— Три недели назад Талиф приезжал в Гренобль навестить меня. Похоже, что недавно, когда он работал в марсельских доках, его узнал знакомый алжирский офицер торгового флота. Талиф тут же собрал свои вещи и уехал в Лион, где устроился в ночную смену на местном рынке, но однажды, вернувшись домой, застал там Талеба, который поджидал его. Он сказал Талифу, что если он согласится вернуться в Алжир и показать место, где упал самолет, то получит десять процентов и государственную службу.
— И что же сделал Талиф?
— Притворился, что согласен, а потом ускользнул по пути в Марсель и приехал ко мне. — Она воздела руки, и ее лицо осветилось лучезарной улыбкой. — О, как мне объяснить все вам? Это похоже на знак свыше. На свет в конце пути.
— Что-то не понимаю, — озадачился я.
— Наш госпиталь в Дакке полностью сгорел, мистер Нельсон. Мы потеряли все. У нас хватает людей, готовых работать, их много, но больше всего на свете нам нужны деньги.
Тут я все понял и с удивлением уставился на нее.
— И вы думаете, что дело можно поправить, если нанести короткий ночной визит в болота Хуфры?
— Совершенно верно, — ответила она с горящим взором. — Когда мистер Егер умирал, как раз перед тем как самолет затонул, он дал мне точные координаты и даже заставил повторить их. Его слова так и горят в моем мозгу по сей день.
— А что думают сестры милосердия о вашем маленьком плане?
— Они ничего не знают о нем. У меня появилась возможность, и я взяла отпуск. Талиф согласился мне помочь, и мы решили, что остров Ивиса — хорошая база для такой операции. Отсюда только две сотни миль до мыса Джинет. Я заняла денег у тетки в Дижоне, и Талиф поехал, чтобы достать катер.
— Да вы просто сошли с ума. Это бред какой-то!
— Вовсе нет. Талиф написал мне, что нашел лодку и ведет переговоры с ныряльщиком. Он знал, что я приеду на следующей неделе, и заказал для меня номер в отеле.
— Дайте мне разобраться, — остановил я ее. — Вы на самом деле собираетесь поехать с ним?
— Конечно.
Все это напоминало дурной сон, но я чувствовал себя совершенно беспомощным, видя, как она захвачена своей идеей.
— А что все-таки насчет Красной Рубашки и его парней?
— Когда я вчера приехала в отель, то нашла записку. Он просил меня встретиться с ним у мельницы в Ла-Гранде в девять вечера. Мне она показалась подлинной, и я поехала туда на такси.
— И обнаружили, что попали в ловушку.
К моему удивлению, она ответила:
— Они не несут ответственности за свои действия, эти молодые люди. Все они находились под влиянием наркотиков.
— О, я понял это. Наверное, я поступил с ними довольно круто. Но почему вы уверены, что они не просто трое молодых людей, которые вышли поразвлечься?
— Потому что у них были причины, как сказал тот, в красной рубашке, не трогать меня, чтобы со мной мог поговорить Талеб.
— Так, значит, все уходит из ваших рук?
— Думаю, что так.
— А Талиф?
— Ни слова от него. Он не оставил мне адреса. Только сказал, что будет связываться со мной через отель. Что не очень хорошо характеризует этого Талифа.
— Ну и что же вы собираетесь теперь делать? — спросил я.
— Не знаю. Надо поискать его. — Она поколебалась, застенчиво взглянув на меня, а потом посмотрела на свои руки. — Я понимаю, что это нескромно, мистер Нельсон, но было бы неплохо, если бы мне удалось убедить вас помочь мне.
— Идти в болота Хуфры? Да вы шутите.
Она, как бы защищаясь, подняла руки.
— Конечно не шучу. Я просто хочу отыскать Талифа, и все. Мне показалось, что вы, с вашим знанием здешних мест, могли бы помочь мне.
Ее лицо, обрамленное белой оторочкой капюшона, выглядело доверчивым, как у ребенка. Я тяжело вздохнул, встал и протянул ей руку.
