Бежан все это время жевал, и не иначе как провидение не дало ему подавиться.
      - Описания! - чавкнул он с набитым ртом.
      Оперативник был профессионалом и знал, чего от него потребуют.
      - Рыжая, великолепный цвет, как сказала кассирша. Чистая медь, красное, черное и оранжевое, все очень красиво перемешано. Это цитата.
      Рост между средним и высоким, довольно упитанная, не худая, не толстая, красивое лицо. Вернее, было бы красивое, если бы не вульгарность. Что-то в нем такое было, что на аристократку эта гражданка не тянула. Глаза довольно темные, возможно карие. Персонал закусочной фотографию рассмотрел, и все сказали, что это она, то есть наш труп.
      Вторая пониже ростом, худее, такая хрупкая, что ли... Хилая. Глаза голубые, нос прямой, не длинный и не короткий, обыкновенный. Овальное лицо, рот.., понятия не имею, как это описать...
      - Так, как они.
      - ..выразительный. Небольшой, но что-то такое в нем есть. Один парнишка, посыльный, то есть курьер, который заказы развозит, сказал, что если бы встретил такой ротик пару лет назад, когда ему было семнадцать, зацеловал бы его до потери пульса. Заманчивый, что ли? Простите, но атмосфера была такая, что поневоле приходилось делать собственные выводы.
      - Кто-нибудь называл имена?
      - Даже два имени: Улька и Феля. Улька - это блондинка, а Феля - наша покойница.
      - А та, третья?
      - Крупная темная шатенка, полноватая, но красивая... Глаза карие, отличные зубы, лицо чуть угловатое, нос как нос, должно быть, пропорциональный, потому что в глаза не бросался.
      Элегантная.
      Бежан молча прикончил гамбургер и отпустил оперативника, от души поблагодарив. Гурский со своей порцией разделался раньше. Они посмотрели друг на друга и глубоко вздохнули.
      - Ну вот, хоть кое-что, - удовлетворенно сказал Бежан. - Давай-ка все упорядочим. Без эмоций, спокойно, все с самого начала. Приступай.
      Гурский придвинул к себе папку с материалами.
      - Покойная; Бальбина Фелиция Борковская, проживавшая на Дольной, в гражданском браке с Веславом Выдуем...
      - Оставь Выдуя, у нас его пока нет. Валяй дальше.
      - Доставляет окружающим массу хлопот.
      Явная тяга к развлечениям. Многочисленные... как бы это выразиться., сцены в местах общественного питания. Упорно представляется Барбарой Борковской, бывшим прокурором и журналисткой, а на самом деле нигде не работающая девица с панели. Единственная приятельница, которая могла бы про нее рассказать, это некая Улька. Наверняка Уршуля, но с тем же успехом может оказаться Кордулей или.., нет, лучше взять святцы, я не помню всех имен, которые заканчиваются на "уля". Каким-то образом и по непонятной причине выдавала себя за Барбару Борковскую - это я о застреленной говорю, - и подруга ее удерживала. Вот же черт, как эту подругу найти?
      - Подождем Выдуя, - буркнул Бежан.
      - Транспортная фирма, но никто не сказал какая. Можно было бы их спросить, когда ожидают возвращения дальнобойщиков...
      - Разве угадаешь, сколько времени их продержат на границе? Кто эта подружка, интересно?
      - Если наша Феля на самом деле выдавала себя за Барбару Борковскую, то есть за живую, а на это очень похоже, живая Борковская должна была об этом что-нибудь да слышать, правда?
      Может, ей это жизнь отравляло? Особенно если она вылетела из прокуратуры, вот тебе и мотив.
      Хотя это все уже дело прошлое, потому что убили-то не ее, а Бальбину. Может, и убили ее как раз вот за такие глупости? Районная, окружная прокуратура! Надо всех допросить!
      Бежан задумчиво покачал головой:
      - Мало. Прокуратура прокуратурой и розыгрыши розыгрышами, но вокруг покойницы какие-то люди должны были крутиться. Я не соседей имею в виду, с соседями она ругалась, они только про это пристрастие к скандалам и знают.
