Глава 12

На следующее утро, когда Девлин подъехал к дому Джоанны Грей, дождь все еще лил. Оставив мотоцикл у гаража, Девлин подошел к черному ходу. Джоанна открыла дверь сразу же и буквально втянула его внутрь. Она была еще в халате, лицо напряженное и обеспокоенное.

– Слава богу, Лайам. – Джоанна взяла его лицо в обе руки и потрясла. – Я почти не спала. В пять встала и пью то виски, то чай. Дьявольская смесь для такого раннего утра. – Она горячо поцеловала его. – Ну, мошенник, приятно видеть вас.

Собака отчаянно виляла хвостом, стремясь пролезть между ними. Джоанна Грей занялась готовкой, а Девлин встал перед огнем.

– Ну, как прошло? – спросила она.

– Нормально.

Он нарочно отвечал уклончиво, потому что весьма возможно ей не очень понравилось бы, как он провел дело.

Удивившись его ответу, Джоанна повернулась к нему:

– Они ничего не пытались сделать?

– Конечно, пытались. Но я убедил их, что не стоит.

– Стрельба была?

– Не потребовалось, – спокойно сказал он. – Одного взгляда на мой маузер оказалось достаточно. Английское преступное братство непривычно к огнестрельному оружию. В их стиле предпочитать бритвы.

Джоанна поставила на стол чай.

– Господи, англичане. Иногда они приводят меня в отчаяние.

– Я выпью за это, несмотря на ранний час. Где виски?

Джоанна принесла бутылку и два стакана.

– Конечно, позор пить в это время суток, но я вам составлю компанию. Что теперь делать?

– Ждать, – сказал Девлин, – мне нужно привести в порядок «джип» и все остальное. Вам придется выжать из сэра Генри все, что можно, до последнего. А вместе мы можем от нетерпения только кусать ногти на протяжении шести дней.

– Не знаю, – сказала она. – Мы всегда можем пожелать себе удачи. – Она подняла свой стакан: – Благослови вас бог, Лайам, и пошли вам долгую жизнь.

– И вас, любовь моя.

Она подняла стакан и выпила. А Девлину вдруг показалось, что внутри его повернули нож. В этот момент он отчетливо увидел, что вся эта чертова операция пойдет сикось-накось.

Очередной уик-энд совпал у Памелы Верекер с отпуском, который дали ей на тридцать шесть часов. Она освободилась с дежурства в семь утра, брат заехал за ней на машине в Пэнгборн. Приехав в дом священника, она поскорее сняла форму и надела галифе и свитер.

Несмотря на короткую передышку, позволившую ей отключиться от действительности – работы на базе тяжелых бомбардировщиков, она чувствовала себя раздраженной и очень усталой. После ленча Памела проехала шесть миль вдоль берега на велосипеде до фермы Мелтам Вейл, где арендатор, один из прихожан Верекера, держал трехлетнего жеребца, которому необходима была объездка.

Оказавшись за дюнами позади фермы, Памела пустила жеребца и поскакала по петляющей тропинке в зарослях утесника, взбираясь на высокую опушку леса. Она испытывала опьяняющее чувство, дождь бил в лицо, и на некоторое время Памела как бы вновь очутилась в другом, безопасном мире, мире ее детства, который окончился в четыре сорок пять утра первого сентября 1939 г., когда южная группировка армии генерала Герда фон Рунштедта вторглась в Польшу.

Памела въехала в лес по старой лесной дороге, жеребец замедлил шаг, приближаясь к вершине холма. Впереди дорогу преграждала упавшая от ветра сосна. Препятствие было невысоким, фута три, и молодой конь легко перепрыгнул его. Вдруг из зарослей справа навстречу Памеле поднялась фигура. Жеребец бросился в сторону. Ноги Памелы выскользнули из стремян, и она свалилась на бок. Куст рододендрона самортизировал ее падение, но на мгновение у нее перехватило дух, и она лежала, хватая воздух. Вокруг слышались голоса.

– Ну и идиот ты, Круковски, – сказал кто-то, – ты что хотел сделать, убить ее.

Голоса принадлежали американцам. Памела открыла глаза и увидела солдат в полевой форме и стальных касках. Возле нее на коленях стоял огромный сильный негр с нашивками главного сержанта на рукаве.

– Вы не ушиблись, мисс? – взволнованно спросил он.

