Жить в Англии. От одной мысли об этом по телу поползли мурашки, но выбора не было. Продолжать нынешнюю жизнь в светском рабстве, имея в перспективе лишь нищенскую старость? Она взяла в библиотеке книгу о Норфолке и внимательно прочитала ее, особенно ту часть, где рассказывалось о северном прибрежном районе.

Названия привели ее в замешательство. Стифки, Морстон, Блэкли, Клей-у-моря, соленые болота, галечные пляжи. Все это казалось бессмысленным, и она написала Мейеру о своей проблеме. Мейер сразу же ответил, убеждая ее поехать и обещая навестить, как только предоставится возможность.

И вот она в Англии – самое лучшее, что она сделала в жизни. Коттедж оказался очаровательным домом георгианского стиля с пятью спальнями, окруженным полуакровым садом, обнесенным каменным забором. В то время Норфолк был самым сельским графством в Англии, почти не изменившимся с XIX века, так что в такой маленькой деревушке, как Стадли Констабл, она считалась богатой женщиной, важным человеком. Кроме того, произошла странная вещь: соленые болота и галечные пляжи очаровали ее, она полюбила эти места и была счастливее, чем когда-либо в жизни.

Мейер приехал в Англию той же осенью и навещал Джоанну несколько раз. Вдвоем они отправлялись на дальние прогулки. Она показала ему все. Бесконечные пляжи, тянущиеся вдаль, соленые болота, дюны Блэкни Поинт. Он ни разу не напомнил о том периоде в Кейптауне, когда она помогала ему получать необходимую информацию, она ни разу не спросила его о нынешней работе.

Они продолжали переписываться, а в 1935 г. Джоанна приезжала к Мейеру в Берлин. Он показал ей, что делает для Германии национал-социализм. Все, что она видела, опьяняло ее: колоссальные митинги, форма на каждом шагу, красивые молодые люди, смеющиеся, счастливые женщины и дети. Она целиком и полностью согласилась, что это новый порядок. Так и должно быть.

И затем, как-то вечером, когда они медленно шли по Унтер-ден-Линден после вечера в опере, где она видела в ложе самого фюрера, Мейер спокойно сказал ей, что теперь он работает в абвере, и спросил, не согласится ли она быть агентом абвера в Англии.

Она согласилась, не раздумывая, все тело ее при этом трепетало от волнения, какого она еще никогда не испытывала. Итак, в шестьдесят лет она стала шпионкой, эта английская леди высшего класса, какой она считалась у себя в деревне, разгуливая там в свитере и твидовой юбке в сопровождении черной охотничьей собаки. Приятная седоволосая дама, у которой в маленьком уютном гнездышке за панелью в кабинете находились передатчик и приемник, а в испанском посольстве в Лондоне – связной, который присылал большой материал в дипломатическом портфеле в Мадрид, откуда его передавали германской разведке.

Сообщения ее всегда были интересными. Как член Женской добровольной службы, она ездила по делам на многие военные объекты и могла сообщать подробно о большинстве баз тяжелых бомбардировщиков Королевских военно-воздушных сил в Норфолке и массу нужной дополнительной информации. Самым большим ее достижением было сообщение в начале 1943 г. о том, что на английских военных самолетах установлены два новых прибора для слепых ночных полетов, которые, как надеялись, должны были значительно повысить эффективность ночных бомбежек Германии.

Самый важный из них, прибор Обоу, работал, соединяясь с двумя наземными станциями в Англии. Одна, известная под названием «Мышь», находилась в Дувре, вторая – «Кошка» располагалась в Кромере, на побережье Северного Норфолка.

Удивительно было, что персонал ВВС охотно делился многочисленной информацией с милой леди из ЖДС, которая выдавала в библиотеке книги и разливала чай. Джоанна побывала в Кромере раз двенадцать и однажды смогла с успехом воспользоваться одним из своих миниатюрных фотоаппаратов. Телефонный звонок синьору Лорка, служащему испанского посольства, который был ее связным, поездка на поезде на денек в Лондон, встреча в Грин-парке – вот и вся процедура.

В те же сутки информация об Обоу в испанском дипломатическом портфеле отправилась из Англии. Через тридцать шесть часов довольный Ханс Мейер положил ее на стол самого Канариса.

Когда Мейер закончил рассказ, Радл отложил листок, на котором делал краткие заметки.

– Очаровательная леди, – сказал он. – Совершенно удивительная. Скажите мне, какую подготовку она получила?