      Но ведь человек знаком не с одними соседями.
      Кто-нибудь может знать больше, особенно если участвовал в этих ее забавах. У нас два пути: спросить живую Борковскую, что ей об этом известно, и дальше искать в окружении Борковской убитой. Ведь эта мадам не в пустыне жизнь прожила! Где ее личные знакомые, где, черт побери, семья?
      - Родилась она в Варшаве, - осторожно начал Роберт. - Если бы в какой-нибудь деревне...
      - В деревне родилась разве что ее бабка! - сердито перебил Бежан.
      - Но ведь не до войны! - рассердился в свою очередь Роберт. - Она то есть, не бабка!
      Отследить всю ее биографию...
      - Это уже сделано. Родители, Чеслав и Хелена, умерли. Имелся еще старший брат, он пропал, сбежал из дома шестнадцать лет назад. Неизвестно, стоит ли его искать. Жили они где-то на Секерках, в бараках. Бараков давно нет. Компания, с которой она хороводилась в юности на Полеской, давно потеряла ее из виду. Известно только то, что дамочка любила развлечения и что у нее был сожитель. И это все. Кроме адреса, конечно.
      Никто никого не знает, хоть ты об стену головой бейся! Этих оглохших соседей надо проверить на всякий случай. Может, кто-нибудь из них постарался так радикально прекратить ночные концерты.
      - Мать честная! Проверить алиби у жителей ста сорока шести квартир?!
      - Дети и паралитики отпадают. Ничего не поделаешь, давай работать.
      ***
      - И ты собираешься все спокойненько бросить? - возмущалась по телефону Мартуся. - На твоей собственной помойке лежит труп, а ты ничего?!
      - Уже не лежит, вывезли. На твоих глазах.
      - Но лежал! А ты и пальцем не шевельнешь!
      - И что ты хочешь, чтобы я сделала? - Я была весьма раздосадована, потому что вообще-то история эта отвлекала от куда более насущных дел. Сама разлеглась вместо нее на помойке? Я уже побеседовала с полицией, в приватном порядке.
      - И что?
      - И ничего. Делом занялись столичные власти. Теперь я должна поймать одного-единственного, который к нам заезжал, того, что помладше, потому что его я знаю лично, может, он что новенькое скажет. Я ему намекну, что кое-что знаю, и он сам ко мне примчится.
      - А что ты знаешь?
      - Не скажу, потому что не буду выражаться. Но соврать я могу, правильно? Или выдумаю чего. Случается же, что глупой бабе что-нибудь в голову стукнет.
      - Когда?
      - Что - когда?
      - Когда тебе в голову стукнет?
      - Как только найду свободную минутку.
      - А что ты делаешь?
      - Дерьмо.
      - Ты же обещала не выражаться!
      - Я совершенно не выражаюсь, я тебе честно отвечаю, что я сейчас делаю: варю дерьмо в бельевом баке. Мне надо сходить за хвощом, крапиву я уже привезла, а ромашка растет у меня в саду. Пойти да нарвать.
      Мартуся на том конце провода стала слегка заикаться.
      - И.., и у тебя на самом деле из всего этого получится дерьмо в бельевом баке?
      - В чем хочешь получится, но в бельевом баке - лучше всего, назидательно изрекла я. - Хвощ с крапивой в равных частях и немножечко ромашки...
      - Слушай, это что, кулинарный рецепт?!
      - Нет, удобрение. В пищу такое не годится.
      Залить водой и подождать пару недель, воняет просто нечеловечески. Мне надо поторопиться, чтобы все это до зимы созрело.
      - Погоди, ты меня совсем сбила с толку.
      Я-то думала, что ты работаешь!
      - Не могу. В настоящий момент я занята поисками секретного пин-кода к моей кредитной карте. Я его так надежно спрятала, что теперь никак не могу найти. Страшная каторга, уж лучше хвощ пойду дергать.