Памела нахмурилась и покачала головой, почувствовав себя лучше.

– Вы кто?

Он дотронулся до каски, как бы отдавая честь:

– Гарви, главный сержант, Двадцать первая поисковая часть. Наша база на две недели для полевых учений – Мелтам Хауз.

В этот момент подъехал «джип». Водитель был офицером, это она могла точно сказать, но звание его ей было непонятно, потому что за время своей службы она мало имела дело с американскими военнослужащими. На офицере была пилотка и обычная, а не полевая форма.

– Что здесь происходит, черт побери? – требовательно спросил он.

– Лошадь сбросила леди, майор, – ответил Гарви, – Круковски выпрыгнул из кустов в неподходящий момент.

«Майор», – подумала Памела, удивляясь его молодости. Она с трудом поднялась на ноги.

– Я чувствую себя нормально, правда.

И тут же покачнулась. Майор взял ее под руку.

– Не думаю. Вы далеко живете, мэм?

– В графстве Стадли. Мой брат там приходской священник.

Майор твердой рукой повел ее к «джипу».

– Думаю, вам лучше поехать со мной. У нас на базе есть военный доктор. Мне бы хотелось убедиться, что вы ничего себе не сломали.

На его плече была эмблема с надписью «рейнджеры», и Памела вспомнила, что где-то ей приходилось читать, что это то же, что и британские «коммандос».

– В Мелтам Хауз?

– Простите, я должен представиться. Майор Гарри Кейн, прикомандированный к Двадцать первой части под командованием полковника Роберта Шафто. Мы здесь на полевых учениях.

– А, брат говорил мне, что поместье Мелтам сейчас используется для таких целей, – сказала она и закрыла глаза. – Простите, я ослабела.

– Расслабьтесь. Я довезу вас в одно мгновение.

У него был приятный голос. В высшей степени. Она чувствовала, что по какой-то непонятной причине ей не хватает воздуха. Памела откинулась на сиденье и постаралась сделать так, как он сказал.

Пять акров сада Мелтам Хауза были окружены типично норфолкской оградой из неотесанного камня футов восьми высотой. Для большей безопасности по верху ограды была натянута колючая проволока. Сам дом был средней величины, небольшой помещичий дом начала XVII века. Как и для ограды, в строительстве дома были использованы валуны. В архитектуре здания, особенно фронтона, чувствовалось влияние голландцев, характерное для того периода.

Гарри Кейн и Памела прошли мимо кустов к дому. Добрый час он водил ее по поместью, и она наслаждалась каждым мгновением.

– Сколько вас здесь?

– В настоящее время около девяноста. Большая часть солдат, конечно, в палатках в лагере, который я вам показал по ту сторону рощицы.

– Почему вы меня туда не сводили? Секретные учения или что-то в этом роде?

– Господи, ничего похожего, – он хихикнул. – Просто вы слишком хорошенькая.

По ступенькам террасы сбежал молодой солдат и подошел к ним. Он красиво отдан честь:

– Полковник вернулся, сэр. Главный сержант Гарви с ним.

– Очень хорошо, Эпплби.

Молодой человек снова откозырял Кейну и быстро ушел.

– Я думала, что американцы довольно расхлябанны, – сказала Памела.

Кейн усмехнулся:

– Вы не знаете Шафто. Я думаю, что слово «солдафон» придумано о нем.

Когда они поднялись на террасу, открылась стеклянная дверь, и навстречу им вышел офицер. Он смотрел на них, похлопывая хлыстом по колену, как бы полный беспокойной энергии животного. Памеле не надо было говорить, кто это. Кейн отдал честь:

– Полковник Шафто, позвольте представить вам мисс Верекер.

Роберту Шафто было сорок четыре года. Красивый, высокомерный мужчина, рыжий, в галифе и начищенных до блеска высоких сапогах. На нем была пилотка, сдвинутая на левую бровь, два ряда металлических ленточек над левыми нагрудными карманами выделялись ярким пятном. Возможно, самым притягательным в его наружности был кольт сорок пятого калибра с перламутровой рукояткой, который он носил в открытой кобуре на левом бедре.

Шафто дотронулся хлыстом до брови и торжественно сказал:

– Я чрезвычайно огорчен тем, что с вами случилось, мисс Верекер. Что я могу сделать, дабы загладить неловкость моих солдат?..