— Хорошо, сестра. Я найду вам Талифа. Это довольно просто. Алжирцев не так уж много на острове Ивиса. Но это все — вы понимаете?
— Отлично, дорогой друг, — благодарно произнесла она со спокойной светящейся улыбкой, повернулась и направилась к джипу. Я шел за ней с некоторой неохотой. Я уступил. Но у меня не было выбора. Или все же был?
***
Отель оказался довольно приличным. Немного лучше, чем пансион, но все же не приманка для туристов. Тихий и не претенциозный, со скромным холлом. Я понял, почему Талиф выбрал именно его. Портье куда-то отлучился, и когда я позвонил в маленький медный колокольчик, его звук показался здесь ненатурально громким.
— Я уже пыталась навести справки о Талифе сегодня утром, — прошептала Клер. — Но мне мало что удалось. Похоже, что хозяин говорит только по-испански; он знает всего с полдюжины английских слов.
Дверь за стойкой открылась, и показался тучный любезный мужчина в соломенной шляпе и зеленом бязевом фартуке. Судя по лопатке в его руках, я предположил, что он работал в саду. Он немедленно снял шляпу, не передо мной, а перед сестрой Клер, и на его лице появилась озабоченная улыбка. Хозяин старался быть более чем приветливым, но языковые трудности представляли для него большую проблему.
— Ах, сеньор, — сказал я по-испански. — Может быть, вы сможете нам помочь?
На его лице отразилось чувство облегчения, и он часто закивал:
— К вашим услугам, сеньор.
— Добрая сестра хочет увидеть своего друга. К сожалению, она потеряла его адрес, а время у нее здесь строго ограничено…
— Ах! Этот араб, сеньор. — Он пожал плечами. — Что я могу сказать? Он не оставил адреса.
Я обратился к сестре Клер, которая с нетерпением ждала.
— Боюсь, ничего не получается?
Но тут хозяин заметил:
— Конечно, я часто видел его, сеньор.
— А где?
— В баре, который держит Пеле на другой стороне гавани, у мола. Вы знаете его, сеньор?
— Благодарю вас.
И мы вышли наружу, в полуденную жару.
Тут же, у отеля, расположилось маленькое кафе. Столики и стулья стояли прямо на тротуаре.
— Он что-нибудь сказал?
— Только то, что у Талифа есть привычка заходить в бар на другом конце набережной. Я сейчас посмотрю, что там можно раскопать.
— А я не могу пойти с вами?
Я покачал головой.
— Это место не для вас, сестра. В тот бар ходят портовые грузчики и матросы. Они обалдеют, если туда придет монашенка. Вот, выпейте кофе и полюбуйтесь видом.
Я усадил ее за столик под большим ярким зонтиком, щелкнул пальцами, подзывая официанта, и ушел, прежде чем она успела возразить.
***
Она допивала уже вторую чашку кофе, когда я вернулся. Официант все крутился вокруг, поскольку здесь, на острове Ивиса, все питают преувеличенное уважение ко всему, что имеет отношение к церкви. Клер нетерпеливо подняла на меня взгляд.
— Вы что-нибудь нашли?
— Можно сказать, что да. — Я попросил официанта принести мне джин с тоником и сел рядом с ней. — Хозяин бара, Пепе, помог ему арендовать тридцатифутовый морской катер, а теперь пытается найти ныряльщика-аквалангиста.
— А Талиф?
— Пепе не видел его пару дней, но сообщил мне, где он остановился. Похоже, что Талиф искал что-нибудь подешевле и потише, поэтому Пепе помог ему арендовать коттедж своего двоюродного брата в холмах около Кова-Санта.
— А это далеко?
— Не более получаса езды.
Она даже не спросила, возьму ли я ее с собой, а просто отодвинула стул, встала и ждала меня с явным нетерпением. Я быстро проглотил остатки джина и спросил:
— Вы что, не дадите мне поесть, сестра?
Она нахмурилась, явно озадаченная.
