Фигушки, — недоброжелательно перебила я. — Я считаю, что Завейчик и был той самой долгожданной ошибкой Василя, без повода никто его не прикончил бы, надо провести тщательное расследование, и мне хочется быть уверенной, что так оно и будет! Ведь кто-то должен был видеть его раньше, чем тот сосед с собакой, кто-то же с ним разговаривал, он куда-то поехал.., этих мафиози удалось расписать по минутам, а Завейчика?

— Мафиози живы… Впрочем, Завейника тоже расписали. Отчасти. Известно, что он уехал с бегов после шестого заезда в страшной спешке. Ну ладно, я тебе все скажу, совсем не обязательно, что Василь принимал участие в этом убийстве, может быть, что это оказалось обыкновенное ограбление. Этот Завейчик выиграл, у него при себе было минимум пятнадцать миллионов, потому что без гроша он бы на эти бега не поехал. При нем Ничего не нашли, пустой бумажник. Кто-то мог видеть, как он берет деньги в кассе, и устроить на него засаду, пользуясь случаем; Мы ещё не знаем, в каких обстоятельствах его одурманили газом, это мог быть кто-то знакомый, устроил все хитростью, может быть, вовсе не собирался его убивать, а просто оглушить и такого отупевшего ограбить. Потом он мог рассчитывать на то, что сумеет выкрутиться, утверждать, что простился с Завейчиком раньше и так далее. Такая возможность тоже существует.

— Минутку. Но Завейчик привёз на бега девушку и Оставил её в трудной ситуации…

— Ну, значит, должна была появиться важная Причина, по которой ему срочно понадобилось уехать. Может быть, он собирался вернуться через час?

— Может быть, он вспомнил какое-то важное дело. Может, алиби собирался себе устроить. Он один уехал с этих бегов?

— Нет, с каким-то типом.

— Знакомый мог попросить подбросить его до такси, такое случается. А кто это был?

— Мы ещё не знаем. Там же страшное положение, почти все знают друг друга в лицо, но по фамилии — почти никого. Насколько я понимаю, сегодня этого типа не было, и никто не мог на него показать пальцем.

— А где этот тип сел в машину Завейчика? Они вместе сели на стоянке?

— Нет, со стоянки он уехал один, а пассажира взял возле главного входа на трибуны, около такого круглого павильона.

— Тогда нет, никого он до такси не подвозил. Он взял этого человека случайно, а уехал он сам по себе, добровольно, оставив с носом Монику Гонсовскую. Я не понимаю, как он мог пропасть у них из поля зрения, ведь за ним следили, как и за всеми, кто поставил тот триплет…

— За ним следили, и благодаря этому известно, когда он уехал. Не хватало людей, чтобы за каждым высылать хвост, мы ограничились установлением личности каждого, фамилии и адреса, остальное отложили на потом. Ну, а потом он пропал.

— Так будьте любезны это расследовать, — категорически потребовала я. — Во-первых, мне очень интересно, а во-вторых, это может оказаться важно. Ни один помешанный на бегах не оторвётся от этой авантюры на полдороге без существенного повода…

Воскресенье началось страшно уже с первого заезда. Миранда не вошла в машину, и через пятнадцать минут суеты её сняли со старта по приказу стартового судьи. Турникет проморгал старт и бежал все медленнее, оставшись сзади на половине дистанции, техническая комиссия выразила протест и посчитала его оставшимся на старте. Учитывая, что Вербу сняли в последний момент, вместо семи лошадей в заезде участвовало только четыре, и началось светопреставление с возвращением ставок.

Воцарился жуткой силы сумасшедший дом, толпа бросилась переигрывать триплеты, возвращение ставок всех повергло в смешанные чувства — одновременно облегчение и разочарование — бухгалтерия сразу же безнадёжно отстала. Второй заезд и третий прошли нормально, если не принимать во внимание, что выиграли абсолютные, железные фавориты.

— И что это за выигрыши такие — две сто, две двести, — жаловался рассерженный пан Эдя, — триплет будет пять тысяч…

— Четыре за четыре, — поправил его полковник. — Если бы не возврат, может, платили бы и десять, но в первом заезде возврат за трех лошадей, двойку, четвёрку и семёрку. Вот вам и отсутствие денег у ипподрома.