– Вы очень добры, – ответила Памела, – но майор Кейн любезно предложил мне довезти меня до дома, если вы, конечно, разрешите. Мой брат – священник в графстве Стадли.

– Это самое меньшее, что мы можем сделать.

Она хотела еще раз встретиться с Кейном, и похоже было, что есть только один верный способ.

– Завтра в доме брата у нас небольшая вечеринка. Ничего особенного. Придет несколько друзей на выпивку и сэндвичи. Я подумала, не приедете ли вы с майором Кейном?

Шафто колебался. Казалось, он подыскивает повод, чтобы отказаться, и она торопливо добавила:

– Будет сэр Генри Уиллафби, местный сквайр. Вы с ним знакомы?

Глаза Шафто загорелись:

– Нет, не имел удовольствия.

– Брат мисс Верекер был священником в Первой парашютной бригаде, – сказал Кейн. – Прыгал над Удной в Тунисе в прошлом году. Помните эту операцию, полковник?

– Конечно, – сказал Шафто, – это был ад. Ваш брат, молодая леди, должно быть, настоящий мужчина, раз он пережил это.

– Он был награжден «Военным крестом», – сказала Памела. – Я им очень горжусь.

– И правильно. Буду счастлив посетить завтра вашу небольшую вечеринку и иметь удовольствие познакомиться с ним. Подготовьте все, Гарри. – Он снова отдал честь, подняв хлыст. А теперь прошу прощения. Мне надо работать.

– Произвел впечатление? – спросил Памелу Кейн, когда они ехали по прибрежной дороге в «джипе».

– Не уверена, – ответила она. – Но согласна, довольно яркая фигура.

– Не то слово, – ответил он. – Шафто, как у нас говорят, боевой солдат. Он из тех парней, кто, бывало, вел своих солдат в атаку во Фландрии, вооруженный тросточкой. Как сказал тот французский генерал в Балаклаве: «Великолепно, но это не война».

– Другими словами, он головой не работает?

– Ну, с армейской точки зрения у него страшный недостаток: он не умеет слушаться приказов, от кого бы они ни исходили. Боевой Бобби Шафто – гордость пехоты. Выбрался из Батаана в апреле прошлого года, когда японцы заняли этот пункт. Единственная неприятность заключалась в том, что он оставил там пехотный полк. Это не очень понравилось Пентагону. Никто не захотел его взять, и его отправили в Лондон работать в штабе объединенных сил.

– И это ему не понравилось?

– Конечно. Он использовал это как первую ступеньку для новых славных подвигов. Узнал, что у англичан имеются небольшие поисковые отряды, которые ночью перебрасывают через Ла-Манш поиграть в бойскаутов, и решил, что американская армия должна иметь такие же команды. К сожалению, какой-то идиот в штабе тоже решил, что это хорошая идея.

– А вы? – спросила она.

Казалось, он пытается уйти от ответа:

– За последние девять месяцев солдаты Двадцать первой перебрасывались через Ла-Манш не менее четырнадцати раз.

– Невероятно.

– В их цели входило, – продолжал он, – уничтожение пустых маяков в Нормандии и нескольких аэродромов на необитаемых французских островах.

– По-моему, вы о Шафто невысокого мнения.

– Но великая американская публика – еще какого! Три месяца назад какой-то военный корреспондент в Лондоне, не знавший, о чем писать, услышал, что Шафто захватил экипаж плавучего маяка у берегов Бельгии. В нем было шестеро, и так как они оказались немецкими солдатами, то выглядело это все очень хорошо, особенно снимки судна, входящего в Дувр в дымке рассвета. На судне – Шафто со своими парнями, каска набекрень, у пленников вид испуганный. Прямо сцена из фильма. – Кейн покачал головой. – Какой успех эта картинка имела в Америке! Рейнджеры Шафто! «Лайф», «Колльерс», «Сатурдай ивнинг пост» – какой журнал ни возьми, Шафто там обязательно. Народный герой! Два «Креста за боевые заслуги», «Серебряная Звезда с Дубовым листом». Все, кроме медали "За отвагу конгресса, но и ее он получит, даже если для этого ему придется перебить нас всех, кто участвует в этих операциях.

Памела решительно спросила:

– Вы зачем вступили в этот отряд, майор Кейн?

– Надоело сидеть за столом, – сказал он, – это, пожалуй, лучшее объяснение. По-моему, я бы пошел на все, чтобы избавиться от канцелярии, – что и сделал.