      - Ну хорошо, я просто хотела сказать, что опять нагряну к тебе в понедельник. Ты это выдержишь?
      - Без проблем. Может, мы с тобой наконец поймаем эту кошку.
      На том мы и порешили. Мартусе я сказала чистую правду, поиски пин-кода меня до смерти измотали, и я с искренним удовольствием бросила это гнусное занятие и отправилась в экспедицию за хвощом.
      В отличие от крапивы, за которой мне надо было ехать три километра, хвощ уродился прямо за околицей. Самый лучший рос у соседского забора: пышный куст, который с лихвой удовлетворял мои потребности. Еще недавно дом соседа пустовал, там вовсю шли ремонтные работы, а владельцы появлялись редко, но тут вдруг выяснилось, что они уже живут там поживают. Я спокойно вырывала их хвощ, когда соседка вышла на крыльцо.
      - Добрый день, - поздоровалась она. - Вы, должно быть, живете в третьем доме отсюда?
      Я подтвердила и сконфуженно извинилась, что ворую их растительность.
      - Ничего страшного, - доброжелательно ответила соседка. - На кой мне этот сорняк, его везде полно. Здесь и так автомобили все уничтожают, вот, посмотрите сами, просто ирония судьбы: я хотела высадить снаружи маленькую тую, сделать такой узенький бордюрчик за воротами, осенью специально привезла саженцы.
      И что? Хвощ нетронутый, а тую мне какая-то идиотка переехала всеми колесами! Зла я на нее как сто чертей. Взгляните, что эта бестолочь натворила.
      Я взглянула. Действительно, ряд маленьких кустиков был наполовину раздавлен, на земле отчетливо виднелись следы автомобильных шин.
      Причем следы двойные, словно кто-то разворачивался, неловко пятясь задом.
      - Странно, что она вам сетку не сорвала, - заметила я сочувственно. Разворачивалась в самом узком месте, словно больше негде, вот дура! А откуда вы знаете, что это баба? Строители тоже по этой дороге ездят.
      - Я ее видела. Как раз привезла кой-какие вещи. Вы правы, она едва не впечаталась в сетку.
      Я как раз занавеску вешала и не могла спрыгнуть со стремянки, а то бы сказала ей пару ласковых!
      Когда я слезла, она уже уехала в вашу сторону.
      Испугавшись, как бы соседка не решила, что это мои гости портят зеленые насаждения, я поспешно заверила ее, что никакие идиотки в последнее время мне визитов не наносили, что было истинной правдой. Но на всякий случай спросила, когда все это приключилось.
      - Позавчера. Нет, раньше! Три дня тому назад. Позавчера я наводила порядок в гардеробной и не могла бы ее увидеть в окно... Собственно говоря, мы тут поселились только вчера.
      - А-а, так вот почему я была уверена, что вас нет!
      Я утешила соседку, что туя оживет, мы с ней по-дружески попрощались, я с пучком сорняков отправилась домой, но успела сделать только четыре шага и тут меня как громом поразило.
      Минуточку! Идиотка раздавила соседкину тую.
      Три дня назад. Какая-то баба в машине. Покойницу на мою помойку кто-то привез. А если эта вредительница и привезла?
      Я вернулась обратно. Соседка еще осматривала примятые кустики.
      - Простите, а в котором часу это случилось?
      - Перед самым закатом, - ответила соседка, безошибочно угадав, о чем речь. - Я даже не успела мужу показать, что она натворила, потому что очень быстро стемнело. Наверное, около пяти. Или чуть раньше.
      Слава богу, ей в голову не пришло спросить, почему я так интересуюсь столь незначительным происшествием. У меня не было ни малейшего желания сообщать ей, что в обмен на щедро подаренный хвощ я собираюсь в ближайшее время натравить на нее полицию. Теперь ничего не придется врать или высасывать из пальца. Напротив, необходимо связаться с ними как можно быстрее - ведь я невольно ввела в заблуждение славных людей, внушив им, будто соседский дом пустует.