— Я не понимаю вас, мистер Нельсон!
Вздохнув, я взял ее под руку.
— Не обращайте внимания, сестра. Такое уж у меня извращенное чувство юмора. Поедемте и займемся благородным делом.
***
Мы выехали из города по направлению к Сан-Хосе. Как я и ожидал, на дороге в это время дня было пусто: у местных жителей хороший обычай прятаться от ужасной полуденной жары. Она не проронила ни слова, пока мы проезжали через Эс-Фумерал, а потом вдруг заговорила, словно пытаясь поддержать прерванный разговор.
— Вы назвали это место Кова-Санта. Что это? Деревня?
Я покачал головой.
— Это подземные пещеры. Привлекают много туристов. Они целыми толпами приезжают сюда на автобусах полюбоваться на сталактиты под электрическим светом. Потом их приглашают на барбекю, жаркое, после которого они платят куда щедрее. Сочная жареная свинина и море дешевого вина. Да, еще народные танцы в национальных костюмах. Гостям тоже позволяют принять участие. Прекрасная возможность ощутить простые радости деревенской жизни.
Она повернулась и внимательно посмотрела на меня, а я не отрывал взгляда от дороги.
— Мистер Нельсон, вы ненавидите жизнь вообще или только людей?
Я был зол и очень расстроен и не хотел этого скрывать.
— Что это, черт побери, исповедь? Три раза «Богородицу», два раза «Отче наш», и будь дальше хорошим мальчиком.
Клер снова повернулась и посмотрела на меня. В ее взгляде не мелькнуло никакой злобы. Она только слегка нахмурилась и потом вздохнула.
— А, вот теперь я понимаю. Теперь мне ясно. Вы ненавидите только себя. Почему же?
Но вот тут мы слишком близко, почти вплотную подошли к опасному для меня краю разговора.
— Я иду в ад своим собственным путем, сестра, как и большинство мужчин, — заявил я. — Давайте оставим все как есть.
Я нажал на педаль и повел джип с такой скоростью, при которой всякое продолжение разговора стало невозможным.
***
Проехав с милю по дороге на Кова-Санта и следуя указаниям Пепе, я свернул налево, на проселочную дорогу, и начал подниматься на холмы. На нижних отрогах холмов виднелись одна или две фермы, на террасах по склонам росли миндальные деревья и располагались поля с еще молодой пшеницей. Мы поднимались все выше, в более суровые места, откуда открывался вид на зубчатые гряды гор и извилистые ущелья, склоны которых, словно ковром, покрывали сосны.
Долгое время мы не произносили ни слова, а потом она спросила:
— Что именно мы ищем?
— Полуразрушенный коттедж и заброшенную мельницу, примерно в двух милях по этой дороге, с правой стороны. Так сказал Пепе.
— Тогда мне кажется, что мы уже добрались.
Сквозь стволы сосен промелькнуло что-то белое.
Я переключил скорость, потому что дорога начала подниматься, обходя выступ скалы. С другой стороны она терялась среди сосен. Мы увидели развалившуюся каменную ограду с арочным въездом, типичным для деревенских домов на острове Ивиса. Двор сплошь порос сорняками, а стоявшая у стены повозка без колеса вся заросла маком. Дом очень нуждался в свежей побелке, как и расположенная рядом мельница без крыльев.
Я выключил мотор, и мы сидели в тишине, которую нарушал только звук струйки пара, выходящий из пробки радиатора. Крутой подъем на такую высоту не прошел даром для старенького джипа.
— Если он здесь, то, наверное, куда-то вышел, — сказал я, старательно обходя другую причину, по которой он мог отсутствовать.
Клер не сумела скрыть своего разочарования и готова была расплакаться. Мне внезапно стало жаль ее, хотя я и досадовал на себя за то, что так растрогался.
— Ждите здесь, а я посмотрю, что там, — бросил я, выходя из джипа. По правде говоря, мне не хотелось, чтобы она оказалась рядом, если я обнаружу там что-то неприятное. А так вполне могло быть, судя по последним событиям, да имея в виду еще и то, что Талифа нигде не видели уже пару дней.