– Значит, вы еще не принимали участия в рейдах?

– Нет, мэм.

– Тогда, я думаю, вам надо дважды подумать, прежде чем так легко отзываться о действиях храброго человека, особенно с командной высоты письменного стола.

Кейн съехал на обочину, остановил машину и повернулся к ней, весело улыбаясь:

– Эй, это мне нравится. Можно, я запишу ваши слова, чтобы употребить их в великом романе, который мы, журналисты, вечно собираемся написать?

– Черт вас побери, Гарри Кейн.

Памела шутливо замахнулась на него, а он вытащил из кармана пачку «Кэмел» и вытряхнул сигарету:

– Лучше закурите. Успокаивает нервы.

Она взяла сигарету, он поднес огонь, и она глубоко затянулась, глядя поверх соленого болота на море.

– Простите, я, возможно, реагирую слишком сильно, но война стала для меня очень личным делом.

– Ваш брат?

– Не только. Моя работа. Когда я дежурила вчера днем, то услышала позывные пилота-истребителя. Сильно подбитого в боях над Северным морем. Самолет горел, а пилота заклинило в кабине. Он кричал все время, пока падал.

– Вначале казалось, что день такой хороший! А сейчас вдруг все изменилось, – сказал Кейн.

Он взялся за руль, и Памела импульсивно положила свою руку на его руку:

– Простите, правда, простите.

– Ничего.

На лице ее выразилось удивление:

– Что у вас с пальцами? Несколько пальцев скрючены. Ваши ногти... Господи, Гарри, что с вашими ногтями?

– А, это... – бросил он. – Кто-то их сорвал.

Памела смотрела на него с ужасом.

– Это... это немцы, Гарри? – прошептала она.

– Нет. – Кейн включил мотор. – Это были французы, работавшие, конечно, по ту сторону. Одно из самых удручающих открытий, по моим наблюдениям, – это то, что мир состоит из самых разных людей.

Он криво улыбнулся, и они поехали.

Вечером того же дня в отдельной палате частной лечебницы в Астоне Вену Гарвальду стало значительно хуже. В шесть часов он потерял сознание. Только через час это заметили. Было уже восемь, когда приехал доктор Дас в ответ на настойчивые звонки сестры, и больше десяти, когда пришел Рубен и увидел состояние брата.

По поручению Бена Рубен находился в гараже, куда привез катафалк и гроб, взятые в похоронном бюро, которое также было одним из многочисленных предприятий братьев Гарвальд. Несчастного Джонсона сожгли в частном крематории, в котором у них тоже был интерес – ведь не впервой им было избавляться таким образом от неудобного трупа.

Лицо Бена было в поту, он стонал и метался. В палате стоял неприятный запах гниющего мяса. Когда Дас разбинтовал колено, Рубен, взглянув, отвернулся. Страх подкатил к его горлу как желчь.

– Бен, – прошептал он.

Гарвальд открыл глаза. Казалось, в первое мгновение он не узнал брата. Потом, слабо улыбнувшись, спросил:

– Сделал, Рубен, малыш? Избавился от него?

– Пепел к пеплу, Бен.

Гарвальд закрыл глаза. Рубен повернулся к Дасу:

– Очень плохо?

– Очень. Похоже на гангрену. Я предупреждал его.

– О, господи, – сказал Рубен. – Я знал, что его надо было отправить в госпиталь.

Глаза Бена открылись и лихорадочно заблестели. Он схватил брата за руку:

– Никакого госпиталя, слышишь? Ты что хочешь сделать? Дать этим чертовым полицейским щелку, которую они безуспешно ищут годы?

Он откинулся на подушки, закрыв глаза. Дас сказал:

– Есть один шанс. Лекарство пенициллин. Слышали о нем?

– Конечно. Говорят, оно творит чудеса. На черном рынке стоит целое состояние.

– Да, в подобных случаях оно действительно творит чудеса. Вы можете достать? Сегодня, сейчас?

– Если оно есть в Бирмингеме, вы его получите в течение часа. – Рубен подошел к двери. – Но если он умрет, вы последуете за ним. Я обещаю.

Он вышел, и дверь за ним захлопнулась.