— Я с ними рехнусь! — сообщила я турфу за окном. — Ставят на фаворитов, фавориты приходят, и чего же, черт зелёный, можно ожидать?! Фуксовых выигрышей?! Либо они тявкают, что, дескать, мошенничество кругом, либо им не нравится, что лучшие кони, как и положено, приходят первыми! Кончайте трёп, меня кондратий обнимет! Надо было не ставить на Грацию и не морочить никому тыкву!

— Нельзя было не ставить на Грацию, потому как это самая лучшая лошадь, — наставительно сказал Метя.

— У меня одни возвраты, — печально сказала Мария. — Ни одного триплета с первого заезда, все мне возвращают. Метя хотел поставить на Трабанта, а я упиралась, что не надо…

— Зато у нас есть Клубничка, — утешил её Метя. — Давай, Клубничка! А теперь мы заканчиваем Чертовкой и выигрываем! Может, дадут четыре тысячи пятьсот!

— Чертовка! Он ненормальный, ты сама видишь, это же железный фаворит, на Сарновском, ну есть же какие-то границы, ведь невозможно, чтобы Сарновский выиграл, ведь он же Вишняка пропустит!

— Так у нас дополнительно есть Болек.

— Иоанна, придержи меня за руки, — жалобно попросила Мария. — Или пусть меня кто-нибудь свяжет. Я ему шею сверну! И посмотри, что он мне сделал, нет, ты смотри, смотри!

Я с неохотой посмотрела на её сегодняшнюю программку, которую она подсовывала мне под нос. Как минимум половина кружков, крестиков и птичек была сделана ручкой Мети. Как и когда он это сделал, было непостижимо уму, потому что я собственной рукой спрятала её программку на дно сумки, где лежали бутылки из-под пива.

— Я же говорила тебе, чтобы ты ему ничего не давала делать!

— Я давала?! Ты спятила! Я спрятала её и караулила, вообще программка у меня была ещё неразрезанная! Я-то думала, она дома осталась, а тут — на тебе!

Метя подло хихикал в сторонке. Многие годы повторялась та же история. Мария страдала от него, как от бича Божьего. Таинственным образом Метя подбирался к её программке на следующий день бегов и паскудил там как хотел, вставляя свои пометки. Ничего худшего нельзя придумать, нет на свете игрока, который не поддался бы такому внушению, я вообще не могу сосчитать её триплеты, проигранные из-за вставок Мети. Я просила, умоляла и скандалила, чтобы она свои программки прятала от Мети, но безрезультатно.

— Посмотри! — говорила она теперь в ужасе. — Слово даю, вынула программку дома из сумки нетронутой, сама смотрела — и на тебе! В каждом заезде какая-нибудь чушь, я бы этого и в рот не взяла! Этот паршивец Геркулес, а тут, видишь… Если я сама ещё не знаю, что выбрать, у меня три лошади, а возле его чёртовой Сенсации крестик стоит, так я же выброшу своих коней, а впишу его Сенсацию! Ну, Геркулеса я и так вижу, его я и по ошибке не впишу, но Метю я когда-нибудь убью! Ведь караулю же программку!

Метя все радостнее хихикал. Мария взбесилась.

— Чертовка и Трезор! Как он этот заезд себе видит?! Я вообще не знала, что в шестом заезде я поставила на Клубничку, клубничка в саду растёт, а не по турфу бегает!

— Давай, Клубничка! — взвизгнул Метя. Юрек в своём кресле повернулся к нам, посмотрел и молча покрутил у виска пальцем. Мария резко схватила стакан с пивом, вылив часть на свои купоны триплета и на мою сумку. Мете она погрозила кулаком. Рупор назвал выигрыш последовательности в третьем заезде. Все выплаты безнадёжно запаздывали. Я поднялась с кресла, чтобы поставить на четвёртый заезд, и увидела Монику Гонсовскую. Она пришла только что, бледная и очень расстроенная.

— Завейчика убили, — сказала она без предисловий, швырнув сумку на кресло у меня за спиной. — Вы об этом уже знаете?

Я кивнула головой, не зная, надо выражать ей свои соболезнования или нет.