      Дозвонилась я без труда: поручик.., пардон, комиссар Гурский дал мне номер своего мобильного. По телефону я самым таинственным голосом попросила его приехать, дабы он собственными глазами увидел нечто весьма любопытное. Комиссар отнесся к моим словам очень серьезно и медлить не стал.
      Приехал он один, без своего шефа, инспектора Бежана, что мне было только на руку.
      - Я ввела вас в заблуждение, утверждая, что этот дом стоит пустой, - с ходу взяла я быка за рога. - Собственно говоря, так и было до вчерашнего дня. Рядом с моим дом действительно пустует, в следующем живут, а про третий дом я сказала, что он тоже пустой.
      - Все верно, - подтвердил комиссар.
      - Но оказалось, что хозяйка третьего дома была здесь, и она в окно заметила автомобиль.
      А в автомобиле женщину. Эта особа осталась в ее благодарной памяти навеки, поскольку раздавленную тую сейчас сами увидите, но, если вы скажете соседке, что это я на нее донесла, я вам никогда в жизни этого не прощу. Вы лучше сделайте вид, будто случайно обнаружили помятые кустики, и с них начните разговор, от души вам советую. Я бы охотно подслушала, о чем вы станете говорить, но вряд ли у меня получится. Вы уж вернитесь и расскажите мне, ладно? Из элементарного чувства порядочности.
      Комиссар согласился проявить элементарную порядочность, ушел и спустя довольно продолжительное время вернулся. Он был настолько доволен, что за чаем поделился со мной некоторыми служебными тайнами.
      - Если я вам сам не скажу, вы же все равно из меня силой выдавите, правильно? Так вот, ваши сведения могут очень пригодиться. Это была единственная машина перед ее домом в течение как минимум часа, а она у окошка торчала еще больше. И охота так мучиться с паршивыми занавесками?
      - У меня с занавесками тоже всегда сплошное мучение, - осторожно сказала я, прибегнув к безличной форме, потому что не собиралась приписывать себе чужие заслуги, - мучилась вовсе не я.
      Гурский рассеянно осмотрелся.
      - Ну да, очень красиво, - похвалил он. - Там тоже красиво.
      - Но вы же ходили к ней не только затем, чтобы восторгаться интерьером? - вежливо напомнила я.
      - Это точно, не затем.
      - И кого соседка видела в этой машине?
      - Блондинку, - мрачно ответил комиссар. - Бессмыслица получается.
      - Почему? - удивилась я. - Судя по всем этим дурацким анекдотам про блондинок...
      - Вот именно, к такой глупости блондинка очень даже подходит. Если представить, что она привезла сюда свою жертву, укокошила ее, а потом удрала, неудачно развернувшись, давя и круша все на своем пути, словно специально старалась, чтобы ее запомнило полгорода. Верх кретинизма.
      - Просто она пыталась выехать с той стороны, - объяснила я, - а там дыра поперек дороги - целая плита из дорожки выворочена, и она об этом не знала.
      - Что же это за преступник, который даже не изучил местность перед тем, как идти на дело!
      - А плиту выворотили недавно, только когда стройка напротив остановилась. Я уже раньше видела, как там кто-то пытался развернуться.
      - Как же здесь вообще люди ездят?!
      - Одни с одной стороны, другие - с другой. Плита выворочена как раз посередине между воротами.
      Комиссар Гурский секунду скрежетал зубами и бормотал совершенно уместные в данной ситуации слова. После чего вернулся к нашей теме:
      - Ладно, но что здесь делает блондинка?
      Вроде получается, что блондинка - лучшая подруга убитой. Убийц вообще-то ищут среди врагов, а не среди друзей. В этом вообще никакого смысла нет!
      - Так вы бы взяли и поговорили с этой подругой, - осторожно посоветовала я.
      - Так где ж ее взять-то? - сердито ответил Гурский. - Никого у нас нет, из-за идиотской ошибки в самом начале все у нас скур.., то есть скурсивилось.