В этот момент в Ландсвоорте «дакота» оторвалась от взлетной полосы и повернула к морю. Герике времени зря не терял. Он поднял самолет до тысячи футов, заложил правый вираж и полетел к берегу, теряя высоту. Штайнер и его команда приготовились к прыжку. Они были в полном боевом облачении британских парашютных войск, оружие и снаряжение сложены в подвесные мешки на английский манер.

– Внимание! – приказал Штайнер.

Команда стояла в затылок, зацепив карабин парашюта за фал вытяжного парашюта, проверяя, хорошо ли подтянуты ремни у впереди стоящего. Штайнер присматривал за Гарви Престоном, последним в цепочке. Англичанин дрожал. Штайнер чувствовал это, когда подтягивал его ремни.

– Пятнадцать секунд, – сказал он. – Времени у вас немного, понятно? И зарубите себе на носу: если вы собираетесь ломать ноги, то только здесь, а не в Норфолке.

Все рассмеялись. Штайнер подошел к началу цепочки, и Риттер Нойманн проверил его ремни. Как только над головой замигала красная лампочка, Штайнер открыл люк. Все услышали неожиданный рев ветра.

Герике сбавил газ и пошел на снижение. Был отлив, и широкие мокрые песчаные отмели светлели при лунном свете, простираясь до бесконечности. Сидящий рядом с Герике Бомлер напряженно следил за альтметром.

– Пора! – закричал Герике.

Над головой Штайнера вспыхнул зеленый свет, и он похлопал Риттера по плечу. Молодой старший лейтенант, а за ним и вся команда быстро прыгали вниз. Но Престон стоял, приоткрыв рот и уставившись в ночь.

– Пошел! – крикнул Штайнер и схватил его за плечо.

Престон вырвался, держась за стальную стойку. Он покачал головой, беззвучно шевеля губами.

– Не могу! – наконец, выдавил он. – Не могу!

Штайнер дал ему пощечину, схватил за правую руку и швырнул к открытому люку. Престон уцепился обеими руками. Штайнер пнул его ногой в зад и выбросил в люк. Затем прыгнул сам.

Когда прыгаешь с высоты четырехсот футов, не успеваешь испугаться. Престон почувствовал, что перекувыркнулся, затем ощутил внезапный рывок, щелчок парашюта – и повис, раскачиваясь, под зонтиком цвета темного хаки.

Картина была фантастической. Бледная луна на горизонте, плоский мокрый пляж; кремовая линия прибоя. Престон ясно видел у пирса торпедный катер, людей, наблюдавших за парашютистами, и дальше на песке ряд смятых парашютов, которые собирали приземлившиеся. Он посмотрел вверх, увидел над собой слева Штайнера, и ему показалось, что тот спускается очень быстро.

Вещевой мешок, болтавшийся на фале, прикрепленном к поясу, ударился с громким звуком о песок, предупреждая Престона приготовиться. Он опустился жестко, слишком жестко, перевернулся и – о, чудо! – оказался на ногах, а парашют вздымался в лунном свете, как таинственный бледный цветок.

Престон сделал движение, чтобы, как его учили, свернуть парашют, и вдруг замер на четвереньках, объятый огромной радостью, чувством могущества, подобного которому он никогда в жизни не испытывал.

– Я прыгнул! – громко крикнул он. – Я утер нос этим ублюдкам. Я прыгнул! Прыгнул! Прыгнул!

В лечебнице в Астоне Бен Гарвальд неподвижно лежал на кровати. Рядом с ним стоял Рубен и наблюдал, как доктор Дас проверяет стетоскопом, бьется ли сердце Бена.

– Ну как? – требовательно спросил Рубен.

– Еще жив, но это уже конец.

Приняв решение, Рубен схватил Даса за плечо и швырнул к двери:

– Немедленно вызовите скорую помощь. Я отвезу его в госпиталь.

– Но это значит, что придет полиция, мистер Гарвальд, – сказал Дас.

– А мне все равно, – прохрипел Рубен. – Я хочу, чтобы он жил, понятно? Это ведь мой брат! А ну, двигайся!

Он открыл дверь и вытолкнул Даса. Когда вернулся к кровати, на глазах у него были слезы.

– Обещаю тебе одно, – запинаясь, сказал он, – я заставлю этого коротышку, ирландского ублюдка, поплатиться за все, даже если это будет последнее, что я сделаю.