— Его вроде ограбили. То есть не вроде, а точно ограбили, я же знаю, что он приехал сюда с деньгами, да к тому же выиграл, а мне сказали, что при себе у него не было ничего. Моя тётка вчера каталась в страшной истерике. Сегодня я выколачивала из неё список всех её с Завейчиком общих знакомых, потому и опоздала. Я приехала, поскольку ничего из этого не понимаю, может, вы что-нибудь знаете?

Она вопросительно смотрела на меня. Я заколебалась. Тут я вспомнила, что на мне лежит обязанность караулить Метю. Завейчик умер, тем более Мете угрожает опасность, по крайней мере до завтра. Я посмотрела на него, он сидел возле Марии, по уши окунувшись в разбор триплетов, за которые вернули ставки. Можно было надеяться, что он не тронется с места. На одном из кресел сзади сидел какой-то чужой мужик и таращился в окно. Морда у него была тупая, по-моему, он был весьма подозрителен. Я как следует запомнила его морду на всякий случай, чтобы при необходимости его описать.

— Стереги Метю, — сказала я Марии и повернулась к Монике. — Я ничего не знаю. Я надеялась, что узнаю что-нибудь от вас. Я знаю, что он уехал отсюда после шестого заезда и взял какого-то пассажира возле круглой будки. Это какой-то знакомый?

— Наверняка знакомый, чужого он не посадил бы. Может, Карчак?

— Какой ещё Карчак?

Мы обе стали спускаться по ступенькам.

— Один знакомый. Я знаю, что он ходил на бега и был в ту субботу, он вообще приехал с нами, потому что у него машина в мастерской. Это такой у Завейчика помощник, я случайно с ним познакомилась, он вроде курьера и один раз что-то приносил тётке. Карчак, тётка так говорила, что придёт Карчак и принесёт, не помню, что это было. Он на пенсии, не работает, у него что-то такое с позвоночником. Но я не знаю, Карчака он к себе подсаживал или нет…

— А вы про него рассказали полиции?

— Конечно. Я вообще отдала им тот список знакомых. Моя тётка, конечно, не всех знает, это ясно, но я изумилась, скольких она знала. У меня такое впечатление, что у Завейчика от неё не было тайн. В последний момент она мне ещё кое-что сказала. Ох, какая отличная лошадь Это фаворит?

Полонез, фаворит в четвёртом заезде, спокойно расхаживал по паддоку и выглядел прекрасно. На него ставили больше всего, но почти столько же — на Химену и Виолу. Химену и Виолу Моника тоже одобрила, отвлеклась на время от Завейчика и собралась поставить три-четыре и три-шесть, Полонеза с обеими кобылами. Насчёт третьей стороны треугольника она не дала себя убедить, четыре-шесть поставила я для себя на всякий случай, снова забыв, что собиралась сменить кассу и ставить подороже.

— А что же ваша тётка сказала в последний момент? — спросила я Монику, уже вернувшись наверх.

— Не знаю. Нечто странное. Завейчик вроде как надеялся или намеревался.., словом, у него было такое ощущение, что он страшно разбогатеет. Это было две недели назад, что-то такое с ним случилось, или он о чем-то узнал, и таким путём должен был получить огромные деньги. И была там какая-то связь с бегами. Она мне сегодня про это сказала, именно потому, что я сама стала ходить на бега.

— А истерика у неё уже прошла? — спросила я осторожно.

— В принципе да, только она ещё плачет, но слезы — это хорошо, они снимают стресс.

— Она разговаривать может?

— Что да, то да. А уж о Завейчике она очень охотно разговаривает, потому что вся им переполнена.

— Она должна очень точно повторить, что он ей говорил. Я лично подозреваю, Что, независимо от возможности ограбления, это убийство имеет прямую связь с бегами. Они же не скрывали от вас, что Завейчика убили?

— Разумеется, нет, я про это знаю… Я вдруг резко обернулась. Мария сидела одна, пропал и подозрительный тип с последнего кресла.

— Где Метя?! — рявкнула я со страху.

— Не знаю, — ответила Мария, все ещё занятая своими ставками. — Куда-то делся. Я вскочила.