      - Из-за какой ошибки?
      - Насчет личности убитой.
      Ну вот, я же знала, что он в чем-нибудь, а проговорится! На миг я потеряла дар речи. - - Минуточку. Это что же получается? Убили не Борковскую, а кого-то другого?
      Комиссар слегка растерялся, посмотрел на меня взором раненой лани и махнул рукой:
      - А, да что там! Вы умели молчать пять лет назад, наверняка и сегодня не разучились. Ну да, Борковская, только другая Борковская. Не та.
      Принимая во внимание, что я вообще никакой Борковской не знала, мне это было совершенно безразлично, но я почувствовала сильнейший интерес.
      - А которая же?
      - Ну, другая...
      - Журналистка?
      - Да какая там журналистка, журналистка свалилась нам на голову в наихудший момент.
      Живая, здоровая и злая как сто чертей, прямо из отпуска. Стыдобища - не передать словами!
      А покойница вообще неведомо кто такая, развеселая паненка, но на учете в органах не состоит.
      Похоже, она притворялась этой журналисткой.
      Все интереснее и интереснее... Я сосредоточилась.
      - А зачем ей это?
      - - Да черт ее знает. Причем все еще надо доказать.
      - Из чего вы сделали такой вывод?
      - Проше пани, если кто-то подделывает в паспорте место прописки...
      - Это которая?
      - Покойница.
      - Минуточку. Как это - подделывает?
      С чего на что?
      - С собственного места прописки на место прописки другого человека...
      - Поэтому вы даже не знаете, где она жила? - огорчилась я. - Эта покойница?
      - Да нет, теперь-то уже знаем. Она вписала себе адрес второй Борковской, журналистки...
      К тому же если этот кто-то все время представляется по фамилии с указанием должности другого человека... Что еще можно думать?
      - Думать приходится много, - согласилась я. - А где она жила?
      - Тоже на Мокотове. На Дольной, дом тридцать "А".
      - Где?! - в ужасе возопила я.
      - На Дольной, дом тридцать "А", квартира двадцать три. Это во флигеле.
      - Вы шутите... Что во флигеле, это я лучше вас знаю. На первом этаже?
      - На первом. А что?
      - А то, что я в жизни ее не видела и понятия не имела, как ее зовут, но бывали моменты, когда страстно мечтала кинуть ей в окошко гранату без чеки. Кабы у меня была граната, ей-богу, кинула бы! Но гранаты у меня не было, и я нашла другой выход..
      - А что вы там делали? - подозрительно перебил меня комиссар.
      - Как что - жила я там! Напротив ее окна, на четвертом этаже, окна во двор. Сюда я переехала всего лишь два года назад.
      В комиссаре проснулся профессиональный нюх.
      - Ну-ка, ну-ка! Во-первых, в этой квартире на четвертом этаже сейчас идет ремонт...
      - Естественно, ремонт! Там двадцать лет ничего не ремонтировалось. Все дверные коробки перекосило, а некоторые водопроводные и канализационные трубы уже шестидесятилетний юбилей справили. Может, они вообще довоенные были.
      - Хорошо тогда строили...
      - Глина-каменка, - кратко пояснила я.
      Комиссар молодой, но такие вещи должен понимать. - И все же это вам не пирамиды египетские, ремонт им тоже требуется.
      - Это точно. Во-вторых, почему граната?
      - Потому что эта тварь увлекалась музыкой. Не сама играла, а запускала треклятую технику, которой, по моему мнению, куда сподручнее крушить стены, чем иерихонскими трубами. У нее из окон неслись какие-то жуткие звуки. Я не молодежь, шума не терплю. Из двух зол я предпочла бы отбойный молоток, он хоть монотонно долбит.
      - Понял. В-третьих: какой выход вы нашли, коль скоро обошлись без гранаты?
      - А я уезжала. На все лето. Сначала я забирала с собой пишущую машинку, потом сменила машинку на ноутбук - и привет. В сентябре эта зараза уже не так жаждала свежего воздуха, но иногда окна все же открывала.