Входная дверь открылась при первом прикосновении и чуть не выпала, потому что держалась на одной петле. В большой комнате стоял только старый сосновый стол. В двух спальнях не было ничего — совсем ничего, и во всем доме царила атмосфера полной заброшенности, которая появляется, когда в помещении долго не живут.
Когда я вернулся в большую комнату, то увидел, что сестра Клер стоит около очага.
— Никаких признаков Талифа, и никаких признаков того, что он хоть когда-нибудь здесь жил, — заметил я.
Она показала на очаг.
— В нем сравнительно недавно разводили огонь.
Присмотревшись, я согласился с ней.
— Хорошо, но есть еще мельница.
Однако дверь на мельницу, наверное, не отворялась много лет, и, когда я тронул ее, она просто упала. Внутри доживали свой век механизмы, насквозь проржавевшие и покрытые толстым многолетним слоем пыли. Ступени лестницы, ведущей наверх, совсем прогнили.
Я обернулся и сказал стоявшей в дверях Клер:
— Боюсь, что и здесь никого нет.
Последовав за ней, я вышел на яркий солнечный свет. Когда мы подошли к джипу, она вдруг остановилась и повернулась ко мне лицом. В глазах ее читался вопрос.
— Вы думаете, что с ним что-то случилось?
— Ну ладно, — ответил я. — Раз уж вы сами спросили. Мне кажется, что есть две возможности. Первая — он скрывается, узнав, что Талеб преследует его по пятам.
— И боится показаться на людях?
— Совершенно точно.
— Но вы этому не верите?
— С моей точки зрения, более чем вероятно, что он сейчас на дне гавани с цепью весом фунтов в пятьдесят, обернутой вокруг его лодыжек.
То, что произошло потом, показалось мне очень интересным и уж никак не связывалось с Талифом.
На ее лице появилось выражение крайнего отчаяния. В припадке гнева Клер ударила по краю парусинового тента машины, а потом заговорила каким-то хриплым шепотом:
— Что же мне делать? Совсем нет времени. — Она повернулась ко мне, совершенно обезумевшая, и добавила упавшим голосом: — У Талифа остались все мои деньги.
— Мне очень жаль, — ответил я.
— В самом деле? — Выражение ее лица изменилось, стало твердым, и в глазах появился блеск. — Все, что мне нужно, это катер, мистер Нельсон, и ныряльщик.
— И как же вы ему заплатите?
— После возвращения.
— О, я понимаю. Вы возьмете его в долю.
Она нахмурилась, услышав это.
— Сумма, о которой я договорюсь, будет значительной. Я предложу подходящий контракт.
Я не верил своим ушам.
— Вы имеете в виду плату за работу? — Я просто рассмеялся. — Ждите меня здесь. Попробую найти воду для джипа.
Она схватила меня за рукав и задержала.
— Вы должны знать кого-то. Кого-то, у кого есть подходящий катер. Такого человека, который хотел бы получить шанс.
В ответ я только еще громче расхохотался.
— Ну хорошо, — кивнул я. — А что, если это буду я сам? Что, если я скажу вам, что у меня есть друг, который не только имеет нужный катер, но и является лучшим ныряльщиком в этой части Средиземного моря? Что тогда достанется мне?
Она смотрела на меня своими голубыми глазами, лицо ее снова стало спокойным.
— Мистер Нельсон, жизнь очень многих людей зависит от того, насколько быстро мы сумеем восстановить госпиталь в Дакке…
Я поднял руку и остановил ее.
— Ну ладно, ваша взяла. У меня есть друг в Ивисе по имени Гарри Тэркович — он американец. Он может показаться вам немного эксцентричным, но это не влияет на его профессиональные качества. Я приглашу вас к нему сегодня вечером. Что будет потом — это касается вас двоих. Попросите меня еще раз о помощи, и я убегу в холмы.