– Вполне достаточную, господин полковник, – ответил Мейер. – Она отдыхала в рейхе в 1936 и 1937 гг. Каждый раз ее обучали обычным делам: кодам, пользованию радио, фотографированию, основным методам саботажа. Никаких особых успехов она не делала, кроме одного: азбукой Морзе владеет великолепно. Но ее ведь не собирались использовать на практической работе.

– Понятно. А как насчет оружия?

– Тут подготовки не требовалось. Она выросла в вельде. Попадала оленю в глаз с расстояния сто ярдов, когда ей было десять лет.

Радл кивнул, хмуро глядя в пространство, и Мейер осторожно спросил:

– Что-нибудь особенное подвертывается, господин полковник? Может, я могу помочь?

– Не сейчас, – ответил Радл, – но в ближайшем будущем вы можете мне понадобиться. Я дам вам знать. Пока достаточно передать все бумаги, касающиеся Джоанны Грей, сюда и до дальнейших распоряжений не устанавливать с нею радиосвязи.

Мейер был ошеломлен и не мог совладать с собой.

– Пожалуйста, господин полковник, если Джоанна в опасности...

– Ни в малейшей, – спокойно сказал Радл. – Поверьте, я понимаю ваше беспокойство, но в данный момент не могу вам больше ничего сказать. Дело величайшей секретности, Мейер.

Но Мейер уже достаточно пришел в себя, чтобы извиниться:

– Господин полковник, простите меня, но я старый друг леди...

Он ушел. Спустя несколько минут из прихожей появился Хофер, неся в руках несколько папок и две свернутые карты под мышкой.

– Информация, которая вам была нужна, господин полковник. Я прихватил также две лоции британского адмиралтейства, на которых обозначена прибрежная зона, номера сто восемь и сто шесть.

– Я приказал Мейеру дать вам все, что у него есть о Джоанне Грей, и приказал не возобновлять радиосвязь, – сказал Радл. – Теперь этим будете заниматься вы.

Он взял одну из своих неизменных русских папирос, Хофер поднес зажигалку, сделанную из русской гильзы калибра 7,62 мм.

– Значит, займемся этим делом, господин полковник?

Радл выпустил клуб дыма и посмотрел на потолок.

– Вы знакомы с произведениями Юнга, Карл?

– Господин полковник знает, что до войны я торговал хорошим пивом и вином.

– Юнг говорит о том, что он называет синхронностью. Иногда события совпадают во времени, и из-за этого кажется, что имеется гораздо более глубокая мотивация.

– Господин полковник? – вежливо сказал Хофер.

– Возьмем наше дело. У фюрера, которого, естественно, бережет небо, вдруг возникает блестящий план, и он выдвигает смешное и абсурдное предложение, чтобы мы вступили в соревнование со Скорцени и превзошли его подвиг в Гран Сассо, выкрав Черчилля, не указав, правда, живым или мертвым. И тут в рутинное донесение абвера сует свою уродливую голову синхронность: краткое упоминание о том, что Черчилль проведет уик-энд милях в семи-восьми от побережья в отдаленном поместье, в такой забытой богом части страны, о которой только можно мечтать. Понимаете, о чем я говорю? В любое другое время сообщение миссис Грей прошло бы незамеченным.

– Значит, мы все-таки займемся этим делом, господин полковник?

– Похоже, что вмешалась судьба, Карл, – сказал Радл. – Сколько времени, вы говорили, идут сообщения миссис Грей по испанским дипломатическим каналам?

– Три дня, господин полковник, если в Мадриде ждут. И не больше недели, если обстоятельства препятствуют.

– Когда время следующего сеанса радиосвязи?

– Сегодня вечером, господин полковник.

– Хорошо. Пошлите ей сообщение. – Радл снова посмотрел на потолок, обдумывая и пытаясь кратко сформулировать свои мысли: – Очень интересуемся вашим гостем шестого ноября. Хотим сбросить несколько друзей для встречи с ним в надежде, что они убедят его вернуться с ними. Ждем ваших соображений обычным путем со всей относящейся к ним информацией.

– Все, господин полковник?

– Думаю, все.

Это происходило в среду, в Берлине шел дождь, но на следующее утро, когда отец Филипп Верекер прохромал через калитку кладбища при церкви Святой Марии и Всех Святых и пошел по деревне, солнце сияло. Наступил великолепный настоящий осенний день.

В те годы отец Верекер был высоким сухопарым молодым человеком тридцати лет, чья худоба еще больше подчеркивалась черной рясой. Лицо у него было напряженное, перекошенное от боли при ходьбе, и он тяжело опирался на палку. Лишь четыре месяца назад его отпустили из военного госпиталя.