— Куда он пошёл?! Ты что, с ума сошла, я же тебе говорила, чтобы ты за ним следила! Завейчика уже убили, теперь убьют и Метю!..

— Какого Завейчика?

— Да все равно какого! Оставь, ради Бога, свои бумаги, давай искать Метю!

Мария тоже вскочила. Мы отпихнули пана Эдю, который возвращался на своё место, чуть не повалили Вальдемара, а на лестнице нас охватило неземное чувство облегчения: Метя как раз поднимался наверх.

— Ну зачем ты меня доводишь до нервного приступа? — упрекнула меня Мария. — Вот сейчас окажется, что все эти купоны я где-нибудь потеряла, а мне ведь должны вернуть тыщу ставок…

Я подождала Мело. Подозрительный тип со страшной мордой шёл за ним.

— Метя, — сказала я с нажимом. — Перестань дурить, я тебя очень прошу. Сядь на задницу и не рискуй жизнью или сразу скажи все, что знаешь!

— Сперва я должен договориться с Малиновским, — решительно ответил Метя. — Его не было, не знаю, ты в курсе или нет. С неделю его не было. Только вчера вечером он вернулся. Я с ним договорился. Завтра скажу все или нет.

— Если не скажешь, я умываю руки, и пусть тебя без меня убивают. Я на тебя натравлю Гонорату. Мария будет тебя на машине возить, специально для этого отпуск возьмёт.

— Нет!! Уж лучше все сказать!! Завтра скажу все и ещё кое-что!

Подозрительный тип со страшной мордой уселся на прежнее место. Рядом с ним два человека обсуждали какую-то газетную статью. Полковник убеждал пана Собеслава, что Куявский в пятом заезде выиграть не может. Вальдемар описывал технические приёмы охраны автомобиля от воров и превозносил до небес достоинства какой-то железяки, закрепляемой под педалями. Возле столика за барьером какой-то тип настырно приставал к Капулясу, требуя, чтобы тот высказал своё мнение о лошадях. Капуляс отвечал ему так, будто слово «лошадь» он слышал первый раз в жизни. Какая-то личность возле пана Эди, громоздя банальность на банальность, терпеливо объясняла, откуда берётся вся дезинформация о лошадях, поставляемая игрокам. Даже последний дебил мог бы угадать, что, если человек для себя специально приготовил лошадку, он не станет всем и каждому говорить про неё, потому что ясно, что с фукса он получит больший выигрыш, чем с фаворита. Пан Здись рассказывал про пана Мариана, он его встретил на почте, пан Мариан был какой-то дёрганый, наверное, страх перед путешествиями его доконал, потому что он летит во Францию и там собирается на целый год остаться у родственников…

Я помчалась вниз, нашла старшего комиссара Ярковского и доложила ему о Карчаке. Я считала, что его надо найти как можно быстрее, а Ярковский наверняка держал связь с коллегами.

— Карчак? — спросил он, слегка удивлённый. — Наверное, мы его знаем. Он тут время от времени бывает и сшивается возле одного букмекера. Сегодня я его не видел, но доберусь до него, нет проблем… Я вернулась как раз под самый старт. Заезд пошёл, и первый фаворит, Полонез, сразу же начал отставать. Секунду все молчали, хрипел только рупор.

— На старте потерялся? — высказался кто-то неуверенно.

— Нет, все резво так приняли, — ответил Юрек. — Что-то с ним случилось, он отпал…

— Да ничего с ним не случилось, просто эта сволочь придерживает заезд! — со страшной обидой пробулькал пан Эдя, и все отреагировали одновременно.

Из-за воплей не слышно было рупора, но кони вышли на прямую, и каждый мог видеть их собственными глазами. Химена финишировала в отрыве, Виола впереди кучи лошадей. Полонез закончил заезд последним, проиграл добрые десять корпусов. Толпа ревела и свистела.

— Давайте отодвинемся, а то ну как станут снова бутылками швыряться, — предостерегающе сказал Юрек. — У меня есть Химена, но если Ровковича не ссадят до конца сезона…

— Почему бутылками? — поинтересовалась Моника Гонсовская.