— Бог благословит вас, — произнесла она.
Эти слова, сказанные кем-то другим, а не ею, могли бы вызвать у меня приступ рвоты, но в ее устах они звучали так, словно сущая правда. Как утопающий, уже в третий раз идущий ко дну, я поспешно попытался освободиться от руки, которую она положила мне на плечо.
— Я пойду все-таки поищу воду, — пробормотал я и ушел.
На заднем дворе я нашел обложенный серым камнем колодец. Здесь стояла старая бадья с водой, а в темноту спускалась тяжелая ржавая цепь. Из колодца поднимался неприятный запах. Я быстро оглянулся, чтобы убедиться, что сестра Клер не пошла за мной, потом схватил рукоятку ворота и начал выбирать цепь. Я приложил все силы и получил отгадку. То, что появилось на свет, выглядело ужасно. Он висел вниз головой, привязанный за лодыжки. Видимо, его пытались заставить говорить.
Я опустил его снова. Мои руки ныли от напряжения. Потом наполнил ведро из бадьи, вышел на свежий воздух и немного задержался, чтобы прикурить сигарету, спрятавшись от ветра за стеной.
Поразмыслив, я решил, что ей не следует говорить о том, что я увидел. Если сказать ей, то у нее не будет другого выхода, как обратиться в полицию… И вдруг понял, что этого вовсе не следует делать.
Я подумал о Талифе, который сейчас глубоко в колодце, и теперь ему уже никто не поможет. А также о «Героне», который лежит на дне лагуны в болотах Хуфры. Думал дольше, чем мог себе позволить. Как это она сказала? По меньшей мере миллион в золоте и серебре, да еще Бог знает сколько в драгоценных камнях…
Быстро подойдя к джипу, я открыл крышку радиатора. Было еще одно, что я хотел знать. Всего одно.
Сев за руль, я спросил, будто невзначай:
— А какой информацией располагал Талиф? О месте, где лежит самолет.
Она покачала головой.
— Я единственная, кто это знает. Самолет разбился поздно вечером. Потом мы два дня шли по болотам к деревне. Там совсем пустынное место. — Когда завелся мотор, посмотрела на меня. — А почему вы спрашиваете?
— Да просто так, мой ангел, — ответил я и быстро поехал обратно.
Глава 4
Ворота страха
Сначала я поехал туда, где чаще всего обретался Тэрк, а именно на «Мери Грант». Но там и духа его не было. Катер блестел чистотой, все здесь пребывало в идеальном морском порядке. Я так и не мог понять, являлась ли эта скрупулезность следствием морского воспитания моего приятеля или имелась какая-то другая, более глубокая психологическая причина. Может быть, он стремился к порядку и пристойности на судне потому, что вся остальная его жизнь отличалась убожеством и пришла в упадок.
Когда я поднялся по двадцатифутовой железной лестнице на причал, сестра Клер подалась вперед и нетерпеливо спросила:
— Его здесь нет?
— Боюсь, что нет.
— Так где же он может быть? Это теперь самый главный вопрос, мистер Нельсон, вы должны это понимать.
— Для начала предположим, что он сидит в одном из дюжины баров. А если я не найду его там, то есть еще и заведения другого рода. Вы понимаете меня?
— Я не ребенок, мистер Нельсон, — заявила она, когда мы шли по причалу туда, где я оставил джип. — Странно, что многие люди заведомо считают монахинь и священников людьми не от мира сего, совершенно оторванными от реальной жизни.
— Справедливое замечание, мне надо подумать над ним.
— А вы никогда не думали о том, что простому приходскому священнику каждую неделю на ушко сообщают о таких грехах и такой деградации, которые и представить себе не может обычный грешник?
— А я и не знал, что монахини принимают исповеди.
— Нет, конечно. Но у нас есть другие пути. В последние годы в Дакке, до того как началась война, я работала в палате сифилитиков. Полезная практика.
— Охотно верю.