Младший сын хирурга с Харли-стрит, он был блестящим ученым, который еще в Кембридже подавал надежды на выдающееся будущее. Затем, к ужасу всей семьи, он решил учиться на священника, поехал в Английский колледж в Рим и вступил в общество иезуитов.

В 1940 г. он поступил в армию в качестве капеллана и в конце концов был прикомандирован к парашютному полку, но принял участие только в одном бою в ноябре 1942 г. в Тунисе, где прыгал с подразделениями Первой парашютной бригады с приказом захватить аэродром в Удне, в десяти милях от Туниса. В конце операции они вынуждены были отступить с боями на более чем пятьдесят миль по открытой местности. Всю дорогу их обстреливали самолеты с бреющего полета и атаковали наземные войска.

До своих добрались сто восемьдесят человек. Двести шестьдесят не добрались. Верекер был одним из счастливчиков, несмотря на пулю, прострелившую насквозь левую голень и задевшую кость. К тому моменту, когда он дошел до полевого госпиталя, у него начался сепсис. Левую ногу ампутировали, а его списали по инвалидности.

Из-за боли, которая терзала Верекера постоянно, ему трудно было быть любезным, но, увидев Джоанну Грей, которая вела велосипед, а по пятам за ней бежала ее собака, он улыбнулся.

– Как вы, Филипп? – спросила Джоанна. – Я не видела вас несколько дней.

На ней была твидовая юбка и свитер под желтым клеенчатым плащом, седые волосы были повязаны шелковым шарфом. Вид у нее действительно был очаровательный. Южноафриканский загар, который так и не сошел, этому способствовал.

– Хорошо, – ответил Верекер. – Потихоньку умираю от скуки больше, чем от чего-нибудь другого. Есть новость с тех пор, как мы виделись. Моя сестра Памела. Помните, я рассказывал о ней? Она на десять лет младше меня. Капрал в женской вспомогательной службе ВВС.

– Конечно, помню, – сказала миссис Грей. – Что случилось?

– Ее перевели на базу бомбардировщиков всего лишь в пятнадцати милях отсюда, в Пэнгбурн, так что я иногда смогу с ней видеться. Она приедет на уик-энд. Я вас познакомлю.

– С нетерпением буду ждать этого. – Джоанна Грей села на велосипед.

– Поиграем в шахматы сегодня вечером? – с надеждой спросил он.

– Почему бы нет? Приходите около восьми и заодно поужинаем. А сейчас я должна ехать.

Она покатила вдоль реки, Пэч побежала вслед. Лицо Джоанны стало серьезным. Радиограмма прошлым вечером явилась для нее сильнейшим потрясением. Сказать по правде, она расшифровывала ее три раза, чтобы убедиться, что поняла правильно.

Джоанна почти не спала, особенно перед пятью часами, когда лежала и слушала, как гудят «ланкастеры», которым предстояло лететь через море в Европу и через некоторое время возвратиться. Странная вещь, но в конце концов, задремав, она проснулась в семь тридцать, полная жизни и энергии.

Похоже было, что ей впервые поручали важное задание. Это... это было так невероятно! Похитить Черчилля – утащить его из-под самого носа тех, кому было поручено его охранять.

Она громко рассмеялась. О, этим проклятым англичанам такая штука не понравится. Совсем не понравится, а мир будет поражен.

Когда она съезжала с холма на основную дорогу, позади нее раздался гудок автомобиля. Мимо проехала маленькая закрытая машина и остановилась у обочины. У человека за рулем были большие седые усы и яркий цвет лица, присущий людям, потребляющим ежедневно много виски. На нем была форма подполковника войск местной обороны.

– Доброе утро, Джоанна, – весело воскликнул он.

Встреча была как нельзя более удачной. Теперь ей не придется позже днем ехать в Стадли Грэндж.

– Доброе утро. Генри, – сказала она и сошла с велосипеда.

Он вышел из машины.

– В субботу вечером у нас кое-кто соберется. Бридж и всякое такое. Потом ужин. Ничего особенного. Джин подумала, может, вы захотите присоединиться к нам.

– Очень мило с ее стороны. С удовольствием, – сказала Джоанна. – Ей, должно быть, основательно придется покрутиться, чтобы подготовиться к такому большому событию в наше время.

У сэра Генри был несколько смущенный вид, и он немного понизил голос:

– Послушайте, вы ведь о том деле никому не говорили, а?

Джоанне Грей удалось изобразить неподдельное изумление:

– Конечно нет. Вы же сами сказали мне, что это секрет, помните?