— А так когда-то уже было. Тогда фавориты отпали, пришёл какой-то страшный фукс, и народ потерял терпение. Вопили и грозили кулаками в сторону директорской ложи. Пан Шимон, личность престарелая, светлая ему память, встал тогда у окна и показал жестами, что мы, дескать, тоже проигрались. Жесты были восприняты как издевательство, и в окно полетели пустые бутылки от пива. Выбили стекла, к счастью, вся комиссия тогда сидела у монитора, а не в креслах, поэтому человеческих жертв не было. Толпа стала напирать на двери, а те, кто посильнее, выбирали кресла, чтобы ими драться. Даже вызывали по рупору милицию на помощь. Оказалось, что бунт дальше низов не пошёл, на второй этаж не перекинулось, но с того дня техническая комиссия ведёт себя мягко и осторожно…

Кошмар быстро прекратился, потому что комиссия выразила протест, это было вывешено на табло и высказано в мегафон. Ещё пару минут все спорили, кто выступил с этим протестом, комиссия или жокей, потому что Ровкович, съезжая с дорожек, поднял руку.

— Что-то там с ним сделали — предполагал Вальдемар — По башке ударили или что, но старт он принял сразу, а потом стал отставать.

— Никаких штучек не было — решительно протестовал пан Здись. — Я все время на него смотрел — Может, подпруга лопнула?

— Тогда жокей слез бы, а он ехал до конца!

— Он притворяется, специально придержал коня, а теперь боится дисквалификации…

— Да, они такие пугливые, вы же знаете.

— Снимут четвёрку — Тогда Виола будет Шесть-один!

— Шесть-один — это целое состояние — с запалом объявил пан Здись.

— Сто миллионов, — ехидно подсказала я — Пока что пришло четыре-шесть..

— У меня обе есть, — сообщил Юрек. — Но что-то должны сделать, раз объявили протест, только не знаю, кого они выкинут.

— Я проиграла, — изумлённо сказала Моника Гонсовская. — Вы были правы, надо ставить третью сторону треугольника, но с этой лошадью определённо что-то случилось. Он так выглядел, словно внезапно страшно захотел спать. Я спущусь, посмотрю поближе…

Техническая комиссия решила вопрос полюбовно. Заезд не отменили, просто дисквалифицировали Полонеза, что встретило полное одобрение народа. Возврат ставок спасал деньги.

— Ну и привет, — сказала Мария — Выигрыши объявят послезавтра.

— Но квинта будет страшная — с восторгом восклицал пан Здись. — В квинте нет возвратов?

— Факт — подтвердил Вальдемар. — Только квинты вовсе не будет. И посмотрите, я так хорошо начал..

— И последовательность будет колоссальным выигрышем… — начал пан Здись.

— Прекратите, не то я стану выражаться, — пригрозила я. — Какая последовательность, откуда у вас тут последовательность, возврат ставок за Полонеза — Двадцать тысяч, посмотрите — Двадцать тысяч козьих орешков..

— У нас ведь ещё возвраты, — объявила Мария — Пока мы ни одного триплета не проиграли. Метя, отрывай эти купоны Нет, погоди, этот мы выиграли, мы заканчивали его Хименой Последовательность подсчитали, двенадцать тысяч, триплет все ещё был недостижим Я схватила Метю за руку и потащила его вниз.

— У меня Вся жизнь отравлена этой опекой над тобой Будешь делать все то же, что и я, потому что мне уже терпения не хватает Или я не могу ставить как человек, или вся нервничаю, не пристукнул ли кто тебя!

Метя не протестовал, забота о его жизни доставляла ему явное удовольствие. Пятый заезд был наградным, именным, шли шесть лошадей, из которых ставить можно было на двух, Варраву и Стояна. Остальных словно не существовало. Оба фаворита отличались так, что не могли проиграть, и у меня кожа мурашками покрывалась при мысли о том, что я снова должна буду впихивать деньги в этих железных фаворитов. В нормальной ситуации как Сарновский, так и Бялас должны были бы остаться сзади, но поскольку по непонятным причинам они едут честно, нельзя рассчитывать на то, что они придержат лошадей.