Мы дошли до джипа, и, когда я помогал ей сесть, она живо спросила:
— Ну и как теперь насчет мистера Тэрковича?
— Тэрк, — заметил я. — Все зовут его Тэрком. И вы лучше предоставьте это мне. Постараюсь привезти его, пока вы будете завтракать, но для этого потребуется время.
— Хорошо, — согласилась она, когда мы тронулись в путь. — Ну а что вы мне расскажете о нем?
— Вы хотите услышать это прямо сейчас?
Она даже удивилась.
— Ну конечно.
— Очень хорошо. Для начала скажу, что он погибающий человек, потому что не хочет жить.
— Вы серьезно?
— О да, он умирает понемногу каждый день. Дешевый бренди и наркотики. Привез эту привычку из Вьетнама. Он специалист подводной службы в морской пехоте. Награжден медалью Конгресса. Вы хоть понимаете, что это значит?
— Думаю, да. Он, наверное, очень смелый человек.
— Знаю только одно. Он сильно изменился с тех пор, когда я впервые увидел его. Что-то съедает его заживо, хотя только Богу известно, что именно.
— Вы тоже воевали во Вьетнаме? — Она выглядела озадаченной. — Но вы же англичанин.
— Я служил в Австралийских военно-воздушных силах. Вы, наверное, не слышали, что только два креста Победы вручены австралийцам за Вьетнам. Просто удивительно, как многие люди не понимают этого.
Я остановился у отеля и помог ей выйти. Она задержалась на ступенях и серьезно посмотрела на меня.
— Как вы думаете, есть шанс, что он заинтересуется нашим делом?
— Не вижу, почему бы и нет. Вполне подходящее дело для умирающего человека.
Клер замялась, и я догадался, что она скажет.
— А вы, мистер Нельсон? Вы не смогли бы присоединиться к нам, если вас устраивают условия?
— Это интересная мысль. С другой стороны, моя старая шотландская бабушка часто говорила мне, еще в детстве, что я не обделен здравым смыслом.
И как всегда, я ушел, не дав ей возможности ответить.
Пытаться отыскать Тэрка — дело неблагодарное, но зато это давало возможность убить время, тем более у меня выдалась как минимум пара свободных дней. Я проверил с полдюжины баров на набережной безо всякого успеха, а потом двинулся в лабиринт квартала Са-Пенья. При этом мне пришлось оставить джип, поскольку улочки там так узки, что передвигаться по ним можно только пешком. Исчерпав все возможности здесь, я двинулся в Дальт-Вилу, самую старинную часть Ивисы, высокий старый город, окруженный массивными стенами, построенными еще в XVI веке. Он очень красив, особенно издали, когда не чувствуешь запаха сточных канав — высокие белые дома в мавританском стиле, рассыпанные по склонам, их крыши, словно лестница, поднимаются к собору Санта Мария. Но эта красота мало волновала меня. Мне не давали покоя другие мысли.
Когда я поднялся в старый мавританский квартал, вся рубашка моя взмокла от пота. Стараясь не обращать внимания на запахи мочи и человеческих экскрементов, которые, казалось, заполнили здесь все, я направился в маленькое заведение, которое представляло собой не что иное, как публичный дом. Но и там Тэрка не видели уже неделю, что само по себе было удивительно.
Уставший до изнеможения, я побрел вниз по узким улочкам и, зайдя в первое же кафе на открытом воздухе, попросил пива. Официант, который принес его, хорошо меня знал.
— Прекрасный день, сеньор Нельсон! Ваш друг заходил сюда.
Вот как все просто. Я спросил:
— Как давно?
— С пару часов. Может, больше.
— Не знаете, куда он пошел?
— Он попросил меня вызвать по телефону такси. А когда оно пришло, я слышал, что он велел водителю отвезти его в Эспонью.
Это могло означать только одно. Я быстро вскочил на ноги, а официант удержал меня за рукав.
— Сеньор, позвольте мне предупредить вас. Он в очень плохом настроении и очень много выпил.
— Как много?