      - Понял, - повторил комиссар и задумался. - Ладно, а что вы о ней знаете?
      - Ничего, кроме того, что она непременно должна быть туговата на ухо. То есть была туговата, раз ее застрелили под моей ивой. Скажите, наверное, все население окрестных домов на радостях напилось в дымину? - - Об этом я ничего не знаю, на допросах все были трезвыми. Не может быть, чтобы вы ни разу в жизни не выглянули в окно на этот грохот!
      Неизвестно, почему я так разнервничалась, но мне вдруг стукнуло в голову угостить комиссара чем-нибудь спиртным. Он предпочел пиво вину, и вообще-то правильно: градусов поменьше.
      - Уж будьте уверены, выглядывала не один раз. - В моем голосе одновременно звучали ярость и злорадство. Слава богу, я уже оттуда съехала, но давние мучения все еще были свежи в памяти. - Мало того, я целыми днями торчала в окне и придумывала способы, как изничтожить всю эту аппаратуру. Мне уже мерещилось, как я поджигаю дом, кидая бутылки с бензином, мечтала о чем-нибудь огнестрельном, но тут нужен был противотанковый гранатомет, не меньше. Пустить из лука горящую стрелу - но у меня нет знакомых индейцев... Вы себе не представляете, какие у меня были разрушительные идеи.
      - И вы даже не попробовали? - вырвалось у Гурского.
      - Да мне лестница мешала, - сконфуженно призналась я. - Все, что я придумывала, надо было осуществлять с близкого расстояния, и мне пришлось бы нестись вниз через все четыре этажа, а потом еще бежать обратно. Короче, я предпочитала уезжать на лето. Но если ее прикончил кто-нибудь из тамошних жильцов - я не удивлюсь.
      Комиссар снова задумался, понемногу прихлебывая пиво.
      - А что, идея! - изрек он наконец. - Хорошо, звуки звуками, но неужели вы ничего не видели?
      - Почему же, один раз видела. Типа из соседнего дома, который разорялся под ее окошком и грозил ей кулаками. С четвертого этажа мне отлично было видно его макушку. Лысины не заметила. Мужик вопил, что у него малые дети, которые проснулись и плачут. А гражданка, которая подзуживала его из окна второго этажа, должно быть, доводилась ему женой и мамочкой плачущим деткам. Граждане из других окон активно ее поддерживали. Сцена вполне живописная, но совершенно неинформативная. И больше ничего.
      - Но к этой особе, наверное, кто-то приходил...
      - Опомнитесь, - сурово сказала я. - В свидетели-очевидцы я гожусь, как паралитик в балет. Во-первых, я не торчала в окне часами, во-вторых, музыка ревела по ночам, когда по определению темно, в-третьих, даже если бы к ней бегали табуны воздыхателей, я видела бы только их макушки. Для вас я куда полезнее в области дедукции, лучше расскажите мне побольше о том, как эта покойница прикидывалась журналисткой. В конце концов, мы с ней одного пола, женщина женщину всегда быстрее разгадает.
      Наверное, следствие зашло в тупик, потому что, недолго думая, Гурский рассказал мне, что больше всего сведений они все-таки нарыли о погибшей Борковской, нежели о живой. Мнения были весьма различные, противоречивые и кого угодно могли сбить с панталыку.
      - А вообще эта ваша соседка даже не уверена, сколько человек видела в той машине, - вдруг добавил полицейский. - Она всматривалась в блондинку за рулем, но не исключено, что в машине сидел и пассажир. Ей мерещится теперь, что на сиденье рядом с водителем кто-то был, но человек или, скажем, крупный пес, уже не помнит. А когда блондинка все-таки развернулась и отъехала, у нее выстрелила выхлопная труба, - То есть соседка засекла как раз момент убийства, - мгновенно заключила я. - Выхлоп и выстрел звучат очень похоже, особенно если она это слышала из помещения. Она находилась в доме?