Прежде чем вернуться наверх, я успела этого злосчастного Метю потерять. Тупорылый тип все время крутился около него, и это меня дополнительно напугало. Я бросилась к Ярковскому, решительно протестуя против возложенных на меня обязанностей, где-нибудь в другом месте — ради Бога, могу с него глаз не спускать, но уж не здесь! Старший комиссар на бегу меня успокоил, что за Метей следят очень старательно, и пропал в густой толпе. Мне ничего другого не оставалось, как только идти на своё место и ждать Божьей милости.

Метя сидел в своём кресле, отчего мне стало так хорошо, что я даже его не выругала. Вернулась Моника Гонсовская.

— Я все знаю, — сказала она. — Полонез получил снотворное. Я говорила, что он показался мне сонным. Не хвастаюсь, но я и вправду понимаю в лошадях, я среди них выросла, а иногда даже пробую что-то думать. А эти два фаворита мне вообще не нравятся, они вышли в паддок в отличной форме, а тут стали гаснуть на глазах. Я бы их сняла с заезда…

Тут рупор хрюкнул и объявил, что конь номер два, Стоян, и конь номер четыре, Варрава, снимаются с заезда дежурным ветеринаром. Секунду царила тишина, после чего вскочили все, спрашивая, закрыли уже кассы или ещё нет.

Звонка к закрытию ещё не было, поэтому я успела взять деньги обратно и поставить три последовательности на Битинию. Возле касс царил дантов ад. Моника Гонсовская похвасталась, что на этих коней она даже не ставила, а поставила только пять-три, на Битинию с Дельфином. Я позавидовала ей, на Дельфине ехал Куявский, и, если бы я успела подумать, тоже, наверное, поставила бы только пять-три. Скорек на единичке мне особого доверия не внушал, а ученик Мязга на шестёрке в принципе не имел шансов. Лошадь была неплохая, зато Мязга — ни к черту. После того как из паддока убрали фаворитов, не осталось никого другого, кроме Битинии и Куявскогр.

Битиния без проблем выиграла. Куявский был вторым. Мязга третьим, а Скорек последним.

— Что за кошмарный такой день! — сердился Вальдемар. — Уже объявили первый триплет или нет?

— Да куда там, я же говорила, — встряла Мария, — завтра скажут.

— Какой скандал, идиотизм, ведь бухгалтерия на пальцах считает — бесился Юрек, — Ну, есть у меня Битиния, и что? При таких возвратах не триплет будет, а кукиш с маслом! А квинта моя сломалась ещё на Химене, потому что у меня была Виола!

— Такой фукс вроде бы эта Виола, а у всех она есть! — ехидно заметил пан Эдя.

— А вы не узнали, пан Вальдек, почему тех двоих сняли? — спросил пан Собеслав.

— Больные они были…

— Не больные, а допинг получили, — поправил полковник.

— Наоборот, — тихо возразила Моника Гонсовская. — Не допинг, а антидопинг…

За столиком возле барьерчика все ещё сидел Капуляс в компании, которая разговаривала все более цветистым языком. По-хорошему, если бы вычеркнуть те слова, которых в словарях до сих пор днём с огнём не найдёшь, так в их речи уцелело бы едва ли каждое двадцатое. Капуляс принимал в беседе уже более активное участие, он все ещё держался неплохо, но явно начал расслабляться. К ним причалил Врублевский.

— И хорошо! — сказал он ожесточённо.

— Кому хорошо? — разозлился один из собеседников, после чего из цензурных слов в его речи остались одни только местоимения. Можно было считать, что он выражает общее недовольство всем на свете.

Врублевский был трезв.

— Заткнись, — предложил он. — Мне это не нравится. Увидим, что сейчас будет.

Мне стало не по себе. Я заглянула в программку. Метя вернулся на кресло с воплем «давай. Клубничка!» на устах. Клубничка принадлежала Врублевскому, ехал на ней Куявский после многочисленных любителей и учеников. Не дожидаясь, когда объявят выигрыши, я помчалась вниз.

— Вы куда-то пропали, а я вам хотела сказать, что в этом заезде можно рассчитывать только на одну лошадь, — сказала Моника Гонсовская, когда я наконец взяла деньги, поставила на заезд и убедилась, что за Метей следит Мария и оба подсматривают за Фигатом. — Лошадь номер шесть, это Клубничка, Я, правда, ничего не понимаю, поскольку вижу, что раньше она приходила максимум пятой, но она самая лучшая среди них и в замечательной форме. К ней приближаются две лошади: Граница и Юргельт. У Границы роскошные бабки. Я поставила и на третью сторону треугольника, но очень дёшево.