— Почти полную бутылку бренди, пока сидел у нас.
Когда Тэрк доходил до такого состояния, ни у кого не возникало желания говорить с ним. Но я поблагодарил официанта и быстро ушел.
Эспонья — маленькая деревушка на побережье недалеко от моей Тихолы, и если Тэрк отправился туда, то это могло означать только одно — Большая Берта.
Эта девушка из Дании появилась на острове несколько месяцев назад с новой волной хиппи. Большинство из них жили коммунами, меняя партнеров с такой же частотой, как танцоры в известном танце «Поль Джордж». Но Берта стала его девушкой. Когда ей требовался мужчина, она брала его, и ей никогда не приходилось просить дважды. В остальное время она жила в полуразрушенном деревенском домике на скалах в конце самой плохой дороги в мире и занималась живописью.
По мнению Тэрка, она была самой лучшей женщиной в постели после богини Кали. Великая Мать-Земля и мудрейшая женщина соединились для него в одну, и он часто приезжал сюда посидеть у ее ног, ища отдохновения и покоя.
Когда я остановил машину во дворе старого фермерского дома, вокруг никого не было, но ее машина, маленький «Сит-750», стояла в амбаре. Я постучал в дверь дома, но мне никто не ответил. Тогда я прошел по тропинке вокруг скалы и посмотрел вниз на пляж. Возле расстеленного полотенца, придавленного камнями, стоял мольберт с наполовину заполненным холстом. Но никаких признаков Берты. Я быстро спустился по тропинке и, когда ступил на мягкий белый песок, то увидел ее скачущей галопом на пегой лошади. Она мчалась без седла и, насколько я мог судить, находилась в полной гармонии с конем. Единственный предмет туалета — ярко-красная лента — охватывал ее волосы. Берта гнала скакуна по мелкой воде, и она серебряными каскадами разлеталась в обе стороны.
Заметив меня, она остановила лошадь рядом со мной. Эта веселая маленькая девушка-хиппи лет двадцати пяти с длинными пепельно-светлыми волосами, красивой грудью и широким породистым ртом на совершенно безмятежном лице спокойно смотрела на меня сверху вниз. Вода капельками стекала между ее грудей.
— Привет, — улыбнулась она. — Что случилось?
Ее английский был безупречен, но в нем всегда слышалось что-то старомодное. Так говорили частные детективы в старых фильмах.
— Ищу Тэрка, — ответил я.
— Он был здесь.
Она соскользнула с лошади и стояла передо мной, растирая руками ягодицы. Легкий пушок светлых волос между ее ногами возбудил меня так, словно во мне заработал шестицилиндровый двигатель. Давно со мной такого не бывало. Я поспешно вытащил сигареты и предложил ей одну. А когда протянул ей спичку в сложенных ладонях, они трепетали, и мне никак не удавалось их унять.
Она взяла меня за запястья и посмотрела так, что привела в еще большее замешательство.
— Вы трясетесь, как дерево в бурю, приятель. Что такое с вами? Вы что, хотите меня?
— Хочу, черт меня побери.
— Так давайте начнем.
Она легла на полотенце и подняла колено, продолжая курить.
Страшным усилием воли я поборол в себе дьявола и присел рядом с ней на корточки.
— Не сегодня, мой ангел, если только вы сами сможете перенести это.
И она отозвалась совершенно спокойно:
— Хорошо. Так чего же вам надо?
— Тэрка.
— Я же сказала вам, что он только что ушел.
— Он не мог здесь долго оставаться?
— А ему и не следовало. У него снова черная полоса. Когда Тэрк такой, единственное, что ему нужно, — это немного покоя, и он становится как ребенок. — Она заложила руки между ног. — У меня есть то, что доктор прописал. Одна верная вещь, которая каждый раз удерживает Тэрка на краю пропасти.
На мгновение я даже забыл, зачем приплелся сюда. Я подался вперед, сильно заинтригованный, и настойчиво спросил:
— Что же это с ним происходит, Берта? Что это такое, что постепенно убивает его, день за днем?