      - Нет, снаружи. У дверей.
      - Ну почему она не вышла на улицу! Был бы очевидец!
      - А вы не могли как раз в тот момент выглянуть из окошка кухни?
      Сконфузившись, я попыталась дать комиссару многочисленные советы. Не может такого быть, чтобы вообще не нашлось свидетелей. Соседка ведь объявилась через три дня. На стройке, что напротив моего дома, могли возиться строители. Или какой-нибудь форменный балда шлялся неподалеку, но даже не отдает себе отчета в том, что именно он видел. Надо поговорить с живой Борковской, невозможно, чтобы она ничего не знала о том, что творилось!
      Со своими советами я слегка запоздала, потому что следователи пришли к тем же выводам.
      - Но вы никому не скажете, что я вам столько выболтал? - умоляюще спросил Гурский, прежде чем попрощаться. - Посторонним людям тайны следствия не выдают, меня мигом выставят из полиции.
      Я поклялась молчать как могила, хотя смысла в том не было никакого. Тоже мне великие тайны, о которых в курсе весь белый свет. Я запросто могла бы поговорить кое с кем и теперь знать гораздо больше полиции. Можно, например, позвонить настоящей журналистке Борковской и заявить, что жажду дать ей интервью. Она вроде бы занимается криминалом, тема для меня очень даже близкая. И через час дружеского разговора мы с ней наверняка стали бы лучшими подругами.
      Конечно, это вовсе не означает, что я собиралась подложить комиссару Гурскому жирную свинью.
      Мои планы потихоньку приобретали цвет и форму, благие намерения окрепли, превратившись в настоящий железобетон. Но предпринять я ничего не успела, потому что на следующий день, после короткого и невразумительного телефонного разговора, примчалась Мартуся.
      - Слушай, я страшно извиняюсь, - закричала она от калитки, - но мне сделали такое предложение, какое можно услышать только раз в жизни! Я должна с этим человеком поговорить лично, а он уезжает в Венесуэлу! Это все-таки не за углом, сама понимаешь...
      - За каким чертом киношнику понадобилось в Венесуэлу? - недовольно пробормотала я, придерживая дверь. - Если покупать очередной слезливый сериал, то я не желаю иметь с этим ничего общего. То есть, наоборот, желаю: я уж задала бы ему парочку вопросов!
      - Ничего не покупает, он едет как частное лицо, у него хобби такое латиноамериканский фольклор. Но к тому времени, когда он вернется, я должна написать сценарий. И надо с ним все-все обговорить!
      - Да ради бога, обговаривай! Но я тебя предупреждаю, что нам с тобой тоже надо обговорить много чего.
      - Чего именно? - забеспокоилась Мартуся.
      - Ты же мне сама велела заняться нашим трупом, правда? Ну вот я и занялась. Зато теперь хо-хо!
      - Не пугай меня! Можешь чуть-чуть подождать? Я договорилась с ним на два часа, значит, во сколько мне надо выезжать?
      - Ты с ним где встречаешься?
      - На Хелмской.
      - Да Хелмская отсюда в пятнадцати минутах. Даже если по дороге застрянешь в пробке.
      У нас с тобой как минимум полтора часа.
      Эти полтора часа мы провели крайне суетливо, потому что Мартуся никак не могла сосредоточиться, взбудораженная перспективой сменить документалку на художественное кино. Я тоже была слегка рассеянна, старательно пытаясь влезть в шкуру убийцы.
      Эффект от нашей кутерьмы сказался вечером, когда Мартуся вернулась.
      - Ты мне так вбила в голову эту ивовую покойницу, что она у меня все время с языка срывается, - сказала она, в радостном оживлении сметая с моего буфета кошачьи миски. - Слушай, я сразу позвонила Тадеушу, он придет сюда прямо сейчас. Ты ведь не против? Это вообще-то твой агент, но мне хотелось посоветоваться с ним...
      - Ну и отлично, пусть приходит. Что ты хочешь сделать?
      - Я по дороге купила ветчину. Можно положить ее в холодильник?