Зная собственную фортуну, я поставила на Клубничку со всеми остальными, и уверенность в безумии Мети стала решительно во мне ослабевать. В триплете у меня не было Клубнички, пока что мне возвращали все ставки из-за снятых с бегов лошадей, на остальное я махнула рукой. Мнение Моники напомнило мне кое о чем.

— Могу вам сказать, в чем дело. Продолжается честная езда на хороших лошадях, чего никто не понимает. У меня получается, что Клубничку до сих пор изо всех сил придерживали, может быть, сегодня ей удастся прийти первой..

— Давай, Клубничка! — заорал с восторгом Метя.

— Может, его в Творки [3] отправить? — вполголоса спросил испуганный Юрек.

— Метя, — зловеще начала Мария. — Клубничка у нас в одном триплете, и она не придёт, раз мы на неё поставили. Но больше у нас её нет! Перестань говорить глупости, потому что я и впрямь тебе сделаю что-нибудь нехорошее.

— Давай, Клубничка! — откликнулся Метя.

— Дебора тут уже висит! — громко с вызовом сказал пан Эдя. — Глебовский сам на неё сто триплетов поставил, уж он знает, что делает…

— Болека нет, — со значением сказал Вальдемар. — Уж где-где, а тут у него шансов нету, он сам вчера так говорил — Давай, Клубничка!

— Только единичка, господа, ну, ещё может быть пятёрка, — вещал пан Здись. — Малый вес, молодые лошади, полнокровные, а вес — дело великое.

— На тысячу двести метров?!

— Не имеет значения! Придёт один-пять…

— Вы и впрямь считаете, что Глебовский так легко выбросит собственные деньги в окно?

— Люди, люди, про что это вы?! — стонала Мария. — Здесь может прийти только Двуйницкий! Пентагон — конь высшего класса!

— Шестьдесят кило!

— Ну и что?! На такую-то дистанцию?!

— Давай, Клубничка!!!

Лошади, видно, заразились человеческим волнением, никто не хотел войти в машину. Они пятились, вставали боком, пытались удрать в кусты, сбросить жокеев. В конце концов ввели двух, Границу и Пентагона. Юргельт решительно сопротивлялся.

— Наденут ему, в конце концов, мешок на морду или нет? — сердился пан Эдя. — Мешок, говорю, надеть — и дело с концом.

— Пускай сам мешок на морду наденет! — бормотала Мария.

— Батька слез! Отдельно бежать будет!

— Кацперский тоже! Вот и будут наперегонки! На кого поставите?

— Голова в голову придут…

— Влезли! — крикнул Юрек.

— Совсем даже нет! — заспорила я. — Один в кустах.., это кто же? Врублевский, Клубничка!

— Давай, Клубничка! — упирался Метя.

— Если этот вор придёт… — зашипела Мария.

— Тихо.! — перебила я. — Он за нашей спиной сидит!

— Ну и что? Он, по-твоему, в первый раз это слышит?

— Слышит или нет, а мне он нравится…

— В личном смысле и я его люблю, ну и что с того…

— Дебора висит!

— Не Дебора, а Вонгровская!

— А я вам говорю, тут выиграет Тшаска!

— Пошли! — рявкнул Юрек.

— Старт, — поддержал его рупор. — Лидирует Граница, на втором месте Клубничка, третий Пентагон…

— Клубничка выходит вперёд! — объявил Юрек.

— Давай, Клубничка!!! — оглушительно завопил Метя.

— Давай, Пентагон! — из чувства протеста энергично вопила Мария.

— ..Юргельт ускоряет бег, слабеет Малярия, лидирует Клубничка, за ней идёт Граница, на прямую выходит Клубничка, потом финиширует Юргельт и Дебора…

— Давай, пятёрка, давай же, пятёрка! — орал пан Эдя.

— Клубничка, Граница, Юргельт, борьба за место…

— Убегает Клубничка!! — заорал Юрек. — Отрывается!!