— А это очень просто, парень, — спокойно сказала она. — Ведь он — убийца, разве нет?
Ее слова заставили меня отшатнуться, словно я получил сильную пощечину. И я медленно произнес:
— О чем это вы, черт возьми?
Она приподнялась, села и загасила сигарету в песке.
— Но вы же его лучший друг, разве не так? Разве он никогда не говорил вам, что случилось с ним там, во Вьетнаме?
— Ну конечно говорил.
— Да никогда, я же знаю. Пусть он делает, что хочет и как хочет. — Она взяла палитру, с полдюжины кистей и поднялась. — Если вам надо его видеть, то он на бое быков. А теперь проваливайте к чертям, мне необходимо поработать.
Она тут же принялась писать свою картину, сдерживая бешенство, а я повернулся и начал карабкаться по тропе наверх к ферме. «Ведь он — убийца, разве нет?» Ее слова непрестанно звучали во мне, и я никак не мог прогнать их, пока ехал обратно в Ивису.
***
Коррида начиналась в четыре часа, и мы успели вовремя, потому что сестра Клер, старавшаяся избегать задержек, настояла на том, чтобы мы немедленно поехали туда.
Арена для быков, Плаза-де-Торрос, в городе Ивиса — такая же, как и в большинстве других маленьких городов. Простой бетонный круг, не особенно элегантный на вид, но местных болельщиков интересовало только то, что происходило внутри.
Я купил билеты на теневую сторону, которые оказались довольно дорогими. Но жара еще не спала, и на солнечной стороне было бы совсем плохо. Я взял напрокат пару подушек, заплатив по двадцать пять песет за каждую, и мы прошли по ступенькам на трибуну.
Большой наплыв зрителей, как я и предполагал, еще не начался. Во-первых, туристский сезон еще только вступал в свои права, а во-вторых, программа предполагалась не очень интересная: средние быки и заурядные тореадоры.
Усадив сестру Клер на место, я пошел вокруг арены, держась ближе к барьеру. Но только зря потерял время и ни с чем вернулся назад, туда, откуда начал, как раз в тот момент, когда маленький оркестр грянул веселый марш.
— Никаких признаков его присутствия? — спросила она.
Я покачал головой.
— Не беспокойтесь. Еще есть время. Программа длится три часа.
Под аплодисменты публики появился президент арены со свитой и занял свою ложу. Тут же маленький оркестр заиграл веселый пасодобль «Девушка из Макарены», который всегда исполнялся на бое быков. Музыка эта — как нож в сердце для каждого истинного любителя корриды. Можно сказать, что смерть, там, на арене, ждет четырех часов, чтобы начать свой пир.
И вот ворота арены открылись и вышла процессия — впереди в ряд три тореадора, эффектные в своих вышитых шапочках и костюмах, а за ними бандерильеро и пикадоры верхом на лошадях. Истинное великолепие цветов, буйство красок. Потом процессия рассеялась, и тореадоры передали свои красивые вышитые плащи наиболее уважаемым зрителям, а взамен взяли простые боевые.
Наступил небольшой перерыв.
— Чего это они ждут? — нетерпеливо спросила сестра Клер.
— Сигнала президента, что можно начинать. Вы видите ворота на той стороне арены?
— Вон те красные двери?
Я кивнул.
— Тореадоры называют их «воротами страха». Сейчас вы сами в этом убедитесь.
Высоко и чисто прозвучал горн. Сразу же наступила тишина, и красные ворота распахнулись.
***
Бык выскочил из темноты, как мчащийся поезд. За его спиной развевались пестрые ленты. С разбега он остановился, упершись ногами в землю. Толпа взревела, а пешие участники представления бросились к быку, стараясь красными плащами отвлечь его от тореадора. И в этот самый момент раздался высокий пронзительный крик. Взглянув направо, я увидел Тэрка, который стоял на бетонном барьере, окружавшем арену, стараясь удержать равновесие.