– Не стоило вообще говорить об этом, но я ведь знаю, что вам, Джоанна, я довериться могу. – Он обнял ее за талию. – В субботу вечером молчок, милая, ради меня, кх-х-х. Если кто-нибудь из гостей услышит хоть намек о том, что предполагается, это сразу же разнесется по всему графству.

– Я для вас готова на все, и вы это знаете, – спокойно сказала она.

– Ну, мне надо уезжать. В Холте у нас совещание командиров округа.

– Вы, должно быть, очень волнуетесь, – сказала она, – при мысли, что будете принимать премьер-министра.

– Конечно. Очень большая честь. – Сэр Генри просиял. – Он надеется немного порисовать, а вы знаете, какие прекрасные виды открываются из поместья. – Сэр Генри открыл дверцу и сел в машину. – Кстати, а вы куда?

Она ожидала именно этого вопроса.

– О, как обычно, понаблюдать за птицами. Может, доеду до Клея или болот. Еще не решила. В это время есть интересные перелетные птицы.

– Будьте осторожны! – Лицо его было серьезно. – И помните, что я вам говорил.

Как командир местной обороны, он разрабатывал планы, охватывающие все аспекты обороны побережья в его районе, в том числе все минированные приливные полосы и, что более важно, полосы, которые только значились заминированными. Однажды, полный беспокойства о ее безопасности, он потратил целых два часа, тщательно разобрав с ней карты и показав, куда нельзя ходить во время ее наблюдений за птицами.

– Я знаю, что ситуация непрерывно меняется, – сказала она. – Может, вы могли бы зайти ко мне снова с картами и дать мне еще один урок?

Глаза его слегка остекленели.

– Вам бы этого хотелось?

– Конечно. Я сегодня во второй половине дня дома.

– После ленча, – сказал он. – Я приеду около двух. – Он отпустил ручной тормоз и поспешно уехал.

Джоанна Грей села на велосипед и поехала вниз по склону к основной дороге, Пэч побежала за ней. Бедный Генри. Она на самом деле очень к нему хорошо относилась. Совсем как ребенок, и так легко с ним справляться.

Полчаса спустя она съехала с прибрежной стороны и поехала по дамбе через пустынные болота, известные под названием Хобс Энд. Это был странный чуждый мир морских заливов, грязевых луж и простирающихся далеко барьеров из бледного тростника выше роста человека, населенный лишь птицами: кроншнепами, травниками и черными казарками, прилетевшими из Сибири зимовать на болотах.

На полпути по дамбе за покрытым лишаем каменным забором под сенью нескольких далеко отстоящих друг от друга сосен стоял вросший в землю коттедж. На вид еще достаточно крепкий, с хозяйственными пристройками и большим сараем, но окна выбиты, и от него веяло запустением. Дом смотрителя болот, которого с 1940 г. в нем не было.

Джоанна въехала на высокий гребень холма, покрытый соснами, слезла с велосипеда и прислонила его к дереву. За гребнем шли песчаные дюны. Широкая плоская отмель уходила при отливе в море на четверть мили. Вдалеке, по другую сторону эстуарии, виднелся мыс Поинт, изгибающийся, как длинный согнутый указательный палец, в изгибе которого были канальчики, песчаные банки и мели, во время прилива более опасные, даже смертельно, чем любое другое место у побережья Норфолка.

Она вытащила фотоаппарат и сделала снимки в разных ракурсах. Собака принесла ей палку и осторожно положила у ног. Джоанна нагнулась и ласково потрепала ей уши.

– Да, Пэч, – тихо сказала она. – Я думаю, что это место действительно очень хорошо подойдет.

Она швырнула палку за колючую проволоку, которая перекрывала выход на приливную полосу, и Пэч бросилась мимо столбика с объявлением: «Осторожно, мины». Благодаря Генри Уиллафби Джоанна твердо знала, что здесь нет ни одной мины.

Слева от нее был бетонный блокгауз с пулеметным гнездом, оба в полуразрушенном состоянии, а в промежутке между соснами находилась ловушка для танков, занесенная песком. Три года назад, после разгрома у Дюнкерка, здесь стояли солдаты, а год назад – бойцы местной обороны. Но сейчас никого не было.

В июне 1940 г. район на двадцать миль в глубину от Уоша до Райя был объявлен зоной обороны. На людей, постоянно живших здесь, никакие ограничения не распространялись, но у приезжих должна была быть веская причина для посещения этих мест. С тех пор все основательно изменилось, и теперь, три года спустя, практически никто не заботился о выполнении этих правил по той простой причине, что необходимости в этом больше не было.

Джоанна Грей снова наклонилась, чтобы потрепать уши собаке:

– Понимаешь, что это значит, Пэч? Англичане больше не ожидают вторжения.