Глава 13

Из своих сорока пяти лет Джек Роган прослужил в полиции почти четверть века, достаточно долгий срок, когда работаешь в три смены и чувствуешь нелюбовь соседей. Но такова участь полицейского, что и следовало ожидать, как он часто говорил жене.

Было девять тридцать во вторник, второго ноября, когда Роган вошел в свой кабинет в Скотланд-Ярде. По правилам ему не надо было приходить. Проведя долгую ночь в Масуэлл Хилле, где он допрашивал членов ирландского клуба, он имел право поспать несколько часов, но сегодня надо было немного разобраться с бумагами.

Не успел Роган сесть за стол, как раздался стук в дверь, и вошел его помощник, детектив-инспектор Фергус Грант. Грант был младшим сыном вышедшего в отставку полковника индийской армии. Закончил Уинчестер и Гендонский полицейский колледж, представитель нового поколения, призванного революционизировать полицию. Несмотря на это, они с Роганом хорошо сработались.

Роган сделал предупредительный жест:

– Фергус, я хочу только подписать несколько писем, выпить чашку чая и уехать домой спать. Ночь была адская.

– Знаю, сэр, – сказал Грант. – Но дело в том, что мы получили довольно необычное донесение от полиции города Бирмингема. Я подумал, что оно может вас заинтересовать.

– Именно меня или ирландскую секцию?

– И вас и секцию.

– Ладно. – Роган откинулся на стуле и начал набивать трубку табаком, беря его из потертого кожаного кисета. – Читать мне не хочется, поэтому перескажите.

– Слышали ли вы, сэр, о человеке по имени Гарвальд?

Роган помолчал.

– Вы имеете в виду Бена Гарвальда? Он многие годы доставлял нам неприятности. Самый крупный мошенник в центральных графствах Англии.

– Он умер сегодня рано утром. Гангрена от пистолетной раны. В госпиталь попал слишком поздно.

Роган зажег спичку:

– Есть у меня знакомые, которые могли бы сказать, что это лучшая новость за многие годы, но каким боком это касается нас?

– Правую коленную чашечку ему прострелил ирландец.

Роган уставился на него:

– Это уже интересно. Обычное наказание, применяемое ИРА, когда кто-нибудь пытается обмануть. – Он выругался, когда спичка в левой руке прогорела до пальцев, и бросил ее. – Как звали ирландца?

– Мерфи, сэр.

– Возможно. Что-нибудь еще?

– У Гарвальда есть брат, который так убит его смертью, что раскололся совсем. Он хочет, чтобы друга Мерфи взяли под ноготь.

Роган кивнул:

– Придется посмотреть, можем ли мы ему сослужить эту службу. А в чем дело?

Грант рассказал ему подробности. Роган нахмурился:

– Армейский грузовик, «джип», краска цвета хаки? Для чего ему все это нужно?

– Может, сэр, собираются напасть на армейский лагерь, чтобы захватить оружие?

Роган подошел к окну:

– Нет, этого я не принимаю без убедительных доказательств. Они не способны осуществить такой план, и вы это знаете. – Он вернулся к столу. – Мы перебили хребет ИРА здесь, в Англии, и в Ирландии. Люди де Валера интернировали большинство из них в лагеря. – Он покачал головой. – Подобная операция в нынешней обстановке бессмысленна. А что говорит об этом брат Гарвальда?

– Он считает, что Мерфи подготавливает налет на воинский склад или что-то в этом роде. Вы ведь знаете такие дела? Въезжают переодетые солдатами на армейском грузовике...

– И выезжают с виски и сигаретами на пятьдесят тысяч фунтов. Это уже было, – сказал Роган.

– Значит, Мерфи еще один вор такого рода, сэр? Что подсказывает вам интуиция?

– Я бы согласился с этим предположением, если бы не пуля в коленной чашечке. Чистая ИРА, и в то же время нутром чувствую, что здесь что-то другое, Фергус. Думаю, мы можем выйти на что-то.

– Хорошо, сэр, что будем делать?

Роган подошел к окну, обдумывая план. За окном стояла обычная осенняя погода: по крышам ползли клочья тумана с Темзы, с плафонов падали капли дождя. Он обернулся:

– Я знаю одно. Этим должен заниматься не Бирмингем. Вы лично займитесь этим делом. Возьмите машину и поезжайте туда сегодня. Захватите с собой картотеки, фотографии – все. Всех известных членов ИРА. Может, Гарвальд покажет нам, кто это.