      - Можно. Замечательно, котам будет что кушать.
      - Ты с ума сошла? Хочешь скормить котам свежайшую ветчинку?!
      - Нет, но у меня в холодильнике уже есть ветчина, позавчерашняя. Какая-нибудь подтухнет - то-то коты обрадуются. Или нам придется лопать исключительно ветчину. Как думаешь, пойдет с бобами?
      - - Да с чем угодно пойдет. Можем вообще есть все, что ты захочешь, потому что я собираюсь к тебе подлизаться.
      - Ну уж нет! - возмутилась я. - Я в твой сценарий не полезу, выкинь это из головы!
      Мартуся, подавив свою страсть к уборке, оставила в покое кухонный буфет и перешла в гостиную.
      - Да нет, сценарий у меня уже есть. Но ты не могла бы посмотреть диалоги? Какие-то они деревянные.
      Нехотя я согласилась взглянуть одним глазком - без каких-либо обязательств с моей стороны, потому что всей этой телекинодеятельности боялась панически и бежала от нее как от огня.
      Поставив на стол миску с бобами, я добавила тарелку с позавчерашней ветчиной, после чего решительно сменила тему:
      - Ну и что с этой покойницей, которая у тебя все время срывается с языка?
      - А! Вообрази: ее многие знают!
      - Не сомневаюсь, фигура колоритная. Кажется мне, что это дамское убийство: одна баба другой бабе нагадила, и одну из них отправили к праотцам. К тому же тут еще и третья баба под ногами путается,..
      Мартуся страшно заинтересовалась, ее профессиональные сложности тотчас отошли на второй план. Собственноручно найденный труп - это вам не жук начихал! Без малейших колебаний я пересказала ей все свеженарытые сведения и потребовала взамен все, что Мартуся сегодня слышала.
      - Знаешь, или она была шизофреничкой, или мне рассказывали о двух совершенно разных людях, - недовольно заявила Мартуся и села за стол, где к тому времени красовались еще и бутылки с пивом. - Есть один такой Филипп...
      - Филипп - к меду прилип, как в сказке?
      - Да нет, прилип он к телекомпании "Польсат". Он оператор, мы вместе когда-то снимали репортажи. Он мне даже правился...
      - Но недолго, потому что у него нет бороды! - догадалась я.
      - Нет... Да отцепись ты! Я не вешаюсь на шею всем бородатым!
      - Только некоторым...
      - Ну, некоторым - еще куда ни шло. Так мы обо мне беседовать будем или о трупе?!
      - О трупе. И что этот твой Филипп - бритый? О, отличное получается прозвище для короля: Филипп Третий Бритый! Такого еще не было.
      - Он не король, а оператор, отстань. Так вот, он рассказал, что однажды снимал большое интервью с Барбарой Борковской. В эфир, правда, пошел малюсенький кусочек. Филипп отлично эту Борковскую запомнил, потому что у нее были очень красивые волосы, чистая медь, он всегда западает на волосы...
      - Как ты на бороды?
      - Ну, можно сказать и так... Во-вторых, по словам Филиппа, она говорила очень разумные вещи. Остроумно и толково, да еще очень смело.
      Поэтому самое интересное из ее интервью, конечно же, вырезали. Тему она знала превосходно.
      Потом только Филипп узнал, что раньше она когда-то была прокурором. Ее высказывания всем понравились, и он сразу понял, что вырежут...
      - Нормальное дело. Потому-то я так и не. люблю всякие интервью.
      - Но я-то тебя снимала живьем! То есть полностью. Это потом выяснилось, что мы с камерой влезли как раз туда, где президент выступал перед народом... А тебе мало?
      - Нет-нет, благодарю вас, вполне достаточно. Бунтовать против правительства на краковском рынке.., прямо как Костюшко! <Тадеуш Костюшко (1847 - 1817) - польский генерал, участвовал в польском освободительном движении. В 1794 г. отбил Варшаву у российско-прусского войска.>.